Страница:
Паук распрямился, насколько позволил искривленный позвоночник, и начал поигрывать кривым кинжалом, словно раздумывая, с кого начать. Тьма за спинами воинов вдруг отступила, проявляясь мертвенно бледным, даже более безжизненным, чем лик луны, овалом. Мраморное лицо с глазами цвета синевы кованной истинным мастером стали, цвета бури.
Умирая, Паук осознает, что представшее перед ним существо страшнее любого из ужасных порождений отравленного города. Но он этого никому уже не расскажет.
А Кэт, она не поддается странному воздействию, подошла к окну и, напряженно морща лоб, уперлась взглядом в большеголового… телепата? На мгновение воины ощутили прилив сил, давление отступило, возвращая членам свободу движений. И молниеносно взметнулась вверх кисть Большого Брата, сжимающая полированный приклад. Но мгновение оно мгновение и есть. На полпути рука сорвалась и вновь опала гибкой плетью, лишь оглушительно рявкнуло двойным раскатом грозное оружие, в щепы разлетелся толстый подоконник и огненная вспышка осветила бескровные лица.
Позже, вспоминая этот кошмар, Рус споет словами старинной баллады:
Город стреляет в ночь дробью огней,
Но ночь сильней - её власть велика…
А сейчас Кэт бессильно прислонилась к стене и закусила губу, по виску ползет предательская капля пота. Время гордячки-Селены… Еще слишком слаба…
Вновь обездвиженные бойцы могут лишь наблюдать, как вразвалочку приближаются четверо убийц, как бьется вдали в мелкой конвульсии большеголовый метаморф и как появляются на усеянном хламом дворе новые персонажи.
Один, высокий, ростом с Брата, плечистый, но настолько худощавый, что грязный свитер на нем кажется повешенным на вешалку, подволакивающий ногу, но вместе с тем изысканно хищный, безошибочно направляется к телепату. Спину ему прикрывает фигуристая девушка в обтягивающих кожаных бриджах и короткой матерчатой куртке. Пришелец играючи отражает атаку оставшихся с Большеголовым пары телохранителей, причем один сразу падает мертвым, второй тоже падает, но его добивает движущаяся следом девушка. Телепат стоит один и трясется, но не от страха - просто он не в состоянии самостоятельно удерживать свое тело. Женщина ойкает и оседает, но хромой также уверенно продолжает свой путь.
– Кто ты? - удивленный голос метаморфа не тонкий и писклявый, как можно было ожидать, а густой и гулкий, что, с одной стороны неудивительно при такой большой голове, а с другой странно - ведь грудная клетка у него меньше черепной коробки.
Затем удивление сменяется пониманием и негодованием:
– Опомнись, измененный брат!
Но сабля в руках хромого взлетает и опускается - редкий трофей, голова диаметром в фут падает в грязь.
Брата с Русом отпускает, начинает шевелиться упавшая позади пришельца девушка, а четверка оставшихся метаморфов нерешительно переминается и позорно спасается бегством. Их никто не преследует.
Воины в маленькой комнате предусмотрительно выжидают, неизвестно, чем еще обернется для них явление хромого с подругой, но Кэт безрассудно, легко спрыгивает с почти восьмифутовой высоты и спокойно идет.
Хромой боец отбрасывает в сторону оружие, сгребает скрывающую черты лица широкополую шляпу, после чего становится видно насколько оно обезображено, изуродовано шрамами, и медленно, словно остерегаясь провалиться на тонком льду или увязнуть в непроходимом болоте, движется навстречу.
Они встречаются посреди двора и лунный свет серебрит их силуэты и вновь зарядивший дождь омывает их лица. Он - сильный, страшный и одновременно грустный. Вытянувшийся рваный свитер висит, обнажая жилистую шею и, в прорехах, гибкую мускулатуру, а высокие шнурованные ботинки, в которые заправлены потертые темные штаны, плотно замазаны комьями налипшей грязи. Она - на голову ниже, хрупкая и изящная, в своих лохмотьях абсолютно подходящая, сочетающаяся с грубым оборванцем, печальная и чувственная. Они не отрывают глаз друг от друга и она ведет алебастровым пальцем, повторяя извилистое русло пересекающего его лицо шрама, теребит коротко и неровно стриженые волосы. Что это - капли дождя бороздят шершавые щеки или скупые слезы ищут себе выход?
– Здравствуй, Убийца Драконов, - говорит она.
ГЛАВА 10
Умирая, Паук осознает, что представшее перед ним существо страшнее любого из ужасных порождений отравленного города. Но он этого никому уже не расскажет.
А Кэт, она не поддается странному воздействию, подошла к окну и, напряженно морща лоб, уперлась взглядом в большеголового… телепата? На мгновение воины ощутили прилив сил, давление отступило, возвращая членам свободу движений. И молниеносно взметнулась вверх кисть Большого Брата, сжимающая полированный приклад. Но мгновение оно мгновение и есть. На полпути рука сорвалась и вновь опала гибкой плетью, лишь оглушительно рявкнуло двойным раскатом грозное оружие, в щепы разлетелся толстый подоконник и огненная вспышка осветила бескровные лица.
Позже, вспоминая этот кошмар, Рус споет словами старинной баллады:
Город стреляет в ночь дробью огней,
Но ночь сильней - её власть велика…
А сейчас Кэт бессильно прислонилась к стене и закусила губу, по виску ползет предательская капля пота. Время гордячки-Селены… Еще слишком слаба…
Вновь обездвиженные бойцы могут лишь наблюдать, как вразвалочку приближаются четверо убийц, как бьется вдали в мелкой конвульсии большеголовый метаморф и как появляются на усеянном хламом дворе новые персонажи.
Один, высокий, ростом с Брата, плечистый, но настолько худощавый, что грязный свитер на нем кажется повешенным на вешалку, подволакивающий ногу, но вместе с тем изысканно хищный, безошибочно направляется к телепату. Спину ему прикрывает фигуристая девушка в обтягивающих кожаных бриджах и короткой матерчатой куртке. Пришелец играючи отражает атаку оставшихся с Большеголовым пары телохранителей, причем один сразу падает мертвым, второй тоже падает, но его добивает движущаяся следом девушка. Телепат стоит один и трясется, но не от страха - просто он не в состоянии самостоятельно удерживать свое тело. Женщина ойкает и оседает, но хромой также уверенно продолжает свой путь.
– Кто ты? - удивленный голос метаморфа не тонкий и писклявый, как можно было ожидать, а густой и гулкий, что, с одной стороны неудивительно при такой большой голове, а с другой странно - ведь грудная клетка у него меньше черепной коробки.
Затем удивление сменяется пониманием и негодованием:
– Опомнись, измененный брат!
Но сабля в руках хромого взлетает и опускается - редкий трофей, голова диаметром в фут падает в грязь.
Брата с Русом отпускает, начинает шевелиться упавшая позади пришельца девушка, а четверка оставшихся метаморфов нерешительно переминается и позорно спасается бегством. Их никто не преследует.
Воины в маленькой комнате предусмотрительно выжидают, неизвестно, чем еще обернется для них явление хромого с подругой, но Кэт безрассудно, легко спрыгивает с почти восьмифутовой высоты и спокойно идет.
Хромой боец отбрасывает в сторону оружие, сгребает скрывающую черты лица широкополую шляпу, после чего становится видно насколько оно обезображено, изуродовано шрамами, и медленно, словно остерегаясь провалиться на тонком льду или увязнуть в непроходимом болоте, движется навстречу.
Они встречаются посреди двора и лунный свет серебрит их силуэты и вновь зарядивший дождь омывает их лица. Он - сильный, страшный и одновременно грустный. Вытянувшийся рваный свитер висит, обнажая жилистую шею и, в прорехах, гибкую мускулатуру, а высокие шнурованные ботинки, в которые заправлены потертые темные штаны, плотно замазаны комьями налипшей грязи. Она - на голову ниже, хрупкая и изящная, в своих лохмотьях абсолютно подходящая, сочетающаяся с грубым оборванцем, печальная и чувственная. Они не отрывают глаз друг от друга и она ведет алебастровым пальцем, повторяя извилистое русло пересекающего его лицо шрама, теребит коротко и неровно стриженые волосы. Что это - капли дождя бороздят шершавые щеки или скупые слезы ищут себе выход?
– Здравствуй, Убийца Драконов, - говорит она.
ГЛАВА 10
Что делать немощному, находящемуся среди гигантов? Игра мускулов - любимое времяпровождение наделенных силой. Разделение мира - ставка в подобных забавах. На грани, ибо мощь противостоящих такова, что, будучи неосторожно освобожденной, неминуемо погубит и самих обладателей. Как быть слабому в таком окружении, если он претендует даже не на часть, но на целое? Говорят, что песчинка способна нарушить хрупкое равновесие, сдвинув с места гибельную лавину. Столкнуть глупцов в беспощадном самоуничтожении, оставив осторожному пожинать плоды. Лукавство, потому что подобными методами не брезгуют пользоваться и Могущественные.
Посмотри, как играет солнце на дивных сочленениях эластичного тела. Высота - их стихия и власть над ней безгранична. Удел червей - пресмыкаться в грязи, с безнадежной тоской взирая в бездонные небеса. Высь, лазурная синь, что много выше замаранной пелены туч, нависающей над проклятой реальностью. Безграничное пространство, пронизанное искрящимися лучами, и освежающая влага, роса воздуха, заставляющая свет распадаться дугой многоцветья. Словно иное бытие, существующее здесь и сейчас, но вне досягаемости всех существ мира. Тварям не дано узреть подобное, тварям, а не обитателям этого великолепия - драконам. Изящность стремительных форм лишь подчеркивают единственные конечности - узкие острые крылья, неподвижные, способные лишь складываться и расправляться. Движения драконов безукоризненно рациональны, но полет их красив и чарующ, как танец. Они резвятся, будто их небольшие крылья имеют опорой не разреженный эфир, а нечто более… более осязаемое. Знаешь, передвижение некоторых морских обитателей сравнивают с полетом? Парение же дракона более подобно гибкому скольжению по водной глади. Или им подвластна иная логика мироздания, позволяющая, в нарушение всяких законов, на нереальных скоростях менять направление, изгибая тело в немыслимых пируэтах, либо, срываясь с места, в мгновение ока с хлопком исчезать крохотной точкой, оставляя за собой лишь белесый след? Небеса - среда обитания драконов, ибо никто, кажется, не видел их приземляющимися, вьющими гнезда, не заглядывал в мутные купола их глаз. А быть может они вообще живут за пределами нашей сферы и, когда взмывают вертикально ввысь, стремятся туда, где лишь бестелесные духи способны носится в пустоте? Быть может там, в холодном безмолвии их дом, копошащийся мириадами хризалид, грандиозный улей, в котором безраздельно властвует великая Мать.
Вот только если Там все так прекрасно и ничто, никто уже не в состоянии оспорить их превосходство, какая, черт возьми, сила притягивает, тащит драконов вниз, к жалкой грешной земле?
За странной парой заворожено наблюдают все.
Мужественный Рус, воин-бард, поэт и менестрель, одинаково ловко управляющийся и с гитарой и с длиннолезвийной пикой-глефой.
Чуть перешагнувший порог зрелости Большой Брат, воин-проповедник, миссионер и философ, несущий свою правду убедительным словом и парой ледорубов, формой отдаленно напоминающих распятия.
Молодая, но рано повзрослевшая Стерва, девушка-воин, обаятельная наемница, считающая своим оружием обольстительные формы и ядовитые жала стилетов.
Совсем еще мальчишка Ванко, ребенок-воин, паж и оруженосец, обученный Жизнью в свои двенадцать лет относиться к Смерти с цинизмом отъявленного убийцы.
Они встретились.
Ключник, настоящее имя которого никого не интересует, человек без возраста с глазами глубокого старца.
И Кэт, истинного имени которой никто не знает, ровесница новой эпохи с глазами… не поддающимися анализу глазами.
Убийца Дракона, говорит она, но разве можно убить дракона? Можно?
Древнее предание гласит, что убивший дракона сам становится драконом, чудовищем, пожираемый жаждой жертвоприношений. Нет, Ключник отмечен клеймом иного заклятья. Даже он сам пока не знает, насколько невыносимого. А сейчас он почти счастлив, как человек, освободившийся от тяжелого бремени.
Они стоят и смотрят друг другу в глаза и молчаливое созерцание способно затянуться.
– Кхм! - деликатно нарушает тишину тактичный Рус.
– Здравствуй, Убивающая Вопросы, - Ключник с трудом отводит взгляд.
Что ж, поражать вопросы ответами, пусть даже смысл которых скрыт плотной завесой иносказаний, великий дар… и проклятие.
Получасом позже все шестеро сидят у костра и общаются, знакомятся, хотя Стерва, конечно, знает и Руса, и Брата, и даже, немножко, Кэт. Они сидят и не беспокоятся о новых визитах метаморфов, они уверены в собственной силе и слабости безумных детей токсичного Города. В этом они правы - хотя отдельные лидеры измененных и взывают к еще одной попытке, к отмщению, сохранившие остатки благоразумия против. Слишком многие и так принесены сегодня в жертву. Из лучших, потерю некоторых так сложно будет восполнить многовариантной природе Воронки. А шестеро обычных людей… считающих себя обычными людьми… в большинстве своем считающие, шестеро сидят у костра, кружок у костра - это извечное место задушевных бесед и тайных заговоров, сидят у костра и общаются, знакомятся.
Для них эта ночь под светлым взором гордячки Селены - ночь разговоров, воспоминаний и прозрений. Ответов на вопросы. На вопросы и на Вопросы.
– Я вас по Заре вычислил, - пояснил Ключник, - её свист ни с чем не перепутаешь, мы на звук сразу и выдвинулись, потом кругами рыскали. Ну, а когда здесь в два ствола разрядили, тогда окончательно сориентировался.
– По Заре? - переспросил Рус.
– Он так шутиху называет, - Брат, как и Ключник, знает подлинные имена вещей.
– А как догадались, что мы - это мы?
– Да кто ж, кроме вас, так шуметь будет? - улыбнулась Стерва, - Чего вы с уродами не поделили?
– Да жрать им здесь нечего!
– Тобой, Рус, не наешься!
– А им Брат понравился - большой!
– А зачем вы нас искали, - Брата это интересует больше, чем причина конфликта с метаморфами.
– Ключник на Кэтти запал, ни дня без неё не может.
– Правда?
– Долго объяснять, - Рахан не склонен вдаваться в подробности.
– Во! - Стерва подняла вверх указательный палец, - Фиг чего добьешься! Ну, нашел ты её - и что дальше?
– Что дальше? - это уже Ключник, глядя в задумчивые глаза Кэт.
А девушка, как говорили её спутники, ушла.
– Девочка!
– Не трогай её, - Брат положил ладонь на руку солдату, - Она сейчас не с нами.
Рахан кивнул.
– Она странная, и она может ответить, просто… просто так сложно задать правильный вопрос…
– Зачем тебе это?
Рус многозначительно посмотрел в сторону Стервы, мол, сел Брат на своего конька, сейчас твоему другу в душу полезет. Наемница беззвучно ухмыльнулась, поглаживая шевелюру ухитрившегося заснуть на её коленях Ванко.
Им действительно пришлось тяжело в последнее время - Ключник, ведомый призрачной целью, шел как одержимый. Со слов девушки, отставание составляло более седмицы и, невероятно, группе, состоящей из хромого, раненой и ребенка, удалось наверстать такой отрыв в течение двадцати дней. Но эти два десятка дней были похожи на кошмар. На безумную гонку за тенью. Когда они плыли на дряхлой лохани, было еще терпимо, пусть и редкие остановки делались лишь для пополнения припасов, либо, совсем короткие, чтобы чуть размять ноги. Но они хоть плыли, время от времени вычерпывая набежавшую воду, маясь с непослушным парусом, дрожа в пропитанной влагой одежде. Пускай иногда казалось, что лучше бы было идти пешком. До тех пор, пока они не высадились на берег. Разлив был огромен, он питался несколькими реками, одна из которых, самая крупная, вытекала из Озера. Райского озера. К сожалению, их занесло в другой рукав, к полумертвому поселку со странным названием Зима и три сотни миль вдоль раскисшей старой дороги, кишащей бандами, которые Ключник, экономя время, по волчьи обходил, этот путь им пришлось проделать на своих двоих. В изматывающем темпе. Только на окраине чертового города Рахан позволил устроить большой привал, чтобы перевести дух. Большой привал, продлившийся не больше пары часов, пока этот сумасшедший не услышал вдали грохот разрыва. А после - беготня по развалинам, ну, дальше все известно.
Зачем ему это, спросил Брат и вот Стерва неоднократно задавала себе вопрос - а на кой это ей самой? Хотя, может, действительно - путь в Эдем не должен быть легким. И все-таки - зачем? Начинающая клевать носом в такт своим мыслям, наемница резко подобралась - кажется Рахан решил ответить.
– Я не знаю откуда, мистика какая-то, но эта девочка… девушка, когда я её впервые встретил, она была намного моложе, эта девушка знает такие вещи, о которых я сам лишь догадывался. Её ответы запутанны, но не бессмысленны - в них кроется истина.
Крупицу разумного можно усмотреть в любом бреду, но этого Брат говорить не стал, утвердительно качая головой.
– Иногда она переключается на чужой язык.
– Да, - с этим Брат сталкивался.
– Это именно язык - не тарабарщина, я не понимаю его, но уверен - язык.
– Язык, - подтвердил Брат, - мертвый язык, использовавшийся лишь специалистами.
– А ты?
– Я был… - Брат подобрал слова, - законником.
– И понимаешь, что она говорит?
– Не всегда, мы пользовались лишь специфическими терминами, плюс общий курс, крылатые выражения, я не был его поклонником, кто же знал, что пригодится.
– Тебе легче, мне она потом сама переводила. Я её расспрашивал - она думает на этом языке. Улавливаешь? Думает!
На самом деле - странно. Общеимперский для Кэт - не родной язык. Впрочем, мало ли в какой среде пришлось расти бедному ребенку и с кем общаться. Мир полон загадок, и эта - не самая удивительная. А искалеченный мужчина просто одержим, не влюблен, его чувство еще бездумнее, он находится во власти своего идола - хрупкой девушки, обделенной разумом. Несчастный. Однако не стоит бывшему законнику судить ближнего - такие времена настали, что каждый встречный бесноват своими собственными демонами. Ущербны скорее те, кто живет, не задумываясь. Вера делает человека сильнее, или вера - лишь признак людской слабости?
– И все же - зачем тебе это? - Брат взялся за Рахана всерьез.
– Зачем? - Ключник замялся, словно понимая, что скажет сейчас глупость, окончательно закрепив за собой репутацию блаженного, уверовавшего в несбыточное, в чудо, - Она считает, что не поздно еще все исправить. И я ей верю!
Последние слова солдат произнес твердо, жестко, тоном, не терпящим возражений, и обвел взглядом собеседников. Ванко посапывая спал, Стерва не стесняясь зевала, Рус пощипывал струны, настраивая лады, Кэт, обыкновенно чурающаяся людей, и, когда у неё был выбор, старающаяся оказаться в одиночестве, прижалась к плечу Ключника и не мигая смотрела на костер. Только Брат остался внимательным слушателем, впрочем, никто не хотел оспаривать заявлений Рахана - и ладно. Одни пророчествуют скорую гибель мира, другие - пришествие царствия небесного, все, тем не менее, осознают неизбежность перемен, понимают, что жизнь изменилась. А этот верит, что все еще можно вернуть на круги своя, но говорят же в народе, что каждый имеет право сойти с ума по-своему.
– Ключник, - Стерва еще раз зевнула, отчаянно борясь со сном, - Кэт тебя так назвала… Ты что, действительно убил дракона?
Это уже интереснее.
– Драконы, драконы… - прошептал себе под нос Рахан, - Какие они, к чертям собачьим, драконы?
– А кто?…
Воспоминания приходят как всегда неожиданно. Вот ты бредешь сквозь снежный вихрь, темную мглу и промозглую стужу, ориентируясь на призрачный источник света, просто догадываясь, что где-то рядом должно быть жильё и вдруг перед самым лицом вырастает прочная дубовая дверь и медный молоток, готовый призвать хозяев. Мгновение, и ты уже греешь замерзшие пальцы у жадного жерла камина и потягиваешь обжигающий грог. Или имя. С чем может сравниться ощущение осознания себя? Когда ослепительной вспышкой озаряет понимание - с этой секунды ты для себя уже не никто, ты - это ты? Так и сейчас - ведь одно дело Знать, а совсем другое - Помнить.
Собравшиеся слушают, все, даже Кэт, а Ключник рассказывает то, что возникает в памяти калейдоскопом картинок. Конечно, словами нельзя передать оттенки собственных реминисценций, но смысл донести можно.
…Звонко ревут луженые глотки сирен, истлевшим призраком баньши надрываясь в тщетной попытке вывести бойцов из себя. Мир в узкой прорези забрала кажется враждебным и опасным, но это хорошо и правильно: уютная скорлупа тяжелой брони, оружие, как продолжение рук слитно сидящее в ладонях, и надежные товарищи, готовые всегда подставить плечо - все, чему сейчас можно доверять. Надсажено воют назойливые сирены, отбрасывая красные факельные сполохи, и глаза воинов в глубине шлемов отсвечивают недобрым багрянцем.
– Пошел! - рявкает в девять пар ушей как рождественская елка увешанный смертоносными игрушками Бонза и хлопает громадной ладонью, способной забивать гвозди, по загривку Тарана, исторгая его наружу.
Так, наверное, рождаются дети, с криком покидая тесное пространство, ритмично пульсирующее кровавым, устремляясь в узкий, пронзительно изливающийся белым светом проем. Бойцы один за другим сыплются в чавкающую грязь и заученно занимают положенные позиции - здесь каждый на уровне рефлексов знает свое место в их безукоризненном построении.
Свершилось. Там, дальше, внутренний и внешний круги оцепления, состоящие, наверное, из лучших, но тут, в этом Месте, только десятка Бонзы, потому что они - элита, избранные. Совершенное оружие. Оружие - это не замысловатое содержимое их ранцев, не доспехи, названные тяжелыми не за изрядный вес, а за способность противостоять практически любым воздействиям, оружие, бесценное оружие, это они сами. Абсолютное орудие смерти. А напротив, в обугленной, дымящейся полосе поваленных деревьев то, за чем они пришли. Надо признать, Это повержено не их стараниями, воздух - не их стихия. Постарались молодцы летуны, захлебываясь собственной кровью, поразившие неуязвимый объект, опрокинувшие его вниз, во власть мальчиков Бонзы. Впервые в мире. Свершилось.
Они движутся короткими перебежками, успешно используя разбросанные стволы в качестве прикрытия. Когда один делает шаг, четверо смотрят на мир лишь в прорези прицелов, готовые в любое мгновение вспороть пространство огненными росчерками. Вон не знающий промаха Робин слился с окружающей грязью и все, что он увидит на расстоянии мили, станет мертвым, будь на то его желание. Вон Таран, для которого просто нет преград, с холодным спокойствием высматривает себе достойного противника. И Лекарь, тоже лучший, способный наравне с бинтами и снадобьями, не хуже остальных управляться с оснащением, дарующим не жизнь, но смерть. Здесь нет имен, имена остались дома, а здесь только прозвища, характеризующие специализацию, короткие и понятные.
– Ключник, связь, - шепчет Бонза и этот шепот слышат лишь те, кому нужно его слышать.
– Папа Бонзе! - мгновенно реагирует Ключник.
– Да, - отвечает кто-то далекий и всемогущий.
– На позиции, - переключается Бонза.
– Движение есть?
– Глухо.
– У нас тоже.
– Я пошел?
– Двигай.
Десятка ползет дальше и вот их взорам открывается Это. В парящей горячей грязи среди черного бурелома. Длинное измазанное тело. Ничего грандиозного и захватывающего. Просто необычное. Похожее на гигантского земляного червя, только постепенно сужающегося к хвосту и резко заостренного в передней части, а так - те же кольца сочленений, та же расслабленная пластичность. Оно взбороздило землю, оставив за собой длинный глубокий ров, и поэтому нос, кажется, расположен как ему должно быть, не завален, не перевернут, но остальное тело безвольными кольцами перекручено в странном подобии штопора. Дохлая пиявка. Или сломанный воздушный змей, из таких, что запускают в красочных феериях жители Востока. Только железный. Такое не в состоянии подниматься в воздух. Стреловидное крыло, наподобие акульего плавника устремленное вверх - сейчас та часть тела, где оно расположено, лежит на боку, узкое крыло, визуально, не может обеспечить Этому необходимую подъемную силу. Не может, не должно, не в состоянии. А мертвые петли, что описывало это творение вверху, откуда было низвергнуто, причем такие, что головная часть уже выходила из фигуры, а хвостовая только начинала входить в вираж - это что, обман зрения?
– Папа Бонзе!
– Вижу, работай.
Группа разделяется на пятерки и начинает с двух сторон обходить создание. С хвоста. Хвост такой тонкий, что при желании можно поставить на него ногу и запечатлеть себя у поверженной жертвы. Но они пришли сюда не за этим. После, разве что. Передняя треть тела много толще - в три человеческих роста, общая длина, её трудно оценить, но никак не менее двухсот футов. Бойцы крадутся вдоль боков к расположенным в носовой части двум мертвенно мутным куполам-буркалам. Им нужно попасть внутрь. Найти хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее вход. Дальше в дело вступит Ключник, двери и замки - его забота. Любые: сложные механизмы, где детали притерты до скольжения, а используемые отмычки чуть толще волоса и запоры, где все управление осуществляется лишь током энергий. На то он и Ключник. Исключительное средство, к которому боец прибегает крайне редко - разрушительное вещество, способное жечь и испарять все, на что направлено его действие, универсальный ключ от каждого замка.
Нужды в услугах Ключника нет - в боку, или это спина, а может, живот, зияет, дымясь, рваное отверстие, успех кого-то из безвестных летунов. Бойцы перегруппируются - Робин в десятке шагов напротив, по бокам у самого проема Бонза и Таран, чуть дальше по сторонам Лекарь и Ключник.
– Разрешаю! - невидимый Папа не ждет вопроса.
Специальность Тарана - входить первым, он устремляется внутрь, но не успевает углубиться во тьму, потому что видит своё отражение в миллионе фасеток громадных отливающих сталью глаз. Тряпичной куклой тело Тарана вылетает из пролома и шлепается в грязь, а ведь это почти три сотни фунтов плоти и почти столько же - снаряжения. Паники нет, ситуация под контролем, рано отвечать агрессией на агрессию. Взять живым, повторять приказ необходимости нет. Вперед выступает Лекарь - медик, психолог и контактер. Он разводит руки в миролюбивом жесте… и еле ухитряется увернуться от рассекающей воздух клешни. С молниеносной прытью, свойственной лишь насекомым, наружу вырывается сильно увеличенное подобие помеси скорпиона и богомола. Маслянисто поблескивающее туловище на шести ногах с длинным хвостом, увенчанным истекающим ядом жалом, и тонкий торс с парой четырехпалых клешней и большой вытянутой головой, половину которой занимают глаза. Люди заученно рассыпаются в стороны, тварь мечется между ними, но это не затравленная суета, а расчетливый бой, который ведет насекомое одновременно с тремя противниками. Робин все еще держит дистанцию. Клешни мелькают боевыми косами, неустанно обрушиваясь то на одного, то на другого. И элитным бойцам приходится туго, даже подоспевшая со второй стороны пятерка не в состоянии спасти ситуацию. Выброшенная тонкая паутина-сеть легко вспарывается бритвами конечностей, а удары все сыплются и сыплются, неуязвимая тварь разбрасывает лучших из лучших с легкостью старого учителя, делящегося искусством с новичками. Так оно и есть, ибо бойцы - всего лишь люди, пусть и превосходящие своих соплеменников в силе и реакции, но все же рожденные человеческими матерями. А противостоящее существо, они пока этого не знают - миллионами лет эволюции выведенная в пределах вида каста, единственным призванием которой является борьба за безопасность рода, не продолжение, не повышение благосостояния, а только защита. Все это похоже на ад. Лекарь в стороне, он все еще пытается снять с головы оттащенного в сторону Тарана жутко деформированный шлем, из-под которого толчками брызжет кровь. Шлем, легко выдерживающий удар кувалды. Робин не ввязывается. Семеро противостоят одному. С трудом. Клешни, жало, хвост - никакого иного оружия. Падает оглушенным еще один боец, Лекарь вытаскивает его, потом еще и еще. Каждый пропущенный удар твари, благо их немного, пропущенных, выводит из строя человека. С податливостью жести мнутся стальные шлемы, в строю остаются уже четверо, не считая Лекаря и, в резерве, стрелка Робина. Четверо, каждый из которых может успешно противостоять десятке хорошо подготовленных воинов, но - людей. Чего они пытаются добиться? Подсечь, спеленать злосчастное создание, нет, пока им удается лишь худо-бедно отбивать его неистовые атаки.
– Схема два! - откровением свыше звучит в ушах бойцов разочарованный голос находящегося за сотни миль отсюда Папы.
Посмотри, как играет солнце на дивных сочленениях эластичного тела. Высота - их стихия и власть над ней безгранична. Удел червей - пресмыкаться в грязи, с безнадежной тоской взирая в бездонные небеса. Высь, лазурная синь, что много выше замаранной пелены туч, нависающей над проклятой реальностью. Безграничное пространство, пронизанное искрящимися лучами, и освежающая влага, роса воздуха, заставляющая свет распадаться дугой многоцветья. Словно иное бытие, существующее здесь и сейчас, но вне досягаемости всех существ мира. Тварям не дано узреть подобное, тварям, а не обитателям этого великолепия - драконам. Изящность стремительных форм лишь подчеркивают единственные конечности - узкие острые крылья, неподвижные, способные лишь складываться и расправляться. Движения драконов безукоризненно рациональны, но полет их красив и чарующ, как танец. Они резвятся, будто их небольшие крылья имеют опорой не разреженный эфир, а нечто более… более осязаемое. Знаешь, передвижение некоторых морских обитателей сравнивают с полетом? Парение же дракона более подобно гибкому скольжению по водной глади. Или им подвластна иная логика мироздания, позволяющая, в нарушение всяких законов, на нереальных скоростях менять направление, изгибая тело в немыслимых пируэтах, либо, срываясь с места, в мгновение ока с хлопком исчезать крохотной точкой, оставляя за собой лишь белесый след? Небеса - среда обитания драконов, ибо никто, кажется, не видел их приземляющимися, вьющими гнезда, не заглядывал в мутные купола их глаз. А быть может они вообще живут за пределами нашей сферы и, когда взмывают вертикально ввысь, стремятся туда, где лишь бестелесные духи способны носится в пустоте? Быть может там, в холодном безмолвии их дом, копошащийся мириадами хризалид, грандиозный улей, в котором безраздельно властвует великая Мать.
Вот только если Там все так прекрасно и ничто, никто уже не в состоянии оспорить их превосходство, какая, черт возьми, сила притягивает, тащит драконов вниз, к жалкой грешной земле?
За странной парой заворожено наблюдают все.
Мужественный Рус, воин-бард, поэт и менестрель, одинаково ловко управляющийся и с гитарой и с длиннолезвийной пикой-глефой.
Чуть перешагнувший порог зрелости Большой Брат, воин-проповедник, миссионер и философ, несущий свою правду убедительным словом и парой ледорубов, формой отдаленно напоминающих распятия.
Молодая, но рано повзрослевшая Стерва, девушка-воин, обаятельная наемница, считающая своим оружием обольстительные формы и ядовитые жала стилетов.
Совсем еще мальчишка Ванко, ребенок-воин, паж и оруженосец, обученный Жизнью в свои двенадцать лет относиться к Смерти с цинизмом отъявленного убийцы.
Они встретились.
Ключник, настоящее имя которого никого не интересует, человек без возраста с глазами глубокого старца.
И Кэт, истинного имени которой никто не знает, ровесница новой эпохи с глазами… не поддающимися анализу глазами.
Убийца Дракона, говорит она, но разве можно убить дракона? Можно?
Древнее предание гласит, что убивший дракона сам становится драконом, чудовищем, пожираемый жаждой жертвоприношений. Нет, Ключник отмечен клеймом иного заклятья. Даже он сам пока не знает, насколько невыносимого. А сейчас он почти счастлив, как человек, освободившийся от тяжелого бремени.
Они стоят и смотрят друг другу в глаза и молчаливое созерцание способно затянуться.
– Кхм! - деликатно нарушает тишину тактичный Рус.
– Здравствуй, Убивающая Вопросы, - Ключник с трудом отводит взгляд.
Что ж, поражать вопросы ответами, пусть даже смысл которых скрыт плотной завесой иносказаний, великий дар… и проклятие.
Получасом позже все шестеро сидят у костра и общаются, знакомятся, хотя Стерва, конечно, знает и Руса, и Брата, и даже, немножко, Кэт. Они сидят и не беспокоятся о новых визитах метаморфов, они уверены в собственной силе и слабости безумных детей токсичного Города. В этом они правы - хотя отдельные лидеры измененных и взывают к еще одной попытке, к отмщению, сохранившие остатки благоразумия против. Слишком многие и так принесены сегодня в жертву. Из лучших, потерю некоторых так сложно будет восполнить многовариантной природе Воронки. А шестеро обычных людей… считающих себя обычными людьми… в большинстве своем считающие, шестеро сидят у костра, кружок у костра - это извечное место задушевных бесед и тайных заговоров, сидят у костра и общаются, знакомятся.
Для них эта ночь под светлым взором гордячки Селены - ночь разговоров, воспоминаний и прозрений. Ответов на вопросы. На вопросы и на Вопросы.
– Я вас по Заре вычислил, - пояснил Ключник, - её свист ни с чем не перепутаешь, мы на звук сразу и выдвинулись, потом кругами рыскали. Ну, а когда здесь в два ствола разрядили, тогда окончательно сориентировался.
– По Заре? - переспросил Рус.
– Он так шутиху называет, - Брат, как и Ключник, знает подлинные имена вещей.
– А как догадались, что мы - это мы?
– Да кто ж, кроме вас, так шуметь будет? - улыбнулась Стерва, - Чего вы с уродами не поделили?
– Да жрать им здесь нечего!
– Тобой, Рус, не наешься!
– А им Брат понравился - большой!
– А зачем вы нас искали, - Брата это интересует больше, чем причина конфликта с метаморфами.
– Ключник на Кэтти запал, ни дня без неё не может.
– Правда?
– Долго объяснять, - Рахан не склонен вдаваться в подробности.
– Во! - Стерва подняла вверх указательный палец, - Фиг чего добьешься! Ну, нашел ты её - и что дальше?
– Что дальше? - это уже Ключник, глядя в задумчивые глаза Кэт.
А девушка, как говорили её спутники, ушла.
– Девочка!
– Не трогай её, - Брат положил ладонь на руку солдату, - Она сейчас не с нами.
Рахан кивнул.
– Она странная, и она может ответить, просто… просто так сложно задать правильный вопрос…
– Зачем тебе это?
Рус многозначительно посмотрел в сторону Стервы, мол, сел Брат на своего конька, сейчас твоему другу в душу полезет. Наемница беззвучно ухмыльнулась, поглаживая шевелюру ухитрившегося заснуть на её коленях Ванко.
Им действительно пришлось тяжело в последнее время - Ключник, ведомый призрачной целью, шел как одержимый. Со слов девушки, отставание составляло более седмицы и, невероятно, группе, состоящей из хромого, раненой и ребенка, удалось наверстать такой отрыв в течение двадцати дней. Но эти два десятка дней были похожи на кошмар. На безумную гонку за тенью. Когда они плыли на дряхлой лохани, было еще терпимо, пусть и редкие остановки делались лишь для пополнения припасов, либо, совсем короткие, чтобы чуть размять ноги. Но они хоть плыли, время от времени вычерпывая набежавшую воду, маясь с непослушным парусом, дрожа в пропитанной влагой одежде. Пускай иногда казалось, что лучше бы было идти пешком. До тех пор, пока они не высадились на берег. Разлив был огромен, он питался несколькими реками, одна из которых, самая крупная, вытекала из Озера. Райского озера. К сожалению, их занесло в другой рукав, к полумертвому поселку со странным названием Зима и три сотни миль вдоль раскисшей старой дороги, кишащей бандами, которые Ключник, экономя время, по волчьи обходил, этот путь им пришлось проделать на своих двоих. В изматывающем темпе. Только на окраине чертового города Рахан позволил устроить большой привал, чтобы перевести дух. Большой привал, продлившийся не больше пары часов, пока этот сумасшедший не услышал вдали грохот разрыва. А после - беготня по развалинам, ну, дальше все известно.
Зачем ему это, спросил Брат и вот Стерва неоднократно задавала себе вопрос - а на кой это ей самой? Хотя, может, действительно - путь в Эдем не должен быть легким. И все-таки - зачем? Начинающая клевать носом в такт своим мыслям, наемница резко подобралась - кажется Рахан решил ответить.
– Я не знаю откуда, мистика какая-то, но эта девочка… девушка, когда я её впервые встретил, она была намного моложе, эта девушка знает такие вещи, о которых я сам лишь догадывался. Её ответы запутанны, но не бессмысленны - в них кроется истина.
Крупицу разумного можно усмотреть в любом бреду, но этого Брат говорить не стал, утвердительно качая головой.
– Иногда она переключается на чужой язык.
– Да, - с этим Брат сталкивался.
– Это именно язык - не тарабарщина, я не понимаю его, но уверен - язык.
– Язык, - подтвердил Брат, - мертвый язык, использовавшийся лишь специалистами.
– А ты?
– Я был… - Брат подобрал слова, - законником.
– И понимаешь, что она говорит?
– Не всегда, мы пользовались лишь специфическими терминами, плюс общий курс, крылатые выражения, я не был его поклонником, кто же знал, что пригодится.
– Тебе легче, мне она потом сама переводила. Я её расспрашивал - она думает на этом языке. Улавливаешь? Думает!
На самом деле - странно. Общеимперский для Кэт - не родной язык. Впрочем, мало ли в какой среде пришлось расти бедному ребенку и с кем общаться. Мир полон загадок, и эта - не самая удивительная. А искалеченный мужчина просто одержим, не влюблен, его чувство еще бездумнее, он находится во власти своего идола - хрупкой девушки, обделенной разумом. Несчастный. Однако не стоит бывшему законнику судить ближнего - такие времена настали, что каждый встречный бесноват своими собственными демонами. Ущербны скорее те, кто живет, не задумываясь. Вера делает человека сильнее, или вера - лишь признак людской слабости?
– И все же - зачем тебе это? - Брат взялся за Рахана всерьез.
– Зачем? - Ключник замялся, словно понимая, что скажет сейчас глупость, окончательно закрепив за собой репутацию блаженного, уверовавшего в несбыточное, в чудо, - Она считает, что не поздно еще все исправить. И я ей верю!
Последние слова солдат произнес твердо, жестко, тоном, не терпящим возражений, и обвел взглядом собеседников. Ванко посапывая спал, Стерва не стесняясь зевала, Рус пощипывал струны, настраивая лады, Кэт, обыкновенно чурающаяся людей, и, когда у неё был выбор, старающаяся оказаться в одиночестве, прижалась к плечу Ключника и не мигая смотрела на костер. Только Брат остался внимательным слушателем, впрочем, никто не хотел оспаривать заявлений Рахана - и ладно. Одни пророчествуют скорую гибель мира, другие - пришествие царствия небесного, все, тем не менее, осознают неизбежность перемен, понимают, что жизнь изменилась. А этот верит, что все еще можно вернуть на круги своя, но говорят же в народе, что каждый имеет право сойти с ума по-своему.
– Ключник, - Стерва еще раз зевнула, отчаянно борясь со сном, - Кэт тебя так назвала… Ты что, действительно убил дракона?
Это уже интереснее.
– Драконы, драконы… - прошептал себе под нос Рахан, - Какие они, к чертям собачьим, драконы?
– А кто?…
Воспоминания приходят как всегда неожиданно. Вот ты бредешь сквозь снежный вихрь, темную мглу и промозглую стужу, ориентируясь на призрачный источник света, просто догадываясь, что где-то рядом должно быть жильё и вдруг перед самым лицом вырастает прочная дубовая дверь и медный молоток, готовый призвать хозяев. Мгновение, и ты уже греешь замерзшие пальцы у жадного жерла камина и потягиваешь обжигающий грог. Или имя. С чем может сравниться ощущение осознания себя? Когда ослепительной вспышкой озаряет понимание - с этой секунды ты для себя уже не никто, ты - это ты? Так и сейчас - ведь одно дело Знать, а совсем другое - Помнить.
Собравшиеся слушают, все, даже Кэт, а Ключник рассказывает то, что возникает в памяти калейдоскопом картинок. Конечно, словами нельзя передать оттенки собственных реминисценций, но смысл донести можно.
…Звонко ревут луженые глотки сирен, истлевшим призраком баньши надрываясь в тщетной попытке вывести бойцов из себя. Мир в узкой прорези забрала кажется враждебным и опасным, но это хорошо и правильно: уютная скорлупа тяжелой брони, оружие, как продолжение рук слитно сидящее в ладонях, и надежные товарищи, готовые всегда подставить плечо - все, чему сейчас можно доверять. Надсажено воют назойливые сирены, отбрасывая красные факельные сполохи, и глаза воинов в глубине шлемов отсвечивают недобрым багрянцем.
– Пошел! - рявкает в девять пар ушей как рождественская елка увешанный смертоносными игрушками Бонза и хлопает громадной ладонью, способной забивать гвозди, по загривку Тарана, исторгая его наружу.
Так, наверное, рождаются дети, с криком покидая тесное пространство, ритмично пульсирующее кровавым, устремляясь в узкий, пронзительно изливающийся белым светом проем. Бойцы один за другим сыплются в чавкающую грязь и заученно занимают положенные позиции - здесь каждый на уровне рефлексов знает свое место в их безукоризненном построении.
Свершилось. Там, дальше, внутренний и внешний круги оцепления, состоящие, наверное, из лучших, но тут, в этом Месте, только десятка Бонзы, потому что они - элита, избранные. Совершенное оружие. Оружие - это не замысловатое содержимое их ранцев, не доспехи, названные тяжелыми не за изрядный вес, а за способность противостоять практически любым воздействиям, оружие, бесценное оружие, это они сами. Абсолютное орудие смерти. А напротив, в обугленной, дымящейся полосе поваленных деревьев то, за чем они пришли. Надо признать, Это повержено не их стараниями, воздух - не их стихия. Постарались молодцы летуны, захлебываясь собственной кровью, поразившие неуязвимый объект, опрокинувшие его вниз, во власть мальчиков Бонзы. Впервые в мире. Свершилось.
Они движутся короткими перебежками, успешно используя разбросанные стволы в качестве прикрытия. Когда один делает шаг, четверо смотрят на мир лишь в прорези прицелов, готовые в любое мгновение вспороть пространство огненными росчерками. Вон не знающий промаха Робин слился с окружающей грязью и все, что он увидит на расстоянии мили, станет мертвым, будь на то его желание. Вон Таран, для которого просто нет преград, с холодным спокойствием высматривает себе достойного противника. И Лекарь, тоже лучший, способный наравне с бинтами и снадобьями, не хуже остальных управляться с оснащением, дарующим не жизнь, но смерть. Здесь нет имен, имена остались дома, а здесь только прозвища, характеризующие специализацию, короткие и понятные.
– Ключник, связь, - шепчет Бонза и этот шепот слышат лишь те, кому нужно его слышать.
– Папа Бонзе! - мгновенно реагирует Ключник.
– Да, - отвечает кто-то далекий и всемогущий.
– На позиции, - переключается Бонза.
– Движение есть?
– Глухо.
– У нас тоже.
– Я пошел?
– Двигай.
Десятка ползет дальше и вот их взорам открывается Это. В парящей горячей грязи среди черного бурелома. Длинное измазанное тело. Ничего грандиозного и захватывающего. Просто необычное. Похожее на гигантского земляного червя, только постепенно сужающегося к хвосту и резко заостренного в передней части, а так - те же кольца сочленений, та же расслабленная пластичность. Оно взбороздило землю, оставив за собой длинный глубокий ров, и поэтому нос, кажется, расположен как ему должно быть, не завален, не перевернут, но остальное тело безвольными кольцами перекручено в странном подобии штопора. Дохлая пиявка. Или сломанный воздушный змей, из таких, что запускают в красочных феериях жители Востока. Только железный. Такое не в состоянии подниматься в воздух. Стреловидное крыло, наподобие акульего плавника устремленное вверх - сейчас та часть тела, где оно расположено, лежит на боку, узкое крыло, визуально, не может обеспечить Этому необходимую подъемную силу. Не может, не должно, не в состоянии. А мертвые петли, что описывало это творение вверху, откуда было низвергнуто, причем такие, что головная часть уже выходила из фигуры, а хвостовая только начинала входить в вираж - это что, обман зрения?
– Папа Бонзе!
– Вижу, работай.
Группа разделяется на пятерки и начинает с двух сторон обходить создание. С хвоста. Хвост такой тонкий, что при желании можно поставить на него ногу и запечатлеть себя у поверженной жертвы. Но они пришли сюда не за этим. После, разве что. Передняя треть тела много толще - в три человеческих роста, общая длина, её трудно оценить, но никак не менее двухсот футов. Бойцы крадутся вдоль боков к расположенным в носовой части двум мертвенно мутным куполам-буркалам. Им нужно попасть внутрь. Найти хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее вход. Дальше в дело вступит Ключник, двери и замки - его забота. Любые: сложные механизмы, где детали притерты до скольжения, а используемые отмычки чуть толще волоса и запоры, где все управление осуществляется лишь током энергий. На то он и Ключник. Исключительное средство, к которому боец прибегает крайне редко - разрушительное вещество, способное жечь и испарять все, на что направлено его действие, универсальный ключ от каждого замка.
Нужды в услугах Ключника нет - в боку, или это спина, а может, живот, зияет, дымясь, рваное отверстие, успех кого-то из безвестных летунов. Бойцы перегруппируются - Робин в десятке шагов напротив, по бокам у самого проема Бонза и Таран, чуть дальше по сторонам Лекарь и Ключник.
– Разрешаю! - невидимый Папа не ждет вопроса.
Специальность Тарана - входить первым, он устремляется внутрь, но не успевает углубиться во тьму, потому что видит своё отражение в миллионе фасеток громадных отливающих сталью глаз. Тряпичной куклой тело Тарана вылетает из пролома и шлепается в грязь, а ведь это почти три сотни фунтов плоти и почти столько же - снаряжения. Паники нет, ситуация под контролем, рано отвечать агрессией на агрессию. Взять живым, повторять приказ необходимости нет. Вперед выступает Лекарь - медик, психолог и контактер. Он разводит руки в миролюбивом жесте… и еле ухитряется увернуться от рассекающей воздух клешни. С молниеносной прытью, свойственной лишь насекомым, наружу вырывается сильно увеличенное подобие помеси скорпиона и богомола. Маслянисто поблескивающее туловище на шести ногах с длинным хвостом, увенчанным истекающим ядом жалом, и тонкий торс с парой четырехпалых клешней и большой вытянутой головой, половину которой занимают глаза. Люди заученно рассыпаются в стороны, тварь мечется между ними, но это не затравленная суета, а расчетливый бой, который ведет насекомое одновременно с тремя противниками. Робин все еще держит дистанцию. Клешни мелькают боевыми косами, неустанно обрушиваясь то на одного, то на другого. И элитным бойцам приходится туго, даже подоспевшая со второй стороны пятерка не в состоянии спасти ситуацию. Выброшенная тонкая паутина-сеть легко вспарывается бритвами конечностей, а удары все сыплются и сыплются, неуязвимая тварь разбрасывает лучших из лучших с легкостью старого учителя, делящегося искусством с новичками. Так оно и есть, ибо бойцы - всего лишь люди, пусть и превосходящие своих соплеменников в силе и реакции, но все же рожденные человеческими матерями. А противостоящее существо, они пока этого не знают - миллионами лет эволюции выведенная в пределах вида каста, единственным призванием которой является борьба за безопасность рода, не продолжение, не повышение благосостояния, а только защита. Все это похоже на ад. Лекарь в стороне, он все еще пытается снять с головы оттащенного в сторону Тарана жутко деформированный шлем, из-под которого толчками брызжет кровь. Шлем, легко выдерживающий удар кувалды. Робин не ввязывается. Семеро противостоят одному. С трудом. Клешни, жало, хвост - никакого иного оружия. Падает оглушенным еще один боец, Лекарь вытаскивает его, потом еще и еще. Каждый пропущенный удар твари, благо их немного, пропущенных, выводит из строя человека. С податливостью жести мнутся стальные шлемы, в строю остаются уже четверо, не считая Лекаря и, в резерве, стрелка Робина. Четверо, каждый из которых может успешно противостоять десятке хорошо подготовленных воинов, но - людей. Чего они пытаются добиться? Подсечь, спеленать злосчастное создание, нет, пока им удается лишь худо-бедно отбивать его неистовые атаки.
– Схема два! - откровением свыше звучит в ушах бойцов разочарованный голос находящегося за сотни миль отсюда Папы.