– А что, нормальное мясо вроде бы. – Удивился Олег. – На днях наши дембеля однутакую лающую барашку завалили и шашлык сделали. Меня угощали, но я не стал…
Да, нужно было переводить разговор в другое русло и я вспомнил про другого московского полковника:
– Я в 93-ем в составе нашего откомандированного батальона во Владикавказе был. В августе я приехал, а в октябре наш батальон полностью заменяли солдаты и офицеры из другого бата. Ну это потом было, а до этого мы тоже охраняли одного московского полковника. Ну такого умного корчил из себя, а сам-то бывший гражданский инженер с какого-то зачуханного завода. Но во время августовского путча он как-то смог выскочить перед лицо начальства. Ему потом сразу же полковника присвоили и стал он служить уже в нашем Министерстве Обороны. Хотя по образованию он – специалист по холодильным установкам. Потом его прислали во Владикавказ для осуществления согласований между частями Министерства Обороны, МВД, Фск и так далее. Вот мы его и охраняли во время поездок. То на БТРе сопровождали, то просто на грузовой машине: полкан с командиром группы в кабине, а несколько солдат в кузове трясутся…
Сняв свою банку, я вскрыл ее и отложил в сторону, чтобы дать остыть.
А у нас ведь «Уралов» не хватало и нам придали один грузовик из местного зенитно-ракетного полка. Я приехал туда забирать машину, а водителем в ней оказывается солдат-осетин. Все вроде нормально, но его начальник, тоже кстати осетин, просит меня, чтобы этот автомобиль ни в коем случае не отправляли в соседнюю Ингушетию. У них ведь с ингушами только-только война закончилась, вот начальник и переживал за своего дальнего родственника. Ну я ему пообещал, что этот солдат со своей машиной никогда в Ингушетию не поедет. А через три недели нас заменяют и я рассказываю про этого шофера-осетина своему заменщику, чтобы его к ингушам ни под каким предлогом не брал. Офицер все понял и пообещал следить за осетином. А через три месяца мой заменщик возвращается из Владикавказа и начинает мне рассказывать про этого солдата. Оказывается, в один прекрасный день московский инженер-полковник взял с собой только моего заменщика-лейтенанта и решил на этой машине с водителем-осетином съездить на блок-пост на Черменском Круге. А это как раз на границе Осетии и Ингушетии. Приехали они туда, полковник вылез решать свои вопросы, а потом возвращается и приказывает ехать в столицу Ингушетии – город Назрань. У него там какая-то важная встреча с ингушским начальством назначена. Военный водитель узнает маршрут и начинается у него истерика. Мол не поеду туда ни в какую. Осетин даже пытался бросить машину и убежать в чистое поле. Но там были мины, а по дороге обратно уйти он не может. На этой стороне Чермена проживают ингуши, так что пешком через ихнюю окраину не пройдешь. Тут еще этот полковник наорал на солдата, стал приказывать ему ехать, даже пистолетом своим начал махать. Короче, поехали они втроем в Назрань. Водитель, весь белый как молоко, едет и беззвучно свои молитвы шепчет. Ну, дело понятное, все жить хотят. Если ингуши узнают, что осетин осмелился заехать к ним в столицу, то разорвут за несколько минут. Приехали они ближе к обеду и начальник-ингуш предложил посидеть в ресторане – там и пообедать и вопросыобсудить. Лейтенант с полковником согласились, а водитель остался в своей кабине, запер двери изнутри, сам лег на пол и накрылся солдатским одеялом. А эти идут втроем: ингушский майор, московский полковник и наш лейтенант. Только они вошли в ресторан, как все сидящие там ингуши-военные разом все встали и отдали честь полковнику Минобороны Российской Федерации. И все продолжают стоять. А ингуш-майор объясняет, что они из уважения к российскому полковнику не садятся на свои места, пока он не даст на это свое разрешение. Ну московский полковник аж покраснел от удовольствия и разрешил им садиться. Все сели и они втроем прошли за свой столик. Пока они обсуждали свои служебные вопросы принесли обед и выпивку. Лейтенант, пока они болтали о своем, успел хорошо поесть, но пить не стал. А нашполковник с ингушом-майором потом так хорошо водочки напились, что сидят еле шевелятся. Вдруг гостеприимный майор, как положено хозяину, вспоминает про нашего водителя и предлагает его тоже позвать в ресторан, чтобы хорошенько покормить. А наш тепленький полковник лишь машет рукой и головой. Ингуш не понимает и опять предлагает позвать за стол российского солдатика. Тут-то наш полковник и выдает на весь зал:
– Да он не придет сюда – он-же осетин. Он вас боится.
Пока майор мысленно переваривает услышанное, за соседними столиками начинается заметное оживление: там переговариваются по своему, а кто-то даже встает из-за стола. Лейтенант понял, что дело пахнет керосином, берет свой автомат и идет к выходу. Мол, я до туалета и обратно. Но за ним уже потянулось человек десять местных военных. Выходит он на крыльцо и бежит со всех сил к своему «Уралу». А за ним уже толпа ингушей несется. До машины остается метров сто и лейтенант орет: «Заводи!".
Солдат-осетин сразу же сбрасывает с себя одеяло и начинает заводить грузовик. Лейтенант на ходу успевает зарядить автомат и вскочить на подножку «Урала». А машина-то еще разворачивается и не успела набрать ход. Тут ингуши уже подбегают и стараются грузовик окружить. И тут лейтенант начинает стрелять из автомата прямо над головами местных военных. Короче говоря, еле-еле они смогли уехать из Назрани. Так водитель только за городом открыл ему дверь и лейтенант смог сесть в кабину. Приехали они в часть. Пока лейтенант ходил докладывать начальству, осетин бросил свою машину и сразу же пошел домой. Даже в казарму за своими вещами не зашел. Ну наши думали, что он хоть в свой зенитный полк вернется, но он так и не появился ни у них, ни у нас. Потом его, говорят, через местный военкомат уволили…
– Ну а полковник как вернулся? – спросил Олег, выскребывая дно своей банки.
– А его ингуши довезли до Черменского Круга и там он уже на наших попутках добрался до Владика.
– Пойдем-ка к местному милицейскому полковнику. – Проговорил, вставая со своего спальника, Олег. – Он нам чай обещал заместо обеда, ну и заодно еще обстановку доведет.
Но местного начальника пока не было и мы подождали у кухни, пока наш боец зальет в термос горячий чай на солдат группы. Потом мы отправились в небольшой закуток, служивший офицерской столовой, где нас поджидал уже обед.
– Да, жидковато живут. – сказал Кириченко, оглядев стол с нехитрой военной снедью.
– Это ты зря. Смотри, тут даже красная рыба есть. – пошутил я, показывая банку килек в томатном соусе. – Я уже от нее отвык.
– А меня уже тошнит от одного вида. – сказал Олег и отодвинул консервную банку в сторону. – Ты не хочешь?
– А что такое? – поинтересовался лейтенант, которого звали Руслан. – Вроде нормальная рыбка.
– Вот поешь ее с месяц хотя бы. Потом я на тебя посмотрю. – Покривился от души Олег. – Переставь-ка ее на другой стол.
Туда же была отправлена и каша-сечка и на нашем столе осталось лишь две тарелки с сахаром и сливочным маслом. Когда одна тарелка опустела, а чай приобрел сладковатый привкус, мы попытались было намазать масло на хлеб. Но ОНо было более жидкообразным, чем должно было быть и нам пришлось макать кусочки хлеба в расползающуюся желтую массу и запивать все это горячим чаем.
– У нас в тринадцатой роте десантного училища был курсант Кудрат, исключительно из любви к искусству, встречавшийся с девушкойкоторая в нашей столовой работала маслорезкой, то есть нарезала порциями и затем выдавала сливочное масло, – сказал я, подчищая тарелку последним кусочком хлеба. – Ну у них были свои Шуры-муры в ее комнате-маслорезке, вот только наши парни его достали подначками да приколами. Как-то
мы сидим в четыре часа утра в столовой и завтракаем перед отъездом на парашютные прыжки…
– А чего это так рано? удивился Олег.
– А у нашего училищного начальства свои шуточки были. Подъем в три тридцать ночи. Быстро получили оружие и позавтракали. Один час уходит на то, чтобы доехать до аэродрома Дягилево. В шесть утра мы на взлетке уже парашюты одеваем. А потом три часа на морозе с одетыми парашютами стоим. Ждем прибытия наших ВДСников и экипажей самолетов. А прыжки начинаются в девять-десять утра…
– А после прыжков сразу же укладка парашютов. – закивал головой лейтенант, который тоже заканчивал наше родное РКПУ. – А мороз обычно бывает под двадцать градусов.
– Ну вот сидим мы зимой в четыре утра и курсант Миша Иганов пытается намазать на хлеб порцайку масла. А оно-то замерзшее и ни хрена не размазывается и только хлеб продавливает, а ломоть крошится-ломается. Ну Миша старался-старался, а потом так громко говорит на весь зал: «Блин. Что-то Кудрат сегодня плохо кончил. Масло совсем не размазывается». Кто не успел еще намазать масло на хлеб, те просто ржут. А кто уже ест армейские бутерброды с маслом, то начинают материть Мишу. В общем итоге все курсанты бросают свое масло и пьют сладкий чай с хлебом.
– Ну спасибо, хоть нам ты после обеда рассказал. – Говорит Олег Кириченко, допивая свою кружку.
– А во время обычного завтрака к нам в столовую любил приходить наш комбат, чтобы проверить прием пищи курсантами своего батальона. Пройдет меж наших рядов, пожелает всем приятного аппетита и потом уходит. Как-то он только-только ушел из столовой и тут встает курсант Паршов и выходит на середину прохода. Поднимает над головой свой кружок масла на ноже и голосом комбата с таким пафосом орет нашим ребятам:
– «Курсант, помни! Съедая свою порцайку масла, ты уничтожаешь тысячи и тысячи маленьких кудратиков.»
– А потом? – давясь от смеха, спрашивает лейтенант.
– А что потом. Он быстро садится за свой столик и продолжает пить чай и есть хлеб с маслом. Но одна, деликатная половина роты уже матюкнулась и отказалась от своей пайки. А другая половина просто посмеялась, но затем пьет чай с дополнительным, вторым бутербродом.
– Весело вы там завтракали. – смеется Олег.
– В следующий раз он что-нибудь другое отморозит, но в таком же духе. А потом наш старшина за эти шутки стал его в наряд по роте назначать и требовал от дежурного ставить его дневальным по столовой, который накрывает на столы.
– Ну и как, кончились шуточки?
– Еще хлеще пошли. Он такое начинал рассказывать, что уже соседняя рота перестала масло есть.
– А этот Кудрат, что он делал? – Вставая за нами из-за стола, спрашивает Руслан.
– А он – чемпион училища по боксу и рукопашному бою. Душа у него добрая и он на эти шутки внимания не обращал. Хотя завалить мог любого. Он даже посмеивался над вполне невинными шалостями. Остальные же приколы совершались в его отсутствие, когда он этого не слышал. Человек-то он добрый, но на всякий случай шутить надо…. – я остановился перевести дух.
– … так, чтобы затем не портилось здоровье, – завершил мысль старший лейтенант Кириченко.
– Воистину, командир всегда прав…
* *
Через час мы находились уже на милицейском блок-посту, который находился в нескольких километрах от нашей временной базы. Здесь дежурили эмведешники из той же части, где мы сегодня забазировались.
Старший начальник блокпоста уже был предупрежден о нашем появлении и сразу же стал показывать нам огневые точки снайперов, которые по ночам обстреливали его подчиненных.
Блокпост находился на перекрестке шоссейных дорог и вокруг него было в общем-то открытое пространство. Только с одной стороны на расстоянии ста метров поднималась заросшая густым лесом оконечность горного хребта, откуда и стреляли чаще всего ночные «гости».
Мы минут десять рассматривали горный склон в бинокль и затем Олег предложил милицейскому начальнику самое простое решение:
– Можно там все подходы заминировать к чертовой матери. Пусть потом лазиют там сколько хотят, пока не надоест подрываться. У нас есть парочка мин, но этого маловато. Есть у вас что-нибудь?
Но у милиционеров, кроме стрелкового вооружения и ручных гранат, больше ничего не было. Да и местный майор не был в восторге от этой идеи:
– Там ихние пацаны со своими баранами ходят. Могут подорваться. Да и если там снайпер подорвется, так они потом наш блокпост совсем задолбят.
– Ну для пастушков можно таблички «Мины» повесить, если они читать умеют, – Резонно рассудил Кириченко. – А если вы боитесь снайпера завалить, то чего же тогда вы нас сюда звали. Сами жалуетесь, что по ночам духи жить не дают. А когда вам предлагают, как от них избавиться, так сами же и идете в отказ. Зачем тогда нас звали? Мы сейчас могли спокойно в Ханкале сидеть и отдыхать.
– Ну может быть как-нибудь по-другому можно с ними, – Растерянно глядя в сторону, высказался милицейский майор.
Мы невольно рассмеялись.
– Конечно можно. Нужно быстро засекать огневую позицию снайпера и немедленно открывать массированный огонь по этой огневой точке и путям возможного отхода стрелка. Но вы этого делать не можете. Засаду ставить здесь не получится. Вот и остается только минировать подходы к выгодным позициям для снайперской стрельбы.
На горном склоне мы довольно быстро обнаружили позиции, с которых ночной снайпер обстреливал ментов. Их было несколько и на одной из них Кириченко уверенно сказал:
– В последний раз он отсюда стрелял. Видишь пустую банку «кока-колы»? Там внутри должен быть пепел от сигареты или папиросы.
В пустой жестяной баночке действительно был пепел, который мелкими порциями высыпался наружу.
– Он где-нибудь прикуривает сигарету, потом вставляет ее в отверстие банки и потом спокойно идет ночью и курит себе на здоровье. Огонек сигареты остается внутри жестянки и его нихрена не видно. Или на огневой позиции он может ночью так сидеть часами, курить травку сколько хочет и ждать свою мишень. Ничем его не обнаружишь, ни в ночной бинокль, ни простым глазом.
– Нет. Можно заметить, – говорю я и беру банку в руку. – В бинокль Би-8, если его правильно зарядить. И на БМП-шках есть инфракрасный прицел, который реагирует на тепло. Банка хоть и не пропускает свет, но зато сама нагревается. Да и человек выделяет тепло. Но к этому надо заранее готовиться.
– На БМП это такой фонарь с черным стеклом? – спрашивает молодой лейтенант.
– То инфракрасный прожектор. Он подсвечивает местность для прицела инфракрасного. Но я его не знаю. Би-8 еще смогу зарядить. А про эту технику надо у пехотных офицеров спрашивать, которые общевойсковые училища заканчивали.
– Ну я владикавказское училище закончил. – Кириченко продолжал осматривать горный склон. – Кажется на первом курсе нам что-то объясняли про этот прицел, только это было давно…
– И неправда. – Пошутил лейтенант.
– Почему же. Если найти инструкцию к этому изделию, то можно спокойно разобраться. Пошли чтоли обратно на блокпост. – сказал Кириченко и направился вниз по склону.
Я выбросил банку и пошел следом за ним. Справа от нас спускалось несколько солдат из нашего охранения. Слегка задержавшись и оглядев крепкую растительность, я прибавил шаг и догнал командира группы.
– В принципе тут можно мины поставить на растяжку. Вот только укрепить их на деревьях на уровне головы среднего человека, – Предложил я ему на ходу. – И дети и бараны пройдут под ними спокойно. А идущий ночью взрослый боевик напорется на растяжку и это элементарно.
– А еще можно просто повесить таблички «Мины», – Ответил Олег. – Тогда мирняк здесь шастать не будет. А ночью боевик эти таблички не заметит.
– А местные ему не смогут про мины рассказать? – Молодой лейтенант уже начал врубаться в боевые будни.
– Они не только не смогут, а сразу же предупредят кого нужно, – вздохнул Кириченко. – И это без вопросов.
На блок-посту нас уже в нетерпении поджидал майор милиции:
– Ну что там?
– Да нашли четыре позиции, – Сказал Олег и стал показывать их на горном склоне. – Ставить засаду здесь невыгодно, мины установить – вы не хотите. Так что пристреляйте вот эти места из всего вооружения. Как только снайпер долбанет ночью с какой-нибудь позиции, то со всего оружия стреляйте по огневой позиции, пока он далеко не ушел. Может и попадете. А мы поехали дальше. Удачи вам и побольше орденов и медалей.
Наши солдаты уже сидели на броне и ждали, когда офицеры займут свои места.
– А с чего это ты взял, что они скромничают с медалями? – поинте – ресовался я у Олега.
– Ну еще бы. Раньше они наградные под одну диктовку писали. А теперь будут писать и про установленные ими мины, и про ночные засады на снайперов и про пристрелянные позиции, – отшутился Олег и приказал механику трогаться с места.
Наши боевые машины взревели двигателями и понеслись обратно к Грозному. Поравнявшись с дачными участками наша БМП замедлила ход и теперь мы ехали со скоростью велосипедиста. Дождавшись, когда шоссе впереди и позади нас опустеет от местных автомашин, Кириченко дал команду на десантирование и солдаты, гремя оружием и снаряжением, стали на ходу спрыгивать с брони.
Мы с Олегом спрыгнули самыми первыми и уже забежали в заросшую густыми деревьями улочку между дачами. Следом за нами под кроны деревьев заскакивали наши бойцы и бежали за нами следом.
Отбежав на сотню метров от шоссе, мы свернули и остановились на узкой улочке, которая была параллельна автостраде и потому надежно закрывала нас от постороннего взгляда.
Подбегающие солдаты сразу становились по своим подгруппам. В первой подгруппе, которой командовал Кириченко, было семь-восемь бойцов. Столько же насчитывалось и во второй, моей подгруппе, да еще лейтенант-стажер.
Как нам довел обстановку командир вевешников, его подразделение по ночам обстреливали боевики, которые спускались к расположению бывшего танкового полка с возвышавшейся рядом горы. Вернее с нескольких гор, вытянувшихся небольшим хребтом. На самой высокой из них находилась телевышка, которая охранялась милиционерами.
Сейчас нам предстояла задача прочесать внешний склон хребта, расположенный в противоположную сторону от города, с целью найти возможные места укрытий боевиков. Поднявшись на вершину горной гряды, мы должны были спуститься уже по другому, ближнему к городу склону с такой же целью поиска убежищ противника и дополнительно нам следовало искать пути выдвижения и возможные боевые позиции террористов.
Уже внизу, между подножием горы и забором бывшего танкового полка лично мне было необходимо произвести доразведку местности и уточнить место проведения предполагаемой засады на «ночных гостей».
Конечно, одной группы было маловато для достаточно тщательного прочесывания горных склонов, но это следовало сделать еще по одной причине. Если бы мы произвели доразведку, только лишь выдвинувшись от расположения подразделения ВВ до места предполагаемой засады и обратно, то грамотный и толковый «наблюдатель» из числа местных жителей мог бы догадаться, что прибывшие издалека солдаты в очень уж непехотном обмундировании и снаряжении не просто из любопытства днем исследуют окраины танкового городка, откуда по ночам боевики обстреливают местных эмведешников. Потом эта информация могла пойти в нужном направлении, то есть к духам и, выдвигаясь ночью к месту проведения своей засады, мы сами могли попасть во вражеский капкан.
Чтобы избежать столь печального для нас военного сценария, было бы целесообразнее произвести доразведку местности именно в момент завершения, якобы, зачистки горы. Таким образом наша группа, спускающаяся с горы и направляющаяся к вевешникам, не должна была вызвать особого интереса у мирного населения.
Пройдя через дачные участки, мы вышли к густо покрытому деревьями горному подъему. Вытянувшись в одну цепь, в которой бойцы находились на расстоянии пяти-шести метров друг от друга, разведгруппа стала молча подниматься вверх по склону, внимательно осматривая землю в поисках растяжек и держа наготове оружие на случай внезапной встречи с противником.
Поднявшись за час до хребта, мы ничего подозрительного не обнаружили, но едва наша группа перевалила через гряду, как послышались отдаленная людская речь и непонятные металлические звуки. По условному сигналу разведчики стали передвигаться короткими перебежками, охватывая полукольцом место, откуда раздавался шум.
Преодолев перебежками сотню метров молодого леса, мы наткнулись на застрявший на просеке милицейский «УАЗик», рядом с которым стоял худой старик-чеченец. Автомобиль засел задним мостом в глубокой выбоине. Задняя дверь его была откинута, через которую солдат-милиционер и подросток сбрасывали на землю охапки свежескошенной травы. Наш солдат, который судя по всему был водителем, орудовал короткими вилами, издавая металлический скрежет и стук. Чеченский мальчик лет двенадцати руками хватал сено и аккуратно складывал охапку за охапкой в небольшую кучу.
В УАЗике было всего два передних сиденья. Оставшееся внутри пространство представляло собой своеобразный кузов, который был еще наполовину полон. Старик никакого участия в разгрузке не принимал, а только лишь внимательно наблюдал за всем процессом.
– Ну, что будем делать? – спросил я сидевшего рядом командира группы.
Мы из зарослей минут пять наблюдали за происходящим на лесной просеке, а остальные разведчики ждали команды.
– Досмотрим «УАЗик». Может быть, на дне кузова что-нибудь и припрятано. – также негромко ответил Олег.
Оставив лейтенанта с остальными бойцами наблюдать за местностью, мы с командиром и тремя солдатами вышли из своего укрытия и направились к автомобилю.
Увидав нас, старик-чеченец насторожился. Милицейский солдатик и подросток перестали копошиться с сеном. Чеченцы смотрели на нас внимательно и встревоженно. Водитель же привычным жестом воткнул вилы в стожок и простодушно хлопал своими белесыми ресницами.
– Кто такие? Документы! – по знаку командира наш солдат подошел к местным жителям.
Документов ни у кого не оказалось, только у водителя-милиционера в УАЗике нашелся техталон на автомобиль. Старик, сильно жестикулируя и показывая на вершину горы, гортанно рассказал, что они накосили сено наверху и теперь везут его к нему домой, но машина застряла в яме.
– А ты чего здесь делаешь? – строгим голосом спросил командир группы водителя. – Из какой части?
– Старший приказал отвезти это сено, – тот показал рукой на телевышку. – Мы там телебашню охраняем.
За несколько минут милиционер и наш разведчик освободили кузов от сена. Машина оказалась «чистой».
– Пошли дальше, – сказал Кириченко мне и солдатам.
Увидав, что мы направляемся в сторону, старик-чеченец громко выкрикнул на ломаном русском:
– Помогайт. Машина толкать нада.
– Она пустая. Сами вытолкаете из ямы, – ответил наш боец, который выгружал сено.
Внезапно рассвирепевший старик замахнулся на нас клюкой, на которую только что опирался:
– Помогайт. Вам только дэнги давай.
До него было несколько метров, но стоявший поодаль разведчик тихо щелкнул предохранителем автомата.
– Не надо, – сказал ему командир группы. – Сами разберутся с этим сеном. Все. Вперед.
По сигналу из зарослей вышли наши солдаты во главе с лейтенантом. При виде этого старый чеченец продолжал что-то кричать, мешая русские слова с родными, но делал это уже потише и своим посохом не размахивал.
Наша цепь прошла вниз метров пятьдесят и гортанные выкрики старика были почти не слышны. Еще раз оглянувшись назад Олег спокойно сказал вполголоса:
– И на хрена нам сдалось это сено? После войны они все какие-то контуженные стали.
– Может этот дедок под бомбежку попал. Он кричал, что еще с фашистами воевал, – ответил ему лейтенант-стажер. – Неплохо сохранился для ветерана, если еще и траву сам косит. Может зря мы так?
– Времени нет, – отрезал командир. – Потом объясню.
– Конечно можно было им помочь, но нельзя допускать, чтобы группа в одном месте собиралась. Так один душара с автоматом может всех положить. Все наши инструкции написаны очень большой кровью. И притом нашей ведь кровушкой, – сказал я, перепрыгивая через неширокую канаву.
Разведгруппа прошла две трети пути и чем дальше мы уходили вниз, тем реже становилась лесная чаща. Между старых деревьев кое-где показались городские строения. На попавшейся нам навстречу большой и ярко-зеленой поляне сиротливо жались друг к дружке несколько огородных участков, со вскопанной, но так и не засеянной землей.
– Видать перед войной вспахали, а посадить ничего не успели, – искренне пожалел я тех людей, которые вложили в эту землю свои силы и все их старания оказались безрезультатными.
– Значит не судьба, – негромко произнес Кириченко и направился в обход этих огородиков, чтобы не перелезать через ограждавшие их плетни.
Мы последовали следом за ним.
– Царствие небесное их хозяевам, – сказал Олег, в последний раз взглянув на маленькие наделы.
– Это почему же? – не понял я.
– Вряд ли чехи так высоко полезут, чтобы сажать что-то. Только русские могут огороды заводить на бесхозной земле, где даже воды нет. Они же тут сколько лет без зарплаты и пенсий жили. Вот от голодухи и полезли в гору. А сейчас…. – Кириченко лишь досадливо поморщился. – Были бы живы, то чего-нибудь и посадили. А раз земля пустая – значит нету больше хозяев.
– Да ну…. – возразил я. – Могли ведь они уехать в Ставропольский край или в Краснодарский.
– Да кому сейчас нужны грозненские пенсионеры! – вздохнул командир группы. – Ты бы еще сказал, что их в Кремле ждут: столы накрыли с икрой и водкой, постельки белые постелили… Приезжайте, дорогие…