Страница:
Двинул руками. Ниже локтя он почти их не чувствовал, ему туго затянули веревку. Ноги тоже связаны.
Наконец, Иллариону удалось высвободить голову из грязного вонючего одеяла. Дышать стало немного легче. Забродов принялся сначала напрягать мышцы, затем расслаблять. Минут через десять он достиг того, чего хотел – веревки немного ослабли, а кровь разошлась по конечностям. Теперь он даже ощущал кончики пальцев. Насколько мог, ощупал веревку. До узла так и не добрался, тот находился выше, у самых локтей.
Рывком перевернулся на бок, ударившись головой об жестяной угол небольшого ящичка размером с портфель. Согнул ноги в коленях и сумел-таки захватить пальцами веревку, стягивающую лодыжки. Узел оказался твердым, как скатанный прибоем камешек. Ногти гнулись, обламывались, но веревка не поддавалась.
"Нет, его просто так не распутать!” – Забродов понял тщетность своих усилий.
Ощупал свободный конец веревки. Шнур был не витым, а вязаным. Уцелевшими ногтями Илларион стал ощупывать кривой срез веревки, сделанный ножом.
Наконец, ему удалось подцепить конец нитки, из которой был связан шнур, и он осторожно потянул за него. Шнур стал распускаться, как вязаный носок – теперь уже выпрямились ноги, насколько это возможно было сделать, лежа в багажнике мчащейся по неровному асфальту машины.
Забродов затаил дыхание, когда нитка дошла до самого узла. Он дергал ее короткими рывками, распуская по одному глазку.
Наконец, узел распался. Забродов перевел дыхание и сбросил веревку с ног.
"Вязали умельцы, – подумал он. – Если бы стянули только запястья, освобождение не составило бы труда”.
Забродов раскачал головой деревянный ящик, обитый жестью. Внутри глухо отозвались инструменты. В узком багажнике Илларион развернулся с трудом. Теперь голова его упиралась в запаску, а пальцы нащупали защелку инструментального ящика. Забродов приподнял крышку и надавил кулаком на край корпуса. Ящик перевернулся, на мокрый резиновый коврик посыпались инструменты – гаечные ключи, отвертка.
"Вот и то, что мне надо!” – Илларион захватил пальцами полотно ножовки по металлу и сломал его.
В пальцах остался обломок сантиметров в десять длиной. Зажав его между указательным и большим пальцем левой руки, Илларион принялся перепиливать веревку. На это ушло не более десяти секунд.
Теперь он был свободен, конечно же, в пределах закрытого на ключ автомобильного багажника.
"С полминуты отдохнуть”, – приказал себе Забродов, переворачиваясь на спину.
Он слышал, как плещется в баке бензин.
Машина сбавила скорость и, свернув, поехала очень медленно. Сэм включил дальний свет. Фары выхватили из темноты здание школы, мертвое, с выбитыми стеклами. Лишь на одной стене виднелись строительные леса, на которые уже никто не взбирался года два.
– Затянули они ремонтик! Нам это на руку. Школа стояла на отшибе жилого района, стадион плавно переходил в пустырь. За ним шли гаражи. Место было абсолютно пустынное и безлюдное.
– Как там клиент? – Сэм распахнул дверцу и сплюнул на асфальт спортивной площадки.
– Кто ж его знает?
– Может, кончился? – предположил Сэм.
– Нет, моя дубинка – штучка знатная. Она синяков не оставляет, кости не проламывает. Даже если с ней меня прихватят, оружием она не является.
– Тихо чего-то лежит, – не успокаивался Сэм.
– Я бы на его месте тоже тихо лежал. Зачем лишний раз о себе напоминать? Вдруг забудем? – Пит засмеялся.
– Нет, шевелится, – Сэм расплылся в улыбке, – значит, живой, – он уловил покачивание машины и легкий звон металла. – Когда шеф обещал приехать?
– В течение часа. Сэм вышел, потянулся.
– Неплохая машина, но в салоне пахнет пластмассой и синтетикой так, что голова разболелась, – Сэм расстегнул молнию брюк.
Но Пит не дал ему продолжить:
– Когда ты отучишься возле машины мочиться?
– Что здесь такого? – пожал плечами Сэм.
– Гадко, – Пит тоже выбрался из автомобиля. – Мочиться нужно вон где, – и он указал рукой на кусты возле самого края пустыря.
– Умный очень? В детстве маменька, небось, костюмчики и галстучки надевала, на концерты водила, – юродствовал Сэм, не торопясь застегнуть брюки. – Где хочу, там и мочусь, – с вызовом сказал он.
Тогда Пит схватил его за шиворот и встряхнул:
– Мочиться нужно у кустов! – и не успел Сэм вызволяться, как Пит заломал ему руку за спину, дурачась, потащил к краю спортивной площадки.
Оказавшись на краю невысокого откоса, Пит выпустил руку и дал Сэму коленкой под зад. Сбегая с откоса, тот, сам того не желая, оказался у буйно разросшихся кустов. Пит мочился, стоя на краю откоса.
– Падла, подкараулил-таки меня! – крикнул Сэм. – В другой раз я тебя подколю.
Забродов уже давно обследовал весь инструмент, находившийся в багажнике, ощупал крепление замка. Лишь только услышал, как, дурачась и переругиваясь, охранники отошли от машины, отверткой подцепил защелку и открыл багажник. Крышку высоко не поднимал, выскользнул, присел за машиной. Подобрался к передней дверце, открыл ящичек. В нем лежали пистолет “ТТ” и глушитель.
"Наверное, тот самый, из которого застрелили пса”, – подумал Забродов, опуская оружие в карман, и просунул руку под машину.
Устройство автомобилей почти всех марок, какие только ездили в России, он знал досконально. Ножницы по металлу коснулись трубки, ведущей от бака к карбюратору. Забродов сжал ручки, перерезал топливопровод, затем отогнул трубку до самого асфальта, чтобы не слышалось журчание выливающегося бензина. Пригибаясь, он отбежал к ржавым турникам, что были метрах в десяти от “Волги”.
Продолжая смеяться, Пит с Сэмом возвращались к машине. Сэм пытался усыпить бдительность напарника, чтобы захватить его врасплох и отколоть какую-нибудь дурацкую шутку.
Темный ручеек бензина, извиваясь, бежал по асфальту, заполнял собой небольшие лужицы, все ближе и ближе подбираясь к краю площадки.
Пит с Сэмом сели в машину. Негромко заиграло радио.
– С музыкой оно веселее, – произнес Сэм и потянул носом. – Бензином что-то воняет! В новой машине – не должно.
– Если эта машина – “Волга”, то может и вонять.
– Нет, с улицы пахнет, – принюхался Сэм, захлопывая дверку. – И ты захлопни.
– В самом деле, меньше вонять стало. Свет загорелся внутри салона. Забродов поднял с земли маленький камешек и бросил им в заднее стекло машины. Пит сразу же обернулся на звук. Он успел увидеть Забродова, сидящего на корточках возле турников, и огонек спички, который выхватывал из темноты лицо Иллариона.
– Он выбрался! – успел крикнуть Пит. И тут синий огонь метнулся по ручейку, раздался взрыв. Пламя охватило машину, Пит и Сэм даже не успели выбраться из нее.
Крышка багажника, подброшенная взрывом, мелькнула в ночном небе, несколько раз перевернулась и с грохотом упала на асфальт. Илларион отступил в темноту.
Вскоре возле машины собралась небольшая толпа любопытных. Сполохи огня еще отражались в стеклах окон.
Забродов стоял среди любопытных. Он увидел машину, остановившуюся возле самой школы, и спешившего к догоравшему автомобилю начальника охраны Галкина – Антона. За ним едва поспевали два телохранителя.
"Шофер остался в машине”, – машинально отметил Забродов.
На половине дороги Антон остановился и зло плюнул под ноги, сообразив, наконец, что произошло, и почему в последние десять минут ни Пит, ни Сэм не отвечали на звонки.
Забродов спустился с небольшого откоса и по пустырю добрался до ближайшей улицы. Махнул рукой, останавливая такси.
– Куда?
Забродов взглянул на часы:
"Я должен успеть забрать машину”, – подумал Забродов.
– Где это тебя так? – спросил таксист, бросив взгляд на ссадину на щеке Иллариона.
– Было дело. С пьяными у магазина сцепился, закурить просили.
– Лучше бы ты дал им закурить.
– Я и дал прикурить, – усмехнулся Илларион, – только дым пошел.
Таксист, ясное дело, не понял двусмысленность фразы, брошенной пассажиром.
"Не люблю ездить пассажиром”, – подумал Илларион, выбираясь из такси.
Наученный сегодняшним горьким опытом, Забродов стал предельно осторожен и внимателен. Лишь после того, как убедился, что рядом никого нет, приблизился к стоявшему у тротуара “лэндроверу”. Внимательно осмотрел его. Никто к машине не подходил. Заглянул под днище, открыл дверцу. Поднял капот, убедился, что и там никто не лазал.
"Не стоит сейчас появляться там, где меня ждут, – имея в виду свою квартиру, усмехнулся Забродов, глядя в глаза своему отражению в узком зеркальце заднего вида, укрепленном над лобовым стеклом. – Надо появиться там, где меня не ждут. Свои планы менять я не собираюсь. Хотел предупредить Лилю и предупрежу”.
Глава 14
Наконец, Иллариону удалось высвободить голову из грязного вонючего одеяла. Дышать стало немного легче. Забродов принялся сначала напрягать мышцы, затем расслаблять. Минут через десять он достиг того, чего хотел – веревки немного ослабли, а кровь разошлась по конечностям. Теперь он даже ощущал кончики пальцев. Насколько мог, ощупал веревку. До узла так и не добрался, тот находился выше, у самых локтей.
Рывком перевернулся на бок, ударившись головой об жестяной угол небольшого ящичка размером с портфель. Согнул ноги в коленях и сумел-таки захватить пальцами веревку, стягивающую лодыжки. Узел оказался твердым, как скатанный прибоем камешек. Ногти гнулись, обламывались, но веревка не поддавалась.
"Нет, его просто так не распутать!” – Забродов понял тщетность своих усилий.
Ощупал свободный конец веревки. Шнур был не витым, а вязаным. Уцелевшими ногтями Илларион стал ощупывать кривой срез веревки, сделанный ножом.
Наконец, ему удалось подцепить конец нитки, из которой был связан шнур, и он осторожно потянул за него. Шнур стал распускаться, как вязаный носок – теперь уже выпрямились ноги, насколько это возможно было сделать, лежа в багажнике мчащейся по неровному асфальту машины.
Забродов затаил дыхание, когда нитка дошла до самого узла. Он дергал ее короткими рывками, распуская по одному глазку.
Наконец, узел распался. Забродов перевел дыхание и сбросил веревку с ног.
"Вязали умельцы, – подумал он. – Если бы стянули только запястья, освобождение не составило бы труда”.
Забродов раскачал головой деревянный ящик, обитый жестью. Внутри глухо отозвались инструменты. В узком багажнике Илларион развернулся с трудом. Теперь голова его упиралась в запаску, а пальцы нащупали защелку инструментального ящика. Забродов приподнял крышку и надавил кулаком на край корпуса. Ящик перевернулся, на мокрый резиновый коврик посыпались инструменты – гаечные ключи, отвертка.
"Вот и то, что мне надо!” – Илларион захватил пальцами полотно ножовки по металлу и сломал его.
В пальцах остался обломок сантиметров в десять длиной. Зажав его между указательным и большим пальцем левой руки, Илларион принялся перепиливать веревку. На это ушло не более десяти секунд.
Теперь он был свободен, конечно же, в пределах закрытого на ключ автомобильного багажника.
"С полминуты отдохнуть”, – приказал себе Забродов, переворачиваясь на спину.
Он слышал, как плещется в баке бензин.
Машина сбавила скорость и, свернув, поехала очень медленно. Сэм включил дальний свет. Фары выхватили из темноты здание школы, мертвое, с выбитыми стеклами. Лишь на одной стене виднелись строительные леса, на которые уже никто не взбирался года два.
– Затянули они ремонтик! Нам это на руку. Школа стояла на отшибе жилого района, стадион плавно переходил в пустырь. За ним шли гаражи. Место было абсолютно пустынное и безлюдное.
– Как там клиент? – Сэм распахнул дверцу и сплюнул на асфальт спортивной площадки.
– Кто ж его знает?
– Может, кончился? – предположил Сэм.
– Нет, моя дубинка – штучка знатная. Она синяков не оставляет, кости не проламывает. Даже если с ней меня прихватят, оружием она не является.
– Тихо чего-то лежит, – не успокаивался Сэм.
– Я бы на его месте тоже тихо лежал. Зачем лишний раз о себе напоминать? Вдруг забудем? – Пит засмеялся.
– Нет, шевелится, – Сэм расплылся в улыбке, – значит, живой, – он уловил покачивание машины и легкий звон металла. – Когда шеф обещал приехать?
– В течение часа. Сэм вышел, потянулся.
– Неплохая машина, но в салоне пахнет пластмассой и синтетикой так, что голова разболелась, – Сэм расстегнул молнию брюк.
Но Пит не дал ему продолжить:
– Когда ты отучишься возле машины мочиться?
– Что здесь такого? – пожал плечами Сэм.
– Гадко, – Пит тоже выбрался из автомобиля. – Мочиться нужно вон где, – и он указал рукой на кусты возле самого края пустыря.
– Умный очень? В детстве маменька, небось, костюмчики и галстучки надевала, на концерты водила, – юродствовал Сэм, не торопясь застегнуть брюки. – Где хочу, там и мочусь, – с вызовом сказал он.
Тогда Пит схватил его за шиворот и встряхнул:
– Мочиться нужно у кустов! – и не успел Сэм вызволяться, как Пит заломал ему руку за спину, дурачась, потащил к краю спортивной площадки.
Оказавшись на краю невысокого откоса, Пит выпустил руку и дал Сэму коленкой под зад. Сбегая с откоса, тот, сам того не желая, оказался у буйно разросшихся кустов. Пит мочился, стоя на краю откоса.
– Падла, подкараулил-таки меня! – крикнул Сэм. – В другой раз я тебя подколю.
Забродов уже давно обследовал весь инструмент, находившийся в багажнике, ощупал крепление замка. Лишь только услышал, как, дурачась и переругиваясь, охранники отошли от машины, отверткой подцепил защелку и открыл багажник. Крышку высоко не поднимал, выскользнул, присел за машиной. Подобрался к передней дверце, открыл ящичек. В нем лежали пистолет “ТТ” и глушитель.
"Наверное, тот самый, из которого застрелили пса”, – подумал Забродов, опуская оружие в карман, и просунул руку под машину.
Устройство автомобилей почти всех марок, какие только ездили в России, он знал досконально. Ножницы по металлу коснулись трубки, ведущей от бака к карбюратору. Забродов сжал ручки, перерезал топливопровод, затем отогнул трубку до самого асфальта, чтобы не слышалось журчание выливающегося бензина. Пригибаясь, он отбежал к ржавым турникам, что были метрах в десяти от “Волги”.
Продолжая смеяться, Пит с Сэмом возвращались к машине. Сэм пытался усыпить бдительность напарника, чтобы захватить его врасплох и отколоть какую-нибудь дурацкую шутку.
Темный ручеек бензина, извиваясь, бежал по асфальту, заполнял собой небольшие лужицы, все ближе и ближе подбираясь к краю площадки.
Пит с Сэмом сели в машину. Негромко заиграло радио.
– С музыкой оно веселее, – произнес Сэм и потянул носом. – Бензином что-то воняет! В новой машине – не должно.
– Если эта машина – “Волга”, то может и вонять.
– Нет, с улицы пахнет, – принюхался Сэм, захлопывая дверку. – И ты захлопни.
– В самом деле, меньше вонять стало. Свет загорелся внутри салона. Забродов поднял с земли маленький камешек и бросил им в заднее стекло машины. Пит сразу же обернулся на звук. Он успел увидеть Забродова, сидящего на корточках возле турников, и огонек спички, который выхватывал из темноты лицо Иллариона.
– Он выбрался! – успел крикнуть Пит. И тут синий огонь метнулся по ручейку, раздался взрыв. Пламя охватило машину, Пит и Сэм даже не успели выбраться из нее.
Крышка багажника, подброшенная взрывом, мелькнула в ночном небе, несколько раз перевернулась и с грохотом упала на асфальт. Илларион отступил в темноту.
Вскоре возле машины собралась небольшая толпа любопытных. Сполохи огня еще отражались в стеклах окон.
Забродов стоял среди любопытных. Он увидел машину, остановившуюся возле самой школы, и спешившего к догоравшему автомобилю начальника охраны Галкина – Антона. За ним едва поспевали два телохранителя.
"Шофер остался в машине”, – машинально отметил Забродов.
На половине дороги Антон остановился и зло плюнул под ноги, сообразив, наконец, что произошло, и почему в последние десять минут ни Пит, ни Сэм не отвечали на звонки.
Забродов спустился с небольшого откоса и по пустырю добрался до ближайшей улицы. Махнул рукой, останавливая такси.
– Куда?
Забродов взглянул на часы:
"Я должен успеть забрать машину”, – подумал Забродов.
– Где это тебя так? – спросил таксист, бросив взгляд на ссадину на щеке Иллариона.
– Было дело. С пьяными у магазина сцепился, закурить просили.
– Лучше бы ты дал им закурить.
– Я и дал прикурить, – усмехнулся Илларион, – только дым пошел.
Таксист, ясное дело, не понял двусмысленность фразы, брошенной пассажиром.
"Не люблю ездить пассажиром”, – подумал Илларион, выбираясь из такси.
Наученный сегодняшним горьким опытом, Забродов стал предельно осторожен и внимателен. Лишь после того, как убедился, что рядом никого нет, приблизился к стоявшему у тротуара “лэндроверу”. Внимательно осмотрел его. Никто к машине не подходил. Заглянул под днище, открыл дверцу. Поднял капот, убедился, что и там никто не лазал.
"Не стоит сейчас появляться там, где меня ждут, – имея в виду свою квартиру, усмехнулся Забродов, глядя в глаза своему отражению в узком зеркальце заднего вида, укрепленном над лобовым стеклом. – Надо появиться там, где меня не ждут. Свои планы менять я не собираюсь. Хотел предупредить Лилю и предупрежу”.
Глава 14
Шестисотый “мерседес” Галкина-старшего ждал Лилю у служебного выхода из ночного клуба, где проходил показ. Лиля с цветами, возбужденная, радостная и измотанная покидала клуб в сопровождении охранника. Тот подвел ее к автомобилю Галкина и пожелал спокойной ночи. Охранник открыл Лиле дверцу, та забралась в салон и с облегчением вздохнула. Наконец-то, все позади.
– Поехали!
Водитель не спешил тронуть автомобиль с места, ждал, куда женщина прикажет ее доставить.
– Ну, что стоишь? Мне домой, я очень устала. Водитель пожал широкими плечами, охранник поправил кобуру с пистолетом под пиджаком. Шурша широкими шинами, тяжелая машина медленно выехала на улицу. От клуба до дома было не очень далеко. Через пятнадцать минут “мерседес” уже въезжал во двор.
– Цветы возьми, – попросила Лиля охранника Галкина.
Он виновато улыбнулся и отрицательно покачал головой:
– Нет, это не входит в мои обязанности. Я должен охранять, а цветы, понимаете, сковывают движения.
– Зачем меня охранять? Неужели вы думаете, что меня кто-то собирается… – слово “убить” Лиля не произнесла, но ее лицо стало грустным. – Так и быть, сама понесу.
Прижимая к себе целый ворох букетов, она двинулась вслед за охранником.
– Не надо меня провожать, – сказала она, приостанавливаясь возле двери и пытаясь вытащить из сумки ключи.
– Давайте помогу, – охранник озирался по сторонам.
Двор был мертвым, все спало крепким сном, лишь в дорогих машинах мигали красные огоньки сигнализации. Лиля открыла дверь, охранник придержал ее.
– Я же сказала, дальше меня не надо вести.
– Как вам будет угодно, – охранник захлопнул дверь и, на ходу прикуривая, двинулся к “мерседесу”.
– Стой, погоди, не отъезжай, я хочу дождаться, чтобы в ее квартире зажегся свет.
Шурша цветами Лиля, неторопливо поднималась на свой второй этаж.
– Ох, уж эти цветы! – недовольно произнесла она, перекладывая букеты на левую руку и возясь с ключами.
Она открыла вначале верхний замок, затем нижний. И в этот момент почувствовала, что находится на площадке не одна. Прислонившись спиной к темной двери соседней квартиры, на нее смотрел мужчина. На площадке света не было.
– Спокойно, – она услышала голос и по интонации догадалась, что лучше повиноваться. – Не волнуйтесь, я не причиню вам зла.
Лиля медленно открыла дверь.
– Снимите с сигнализации, – проскальзывая вслед за женщиной в квартиру, произнес Илларион Забродов.
– Сейчас, – покорно ответила Лиля, взявшись за трубку телефона. Немного дрожащим, запинающимся голосом она назвала пароль, зажгла свет. Илларион взял ключи и закрыл дверь квартиры. – Что вам надо? – Лиля все еще продолжала держать шелестящие букеты на изгибе левой руки.
– Мне надо с вами поговорить, Лиля.
– Вы знаете мое имя?
– Это было несложно, – ответил Забродов.
– Кто вы такой?
По глазам Лили Илларион догадался, она его узнала.
– Меня зовут Илларион.
– И что же вам нужно, Илларион? Я устала, у меня чертовски болит голова, у меня даже ноги дрожат. Боюсь, я не готова ни к каким разговорам.
– Это не займет много времени. Зажгите на кухне свет, думаю, ваше сопровождение уйдет, как только в квартире загорится свет.
Лиля, все еще не расставшись с букетами, зажгла свет. Илларион как тень проскользнул к окну и выглянул во двор. Черный “мерседес” медленно и торжественно сдал назад и исчез в жерле арки так грациозно, как хищное животное исчезает в своей норе.
– Зачем вы пришли сюда? И что вам надо?
– Для начала надо бы цветы куда-то пристроить. Будет жалко, если такая красота завянет.
– Да-да, я сейчас, – Лиля бросила цветы в ванную, затем внимательно посмотрела на Иллариона. – Я вас слушаю.
– Присядьте, Лиля, разговор у нас состоится, думаю, не очень короткий.
– Хорошо, – она села.
Илларион понял, что женщина волнуется.
– Успокойтесь, – сказал он, – я не причиню вам зла. А вот другие могут.
– Мне уже столько всего причинили, – ответила Лиля, – что я ничего не боюсь.
– Это вам кажется, это бравада. Вас могут убить, – глядя в глаза своей собеседницы, произнес Забродов.
– Меня? За что? Я не краду, не торгую наркотиками, я их даже не употребляю.
– Убивают не только воров и преступников, чаще убивают невинных.
– За что? – вновь повторила вопрос манекенщица.
– Вы, как и я – свидетель, причем, наверное, неугодный.
– И вы можете меня спасти? Кстати, давайте я поставлю чайник. Надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной чашку чая?
– Не откажусь, – произнес Забродов. Лиля вышла на кухню. Забродов придвинул к себе телефон с автоответчиком – микрокассета стояла в ячейке, он включил аппарат на запись, теперь каждое произнесенное в комнате слово фиксировалось. Илларион подвинул вазу с цветами, так, что бы та прикрыла слабо светившуюся индикаторную лампочку. Хозяйка вернулась, села в кресло, хитрости гостя она не разгадала.
– У вас хорошая квартира.
– Да, я ею довольна, не жалуюсь. За что же меня могут убить?
– Я уже вам говорил, они убивают всех, кто причастен к тому дорожно-транспортному происшествию. Ведь вы все видели?
– Да, видела, – призналась Лиля, – я два дня не могла успокоиться, две ночи не спала. Кто же меня убьет?
– Вы не догадываетесь? Вас убьют те, кто убрал всех остальных.
– Нет, вы ошибаетесь, Илларион, меня никто не тронет, я в этом уверена.
На кухне послышался свист – вода закипела. Лиля принялась заваривать чай.
– Кто это вас так отделал?
– Все те же, – признался Илларион, прикасаясь к ссадине на щеке.
– Я все видела, но я, знаете ли, не собираюсь выступать в качестве свидетеля.
– Я понимаю. Но, думаю, это не лучший способ.
– Для чего не лучший?
– Для того, чтобы сохранить свою жизнь.
– Илларион, вы мне, в общем, кажетесь довольно умным человеком, я даже не спрашиваю у вас, как вы попали в подъезд моего дома.
– Это было не сложно, мне просто надо было переговорить с вами. А разговаривать по телефону я не рискнул, и в клубе подходить к вам тоже не хотел. Если меня увидят рядом с вами, то хорошего в этом будет мало для нас двоих.
– Почему вы так думаете?
– У меня есть факты.
– Вы хоть понимаете, Илларион, с кем связались, с кем вступили в борьбу?
– Понимаю.
– А я думаю, что нет.
– Для Галкина не существует ничего невозможного, за своего сына он уничтожит всех, и вас, Лиля, в том числе.
– Нет, меня никто не тронет, я же не собираюсь выступать свидетелем.
– Вы все видели. Погибли невинные люди, молоденькие девушки, две из них были младше вас.
Выражение глаз Лили изменилось, да и сама она разволновалась, хотя и пыталась это скрыть. Чайник стучал о чашку, когда она разливала кипяток, вода вылилась на стол.
– Не волнуйтесь, – сказал Забродов, взял чайник из рук Лили и сам наполнил чашки. – Мне самому сегодня чудом удалось спастись, теперь лишь мы вдвоем…
– Что вдвоем? – спросила женщина.
– Оставшиеся в живых свидетели.
– Не путайте! Вы – свидетель, – немного нервно выкрикнула Лиля, – а я к этому делу не хочу иметь никакого отношения!
– Хотите, не хотите, но вам придется.
– Мне ничего не придется, я никому ничего не должна!
– Я понимаю, – Забродов оглядел гостиную, богато и со вкусом обставленную, задумался и ухмыльнулся. – Это вам кажется, Лиля, что вы сможете остаться вне игры.
– Давайте начистоту, – сказала Лиля. – Я согласна со всем, что вы мне говорите, я понимаю, что веду себя не правильно. Но это с вашей точки зрения. Зачем мне что-то менять в жизни? Если Галкин захочет, то в течение одного дня двумя телефонными звонками перекроет мне кислород так, что я, как и те девчонки, вынуждена буду идти на Тверскую. Галкин меня вытащил, и не потому, что я ему очень дорога. Таких, как я, у него может быть дюжина. Вы, надеюсь, знаете, что он человек не бедный?
– Догадываюсь.
– Не бедный – слишком мягко сказано. Я была в машине вместе с его сыном, виноват во всем Аркадий. Нас или вместе вытаскивать, или вместе топить. А вы предлагаете, чтобы я сама по собственному желанию сунула голову в веревочную петлю? Второй конец веревки привязан к Галкину-младшему, – женщина рассуждала логично, и Забродову нечего было возразить.
– Знаете что, Лиля, – сказал он, бережно беря в руку чашку с горячим чаем, – вы мне нравитесь.
– Я многим нравлюсь.
– Вы мне нравитесь за честность, и поэтому я хочу вам дать совет: Галкин вас спасать не станет; Игра пошла крупная, ставки велики. В любой момент то, что на ваш взгляд, является плюсом, на самом деле – минус.
– Я что-то не понимаю вас, Илларион…
– Я тоже думал, что Галкину невыгодно убирать всех свидетелей. Согласитесь, это выглядит подозрительно. Но сегодня попытались убить меня.
– И что же им помешало? – уже каким-то другим взглядом посмотрела на Иллариона женщина.
Забродов расстегнул пуговицы на рукавах куртки и показал запястья, изрезанные в кровь веревками.
– Я за десять секунд могу снять наручники без ключа, а из этих веревок мне пришлось выбираться десять минут. И если бы я не успел, то сейчас и разговаривать с вами не смог бы.
– Что ж, я рада за вас, Илларион. Надеюсь, вам никого не пришлось убивать?
Забродов не ответил на это замечание, и Лиля поняла, что цена его свободы оплачена сполна.
– Знаете, Лиля, я бы на вашем месте, если вы уж так категоричны и не желаете участвовать в этих делах, уехал бы куда-нибудь подальше, хотя бы на полгода, чтобы все решилось без вас.
– Куда же я могу уехать? У меня здесь работа, заказы, квартира, у меня здесь вся жизнь. К тому же, – сказала Лиля, – Галкин-старший не станет меня трогать, ведь я, как вы выразились, могу испортить ему игру.
Забродов опять подумал о том, что женщина быстро соображает и уже давно просчитала все варианты, избрав для себя оптимальный. Он сделал несколько глотков горячего чая, затем отставил чашку в сторону.
– Я хотел вас предупредить.
– Вы это сделали, – Лиля тоже поднялась. – Как я устала! – произнесла она и тут же подумала, что мужчина, наверное, устал не меньше ее. – О вас я Галкину рассказывать не стану.
– Меня это не волнует, я просто хотел узнать…
– Что?
– Можно ли на вас рассчитывать. Я бы, конечно, мог сказать следователю, что видел вас в машине, именно вас, – уточнил Забродов.
Лиля качнула головой:
– Меня уже консультировали. Это ни к чему бы ни привело. Меня привез водитель Галкина на его личном автомобиле, так что у меня есть свидетель. Галкина-младшего я в аэропорту не видела.
– Все-таки на вашем месте, Лиля, я бы уехал куда-нибудь подальше.
– Если бы вы были на моем месте, Илларион, то вполне могло бы оказаться, что и вы поступили бы также. Ведь каждый выбирает для себя наиболее приемлемый вариант.
Забродов подошел к окну и, отодвинув край шторы, выглянул во двор. За окном уже серел рассвет, хотя фонари еще горели, тускло освещая двор заставленный дорогими автомобилями.
– Жаль, что каждый из нас остался при своем мнении, – произнес Забродов, направляясь к двери, он чувствовал – его вернут.
– Подождите, Илларион, – голос Лили звучал не слишком уверенно, – у нас с вами есть кое-что общее. Я полагаю, и старший Галкин и младший отвратительны и для вас, и для меня. Может быть, для меня даже больше. Вам все-таки не приходилось с ними спать.
Илларион медленно обернулся. Тон, каким говорила Лиля, и та откровенность, с которой были произнесены слова, его насторожили.
– Из каждой ситуации нужно извлекать максимум выгоды. Мы с вами никак не сможем повлиять на ход событий. Галкиных за решетку мы не упрячем, они откупятся ото всех, они же эту власть и содержат. Поэтому, если хотите, я вам могу помочь.
– Кажется, я догадываюсь, к чему вы клоните.
– Да, Илларион, возможно, у вас тоже была такая мысль. Она возникнет у каждого здравомыслящего человека, любящего жизнь. А жизнь вы любите, иначе за нее не боролись.
– Вы предлагаете, Лиля, взять их грязные деньги?
– Нет, не взять, – засмеялась манекенщица, – заставить отдать. Они отдадут, я их знаю.
– И во сколько вы оцениваете нашу сговорчивость?
– Я думаю, мы сумели бы раскрутить Галкиных тысяч на пятьсот. Половина вам, половина мне. Это самое большое наказание, которого мы можем для них добиться и при этом не потерять собственной гордости, поскольку это для вас, как я вижу, самое главное. Вы же настоящий мужчина.
– Спасибо за комплимент, но у меня другие взгляды на жизнь. Знаете, Лиля, в детстве, когда все мечтают о будущем, мне хотелось стать акробатом. А слово “шантажист” я узнал намного позже, и слово это мне не понравилось. Не нравится и теперь, кстати, как и слово “олигарх”. Оно похоже на ругательство, – Забродов сделал вид, что сильно закашлялся.
– Извините.
– Я воды принесу.
Пока Лиля бегала на кухню, Забродов вынул микрокассету из автоответчика, вставил на ее место другую. Хозяйка вернулась со стаканом воды.
– Спасибо, уже прошло, – и уже у двери Илларион улыбнулся и произнес:
– А вообще-то, я бы если вы уже затеяли поторговаться, поднял бы цену.
Илларион повернул ключ в замке. Лиля взмахнула на прощание рукой.
Забродов вышел из подъезда в ночную прохладу.
Но раз уж жизнь идет наперекосяк, то во всем. Выспаться ей не дали. Зазвонил телефон, но не квартирный, соединенный с автоответчиком, а маленький “Эриксон”, примостившийся на ночном столике рядом с букетом цветов – подарок Галкина. Хотя кому именно был сделан подарок, понять трудно, то ли Лиле, то ли самому себе. Не ответить на этот звонок было бы равносильно самоубийству.
Пришлось бурно изображать радость, хотя самой Лиле слышать голос Галкина было противно. Он говорил так бодро, словно находился на ногах уже часа два.
– Какое солнце! Какая погода! Птички поют, – сказал Галкин.
"Пиля машинально посмотрела в окно, но не увидела там ни солнца, ни порхающих птичек. Окна были плотно зашторены.
– Да, погода сегодня великолепная, – проворковала она, – и воздух такой свежий!
– Не скучаешь?
– Конечно, скучаю, все одна, да одна…
– Значит, много чего надумала? Когда человек в одиночестве, он мыслям всяким предается…
– Я предаюсь только приятным мыслям.
– Вот и поделись ими со мной. Лиля не смогла сразу сообразить, чтобы такое ответить:
– Я скучаю без тебя, – как-то слишком дежурно сообщила она.
– Я об этом знаю. Но знаю и о другом: этой ночью у тебя был гость, ты не хочешь мне рассказать о нем?
– У нас с ним ничего не было, – деревянным голосом произнесла Лиля, садясь в постели. Сонливость сняло как рукой.
– И об этом я тоже знаю.
– Ты прослушиваешь мою квартиру?
– Да. В целях твоей и моей безопасности. Загляни под столик, на котором стоит букет.
Лиля посмотрела под столик, прижимая к уху трубку, и увидела небольшой микрофон, приклеенный скотчем.
– Видишь, я информирован, даже знаю цену, на которой ты согласна остановиться.
– Это я так, чтобы отвязаться от него. Я видела, он ведь не намерен соглашаться, должна же я была его сплавить?
– Вот что, дорогая, я подумал и решил согласиться на двести тысяч. Идет?
Лиля тяжело задышала, ее сердце забилось, но не в предвкушении денег, а от холодного липкого страха. Галкин, как всегда, сумел удержать ситуацию в руках и выйти из нее победителем. Получалось, что уже не она шантажирует его и назначает цену, а он сам предлагает деньги, чтобы только от нее избавиться.
– Ты думаешь, меня волнует, что ты слишком часто трахаешься с моим сыном…
– Он меня заставляет.
– Я и это знаю. Знаю, где, когда, сколько. Я знаю все, даже знаю, сколько он тебе платил. И что самое скверное, Лиля, платил он тебе моими деньгами. И я еще платил тебе.
– Но вас же это устраивало!
– И тебя, и его? До поры до времени устраивало. Я думал, что ты за ним присматривать будешь, удерживать , от всяких глупостей. Но, видимо, я ошибся, придется нам с тобой расстаться. Приезжай ко мне через час, получишь свои деньги и проваливай к чертовой матери. Пользы от тебя никакой. Кстати, можешь и “жучок” уничтожить. Прослушивать тебя уже нет смысла, больше ты мне не интересна, – в трубке раздались гудки.
– Чтоб ты сдох! – произнесла Лиля, швыряя трубку на кресло.
На глаза навернулись слезы. Она чувствовала свое полное бессилие. Против Галкина она ничего не могла сделать.
"Ладно, – залезая под душ, думала Лиля, – придется все-таки доиграть роль обиженной, брошенной любовницы до конца. Вместе с Илларионом мы стрясли бы с него больше, но каждый выбирает свой путь”.
– Поехали!
Водитель не спешил тронуть автомобиль с места, ждал, куда женщина прикажет ее доставить.
– Ну, что стоишь? Мне домой, я очень устала. Водитель пожал широкими плечами, охранник поправил кобуру с пистолетом под пиджаком. Шурша широкими шинами, тяжелая машина медленно выехала на улицу. От клуба до дома было не очень далеко. Через пятнадцать минут “мерседес” уже въезжал во двор.
– Цветы возьми, – попросила Лиля охранника Галкина.
Он виновато улыбнулся и отрицательно покачал головой:
– Нет, это не входит в мои обязанности. Я должен охранять, а цветы, понимаете, сковывают движения.
– Зачем меня охранять? Неужели вы думаете, что меня кто-то собирается… – слово “убить” Лиля не произнесла, но ее лицо стало грустным. – Так и быть, сама понесу.
Прижимая к себе целый ворох букетов, она двинулась вслед за охранником.
– Не надо меня провожать, – сказала она, приостанавливаясь возле двери и пытаясь вытащить из сумки ключи.
– Давайте помогу, – охранник озирался по сторонам.
Двор был мертвым, все спало крепким сном, лишь в дорогих машинах мигали красные огоньки сигнализации. Лиля открыла дверь, охранник придержал ее.
– Я же сказала, дальше меня не надо вести.
– Как вам будет угодно, – охранник захлопнул дверь и, на ходу прикуривая, двинулся к “мерседесу”.
– Стой, погоди, не отъезжай, я хочу дождаться, чтобы в ее квартире зажегся свет.
Шурша цветами Лиля, неторопливо поднималась на свой второй этаж.
– Ох, уж эти цветы! – недовольно произнесла она, перекладывая букеты на левую руку и возясь с ключами.
Она открыла вначале верхний замок, затем нижний. И в этот момент почувствовала, что находится на площадке не одна. Прислонившись спиной к темной двери соседней квартиры, на нее смотрел мужчина. На площадке света не было.
– Спокойно, – она услышала голос и по интонации догадалась, что лучше повиноваться. – Не волнуйтесь, я не причиню вам зла.
Лиля медленно открыла дверь.
– Снимите с сигнализации, – проскальзывая вслед за женщиной в квартиру, произнес Илларион Забродов.
– Сейчас, – покорно ответила Лиля, взявшись за трубку телефона. Немного дрожащим, запинающимся голосом она назвала пароль, зажгла свет. Илларион взял ключи и закрыл дверь квартиры. – Что вам надо? – Лиля все еще продолжала держать шелестящие букеты на изгибе левой руки.
– Мне надо с вами поговорить, Лиля.
– Вы знаете мое имя?
– Это было несложно, – ответил Забродов.
– Кто вы такой?
По глазам Лили Илларион догадался, она его узнала.
– Меня зовут Илларион.
– И что же вам нужно, Илларион? Я устала, у меня чертовски болит голова, у меня даже ноги дрожат. Боюсь, я не готова ни к каким разговорам.
– Это не займет много времени. Зажгите на кухне свет, думаю, ваше сопровождение уйдет, как только в квартире загорится свет.
Лиля, все еще не расставшись с букетами, зажгла свет. Илларион как тень проскользнул к окну и выглянул во двор. Черный “мерседес” медленно и торжественно сдал назад и исчез в жерле арки так грациозно, как хищное животное исчезает в своей норе.
– Зачем вы пришли сюда? И что вам надо?
– Для начала надо бы цветы куда-то пристроить. Будет жалко, если такая красота завянет.
– Да-да, я сейчас, – Лиля бросила цветы в ванную, затем внимательно посмотрела на Иллариона. – Я вас слушаю.
– Присядьте, Лиля, разговор у нас состоится, думаю, не очень короткий.
– Хорошо, – она села.
Илларион понял, что женщина волнуется.
– Успокойтесь, – сказал он, – я не причиню вам зла. А вот другие могут.
– Мне уже столько всего причинили, – ответила Лиля, – что я ничего не боюсь.
– Это вам кажется, это бравада. Вас могут убить, – глядя в глаза своей собеседницы, произнес Забродов.
– Меня? За что? Я не краду, не торгую наркотиками, я их даже не употребляю.
– Убивают не только воров и преступников, чаще убивают невинных.
– За что? – вновь повторила вопрос манекенщица.
– Вы, как и я – свидетель, причем, наверное, неугодный.
– И вы можете меня спасти? Кстати, давайте я поставлю чайник. Надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной чашку чая?
– Не откажусь, – произнес Забродов. Лиля вышла на кухню. Забродов придвинул к себе телефон с автоответчиком – микрокассета стояла в ячейке, он включил аппарат на запись, теперь каждое произнесенное в комнате слово фиксировалось. Илларион подвинул вазу с цветами, так, что бы та прикрыла слабо светившуюся индикаторную лампочку. Хозяйка вернулась, села в кресло, хитрости гостя она не разгадала.
– У вас хорошая квартира.
– Да, я ею довольна, не жалуюсь. За что же меня могут убить?
– Я уже вам говорил, они убивают всех, кто причастен к тому дорожно-транспортному происшествию. Ведь вы все видели?
– Да, видела, – призналась Лиля, – я два дня не могла успокоиться, две ночи не спала. Кто же меня убьет?
– Вы не догадываетесь? Вас убьют те, кто убрал всех остальных.
– Нет, вы ошибаетесь, Илларион, меня никто не тронет, я в этом уверена.
На кухне послышался свист – вода закипела. Лиля принялась заваривать чай.
– Кто это вас так отделал?
– Все те же, – признался Илларион, прикасаясь к ссадине на щеке.
– Я все видела, но я, знаете ли, не собираюсь выступать в качестве свидетеля.
– Я понимаю. Но, думаю, это не лучший способ.
– Для чего не лучший?
– Для того, чтобы сохранить свою жизнь.
– Илларион, вы мне, в общем, кажетесь довольно умным человеком, я даже не спрашиваю у вас, как вы попали в подъезд моего дома.
– Это было не сложно, мне просто надо было переговорить с вами. А разговаривать по телефону я не рискнул, и в клубе подходить к вам тоже не хотел. Если меня увидят рядом с вами, то хорошего в этом будет мало для нас двоих.
– Почему вы так думаете?
– У меня есть факты.
– Вы хоть понимаете, Илларион, с кем связались, с кем вступили в борьбу?
– Понимаю.
– А я думаю, что нет.
– Для Галкина не существует ничего невозможного, за своего сына он уничтожит всех, и вас, Лиля, в том числе.
– Нет, меня никто не тронет, я же не собираюсь выступать свидетелем.
– Вы все видели. Погибли невинные люди, молоденькие девушки, две из них были младше вас.
Выражение глаз Лили изменилось, да и сама она разволновалась, хотя и пыталась это скрыть. Чайник стучал о чашку, когда она разливала кипяток, вода вылилась на стол.
– Не волнуйтесь, – сказал Забродов, взял чайник из рук Лили и сам наполнил чашки. – Мне самому сегодня чудом удалось спастись, теперь лишь мы вдвоем…
– Что вдвоем? – спросила женщина.
– Оставшиеся в живых свидетели.
– Не путайте! Вы – свидетель, – немного нервно выкрикнула Лиля, – а я к этому делу не хочу иметь никакого отношения!
– Хотите, не хотите, но вам придется.
– Мне ничего не придется, я никому ничего не должна!
– Я понимаю, – Забродов оглядел гостиную, богато и со вкусом обставленную, задумался и ухмыльнулся. – Это вам кажется, Лиля, что вы сможете остаться вне игры.
– Давайте начистоту, – сказала Лиля. – Я согласна со всем, что вы мне говорите, я понимаю, что веду себя не правильно. Но это с вашей точки зрения. Зачем мне что-то менять в жизни? Если Галкин захочет, то в течение одного дня двумя телефонными звонками перекроет мне кислород так, что я, как и те девчонки, вынуждена буду идти на Тверскую. Галкин меня вытащил, и не потому, что я ему очень дорога. Таких, как я, у него может быть дюжина. Вы, надеюсь, знаете, что он человек не бедный?
– Догадываюсь.
– Не бедный – слишком мягко сказано. Я была в машине вместе с его сыном, виноват во всем Аркадий. Нас или вместе вытаскивать, или вместе топить. А вы предлагаете, чтобы я сама по собственному желанию сунула голову в веревочную петлю? Второй конец веревки привязан к Галкину-младшему, – женщина рассуждала логично, и Забродову нечего было возразить.
– Знаете что, Лиля, – сказал он, бережно беря в руку чашку с горячим чаем, – вы мне нравитесь.
– Я многим нравлюсь.
– Вы мне нравитесь за честность, и поэтому я хочу вам дать совет: Галкин вас спасать не станет; Игра пошла крупная, ставки велики. В любой момент то, что на ваш взгляд, является плюсом, на самом деле – минус.
– Я что-то не понимаю вас, Илларион…
– Я тоже думал, что Галкину невыгодно убирать всех свидетелей. Согласитесь, это выглядит подозрительно. Но сегодня попытались убить меня.
– И что же им помешало? – уже каким-то другим взглядом посмотрела на Иллариона женщина.
Забродов расстегнул пуговицы на рукавах куртки и показал запястья, изрезанные в кровь веревками.
– Я за десять секунд могу снять наручники без ключа, а из этих веревок мне пришлось выбираться десять минут. И если бы я не успел, то сейчас и разговаривать с вами не смог бы.
– Что ж, я рада за вас, Илларион. Надеюсь, вам никого не пришлось убивать?
Забродов не ответил на это замечание, и Лиля поняла, что цена его свободы оплачена сполна.
– Знаете, Лиля, я бы на вашем месте, если вы уж так категоричны и не желаете участвовать в этих делах, уехал бы куда-нибудь подальше, хотя бы на полгода, чтобы все решилось без вас.
– Куда же я могу уехать? У меня здесь работа, заказы, квартира, у меня здесь вся жизнь. К тому же, – сказала Лиля, – Галкин-старший не станет меня трогать, ведь я, как вы выразились, могу испортить ему игру.
Забродов опять подумал о том, что женщина быстро соображает и уже давно просчитала все варианты, избрав для себя оптимальный. Он сделал несколько глотков горячего чая, затем отставил чашку в сторону.
– Я хотел вас предупредить.
– Вы это сделали, – Лиля тоже поднялась. – Как я устала! – произнесла она и тут же подумала, что мужчина, наверное, устал не меньше ее. – О вас я Галкину рассказывать не стану.
– Меня это не волнует, я просто хотел узнать…
– Что?
– Можно ли на вас рассчитывать. Я бы, конечно, мог сказать следователю, что видел вас в машине, именно вас, – уточнил Забродов.
Лиля качнула головой:
– Меня уже консультировали. Это ни к чему бы ни привело. Меня привез водитель Галкина на его личном автомобиле, так что у меня есть свидетель. Галкина-младшего я в аэропорту не видела.
– Все-таки на вашем месте, Лиля, я бы уехал куда-нибудь подальше.
– Если бы вы были на моем месте, Илларион, то вполне могло бы оказаться, что и вы поступили бы также. Ведь каждый выбирает для себя наиболее приемлемый вариант.
Забродов подошел к окну и, отодвинув край шторы, выглянул во двор. За окном уже серел рассвет, хотя фонари еще горели, тускло освещая двор заставленный дорогими автомобилями.
– Жаль, что каждый из нас остался при своем мнении, – произнес Забродов, направляясь к двери, он чувствовал – его вернут.
– Подождите, Илларион, – голос Лили звучал не слишком уверенно, – у нас с вами есть кое-что общее. Я полагаю, и старший Галкин и младший отвратительны и для вас, и для меня. Может быть, для меня даже больше. Вам все-таки не приходилось с ними спать.
Илларион медленно обернулся. Тон, каким говорила Лиля, и та откровенность, с которой были произнесены слова, его насторожили.
– Из каждой ситуации нужно извлекать максимум выгоды. Мы с вами никак не сможем повлиять на ход событий. Галкиных за решетку мы не упрячем, они откупятся ото всех, они же эту власть и содержат. Поэтому, если хотите, я вам могу помочь.
– Кажется, я догадываюсь, к чему вы клоните.
– Да, Илларион, возможно, у вас тоже была такая мысль. Она возникнет у каждого здравомыслящего человека, любящего жизнь. А жизнь вы любите, иначе за нее не боролись.
– Вы предлагаете, Лиля, взять их грязные деньги?
– Нет, не взять, – засмеялась манекенщица, – заставить отдать. Они отдадут, я их знаю.
– И во сколько вы оцениваете нашу сговорчивость?
– Я думаю, мы сумели бы раскрутить Галкиных тысяч на пятьсот. Половина вам, половина мне. Это самое большое наказание, которого мы можем для них добиться и при этом не потерять собственной гордости, поскольку это для вас, как я вижу, самое главное. Вы же настоящий мужчина.
– Спасибо за комплимент, но у меня другие взгляды на жизнь. Знаете, Лиля, в детстве, когда все мечтают о будущем, мне хотелось стать акробатом. А слово “шантажист” я узнал намного позже, и слово это мне не понравилось. Не нравится и теперь, кстати, как и слово “олигарх”. Оно похоже на ругательство, – Забродов сделал вид, что сильно закашлялся.
– Извините.
– Я воды принесу.
Пока Лиля бегала на кухню, Забродов вынул микрокассету из автоответчика, вставил на ее место другую. Хозяйка вернулась со стаканом воды.
– Спасибо, уже прошло, – и уже у двери Илларион улыбнулся и произнес:
– А вообще-то, я бы если вы уже затеяли поторговаться, поднял бы цену.
Илларион повернул ключ в замке. Лиля взмахнула на прощание рукой.
Забродов вышел из подъезда в ночную прохладу.
* * *
Чтобы хорошо выглядеть, нужно много спать. Это правило Лиля усвоила, лишь только стала зарабатывать внешностью на жизнь. Сон помогал ей сохранять товарный вид.Но раз уж жизнь идет наперекосяк, то во всем. Выспаться ей не дали. Зазвонил телефон, но не квартирный, соединенный с автоответчиком, а маленький “Эриксон”, примостившийся на ночном столике рядом с букетом цветов – подарок Галкина. Хотя кому именно был сделан подарок, понять трудно, то ли Лиле, то ли самому себе. Не ответить на этот звонок было бы равносильно самоубийству.
Пришлось бурно изображать радость, хотя самой Лиле слышать голос Галкина было противно. Он говорил так бодро, словно находился на ногах уже часа два.
– Какое солнце! Какая погода! Птички поют, – сказал Галкин.
"Пиля машинально посмотрела в окно, но не увидела там ни солнца, ни порхающих птичек. Окна были плотно зашторены.
– Да, погода сегодня великолепная, – проворковала она, – и воздух такой свежий!
– Не скучаешь?
– Конечно, скучаю, все одна, да одна…
– Значит, много чего надумала? Когда человек в одиночестве, он мыслям всяким предается…
– Я предаюсь только приятным мыслям.
– Вот и поделись ими со мной. Лиля не смогла сразу сообразить, чтобы такое ответить:
– Я скучаю без тебя, – как-то слишком дежурно сообщила она.
– Я об этом знаю. Но знаю и о другом: этой ночью у тебя был гость, ты не хочешь мне рассказать о нем?
– У нас с ним ничего не было, – деревянным голосом произнесла Лиля, садясь в постели. Сонливость сняло как рукой.
– И об этом я тоже знаю.
– Ты прослушиваешь мою квартиру?
– Да. В целях твоей и моей безопасности. Загляни под столик, на котором стоит букет.
Лиля посмотрела под столик, прижимая к уху трубку, и увидела небольшой микрофон, приклеенный скотчем.
– Видишь, я информирован, даже знаю цену, на которой ты согласна остановиться.
– Это я так, чтобы отвязаться от него. Я видела, он ведь не намерен соглашаться, должна же я была его сплавить?
– Вот что, дорогая, я подумал и решил согласиться на двести тысяч. Идет?
Лиля тяжело задышала, ее сердце забилось, но не в предвкушении денег, а от холодного липкого страха. Галкин, как всегда, сумел удержать ситуацию в руках и выйти из нее победителем. Получалось, что уже не она шантажирует его и назначает цену, а он сам предлагает деньги, чтобы только от нее избавиться.
– Ты думаешь, меня волнует, что ты слишком часто трахаешься с моим сыном…
– Он меня заставляет.
– Я и это знаю. Знаю, где, когда, сколько. Я знаю все, даже знаю, сколько он тебе платил. И что самое скверное, Лиля, платил он тебе моими деньгами. И я еще платил тебе.
– Но вас же это устраивало!
– И тебя, и его? До поры до времени устраивало. Я думал, что ты за ним присматривать будешь, удерживать , от всяких глупостей. Но, видимо, я ошибся, придется нам с тобой расстаться. Приезжай ко мне через час, получишь свои деньги и проваливай к чертовой матери. Пользы от тебя никакой. Кстати, можешь и “жучок” уничтожить. Прослушивать тебя уже нет смысла, больше ты мне не интересна, – в трубке раздались гудки.
– Чтоб ты сдох! – произнесла Лиля, швыряя трубку на кресло.
На глаза навернулись слезы. Она чувствовала свое полное бессилие. Против Галкина она ничего не могла сделать.
"Ладно, – залезая под душ, думала Лиля, – придется все-таки доиграть роль обиженной, брошенной любовницы до конца. Вместе с Илларионом мы стрясли бы с него больше, но каждый выбирает свой путь”.