Чтобы дотащить до лагеря тушу бизона, пришлось прибегнуть к помощи двух лошадей.
   Индейцы охотятся за бизоном, густая грива которого похожа на львиную, потому что шкура животного служит и постелью и одеялом в вигваме и ценится довольно высоко. Что касается мяса, то туземцы нарезают его длинными тонкими полосками, сушат на солнце и питаются им, когда истощаются все припасы.
   Обычно европейцы едят только бизоний язык — это до некоторой степени деликатес, но персонал маленькой труппы не был разборчив. Корнелия так сумела приготовить мясо бизона, что оно всем понравилось; его хватило не на один обед. Что касается языка, то каждому достался маленький кусочек этого лакомого блюда, и все нашли, что вкуснее его быть ничего не может.
   В первые две недели путешествия по Колумбии не случилось ничего особенного. Затем погода стала меняться. Наступило время, когда дожди могли если не помешать путешествию, то, во всяком случае, сильно задержать его.
   Надо было опасаться, что Фрейзер выйдет из берегов. Это могло бы поставить «Красотку» не только в тяжелое, но и в опасное положение… К счастью, когда начались дожди, вода в реке, хотя и сильно прибыла, но не вышла из берегов и долины не затопила. Поэтому повозка продвигалась вперед, впрочем — очень медленно, потому что колеса вязли в размокшей почве. Семья акробатов укрылась под плотной и крепкой крышей «Красотки», как укрывалась много раз и прежде во время грозы или бури.

Глава седьмая
ЧЕРЕЗ КАРИБУ

   — Вот Карибу, отец, — сказал Жан. — Но, быть может, ты не знаешь, что такое Карибу?
   — И не подозреваю, — отвечал Каскабель. — Впрочем, это, вероятно, какое-нибудь животное?..
   — Животное? — вскричала Наполеона. — А оно большое?.. Страшное?.. Кусается?..
   — Это не животное, а название страны, — отвечал Жан. — Это золотая страна — Эльдорадо Колумбии. Сколько в ней богатств и скольких она обогатила!..
   — Многих она и разорила, вероятно, — заметил Каскабель.
   — Совершенно верно, — ответил Жан, — и разоренных было гораздо больше, чем разбогатевших. А между тем, на некоторых приисках добывалось около двух тысяч марок золота в день. В одном месте Карибу, в долине Вильям-крик, его подбирали прямо руками. Но как ни много было золота в этой золотоносной стране, все же его не хватило на то громадное количество золотоискателей, которые нахлынули со всех сторон. Вследствие чрезмерного наплыва золотоискателей жизнь страшно вздорожала, хлеб дошел до доллара за фунт. Начались эпидемии. И многие вместо богатства нашли здесь болезнь и нищету, а часто и смерть. Одним словом, в Карибу повторилась та же история, которая разыгралась несколько лет назад в Австралии и в Калифорнии.
   — Папа, а ведь хорошо было бы найти на дороге большой кусок золота? — сказала Наполеона, воображение которой сразу разыгралось.
   — А что бы ты, детка, стала с ним делать?
   — Что делать? — вмешалась Корнелия. — С золотом всегда найдется, что делать.
   — Ну что же, поищем, — сказал Гвоздик, — может быть, мы и найдем его, если только…
   — Если только золото здесь еще есть, ты это хотел сказать? — засмеялся Жан. — Нет, голубчик, не надейся. Касса опустошена… совершенно…
   — Ну, это мы еще посмотрим! — заметил Сандр.
   — Довольно, дети! — вмешался Каскабель. — Я запрещаю вам обогащаться таким способом! Подбирать золото на английской земле, фи! Прибавьте шагу, чтобы поскорее пройти эту страну. Не поднимать ни одной крупинки золота, даже если бы нам попался слиток величиною с голову Гвоздика! Нам надо скорее добраться до границы, скорее отрясти пыль с наших ног, чтобы не захватить с собою и соринки с английской земли!
   Цезарь Каскабель оставался верен себе во всем. Но он напрасно тревожился. Было маловероятно, чтобы кто-нибудь нашел даже крупинку золота, а не то что слиток.
   Тем не менее, несмотря на строгое запрещение, взгляды всех пытливо устремлялись на дорогу. Наполеоне и, в особенности, Сандру в каждом булыжнике мерещился самородок. А почему бы и нет? Ведь Северная Америка по количеству золотых россыпей занимает первое место в мире. Потом уже идут Австралия, Россия, Венесуэла, Китай…
   Между тем начался дождливый сезон. Каждый день шли проливные дожди, и дороги становились все труднее и труднее.
   Проводник торопил путешественников. Он боялся, что речки и ручьи, впадающие во Фрейзер, разольются. Как тогда переправляться через них, в особенности там, где нельзя будет найти брод? Тогда «Красотке» пришлось бы останавливаться где-нибудь на несколько недель и пережидать дождливый сезон. Поэтому надо было возможно скорее выбраться из долины Фрейзера.
   Говорили, что здешних туземцев нечего было бояться, с тех пор как чилликоты перекочевали к западу. Но зато здесь было много хищных зверей, особенно медведей, встреча с которыми далеко не безопасна.
   Сандру пришлось испытать это на себе.
   Это было днем 17 мая. Семья сделала привал в пятидесяти шагах от ручья, который перешли вброд.
   Так как предполагалась двухчасовая остановка, то Жан пошел вперед с целью поохотиться, а Сандр, несмотря на запрещение отходить от лагеря, незаметно перебрался через ручей и пошел по дороге, которую только что проехали. С ним ничего не было, кроме веревки, длиной около четырех метров, которую он обмотал себе вокруг пояса.
   У шалуна была своя цель. Он заметил птицу с блестящими разноцветными перьями и решил проследить ее до гнезда, а там с помощью веревки влезть на дерево и достать эту птицу.
   Удаляясь от лагеря, Сандр поступил крайне неосторожно, тем более, что собиралась гроза. Но разве можно остановить мальчика, который гонится за птицей?
Но разве можно остановить мальчика…
   По левую сторону ручья начинался густой лес, и птица, точно поддразнивая мальчика, перепархивала с ветки на ветку все дальше и дальше, завлекая шалуна в глубину леса.
   Увлекшись погоней, Сандр совершенно забыл, что «Красотка» остановилась всего на два часа. Не прошло и двадцати минут с тех пор, как он покинул лагерь, а он уже углубился больше чем на два километра в чащу леса.
   Здесь совсем не было дороги. Птица с веселым щебетаньем перелетала с дерева на дерево, а Сандр прыгал за ней точно дикая кошка.
   Но все его усилия не приводили ни к чему. В конце концов птица исчезла в чаще.
   — А ну ее к черту! — решил Сандр, обескураженный неудачей.
   Случайно подняв голову, он увидел, что небо покрыто тучами, и начали вспыхивать молнии.
   «Пора идти назад, — подумал мальчик. — Что-то скажет отец?»
   В эту минуту он увидал на земле камень странной формы, величиною с еловую шишку. На поверхности камня искрились какие-то металлические блестки.
   Сандр вообразил, что это слиток золота, с радостным криком схватил камешек и спрятал в карман. Он решил, что будет пока молчать о своей находке.
   Едва успел Сандр опустить в карман свой драгоценный самородок, — гроза разразилась со страшной силой. Еще не успел затихнуть первый раскат грома, как вблизи раздалось рычание.
   В двадцати шагах от мальчика из чащи поднялся огромный медведь из породы гризли.
   Как ни был смел Сандр, но он моментально принялся улепетывать во все лопатки, стараясь скорее добежать до ручья. Медведь бросился за ним.
   Если бы только Сандру удалось достигнуть ручья, переправиться на другую сторону и добежать до своих, он был бы спасен. Там сумели бы помешать медведю перейти через ручей; пожалуй, даже меткая пуля свалила бы животное, и из его шкуры вышел бы чудесный ковер к кровати. Но дождь лил, как из ведра, ослепительные молнии прорезывали небо, и страшные раскаты грома не умолкали ни на минуту. Сандр промок до костей, и мокрая одежда мешала ему быстро бежать. Ноги скользили, и он несколько раз чуть не упал, а это было бы для него гибелью. Но все-таки мальчик бежал так быстро, что расстояние между ним и медведем почти не уменьшалось. Через четверть часа он был у ручья.
   Но здесь ждало его непреодолимое препятствие.
   Ливень превратил ручей в бурный поток, вырывавший на своем пути целые деревья. С бешеным ревом катились волны, вода поднялась до краев берега. Кинуться в этот поток — значило идти на верную гибель, без малейшей надежды на спасение.
   Сандр боялся оглянуться. Он чувствовал, что медведь гонится за ним по пятам и уже настигает его. Уже «Красотка» виднелась под деревьями, но не было возможности дать своим какой-нибудь сигнал.
   Инстинкт подсказал ему единственное средство к спасению.
   В пяти шагах от мальчика рос большой кедр, нижние ветви которого нависли над ручьем.
   В мгновение ока Сандр вскарабкался на дерево с присущей ему ловкостью. Обезьяна — и та могла бы позавидовать тому, как цеплялся за сучки и ветви маленький акробат и как быстро достиг он верхушки дерева. Здесь он был спасен, — но, увы, не надолго.
   Медведь остановился на мгновение у подножия дерева, потом тоже начал карабкаться на него.
   Но Сандр и тут не потерял присутствия духа. Разве он не был достойным сыном знаменитого Каскабеля, который умел выходить целым и невредимым из всяких передряг?
   Надо было сойти с дерева. Но как?.. Переправиться через поток? Каким способом?.. Ручей так вздулся, что вода уже затопила правый берег, где расположился лагерь!
   Звать на помощь было бесполезно. Разве можно было услышать крик среди такого грохота? Наконец, если бы даже Каскабель, Жан или Жирофль вздумали искать мальчика, то вряд ли они станут искать его за ручьем, а скорее пойдут вперед. Могло ли им прийти в голову, что Сандр перешел обратно через ручей?
   А медведь лез на дерево… медленно, но лез, и скоро должен был достигнуть ветки, на которой уселся верхом Сандр…
   В эту минуту шалуну пришла в голову удачная мысль. Заметив, что одна из ветвей дерева свесилась над ручьем метра на три, он быстро развернул веревку, обмотанную вокруг его пояса, сделал петлю и, накинув ее на конец этой ветки, начал притягивать к себе, пока она не стала почти совсем горизонтальной.
   Сделано это было очень ловко, быстро и с полным присутствием духа.
   Между тем медведь уже был близко.
   Он достиг сука, на котором сидел Сандр. Еще немного — и страшное животное доберется до мальчика…
   В это мгновение Сандр уцепился за конец притянутой им ветки и выпустил веревку. Ветвь вытянулась, как отпущенная пружина, и увлекла за собою мальчика.
   Точно камень, пущенный из древней катапульты, [32]перевернулся маленький акробат в воздухе над ручьем и упал на противоположный берег, в то время как медведь с удивлением смотрел на улетевшую от него добычу.
   — Ну и шалун!
   Такими словами встретил проказника Каскабель, подошедший в эту минуту с Жаном и Гвоздиком к берегу ручья, после того как он проискал понапрасну мальчика возле лагеря, совсем в другой стороне.
   — Шалун! — повторил Каскабель. — Как ты нас напугал.
   — Надери мне, папа, уши, — ответил Сандр, — я это вполне заслужил.
   Но, вместо того, чтобы драть за уши, Каскабель поцеловал шалунишку в обе щеки.
   — В другой раз ты не смей этого делать, а не то…
   — А не то ты поцелуешь меня опять? — рассмеялся Сандр.
   — А славно попался мой Мишка! Посмотри, какой у него глупый вид!
   Жану очень хотелось убить медведя, который уже успел слезть с дерева, но нечего было и думать о преследовании. Вода прибывала, и надо было скорее уезжать отсюда. Поэтому все четверо быстро пошли к «Красотке».

Глава восьмая
В ДЕРЕВНЕ МОШЕННИКОВ

   Неделю спустя, 26 мая, повозка достигла верховьев Фрейзера. Хотя дождь лил не переставая, и днем и ночью, проводник уверял, что теперь уже скоро конец дождливому сезону.
   Обогнув истоки реки, где местность была довольно гористой, «Красотка» круто повернула на запад.
   Еще несколько дней пути, и семья будет на границе Аляски.
   За последнюю неделю путешественники не встретили не только какого-нибудь поселка, но даже простой хижины. Проводник Ро-Но отлично знал страну, и им были очень довольны.
   В этот день Ро-Но предупредил Каскабеля, что если тот желает, то можно остановиться отдохнуть в деревне, находящейся недалеко. Он советовал остановиться на сутки, чтобы дать отдых лошадям, которые сильно утомились за последнее время.
   — А что это за деревня? — спросил Каскабель, недоверчиво относившийся к населению Колумбии.
   — Деревня Мошенников, — ответил проводник.
   — Деревня Мошенников? — вскричал Каскабель.
   — Да, — сказал Жан, — на карте стоит именно это название.
   — Ладно, ладно, — заметил Каскабель, — по-моему, это прекрасное название для деревни, если в ней живут англичане, будь их там хоть пять-шесть человек.
   Вечером «Красотка» остановилась у въезда в деревню. Теперь до границы, отделяющей Аляску от Колумбии, оставалось дня три пути.
   В деревне Мошенников жили индейцы и между ними несколько англичан, частью охотников по профессии, частью любителей, приезжавших туда лишь на охотничий сезон.
   В числе офицеров гарнизона Виктории, находившихся в это время здесь, был некий баронет Эдуард Турнер, высокомерный, грубый и дерзкий, один из тех джентльменов, которые воображают, что им все позволительно потому только, что они англичане. Само собою разумеется, что он презирал французов не меньше, чем Каска-бель ненавидел англичан.
   В тот вечер, когда труппа остановилась на отдых, Жан в сопровождении Сандра и Гвоздика отправился за провизией. В это время собаки баронета встретились недалеко от «Красотки» с Ваграмом и Маренго, которые, очевидно, разделяли антипатию своего хозяина: и вот между ищейкой и пуделем, с одной стороны, и английскими пойнтерами, с другой, началась такая грызня, что клочья шерсти полетели кругом.
   Сэр Эдуард Турнер, живший на краю деревни, услыхав шум, выбежал и начал хлыстом отгонять собак Каскабеля.
   Акробат бросился к месту драки и вступился за своих собак.
   Сэр Эдуард Турнер, отлично говоривший по-французски, сразу понял, с кем имеет дело. Это не помешало ему крайне дерзко выразиться о всех французах вообще и о «циркачах» в частности.
   Можно представить себе, как вспылил Каскабель; но моментально сообразив, что если поднимется какая-нибудь история, в особенности на английской земле, то это может задержать путешествие, он сказал баронету довольно сдержанным тоном:
   — Ваши собаки, сэр, первые начали драку с моими.
   — Ваши собаки, — с усмешкой возразил баронет, — собаки жалкого фигляра. Они только и годятся на то, чтобы порядочные собаки их кусали, а люди — били.
   — Ваши слова недостойны джентльмена, — сказал Каскабель, все еще сдерживаясь.
   — Все-таки это единственный ответ господам, подобным вам.
   — Милостивый государь, до сих пор я был с вами вежлив, а вы… вы выказали себя невежей.
   — Берегитесь!.. Как смеете вы отвечать так баронету, сэру Эдуарду Турнеру!..
   Каскабель весь побледнел. С загоревшимися глазами и сжатыми кулаками он двинулся было на баронета, но в эту минуту подбежала Наполеона.
   — Папочка, пойдем… мама тебя зовет, — сказала девочка.
   — Сейчас, — отвечал Каскабель, — скажи маме, что я приду, только вот проучу этого джентльмена. Иди, Наполеона!
   Услыхав это имя, баронет презрительно засмеялся.
   — Наполеона! — передразнил он. — Наполеона — это девчонка! Уж не в честь ли того чудовища…
   Каскабель, скрестив руки, вплотную подступил к баронету.
   — Вы меня оскорбляете! — крикнул он.
   — Я?.. Вас?..
   — Да, меня. Вы оскорбляете полководца, который одним глотком проглотил бы ваш остров, если бы только высадился на него.
   — Неужели?
   — Да, проглотил бы его, как устрицу!..
   — Он?.. Жалкий авантюрист!.. — воскликнул баронет и, встав в позу боксера, приготовился защищаться.
   — Вы меня оскорбляете, господин баронет, и должны за это ответить.
   — Отвечать циркачу?..
   — Оскорбив циркача, вы сравняли себя с ним!.. И мы будем биться на чем вам угодно — на шпатах, на пистолетах, на саблях, хоть на кулачках, мне все равно.
   — Почему не на пузырях, как ваши клоуны?..
   — Защищайтесь!..
   — Да наконец, разве с циркачами дерутся?
   — Дерутся! — вскричал Каскабель вне себя от ярости. — Дерутся, а кто отказывается с ними драться, того они бьют.
   И, не думая о том, что противник его должен иметь преимущество над ним, как превосходный боксер, Каскабель кинулся на англичанина.
   В этот момент прибежала Корнелия. Прибежали и офицеры, сослуживцы сэра Эдуарда Турнера, его компаньоны по охоте, решившие не допустить его до унизительной, по их мнению, борьбы со «всяким», и принялись осыпать ругательствами всю семью Каскабель.
   Корнелия слушала спокойно, по крайней мере наружно, и только бросала далеко не кроткие взгляды на оскорбителя своего мужа. Но видя, что к месту ссоры подходят Жан, Сандр и Жирофль и что ссора грозит перейти в общую драку, она закричала:
   — Цезарь, дети, живо домой!
   Это было произнесено таким тоном, что никто не посмел ослушаться.
   Но какой вечер провел Каскабель! Гнев так и кипел в нем. Как, оскорбить его, оскорбить великого полководца Наполеона? И оскорбитель — англичанин! Нет, этого оставить так нельзя! Он пойдет и будет драться с ним, со всеми его товарищами и, если надо, со всеми мошенниками этой деревни Мошенников! И дети пойдут с ним! И Гвоздик!
   Корнелии стоило много труда успокоить разбушевавшиеся страсти. Она вполне сознавала, что с мужем поступили возмутительно, но, не желая больших осложнений, удерживала всех дома.
   Когда Каскабель выразил намерение пойти «закатить плюху» англичанину, она твердо ответила:
   — Я это запрещаю тебе, Цезарь!
   Каскабель ворчал, но должен был покориться.
   Корнелия с понятным нетерпением дожидалась утра, чтобы возможно скорее уехать из этой проклятой деревни. Она чувствовала, что успокоится только тогда, когда семья уедет на несколько миль к северу. Желая быть вполне уверенной в том, что никто не улизнет ночью, чтобы померяться силою с врагами, она заперла двери «Красотки» и осталась сторожить снаружи.
   На другой день, 27 мая, Корнелия подняла всех в три часа утра. Она хотела уехать, пока в деревне все спали — и англичане и индейцы. Это было лучшим средством помешать столкновению.
   Но при этом сама Корнелия была очень взволнованна. Глаза горели, щеки пылали. Она, видимо, торопилась уехать и поминутно делала выговоры за мешкотность и мужу, и сыновьям, и Гвоздику.
   — Во сколько дней мы доедем до границы? — спросила она у проводника.
   — В три дня, если нас ничто не задержит, — отвечал Ро-Но.
   — Скорее в путь! И главное, чтобы никто не увидел, что мы уезжаем.
   Но нельзя было рассчитывать, что Каскабель уедет из деревни, проглотив оскорбление и не отплатив англичанину.
   — Вот что значит ехать по земле Джон-Буллей! — заявил он.
   Ему очень хотелось пройтись перед отъездом по деревне и хоть взглянуть на тот дом, где находился сэр Эдуард Турнер, но он не посмел ослушаться жены, которая не спускала с него глаз.
   — Ты куда, Цезарь?.. Останься здесь, Цезарь!.. Не ходи, Цезарь!..
   Только это и слышал Каскабель. Ни разу в жизни не находился достойный глава семьи в такой степени зависимости от своей жены.
   Наконец приготовления к отъезду закончились, лошади были запряжены. В четыре часа утра, усадив мужа, дочь, сыновей, собак, обезьяну и попугая в повозку, Корнелия сама взялась за вожжи, отправив вперед проводника и Гвоздика, и «Красотка» вновь отправилась в путь.
   Через четверть часа деревня Мошенников скрылась из глаз за окружавшими ее большими деревьями. Рассвет едва брезжил, кругом стояла тишина. Ни одного человека не виднелось на тянувшейся к северу равнине…
   Через некоторое время, когда Корнелия окончательно убедилась, что отъезд их из деревни не привлек ничьего внимания и что ни англичане, ни индейцы не собираются преследовать их, она свободно перевела дух.
   Это немного обидело ее мужа.
   — Разве ты так боялась этих людей, Корнелия? — спросил он.
   — Очень боялась, — коротко ответила она.
   Три дня проехали они без всяких приключений. Как проводник обещал, «Красотка» счастливо переехала границу Аляски и остановилась на отдых.
   Оставалось расплатиться с индейцем и поблагодарить его за усердную и верную службу. Ро-Но распрощался с членами маленькой труппы, растолковав им, как ближе добраться до Ситки, главного города русских владений.
   Казалось, что теперь Каскабель, чувствовавший себя скверно на английской земле, мог бы вздохнуть свободно. Но он все еще находился в угнетенном состоянии и не мог забыть перенесенного оскорбления. Наконец он не выдержал и обратился к жене:
   — Отпусти меня назад! Я до тех пор не успокоюсь, пока не расквитаюсь с этим милордом.
   — Это уже сделано, — ответила Корнелия.
   Действительно, она расквиталась с англичанином, и еще как!
   Ночью, когда все спали, Корнелия прокралась к дому баронета, подстерегла его; когда он вышел на охоту, и издали последовала за ним. Лишь только англичанин вошел в лес, как «первый приз на конкурсе в Чикаго» задал ему такую трепку, что его подобрали — уже днем — еле живым, и вряд ли у него успели скоро зажить следы встречи с этой любезной дамой.

Глава девятая
НЕ ПРИКАЗАНО

   Аляска лежит на северо-западе Северной Америки, между пятьдесят вторым и семьдесят вторым градусом северной широты. Ее пересекает северный полярный круг, пролегающий как раз по Берингову проливу.
   Взгляните повнимательнее на карту, и вы различите довольно ясно, что очертания берегов Аляски напоминают профиль человеческого лица. Между мысом Лиссабонским и мысом Барро идет линия лба; глазная впадина — залив Коцебу; мыс принца Уэльского — нос; бухта Нортона — рот и, наконец, Аляска представляет собой характерную длинную бороду. Дальше в море идут Алеутские острова. Что касается головы, то она оканчивается продолжением цепи Ренджских гор, последние склоны которых исчезают в Ледовитом океане.
   Вот страна, по которой «Красотке» надо было проехать около двух с половиной тысяч километров.
   Само собой разумеется, Жан тщательно изучал карту Аляски, горы, реки, береговую линию и вообще маршрут, которого следовало придерживаться. По этому поводу даже был устроен семейный совет.
   Из рассказов Жана все узнали, что эту страну посетили прежде всего русские, затем француз Лаперуз и англичанин Ванкувер, наконец — американец Мак-Клур, во время пребывания здесь экспедиции, снаряженной на поиски Джона Франклина. [33]
   В сущности, страна эта уже была обследована благодаря путешествиям Фредерика Вимпера и полковника Бюльслея в 1865 году, когда шла речь о прокладке подводного кабеля [34]между Старым и Новым Светом по Берингову проливу. До этого времени на Аляску наезжали лишь скупщики пушного товара.
   В это время возникла доктрина Монро, [35]которая говорит, что Америка должна принадлежать исключительно американцам. Если нельзя было надеяться на скорую уступку Англией своих колоний Колумбии и Канады, то, быть может, Россия могла согласиться отдать Союзу Аляску. Это был лакомый кусочек! Союз уже обратился с серьезными предложениями к русскому правительству.
   В Соединенных Штатах посмеивались над Стьюардом, когда он собрался приобрести эту «страну тюленей», как называли Аляску. Казалось, что она ни на что не нужна республике. Тем не менее, Стьюард настаивал с присущим янки упорством, и в 1867 году дело сильно подвинулось вперед. Ходили слухи, что надо ждать со дня на день утверждения конвенции между Россией и Америкой. [36]
   31 мая вечером семья Каскабель остановилась на границе, возле небольшой группы деревьев. Тут «Красотка» стояла на русской земле, а не на английской, и Каскабель мог вполне успокоиться.
   Хорошее расположение духа вернулось к нему, и он снова стал весел и разговорчив. Теперь весь его дальнейший путь по Аляске и Сибири пролегал по обширным русским владениям.
   Ужин был очень веселый. Жан убил большого жирного зайца, которого вспугнул неподалеку Ваграм. Как приятно было есть настоящего русского зайца!
   — По этому случаю надо распить бутылочку, — объявил Каскабель.
   — Здесь даже как-то легче дышится. Мне кажется, что тут смесь русского воздуха с американским. Дышите, детки, дышите! Не бойтесь, всем хватит, даже Гвоздику, хотя нос у него громадный! Уф! Пять недель я задыхался в этой проклятой Колумбии.
   Когда кончили ужинать и допили последнюю каплю доброго вина, все отправились по своим отделениям и улеглись спать. Ночь прошла спокойно. Семью не потревожили ни дикие звери, ни индейцы.
   Наутро все встали бодрыми и свежими. Лошади и собаки тоже отдохнули.
   Поднялись рано, и уже на рассвете «Красотка» двинулась в путь по России, «сестре Франции», [37]как выразился Каскабель. Около шести часов утра «Красотка» двигалась на северо-запад, к Симптон-риверу, который надо было переезжать на пароме.
   Путь лежал на Ситку, или Новоархангельск, главный город русских владений, лежащий на острове Ситке, почти у берегов Аляски, в группе островов принца Уэльского, Крузе, Баранова и других.