Критикуя учения Льва Толстого, Энгельмейер, в частности, отмечает, что, поскольку Толстой ратует за то, чтобы человек питался тем, что он добывает со своего имения, наравне с мужиком сюда подпадает и всякий помещик. Фабричный же рабочий не имеет ничего, кроме способности к физическому труду, и поэтому не подпадает под этот разряд. Однако, по мнению Энгельмейера, это лишь обмолвка. Но если даже взять самого скромного мужика, то кроме хлеба и воды ему жизненно необходимы хотя бы соль и сахар. Их он своим трудом добыть не может. То же относится к одежде, обуви, жилью. Поскольку же притеснение других, с точки зрения Толстого, начинается уже с обмена продуктами труда, то он фактически проповедует натуральное хозяйство.
   Далее Энгельмейер формулирует свои взгляды на технику. По его мнению, в природе существует лишь причинная последовательность событий. У человека же есть способность направлять события. «Задача сводится к тому, чтобы осуществить первое звено желательной цепи или устранить первое звено цепи нежелательной. Этим осуществится или устранится вся цепь событий. Но для этого необходимо знать природные цепи событий. Отсюда ясно, что во главе и в основании техники стоит наука, вообще знание, научное или эмпирическое». Энгельмейер различает здесь «чистую» науку, науку прикладную и технику. Задача чистой науки – процесс научного мышления: «Изучив природную, т. е. причинную цепь событий, человек составляет о них верные понятия, т. е. такие мысленные концепты, которые приспособлены к опыту». Задача прикладной науки – предвидеть события и верно их предсказывать. Здесь «человек забегает в воображении вперед событий, делая со своими концептами умственные опыты (эксперименты)». Осуществление же предсказаний в форме реальных событий – задача техники164.
   «Таким образом, весь процесс мыслей и действий, который оканчивается техническим воздействием человека на природу с целью заставить природу работать на пользу человека, состоит в следующем: на основании предварительного изучения данного круга явлений (событий) человек из числа воображаемых явлений выбирает то, что отвечает его хотениям (потребностям). Этим определяется его техническая цель. Далее, на основании того же знания, человек видит, какое первое звено какой природной цепи надо осуществить для того, чтобы цепь, по естественной необходимости, привела к желательному звену. Тогда он осуществляет первое звено… Вся сила человека над природой в том, что ему доступен произвольный выбор, которого лишена природа. Из разных цепей событий, ведущих к намеченной цели, человек произвольно выбирает такую, которой первое звено легче всего осуществить… Вот в чем суть технического процесса»165. Однако Петр Климентьевич предостерегает от ошибки тех, кто, говоря о покорении человеком природы, считает, что человек будто бы «навязывает природе свои законы, взамен ее законов». Но человек – часть природы, и он «пришел не нарушить закон, а его исполнить». Он подчеркивает далее: «Достигая свои технические цели, человек никогда не нарушает законов природы и не может этого сделать; как раз наоборот: он только тогда удовлетворит свои требования, когда полностью удовлетворит требования природы»166.
   Критикуя толстовскую теорию «непротивления злу», Энгельмейер отмечает, что поскольку это учение выступает против всех средств противления, борьбы, то оно отвергает всякую технику во всех ее проявлениях, т. е. приложение к жизни всего знания. «Техника есть приложение нашего знания о жизни к самой жизни, т. е., с одной стороны, к сохранению жизни (к защите), с другой – к расширению жизни (к нападению). Все, что препятствует жизни, есть зло и вред, что ей способствует, есть добро и польза. Техника есть средство борьбы с вредом и обращения его в пользу»167.
   Далее Петр Климентьевич отмечает точку соприкосновения этики и техники: «Поскольку согласуются между собою цели добра и пользы или поскольку они временами расходятся, постольку сходятся или не сходятся между собою этика и техника». Ибо вопросом о добре занимается этика, а вопросом о пользе – техника168.
   Видимо, об этом шла речь, когда Энгельмейер встретился с Толстым. Это первое свидание было и последним. Речь зашла о технике, как вспоминает сам Энгельмейер, и он сказал, что в Германии за последние 25 лет «появилось новое течение философской мысли, названное там философиею техники». На это Толстой поспешил возразить: «К чему философствовать о теперешней технике? Вот задача философии техники: выяснить, во что бы превратилась техника, если бы жизнь человеческая с самого начала пошла нравственно». Зная из прежних сочинений Толстого, что последнее слово говорит о том, чтобы человечество пошло, «как поезд, обратным ходом», Энгельмейер прервал беседу. Он почувствовал, что «на этой точке кончилось всякое взаимное понимание»169. Поводом же для встречи было последнее письмо Энгельмейера Толстому и ответ ему. В этом письме, написанном 3 марта 1897 г., речь идет о книжке «Руководство для изобретателей»170 со вступительным письмом графа Л.Н. Толстого. Это собственно и был ответ Энгельмейеру на его письмо.
   «Милостивый Государь!
   Петр Климентьевич.
   …Я просмотрел присланные Вами листы вашей книги. Цель ее очень хорошая. Меня каждый год посещают несколько человек таких изобретателей, и всегда бывает жалко ненормального душевного состояния, в котором они большей частью находятся вследствие неестественного напряжения дурно направленных умственных способностей.
   Ваша книга может принести пользу тем из них, которые еще не потеряли способности критически относиться к своим проектам, и потому желаю ей успеха.
   С совершенным уважением,
   Ваш покорный слуга
   10 марта 1897 г.
   Лев Толстой».
   Свое письмо Толстому Энгельмейер начинает так: «Среди несчастий, от которых, как от первородного греха, не может отделаться человечество, есть несчастие особого рода, несчастие быть изобретателем. Это потому несчастие, что на одного счастливого изобретателя приходится не менее 99 несчастных.
   Сколько труда пропадает, и какую пользу окажет тот, кому удастся хотя бы часть этих людей, которые почти никогда не знают, что нужно для выработки изобретения, предостеречь и сберечь их труд!»171.
   Далее Энгельмейер прилагает половину своей книжки «Руководство для изобретателей» (вторая половина посвящена лишь законам о привилегиях) и добавляет: «Я делаю попытку этого рода. Мне кажется, она первая: я ни на одном языке такой книги не знаю… Это собственно проповедь, основанная на фактическом знакомстве с очень многими изобретениями.
   Не мне, конечно, судить о моем труде. Но только одно я знаю: как бы он ни был хорош, он не произведет желаемого действия без авторитетного засловия, без слова одобрения такого голоса, которого все слушают.
   Вот если бы Вы нашли возможность написать хоть десять строк в предисловие к этой книжке, то этот почин был бы действительно почином. Питаю надежду, что если не самый труд, то мое намерение заслужит Вашего одобрения.
   Когда-то (18 апреля 1885 г.) на одно мое письмо к Вам по поводу „Так что же нам делать?“ я удостоился получить от Вас ответ. Быть может, и теперь Вы черкнете словечко. Со своей стороны я готов, когда хотите, сообщить ближайшие подробности по затронутому вопросу – письменно или лично»172.
   И Толстой, как мы уже знаем, откликнулся, написал и встретился. Эта встреча произвела большое впечатление на Петра Климентьевича: «Излишне описывать неотразимость внушаемого этим человеком впечатления, побеждающую простоту этих глаз, сердечную искренность слов! Все это идет от сердца к сердцу»173. Однако, несмотря на глубокое уважение к писателю, появилась книжка с критикой его взглядов и с эпиграфом «Платон мне друг, но истина дороже».
   Руководство для изобретателей, по мнению рецензента, едва ли поможет «темному изобретателю»; но оно, несомненно, «принесет пользу изобретателю-специалисту, указывая ему те пути, какими можно извлечь возможно большую пользу из своего изобретения».
   Проблема изобретательства проходит через все творчество Энгельмейера. Еще в 1892–1893 гг. он делает два сообщения на Московском отделении ИРТО – «Об изобретении вообще и о гарантировании изобретательских прав на основе закона о привилегиях»174, опубликованных в «Записках» отделения175. В 1898 и 1899 гг. он выпускает еще две статьи: «Споры по привилегиям»176 и «Сравнительный обзор законов о привилегиях главных промышленных государств»177. Завершает эту практическую серию книжка, выпущенная в 1911 г., «Руководство к привилегированию изобретений (с приложением судебных процессов по привилегиям на изобретения по товарным знакам и рисункам)»178.
   Вот что написал в рецензии на эту книгу М. Франк: «В книжке П.К. Энгельмейера самое руководство к привилегированию занимает всего 46 страниц. Остальная часть книги посвящена примерам прошений по привилегиям, а также судебным процессам по привилегиям и товарным знакам. Книга, несмотря на ее краткость, представляет несомненный интерес для изобретателей, предполагающих ходатайствовать о привилегии. Точно так же и с чисто юридической точки зрения весьма интересны некоторые из приводимых автором судебных процессов»179.
   Эти работы служат ему, с одной стороны, материалом для последующих обобщений в области теории творчества (о чем речь пойдет несколько позже), с другой – в практической работе по экспертизе изобретений.
Изобретения и привилегии
Экспертиза изобретений
   Еще в одной из своих ранних работ об изобретениях Энгельмейер ставит вопрос: «Большое ли счастье быть изобретателем?» – и сам же отвечает: «И да, и нет». Счастье – это только тогда, когда выполняются сразу два условия: «…во-первых, если идея изобретения имеет практическую цену, во-вторых, если изобретатель располагает возможностью ее осуществить». В противном случае изобретатель несчастен. «Самое глубокое несчастье бывает тогда, когда изобретатель верит в свою идею, но не может ее осуществить и не находит человека, который бы так же, как он, поверил этой идее». Это несчастье может происходить по двум причинам: «Или он уверовал в идею ложную, или он в своей собственной, даже прекрасной идее не настолько разобрался в частностях, чтобы представить ее другому в осязательной форме»180. Далее он рассматривает, каким образом дойти от первой смутной идеи будущего изобретения до полного изобретения и кратчайшим путем. Это возможно только при знании того, что уже сделано в данной области раньше, «чтобы, во-первых, избегнуть неудач предшественников, во-вторых, воспользоваться их удачами». Лучше всего быть специалистом в данной области техники, следить за специальной литературой, чтобы знать обо всех нововнедрениях. «Но как же быть нетехнику?» – вопрошает Энгельмейер. В этом случае необходимо «как можно раньше обратиться за советом к специалисту-технику». Но где гарантия его изобретательских прав в этом случае? Таких гарантий в русском обществе, как констатировали многие на обсуждении доклада, фактически не было. Была лишь надежда «сойтись с порядочным человеком. Самому изобретателю часто бывает очень сложно ответить на вопрос: „Имеет ли изобретение практическое значение?“ „Нередко случается, что изобретатель, не будучи сам техником или промышленником, делает техническое изобретение, но не в состоянии оценить, насколько оно ново и практично“. Но даже когда и это известно, перед изобретателем встает вопрос о том, как из изобретения извлечь наибольшую выгоду. „Самое простое решение, разумеется, будет, если у изобретателя есть собственные средства или есть такой знакомый капиталист-промышленник, который решит затратить средства и тут же без дальнейшего разговора купит изобретение или возьмет изобретателя в пай в счет будущих выгод“»181.
   Таким образом, здесь уже ставится вопрос о необходимости экспертизы изобретений, гарантирующей права изобретателя, оказании ему посильной, в том числе и экономической, помощи. Частично такую экспертизу осуществляло Императорское Русское техническое общество. Например, на заседании Московского отделения ИРТО 1 февраля 1893 г. было заслушано сообщение В.В. Попова «О замке-пломбирователе, изобретенном докладчиком» с демонстрацией изобретения. На этом заседании председательствовал Энгельмейер182. Далее 4 сентября того же года на заседании комитета Московского отделения слушали «заключение председателя электротехнической группы П.К. Энгельмейера, что присланное Г. Бибирштейном не содержит в себе никаких данных для ознакомления с самим изобретением»183. 7 ноября 1892 г. на заседании комитета и групп Московского отделения ИРТО обсуждался доклад П.И. Сиптица «Новые способы изготовления труб». Секретарем был Энгельмейер, в заключение сказавший: «Медные трубы представляют в наше время серьезный интерес, если они получены путем, описанным докладчиком, так как они должны получаться из чистого материала»184. Однако это еще не была в подлинном смысле слова экспертиза. Пожалуй, первым таким «ученым учреждением» в России, которое не только осуществляло экспертизу изобретений и давало рекомендации для внедрения их в промышленность, но и выдавало денежные воспомоществования изобретателям, было Общество содействия успехам опытных наук и их практических применений при Императорском московском университете и Императорском московском техническом училище им. Х.С. Леденцова185.
   Лица и учреждения, желавшие получить помощь, должны были подать письменное заявление в Совет общества, которое, если нужно, снабжалось чертежами; в нем «должно быть точно сформулировано, что именно составляет сущность (существенные признаки) данного научного исследования или предмет изобретения, и указано, для какой цели и какого рода содействие Общества желательно». Совет определяет, в какой форме и в каком объеме Общество может оказать помощь. «Общество не принимает на себя хранение тайны изобретений»186. Председателем Общества был профессор CA. Федоров, товарищем председателя – профессор H.A. Умов, бессменным секретарем – инспектор учебных мастерских Императорского московского технического училища Н.Ф. Чарновский, а членами – например, профессора Н.Е. Жуковский, В.И. Вернадский, И.А. Калинников, московский городской голова Н.И. Гучков187. Работа Общества проходила по следующим секциям, отделам или комиссиям.
   I. Воздухоплавание (председатель экспертной комиссии – Н. Е. Жуковский).
   II. Химия (председатель – И.А. Каблуков).
   III. Электротехника, фотография, кинематография, приборы научного и учебного назначения и метеорология (П.Н. Лебедев).
   IV. Химическая технология, горное дело и металлургия (П.П. Петров и Я.Я. Никитинский).
   V. Технология волокнистых веществ (С.А. Федоров).
   VI. Железнодорожное дело, строительное и архитектурное дело, отопление, вентиляция (А.П. Гавриленко).
   VII. Двигатели всех родов (В.И. Гриневецкий).
   VIII. Машины, орудия, приспособления и аппараты различного назначения (Н.Ф. Чарновский).
   IX. Справки и предложения услуг, просьбы о пособии литературным изданиям (Н.Ф. Чарновский)188.
   При Обществе была учреждена библиотека, для которой из сметы чрезвычайных расходов для первоначальной организации и ежегодного пополнения было выделено 10 тыс. руб. Библиотека рассматривалась как одна из форм содействия, оказываемого исследованиям и изобретениям, как необходимая для экспертных и консультационных учреждений Общества. В состав ее входили: своды привилегий (русских и иностранных за все годы, начиная с 1900-го, а по возможности и ранее); текущая журнальная научная и техническая литература (также иностранная и русская); справочники, словари, отчасти энциклопедические издания, и тому подобные пособия; важнейшие основные и разные специальные научные и технические сочинения во всех областях, которые входят в сферу деятельности Общества189. Пополнение библиотеки осуществлялось по рекомендации членов Общества по отраслям.
   Например, на имя Энгельмейера секретарем Общества Чарновским 9 марта 1910 г. было отправлено письмо следующего содержания:
   «Его Высокородию Петру
   Климентьевичу Энгельмейеру
   По поручению Председателя Общества библиотечная комиссия имеет честь покорнейше просить Вас не отказать сообщить, какие специальные журналы Вы считали бы полезным выписать для библиотеки Общества по отделу автомобилей»190.
   В протоколе № 2 заседания Общества от 25 мая 1909 г. читаем: «Заслушано заявление П.К. Энгельмейера о пожертвовании им в библиотеку Общества своих трудов в количестве восьми названий, а также о предложении им Обществу своих услуг и помощи, особенно при организации лекций по вопросу об изобретениях.
   Постановили:
   1) выразить П.К. Энгельмейеру благодарность за присланные им труды, а равно и за предложенное им содействие;
   2) просить оказать свое содействие и принять участие в предложенной на будущее время организации лекций;
   3) сообщить, что Советом в ближайшее общее собрание Общества вносится предложение об избрании его в члены общества»191.
   8 ноября 1909 г. инженер-механик Петр Климентьевич Энгельмейер был избран в члены данного общества по рекомендации Чарновского и профессора П.Н. Лебедева (третья подпись неразборчива) со следующей формулировкой: «Ввиду широкого знакомства Петра Климентьевича с вопросом об изобретениях и изобретателях, выразившегося в его печатных изданиях по данному вопросу, а также по вопросу о патентах и их исходатайствовании, привлечение Петра Климентьевича в число членов Общества представляется весьма желательным»192.
   За первый год деятельности Общества были подведены итоги: на 1 января 1910 г. было подано 150 заявлений, рассмотрено 130 (остальные находились на рассмотрении), из этих рассмотренных удовлетворено лишь 13 заявлений, 73 отклонено, по 44 затребованы дополнительные сведения.
   Совет Общества по разным заявлениям принимал различные решения: одним выдавалась сумма на проведение экспериментов безвозмездно, другим она давалась «взаймы» на определенный срок, третьим следовал отказ в выдаче денег. Иногда в Общество обращались купцы или промышленники с просьбой объявить конкурс на определенное изобретение с выделением первоначального капитала. Была также дана общая характеристика заявлений. Отмечалось, что «внимание изобретателей весьма часто направляется на такие области, которые не составляют их специальности», что приводит к изобретению известных вещей (в то время особенно привлекало к себе внимание изобретателей воздухоплавание). Кроме того, «изобретатель считает свою задачу оконченной, раз он нашел схему, выражающую его идею»; в большинстве случаев не затрагивается, к сожалению, вопрос о конструкции, способной осуществить идею. «Оставляя без внимания необходимую основу всякого изобретения – экспериментальное изучение всех отдельных деталей процесса или механизма, авторы изобретений весьма часто на основании одних лишь схем или схематически показанных комбинаций обращаются к Обществу с просьбой об осуществлении целой машины, о постановке целого производства». Общество, однако, считает, что в данном случае единственная наиболее подходящая форма помощи – «содействие по производству опытов, по изучению отдельных элементов задуманной комбинации при постепенном переходе к целому». Большинство же изобретателей просят сразу крупные суммы на проведение в жизнь или осуществление изобретений. Последняя же «форма содействия является при настоящем состоянии средств Общества наименее осуществимой». Однако в немногих случаях, когда «успех изобретения мог бы иметь серьезное значение для целой крупной отрасли народного хозяйства», необходимо сделать все, чтобы цель была достигнута, «ибо успех хотя бы одного из таких начинаний, обеспеченных содействием Общества, оправдывает и искупает сотни всех других, бесплодных попыток»193.
   Рассмотрим для примера одно из типичных дел, проведенных Обществом, в котором экспертизу осуществлял П.К. Энгельмейер, – дело изобретателя П.Ю. Невяровича. 25 октября 1911 г. секретарь Общества посылает Энгельмейеру отношение следующего содержания:
   «Милостивый Государь
   Петр Климентьевич.
   Настоящим я позволяю себе обратиться к Вам, как лицу, советом которого Общество уже пользовалось при экспертизе по автомобильному делу, с покорнейшей просьбой выслушать от предъявителя сего Пржемыслова Юрьевича Невяровича объяснения, относящиеся к его изобретению в области автомобильного дела, ввиду предстоящего выезда г. Невяровича из Москвы и выраженного им желания дать личные объяснения о своем изобретении предварительно подачи в Общество официального заявления».
   На этот запрос Петр Климентьевич отвечает на следующий день:
   «В Совет Леденцовского общества,
   здесь.
   П.Ю. Невярович предъявил мне модель и чертежи своего четырехосного автомобиля и дал объяснения. И за и против этой модели можно высказать несколько соображений. За нее говорит несомненная возможность осуществления. Правильно и то, что чем больше осей с колесами имеет повозка, тем равномернее распределяется груз, и, кроме того, совершенно верно, что неровности дороги, ямы и кочки преодолеваются легче, при меньшей тяге и с меньшими сотрясениями повозки. Против нее говорят усложнение конструкции, удлинение рамы и увеличение общего веса (шасси – раза в 2, а всего автомобиля – раза в 1,5 приблизительно), а также уменьшение поворотливости.
   Изобретатель имеет русскую привилегию, но юридически она не прочна, так как трехосные автомобили строятся уже в течение нескольких лет. Между прочим, и в Москве была трехосная лимузина Лоррен-Дитрих. Изобретатель сам предъявил мне американский патент от 1903 г., защищающий три и более осей. Надо, однако, оговориться в двух пунктах. Во-первых, до сих пор предлагалась третья ось посередине повозки, а изобретатель выставляет веские доводы в пользу помещения осей по концам. Во-вторых, три оси ставились до сих пор, по-видимому, только на легковых автомобилях, а на грузовых таковые не известны. Эти два пункта тоже можно отнести к положительным сторонам предлагаемой повозки. Но я не решаюсь предсказать, которые качества, положительные или отрицательные, перетянут на практике.
   П. Энгельмейер»194.
   Экспертная комиссия VIII отдела Общества – «Машины, орудия, приспособления и аппараты различного назначения» (председатель экспертной комиссии – Чарновский) – группа мелких двигателей, приспособлений – рассмотрела дело П.Ю. Невяровича и выдала следующее заключение:
   «Предмет исследования или изобретения: восьмиколесная повозка для автомобиля; преимущества: промежуточные колеса облегчают ровный ход, если крайние колеса опустились в ухаб.
   Сущность просьбы: содействие для проведения изобретения в жизнь: дополнительная привилегия и постройка пробного автомобиля за счет Общества.
   Соображения: основная идея разумна, представляет известные положительные преимущества и, несомненно, осуществима. Но ввиду того, что некоторые заводы пробовали делать многоосные экипажи, однако безуспешно (вероятно, вследствие дороговизны, неповоротливости и тяжести конструкции), доказать положительные качества такой повозки невозможно. Денежная помощь не поможет практическому развитию идеи, если теперь известные автомобилестроительные заводы по веским техническим соображениям не спешат применить ее на деле.
   Заключение экспертной комиссии: ввиду вышеуказанного содействие Общества является бесполезным»195.
   Заключение подписал третий член экспертной комиссии (кроме председателя ее Чарновского и эксперта Энгельмейера, отзыв которого приложен) A.C. Вриткин. В 1913 г. Совет Общества обратился к его членам с запросом об имеющихся предложениях о расширении деятельности Общества. Сохранилась записка, составленная Энгельмейером в ответ на этот запрос на имя Товарища (т. е. заместителя) председателя Общества H.A. Умова от 18 марта того же года:
   «Многоуважаемый Николай Алексеевич!
   Вы меня спросили, что, по-моему, Леденцовское общество еще могло бы сделать сверх того, что оно и так уже столь симпатично делает? Подумав, я мог бы высказать несколько мнений по этому вопросу. Пока в настоящем письме коснусь только одного: желательности распространять знания прикладного характера. В этом, по-моему, в Москве чувствуется серьезный недостаток. Посмотрите программы наших обоих университетов: прикладных курсов почти нет. Зато есть курсы до того узкоспециальные, что они даже в университете составляли бы курсы эпизодические. Я не называю курсов, чтобы не показалось, как будто намекаю на личности. Учитываю также и современный момент с катастрофой, постигшей университет. Сообразив все это, охотно говоришь спасибо и за то, что делается народными университетами. Но все-таки нельзя подавить в себе сожаления, что подобными чисто научными курсами народные университеты отнимают у себя силы, время, средства и помещения и отвлекаются от своей прямой задачи плодить не ученых-любителей, а людей образованных, т. е. владеющих такими научными познаниями, которые помогают им в жизни, иначе сказать знаниями прикладными.