Задонский С.. Гонец из прошлого (Посыльный 'серой стаи' - 1)

   - О, - удивилась девушка, - это уже похоже на расширенный план написания кандидатской диссертации!
   - А вы знакомы с таким видом научной работы? - тут же среагировал капитан.
   - Да, я в этом году закончила филологический факультет университета, и у меня были мысли о научной работе, но, как видите, стала обыкновенной архивной крысой.
   - Ну, не крысой...
   - ...а мышью, вы хотите сказать?
   - Нет, я совсем не то хотел сказать, - вконец запутался Кононенко.
   Ему понравилась напористость девушки. "Нужно её познакомить с нашим Малышом. Вот получится прекрасная пара!" - подумал капитан.
   - Хорошо, давайте перейдем к делу, - сказала девушка, увидев замешательство посетителя.
   Она провела Кононенко в другую комнату, где размещалась огромная картотека.
   - Извините, но у нас данные размещены не в компьютере, а на карточках, поэтому поисковая система по запросам отсутствует. Вам придется перекопать тысячи карточек, прежде чем вы отыщете то, что нужно.
   - Ничего, Вика, ведь я тоже в некотором смысле архивная крыса.
   Они громко рассмеялись.
   - Хорошо, я только немного разберусь со своими делами там, - она показала на потолок, - наверху, и спущусь вам помочь.
   - Буду вам очень благодарен. Еще попрошу вас позвонить моему товарищу, чтобы он приехал сюда, - и Кононенко написал на карточке номер телефона и имя.
   Оставшись один, капитан стал искать фамилию Нахтигалиева. В картотеке эта фамилия оказалась единственной. В карточке значилось, что Иван Иванович Нахтигалиев по направлению военного комиссара Московской области обращался в местное отделение ЗАГСа для получения гражданского паспорта вместо книжки командира в связи с демобилизацией из вооруженных сил. Были указаны также номера приказов военного министра и командующего Московским военным округом, а также ссылка на то дело, в котором хранились остальные, положенные в таких случаях документы.
   Отыскав нужный стеллаж, Кононенко вытащил канцелярскую папку и стал перелистывать прошитые суровой ниткой страницы. Набор документов был стандартным: заявление на получение паспорта, автобиография, копия свидетельства о рождении, копия командирской и красноармейской книжки, справка управдома о прописке и некоторые другие.
   Внимание Кононенко привлекли пометки, сделанные химическим карандашом. Фамилия, имя и отчество Ивана Ивановича были жирно подчеркнуты, а над ними стоял знак вопроса и две стрелочки, направленные соответственно одна в сторону фамилии, другая - имени-отчества. Кто же был тот человек, который так пристально изучал биографические данные Нахтигалиева? Вся автобиография была исчерчена жирными линиями, восклицательными и вопросительными знаками. Кононенко решил просмотреть несколько других дел - вдруг и их так же тщательно проверяли перед тем как выдать человеку паспорт? Нет, прочие дела были практически чистыми, на них стояли лишь отметки о получении нового паспорта.
   Значит, что-то в этом Нахтигалиеве было не так...
   Глава 108
   Справа и слева от дороги возвышались скалы. Близился вечер, но трасса жила своей обычной, напряженной жизнью. По гладкой поверхности асфальта скользили пассажирские автобусы, легковушки и грузовые машины. Трактора тащили громоздкие фуры-прицепы, груженные сеном.
   Справа по ходу движения показалась старинная крепость. Внешне она сохранила свой облик, но внутренние помещения были оборудованы под гостиницу и ресторан. Михайлову приходилось бывать здесь не раз.
   Сергею всегда нравились эти маленькие придорожные деревушки, сохранившие свою причудливую архитектуру. Крупные города этой республики с советской однообразной архитектурой потеряли свой национальный колорит.
   Но Михайлов думал сейчас не об этом. Дорога была долгой, и он чувствовал себя очень усталым: голова стала тяжелой, ноги и руки - будто ватные... Уж не заболел ли он? Самым скверным было то, что он испытывал какую-то подавленность. Что это? Предчувствие?
   Чепуха. Ему хотелось лечь и ни о чем не думать. Наверное, он все-таки заболел. Жары он не ощущал, но было душно, и открытые окна не помогали. Он глянул в верхнее зеркало и увидел, что Поляковский, склонив голову на спинку заднего сиденья, спит. Надо же было именно в этот день заболеть! Сергей уже не сомневался в том, что заболел. Но чем? У него ничего не болело, только вот голова... Было такое ощущение, что все происходящее вокруг - нереально. Вот он переключает скорость, обгоняет впереди идущую машину, сигналит ребенку, который выскочил на проезжую часть на велосипеде и... будто все это делает не он, а кто-то другой, будто все это происходит во сне, когда становишься игрушкой в руках могущественных сил: хочешь повернуть вправо, а ноги несут тебя влево, кто-то настигает тебя, ты убегаешь от опасности, а ноги и земля - все, как резиновое, бежишь, бежишь - и на месте...
   Но он же не спит. Он отчетливо видит дорогу, в зеркало заднего обзора - машину Чаплыгина. Где-то сзади идет "девятка" Иваненко, а на заднем сиденье - Поляковский, который спит, а, может, притворяется, что спит. Это все его враги, и они хотят завладеть тайной, спрятанной в его голове. Все, кто сейчас вокруг него, словно ядовитые пауки в банке. Стоит её только открыть, и они расползутся, и тогда... Что за бред? Сергей тряхнул головой, желая избавиться от наваждения. Нет! Надо остановиться.
   "Может, мне подсыпали яду или дали сильное снотворное? Но это длится уже около часа, с того момента, когда они решили по совету Чаплыгина "срезать небольшой угол". Значит, они дали мне что-то парализующее волю... Да, да! Именно так. Значит, надо собрать все мысли в кулак!.. Но кто бы мог это сделать? Странный вопрос! Кто угодно! Может, писатель, когда угощал минералкой?"
   Он снова глянул на Поляковского, который сидел теперь, широко раскрыв глаза. Несвойственная ему бледность покрыла щеки. Возможно, это ему только кажется. Сергей вяло подумал о том, что нужно спросить его о самочувствии, но вместо этого резко затормозил и остановил машину. Затем откинулся на сиденье и закрыл глаза - разноцветные круги плыли в темноте. Так, неподвижно, он сидел, пока не услышал скрип тормозов - это подъехал Чаплыгин. Михайлов открыл дверцу и вышел. За ним последовал Юрий Владимирович: он действительно был бледен. Может, и его?..
   - Кажется, я заболел или что-то подхватил, - слабым голосом проговорил Юрий Владимирович и прислонился к машине.
   В это время к ним подошел Чаплыгин. Он тоже был бледен, но голос у него, как всегда, был уверенным и сильным:
   - Как вам это нравится? Такого эффекта от высокогорного спуска я не припомню за всю свою жизнь! Будто меня подменили. Ничего не хочу... Хочу только, чтобы меня оставили в покое...
   - Что вы сказали? Перепад давления? - спросил Михайлов.
   - Ну да, перепад!.. Мы же с вами свернули с серпантина на другую дорогу и в считанные минуты спустились с гор в долину...
   - Так это все из-за гор? - переспросил Сергей.
   - Ну, конечно, разве вы не чувствуете?
   - Конечно же, это горы!.. - с облегчением проговорил Михайлов.
   "Что ж, это даже к лучшему", - подумал он и сказал:
   - Юрию Владимировичу плохо, помогите ему.
   - У меня самого такое ощущение, будто меня молотили цепами, признался Чаплыгин.
   - Посадите Юрия Владимировича в свою машину, поезжайте в гостиницу и ждите моего звонка. На всякий случай вызовите к нему нашего посольского врача.
   - Но вы сами, Сергей Альбертович, в таком состоянии, что я должен и вас проводить до дома...
   - Разве вы не видите? Юрию Владимировичу совсем плохо!..
   Чаплыгин и Михайлов помогли Поляковскому забраться в машину капитана.
   На развилке, при въезде в столицу, они поехали в разные стороны. Машина Михайлова на большой скорости шла по набережной. Было уже около полуночи. Притормозив, Сергей свернул на мост около столичного предместья, где располагались официальные резиденции главы государства и международных миссий. Скорость на мосту была ограничена. Желтые светильники освещали дорогу.
   На правом берегу огней было значительно меньше. По сути, здесь уже начинались окраины города.
   О своем состоянии Сергей больше не думал. Теперь он знал, что это всего лишь перепад давления, и даже почувствовал себя несколько лучше. По крайней мере страх, что он не сможет довести машину, прошел. Но голова его была такой же тяжелой и неясной, и ощущение, что все вокруг него происходит будто во сне, не покидало его.
   Михайлов свернул налево и ехал теперь по кипарисовой аллее. Вот и двухэтажный коттедж - дом Трофимова, который он снимал у бывшего партийного чиновника.
   Кроме парадного подъезда, был ещё покрытый желтым гравием подъезд со стороны строительной площадки, где возводился дворец одного из руководителей республики. По этой дороге Михайлов и направил машину.
   У ворот Сергей остановился. Дом был погружен в темноту. Он нажал кнопку звонка у калитки, и сверху загорелась красная сигнальная лампочка. Пониже лампочки в ограду был вделан сетчатый репродуктор. Сергей снова позвонил. Никакого ответа.
   "Неужели Трофимова нет дома?.." От этой мысли Михайлова даже бросило в жар. Он ещё раз нажал на кнопку. Наконец в окне мансарды вспыхнул свет. Это был рабочий кабинет самого Трофимова. Значит, Ульяны Генриховны не было дома.
   Спустя несколько секунд в репродукторе раздался голос:
   - Кто там?
   - Это я, Игорь Вячеславович!
   Репродуктор выключили. Потом свет зажегся в другой комнате. Внизу открылась дверь.
   Михайлов за это время успел отогнать машину на строительную площадку и поставил её в кустах.
   Впереди Трофимова бежали старые знакомые: Бакс, Фунт и Бек. Они хорошо знали Сергея. Он вспомнил, как в прошлый раз, перед поездкой в отдаленный район в местную колонию наших соотечественников, он получил от офицера безопасно-сти Макарова газовый пистолет и приехал домой к Трофимовым. Когда он вошел в гостиную, псы неожиданно зарычали.
   - Они что, не узнали меня? - спросил Сергей.
   - У тебя есть с собой пистолет? - поинтересовался Трофимов.
   - Да, по распоряжению Трубецкого Василий Семенович выдал, - признался Михайлов.
   - Собаки очень хорошо чуют оружейное масло. Их на это специально тренировали, - пояснил Трофимов.
   Сергей вспомнил об этом сейчас потому, что в кармане у него был пистолет.
   - Все благополучно? - спросил Трофимов.
   - Не совсем.
   - А где Чаплыгин?
   - Я послал его домой с Поляковским...
   - Войдем в дом...
   Когда они вошли в переднюю, Трофимов произнес:
   - У меня ужасное самочувствие. Я плохо выгляжу, да?
   - Вы бледны...
   - Разве только это? Сердце будто не здесь, - он тронул грудь, - а в горле, и голова... Когда-нибудь я не переживу это атмосферное давление. Согласись, Сережа, все-таки мой возраст много значит.
   - Давайте я помогу вам, - предложил Михайлов.
   - Спасибо, Сергей... Значит, не все было гладко? - спросил Трофимов, когда они поднялись наверх.
   - Вы правы, Поляковский оказался человеком с той стороны, а Иваненко преследовал меня всю дорогу. Около моста за городом мне удалось оторваться от него.
   - Просто нет сил пошевелить рукой... - пожаловался Трофимов. - Значит, я не ошибся тогда в своих предположениях, - сказал он, помолчав. - Я боюсь Иваненко, Сережа. У меня с его начальством, вернее сказать, с тем человеком, который его послал сюда, старые счеты, ещё с войны. До сих пор он об этом не знает, но уже догадывается, а если узнает... Ты уверен, что тебе удалось оторваться от него?
   - Нет, полной уверенности у меня не было. Но что мне оставалось делать? Не ездить к вам?
   - Нет, ты поступил правильно. И похоже... - Трофимов не договорил. Свет фар поворачивающей автомашины мазнул по стенам и тут же погас. Кавказские овчарки, лежавшие у ног Трофимова, навострили уши. Трофимов подошел к выключателю и щелкнул им.
   Ночь была темной, без звезд, и только на левом берегу реки виднелось зарево - там располагался современный ресторан со своим мощным освещением.
   Из окна было хорошо видно, как из машины, остановившейся у подъезда, вышли четверо; а пятый, не включая фар, проехал дальше.
   Среди вышедших Трофимов узнал Иваненко.
   - Это он.
   - Не может быть! - усомнился Михайлов. Трое перелезли через забор и спрятались в кустах, а Иваненко пошел к входу с пистолетом в руках. Он подошел к двери и нажал на кнопку звонка.
   - Может, вызвать полицию? - предложил Сергей. - Скажете, что это грабители.
   Глаза уже привыкли к темноте, и Сергей хорошо видел лицо Трофимова. Оно выражало решимость и покой. Игорь Вячеславович подошел к телефону и снял трубку.
   - Они перерезали провод, - проронил он. - Значит...
   В это время в прихожей снова раздался звонок. Затем Иваненко махнул рукой, и трое, сидевшие в кустах, вышли из укрытия и направились к дому. В руках у них были пистолеты.
   Трофимов вытащил из заднего кармана "макаров" и прицелился. Звон разбитого стекла почти заглушил выстрел.
   - Я, кажется, попал в него, - произнес Игорь Вячеславович, увидев, как Иваненко схватился за правую руку.
   Трое, что были уже у двери, бросились бежать, а Иваненко скользнул в кусты.
   - Лучше начинать первым. У тебя есть оружие?
   - Да, но только газовый. - Михайлов вытащил пистолет. Трофимов направился в соседнюю комнату и приказал:
   - Не подпускай их к окнам, стреляй! Патроны у тебя какие?
   - Холостые.
   - Отлично! Холостой выстрел не отличается от боевого. Попугай их немного.
   Одна из фигур на корточках поползла вдоль стены, и Сергей выстрелил. За окном послышались шаги убегающего человека. Внизу раздались выстрелы, и в соседнем окне вылетели стекла.
   - Попал? - спросил, вернувшись, Трофимов и улыбнулся.
   - Попал... - шуткой на шутку ответил Сергей.
   - Возьми, - приказал Трофимов.
   Сергей заметил в его руках небольшой тубус.
   - Здесь шифр и списки наших людей, с которыми тебе предстоит работать. Ты должен обязательно выбраться отсюда и добраться до посольства. Здесь тебя не было. Ты все понял? Здесь тебя не было, что бы ты обо мне ни услышал? Ты меня понял?!
   "Теперь только бы выбраться отсюда", - подумал Сергей.
   - Но как же вы, Игорь Вячеславович? - спросил он.
   - Я чувствую себя так плохо, что мне все равно не уйти. Иди, я задержу их. Не теряй времени! Спускайся вниз... Из туалетной комнаты окно выходит в кустарник. На нашу стрельбу скоро должны подъехать из милиции. А от них я как-нибудь смогу улизнуть. До встречи!
   Михайлов спустился вниз. Туалетная комната была в полуподвальном помещении. Наверху снова раздался выстрел. Сергей открыл окно, осторожно высунул голову, осмотрелся. Окно было вровень с землей, и он без шума выбрался из него. Тубус он опустил в карман куртки. Теперь все зависело от счастливого случая. Если ему удастся выбраться... Кустарник кончился, а до деревьев осталось ещё метров пятнадцать. Сергей, чуть пригнувшись, побежал. Но стоило ему сделать несколько шагов, как от ствола одного из деревьев отделилась фигура и тут же раздался выстрел. Сворачивая с линии прицела противника, Сергей резко метнулся в сторону и налетел на какую-то постройку. Толчок в плечо - и острая, режущая боль ударила в грудь. Но рукой он ещё владел свободно: короткие языки пламени трижды вырвались из дула его пистолета. Тот, который стрелял в него, упал навзничь, а затем быстро отполз за угол.
   Сергей побежал между деревьями, прижав руку к телу. Рука и пистолет сразу стали тяжелыми и непослушными. "Наверное, перелом. Только бы успеть добежать до машины! Только бы успеть", - стучало в голове.
   В направлении дома снова раздались выстрелы.
   Наконец он добрался до своей "копейки". Втискиваясь в кабину, Михайлов задел за дверцу ушибленным плечом и чуть не потерял сознание от резкой боли. Через пару секунд, овладев собой, он запустил двигатель. Не включая фар, тронул машину и повел её прямо через кустарник - ветки царапали бока автомобиля и били наотмашь по стеклам.
   "Только бы успеть выскочить на дорогу, - думал Михайлов. - Только бы не напороться на пень".
   Кустарник стал реже, и "копейка" вырулила на дорогу. Сергей круто повернул вправо, включил третью передачу. Машина стала быстро набирать скорость.
   У перекрестка Михайлов резко повернул влево - завизжали шины. У следующего перекрестка - ещё влево, в узенькую улочку.
   За время работы в столице этой республики Сергей неплохо знал лабиринт местных улочек, поэтому найти его здесь было не так-то просто. Но надо было выбраться на освещенный проспект и быстро доехать домой, пока Чаплыгин с Поляковским не начали его разыскивать.
   Глава 109
   Вадим Олегович разгладил тетрадные листки и перевернул последний. Подпись в конце письма была тщательно замазана шариковой ручкой, так что не было никакой возможности узнать имя и фамилию писавшего. Стояла только дата - 5 ноября 1961 года.
   Полковник открыл первую страницу письма и углубился в чтение, пока Матвей Борисович принимал очередную дозу лекарства - видно, правда давалась старику очень тяжело.
   "Я был направлен в районы советского Севера в 1940 году командованием абвера вермахта. Перед заброской в разведывательной школе в Гамбург-Альтоне со мной беседовал лично начальник абвера адмирал, в то время капитан первого ранга (по-советски), Канарис. Моей главной задачей было создание агентурной сети в районе Мурманска и Архангельска. В то время там находилось на поселении после сталинских лагерей много недовольных Советской властью. Поэтому мое руководство справедливо считало, что среди них мне будет относительно легко вербовать агентов. Во многом они оказались правы: в северных районах проживало много инженеров, научных работников, деятелей культуры, которые были репрессированы и сосланы после отсидки в лагере на поселение.
   К началу войны у меня уже была создана агентурная сеть, охватывающая практически весь советский Север. Среди них было много и моряков, правда, в основном из команд гражданских судов. Но с началом войны они все были мобилизованы, поэтому я имел полную информацию о всех советских северных военно-морских базах и пунктах базирования. Труднее всего было подбирать агентов на военных аэродромах и среди экипажей военных кораблей.
   Еще до войны я имел радиста и радиостанцию, но они были глубоко законсервированы, и связь с радиоцентром в Ванзее я установил только в первый день войны, а до этого использовал различные виды агентурной связи.
   В первый год войны мне дополнительно были переброшены ещё два радиста с радиостанциями из числа бывших военнопленных, но им я не доверял. Как я потом установил, мои действия были правильными - они оба с момента приземления пришли в органы НКВД с повинной и в дальнейшем работали под их контролем.
   В Берлине скоро поняли, что радисты ведут двойную игру, и однажды их нашли убитыми в своих домах.
   Был предусмотрен и оригинальный вид связи, на тот случай, когда советские подводные лодки или какой-нибудь крупный корабль выходили из базы, а воспользоваться радиосвязью было невозможно, чтобы не навести русскую контрразведку.
   Передача сведений проходила следующим образом. Мой агент-связник был из рыбаков и в назначенный мною час выходил на своем баркасе в море на рыбалку. Он имел стеклянный шар - поплавок рыбачьей сети. На случай, если бы его остановил катер береговой охраны или морские пограничники, он имел разрешение на ловлю рыбы в прибрежном районе, полученное нами у коменданта базы, а про шар он должен был сказать, что подобрал его в море.
   К шару крепился длинный, метров на двадцать, тонкий металлический трос с "кошкой" и небольшим контейнером для хранения передаваемой информации. Однажды нам пришлось крепить к тросу и целый прибор, который мы добыли с подбитого в воздушном бою советского торпедоносца. Сам шар был оснащен маломощным передатчиком-радиомаяком.
   В нашем районе за минными полями, сменяя друг друга, дежурили немецкие подводные лодки, главной задачей которых было ведение разведки. Они постоянно находились у самой кромки минного поля и при необходимости забирали стеклянные шары. По всей видимости, на них было установлено специальное устройство, позволяющее быстро подцепить трос с шаром и уйти на глубину. Как только подводная лодка получала информацию, она сразу же уходила по направлению к своим надводным кораблям или заходила в порты Норвегии, и через несколько дней мы получали по радио подтверждение о том, что наша информация доставлена по назначению.
   Подобным образом мы передали сообщение об английском крейсере "Эдинбург". Информацию о грузе, погруженном на борт корабля, мы получили от находившегося в Мурманске английского чиновника, который вышел на связь с нашим человеком из Севморпути (значит, он был агентом абвера).
   Не буду вас, Матвей Борисович, утомлять рассказом о нашей резидентуре, скажу лишь одно: нам ещё долго после выхода в море крейсера "Эдинбург" не разрешали пользоваться радиостанциями для передачи собранных нами разведывательных сведений.
   Большую помощь в работе нам оказывали финны, проживающие после освобождения из плена в некоторых районах на правах вольных (а по сути принудительных) поселенцев.
   После войны у нас не было никакой работы. Чтобы постоянно находиться в готовности, я проверял все звенья нашей нелегальной организации, которая состояла как бы из трех категорий агентов.
   Первая категория ... - (здесь было зачеркнуто несколько абзацев письма).
   Вторая категория состояла из русских, переброшенных к нам из Германии из числа пленных или завербованных здесь, на месте. После войны советские органы контрразведки, сами того не зная, облегчили нам проверку оставшейся агентуры: они арестовали, осудили и сослали в лагеря (если только не уничтожили) тех немецких агентов, которые добровольно после переброски явились с повинной в подразделения "Смерша" и стали агентами-двойниками. Следовательно, на оставшуюся часть мы могли смело положиться. И они, скажу вам, работали не за страх, а за совесть, потому что слишком много грехов за ними числилось, ответ за которые один - петля или пуля.
   К третьей категории, как это ни покажется странным, я отнес всех бывших уголовников, которые во время войны сотрудничали либо с моими людьми, либо с оккупационными властями Германии на восточных землях. Хотя впоследствии руководство абвера, а затем и главного управления имперской безопасности отказалось от их услуг, у меня они работали превосходно, и я мог бы с вами поделиться кое-каким опытом в этом вопросе.
   Самое интересное произошло в 47-м году.
   Конечно, меня забрасывали телеграммами о необходимости продолжения борьбы с большевиками даже в условиях гибели третьего рейха и заверяли всех моих подчиненных из... (здесь часть текста опять была зачеркнута).
   Я приказывал радисту время от времени прослушивать наш диапазон волн, чтобы знать, что сейчас происходит в Германии, как Западной, так и Восточной, потому что полной и объективной информации в Советской России по интересующим нас вопросам собрать было нельзя. Тогда мы через нашего агента-финна отправили нашим семьям письма якобы из какого-то государства в Южной Америке. Не знаю, удалась ли наша хитрость, но неожиданно в конце сентября 47-го года наша радиостанция приняла короткую радиограмму, смысл которой сводился к тому, что, если радист принимает головную станцию (а головная радиостанция располагалась в конце войны в Ванзее), то он должен информировать об этом резидента (то есть меня) и установить связь. При этом определили новую программу связи: новые радиочастоты, направление на новую головную радиостанцию и время выхода в эфир.
   Мы воспряли духом: нас не забыли, о нас помнят, нам помогут. В следующий сеанс связи нам передали очень большое сообщение. В нем подробнейшим образом говорилось о положении наших семей, а это было для нас в тот момент самым главным. Правда, мы не знали, кто с нами конкретно беседовал, - ведь третий рейх уже два года как перестал существовать, но позывные головной радиостанции оставались те же, что и в годы войны. Следовательно, либо в Германии возрождалась новая немецкая сила, либо с нами контактировали уже американцы и англичане, с которыми у русских складывались прохладные отношения.
   В следующей телеграмме мы получили ответы на все наши вопросы - теперь мы подчинялись новой немецкой организации, которую возглавил бывший начальник управления главного штаба вермахта "Армии Востока" генерал Гелен.
   Конечно, и Гелен осуществлял различного рода проверки: не мог же он слепо довериться молчавшей два с лишним года и внезапно заговорившей агентурной радиостанции - ведь это могла быть и искусная игра русской контрразведки. Как потом выяснилось, Гелен для... (дальше опять был зачеркнут целый абзац).
   Но вскоре мы стали получать конкретные задачи и отправлять добытую нами информацию.
   Однажды ко мне прибыл человек и, назвав пароль, представился как агент из Центра. Он привез новую радиостанцию - американского производства, запасные батареи питания, необходимые нам в работе документы и материалы, а также огромную сумму советских денег, которые к тому времени начинали что-то значить. В течение целой недели на зимовье лесника, который был и нашим радистом, он обучал последнего, как обращаться с новой радиотехникой.
   После этого человек из Центра сказал главное для нас: генерал Гелен лично разработал план нашего поэтапного возвращения в Западную Германию. Однако тут же предупредил, что в Германию мы все поедем как бы в отпуск, по окончании которого нам необходимо будет вновь вернуться в Россию.