Страница:
Шкипер строго прикрикнул на него.
Орлов знал, что у китобоев на судах большой порядок, но и зверское обхождение с командой.
Один из американцев схватил своего связанного белокурого товарища за ноги, повернул его ничком и бегом поволок к лодке. Тот старался поднять лицо, чтобы не лишиться на нем кожи, рубаха у него разлезлась. За ним бежал курчавый американец и сильно бил его по спине и бокам длинным бамбуком.
Шкипер сидел у Орлова, они дружески глядели друг на друга, выпили вина. Орлов как мог объяснил, что устье реки занято русскими, и расстался со шкипером по приятельски.
…Пост обстраивался. На песке поднялся розовый сруб будущей казармы и сруб поменьше — домик начальника поста. Матросы вытаскивали из воды бревна, нарубленные на материке и пригнанные по заливу. Слышался звон пилы.
Орлов вернулся на вельботе. Офицеры вошли в большую палатку, полуоткрытую к заливу, и уселись за дощатым столом. Плещущая вода, залитая солнцем яркая синь неба и далеких хребтов, ветер, заполаскивающий парусину, стружки на песке и эти белые, чисто выструганные кедровые доски стола, — во всем свежесть и новизна.
Большая палатка служила офицерам спальней и столовой, кабинетом для занятий.
Вскоре явились оба шкипера.
Американец вошел первым и, сняв широкополую шляпу, вынул трубку изо рта и протянул капитану свою корявую ладонь. Это был рослый сухой человек, в желтом жилете и черном пиджаке. У него седые курчавые волосы, морщинистое лицо, быстрые глаза и живость взора, несвойственная возрасту, длинные ноги и тяжелые кулаки; судя по виду, это настоящий янки, sharper — «скоблила» из Бостона или Род-Айленда.
Капитан пригласил его садиться.
Тот полез по скамье в глубь палатки и, выложив документы перед капитаном, уселся с трубкой в кулаке, кутаясь дымом.
Англичанин тоже с трубкой, плотен, коренаст, с маленькими мутно-голубыми глазами, по которым никак нельзя догадаться о его чувствах, крепко пожал руку капитана, кивнул головой, положил на стол судовой журнал и папку с документами, а сам присел на край скамьи, кажется не ожидая услышать ничего нового.
Невельской знал, что за люди перед ним. Это искатели наживы. Для них не существовало ни законов, ни справедливости, они верили в силу оружия и еще в свои кулаки. Невельской по-своему уважал их, зная, что это хорошие моряки, но он знал также, что, если сразу не положить конец их безобразиям, они обнаглеют.
— Ну, как дела? — спросил Невельской запросто.
— Не так плохо! — улыбаясь, ответил американец.
— Очень хорошо! — холодно, но любезно сказал англичанин.
Невельской сказал, что эта гавань, устье Амура и все побережье до Кореи занято русскими.
Американец ссутулился, словно его поймали за ворот, а англичанин стал моргать, уставившись на капитана. Смутило их то, что Невельской говорил по-английски, и оба шкипера сразу почувствовали, что перед ними человек, который может доставить им большие неприятности. Это напоминало далекие родные края и такие же строгие разговоры в своих портах.
Невельской спросил, зачем суда пришли в залив Счастья.
— Налиться водой, — отвечал англичанин.
— Да, за пресной водой, — сказал американец.
— Какая команда? — спросил капитан. Он посмотрел судовые документы. Все было в порядке. Американское судно приписано к Род-Айленду, английское — к Портсмуту. — Бывали здесь прежде?
— Да, сэр! — ответил американец.
— Нет, сэр, именно в этом заливе в первый раз, но в соседних бухтах случалось, — ответил англичанин.
— Вам известно, что теперь здесь русский пост и мы строим порт?
— Нет, сэр! — ответил англичанин. — Это нам не было известно до сих пор.
— Да, сэр, — ответил американец, — мы видим русский флаг, и об этом нетрудно догадаться.
— Повторяю: устье Амура, весь край с островом Сахалином и все побережье до Кореи занято русскими, — сказал Невельской. — Мы всегда считали эти земли своими. Вот вам правительственное объявление об этом. — Он подал шкиперам по бумаге. — Мы поставили вооруженные отряды здесь и на устье Амура.
Шкиперы взяли объявления и прочли английский текст.
— До Кореи? — удивился американец.
— Да, до Кореи.
— Но кто же будет занимать? Где ваш флот?
— Вот флот! — кивнул капитан на «Охотск». — И я, и мой отряд… И всюду поставлены посты. Всякая дерзость и непослушание будут приняты нами как неуважение к русскому флагу и императорской короне. Россия присылает сюда крейсера. Во всех гаванях посты, и никакие самовольные действия не могут тут быть чинимы!
«Что он тут сделает с этой старой посудиной, которая развалится от холостого выстрела?… И с горстью людей? Впрочем, черт знает, какие посты поставлены. Кажется, сорвиголова. Надо поговорить с ним дружески, тогда ясней все станет».
Если бы шкипер-американец заподозрил хоть на миг, что у капитана, кроме «Охотска», нет ни сил, ни средств подтвердить свои требования, он плюнул бы на все и ушел, но он сидел и с интересом слушал. Теперь понятно было, почему Орлов — старый приятель — стал холодноват, держался не так, как в Аяне.
«Но зачем же так горячиться?» — думал американец.
— Прошу вас, господа, помнить и предупредить обо всем, что вы от меня слышите, всех своих товарищей: мы запрещаем бить китов в Сахалинском заливе. Повторяю, придут русские крейсера, будут задерживать браконьеров. Никакие насилия не могут чиниться здесь местным жителям. Мы за это будем строго наказывать… Все население состоит под покровительством императора…
— Сэр, я наказал моряков, — заговорил американец, когда Невельской кончил. — Вы не знаете, что за люди у нас на судах! — с чувством воскликнул он, как бы радуясь случаю пожаловаться в хорошем обществе на свою ужасную жизнь. — Это сброд! Я послал налить бочки, а они увидели женщин… — Он подмигнул и развел руками.
— А где же граница? — спросил англичанин, долго рассматривавший объявление.
— До Кореи весь берег принадлежит России, — повторил Невельской. — Побережье — наша граница.
Англичанин вздохнул, как бы немного волнуясь. Американец поднялся и горячо пожал руку капитану.
— Благодарю вас, сэр! Я буду исполнять все, что вы требуете. Конечно, никаких насилий.
И, как бы желая рассеять эту неприятную атмосферу взаимного недоверия, американец посмотрел на Невельского улыбаясь.
Англичанин тоже поднялся.
— Я прошу вас задержаться, — обратился к нему Невельской.
— Что такое? — вздрогнул маленький шкипер.
— У меня есть сведения, что ваше судно два года тому назад было у соседнего острова.
— Да, сэр, — уклончиво отвечал тот. — Да, я тут был!
Капитан смотрел ему в глаза.
— Гиляки жалуются, что вы совершали там недостойные поступки. Дайте свои объяснения.
— Сэр, — начал Джо, — вы поймете меня. — Он решил делать вид, что откровенен с человеком, который свободно говорит по-английски. — Вы поймете меня, сэр! Мы топили там китовый жир. Но никаких недостойных поступков…
— Вы христианин? — резко спросил капитан.
— Да, но я китобой, сэр, и в Тихом океане… Но Библия у меня всегда с собой… Я понял вас, сэр… там не было ничего особенного. Но знаете, что за сброд на китобойных судах. Вот посмотрите на мои руки… — Спокойствие стало изменять шкиперу. — Я был болен и не вставал. Мы продаем жир в Гонолулу, американцам. Когда туземцы работают, вытопка идет. У меня был помощник. Он взял в залог женщин. Я всегда против этого.
— А где женщины?
— Как только я очнулся, их немедленно высадили… Мы отпустили их на восточном берегу Сахалина. Да они уже вернулись сюда благополучно.
— Укажите точно пункт, где их высадили.
— Вряд ли смогу вспомнить.
— Смотрите, а то вздерну на рею! — вдруг сказал капитан, видя, что шкипер мнется. — Знаете, что полагается за работорговлю?!
— Никакой работорговли, сэр… Широта… Если не изменяет память…
Невельской все записывал.
— Вы были здоровы, так утверждают спасшиеся. Говорят сами женщины, что вы отпустили их только из суеверия, когда корабль сел на мель и вы стали молиться. Вы еще опасались, что нападут гиляки, которые собрались на берегу?
— У нас был буйный парень. Гарри Чайз, сэр. Он американец. Перешел с американского судна. Этот матрос утонул па рейде в Гонолулу. Он свалился за борт вместе с бочкой жира. Бог наказал его, сэр, этого парня. Как раз он заменял меня во время болезни. Это правда. Он был красивый парень.
Теперь шкипера переменились ролями. Подвижной и темпераментный американец смотрел с невозмутимым видом, чувствуя всю выгоду своего положения, когда тут открывались преступления почище тех, что совершили его люди.
Англичанин же стал подвижным, нервным, он то вскакивал, то размахивал руками, то прижимал их к груди.
— Почему вы так долго были в сорок восьмом году у этого острова?
— Здесь довольно удобно топить жир. Берег как хороший мол.
Джо заметно смутился. Разговор ему совсем не нравился. Похоже было, что капитан хочет дознаться кой о чем посерьезней, чем увоз гилячек. Джо ждал здесь Хилля…
— Убили сразу несколько китов. В таком случае буксируем их к берегу.
— Сколько китов?
— Трех, сэр. Одного вытопили в море.
Когда капитан снова заговорил о судьбе гилячек, Джо, вместо того чтобы насторожиться, приободрился и даже повеселел. Было очевидно, что неприятней всего для него разговор о причинах длительного пребывания у острова Удд.
— Да кто же знал, сэр, — заговорил американец, как бы желая выручить коллегу, — что гилякам покровительствуют русские. Мы полагали, что они независимы…
— Дальше к югу я не могу разрешить плавание, — сказал капитан. — Приходите торговать, брать пресную воду, мы рады будем гостям… Нам нужны будут ваши услуги, — сказал Невельской.
— Сэр, мы могли бы не ссориться… — сказал Джо.
Американец двусмысленно покашлял в волосатый кулак.
— Вот читайте! — Капитан подал Джо бумагу.
«Я, Джо Хендли, капитан китобойного судна „Пиль“, приписанного к порту Портсмут, в 1848 году летом, в августе месяце, находясь на широте…»
Гиляки заглядывали в палатку и видели, что рыжий с кислым лицом что-то пишет.
Невельской убрал бумагу и спросил, где бьют китов, каких, как… Из судьи и резкого, требовательного допросчика он, заинтересовавшись рассказами шкиперов, превратился как бы в их товарища, моряка, расспрашивавшего о промысле…
Когда шкипера вышли, жители Иски толпой стояли у палатки. Они с любопытством заглядывали в лицо Джо, желая удостовериться в происшедших переменах. В иное время Джо ударил бы кого-нибудь из них за это по зубам. Но сейчас прошел спокойно.
Чудинов провожал гостей до шлюпки.
— Мне кажется, что он сумасшедший, этот русский капитан. Берег до Кореи принадлежит ему! Как вам это нравится? — говорил американец. — И дай ему во всем отчет! Где, сколько котиков, как учим гарпунеров, какой гарпун, какие пушки!
Дойдя до шлюпки, американец остановился и сделал испуганное лицо.
— Черт возьми! Я, кажется, не все документы своя взял! Опасно оставлять у русского. Вы поезжайте, — сказал он, обращаясь к Джо, который мрачно уселся на корме своей шлюпки, — а я скоро заеду к вам…
— Простите, капитан, я, кажется, забыл трубку, — сказал он Невельскому, возвратясь в палатку. — Ах, черт возьми… Да вот она, у меня в руках, — весело продолжил янки, — моя вечная рассеянность! — Он сделал серьезное лицо. — Заодно я кое-что хотел сказать вам. Этот англичанин, который был со мной, — негодяй! Имейте это в виду. Настоящий пират и торговец невольниками… Они тут грабят, всем это известно. Но этот негодяй, — показывая трубкой вслед шлюпке, продолжал он, — пытался еще и обмануть вас. Это шпион, поверьте мне — старому морскому волку.
Невельской с некоторым удивлением смотрел на американца.
— Почему вы решили это?
— Он сам проболтался мне, что в тысяча восемьсот сорок восьмом году ждал какого-то человека, который должен был спуститься откуда-то, чуть ли не из Китая, но Амуру. Англичане, сэр, лучшие шпионы в мире. Мы, янки, торгуем и всюду посылаем товары, а они хотят все захватить силой. Почитайте их журналы за прошлый год, сэр, там только пушки и парады на всех страницах. Теперь каждый молодой англичанин желает отличиться перед своей королевой. Новый век в Англии! Я давно заметил, что тут дело не чисто! Зачем ему идти к югу, когда там мели, и пресная вода, и нет никаких китов? А он стоял тут у острова. Недаром околачивался здесь два года тому назад и теперь снова явился. Он мне сразу не понравился. Хорошо, что вы все тут заняли!
Американец засиделся.
Орлов опять угостил его, на этот раз брагой, бочонок которой прислала ему из Аяна молодая жена.
Невельской любил поговорить со шкиперами.
— Сэр, а вы бывали в Англии? — спросил американец у Невельского.
— Да.
— Осмелюсь спросить, сэр, где? У вас великолепное произношение!
— Плимут, Портсмут, Лондон.
— Много раз?
— Да.
— В каком же году последний раз в Плимуте?
— В сорок шестом.
— Позвольте, не на русском ли фрегате?
— Да, на «Авроре». Вы ее знаете?
— Да! С сыном русского императора? — Как американец, он питал слабость к титулованным особам. — В сорок шестом году я читал об этом в газетах. Я был в Плимуте, делал тимберовку [125]. Писали во всех газетах, какой пир был задан…
Кружки поднялись, и моряки снова выпили.
— В Бостоне и в Род-Айленде наши хозяева собрали подписи под петицией президенту. Мы требуем сильной экспедиции в Японию. Нам нужны там удобные гавани. Мы не имеем права приставать к берегам Японии. Нам не позволяют набирать пресной воды. Войдите и в наше положение. У нас здесь промыслы, а нет станции.
Перед Невельским был характерный тип одного из бывалых американских моряков. Он многое знал и оказался любопытным собеседником.
Американец рассказывал про браконьеров на Аляске, про золотую лихорадку в Калифорнии, он знал Тихий океан как свои пять пальцев, терпеть не мог англичан, говорил, что русских на океане ждет большое будущее, промысел и торговля должны быть свободны, а англичан надо выгнать отсюда…
— Когда нет китов, я рублю лес на ваших берегах и везу на Гавайи. Так я зарабатываю, если нет улова. Там в цене бревна. Многие здания строятся из русского леса. Я мог бы рубить и тут лес, нанимая гиляков, и устроить тут на берегу постоянную жироварню… Русское правительство получало бы доход… Я вам скажу еще об англичанине. Вы должны это знать… Я вижу, что вы благородный человек и поймете меня. Англичанин — такой негодяй — сказал мне, что у них парламентские выборы и свобода торговли, а в России деспотизм и законы русских противоречат принципам свободных мореплавателей. Так он сказал… Знаете, сэр, англичане всегда подчеркивают, что другие народы не понимают их принципов. Но ведь в Америке у нас, капитан, демократия, и республика, и полная свобода, но я не говорю об этом, а подчиняюсь вашим требованиям. Вы понимаете меня? Что касается меня, то людей прекрасней, чем русские, я не встречал, и мы всегда понимали друг друга.
— А что бы вы сказали, если бы я вошел со своими кораблями в бухту Род-Айленд и открыл там охоту на случайно зашедшего кита?
Американец понимающе улыбнулся и закивал головой, как бы показывая, что ценит остроумие капитана.
— Написали бы в газету, — сказал он, — и все были бы рады прочесть.
Он желал выяснить, что за человек капитан, возьмет ли он при случае взятку и верно ли то, что он говорит о занятии всего края. По его мнению, здешние русские также искали при удобном случае выгод от иностранцев, как и чиновники в Штатах или в испанских республиках и королевствах или как китайские мандарины на Вампу, где с их помощью продавались целые транспорты опиума.
Невельской сказал, что ему жаль огорчать собеседника, но стало известно, что китобои оставляют костры на берегу, а от этого огромные пожары.
«Что они со мной сделают?» — подумал американец и сказал уклончиво, что в нынешнем году он уходит с полным грузом жира.
Невельской спросил шкипера, знает ли он американца Нокса на Камчатке и что это за фирма, от которой тот торгует. Нашлись общие знакомые в разных портах.
— О, начальник Аянского порта Завойко — мой друг. Он прежде был в Аяне, а теперь, говорят, назначен губернатором на Камчатку. Мы дружно живем, — поспешил уведомить шкипер. — Вот господин Орлов знает, что я и прежде следил за своей командой и у меня никто не смел насильничать.
Американец поднялся и горячо пожал руку Невельскому и Орлову.
— Очень рад был познакомиться. Поздравляю от души с новосельем. Правда, тут холодно и все гавани замерзают, но вы, русские, народ крепкий и привычный. Еще будем встречаться в этой луже. Будем знакомы. Если что-нибудь надо вам привезти из Гонолулу или Род-Айленда, то я сделаю с большой охотой. Теперь мы соседи. У нас теперь есть тоже порт на Тихом океане — Сан-Франциско… Мексиканцы не знали ему цены!
Он попрощался с офицерами, как с дорогими друзьями, и между прочим спросил:
— А что будет с протоколом на Джо?
— Отправим в Петербург — как там посмотрят… Хендли, видимо, придется ответить, — сказал Невельской. — Ведь это не шутки. Он совершил преступление.
— Ваш капитан прекрасный человек! Это счастье — служить под его командованием, — сказал американец Орлову, который на этот раз понял его английскую речь.
— Друг, друг, а на всякий случай спросил про протокол, — сказал Орлов, вернувшись с берега. — Сам боится, как бы не попасть.
Американец, проезжая мимо «Пиля», окликнул шкипера:
— Алло! Дружище!
— Алло, — отозвались с борта.
— Ну, как вы?
Джо со злой физиономией выглянул из-за фальшборта.
— Что этот сумасшедший? — спросил он.
— Большой фантазер! Он мне даже рубить запрещает, говорит, что от этого пожары… Но он был с сыном русского царя в Англии. Кажется, важная особа. Не шутите с ним.
— А что вы скажете про объявление? Вы прочтите его хорошенько… Вы хорошо прочли? Я тоже не в восторге! Но уж тут ничего не поделаешь!
— У них сумасшедшее правительство и люди тоже!
— Только сумасшедший может грозить повесить на рее за гиляков!
— Держите ухо востро! Протокол идет в Петербург… Попробуйте умаслить его…
Джо выругался.
— Не надо было подписывать! — сказал американец. — Вам теперь нельзя идти к югу, там русские посты. — И добавил едко: — Как вам нравится, что русские заняли берег до Кореи и хотят плавать по Японскому морю?
— Черт их дери, — ответил Джо. — Тут гавани девять месяцев в году подо льдом. Они замерзнут и, вместо того чтобы плавать по морю, будут большую часть года сидеть на берегу и выкалывать суда… А зачем же вы обругали меня при русских?
— Кто? Я? — удивился американец. — Вот уж ничего подобного! Напротив, я хотел за вас заступиться и еле сдерживал свое возмущение.
— Поднимайтесь ко мне.
— Благодарю. Меня ждут на судне. «Ничего интересного у этого бродяги!» — подумал американец.
Он кивнул головой, и негры взялись за весла.
— Гуд бай, дружище!
— Гуд бай! — отозвались с английского китобоя.
«Черт знает, — думал американец, — если вся его сила в гнилой посудине, то можно не бояться и бить китов… Но, судя по тому, как разговаривал капитан и что он прислан из Петербурга, да как решительно его люди спрятали буйных матросов, похоже было, что он в самом деле располагает силой. Как бы то ни было, мной на руки получено их правительственное распоряжение… Но Джо хуже, чем мне, приходится!»
В этот день в залив вошел бременский китобой, и шкипер с американского судна видел, как туда отправился русский вельбот, потом, как немцы везли своего шкипера на берег и как потом тот возвращался с недовольным видом.
«Кому может такое понравиться!» — подумал американец.
Орлов знал, что у китобоев на судах большой порядок, но и зверское обхождение с командой.
Один из американцев схватил своего связанного белокурого товарища за ноги, повернул его ничком и бегом поволок к лодке. Тот старался поднять лицо, чтобы не лишиться на нем кожи, рубаха у него разлезлась. За ним бежал курчавый американец и сильно бил его по спине и бокам длинным бамбуком.
Шкипер сидел у Орлова, они дружески глядели друг на друга, выпили вина. Орлов как мог объяснил, что устье реки занято русскими, и расстался со шкипером по приятельски.
…Пост обстраивался. На песке поднялся розовый сруб будущей казармы и сруб поменьше — домик начальника поста. Матросы вытаскивали из воды бревна, нарубленные на материке и пригнанные по заливу. Слышался звон пилы.
Орлов вернулся на вельботе. Офицеры вошли в большую палатку, полуоткрытую к заливу, и уселись за дощатым столом. Плещущая вода, залитая солнцем яркая синь неба и далеких хребтов, ветер, заполаскивающий парусину, стружки на песке и эти белые, чисто выструганные кедровые доски стола, — во всем свежесть и новизна.
Большая палатка служила офицерам спальней и столовой, кабинетом для занятий.
Вскоре явились оба шкипера.
Американец вошел первым и, сняв широкополую шляпу, вынул трубку изо рта и протянул капитану свою корявую ладонь. Это был рослый сухой человек, в желтом жилете и черном пиджаке. У него седые курчавые волосы, морщинистое лицо, быстрые глаза и живость взора, несвойственная возрасту, длинные ноги и тяжелые кулаки; судя по виду, это настоящий янки, sharper — «скоблила» из Бостона или Род-Айленда.
Капитан пригласил его садиться.
Тот полез по скамье в глубь палатки и, выложив документы перед капитаном, уселся с трубкой в кулаке, кутаясь дымом.
Англичанин тоже с трубкой, плотен, коренаст, с маленькими мутно-голубыми глазами, по которым никак нельзя догадаться о его чувствах, крепко пожал руку капитана, кивнул головой, положил на стол судовой журнал и папку с документами, а сам присел на край скамьи, кажется не ожидая услышать ничего нового.
Невельской знал, что за люди перед ним. Это искатели наживы. Для них не существовало ни законов, ни справедливости, они верили в силу оружия и еще в свои кулаки. Невельской по-своему уважал их, зная, что это хорошие моряки, но он знал также, что, если сразу не положить конец их безобразиям, они обнаглеют.
— Ну, как дела? — спросил Невельской запросто.
— Не так плохо! — улыбаясь, ответил американец.
— Очень хорошо! — холодно, но любезно сказал англичанин.
Невельской сказал, что эта гавань, устье Амура и все побережье до Кореи занято русскими.
Американец ссутулился, словно его поймали за ворот, а англичанин стал моргать, уставившись на капитана. Смутило их то, что Невельской говорил по-английски, и оба шкипера сразу почувствовали, что перед ними человек, который может доставить им большие неприятности. Это напоминало далекие родные края и такие же строгие разговоры в своих портах.
Невельской спросил, зачем суда пришли в залив Счастья.
— Налиться водой, — отвечал англичанин.
— Да, за пресной водой, — сказал американец.
— Какая команда? — спросил капитан. Он посмотрел судовые документы. Все было в порядке. Американское судно приписано к Род-Айленду, английское — к Портсмуту. — Бывали здесь прежде?
— Да, сэр! — ответил американец.
— Нет, сэр, именно в этом заливе в первый раз, но в соседних бухтах случалось, — ответил англичанин.
— Вам известно, что теперь здесь русский пост и мы строим порт?
— Нет, сэр! — ответил англичанин. — Это нам не было известно до сих пор.
— Да, сэр, — ответил американец, — мы видим русский флаг, и об этом нетрудно догадаться.
— Повторяю: устье Амура, весь край с островом Сахалином и все побережье до Кореи занято русскими, — сказал Невельской. — Мы всегда считали эти земли своими. Вот вам правительственное объявление об этом. — Он подал шкиперам по бумаге. — Мы поставили вооруженные отряды здесь и на устье Амура.
Шкиперы взяли объявления и прочли английский текст.
— До Кореи? — удивился американец.
— Да, до Кореи.
— Но кто же будет занимать? Где ваш флот?
— Вот флот! — кивнул капитан на «Охотск». — И я, и мой отряд… И всюду поставлены посты. Всякая дерзость и непослушание будут приняты нами как неуважение к русскому флагу и императорской короне. Россия присылает сюда крейсера. Во всех гаванях посты, и никакие самовольные действия не могут тут быть чинимы!
«Что он тут сделает с этой старой посудиной, которая развалится от холостого выстрела?… И с горстью людей? Впрочем, черт знает, какие посты поставлены. Кажется, сорвиголова. Надо поговорить с ним дружески, тогда ясней все станет».
Если бы шкипер-американец заподозрил хоть на миг, что у капитана, кроме «Охотска», нет ни сил, ни средств подтвердить свои требования, он плюнул бы на все и ушел, но он сидел и с интересом слушал. Теперь понятно было, почему Орлов — старый приятель — стал холодноват, держался не так, как в Аяне.
«Но зачем же так горячиться?» — думал американец.
— Прошу вас, господа, помнить и предупредить обо всем, что вы от меня слышите, всех своих товарищей: мы запрещаем бить китов в Сахалинском заливе. Повторяю, придут русские крейсера, будут задерживать браконьеров. Никакие насилия не могут чиниться здесь местным жителям. Мы за это будем строго наказывать… Все население состоит под покровительством императора…
— Сэр, я наказал моряков, — заговорил американец, когда Невельской кончил. — Вы не знаете, что за люди у нас на судах! — с чувством воскликнул он, как бы радуясь случаю пожаловаться в хорошем обществе на свою ужасную жизнь. — Это сброд! Я послал налить бочки, а они увидели женщин… — Он подмигнул и развел руками.
— А где же граница? — спросил англичанин, долго рассматривавший объявление.
— До Кореи весь берег принадлежит России, — повторил Невельской. — Побережье — наша граница.
Англичанин вздохнул, как бы немного волнуясь. Американец поднялся и горячо пожал руку капитану.
— Благодарю вас, сэр! Я буду исполнять все, что вы требуете. Конечно, никаких насилий.
И, как бы желая рассеять эту неприятную атмосферу взаимного недоверия, американец посмотрел на Невельского улыбаясь.
Англичанин тоже поднялся.
— Я прошу вас задержаться, — обратился к нему Невельской.
— Что такое? — вздрогнул маленький шкипер.
— У меня есть сведения, что ваше судно два года тому назад было у соседнего острова.
— Да, сэр, — уклончиво отвечал тот. — Да, я тут был!
Капитан смотрел ему в глаза.
— Гиляки жалуются, что вы совершали там недостойные поступки. Дайте свои объяснения.
— Сэр, — начал Джо, — вы поймете меня. — Он решил делать вид, что откровенен с человеком, который свободно говорит по-английски. — Вы поймете меня, сэр! Мы топили там китовый жир. Но никаких недостойных поступков…
— Вы христианин? — резко спросил капитан.
— Да, но я китобой, сэр, и в Тихом океане… Но Библия у меня всегда с собой… Я понял вас, сэр… там не было ничего особенного. Но знаете, что за сброд на китобойных судах. Вот посмотрите на мои руки… — Спокойствие стало изменять шкиперу. — Я был болен и не вставал. Мы продаем жир в Гонолулу, американцам. Когда туземцы работают, вытопка идет. У меня был помощник. Он взял в залог женщин. Я всегда против этого.
— А где женщины?
— Как только я очнулся, их немедленно высадили… Мы отпустили их на восточном берегу Сахалина. Да они уже вернулись сюда благополучно.
— Укажите точно пункт, где их высадили.
— Вряд ли смогу вспомнить.
— Смотрите, а то вздерну на рею! — вдруг сказал капитан, видя, что шкипер мнется. — Знаете, что полагается за работорговлю?!
— Никакой работорговли, сэр… Широта… Если не изменяет память…
Невельской все записывал.
— Вы были здоровы, так утверждают спасшиеся. Говорят сами женщины, что вы отпустили их только из суеверия, когда корабль сел на мель и вы стали молиться. Вы еще опасались, что нападут гиляки, которые собрались на берегу?
— У нас был буйный парень. Гарри Чайз, сэр. Он американец. Перешел с американского судна. Этот матрос утонул па рейде в Гонолулу. Он свалился за борт вместе с бочкой жира. Бог наказал его, сэр, этого парня. Как раз он заменял меня во время болезни. Это правда. Он был красивый парень.
Теперь шкипера переменились ролями. Подвижной и темпераментный американец смотрел с невозмутимым видом, чувствуя всю выгоду своего положения, когда тут открывались преступления почище тех, что совершили его люди.
Англичанин же стал подвижным, нервным, он то вскакивал, то размахивал руками, то прижимал их к груди.
— Почему вы так долго были в сорок восьмом году у этого острова?
— Здесь довольно удобно топить жир. Берег как хороший мол.
Джо заметно смутился. Разговор ему совсем не нравился. Похоже было, что капитан хочет дознаться кой о чем посерьезней, чем увоз гилячек. Джо ждал здесь Хилля…
— Убили сразу несколько китов. В таком случае буксируем их к берегу.
— Сколько китов?
— Трех, сэр. Одного вытопили в море.
Когда капитан снова заговорил о судьбе гилячек, Джо, вместо того чтобы насторожиться, приободрился и даже повеселел. Было очевидно, что неприятней всего для него разговор о причинах длительного пребывания у острова Удд.
— Да кто же знал, сэр, — заговорил американец, как бы желая выручить коллегу, — что гилякам покровительствуют русские. Мы полагали, что они независимы…
— Дальше к югу я не могу разрешить плавание, — сказал капитан. — Приходите торговать, брать пресную воду, мы рады будем гостям… Нам нужны будут ваши услуги, — сказал Невельской.
— Сэр, мы могли бы не ссориться… — сказал Джо.
Американец двусмысленно покашлял в волосатый кулак.
— Вот читайте! — Капитан подал Джо бумагу.
«Я, Джо Хендли, капитан китобойного судна „Пиль“, приписанного к порту Портсмут, в 1848 году летом, в августе месяце, находясь на широте…»
Гиляки заглядывали в палатку и видели, что рыжий с кислым лицом что-то пишет.
Невельской убрал бумагу и спросил, где бьют китов, каких, как… Из судьи и резкого, требовательного допросчика он, заинтересовавшись рассказами шкиперов, превратился как бы в их товарища, моряка, расспрашивавшего о промысле…
Когда шкипера вышли, жители Иски толпой стояли у палатки. Они с любопытством заглядывали в лицо Джо, желая удостовериться в происшедших переменах. В иное время Джо ударил бы кого-нибудь из них за это по зубам. Но сейчас прошел спокойно.
Чудинов провожал гостей до шлюпки.
— Мне кажется, что он сумасшедший, этот русский капитан. Берег до Кореи принадлежит ему! Как вам это нравится? — говорил американец. — И дай ему во всем отчет! Где, сколько котиков, как учим гарпунеров, какой гарпун, какие пушки!
Дойдя до шлюпки, американец остановился и сделал испуганное лицо.
— Черт возьми! Я, кажется, не все документы своя взял! Опасно оставлять у русского. Вы поезжайте, — сказал он, обращаясь к Джо, который мрачно уселся на корме своей шлюпки, — а я скоро заеду к вам…
— Простите, капитан, я, кажется, забыл трубку, — сказал он Невельскому, возвратясь в палатку. — Ах, черт возьми… Да вот она, у меня в руках, — весело продолжил янки, — моя вечная рассеянность! — Он сделал серьезное лицо. — Заодно я кое-что хотел сказать вам. Этот англичанин, который был со мной, — негодяй! Имейте это в виду. Настоящий пират и торговец невольниками… Они тут грабят, всем это известно. Но этот негодяй, — показывая трубкой вслед шлюпке, продолжал он, — пытался еще и обмануть вас. Это шпион, поверьте мне — старому морскому волку.
Невельской с некоторым удивлением смотрел на американца.
— Почему вы решили это?
— Он сам проболтался мне, что в тысяча восемьсот сорок восьмом году ждал какого-то человека, который должен был спуститься откуда-то, чуть ли не из Китая, но Амуру. Англичане, сэр, лучшие шпионы в мире. Мы, янки, торгуем и всюду посылаем товары, а они хотят все захватить силой. Почитайте их журналы за прошлый год, сэр, там только пушки и парады на всех страницах. Теперь каждый молодой англичанин желает отличиться перед своей королевой. Новый век в Англии! Я давно заметил, что тут дело не чисто! Зачем ему идти к югу, когда там мели, и пресная вода, и нет никаких китов? А он стоял тут у острова. Недаром околачивался здесь два года тому назад и теперь снова явился. Он мне сразу не понравился. Хорошо, что вы все тут заняли!
Американец засиделся.
Орлов опять угостил его, на этот раз брагой, бочонок которой прислала ему из Аяна молодая жена.
Невельской любил поговорить со шкиперами.
— Сэр, а вы бывали в Англии? — спросил американец у Невельского.
— Да.
— Осмелюсь спросить, сэр, где? У вас великолепное произношение!
— Плимут, Портсмут, Лондон.
— Много раз?
— Да.
— В каком же году последний раз в Плимуте?
— В сорок шестом.
— Позвольте, не на русском ли фрегате?
— Да, на «Авроре». Вы ее знаете?
— Да! С сыном русского императора? — Как американец, он питал слабость к титулованным особам. — В сорок шестом году я читал об этом в газетах. Я был в Плимуте, делал тимберовку [125]. Писали во всех газетах, какой пир был задан…
Кружки поднялись, и моряки снова выпили.
— В Бостоне и в Род-Айленде наши хозяева собрали подписи под петицией президенту. Мы требуем сильной экспедиции в Японию. Нам нужны там удобные гавани. Мы не имеем права приставать к берегам Японии. Нам не позволяют набирать пресной воды. Войдите и в наше положение. У нас здесь промыслы, а нет станции.
Перед Невельским был характерный тип одного из бывалых американских моряков. Он многое знал и оказался любопытным собеседником.
Американец рассказывал про браконьеров на Аляске, про золотую лихорадку в Калифорнии, он знал Тихий океан как свои пять пальцев, терпеть не мог англичан, говорил, что русских на океане ждет большое будущее, промысел и торговля должны быть свободны, а англичан надо выгнать отсюда…
— Когда нет китов, я рублю лес на ваших берегах и везу на Гавайи. Так я зарабатываю, если нет улова. Там в цене бревна. Многие здания строятся из русского леса. Я мог бы рубить и тут лес, нанимая гиляков, и устроить тут на берегу постоянную жироварню… Русское правительство получало бы доход… Я вам скажу еще об англичанине. Вы должны это знать… Я вижу, что вы благородный человек и поймете меня. Англичанин — такой негодяй — сказал мне, что у них парламентские выборы и свобода торговли, а в России деспотизм и законы русских противоречат принципам свободных мореплавателей. Так он сказал… Знаете, сэр, англичане всегда подчеркивают, что другие народы не понимают их принципов. Но ведь в Америке у нас, капитан, демократия, и республика, и полная свобода, но я не говорю об этом, а подчиняюсь вашим требованиям. Вы понимаете меня? Что касается меня, то людей прекрасней, чем русские, я не встречал, и мы всегда понимали друг друга.
— А что бы вы сказали, если бы я вошел со своими кораблями в бухту Род-Айленд и открыл там охоту на случайно зашедшего кита?
Американец понимающе улыбнулся и закивал головой, как бы показывая, что ценит остроумие капитана.
— Написали бы в газету, — сказал он, — и все были бы рады прочесть.
Он желал выяснить, что за человек капитан, возьмет ли он при случае взятку и верно ли то, что он говорит о занятии всего края. По его мнению, здешние русские также искали при удобном случае выгод от иностранцев, как и чиновники в Штатах или в испанских республиках и королевствах или как китайские мандарины на Вампу, где с их помощью продавались целые транспорты опиума.
Невельской сказал, что ему жаль огорчать собеседника, но стало известно, что китобои оставляют костры на берегу, а от этого огромные пожары.
«Что они со мной сделают?» — подумал американец и сказал уклончиво, что в нынешнем году он уходит с полным грузом жира.
Невельской спросил шкипера, знает ли он американца Нокса на Камчатке и что это за фирма, от которой тот торгует. Нашлись общие знакомые в разных портах.
— О, начальник Аянского порта Завойко — мой друг. Он прежде был в Аяне, а теперь, говорят, назначен губернатором на Камчатку. Мы дружно живем, — поспешил уведомить шкипер. — Вот господин Орлов знает, что я и прежде следил за своей командой и у меня никто не смел насильничать.
Американец поднялся и горячо пожал руку Невельскому и Орлову.
— Очень рад был познакомиться. Поздравляю от души с новосельем. Правда, тут холодно и все гавани замерзают, но вы, русские, народ крепкий и привычный. Еще будем встречаться в этой луже. Будем знакомы. Если что-нибудь надо вам привезти из Гонолулу или Род-Айленда, то я сделаю с большой охотой. Теперь мы соседи. У нас теперь есть тоже порт на Тихом океане — Сан-Франциско… Мексиканцы не знали ему цены!
Он попрощался с офицерами, как с дорогими друзьями, и между прочим спросил:
— А что будет с протоколом на Джо?
— Отправим в Петербург — как там посмотрят… Хендли, видимо, придется ответить, — сказал Невельской. — Ведь это не шутки. Он совершил преступление.
— Ваш капитан прекрасный человек! Это счастье — служить под его командованием, — сказал американец Орлову, который на этот раз понял его английскую речь.
— Друг, друг, а на всякий случай спросил про протокол, — сказал Орлов, вернувшись с берега. — Сам боится, как бы не попасть.
Американец, проезжая мимо «Пиля», окликнул шкипера:
— Алло! Дружище!
— Алло, — отозвались с борта.
— Ну, как вы?
Джо со злой физиономией выглянул из-за фальшборта.
— Что этот сумасшедший? — спросил он.
— Большой фантазер! Он мне даже рубить запрещает, говорит, что от этого пожары… Но он был с сыном русского царя в Англии. Кажется, важная особа. Не шутите с ним.
— А что вы скажете про объявление? Вы прочтите его хорошенько… Вы хорошо прочли? Я тоже не в восторге! Но уж тут ничего не поделаешь!
— У них сумасшедшее правительство и люди тоже!
— Только сумасшедший может грозить повесить на рее за гиляков!
— Держите ухо востро! Протокол идет в Петербург… Попробуйте умаслить его…
Джо выругался.
— Не надо было подписывать! — сказал американец. — Вам теперь нельзя идти к югу, там русские посты. — И добавил едко: — Как вам нравится, что русские заняли берег до Кореи и хотят плавать по Японскому морю?
— Черт их дери, — ответил Джо. — Тут гавани девять месяцев в году подо льдом. Они замерзнут и, вместо того чтобы плавать по морю, будут большую часть года сидеть на берегу и выкалывать суда… А зачем же вы обругали меня при русских?
— Кто? Я? — удивился американец. — Вот уж ничего подобного! Напротив, я хотел за вас заступиться и еле сдерживал свое возмущение.
— Поднимайтесь ко мне.
— Благодарю. Меня ждут на судне. «Ничего интересного у этого бродяги!» — подумал американец.
Он кивнул головой, и негры взялись за весла.
— Гуд бай, дружище!
— Гуд бай! — отозвались с английского китобоя.
«Черт знает, — думал американец, — если вся его сила в гнилой посудине, то можно не бояться и бить китов… Но, судя по тому, как разговаривал капитан и что он прислан из Петербурга, да как решительно его люди спрятали буйных матросов, похоже было, что он в самом деле располагает силой. Как бы то ни было, мной на руки получено их правительственное распоряжение… Но Джо хуже, чем мне, приходится!»
В этот день в залив вошел бременский китобой, и шкипер с американского судна видел, как туда отправился русский вельбот, потом, как немцы везли своего шкипера на берег и как потом тот возвращался с недовольным видом.
«Кому может такое понравиться!» — подумал американец.
Глава двадцать вторая
ОБРАТНОЕ ПЛАВАНИЕ
Английский и бременский китобои ушли утром при попутном ветре, держа курс на северо-восток. Американец еще стоял.
«Охотск» приготовился к выходу.
Проводить капитана собралась вся команда. С мыса Орлова приехали в лодке казаки и матросы-лесорубы.
Капитан и Дмитрий Иванович еще раз обсуждали и проверяли по записям, что еще нужно взять в Аяне для зимовки. «Охотск» уходил в последний рейс. По возвращении в залив Счастья он встанет на зимовку. В Амур капитан решил его не вводить. Судно нужней было здесь, где постоянно китобои. На зиму решили его разоружить, пушки поставить в Петровском. Орлов должен весной явиться на мыс Куэгду и, как только оттает земля, начать там постройку казармы и укрепления.
Невельской опасался, что в Аяне получено еще какое-нибудь новое распоряжение, что еще захотят отправить куда-нибудь «Охотск».
— Я никуда из Аяна не уеду, пока сам, своими глазами не увижу, что «Охотск» ушел сюда, — говорил капитан Орлову.
Вспомнили про якоря. В Петровском — как называли новый порт — якорей не было.
Капитан оставлял Орлову запас объявлений на английском языке и велел предъявлять их.
На другой день «Охотск» вышел в море. «Теперь дай бог ветра попутного! Надо спешить действовать с другой стороны, с другого конца делать это же дело. Нестись в Петербург сломя голову, пока не поздно, чтобы там известия не поспели раньше меня. Быстро в Петербург, и все спасать! Объяснить, почему даны объявления иностранцам и почему сказано на Тыре, что земля наша. Маньчжурам добираться до Сан-Сина месяц, там еще неделя в Пекин, и лист пойдет в Петербург. Раньше поспеть… Я тут превысил все полномочия! На тракте погоню, но дай бог до Аяна не заштилеть!»
Море и паруса одинаково серы и в один цвет с чехлами на шлюпках и чуть посеребренными утренней росой крышами палубных надстроек. Но на судне еще тень. Черный ливень снастей падает с мачт на палубу.
Судно идет галфвиндом [126]. Справа в ясной голубизне моря над самой водой изжелта-красная полоса зари. Она все набухает и калится.
«А ведь приедешь в Кинешму, — думал капитан, — наслушаешься про скиты, отшельников». Точно так же, как наслушался он вчера про Калифорнию и Гавайи. Рассказы американца были весьма интересны, и многое еще раз почувствовал капитан. Соседями здесь были не монахи и начетчики и не мордва, татары и черемисы, а практичные американцы. Шкипер опять вчера был в гостях. Он сильный и отважный и по-своему даже образованный человек. Прежде чем отправиться в новые моря на браконьерство, он изучал новейшие карты. Читал газеты, интересовался новостями, знал довольно хорошо здешние моря и побережья. Оказалось, он прекрасно знал и Машина, и Завойко, и других русских. Ему известно было, когда вскрываются наши бухты. Он мечтал, что ему разрешат бить китов в Пенжинской губе. Он хотел зимовать там. Кстати, и фамилия американца была Шарпер. Он, конечно, выскабливал наши берега, добывая выгоды, но от него, верно, могла быть и польза. Шарпер, как он уверял, полюбил русских. Сибирь интересовала его очень. Он расспрашивал о ценах на меха и о добыче золота. По его словам, закупка и доставка машин из Америки — дело вполне осуществимое, и он даже назвал фирмы…
Его рассказы о том, что американские судохозяева собираются подать петицию президенту с требованием открыть Японию, показывали, что объем торговли у американцев тут огромен, что суда их всюду и что они ищут новых рынков для торговли. Китай связан договорами с англичанами — они добиваются торговли с Японией.
Шарпер уверял, что нет такого товара, который нельзя было бы доставить в любой пункт побережья, а оттуда в Сибирь.
Торговля на Тыре, встречи с маньчжурами и американцем стояли в памяти. Только теперь капитан обратил внимание на то, что там, казалось, не заметил. Вспоминая подробности, замечания собеседников, он смотрел вдаль и чувствовал, что тут все же будет у России настоящее окно в мир, широкое, открытое, без немецких застав под носом.
Невельской полагал, что теперь на очереди новые задачи и решать их надо быстро, одну за другой. Занимать места по Амуру, строить посты, исследовать реки, побережье, спустить сплав по Амуру, заключить договор с китайским правительством, ставить посты до Кореи, строить города по всему Амуру и открыть широкую торговлю с Китаем. Теперь это так очевидно! Рухнет Кяхта и с ней доходы акционеров Компании и в их числе самого канцлера. Пять миллионов их денежек полетят в трубу.
Вывезти на Амур переселенцев со всей России из государственных крестьян. Открыть эти земли для славян — для поляков, чехов, русин — пусть идут к нам и живут. Польза будет им и Сибири.
Послать в Китай и Японию экспедиции, а на побережье строить порт. Исследовать край и пробивать дороги к гаваням от рек. Закупить в Америке пароходы для Амура и машины для судостроительных заводов. Завести широкую торговлю с Америкой. Построить на Амуре эллинги… В Сибири есть все. Сибирь построит заводы и дороги, задымятся трубы, откроются недра.
Он вспомнил рассказы декабристов и иркутских купцов про сибирское железо, золото, руды. Ему казалось, что будет время — поднимется и разовьется Азия. Главное движение будет здесь, на этом океане, между противоположными материками Старого и Нового Света.
«Охотск» приготовился к выходу.
Проводить капитана собралась вся команда. С мыса Орлова приехали в лодке казаки и матросы-лесорубы.
Капитан и Дмитрий Иванович еще раз обсуждали и проверяли по записям, что еще нужно взять в Аяне для зимовки. «Охотск» уходил в последний рейс. По возвращении в залив Счастья он встанет на зимовку. В Амур капитан решил его не вводить. Судно нужней было здесь, где постоянно китобои. На зиму решили его разоружить, пушки поставить в Петровском. Орлов должен весной явиться на мыс Куэгду и, как только оттает земля, начать там постройку казармы и укрепления.
Невельской опасался, что в Аяне получено еще какое-нибудь новое распоряжение, что еще захотят отправить куда-нибудь «Охотск».
— Я никуда из Аяна не уеду, пока сам, своими глазами не увижу, что «Охотск» ушел сюда, — говорил капитан Орлову.
Вспомнили про якоря. В Петровском — как называли новый порт — якорей не было.
Капитан оставлял Орлову запас объявлений на английском языке и велел предъявлять их.
На другой день «Охотск» вышел в море. «Теперь дай бог ветра попутного! Надо спешить действовать с другой стороны, с другого конца делать это же дело. Нестись в Петербург сломя голову, пока не поздно, чтобы там известия не поспели раньше меня. Быстро в Петербург, и все спасать! Объяснить, почему даны объявления иностранцам и почему сказано на Тыре, что земля наша. Маньчжурам добираться до Сан-Сина месяц, там еще неделя в Пекин, и лист пойдет в Петербург. Раньше поспеть… Я тут превысил все полномочия! На тракте погоню, но дай бог до Аяна не заштилеть!»
Море и паруса одинаково серы и в один цвет с чехлами на шлюпках и чуть посеребренными утренней росой крышами палубных надстроек. Но на судне еще тень. Черный ливень снастей падает с мачт на палубу.
Судно идет галфвиндом [126]. Справа в ясной голубизне моря над самой водой изжелта-красная полоса зари. Она все набухает и калится.
«А ведь приедешь в Кинешму, — думал капитан, — наслушаешься про скиты, отшельников». Точно так же, как наслушался он вчера про Калифорнию и Гавайи. Рассказы американца были весьма интересны, и многое еще раз почувствовал капитан. Соседями здесь были не монахи и начетчики и не мордва, татары и черемисы, а практичные американцы. Шкипер опять вчера был в гостях. Он сильный и отважный и по-своему даже образованный человек. Прежде чем отправиться в новые моря на браконьерство, он изучал новейшие карты. Читал газеты, интересовался новостями, знал довольно хорошо здешние моря и побережья. Оказалось, он прекрасно знал и Машина, и Завойко, и других русских. Ему известно было, когда вскрываются наши бухты. Он мечтал, что ему разрешат бить китов в Пенжинской губе. Он хотел зимовать там. Кстати, и фамилия американца была Шарпер. Он, конечно, выскабливал наши берега, добывая выгоды, но от него, верно, могла быть и польза. Шарпер, как он уверял, полюбил русских. Сибирь интересовала его очень. Он расспрашивал о ценах на меха и о добыче золота. По его словам, закупка и доставка машин из Америки — дело вполне осуществимое, и он даже назвал фирмы…
Его рассказы о том, что американские судохозяева собираются подать петицию президенту с требованием открыть Японию, показывали, что объем торговли у американцев тут огромен, что суда их всюду и что они ищут новых рынков для торговли. Китай связан договорами с англичанами — они добиваются торговли с Японией.
Шарпер уверял, что нет такого товара, который нельзя было бы доставить в любой пункт побережья, а оттуда в Сибирь.
Торговля на Тыре, встречи с маньчжурами и американцем стояли в памяти. Только теперь капитан обратил внимание на то, что там, казалось, не заметил. Вспоминая подробности, замечания собеседников, он смотрел вдаль и чувствовал, что тут все же будет у России настоящее окно в мир, широкое, открытое, без немецких застав под носом.
Невельской полагал, что теперь на очереди новые задачи и решать их надо быстро, одну за другой. Занимать места по Амуру, строить посты, исследовать реки, побережье, спустить сплав по Амуру, заключить договор с китайским правительством, ставить посты до Кореи, строить города по всему Амуру и открыть широкую торговлю с Китаем. Теперь это так очевидно! Рухнет Кяхта и с ней доходы акционеров Компании и в их числе самого канцлера. Пять миллионов их денежек полетят в трубу.
Вывезти на Амур переселенцев со всей России из государственных крестьян. Открыть эти земли для славян — для поляков, чехов, русин — пусть идут к нам и живут. Польза будет им и Сибири.
Послать в Китай и Японию экспедиции, а на побережье строить порт. Исследовать край и пробивать дороги к гаваням от рек. Закупить в Америке пароходы для Амура и машины для судостроительных заводов. Завести широкую торговлю с Америкой. Построить на Амуре эллинги… В Сибири есть все. Сибирь построит заводы и дороги, задымятся трубы, откроются недра.
Он вспомнил рассказы декабристов и иркутских купцов про сибирское железо, золото, руды. Ему казалось, что будет время — поднимется и разовьется Азия. Главное движение будет здесь, на этом океане, между противоположными материками Старого и Нового Света.