Страница:
– Что, орлы, прилетели? Теперь вы надолго сядете, ой надолго. Или, может, сделать так, чтобы террорист убил парочку несговорчивых заложников? Хотя нет, вы еще многое расскажете. Пошли вон!
Полковник махнул рукой. Вместо ремней на руках братьев Петуховых появились наручники.
– В машину их и сразу же в управление! Я буду там попозже.
Глеб немного постоял, глубоко дыша.
– А теперь давай носилки.
– Они уже давно в салоне, – Крапивин подвел Глеба к брезентовым носилкам.
– Ложись и не шевелись.
Глеба накрыли простыней с пятнами крови. Из-под материи торчали только ботинки с рифлеными подошвами.
– Ну что, с Богом! – сказал Крапивин. Спецназовцы взяли носилки и осторожно, чтобы не перевернуть их, стали спускаться по крутому трапу. Когда Глеба уже вталкивали в машину «скорой помощи», через оцепление прорвался репортер с камерой на плече. Действовал он профессионально: сговорился с другим репортером, тот первым рванул к спецназовцам, принимая на себя основной удар, началась возня. Воспользовавшись замешательством, второй телеоператор бросился в образовавшуюся брешь.
– Нет-нет, – я попозже дам интервью. Выключите камеру, – распорядился Крапивин, – а то прикажу сейчас же забрать у вас кассету.
Тележурналиста оттащили спецназовцы. Задняя дверца «скорой помощи» со щелчком захлопнулась, и, взвыв сиреной, машина понеслась к недалекому выезду с летного поля. Глеб Сиверов встал с носилок, брезгливо сбросил с себя окровавленную простыню.
– Слава Богу, ни в чем не испачкался, – он постучал в перегородку водителю.
Матовое стекло отъехало в сторону, и Глеб увидел мужчину в форме с погонами майора.
– Я думаю, мне надо назад. В Москву-то лететь снова из Пулково.
– Сейчас будет машина, – пообещал майор. И впрямь, «скорая» через пять минут остановилась, поравнявшись с черной «волгой», замершей на обочине. Глеб попрощался, пересел в легковую машину. Полковник Крапивин встретил его в аэропорту, и у них оставалось еще время выпить по чашке кофе. Они сидели в небольшой комнате за низким журнальным столиком.
– В принципе, ты молодец, Глеб. Я и не думал, что ты все так лихо устроишь. Честно говоря, волновался.
– Какое волнение, – рассмеялся Глеб. – Перебора не было?
– Актер из тебя, Глеб, никудышный, да и акцент у литовца Дебилюнаса, когда ты вышел на связь, был какой-то странный – не то немецкий, не то английский. Во всяком случае не литовский, это точно.
– Ну и черт с ним. Может, так оно и лучше. Сиверов запустил руку во внутренний карман и отдал полковнику Крапивину документы. Затем, поколебавшись, достал и пистолет.
– Там в экипаже есть хороший парень, помощник пилота. Это его штука, отдай. Думаю, у него могут возникнуть неприятности.
– Да нет, мы все уладим. "Самолетом уже занимаются, половину груза урана отыскали, теперь дело за второй половиной.
Запищала рация. Крапивин приложил ее к уху и коротко назвался:
– Полковник Крапивин слушает! Ему доложили, что найден уже весь груз. Помогли братья Петуховы, они решили не запираться.
На лице полковника появилась благостная улыбка.
– Ну вот и все, Глеб. Спасибо тебе, за деньгами дело не станет. Все, что смогу.
– Так я и знал! Когда доходит до денег, то всегда отделываются красивыми фразами.
– Я тебя хоть раз подводил?
– Подводил, – уверенно сказал Глеб.
– Больше не буду, – пошутил Крапивин.
– Слушай, приятель, – Глеб подошел к зеркалу и запустил пальцы в свои черные волосы.
– Да?
– Эта краска чем-нибудь смывается?
– Обижаешь.
Крапивин заставил Глеба переодеться, а затем повел его по длинному служебному переходу.
– Я для тебя все приготовил.
А тем временем в Риге люди из службы латвийской безопасности уже вовсю изучали машину, принадлежавшую Людгардасу Дебилюнасу, поднимали из архивов его фотографии, постоянно держали связь с Питером. Оттуда им сообщили, что Людгардас Дебилюнас убит в перестрелке при захвате лайнера, и что тело его смогут вернуть не раньше, чем закончится экспертиза. Также сообщили, что на борту самолета находились братья Петуховы, Артур и Станислав, которые задержаны, поскольку на их арест уже давно есть ордер, подписанный прокуратурой Российской Федерации.
Полковник Крапивин не стал требовать возвращения денег, выданных в начале операции, ведь Глеб мог их потратить Уже по своим документам Сиверов улетал в Москву последним рейсом. Во время полета он мило улыбался стюардессе, был любезен со своей соседкой по креслу, помогая ей отгадывать кроссворд. Время полета прошло незаметно, и Глеб даже удивился, когда объявили о том, что самолет заходит на посадку.
Сразу же в аэропорту он взял такси и огорошил водителя тем, что не нужно ехать в Москву. Уже в половине второго Глеб вышел из машины у крыльца дома отдыха, у закрытых изнутри на швабру дверей. Ему пришлось долго стучать, прежде чем заспанный вахтер соизволил открыть.
– Шляются неизвестно где, – пробурчал старик, – а потом ночью им двери открывай…
– Ничего страшного, отец, – сказал Глеб, отодвигая вахтера плечом.
Он даже побоялся спросить, здесь ли Ирина. Вдруг она обиделась на него и решила уехать в Москву?
Сиверов взбежал по лестнице и остановился у двери номера. Потрогал ручку – заперто, света внутри нет. Постучал.
– Кто там? – спросила Ирина.
– Я.
Дверь тут же открылась. Быстрицкая бросилась обнимать Глеба.
– Боже мой, не думала я, что так быстро. Зачем было ехать ночью?
– Как это зачем, – усмехнулся Глеб, – мы же с тобой не успели договорить, даже не успели толком поссориться.
Ирина покраснела. Закрыла дверь, с тихим щелчком заперла ее на ключ.
– Аня спит, – шепотом произнесла она, – так что не шуми.
Глеб чувствовал себя усталым, прошел в гостиную. На столе стояла непочатая бутылка коньяка и две чистые рюмки. В вазе штук пять апельсинов, прикрытых сверху шоколадкой. Глеб и Ирина сели по разные стороны стола, Сиверов вынул пробку, налил и, дождавшись, пока Ирина пригубит рюмку, выпил сам. Ноги болели. Глеб подвинул стул, забросил на него ноги, обутые в тяжелые ботинки, и подмигнул Быстрицкой.
– Сейчас минут десять посижу, приду в себя. Потом разуюсь.
– Понимаю, чукча лыжи снять хочет. У тебя несносная манера предварять все словами.
Ирина отломила кусочек шоколада и принялась его грызть.
– Почему ты не кусаешь, а грызешь?
– Не знаю, привыкла с детства. Мне казалось, что так вкуснее.
– Ты экономила шоколад?
– Наверное. А сейчас я боюсь потолстеть, Глеб кивнул на бутылку.
– Еще налить?
– Нет, не сейчас.
– А я выпью.
С рюмкой в руках Сиверов сидел, глядя на Ирину. Быстрицкая чистила апельсин и, чтобы скоротать время, то и дело поглядывала на экран телевизора. Показывали последние новости, заключительный выпуск Звука почти не было слышно, но немного привыкнув, Глеб даже заволновался, что телевизор разбудит девочку.
– Может, выключить?
– Да нет, Глеб, этот телевизор для меня вроде пылесоса – помогает мне убрать весь мысленный мусор, скопившийся за день в голове.
Сиверов повернул голову, и ему сделалось немного неприятно. Показывали пулковский аэропорт, самолет, оцепленный спецназом. А затем мелькнули фотографии "Людгардаса Дебилюнаса – черно-белые, наверное, взятые из какого-нибудь уголовного дела. Испуганные пассажиры заходили в автобус. Вот сбежала с трапа стюардесса Лайма. Она то и дело оглядывалась.
Ирина протянула Глебу половину апельсина. Тот молча взял его и, разделяя на дольки, стал так же молча жевать.
Машина «скорой помощи»… В нее заталкивают носилки, из-под которых торчат ноги в тяжелых ботинках с рифленой подошвой.
Ирина наморщила лоб. И тут в кадре мелькнул полковник Крапивин. Быстрицкая внимательно посмотрела на отдыхавшего Глеба Сиверова. Те же самые рифленые подошвы, что и на экране, были совсем рядом от нее.
Глеб медленно согнул ноги в коленях и поставил ступни на пол.
– Пойду разуюсь.
– Глеб, – вздохнула Ирина, – когда же наконец ты будешь говорить мне всю правду?
– Когда-нибудь, дорогая.
– С тобой все нормально? – в Глазах у Быстрицкой еще стояла окровавленная простыня, увиденная по телевизору.
– Нет, я не испачкался. Подожди немного, приму Душ-Глеб снял ботинки, сбросил верхнюю одежду прямо в коридоре и зашел в ванную. Он даже не закрывал дверь, когда мылся. Шампунь поднялся густой пеной. А когда Глеб смыл его, то увидел Быстрицкую, стоявшую прислонившись спиной к закрытой двери ванной комнаты.
– Холодно стоять раздетой, – сказал он, – залезай под душ.
Они прижались друг к другу под шелестящими струями. Вода отливала серебром. Мокрое тело Ирины скользило в руках Глеба.
– Даже если сейчас зазвонит телефон или будут ломиться в дверь, я все равно не открою, – улыбнулся Сиверов.
– Давай останемся здесь на пару дней, – предложила Ирина.
– И сходим в баню, – добавил Глеб.
– Ты несносный. Неужели тебе мало удовольствия сейчас? Ты безнадежно болен.
– Чем?
– Желанием просчитать все возможные варианты развития событий наперед.
– Так сходим в баню?
– Ты несносен, у меня такое чувство, что ты изменяешь мне в мыслях.
– С кем?
– Со мной завтрашней.
– Я люблю тебя.
– В бане эти слова прозвучат лучше.
– Да.
– Не притворяйся, что хочешь угодить мне, делай то, что приятно тебе.
– В зале, где расположен бассейн, такая хорошая акустика…
Ирина закрыла Сиверову губы поцелуем.
Глава 13
Полковник махнул рукой. Вместо ремней на руках братьев Петуховых появились наручники.
– В машину их и сразу же в управление! Я буду там попозже.
Глеб немного постоял, глубоко дыша.
– А теперь давай носилки.
– Они уже давно в салоне, – Крапивин подвел Глеба к брезентовым носилкам.
– Ложись и не шевелись.
Глеба накрыли простыней с пятнами крови. Из-под материи торчали только ботинки с рифлеными подошвами.
– Ну что, с Богом! – сказал Крапивин. Спецназовцы взяли носилки и осторожно, чтобы не перевернуть их, стали спускаться по крутому трапу. Когда Глеба уже вталкивали в машину «скорой помощи», через оцепление прорвался репортер с камерой на плече. Действовал он профессионально: сговорился с другим репортером, тот первым рванул к спецназовцам, принимая на себя основной удар, началась возня. Воспользовавшись замешательством, второй телеоператор бросился в образовавшуюся брешь.
– Нет-нет, – я попозже дам интервью. Выключите камеру, – распорядился Крапивин, – а то прикажу сейчас же забрать у вас кассету.
Тележурналиста оттащили спецназовцы. Задняя дверца «скорой помощи» со щелчком захлопнулась, и, взвыв сиреной, машина понеслась к недалекому выезду с летного поля. Глеб Сиверов встал с носилок, брезгливо сбросил с себя окровавленную простыню.
– Слава Богу, ни в чем не испачкался, – он постучал в перегородку водителю.
Матовое стекло отъехало в сторону, и Глеб увидел мужчину в форме с погонами майора.
– Я думаю, мне надо назад. В Москву-то лететь снова из Пулково.
– Сейчас будет машина, – пообещал майор. И впрямь, «скорая» через пять минут остановилась, поравнявшись с черной «волгой», замершей на обочине. Глеб попрощался, пересел в легковую машину. Полковник Крапивин встретил его в аэропорту, и у них оставалось еще время выпить по чашке кофе. Они сидели в небольшой комнате за низким журнальным столиком.
– В принципе, ты молодец, Глеб. Я и не думал, что ты все так лихо устроишь. Честно говоря, волновался.
– Какое волнение, – рассмеялся Глеб. – Перебора не было?
– Актер из тебя, Глеб, никудышный, да и акцент у литовца Дебилюнаса, когда ты вышел на связь, был какой-то странный – не то немецкий, не то английский. Во всяком случае не литовский, это точно.
– Ну и черт с ним. Может, так оно и лучше. Сиверов запустил руку во внутренний карман и отдал полковнику Крапивину документы. Затем, поколебавшись, достал и пистолет.
– Там в экипаже есть хороший парень, помощник пилота. Это его штука, отдай. Думаю, у него могут возникнуть неприятности.
– Да нет, мы все уладим. "Самолетом уже занимаются, половину груза урана отыскали, теперь дело за второй половиной.
Запищала рация. Крапивин приложил ее к уху и коротко назвался:
– Полковник Крапивин слушает! Ему доложили, что найден уже весь груз. Помогли братья Петуховы, они решили не запираться.
На лице полковника появилась благостная улыбка.
– Ну вот и все, Глеб. Спасибо тебе, за деньгами дело не станет. Все, что смогу.
– Так я и знал! Когда доходит до денег, то всегда отделываются красивыми фразами.
– Я тебя хоть раз подводил?
– Подводил, – уверенно сказал Глеб.
– Больше не буду, – пошутил Крапивин.
– Слушай, приятель, – Глеб подошел к зеркалу и запустил пальцы в свои черные волосы.
– Да?
– Эта краска чем-нибудь смывается?
– Обижаешь.
Крапивин заставил Глеба переодеться, а затем повел его по длинному служебному переходу.
– Я для тебя все приготовил.
А тем временем в Риге люди из службы латвийской безопасности уже вовсю изучали машину, принадлежавшую Людгардасу Дебилюнасу, поднимали из архивов его фотографии, постоянно держали связь с Питером. Оттуда им сообщили, что Людгардас Дебилюнас убит в перестрелке при захвате лайнера, и что тело его смогут вернуть не раньше, чем закончится экспертиза. Также сообщили, что на борту самолета находились братья Петуховы, Артур и Станислав, которые задержаны, поскольку на их арест уже давно есть ордер, подписанный прокуратурой Российской Федерации.
Полковник Крапивин не стал требовать возвращения денег, выданных в начале операции, ведь Глеб мог их потратить Уже по своим документам Сиверов улетал в Москву последним рейсом. Во время полета он мило улыбался стюардессе, был любезен со своей соседкой по креслу, помогая ей отгадывать кроссворд. Время полета прошло незаметно, и Глеб даже удивился, когда объявили о том, что самолет заходит на посадку.
Сразу же в аэропорту он взял такси и огорошил водителя тем, что не нужно ехать в Москву. Уже в половине второго Глеб вышел из машины у крыльца дома отдыха, у закрытых изнутри на швабру дверей. Ему пришлось долго стучать, прежде чем заспанный вахтер соизволил открыть.
– Шляются неизвестно где, – пробурчал старик, – а потом ночью им двери открывай…
– Ничего страшного, отец, – сказал Глеб, отодвигая вахтера плечом.
Он даже побоялся спросить, здесь ли Ирина. Вдруг она обиделась на него и решила уехать в Москву?
Сиверов взбежал по лестнице и остановился у двери номера. Потрогал ручку – заперто, света внутри нет. Постучал.
– Кто там? – спросила Ирина.
– Я.
Дверь тут же открылась. Быстрицкая бросилась обнимать Глеба.
– Боже мой, не думала я, что так быстро. Зачем было ехать ночью?
– Как это зачем, – усмехнулся Глеб, – мы же с тобой не успели договорить, даже не успели толком поссориться.
Ирина покраснела. Закрыла дверь, с тихим щелчком заперла ее на ключ.
– Аня спит, – шепотом произнесла она, – так что не шуми.
Глеб чувствовал себя усталым, прошел в гостиную. На столе стояла непочатая бутылка коньяка и две чистые рюмки. В вазе штук пять апельсинов, прикрытых сверху шоколадкой. Глеб и Ирина сели по разные стороны стола, Сиверов вынул пробку, налил и, дождавшись, пока Ирина пригубит рюмку, выпил сам. Ноги болели. Глеб подвинул стул, забросил на него ноги, обутые в тяжелые ботинки, и подмигнул Быстрицкой.
– Сейчас минут десять посижу, приду в себя. Потом разуюсь.
– Понимаю, чукча лыжи снять хочет. У тебя несносная манера предварять все словами.
Ирина отломила кусочек шоколада и принялась его грызть.
– Почему ты не кусаешь, а грызешь?
– Не знаю, привыкла с детства. Мне казалось, что так вкуснее.
– Ты экономила шоколад?
– Наверное. А сейчас я боюсь потолстеть, Глеб кивнул на бутылку.
– Еще налить?
– Нет, не сейчас.
– А я выпью.
С рюмкой в руках Сиверов сидел, глядя на Ирину. Быстрицкая чистила апельсин и, чтобы скоротать время, то и дело поглядывала на экран телевизора. Показывали последние новости, заключительный выпуск Звука почти не было слышно, но немного привыкнув, Глеб даже заволновался, что телевизор разбудит девочку.
– Может, выключить?
– Да нет, Глеб, этот телевизор для меня вроде пылесоса – помогает мне убрать весь мысленный мусор, скопившийся за день в голове.
Сиверов повернул голову, и ему сделалось немного неприятно. Показывали пулковский аэропорт, самолет, оцепленный спецназом. А затем мелькнули фотографии "Людгардаса Дебилюнаса – черно-белые, наверное, взятые из какого-нибудь уголовного дела. Испуганные пассажиры заходили в автобус. Вот сбежала с трапа стюардесса Лайма. Она то и дело оглядывалась.
Ирина протянула Глебу половину апельсина. Тот молча взял его и, разделяя на дольки, стал так же молча жевать.
Машина «скорой помощи»… В нее заталкивают носилки, из-под которых торчат ноги в тяжелых ботинках с рифленой подошвой.
Ирина наморщила лоб. И тут в кадре мелькнул полковник Крапивин. Быстрицкая внимательно посмотрела на отдыхавшего Глеба Сиверова. Те же самые рифленые подошвы, что и на экране, были совсем рядом от нее.
Глеб медленно согнул ноги в коленях и поставил ступни на пол.
– Пойду разуюсь.
– Глеб, – вздохнула Ирина, – когда же наконец ты будешь говорить мне всю правду?
– Когда-нибудь, дорогая.
– С тобой все нормально? – в Глазах у Быстрицкой еще стояла окровавленная простыня, увиденная по телевизору.
– Нет, я не испачкался. Подожди немного, приму Душ-Глеб снял ботинки, сбросил верхнюю одежду прямо в коридоре и зашел в ванную. Он даже не закрывал дверь, когда мылся. Шампунь поднялся густой пеной. А когда Глеб смыл его, то увидел Быстрицкую, стоявшую прислонившись спиной к закрытой двери ванной комнаты.
– Холодно стоять раздетой, – сказал он, – залезай под душ.
Они прижались друг к другу под шелестящими струями. Вода отливала серебром. Мокрое тело Ирины скользило в руках Глеба.
– Даже если сейчас зазвонит телефон или будут ломиться в дверь, я все равно не открою, – улыбнулся Сиверов.
– Давай останемся здесь на пару дней, – предложила Ирина.
– И сходим в баню, – добавил Глеб.
– Ты несносный. Неужели тебе мало удовольствия сейчас? Ты безнадежно болен.
– Чем?
– Желанием просчитать все возможные варианты развития событий наперед.
– Так сходим в баню?
– Ты несносен, у меня такое чувство, что ты изменяешь мне в мыслях.
– С кем?
– Со мной завтрашней.
– Я люблю тебя.
– В бане эти слова прозвучат лучше.
– Да.
– Не притворяйся, что хочешь угодить мне, делай то, что приятно тебе.
– В зале, где расположен бассейн, такая хорошая акустика…
Ирина закрыла Сиверову губы поцелуем.
Глава 13
Отставной полковник ФСБ Александр Михайлович Скобелев обладал незаурядным умом. Он, конечно же, понимал, что похищенный груз, да и его самого, будут искать так, как не стали бы искать президентскую жену, в случае, если бы какие-нибудь террористы выкрали ее. Он прекрасно знал, что будут поставлены на ноги все службы, задействованы тысячи людей. Сотни профессионалов будут работать, плетя витиеватую паутину, чтобы заманить в нес похитителей груза, а значит – его, Скобелева И стоит ему совершить одно-единственное неосторожное движение, хоть чем-то выдать себя, как он тут же угодит в эту паутину, его арестуют. И тогда уже ничего нельзя будет сделать. Все его старания окажутся напрасными, и он не сможет реализовать свои далеко идущие планы.
Все это отставной полковник ФСБ понимал. Но одно дело, отдавать себе отчет в опасности, которая тебе угрожает, и совсем другое – суметь этой опасности избежать.
Спрятать груз ЕАС-792 весом около тонны надо там, где никто не станет его искать. А если и станет – никогда не найдет Всевозможные тайники, склады – вес это не подходило. Скобелев уже давным-давно пришел к простенькой мысли – иголку не стоит прятать в стоге сена. Сумеют вытащить магнитом. А вот если в стогу сена спрятать травинку, то ее никогда не найдут. Если уж прятать иголку, то среди миллиона таких же иголок.
И Скобелев пошел по этому пути. С помощью двух ханыг, которых он нанял у гастронома, шесть ящиков, выкрашенных в зеленый цвет, благополучно перекочевали из автомобиля в ржавый рифленый контейнер, купленный Скобелевым у беженца из Приднестровья за триста долларов. Тот отдал ключи и даже не стал переоформлять на Скобелева бумаги. Полковник к этому, честно говоря, и не стремился. За контейнером уже полгода было закреплено место в товарном дворе Южного порта. Там стояли тысячи таких же контейнеров – ржавых, ветхих и еще более-менее сносных. Иногда к контейнерам приходили хозяева, осматривали их, открывали, брали что-нибудь из вещей, тут же продавали. Вещи грузились на автомобили и увозились, растворялись в большом городе.
Это замечательное место. Вот тут никогда никто не найдет. За последние годы расплодилось столько беженцев, и часть из них, может, даже половина, осели в Москве, не имея жилья и не зная, куда пристроить свои вещи. Люди вес еще продолжали надеяться на лучшее, думая, что пройдет некоторое время и ситуация в их родных местах изменится, а, возможно, – мечтать никому не запретишь – они смогут получить или купить квартиру, а до поры до времени пусть их вещи постоят в грузовых контейнерах на товарном дворе.
Такие дворы существовали при каждом вокзале, при каждой сортировочной станции. А на каждом из этих дворов было бесчисленное количество грузовых контейнеров. Даже если бы кто-то и захотел все их вскрыть и проверить, понадобилось бы очень много времени. Но что значит вскрыть? Нужно получить разрешение хозяина, ключи, должны присутствовать свидетели. И только после этого можно приступить к такой огромной, масштабной операции. Но хозяина еще надо найти. А где хозяин контейнера может находиться в данный момент, никто не знает. Может, беженец из Приднестровья, из Чечни, Казахстана, Таджикистана, Прибалтики сейчас мотается по бескрайним просторам России, подыскивает себе жилье, пытаясь договориться с каким-нибудь председателем колхоза или совхоза об устройстве на работу, пробует получить где-нибудь кредит, начал где-нибудь строительство своего дома. В общем, найти этих людей невозможно. Естественно, невозможно и обыскать все контейнеры.
Когда шесть ящиков были спрятаны в контейнер и закрыты байковыми одеялами, а сверху закамуфлированы баулами с грязным тряпьем, полковник удовлетворенно потер руки.
– Значит так, мужики. Спасибо вам за работу. Сейчас я вам выдам по десять долларов и по бутылке водки. А если хотите заработать еще по десятке, через два часа я вас жду… – полковник назвал точный адрес неподалеку от Южного порта Мужики принялись благодарить.
– А что, хозяин, еще работенка есть?
– Небольшая, минут на двадцать. Я смотрю, вы мужики аккуратные, ничего не повредили. Нанимать других после вас мне не хочется.
– Ну, хозяин, конечно, – неухоженные мужики явно обрадовались подобной перспективе.
Можно выпить, чуть протрезветь и еще заработать по десятке. По всему видно, гражданин не бедный да и обманывать не станет.
Два часа для Москвы – время ничтожно малое, никуда смотаться не успеешь. Поэтому мужики двинули к ближайшему киоску, по дороге обменяв доллары на российские рубли, купили нехитрой закуски и решили выпить свою водочку на свежем воздухе, а затем двинуться по названному адресу, где им светила еще одна зеленая двадцатка.
Выбравшись с товарного двора, отставной полковник Скобелев быстро нашел такси и уже через полчаса был в своей однокомнатной квартире в Арбатском переулке. Там он открыл шкаф, вытащил из дипломата глушитель, навернул его на ствол пистолета и опустил во внутренний карман куртки – так, чтобы в любой момент можно было воспользоваться оружием.
– Ну, Миша, нам сегодня обломилось, мы богатенькие, – говорил один мужик другому, похлопывая себя по нагрудному карману.
– Это, бля, ничего, а скоро еще подзаработаем. Вот фартит сегодня! Каждый день бы так, никаких проблем бы не было. Хочешь выпить – пожалуйста, закусить – тоже. Живи, бля, не хочу. Ну и ящики же, бля, тяжеленные у этого щедрого мужика – чтоб он сдох!
– Да, ящики будь здоров. Вдвоем мы бы не сволокли, хорошо хоть водила попался здоровый, подсобил. Потяжелее пианино будут…
Тот, которого звали Миша, надул щеки и звучно выпустил воздух.
– Я думаю, в этих ящиках какая-нибудь медь.
– Ну ты скажешь, медь… На хрена ее в ящиках хранить, не бутылки же?
– А чтоб никто не видел. Небось, мужик с военного завода стырил какие-нибудь катоды.
– Какие, бля, катоды? Наверное, отходы. Сейчас медь дорого стоит, по баксу за килограмм, не меньше.
– Сколько же этот ящик весит? – и мужики начали прикидывать.
По всему выходило, что меди будет где-то под тонну, а может, и побольше.
– Штука баксов в ржавом контейнере лежит. Может, ломаном замки?
– – Если бы бумажками, то в карман сунул и смылся. А так – как ты эти ящики выволочешь? Машина нужна, – Миша опять надул щеки и выдохнул.
– Что краденое, голову даю на отсечение. А вот что медь, сомневаюсь. Представляешь, мы с тобой наняли машину, ломанули замки, выволокли ящики, открыли, а там какой-нибудь песок. И что тогда делать?
– А если песок золотой?
Любитель надувать щеки выпустил изо рта воздух с таким звуком, будто бы из задницы.
– Золото, придурок, в ящиках не возят. Представляешь, если бы это было золото? Тонна золота – и в сраный ржавый контейнер? Да ты, дурак, совсем мозги отпил, мудила долбаный.
– Что же там тогда?
– Может, детали какие от машин, например, аккумуляторы. Знаешь, сколько весит настоящий танковый аккумулятор?
– Знаю, тяжеленный.
– Так вот, если в одном ящике четыре аккумулятора… Мужики еще долго спорили, пытаясь отгадать, что может находиться в ящиках с многочисленными пломбами, но все их домыслы, конечно же, были далеки от истины. Им и в голову не могло прийти, что в ящиках хранятся восемнадцать контейнеров со смертью. И даже если бы они открыли ящик и увидели сверкающий цилиндр с табличкой, испещренной непонятными для них надписями, то навряд ли бы сообразили, что это такое.
Две бутылки неплохой водки были благополучно выпиты на свежем воздухе, и мужики поднялись со своего насиженного места. Полчаса отделяло их от встречи со щедрым работодателем.
– Пошли, Мишаня, пошли, работа нас ждет.
– А, может, еще одну возьмем?
– Нет, не надо. Поработаем – тогда и выпить можно.
– Ладно, будь по-твоему. А то, как перепью, всегда потом обливаюсь.
– От тебя и так воняет, как от бабы неподмытой.
– Ладно тебе трындеть.
Мужики направились к месту встречи с работодателем. Их уже мало интересовало, что они грузили пару часов назад, они уже забыли номер контейнера и, если бы кто-нибудь попросил их найти контейнер, в который были загружены шесть ящиков защитного цвета, они навряд ли бы его нашли. – Ведь ржавых контейнеров на товарном дворе стояло превеликое множество. Мысли обоих больше занимала перспектива выпить поздним вечером, после работы. "
Александр Михайлович уже поджидал на перекрестке своих работников. Он заметил их издалека, махнул рукой и тут же пошел во двор.
– Смотри, смотри, Мишаня, спешит, наверное.
Скобелев просто не хотел, чтобы его кто-нибудь увидел и запомнил рядом с двумя ханыгами. Как-никак, а личностями те были колоритными. Громко ругаясь, мужики перебежали на красный свет перекресток и вошли в арку, в которой исчез Александр Михайлович Скобелев. Им и в голову не могло прийти, что этот человек – бывший полковник ФСБ.
А Скобелев двигался вдоль дощатого забора. Он уже приглядел место и целенаправленно шел к нему, заботясь лишь о том, чтобы его не потеряли из виду двое ханыг. Те держались за ним как привязанные. Обещанные баксы делали свое дело. Двадцать долларов тянули двух грязных, небритых мужчин, как магнит тянет за собой ржавые иголки, даже, если они спрятаны в стогу сена.
Скобелев замер у пролома в высоком дощатом заборе, исписанном всевозможными надписями. За забором уже второй год ремонтировался детский сад. За время ремонта успели растащить окна, двери, сорвали радиаторы. В общем, детский сад выглядел как Брестская крепость после долгого штурма немецко-фашистскими захватчиками.
– Куда это он дернул? – спросил Мишаня, тяжело переводя дух, прежде чем залезть в дыру.
– Туда, туда, – подтолкнул Мишаню в плечи его приятель.
Мужики пролезли в пролом и увидели своего благодетеля. Он стоял на краю котлована и призывно махал им левой рукой.
– А что ему, бля, тут надо?
Мишаня оглянулся. За его спиной был забор и чернели деревья. Сумерки сгущались.
– Откуда тут возьмется какая-нибудь работа? Эй, сейчас мы идем, – крикнул Мишаня Скобелеву, подошел к забору, быстро отлил и, на ходу застегивая штаны на единственную пуговицу, двинулся по краю неглубокого котлована к детскому саду, напоминавшему руины.
Когда ханыги приблизились к Александру Михайловичу Скобелеву, тот махнул рукой, приглашая их залезть в здание детского сада, и тут же прижал указательный палец к губам, предупреждая, чтобы молчали Те понимающе закивали. Им не раз приходилось воровать на стройках, но что можно украсть здесь? Мужики не понимали.
Но двадцать долларов есть двадцать долларов и на помойке в виде банкнот не валяются, хотя детский сад представлял собой самую настоящую помойку, вдобавок насквозь пропахшую туалетом.
– Сюда! Сюда! – негромко позвал Скобелев и мужики, один за другим, как голодные псы за костью, потянулись за отставным полковником ФСБ.
Когда они вслед за Скобелевым оказались на втором этаже детского сада, Мишаня, надув щеки, осведомился:
– Хозяин, что тащить отсюда будем?
– Не спеши, родной, сейчас все узнаешь.
– Темнеет, ни хера же не видно!
– Надо будет, зажжем свет.
– Ну если свет, то ладно, – с сомнением пожал плечами Мишаня.
Его напарник был насторожен. Хоть он и выпил побольше Мишани, но опасливо озирался по сторонам, за что и поплатился – не уберегся, влез в кучу дерьма и его настроение мгновенно изменилось. Из подозрительного он стал обозленным на весь мир.
– Во бля, не ступить! Везде кучи! Что им, туалет тут? – неизвестно кого имел в виду ханыга, проклиная невидимых пачкунов и грязно матерясь.
– Смотри под ноги, придурок! – пробурчал Скобелев в адрес чистоплюя, и указал рукой на черный проем.
– Что, туда идти? – вытирая ногу о бетонную плиту и распространяя вокруг себя зловоние, живо поинтересовался мужик.
– Туда, туда.
– А что брать будем?
– Сейчас увидишь, – спокойно ответил Скобелев. За проемом располагалась шахта грузового лифта. Наверное, когда-то лифт поднимал ящики с молоком, коробки с печеньем, мясо на второй этаж, где располагалась кухня. Мужики вошли в комнату и остановились в замешательстве на самом краю шахты. Снизу тянуло смрадом – то ли дохлым котом, то ли дохлой собакой.
– Да тут, бля, полу нет! Мишань, глянь! Мишаня, придерживаясь рукой за косяк, подался немного вперед.
– Точно, пола нет! Куда же идти, хозяин? – Мишаня сердито надул щеки и обернулся.
Последнее, что он увидел, это темный силуэт на фоне силикатной стены. Правая рука Скобелева была поднята, словно указывала барыгам их дальнейший путь. Прозвучало два выстрела. Мишаня крякнул, последний раз выпустил воздух из надутых губ и как мешок с дерьмом рухнул в шахту. Второму ханыге пуля вошла в грудь, но так как он стоял на шаг ближе к Скобелеву, то не упал в шахту, а прижимая ладони к ране, медленно осел на колени, непонимающим взглядом уставившись на полковника.
– И ты ступай туда же, – тихо прошептал Скобелев, сделал три шага вперед, приставил пистолет ко лбу своей жертвы и нажал на спусковой крючок.
Сделав выстрел, он резко поднял руку, будучи абсолютно уверен, что теперь уж мужик мертв. Тот упал на спину. Кроличья потертая шапка, мелькнув, исчезла в шахте.
Скобелев брезгливо, боясь испачкать ботинок, столкнул безжизненное тело вниз. Раздался глухой удар, и все сразу же стихло.
Александр Михайлович включил фонарик, нашел три стреляных гильзы, сунул их в карман и не спеша, спокойно, как человек, совершающий вечерний моцион, вышел из заброшенного детского сада, выбрался через пролом в заборе. Через две минуты он уже оказался на перекрестке, а там смещался с толпой.
Хоть и сделал Александр Михайлович за последний день немало, но оставалась еще одна работенка, которую перепоручить было некому. С водителем, перевозившим груз ЕАС-792, Скобелев встретился на выезде из города. Тот уже получил аванс и приехал за второй частью.
Скобелев отпустил такси метров за триста до машины, оставшееся расстояние прошел пешком. Грузный водитель прохаживался возле крытого тентом грузовика, поглядывая на часы, хотя до времени встречи оставалось еще минут десять. Ему не терпелось заполучить оставшиеся деньги. Как-никак, тысяча долларов – деньги немалые.
– Скобелев прошелся по тротуару, открыл дверцу и забрался в кабину. Обеспокоенный водитель тут же бросился к своей машине, но, увидев Скобелева, засмеялся.
– Ну и хитры же вы! Не заметил, как подобрались.
– Порасторопней нужно быть, Руслан, – отшутился Скобелев, – а то угонят твою тачку и останешься на улице в одном свитере.
Шофер залез на сиденье, дважды хлопнул дверцей, которая никак не хотела закрываться, и потер руки в предвкушении окончательного расчета.
– Только вот незадача, – усмехнулся Скобелев, – за деньгами нужно подъехать немного – приятель подвел.
– Если недалеко, то пожалуйста.
– Давай, тут километров двенадцать будет. Почти сразу за кольцевой, он уже ждет нас.
– Из богатых, что ли? Свой дом построил?
– Да, ни бедный, – глаза Скобелева сузились, И он нетерпеливо махнул рукой, – поехали, Руслан, не томи.
Машина благополучно миновала пост ГАИ. Уже совсем стемнело, когда грузовик подъезжал к мосту.
– Ни хрена себе! – внезапно сказал молчавший до этого полковник Скобелев и указал рукой влево.
Руслан инстинктивно повернул голову. В этот момент Александр Михайлович выхватил пистолет и, держа его за глушитель, изо всех сил ударил шофера по затылку. Руслан клюнул носом в баранку. Скобелев придержал руль, машина остановилась. Александр Михайлович поднял за волосы голову водителя и заглянул ему в лицо.
Все это отставной полковник ФСБ понимал. Но одно дело, отдавать себе отчет в опасности, которая тебе угрожает, и совсем другое – суметь этой опасности избежать.
Спрятать груз ЕАС-792 весом около тонны надо там, где никто не станет его искать. А если и станет – никогда не найдет Всевозможные тайники, склады – вес это не подходило. Скобелев уже давным-давно пришел к простенькой мысли – иголку не стоит прятать в стоге сена. Сумеют вытащить магнитом. А вот если в стогу сена спрятать травинку, то ее никогда не найдут. Если уж прятать иголку, то среди миллиона таких же иголок.
И Скобелев пошел по этому пути. С помощью двух ханыг, которых он нанял у гастронома, шесть ящиков, выкрашенных в зеленый цвет, благополучно перекочевали из автомобиля в ржавый рифленый контейнер, купленный Скобелевым у беженца из Приднестровья за триста долларов. Тот отдал ключи и даже не стал переоформлять на Скобелева бумаги. Полковник к этому, честно говоря, и не стремился. За контейнером уже полгода было закреплено место в товарном дворе Южного порта. Там стояли тысячи таких же контейнеров – ржавых, ветхих и еще более-менее сносных. Иногда к контейнерам приходили хозяева, осматривали их, открывали, брали что-нибудь из вещей, тут же продавали. Вещи грузились на автомобили и увозились, растворялись в большом городе.
Это замечательное место. Вот тут никогда никто не найдет. За последние годы расплодилось столько беженцев, и часть из них, может, даже половина, осели в Москве, не имея жилья и не зная, куда пристроить свои вещи. Люди вес еще продолжали надеяться на лучшее, думая, что пройдет некоторое время и ситуация в их родных местах изменится, а, возможно, – мечтать никому не запретишь – они смогут получить или купить квартиру, а до поры до времени пусть их вещи постоят в грузовых контейнерах на товарном дворе.
Такие дворы существовали при каждом вокзале, при каждой сортировочной станции. А на каждом из этих дворов было бесчисленное количество грузовых контейнеров. Даже если бы кто-то и захотел все их вскрыть и проверить, понадобилось бы очень много времени. Но что значит вскрыть? Нужно получить разрешение хозяина, ключи, должны присутствовать свидетели. И только после этого можно приступить к такой огромной, масштабной операции. Но хозяина еще надо найти. А где хозяин контейнера может находиться в данный момент, никто не знает. Может, беженец из Приднестровья, из Чечни, Казахстана, Таджикистана, Прибалтики сейчас мотается по бескрайним просторам России, подыскивает себе жилье, пытаясь договориться с каким-нибудь председателем колхоза или совхоза об устройстве на работу, пробует получить где-нибудь кредит, начал где-нибудь строительство своего дома. В общем, найти этих людей невозможно. Естественно, невозможно и обыскать все контейнеры.
Когда шесть ящиков были спрятаны в контейнер и закрыты байковыми одеялами, а сверху закамуфлированы баулами с грязным тряпьем, полковник удовлетворенно потер руки.
– Значит так, мужики. Спасибо вам за работу. Сейчас я вам выдам по десять долларов и по бутылке водки. А если хотите заработать еще по десятке, через два часа я вас жду… – полковник назвал точный адрес неподалеку от Южного порта Мужики принялись благодарить.
– А что, хозяин, еще работенка есть?
– Небольшая, минут на двадцать. Я смотрю, вы мужики аккуратные, ничего не повредили. Нанимать других после вас мне не хочется.
– Ну, хозяин, конечно, – неухоженные мужики явно обрадовались подобной перспективе.
Можно выпить, чуть протрезветь и еще заработать по десятке. По всему видно, гражданин не бедный да и обманывать не станет.
Два часа для Москвы – время ничтожно малое, никуда смотаться не успеешь. Поэтому мужики двинули к ближайшему киоску, по дороге обменяв доллары на российские рубли, купили нехитрой закуски и решили выпить свою водочку на свежем воздухе, а затем двинуться по названному адресу, где им светила еще одна зеленая двадцатка.
Выбравшись с товарного двора, отставной полковник Скобелев быстро нашел такси и уже через полчаса был в своей однокомнатной квартире в Арбатском переулке. Там он открыл шкаф, вытащил из дипломата глушитель, навернул его на ствол пистолета и опустил во внутренний карман куртки – так, чтобы в любой момент можно было воспользоваться оружием.
* * *
Два мужика, которые помогали Александру Михайловичу загрузить ящики в грузовой контейнер, действовали именно так, как отставной полковник ФСБ и предполагал. Они без лишних приключений выпили свою водку, проведя два часа рядом с пивным киоском, с презрением поглядывая на снующих неподалеку бомжей и на пьянчужек, у которых явно не хватало денег на бутылку.– Ну, Миша, нам сегодня обломилось, мы богатенькие, – говорил один мужик другому, похлопывая себя по нагрудному карману.
– Это, бля, ничего, а скоро еще подзаработаем. Вот фартит сегодня! Каждый день бы так, никаких проблем бы не было. Хочешь выпить – пожалуйста, закусить – тоже. Живи, бля, не хочу. Ну и ящики же, бля, тяжеленные у этого щедрого мужика – чтоб он сдох!
– Да, ящики будь здоров. Вдвоем мы бы не сволокли, хорошо хоть водила попался здоровый, подсобил. Потяжелее пианино будут…
Тот, которого звали Миша, надул щеки и звучно выпустил воздух.
– Я думаю, в этих ящиках какая-нибудь медь.
– Ну ты скажешь, медь… На хрена ее в ящиках хранить, не бутылки же?
– А чтоб никто не видел. Небось, мужик с военного завода стырил какие-нибудь катоды.
– Какие, бля, катоды? Наверное, отходы. Сейчас медь дорого стоит, по баксу за килограмм, не меньше.
– Сколько же этот ящик весит? – и мужики начали прикидывать.
По всему выходило, что меди будет где-то под тонну, а может, и побольше.
– Штука баксов в ржавом контейнере лежит. Может, ломаном замки?
– – Если бы бумажками, то в карман сунул и смылся. А так – как ты эти ящики выволочешь? Машина нужна, – Миша опять надул щеки и выдохнул.
– Что краденое, голову даю на отсечение. А вот что медь, сомневаюсь. Представляешь, мы с тобой наняли машину, ломанули замки, выволокли ящики, открыли, а там какой-нибудь песок. И что тогда делать?
– А если песок золотой?
Любитель надувать щеки выпустил изо рта воздух с таким звуком, будто бы из задницы.
– Золото, придурок, в ящиках не возят. Представляешь, если бы это было золото? Тонна золота – и в сраный ржавый контейнер? Да ты, дурак, совсем мозги отпил, мудила долбаный.
– Что же там тогда?
– Может, детали какие от машин, например, аккумуляторы. Знаешь, сколько весит настоящий танковый аккумулятор?
– Знаю, тяжеленный.
– Так вот, если в одном ящике четыре аккумулятора… Мужики еще долго спорили, пытаясь отгадать, что может находиться в ящиках с многочисленными пломбами, но все их домыслы, конечно же, были далеки от истины. Им и в голову не могло прийти, что в ящиках хранятся восемнадцать контейнеров со смертью. И даже если бы они открыли ящик и увидели сверкающий цилиндр с табличкой, испещренной непонятными для них надписями, то навряд ли бы сообразили, что это такое.
Две бутылки неплохой водки были благополучно выпиты на свежем воздухе, и мужики поднялись со своего насиженного места. Полчаса отделяло их от встречи со щедрым работодателем.
– Пошли, Мишаня, пошли, работа нас ждет.
– А, может, еще одну возьмем?
– Нет, не надо. Поработаем – тогда и выпить можно.
– Ладно, будь по-твоему. А то, как перепью, всегда потом обливаюсь.
– От тебя и так воняет, как от бабы неподмытой.
– Ладно тебе трындеть.
Мужики направились к месту встречи с работодателем. Их уже мало интересовало, что они грузили пару часов назад, они уже забыли номер контейнера и, если бы кто-нибудь попросил их найти контейнер, в который были загружены шесть ящиков защитного цвета, они навряд ли бы его нашли. – Ведь ржавых контейнеров на товарном дворе стояло превеликое множество. Мысли обоих больше занимала перспектива выпить поздним вечером, после работы. "
Александр Михайлович уже поджидал на перекрестке своих работников. Он заметил их издалека, махнул рукой и тут же пошел во двор.
– Смотри, смотри, Мишаня, спешит, наверное.
Скобелев просто не хотел, чтобы его кто-нибудь увидел и запомнил рядом с двумя ханыгами. Как-никак, а личностями те были колоритными. Громко ругаясь, мужики перебежали на красный свет перекресток и вошли в арку, в которой исчез Александр Михайлович Скобелев. Им и в голову не могло прийти, что этот человек – бывший полковник ФСБ.
А Скобелев двигался вдоль дощатого забора. Он уже приглядел место и целенаправленно шел к нему, заботясь лишь о том, чтобы его не потеряли из виду двое ханыг. Те держались за ним как привязанные. Обещанные баксы делали свое дело. Двадцать долларов тянули двух грязных, небритых мужчин, как магнит тянет за собой ржавые иголки, даже, если они спрятаны в стогу сена.
Скобелев замер у пролома в высоком дощатом заборе, исписанном всевозможными надписями. За забором уже второй год ремонтировался детский сад. За время ремонта успели растащить окна, двери, сорвали радиаторы. В общем, детский сад выглядел как Брестская крепость после долгого штурма немецко-фашистскими захватчиками.
– Куда это он дернул? – спросил Мишаня, тяжело переводя дух, прежде чем залезть в дыру.
– Туда, туда, – подтолкнул Мишаню в плечи его приятель.
Мужики пролезли в пролом и увидели своего благодетеля. Он стоял на краю котлована и призывно махал им левой рукой.
– А что ему, бля, тут надо?
Мишаня оглянулся. За его спиной был забор и чернели деревья. Сумерки сгущались.
– Откуда тут возьмется какая-нибудь работа? Эй, сейчас мы идем, – крикнул Мишаня Скобелеву, подошел к забору, быстро отлил и, на ходу застегивая штаны на единственную пуговицу, двинулся по краю неглубокого котлована к детскому саду, напоминавшему руины.
Когда ханыги приблизились к Александру Михайловичу Скобелеву, тот махнул рукой, приглашая их залезть в здание детского сада, и тут же прижал указательный палец к губам, предупреждая, чтобы молчали Те понимающе закивали. Им не раз приходилось воровать на стройках, но что можно украсть здесь? Мужики не понимали.
Но двадцать долларов есть двадцать долларов и на помойке в виде банкнот не валяются, хотя детский сад представлял собой самую настоящую помойку, вдобавок насквозь пропахшую туалетом.
– Сюда! Сюда! – негромко позвал Скобелев и мужики, один за другим, как голодные псы за костью, потянулись за отставным полковником ФСБ.
Когда они вслед за Скобелевым оказались на втором этаже детского сада, Мишаня, надув щеки, осведомился:
– Хозяин, что тащить отсюда будем?
– Не спеши, родной, сейчас все узнаешь.
– Темнеет, ни хера же не видно!
– Надо будет, зажжем свет.
– Ну если свет, то ладно, – с сомнением пожал плечами Мишаня.
Его напарник был насторожен. Хоть он и выпил побольше Мишани, но опасливо озирался по сторонам, за что и поплатился – не уберегся, влез в кучу дерьма и его настроение мгновенно изменилось. Из подозрительного он стал обозленным на весь мир.
– Во бля, не ступить! Везде кучи! Что им, туалет тут? – неизвестно кого имел в виду ханыга, проклиная невидимых пачкунов и грязно матерясь.
– Смотри под ноги, придурок! – пробурчал Скобелев в адрес чистоплюя, и указал рукой на черный проем.
– Что, туда идти? – вытирая ногу о бетонную плиту и распространяя вокруг себя зловоние, живо поинтересовался мужик.
– Туда, туда.
– А что брать будем?
– Сейчас увидишь, – спокойно ответил Скобелев. За проемом располагалась шахта грузового лифта. Наверное, когда-то лифт поднимал ящики с молоком, коробки с печеньем, мясо на второй этаж, где располагалась кухня. Мужики вошли в комнату и остановились в замешательстве на самом краю шахты. Снизу тянуло смрадом – то ли дохлым котом, то ли дохлой собакой.
– Да тут, бля, полу нет! Мишань, глянь! Мишаня, придерживаясь рукой за косяк, подался немного вперед.
– Точно, пола нет! Куда же идти, хозяин? – Мишаня сердито надул щеки и обернулся.
Последнее, что он увидел, это темный силуэт на фоне силикатной стены. Правая рука Скобелева была поднята, словно указывала барыгам их дальнейший путь. Прозвучало два выстрела. Мишаня крякнул, последний раз выпустил воздух из надутых губ и как мешок с дерьмом рухнул в шахту. Второму ханыге пуля вошла в грудь, но так как он стоял на шаг ближе к Скобелеву, то не упал в шахту, а прижимая ладони к ране, медленно осел на колени, непонимающим взглядом уставившись на полковника.
– И ты ступай туда же, – тихо прошептал Скобелев, сделал три шага вперед, приставил пистолет ко лбу своей жертвы и нажал на спусковой крючок.
Сделав выстрел, он резко поднял руку, будучи абсолютно уверен, что теперь уж мужик мертв. Тот упал на спину. Кроличья потертая шапка, мелькнув, исчезла в шахте.
Скобелев брезгливо, боясь испачкать ботинок, столкнул безжизненное тело вниз. Раздался глухой удар, и все сразу же стихло.
Александр Михайлович включил фонарик, нашел три стреляных гильзы, сунул их в карман и не спеша, спокойно, как человек, совершающий вечерний моцион, вышел из заброшенного детского сада, выбрался через пролом в заборе. Через две минуты он уже оказался на перекрестке, а там смещался с толпой.
Хоть и сделал Александр Михайлович за последний день немало, но оставалась еще одна работенка, которую перепоручить было некому. С водителем, перевозившим груз ЕАС-792, Скобелев встретился на выезде из города. Тот уже получил аванс и приехал за второй частью.
Скобелев отпустил такси метров за триста до машины, оставшееся расстояние прошел пешком. Грузный водитель прохаживался возле крытого тентом грузовика, поглядывая на часы, хотя до времени встречи оставалось еще минут десять. Ему не терпелось заполучить оставшиеся деньги. Как-никак, тысяча долларов – деньги немалые.
– Скобелев прошелся по тротуару, открыл дверцу и забрался в кабину. Обеспокоенный водитель тут же бросился к своей машине, но, увидев Скобелева, засмеялся.
– Ну и хитры же вы! Не заметил, как подобрались.
– Порасторопней нужно быть, Руслан, – отшутился Скобелев, – а то угонят твою тачку и останешься на улице в одном свитере.
Шофер залез на сиденье, дважды хлопнул дверцей, которая никак не хотела закрываться, и потер руки в предвкушении окончательного расчета.
– Только вот незадача, – усмехнулся Скобелев, – за деньгами нужно подъехать немного – приятель подвел.
– Если недалеко, то пожалуйста.
– Давай, тут километров двенадцать будет. Почти сразу за кольцевой, он уже ждет нас.
– Из богатых, что ли? Свой дом построил?
– Да, ни бедный, – глаза Скобелева сузились, И он нетерпеливо махнул рукой, – поехали, Руслан, не томи.
Машина благополучно миновала пост ГАИ. Уже совсем стемнело, когда грузовик подъезжал к мосту.
– Ни хрена себе! – внезапно сказал молчавший до этого полковник Скобелев и указал рукой влево.
Руслан инстинктивно повернул голову. В этот момент Александр Михайлович выхватил пистолет и, держа его за глушитель, изо всех сил ударил шофера по затылку. Руслан клюнул носом в баранку. Скобелев придержал руль, машина остановилась. Александр Михайлович поднял за волосы голову водителя и заглянул ему в лицо.