– Куда теперь?
   – Прямо!
   Водитель не сразу сообразил – дороги-то не видно, куда же двигаться?
   – Вперед! – скомандовал Полковник, складывая карту.
   Парень, не будучи уверенным, что правильно понял приказ, переспросил:
   – На лед?
   – На лед, мать твою!
   Беспокоиться особо не стоило, зима стояла холодная и лед мог выдержать и не такую нагрузку. Когда машины оказались в самом центре озера, Полковник приказал:
   – Глуши мотор! – и даже не дождавшись, пока машина остановится окончательно, выпрыгнул на снег. Затем он распахнул дверь кунга и приказал:
   – Быстро! Осталось совсем немного! За работу! Построив людей, он прошелся перед ними, по-птичьи вытянув шею, положив правую руку на автомат, висевший на плече. Отряд стоял неровно, лишь отдаленно напоминая своим строем военную шеренгу.
   – Ящики исчезнут здесь! – неожиданно зычно выкрикнул Полковник, указывая пальцем в лед озера.
   «Здесь так здесь, – подумал Усатый, – избавиться от улик всегда приятно».
   Уловив некоторую настороженность в лицах людей, Полковник улыбнулся и провел ладонью по небритой щеке.
   – Сработали мы отлично. (Советую всем: как выберемся отсюда, забудьте о том, что было. Усатый усмехнулся:
   – Ясное дело, Полковник,; забудем. Я, уже и так ничего не помню.
   – Забыл?
   – Да.
   – Точно?
   – Точней не бывает. Полковник осклабился:
   – Никто из вас не забыл о деньгах, и я тоже. После того, как ящики исчезнут на дне озера, я расплачусь с вами, – Полковник запустил руку за пазуху и вытащил прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором виднелись пачки долларов. – За работу!
   – А сейчас рассчитаться нельзя? – спросил Усатый.
   – Черт с тобой, – весело крикнул Полковник. – Не по-моему и не по-твоему: пропилите полынью, получите ваши деньги.
   Оживленные таким обещанием, люди взялись за работу. Из кунга достали две мотопилы. Затрещали двигатели. Каждому нашлось дело. Лопатами расчищали снег, очерчивая контуры будущей полыньи, зубья мотопил с леденящим душу скрежетом впивались в промороженный лед. Усатый, орудуя пилой, подумал:
   «Наверное, точно такой же звук раздается, когда пила проходит по кости».
   У него мурашки пробежали по спине. Руки уже онемели от напряжения, и Усатый передал работающую пилу шоферу КамАЗа, который с радостью схватился за обтянутые резиной ручки и вонзил бешено вращающуюся цепь с зубьями в полупрозрачный озерный лед.
   – Пилите! Пилите на совесть! – кричал Полковник. – Ящики должны продавить лед.
   Он то и дело посматривал на часы, нетерпеливо поглядывал в небо.
   – Готово, Полковник!
   – Быстро, как на смотре.
   – Когда в жопу огонь дышит, шевелиться приходится, не посачкуешь.
   Наконец пилы смолкли. Полковник прошелся по периметру полыньи, принимая работу. Лед напилили на ровные квадраты со стороной примерно сантиметров по семьдесят. Чтобы продемонстрировать свое старание, шофер КамАЗа схватил лом и вонзил его в один из квадратов. Затем пошевелил ломом. Вода поднялась по пропилам, лед сделался чуть темнее, напоминая собой грязное стекло.
   – Отлично, – произнес Полковник, подышав на пальцы, согревая их дыханием. – Давайте в кунг, там тепло.
   Все собрались за столом в кунге, глаза людей горели огнем.
   – Деньги! Сейчас будем делить деньги!
   – Это нужно отметить, – произнес Полковник и кивнул Усатому. – Пошли в кабину, принесем пиво. Что-нибудь покрепче попьем позже, когда выберемся отсюда в безопасное место.
   – Да, шампанское с бабами пить сподручнее.
   – Шампанское – не мужской напиток. Усатый пожал плечами. Пить и впрямь хотелось. Если пойти с Полковником, можно выпить лишнюю жестянку пива, а можно послать и кого-нибудь помоложе.
   – Бушлат накинь, – посоветовал Полковник, – холодно.
   – Не замерзну, недолго.
   – Все равно надень.
   Вскоре они вдвоем оказались на снегу. Полковник пристально посмотрел в глаза Усатому:
   – А теперь ничему не удивляйся.
   Он вынул из-за пазухи картонный цилиндр шашки со слезоточивым газом, дернул матерчатую петлю и тут же, зашвырнув шашку внутрь кунга, захлопнул дверь, моментально вставил в петли предназначавшийся для навесного замка толстый болт и за полсекунды движением фокусника навинтил на него гайку. Затем махнул рукой:
   – Побежали!
   Усатый, еще не сообразив, в чем дело, бросился следом за Полковником. Он лихорадочно соображал, что происходит, и инстинктивно понял «Да, зря я оставил свой автомат в кунге».
   Послышались крики. Дымовая шашка упала прямо на стол. Шофер КамАЗа хотел схватить ее, но тут же обжег руку. Дым быстро наполнял тесное помещение, ел глаза, заставлял кашлять. Переворачивая стулья, люди спешили выбраться наружу. Но у дверей движение остановилось.
   – Заперты!
   – Сука!
   Раздались выстрелы, вспоровшие обивку кунга.
   – Стой здесь! – приказал Полковник, сам распахнул дверцу кабины, вскочил за руль и завел двигатель. Он включил пониженную передачу, схватил со своего места сумку с картой, с вещами.
   – Где же…?
   Порывшись в сумке, достал аккуратно обстроганную палочку и подпер ею педаль газа. КамАЗ медленно двинулся к полынье. Усатый стоял, открыв рот, тяжело дыша. Он даже не заметил, как Полковник выпрыгнул на ходу из машины, упав лицом в снег. Слышались выстрелы, ругательства. Дверь, запертая толстым, болтом, от мощных ударов сотрясалась.
   В последний момент, когда до первого пропила КамАЗу оставалось метров пятнадцать, кто-то догадался завести мотопилу. Захлебываясь, чихал бензиновый движок.
   Мужчина с пилой вслепую взмахнул агрегатом, поднимая бешено вращающуюся цепь. В дыму он не заметил, как задел стоявшего рядом с ним шофера КамАЗа. Брызнула кровь, послышался хруст. Рука парня с новым обручальным кольцом, подхваченная цепью, отлетела на нары.
   Зубья цепи впились в дюраль обшивки. Пиливший не обращал внимания ни на крики шофера, ни на панику, царившую в кунге. Он навалился животом на бензопилу, моля Бога лишь о том, чтобы не заглох мотор.
   – Пили! Пили!
   Разбрасывая белые хлопья пенопласта, полотно вышло наружу. Зубья задели за клепочный шов, цепь замерла, мотор заглох.
   – Черт!
   – Это конец…
   Правая рука Усатого поднялась, и он перекрестился. Передние колеса КамАЗа въехали на распиленный лед. Машина тяжело ухнула, проваливаясь передком. Вода хлынула на снег, ледяные глыбы, треща, ломались, всплывали в полынье.
   На несколько секунд КамАЗ замер, выбрасывая из-под задних скатов снежные фонтаны. Протекторы добрались до льда и скользили. Затем машина качнулась, задние мосты повисли в воздухе, кабина по самое стекло оказалась в воде. Но двигатель работал, труба воздухозаборника все еще находилась вверху. Медленно, как в страшном сне, машина скользила, уходя под воду.
   Усатый даже не успел понять, чье именно лицо показалось в маленьком, только голову просунуть, стекле кунга. Да и не мудрено было не узнать: гримаса страха, слезящиеся глаза, нос, расплюснутый о стекло. Затем послышался выстрел, стекло разлетелось, и мужчина, задыхавшийся в дыму, высунул голову наружу. Он успел еще схватить глоток воздуха, как задние колеса соскользнули с ровно опиленной кромки льда, и машина с шумом упала в воду, скребя задней стенкой кунга по острой кромке Льда.
   Шшшшш..!
   Голову отрезало, будто ножницами: высоко подскочив, она звонко ударилась о лед, подпрыгнула и улетела в воду. КамАЗ на секунду исчез, затем, благодаря воздуху, сохранившемуся в кунге, с шумом, разбрасывая льдины, всплыл, завалившись на бок, и вновь, пуская пузыри, медленно исчез в черной ледяной воде.
   Глаза Усатого округлились, он даже забыл, что нужно дышать. Зубы выбивали мелкую дробь. Он крепко сжал кулаки и боялся двинуться с места. Усатый стоял один на льду озера. Сколько хватал взгляд – ни человеческого жилья, ни даже признаков жизни.
   – Во бля…
   И тут совсем неподалеку от него, словно черт, выскакивающий из табакерки, из снега поднялся Полковник, отряхнулся. И это появление произвело на Усатого куда большее впечатление, чем исчезновение КамАЗа с людьми подо льдом озера.
   Наверное, в кунге еще кто-нибудь был жив, ловил ртом остатки наполненного слезоточивым газом воздуха, скопившегося под самым потолком, а Полковник, улыбаясь, подошел к Усатому и хлопнул его по плечу.
   Усатый моргнул, хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле.
   – Я обещал пива, – весело произнес Полковник, – на, держи, – и он протянул поллитровую жестянку датского пива с изображенным на черном фоне белым медведем.
   – О.., о.., о-ни… – проговорил Усатый ненатурально высоким голосом и показал пальцем в ледяное крошево, чуть покачивавшееся от поднимавшихся со дна пузырей. Ему мерещилась в полынье отрезанная голова.
   – Что?
   – Онииии?
   – Да, они, – спокойно согласился Полковник.
   – Зачем?
   – На двоих делить легче, чем на десятерых. Да и Николаю обидно будет попасть на тот свет без хорошей компании.
   – Зачем? – повторил Усатый.
   – Да успокойся ты, выпей пивка.
   Полковник, понимая, что обезумевший Усатый сам не откроет жестянку, рванул за колечко и прямо-таки заставил своего подручного сделать несколько глотков.
   – Ты подумай, на два делить куда легче. Да и свидетелей меньше.
   Усатый потряс головой, отказываясь верить в то, что произошло.
   – Ыыы…
   – Чего испугался? Ты же жив, – расхохотался Полковник, несильно толкая в грудь Усатого. – Да ты и не знал никого из этих людей раньше, какая разница, живы они или… – говоривший перевел взгляд на ледяное крошево, – или утонули.
   – А я? Почему я остался?
   – Не задавай глупых вопросов, – подбодрил его Полковник, – раз остался, значит нужен мне.
   – Ты.., ты… – заикаясь, начал Усатый.
   – Ты хочешь сказать, я не правильно сделал, отправив их на тот свет?
   – Ты.., ты…
   – Или может, я не правильно сделал, оставив в живых тебя? Ну-ка, улыбнись! – резко крикнул Полковник. – Улыбка!
   Усатый, как марионетка, тут же раздвинул губы в подобострастной улыбке, но глаза его при этом оставались смертельно испуганными.
   – Вот так-то лучше, – Полковник прошелся вокруг Усатого. – А.., теперь я понял, – протянул он, – переживаешь, что автомат свой в кунге забыл? Боишься, пристрелю тебя?
   Усатый кивнул.
   – Не бойся, – Полковник порылся в сумке и протянул Усатому пистолет.
   – Не-а…
   – Бери!
   Усатый замер, положив пальцы на защелку, державшую обойму.
   – Можешь посмотреть, заряжен.
   – Сейчас…
   И впрямь, в обойме оказалось несколько патронов. Тут из-за леса послышался стрекот. Усатый пригнул голову, готовый бежать.
   – Это за нами, – бесстрастно произнес Полковник и широко расставил ноги.
   Стрекот приближался, вскоре над лесом показался вертолет странного, грязно-голубого цвета. Ни бортовых номеров, ни опознавательных знаков.
   – Эге-гей!
   Полковник вскинул руки и замахал ими над головой. Вертолет пронесся над озером, низко – обдав людей, стоявших на льду, сильным упругим ветром.
   – Не бойся, свои.
   Заложив вираж, вертолет развернулся и медленно проплыв над полыньей, опустился метрах в ста от замершего КамАЗа с трейлером. Распахнулись ворота грузового отсека.
   – А теперь быстро! – скомандовал Полковник, потащив Усатого к трейлеру.
   – Бегу, бегу Тяжелые ящики вдвоем было не поднять. Полковник раскрутил проволоку, снял крышку и взял на руки один из цилиндров. Он держал его, прижав к себе, скрежеща от натуги зубами. А затем, шатаясь под тяжестью цилиндра, двинулся к вертолету. Усатый тоже схватил цилиндр и проследовал за Полковником.
   Через двадцать минут груз ЕАС-792 оказался в вертолете. Туда же перекочевали и зеленые ящики. Пилот проконтролировал, чтобы груз был закреплен и отцентрирован как следует.
   – Пять минут, – произнес Полковник, вскинув руку с растопыренными пальцами.
   – Пять?
   – Я – бегом!
   Полковник бросился к оставшемуся на льду КамАЗу. Теперь уже Усатый куда спокойнее смотрел на то, как проваливается под лед тяжелая машина, как грохоча, растрескиваясь, смыкаются над ней льдины. Вертолетный винт продолжал работать, гоняя вокруг места посадки снежные вихри.
   Полковник, пригнувшись, прикрыв рукой лицо от ветра, добежал до вертолета, поднял подножку, закрыл дверь. Вытер пот со лба.
   – Держись! – прикрикнул он на Усатого.
   Тот сидел на откидном сиденье возле иллюминатора. Летчик закрыл за собой дверь, ведущую в кабину пилота. Взревели двигатели. Вертолет оторвался ото льда и завис над озером. Бушующий ветер, поднятый винтом, мгновенно занес следы машин, следы вертолетных шасси.
   Тяжело развернувшись, вертолет заскользил над озером к лесу, взмыл прямо перед зеленой стеной елей и, то и дело исчезая в низких облаках, полетел на запад.
   Полковник устроился напротив Усатого, расстегнул бушлат, сбросил шапку. Лицо его сияло радостью. Глаза искрились.
   – Чего не веселый? – крикнул он Усатому.
   – Уже не страшно!
   – Невеселый чего, спрашиваю?
   Но Усатый не расслышал его слов из-за грохота, царившего в отсеке. Полковник подмигнул и, проведя пальцем в воздухе перед своим лицом дугу, нарисовал улыбку..
   – Веселей!
   Усы чуть дрогнули, губы раздвинулись, обнажив два металлических зуба.
   Из сумки Полковник достал жестянки с пивом, одну из них бросил Усатому. Тот, уже немного придя в себя, ловко поймал подарок и жадно принялся пить.
   – Холодное…
   – Пей-пей.
   Достав полпалки копченой колбасы, Полковник рассек ее на две части ножом и принялся есть, кусая прямо со шкуркой.
   Усатый ощутил голод. Держась за переборки, добрался до Полковника, сел рядом с ним, схватил вторую половину и тоже принялся есть. Он не знал ни куда они летят, ни зачем, точно так же, как не знал достоверно, что за дрянь находится в контейнерах.
   Полковник подмигнул, достал полиэтиленовый пакет с деньгами и покачал им перед носом Усатого. Тот протянул было руку, чтобы коснуться тугих пачек с деньгами, но пакет тут же исчез в сумке.
   – Рано еще! Рано! – прокричал в ухо Усатому Полковник. – Придет время – попилим. А пока работай просто так.
   Автомат на коленях Полковника лежал, повернутый в сторону Усатого, так, что тому ничего не оставалось, как согласиться. Деморализован Усатый был до такой степени, что действовать самостоятельно уже не мог. Многое из того, что знал, забыл – от страха мозги отшибло.
   Он повернул голову и, продолжая жевать жесткую колбасу, посмотрел в иллюминатор. Внизу тянулись цепи сопок, густо поросших лесом. Лес сверху напоминал мох, присыпанный белой пудрой.
   – Красиво, а? – толкнул его в бок Полковник. – И самое странное, совсем не страшно. Кажется, очень низко летим…
   Зубы Усатого все еще продолжали выбивать дробь.
   – Замерз?
   – Что?
   – Замерз? – кричал Полковник. Усатый кивнул.
   – Да, пиво холодное.
   По глазам Усатого Полковник понял, что его соседу нестерпимо хочется выпить чего-нибудь покрепче, чтобы снять стресс, забыться на какое-то время. Полковник колебался. В его планы не входило напаивать Усатого. Пьяный еще чего доброго и выстрелить сможет. Но все-таки он вытащил из кармана военных брюк небольшую плоскую стеклянную фляжечку, обтянутую кожей, и плеснул на дно блестящего отполированного стаканчика-крышечки.
   – Спирт, выпей.
   Усатый жадно глотнул обжигающую жидкость.
   – Ух!
   После этого ему и впрямь полегчало. Он затих, лицо его сделалось благостным.
   Так продолжалось недолго – минут пять-десять, не более. Усатому захотелось отлить. Пиво и страх сделали свое дело. На низ живота давила моча, скопившаяся в пузыре. В военном вертолете, конечно же, таких удобств-излишеств, как туалет, не существовало. И Усатый твердо решил терпеть до посадки.
   А Полковник тем временем поднялся, потянулся, достав руками низкий потолок, и подойдя к двери, отодвинул ее, в сторону. Ветер ворвался в грузовой отсек, завертелись искрящиеся снежинки, скопившиеся между переборками. Держась за брезентовый ремень левой рукой, правой Полковник расстегнул ширинку и, поглядывая на Усатого через плечо, принялся мочиться в открытую дверь. Затем с неописуемым облегчением на лице отступил в сторону и неторопливо стал застегивать брюки. Кивнул Усатому.
   – Отлей.
   Тот, хватаясь за что попало, подобрался поближе к открытой двери. Обжигающе холодный ветер дул в лицо, снежинки кололи в щеки, в нос, в шею.
   – Для настоящих мужчин нет ничего невозможного, – закричал ему в ухо Полковник.
   Усатый, пытаясь разобрать слова, морщился, пальцы застревали в застежке. Наконец-то он справился со своим хозяйством и принялся отливать, повернувшись так, чтобы ветер не забрызгал штаны и бушлат. Усатый уже почти закончил, когда Полковник резко ударил его ногой под коленки. Тот не удержался на обледеневшем металлическом полу, неудержимо заскользил к распахнутой двери и сорвался. Усатый повис, уцепившись левой рукой за брезентовый ремень, укрепленный над дверью.
   – Ааааааа!!!
   – Падай!
   Внизу медленно проплывал частокол елей.
   – Ааааааа!!!
   Он пытался дотянуться до ремня правой рукой, чувствуя, что пальцы левой вот-вот разомкнутся и падения не миновать. Он еще раз страшно закричал, но крик тут же сдуло ветром. Усатый обезумевшими от страха глазами смотрел на то, как Полковник медленно снимает с плеча автомат.
   – Нет! – закричал он. – Нет!
   – Да!
   – Не надо-оооооо!
   Но крик его вновь потонул в свисте ветра, в рокоте винтов. Полковник перехватил автомат, обмотал ремень вокруг правой руки и, размахнувшись, прикладом ударил Усатого в лоб. Кровь хлынула на лицо, но Усатый продолжал цепляться. Он даже изловчился и уперся ногой в пол. Но подтянуться, забраться вновь в грузовой отсек у него уже не было ни сил, ни, главным образом, – времени.
   – Повисишь – сам отвалишься, – ехидно процедил сквозь зубы Полковник, откладывая автомат на сиденье возле иллюминатора.
   Затем он не спеша вытащил нож и одним взмахом пересек сухожилие на запястье Усатого. Тот исчез из дверного проема в мгновение ока, как исчезает в осеннюю бурю мокрый лист с оконного стекла.
   Крик падающего человека так и не догнал вертолет. Упершись руками в края дверного проема, Полковник глянул на землю. Черный бесформенный комок, напоминающий смятую бумажку-обертку, кувыркался далеко внизу. Улыбка тронула тонкие губы Полковника.
   «Никогда не понимал самоубийц, бросающихся с верхних этажей высоких зданий, – подумал он, – пока долетишь, можешь и передумать».
   Полковник дождался, пока черневший комок не исчезнет в лесу у подножия сопки, только тогда с усилием, превозмогая сильный ветер, задвинул дверь.
   – Пошел он к е.., матери!
   Вихрь в грузовом отсеке тут же улегся, по углам успело нанести снега. Полковник устало опустился на обтянутое дерматином сиденье, наставил воротник бушлата, чтобы не так донимал грохот, и задремал, прикрыв глаза.
   А вертолет тем временем скользнул в низкие облака и исчез в них. Только гул, долетавший до земли, напоминал миру о его существовании.
* * *
   Разъезд, где произошла катастрофа, оставался безлюдным недолго. Уже через полтора часа после того, как сержант Иван Кудинов добрался до телефонного аппарата, неподалеку от домика стрелочника, поднимая снежный вихрь, опустился небольшой десантный вертолет. Не успели замереть винты, как из него выбрались трое – полковник из челябинского управления ФСБ Чеботарев и два его помощника, один – в чине майора, другой – капитана.
   Чеботарев еще с воздуха осмотрел место аварии, заставив пилота дважды пройтись над запасными путями. Он видел и следы КамАЗов, ведущие к лесу. Дальше следы нигде не просматривались. Первым делом полковник Чеботарев отправился к домику стрелочника, избегая идти по тропинке, чтобы не затоптать следов, пробираясь по глубокому снегу.
   Лишь только он переступил порог, как кот испуганно шарахнулся под сундук.
   – Фу, напугал-таки…
   Полковник Чеботарев присел возле лежащего на полу сержанта Кудинова, тронул его за плечо. Парень не пошевелился.
   – Жив он хоть?
   – Вроде, нет, товарищ полковник.
   Чеботарев перевернул сержанта на спину и заглянул ему в глаза – неподвижные, остекленевшие. Но стоило полковнику поводить ладонью над лицом сержанта, как он заметил, что зрачки сужаются и расширяются, реагируя на изменение яркости света.
   – Отправить первым же транспортом в Челябинск! – распорядился полковник и вышел из домика, понимая, что главное сейчас – рассмотреть место катастрофы.
   А тем временем к разъезду уже двигался наспех составленный поезд из трех вагонов. Движение по магистрали перекрыли, ближайшую военную часть подняли по тревоге. Солдаты грузились в машины, взвод химической разведки выехал первым.
   До прибытия людей из Москвы поисками и расследованием должен был руководить полковник Чеботарев из Челябинска. Пока подтягивались войска, готовые оцепить зону возле места катастрофы, пока формировалась комиссия в Москве, Чеботарев и двое его помощников, увязая в глубоком снегу, пробирались к стрелке.
   Полковник остановился в двух шагах от мертвого Сидора, Щербакова. С первого же взгляда ему стало понятно: тому уже ничто не поможет. На блестевших, как лед, глазных яблоках лежали, не тая, снежинки.
   «Нападавший? Жертва?» – все требовало объяснений. Но как мало было ответов.
   Капитан нес на плече портативную видеокамеру, то и дело включая се. Он успел записать вид места катастрофы сверху, в то время когда вертолет заходил на посадку, запечатлел лежащего на полу сержанта Ивана Кудинова, мертвого Сидора Щербакова, переведенную на запасной путь стрелку, разбитый выстрелом Усатого семафор.
   Полковник наклонился, поднял лежавший на снегу маленький осколок красного стекла, похожий на окаменевшую кровь, затем скомандовал:
   – Дальше.
   Он шел быстро, почти бежал по шпалам, помощники еле успевали за ним. Ветер доносил запах гари. Полковник чуть замедлил шаг.
   – Вот тут литерный начал торможение.
   Радужная окалина покрывала головки ржавых рельсов. Единственный из этих троих, первыми прибывших на место катастрофы, полковник в общих чертах знал, что скрывалось под странным названием ЕАС-792. Он так же знал, что упаковка позволяет перенести грузу любой удар. Герметичность не нарушится. Но все равно у него на душе скребли кошки и сердце замирало, когда пришлось миновать первый искореженный вагон литерного поезда. Одно дело знать, другое – заставить себя идти дальше.
   «Пусть даже малейшая утечка…» – полковник заставил себя не думать об этом, слишком страшной была мысль.
   Определить вагон, в котором следовал груз, не представляло труда. Возле него виднелись сотни следов. Широкой полосой к гребню холма уходила дорожка, по которой тащили ящики. Полковник остановился, расстегнул кобуру, достал пистолет. Вряд ли кто-нибудь из бандитов остался на месте, но вдруг уцелел кто-то из охраны. В подобных ситуациях времени и желания разбираться ни у кого не будет, можно легко получить нулю в голову.
   – Живой кто-нибудь есть?!!
   Полковник подобрался к вагону, переступил высокий порог, бывший когда-то потолочной притолокой, постоял секунд десять, прислушиваясь, привыкая к полумраку. То, что он увидел, заставило его содрогнуться. Лужи крови, битое стекло, хладнокровно расстрелянные, искалеченные в аварии люди. С первого взгляда трудно было понять, чего здесь больше – осколков стекла или стреляных гильз. Патронов не жалели…
   – Н-да…
   – Круто с ними обошлись.
   Достав из кожаной сумки лампу, капитан поднял ее в левой руке, и яркий свет тут же ударил в глаза полковнику. Чуть слышно работал моторчик видеокамеры.
   Наперед зная, что вряд ли он найдет в вагоне груз, Чеботарев пробрался в багажный отсек. Пустота, голые стены, снег, занесенный с улицы. Еще оставалась надежда, что хотя бы один из ящиков, хотя бы несколько баллонов могли вылететь из вагона при столкновении и затеряться в глубоком снегу, а нападавшие не успели их отыскать. В том, что это не случайная катастрофа, полковник Чеботарев уже не сомневался с того самого момента, когда увидел мертвого Сидора Щербакова. Но как же мог уцелеть сержант?
   Это вскоре перестало быть тайной для полковника ФСБ. Дверь, сорванная с петель туалетной кабинки, внутри только одна гильза – пистолетная, замок прострелен изнутри, следы крови ведут наружу.
   «Повезло ему, – подумал полковник, – если только выкарабкается».
   В вагоне делать больше было нечего. Теперь требовалось проследить, куда же тащили, а затем везли ящики. Чеботарев взобрался на верх откоса и тут наткнулся на фонарный столб, к которому гвоздем оказались прибиты накладные. Он сразу же заметил трепетавшие на ветру бумажки – накладные на груз, на тот самый. Вытоптанная площадка, следы развернувшихся здесь машин. Дальше следы уходили к лесу.
   Если от времени, когда произошла катастрофа, отнять хотя бы полчаса, нужных на погрузку ящиков, то получалось: нападавшие уехали отсюда два с половиной – три часа тому назад. На КамАЗах или КрАЗах по здешним дорогам они могли преодолеть километров пятьдесят. Все возможные пути уже перекрыли войска.
   Так ничего толком и не узнав, полковник с накладными на секретный груз вернулся в домик стрелочника и, связавшись с управлением, распорядился сделать то, что уже и так было сделано – перекрыть дороги, оцепить местность.