Страница:
- Твои бывшие коллеги из правительства, - говорил он, - будут думать, что, затевая всю эту кампанию с общероссийским движением и с фондом, мы всего лишь хотим слегка заработать. Такое желание для них вполне понятно. Кстати, они тоже не останутся внакладе. Но во всем этом проекте есть еще один, более глубокий пласт, который будет работать на наше будущее, расширять наши связи по всей стране.
После того как Большаков закончил, на какое-то время наступила тишина. Потом послышалось что-то вроде глубокого вдоха, и Шелест своим мягким голосом, со свойственной ему иронией, произнес:
- Проще говоря, ты предлагаешь мне под видом помощи структурной перестройке предприятий выбить у правительства деньги, чтобы потом начать на них собственную игру? Естественно, подкормив из этих же средств людей и в правительстве, и в регионах, и в парламенте...
Очевидно, в его интонациях Большакову что-то не понравилось, потому что он сухо уточнил:
- Ты видишь какие-то изъяны в этой схеме или тебя мучает моральный аспект?
- Нет-нет, - тут же откликнулся Шелест, - идея настолько простая и настолько наглая, что она вполне может сработать. И она действительно актуальна: демократы и в самом деле явно задержались в своем развитии. Это пора исправлять, если нам не безразлично будущее демократии в России. Ирония и пафос так перемешивались в его интонациях, что порой трудно было понять: шутит он или говорит серьезно. - Кстати, подобные проекты меня всегда вдохновляют. Это как покер, где, блефуя, ты можешь за две двойки взять миллион! - В конце рабочего дня Шелест позволил себе расслабиться.
- Тогда что тебя смущает?
- То, что придется обманывать хозяина.
- Кого? - не понял Большаков.
- Премьера, - пояснил Шелест. - Мы его так называли с коллегами в правительстве. Я ему многим обязан. Если бы в свое время он меня не прикрыл, то я имел бы сейчас немало проблем. Хотя в том случае хозяин преследовал и личные интересы: ему просто не хотелось лишнего шума, который бы бросил тень на все правительство. Как бы там ни было, - резко закруглил он экскурс в прошлое, видимо решив, что и так сказал слишком много, - мне очень рискованно делать подобные вещи за спиной премьера: узнает прихлопнет одной левой... Но... с хозяином, - засмеялся Шелест, - вообще ничего не получится. Он по натуре - медведь и попытается все подмять под себя. Тогда мы у него будем пешками. Поэтому... - он опять хмыкнул, придется его все-таки обманывать.
- А это удастся?
- Посмотрим... У меня прямо сейчас родился один любопытный вариант. Я попытаюсь использовать свои связи в президентской администрации и частично подключить ее к созданию фонда. Тогда перед премьером можно будет представить дело так, что в окружении президента уже думают о будущих выборах и потихоньку начинают налаживать контакты с промышленными генералами, с губернаторами, а чтобы это не очень бросалось в глаза, как раз и нужен относительно независимый фонд... Хотя, конечно, чтобы нас не обвинили в разбазаривании государственных средств, придется к отбору инвестиционных проектов привлечь, скажем, Министерство экономики, организовать для прикрытия какие-то конкурсы. Ну и прочую ерунду... Но это уже не составит труда...
Далее Большаков и Шелест говорили о том, кого было бы целесообразно втянуть в эту кампанию. По их мнению, уже на первом этапе к пропагандистской работе надо подключить не только депутатов, но и известных экономистов, руководителей крупных предприятий, научных учреждений, общественных деятелей. Обсудили они и какой бюрократический аппарат нужно будет создать для реализации проекта.
Беседа затянулась, к тому же это были всего лишь предварительные прикидки, поэтому Ребров не стал переписывать пленку до конца. Тем более что существовала опасность неожиданного возвращения Большакова.
Но Алексей, как и обещал, вернулся в свой кабинет в перерыве между заседаниями. Первым делом он забрал кассету и, пряча ее в сейф, спросил:
- Ну что ты обо всем этом думаешь?
- По-моему, ты вытянул выигрышный билет. Побывав в правительстве, этот человек привык играть по-крупному, и тебе в любом случае будет очень полезно поработать вместе с ним. Конечно, люди масштаба Шелеста всегда занимаются одновременно несколькими подобными проектами, но то, что наша идея ему понравилась, - однозначно. Ясно, что Шелест готов работать с тобой, иначе не стал бы высказываться так откровенно.
Виктор подумал, что вместо "откровенно", он вполне мог бы сказать "цинично". О создании общероссийского движения и фонда - как средства не только заработать, но и решить какие-то свои политические задачи, - Шелест рассуждал, как о чем-то обыденном, с легким презрением к бывшим коллегам из правительства, к журналистам, к миллионам людей, которые должны были покорно проглотить все, что они с Большаковым собирались им приготовить. Но именно это как раз и необходимо было Реброву.
В тот вечер, когда Виктор узнал, что Большаков хочет от него избавиться, он, как никогда четко, понял одну вещь: у него остается последний шанс, чтобы рассчитаться со своими обидчиками. А главное, из-за нехватки времени он должен был рассчитаться со всеми сразу - и с Шелестом, и с Большаковым.
Задача осложнялась еще и тем, что Реброву так и не удалось собрать достаточно документов, чтобы заинтересовать следственные органы многими темными эпизодами из жизни бывшего вице-премьера. Их не хватало даже для убедительной статьи. Он не мог сослаться на слова насмерть перепуганного и до сих пор скрывавшегося на Северном Кавказе Георгия Дзгоева, а те жалкие документы, которые Виктор получил от помощника директора Заборского металлургического комбината, не способны были лишить Шелеста сна даже на одну ночь.
Именно поэтому Ребров решил сам инициировать какую-нибудь кампанию, куда он мог бы втянуть своих обидчиков. А потом, наблюдая за событиями как бы изнутри и накопив достаточное количество неопровержимых фактов, интересных наблюдений, написать об их цинизме, о масштабах воровства, о реальных мотивах поступков этих людей. И магнитофонная кассета была в данном случае настоящим подарком. Хотя ее одной, конечно, было недостаточно.
Единственное, что не давало покоя Виктору, - это моральный аспект задуманной им комбинации. В тот праздничный вечер, наблюдая за фейерверком и в очередной раз прослушивая кассету, он вновь и вновь задавался вопросом: есть ли у него право искусственно ставить людей в невыгодную ситуацию, а потом использовать это? Но, в конце концов, Ребров решил, что ни Шелеста, ни Большакова он не заставляет делать ничего такого, что было бы им не свойственно.
3
Наблюдая жизнь Государственной думы изнутри, Ребров пришел к выводу, что это, пожалуй, единственное в стране место, где можно постоянно менять свои взгляды, убеждения, даже лгать и предавать своих соратников и в то же время оставаться приличным человеком.
Некоторые депутаты успевали побывать членами всех существовавших здесь фракций и групп, иногда находившихся на противоположных полюсах политического спектра. И, что самое интересное, каждый раз они доказывали, будто бы за свои убеждения готовы отдать жизнь. В приличном обществе таких людей не пустили бы даже на порог, но в Думе они чувствовали себя вполне комфортно - с ними не гнушались сидеть рядом, здоровались за руку, им позволяли высказывать свою очередную, глубоко выстраданную точку зрения.
Но особенно часто стали посещать Реброва грустные мысли о депутатских нравах с тех пор, как в кабинет его шефа чуть ли не в очередь выстроились народные избранники. Чтобы организовать этот неиссякаемый людской поток, Большакову достаточно было всего лишь шепнуть под большим секретом двум-трем своим коллегам, что он начинает формирование новой депутатской группы, за которой стоят большие деньги.
Первыми ринулись к Большакову самые неустроенные и безвестные члены парламента. Они проявляли просто-таки неприличную суетливость, по много раз заглядывали в приемную, заигрывали с Люсей. А Левон, тонко чувствовавший, чего стоит тот или иной человек, даже стал помыкать ими и заставлял ждать своей очереди в коридоре.
Те народные избранники, кто уже набрал хоть какой-то политический вес, также спешили застолбить себе теплое местечко, но при этом старались не терять лицо. Они искали повод подойти к Алексею в коридоре, в столовой или в зале заседаний. Вначале обсуждали какие-то отвлеченные темы и только потом переходили к главному, а именно: что им светит в случае присоединения к новой депутатской группе? Торг был вполне конкретным, а разброс цен очень велик.
Даже думские политические тяжеловесы серьезно взбудоражились слухами о возможном появлении новой фракции или, по крайней мере, депутатской группы. Конечно, свой интерес они тщательно скрывали и в беседах между собой обменивались снисходительными шутками по поводу потуг Большакова. Но тем не менее жадно выспрашивали друг у друга, что же за новый зверь появился в их берлоге и кто за ним стоит.
В первое время на переговоры со своими коллегами Большаков приглашал и Реброва, представляя его как руководителя аналитической службы общественно-экономического движения "Новая Россия - XXI век". Алексей сам придумал это название. И хотя Виктор доказывал, что надо убрать или слово "новая", или "XXI век", Большаков оставил и то и другое, видимо считая, что кашу маслом не испортишь.
Вообще в этот период Алексей часто и уже привычно блефовал. Так, прибегавшим к нему депутатам он говорил об общероссийском движении, как о вполне сформировавшейся структуре.
- Уже выразили готовность присоединиться к нам руководители крупных банков, предприятий. Создается и специальный фонд, - веско, с достоинством ронял Большаков, показывая, что он информирует собеседника больше из вежливости, но упрашивать никого не собирается, так как и без того полно желающих влиться в ряды спасителей отечественной экономики. - Но, главное, - тут он понижал голос, - нас будет поддерживать правительство - и политически, и финансово.
Слова о фонде и финансовой поддержке правительства действовали гипнотически - народные избранники немедленно выражали готовность влиться в ряды патриотического движения "Новая Россия - XXI век" и в соответствующую парламентскую фракцию. Оказывается, они давно уже ночи не спят и все думают, как помочь отечественной промышленности. Причем абсолютно все депутаты считали, что сделали бы для структурной перестройки, для подъема российской экономики гораздо больше, если бы занимали руководящие посты во фракции. В ответ Алексей не скупился раздавать обещания, но они носили самый общий характер: "Вот когда наступит лето - тогда обязательно всем будет тепло".
Но не прошло и двух недель после начала активных консультаций по сколачиванию новой депутатской группы, как Большаков стал все реже и реже приглашать на них Виктора, зато все чаще там появлялся Садиров. Как и во времена избирательной кампании, Ринат незаметно перетянул всю подготовительную работу на себя и своих людей. Он опять вел всю документацию, регулировал очередность и время встреч, работал со средствами массовой информации.
Ребров не собирался с ним в этом соперничать, но в какой-то момент почувствовал, что начинает терять контроль над событиями, что какие-то важные и очень нужные детали проходят мимо него. И когда он вдруг случайно узнал, как далеко уже все зашло, ему даже стало немного нехорошо.
4
В конце июня организаторы движения "Новая Россия - XXI век" устроили в бизнес-центре гостиницы "Рэдиссон-Славянская" широко разрекламированную пресс-конференцию. Журналистов набилось полный зал, так как к этому времени по Москве уже вовсю ползли слухи о какой-то новой, грандиозной затее доморощенных олигархов, обещавшей ее участникам миллиардные прибыли.
Ребров пришел в "Рэдиссон-Славянскую" минут за десять до начала пресс-конференции, но к этому моменту все стулья в бизнес-центре уже были разобраны и ему пришлось стоять. В зале оказалось немало знакомых лиц. А где-то во втором или третьем ряду Виктор увидел Игнатьеву, которая оживленно разговаривала с сидевшим рядом с ней Энрико Берлуччи.
Анна в очередной раз изменила прическу, а точнее, вернулась к прежней: она отрастила немного волосы и собрала их на затылке, открыв длинную, красивую шею. Зато прическу итальянца изменить было невозможно - его громадная со лба до затылка лысина была такой же идеально круглой и лучезарной, как нимб какого-нибудь святого.
Со времени последней размолвки с Анной Виктор ни разу не звонил ей, и она не звонила ему. И в этом не было ничего удивительного: если бы проводился, предположим, мировой конкурс по упрямству, они наверняка встретились бы в финале и схватка оказалась бы долгой и упорной. Кроме того, Ребров находился именно в том идиотском состоянии, в котором человек способен сутками думать о другом человеке, мечтать о встрече с ним, но из-за какой-то дурацкой гордости скорее согласится, чтобы ему отрубили руку, чем наберет этой рукой заветный номер телефона.
Впрочем, как только Виктор увидел Анну, он тут же забыл о своей гордости и решил с ней поговорить. С ним часто так бывало: чем более мощные он возводил баррикады, тем легче они рушились. Он заметался в поисках пути к ней, но стулья стояли длинными сплошными рядами, а проходы вдоль стен были забиты людьми. Оставалось только лезть по головам. Конечно, вряд ли такой пустяк его бы остановил, но в этот момент в зал вошли организаторы нового общественного движения и уже через минуту пресс-конференция началась.
Вел ее Садиров, а в президиуме, помимо Большакова и Шелеста, сидело еще много известных людей - генеральный директор крупного объединения по производству боевых самолетов, губернатор одной из сибирских областей, где находилось множество военных заводов, президент промышленно-строительной ассоциации, банкиры, депутаты.
Команда выглядела внушительно, но особенно впечатляло, с какой скоростью она была сколочена. Ребров вдруг с ужасом подумал, что эти люди, объединившись, вполне способны реализовать на практике то, что задумывалось им всего лишь как приманка для Большакова и Шелеста. Получалось, что, создавая ловушку своим врагам, Виктор опять лишь помог им. Это был заколдованный круг. Что бы ни изобретал он, они умудрялись абсолютно все обратить в свою пользу.
Во всяком случае выглядели они убедительно, когда высказывали озабоченность судьбой страны: "сможет ли Россия встать в один ряд с промышленно развитыми государствами", "будет ли продукция отечественных предприятий конкурентоспособна на мировых рынках" и вообще "какую страну мы оставим детям - процветающую или нищую и обездоленную"!
После окончания пресс-конференции толпа повалила к выходу. На какое-то время Реброва прижали к стене, а когда он оттуда выбрался, то увидел, что журналисты, разбившись на группки, теперь уже по отдельности терзают вопросами людей из президиума.
Шелест был в числе тех, кто пользовался особой популярностью у газетчиков. Президента банка "Московский кредит" окружало человек пять, среди них находилась и Игнатьева. Она внимательно слушала, что говорил Шелест, и, как показалось Реброву, улыбалась точно так же, как на той давней фотографии.
Виктор не стал дожидаться, пока Анна заметит его. Он развернулся и пошел к выходу.
Спускаясь со второго этажа в длинный холл гостиницы, Ребров догнал Энрико Берлуччи.
- О-о-о! Здравствуйте! - удивленно сказал итальянец и протянул руку. Как ваше здоровье?
- Нормально. А почему вы спрашиваете? - в свою очередь озадачился Виктор.
- На пресс-конференции я сидел рядом с Анной Игнатьевой... Помните, вы нас познакомили в прошлую нашу встречу. Я спросил ее, почему вас нет в зале и где вы сейчас находитесь. А она ответила, что, скорее всего, вы в больнице лечите нервы. По-русски ее фраза звучала как-то иначе, но смысл был примерно таким.
- Уже выписался, - усмехнулся Ребров. - Впрочем, вы тоже что-то не похожи сами на себя. У вас неприятности?
Итальянец помялся, словно не желая отвечать на этот вопрос. Но потом с тяжким вздохом сказал:
- Я очень разочарован...
- Чем?
- Пресс-конференцией... И вообще я устал от множества событий в России, в результате которых ничего не происходит. Это какой-то бег на одном месте... Кстати, скажите, вы тоже участвовали вместе с господином Большаковым в организации этого нового движения?
По его голосу чувствовалось, что ко всей этой затее он относится плохо.
- Участвовал... В значительной степени, - честно признался Виктор. - А вы не верите, что мы сможем помочь отечественной промышленности?
- Не верю, - подтвердил итальянец. - Когда собирают таких разных людей - это не для дела. Скорее всего, господин Большаков будет проводить очередную шумную кампанию. Я в России уже четыре года и знаю, что у вас всегда так поступают, когда надо убедить в чем-то общественное мнение. Впрочем, дело даже не в господине Большакове. Я давно знаю, что он из себя представляет. Меня сегодня очень расстроили все те уважаемые люди, которые пришли вместе с ним. Не люблю патетику и громкие слова, но, простите, кто-то же должен думать и о России...
- А может, из нынешней кампании все-таки что-то выйдет дельное? Что-то такое, чего вы даже не ожидаете? - усмехнулся Ребров.
- Я в это уже не верю, - решительно замотал головой итальянец. - Между прочим, меня скоро переводят в Рим. Я сам об этом попросил. Когда я приехал в вашу страну, то очень хотел ей чем-нибудь помочь. Но нельзя помочь тому, кто не хочет помочь себе сам.
- Мы с вами еще увидимся?
- Вряд ли.
- Жаль, - искренне сказал Ребров.
- Мне тоже.
Они уже дошли до автомобильной стоянки и стали прощаться, но Энрико еще чуть-чуть задержал руку Виктора.
- Знаете, - наморщил он лоб, словно раздумывая, говорить или нет. - У нас в Италии тоже долгое время всем правила мафия, но потом нашлись честные люди - прокуроры, политики, журналисты, которых нельзя купить. Вначале их было немного, но они стали очень хорошим примером для всех. Да и в других странах было что-то подобное: Америке помог Рузвельт, Франции - де Голль. И в России должен появиться свой мессия, извините за громкое слово, иначе у вас ничего не получится. Он должен перевернуть общественное представление о том, что - хорошо, а что - плохо. Показать, что воровать - неприлично. Иначе люди у вас так и будут идти во власть только за одним... Ну, вы понимаете... И еще... это, конечно, не мое дело, но лучше уходите от Большакова.
Энрико виновато улыбнулся и направился к своей машине.
Глава XXVI
НЕЗВАНЫЕ ВИЗИТЕРЫ
1
В субботу с утра, обнаружив в своем холодильнике всего лишь открытую банку сардин, которым здесь было почти так же просторно, как в Атлантическом океане, Ребров отправился закупать продукты на неделю.
Чаще всего он делал это в "Новоарбатском" гастрономе. В советские времена, когда дефицитом являлось абсолютно все, люди съезжались в этот магазин из ближнего и дальнего Подмосковья, и даже из более отдаленных мест, так как в "Новоарбатском" можно было гарантированно купить, пусть и отстояв громадную очередь, несколько сортов колбасы. Теперь же это был один из самых больших в центре города супермаркетов, где полки ломились от всяких вкусных вещей.
Виктор предпочитал "Новоарбатский" еще и потому, что прежде они часто ходили сюда вместе с Анной, когда она оставалась у него на выходные дни. И сейчас, даже не признаваясь себе в этом, он накупил именно того, что ей нравились, будто бы она должна была скоро к нему прийти.
От "Новоарбатского" до дома Реброва было не более десяти минут ходьбы, но, возвращаясь из магазина с кучей пакетов в руках, он пожалел, что не поехал за покупками на машине. Несмотря на утро, дышать в столице уже было нечем. Громадное и жаркое, как раскаленная сковородка, солнце зависло над Москвой, выжигая все живое на улицах. Даже Бульварное кольцо - обычно шумное и забитое машинами - сейчас оживляли лишь редкие троллейбусы, да и они, казалось, тоже сбежали бы куда-нибудь за город, если бы не зависели от электрических проводов.
Однако, как утверждают астрологи, во всех человеческих поступках есть особый, потаенный смысл. В самом деле, если бы Ребров поехал в магазин на своей дряхлой "Ладе", то тогда он не купил бы в подземном переходе свежие газеты и, возможно, не случились бы события, существенно повлиявшие на его дальнейшую жизнь.
В общем-то газеты оказались неинтересными. В покинутой всеми на лето столице ничего не происходило, и большинство редакций пробавлялось сообщениями о резко возросшем от жары числе сердечных приступов и об участившихся лесных пожарах в ближнем Подмосковье. Виктор уже собирался было выбросить всю эту макулатуру, но тут вдруг наткнулся на знакомое словосочетание "Новая Россия -XXI век".
В газете "Коммерсантъ", всегда подчеркнуто демонстрировавшей свою информированность, имелся специальный раздел, где рассказывалось о различных документах, находящихся в данный момент на рассмотрении в правительстве. Именно здесь Ребров и встретил название нового общероссийского движения.
В небольшой заметке говорилось, что на подпись премьеру в числе других поступило постановление, предусматривающее целый комплекс мер по содействию структурной перестройке крупных отечественных предприятий. И среди организаций, которые должны были заниматься этой работой, как раз и называлась "Новая Россия - XXI век".
Ребров сразу понял, что постановление подготовлено и стремительно проведено по лабиринтам правительственного аппарата ради упоминания нескольких строчек, открывавших неограниченные возможности для детища Большакова и Шелеста. Это была обычная чиновничья уловка: в пространный, не вызывающий возражений по своему духу, но, как правило, совершенно бесполезный документ вставлялись два-три слова, одна строка, абзац, позволявшие нужным людям и организациям получить различные льготы, государственную поддержку или что-то такое, чему и название придумать было трудно.
Прежде Виктор считал, что у него есть еще несколько недель для того, чтобы накопить побольше информации для убойной статьи, - о ее публикации, возможно под псевдонимом, он уже договорился со Стрельником. Теперь же он в очередной раз понял, что у него нет ни времени, ни серьезных фактов для того, чтобы реализовать задуманное.
Более того, ему было абсолютно ясно: если правительственное постановление премьер подпишет, то остановить набравший скорость маховик будет уже невозможно. После этого газетная статья даст такой же эффект, что и дробовик при охоте на слона. Да и сражаться тогда Виктору придется не только с Большаковым и Шелестом, но и со всеми теми людьми, которые уже выстроились в очередь в ожидании дивидендов от новой аферы. Эта команда способна была раздавить любого.
Ребров запаниковал. В таком состоянии даже здравомыслящие люди совершают необдуманные поступки, а уж Виктора после многих бессонных ночей, проведенных в мысленных сражениях с Большаковым и Шелестом и в попытках доказать что-то Анне, назвать полностью нормальным вряд ли было возможно.
Пометавшись по квартире, Виктор сел за телефон и стал разыскивать Стрельника. Ему пришлось немало потрудиться, пока он не обнаружил своего друга у Леры Веролайнен.
- Да, он у меня, - сказала Лера не очень приветливо. - Сейчас я его позову.
Спустя несколько секунд в трубке раздался хриплый голос, сопровождаемый сухим кашлем - Игорь явно пренебрегал предупреждениями Минздрава о вреде курения.
- Ну?! Слушаю тебя, - пробурчал он.
- Ты когда-то говорил мне, что руководитель пресс-службы правительства учился с тобой на одном курсе, - без долгих объяснений начал Ребров.
- Ну?!
- Ты поддерживаешь с ним контакты?
- Да. Ближе к телу.
- Тогда ты должен меня выручить!
- Объясни членораздельно: чего ты хочешь? - начал раздражаться Игорь.
- Я должен немедленно встретиться с этим человеком и показать ему кое-какие документы. Понимаешь, все мои прежние планы опубликовать через тебя статью превращаются в бессмыслицу. Будет поздно. Все уже случится. Поэтому я должен предпринять что-то прямо сейчас.
- Но ведь сегодня суббота!
- Насколько я знаю, аппарат правительства по субботам работает.
Ребров понимал, что ждет от своего друга подвига: в невыносимую жару звонить куда-то и, может быть, даже ехать... Но это был единственный шанс затормозить подписание правительственного постановления. Шанс мизерный, но ничего другого Виктор сейчас придумать не мог.
- А если он спросит: о чем идет речь? Что ему сказать? - после продолжительной паузы недовольно спросил Игорь.
- Я хочу его познакомить с некоторыми планами Большакова и Шелеста. Это затрагивает интересы премьера. Твой знакомый должен проявить любопытство, если он, конечно, не хочет упустить случай отличиться перед своим шефом. Но лучше твоему другу ничего предварительно не говорить. Объясни лишь, что это очень важно и очень срочно. Иначе премьер допустит ошибку, исправлять которую будет очень нелегко.
- Ну хорошо, - наконец просипел Игорь, - я попытаюсь его разыскать. Ты дома? Я тебе перезвоню.
После того как Большаков закончил, на какое-то время наступила тишина. Потом послышалось что-то вроде глубокого вдоха, и Шелест своим мягким голосом, со свойственной ему иронией, произнес:
- Проще говоря, ты предлагаешь мне под видом помощи структурной перестройке предприятий выбить у правительства деньги, чтобы потом начать на них собственную игру? Естественно, подкормив из этих же средств людей и в правительстве, и в регионах, и в парламенте...
Очевидно, в его интонациях Большакову что-то не понравилось, потому что он сухо уточнил:
- Ты видишь какие-то изъяны в этой схеме или тебя мучает моральный аспект?
- Нет-нет, - тут же откликнулся Шелест, - идея настолько простая и настолько наглая, что она вполне может сработать. И она действительно актуальна: демократы и в самом деле явно задержались в своем развитии. Это пора исправлять, если нам не безразлично будущее демократии в России. Ирония и пафос так перемешивались в его интонациях, что порой трудно было понять: шутит он или говорит серьезно. - Кстати, подобные проекты меня всегда вдохновляют. Это как покер, где, блефуя, ты можешь за две двойки взять миллион! - В конце рабочего дня Шелест позволил себе расслабиться.
- Тогда что тебя смущает?
- То, что придется обманывать хозяина.
- Кого? - не понял Большаков.
- Премьера, - пояснил Шелест. - Мы его так называли с коллегами в правительстве. Я ему многим обязан. Если бы в свое время он меня не прикрыл, то я имел бы сейчас немало проблем. Хотя в том случае хозяин преследовал и личные интересы: ему просто не хотелось лишнего шума, который бы бросил тень на все правительство. Как бы там ни было, - резко закруглил он экскурс в прошлое, видимо решив, что и так сказал слишком много, - мне очень рискованно делать подобные вещи за спиной премьера: узнает прихлопнет одной левой... Но... с хозяином, - засмеялся Шелест, - вообще ничего не получится. Он по натуре - медведь и попытается все подмять под себя. Тогда мы у него будем пешками. Поэтому... - он опять хмыкнул, придется его все-таки обманывать.
- А это удастся?
- Посмотрим... У меня прямо сейчас родился один любопытный вариант. Я попытаюсь использовать свои связи в президентской администрации и частично подключить ее к созданию фонда. Тогда перед премьером можно будет представить дело так, что в окружении президента уже думают о будущих выборах и потихоньку начинают налаживать контакты с промышленными генералами, с губернаторами, а чтобы это не очень бросалось в глаза, как раз и нужен относительно независимый фонд... Хотя, конечно, чтобы нас не обвинили в разбазаривании государственных средств, придется к отбору инвестиционных проектов привлечь, скажем, Министерство экономики, организовать для прикрытия какие-то конкурсы. Ну и прочую ерунду... Но это уже не составит труда...
Далее Большаков и Шелест говорили о том, кого было бы целесообразно втянуть в эту кампанию. По их мнению, уже на первом этапе к пропагандистской работе надо подключить не только депутатов, но и известных экономистов, руководителей крупных предприятий, научных учреждений, общественных деятелей. Обсудили они и какой бюрократический аппарат нужно будет создать для реализации проекта.
Беседа затянулась, к тому же это были всего лишь предварительные прикидки, поэтому Ребров не стал переписывать пленку до конца. Тем более что существовала опасность неожиданного возвращения Большакова.
Но Алексей, как и обещал, вернулся в свой кабинет в перерыве между заседаниями. Первым делом он забрал кассету и, пряча ее в сейф, спросил:
- Ну что ты обо всем этом думаешь?
- По-моему, ты вытянул выигрышный билет. Побывав в правительстве, этот человек привык играть по-крупному, и тебе в любом случае будет очень полезно поработать вместе с ним. Конечно, люди масштаба Шелеста всегда занимаются одновременно несколькими подобными проектами, но то, что наша идея ему понравилась, - однозначно. Ясно, что Шелест готов работать с тобой, иначе не стал бы высказываться так откровенно.
Виктор подумал, что вместо "откровенно", он вполне мог бы сказать "цинично". О создании общероссийского движения и фонда - как средства не только заработать, но и решить какие-то свои политические задачи, - Шелест рассуждал, как о чем-то обыденном, с легким презрением к бывшим коллегам из правительства, к журналистам, к миллионам людей, которые должны были покорно проглотить все, что они с Большаковым собирались им приготовить. Но именно это как раз и необходимо было Реброву.
В тот вечер, когда Виктор узнал, что Большаков хочет от него избавиться, он, как никогда четко, понял одну вещь: у него остается последний шанс, чтобы рассчитаться со своими обидчиками. А главное, из-за нехватки времени он должен был рассчитаться со всеми сразу - и с Шелестом, и с Большаковым.
Задача осложнялась еще и тем, что Реброву так и не удалось собрать достаточно документов, чтобы заинтересовать следственные органы многими темными эпизодами из жизни бывшего вице-премьера. Их не хватало даже для убедительной статьи. Он не мог сослаться на слова насмерть перепуганного и до сих пор скрывавшегося на Северном Кавказе Георгия Дзгоева, а те жалкие документы, которые Виктор получил от помощника директора Заборского металлургического комбината, не способны были лишить Шелеста сна даже на одну ночь.
Именно поэтому Ребров решил сам инициировать какую-нибудь кампанию, куда он мог бы втянуть своих обидчиков. А потом, наблюдая за событиями как бы изнутри и накопив достаточное количество неопровержимых фактов, интересных наблюдений, написать об их цинизме, о масштабах воровства, о реальных мотивах поступков этих людей. И магнитофонная кассета была в данном случае настоящим подарком. Хотя ее одной, конечно, было недостаточно.
Единственное, что не давало покоя Виктору, - это моральный аспект задуманной им комбинации. В тот праздничный вечер, наблюдая за фейерверком и в очередной раз прослушивая кассету, он вновь и вновь задавался вопросом: есть ли у него право искусственно ставить людей в невыгодную ситуацию, а потом использовать это? Но, в конце концов, Ребров решил, что ни Шелеста, ни Большакова он не заставляет делать ничего такого, что было бы им не свойственно.
3
Наблюдая жизнь Государственной думы изнутри, Ребров пришел к выводу, что это, пожалуй, единственное в стране место, где можно постоянно менять свои взгляды, убеждения, даже лгать и предавать своих соратников и в то же время оставаться приличным человеком.
Некоторые депутаты успевали побывать членами всех существовавших здесь фракций и групп, иногда находившихся на противоположных полюсах политического спектра. И, что самое интересное, каждый раз они доказывали, будто бы за свои убеждения готовы отдать жизнь. В приличном обществе таких людей не пустили бы даже на порог, но в Думе они чувствовали себя вполне комфортно - с ними не гнушались сидеть рядом, здоровались за руку, им позволяли высказывать свою очередную, глубоко выстраданную точку зрения.
Но особенно часто стали посещать Реброва грустные мысли о депутатских нравах с тех пор, как в кабинет его шефа чуть ли не в очередь выстроились народные избранники. Чтобы организовать этот неиссякаемый людской поток, Большакову достаточно было всего лишь шепнуть под большим секретом двум-трем своим коллегам, что он начинает формирование новой депутатской группы, за которой стоят большие деньги.
Первыми ринулись к Большакову самые неустроенные и безвестные члены парламента. Они проявляли просто-таки неприличную суетливость, по много раз заглядывали в приемную, заигрывали с Люсей. А Левон, тонко чувствовавший, чего стоит тот или иной человек, даже стал помыкать ими и заставлял ждать своей очереди в коридоре.
Те народные избранники, кто уже набрал хоть какой-то политический вес, также спешили застолбить себе теплое местечко, но при этом старались не терять лицо. Они искали повод подойти к Алексею в коридоре, в столовой или в зале заседаний. Вначале обсуждали какие-то отвлеченные темы и только потом переходили к главному, а именно: что им светит в случае присоединения к новой депутатской группе? Торг был вполне конкретным, а разброс цен очень велик.
Даже думские политические тяжеловесы серьезно взбудоражились слухами о возможном появлении новой фракции или, по крайней мере, депутатской группы. Конечно, свой интерес они тщательно скрывали и в беседах между собой обменивались снисходительными шутками по поводу потуг Большакова. Но тем не менее жадно выспрашивали друг у друга, что же за новый зверь появился в их берлоге и кто за ним стоит.
В первое время на переговоры со своими коллегами Большаков приглашал и Реброва, представляя его как руководителя аналитической службы общественно-экономического движения "Новая Россия - XXI век". Алексей сам придумал это название. И хотя Виктор доказывал, что надо убрать или слово "новая", или "XXI век", Большаков оставил и то и другое, видимо считая, что кашу маслом не испортишь.
Вообще в этот период Алексей часто и уже привычно блефовал. Так, прибегавшим к нему депутатам он говорил об общероссийском движении, как о вполне сформировавшейся структуре.
- Уже выразили готовность присоединиться к нам руководители крупных банков, предприятий. Создается и специальный фонд, - веско, с достоинством ронял Большаков, показывая, что он информирует собеседника больше из вежливости, но упрашивать никого не собирается, так как и без того полно желающих влиться в ряды спасителей отечественной экономики. - Но, главное, - тут он понижал голос, - нас будет поддерживать правительство - и политически, и финансово.
Слова о фонде и финансовой поддержке правительства действовали гипнотически - народные избранники немедленно выражали готовность влиться в ряды патриотического движения "Новая Россия - XXI век" и в соответствующую парламентскую фракцию. Оказывается, они давно уже ночи не спят и все думают, как помочь отечественной промышленности. Причем абсолютно все депутаты считали, что сделали бы для структурной перестройки, для подъема российской экономики гораздо больше, если бы занимали руководящие посты во фракции. В ответ Алексей не скупился раздавать обещания, но они носили самый общий характер: "Вот когда наступит лето - тогда обязательно всем будет тепло".
Но не прошло и двух недель после начала активных консультаций по сколачиванию новой депутатской группы, как Большаков стал все реже и реже приглашать на них Виктора, зато все чаще там появлялся Садиров. Как и во времена избирательной кампании, Ринат незаметно перетянул всю подготовительную работу на себя и своих людей. Он опять вел всю документацию, регулировал очередность и время встреч, работал со средствами массовой информации.
Ребров не собирался с ним в этом соперничать, но в какой-то момент почувствовал, что начинает терять контроль над событиями, что какие-то важные и очень нужные детали проходят мимо него. И когда он вдруг случайно узнал, как далеко уже все зашло, ему даже стало немного нехорошо.
4
В конце июня организаторы движения "Новая Россия - XXI век" устроили в бизнес-центре гостиницы "Рэдиссон-Славянская" широко разрекламированную пресс-конференцию. Журналистов набилось полный зал, так как к этому времени по Москве уже вовсю ползли слухи о какой-то новой, грандиозной затее доморощенных олигархов, обещавшей ее участникам миллиардные прибыли.
Ребров пришел в "Рэдиссон-Славянскую" минут за десять до начала пресс-конференции, но к этому моменту все стулья в бизнес-центре уже были разобраны и ему пришлось стоять. В зале оказалось немало знакомых лиц. А где-то во втором или третьем ряду Виктор увидел Игнатьеву, которая оживленно разговаривала с сидевшим рядом с ней Энрико Берлуччи.
Анна в очередной раз изменила прическу, а точнее, вернулась к прежней: она отрастила немного волосы и собрала их на затылке, открыв длинную, красивую шею. Зато прическу итальянца изменить было невозможно - его громадная со лба до затылка лысина была такой же идеально круглой и лучезарной, как нимб какого-нибудь святого.
Со времени последней размолвки с Анной Виктор ни разу не звонил ей, и она не звонила ему. И в этом не было ничего удивительного: если бы проводился, предположим, мировой конкурс по упрямству, они наверняка встретились бы в финале и схватка оказалась бы долгой и упорной. Кроме того, Ребров находился именно в том идиотском состоянии, в котором человек способен сутками думать о другом человеке, мечтать о встрече с ним, но из-за какой-то дурацкой гордости скорее согласится, чтобы ему отрубили руку, чем наберет этой рукой заветный номер телефона.
Впрочем, как только Виктор увидел Анну, он тут же забыл о своей гордости и решил с ней поговорить. С ним часто так бывало: чем более мощные он возводил баррикады, тем легче они рушились. Он заметался в поисках пути к ней, но стулья стояли длинными сплошными рядами, а проходы вдоль стен были забиты людьми. Оставалось только лезть по головам. Конечно, вряд ли такой пустяк его бы остановил, но в этот момент в зал вошли организаторы нового общественного движения и уже через минуту пресс-конференция началась.
Вел ее Садиров, а в президиуме, помимо Большакова и Шелеста, сидело еще много известных людей - генеральный директор крупного объединения по производству боевых самолетов, губернатор одной из сибирских областей, где находилось множество военных заводов, президент промышленно-строительной ассоциации, банкиры, депутаты.
Команда выглядела внушительно, но особенно впечатляло, с какой скоростью она была сколочена. Ребров вдруг с ужасом подумал, что эти люди, объединившись, вполне способны реализовать на практике то, что задумывалось им всего лишь как приманка для Большакова и Шелеста. Получалось, что, создавая ловушку своим врагам, Виктор опять лишь помог им. Это был заколдованный круг. Что бы ни изобретал он, они умудрялись абсолютно все обратить в свою пользу.
Во всяком случае выглядели они убедительно, когда высказывали озабоченность судьбой страны: "сможет ли Россия встать в один ряд с промышленно развитыми государствами", "будет ли продукция отечественных предприятий конкурентоспособна на мировых рынках" и вообще "какую страну мы оставим детям - процветающую или нищую и обездоленную"!
После окончания пресс-конференции толпа повалила к выходу. На какое-то время Реброва прижали к стене, а когда он оттуда выбрался, то увидел, что журналисты, разбившись на группки, теперь уже по отдельности терзают вопросами людей из президиума.
Шелест был в числе тех, кто пользовался особой популярностью у газетчиков. Президента банка "Московский кредит" окружало человек пять, среди них находилась и Игнатьева. Она внимательно слушала, что говорил Шелест, и, как показалось Реброву, улыбалась точно так же, как на той давней фотографии.
Виктор не стал дожидаться, пока Анна заметит его. Он развернулся и пошел к выходу.
Спускаясь со второго этажа в длинный холл гостиницы, Ребров догнал Энрико Берлуччи.
- О-о-о! Здравствуйте! - удивленно сказал итальянец и протянул руку. Как ваше здоровье?
- Нормально. А почему вы спрашиваете? - в свою очередь озадачился Виктор.
- На пресс-конференции я сидел рядом с Анной Игнатьевой... Помните, вы нас познакомили в прошлую нашу встречу. Я спросил ее, почему вас нет в зале и где вы сейчас находитесь. А она ответила, что, скорее всего, вы в больнице лечите нервы. По-русски ее фраза звучала как-то иначе, но смысл был примерно таким.
- Уже выписался, - усмехнулся Ребров. - Впрочем, вы тоже что-то не похожи сами на себя. У вас неприятности?
Итальянец помялся, словно не желая отвечать на этот вопрос. Но потом с тяжким вздохом сказал:
- Я очень разочарован...
- Чем?
- Пресс-конференцией... И вообще я устал от множества событий в России, в результате которых ничего не происходит. Это какой-то бег на одном месте... Кстати, скажите, вы тоже участвовали вместе с господином Большаковым в организации этого нового движения?
По его голосу чувствовалось, что ко всей этой затее он относится плохо.
- Участвовал... В значительной степени, - честно признался Виктор. - А вы не верите, что мы сможем помочь отечественной промышленности?
- Не верю, - подтвердил итальянец. - Когда собирают таких разных людей - это не для дела. Скорее всего, господин Большаков будет проводить очередную шумную кампанию. Я в России уже четыре года и знаю, что у вас всегда так поступают, когда надо убедить в чем-то общественное мнение. Впрочем, дело даже не в господине Большакове. Я давно знаю, что он из себя представляет. Меня сегодня очень расстроили все те уважаемые люди, которые пришли вместе с ним. Не люблю патетику и громкие слова, но, простите, кто-то же должен думать и о России...
- А может, из нынешней кампании все-таки что-то выйдет дельное? Что-то такое, чего вы даже не ожидаете? - усмехнулся Ребров.
- Я в это уже не верю, - решительно замотал головой итальянец. - Между прочим, меня скоро переводят в Рим. Я сам об этом попросил. Когда я приехал в вашу страну, то очень хотел ей чем-нибудь помочь. Но нельзя помочь тому, кто не хочет помочь себе сам.
- Мы с вами еще увидимся?
- Вряд ли.
- Жаль, - искренне сказал Ребров.
- Мне тоже.
Они уже дошли до автомобильной стоянки и стали прощаться, но Энрико еще чуть-чуть задержал руку Виктора.
- Знаете, - наморщил он лоб, словно раздумывая, говорить или нет. - У нас в Италии тоже долгое время всем правила мафия, но потом нашлись честные люди - прокуроры, политики, журналисты, которых нельзя купить. Вначале их было немного, но они стали очень хорошим примером для всех. Да и в других странах было что-то подобное: Америке помог Рузвельт, Франции - де Голль. И в России должен появиться свой мессия, извините за громкое слово, иначе у вас ничего не получится. Он должен перевернуть общественное представление о том, что - хорошо, а что - плохо. Показать, что воровать - неприлично. Иначе люди у вас так и будут идти во власть только за одним... Ну, вы понимаете... И еще... это, конечно, не мое дело, но лучше уходите от Большакова.
Энрико виновато улыбнулся и направился к своей машине.
Глава XXVI
НЕЗВАНЫЕ ВИЗИТЕРЫ
1
В субботу с утра, обнаружив в своем холодильнике всего лишь открытую банку сардин, которым здесь было почти так же просторно, как в Атлантическом океане, Ребров отправился закупать продукты на неделю.
Чаще всего он делал это в "Новоарбатском" гастрономе. В советские времена, когда дефицитом являлось абсолютно все, люди съезжались в этот магазин из ближнего и дальнего Подмосковья, и даже из более отдаленных мест, так как в "Новоарбатском" можно было гарантированно купить, пусть и отстояв громадную очередь, несколько сортов колбасы. Теперь же это был один из самых больших в центре города супермаркетов, где полки ломились от всяких вкусных вещей.
Виктор предпочитал "Новоарбатский" еще и потому, что прежде они часто ходили сюда вместе с Анной, когда она оставалась у него на выходные дни. И сейчас, даже не признаваясь себе в этом, он накупил именно того, что ей нравились, будто бы она должна была скоро к нему прийти.
От "Новоарбатского" до дома Реброва было не более десяти минут ходьбы, но, возвращаясь из магазина с кучей пакетов в руках, он пожалел, что не поехал за покупками на машине. Несмотря на утро, дышать в столице уже было нечем. Громадное и жаркое, как раскаленная сковородка, солнце зависло над Москвой, выжигая все живое на улицах. Даже Бульварное кольцо - обычно шумное и забитое машинами - сейчас оживляли лишь редкие троллейбусы, да и они, казалось, тоже сбежали бы куда-нибудь за город, если бы не зависели от электрических проводов.
Однако, как утверждают астрологи, во всех человеческих поступках есть особый, потаенный смысл. В самом деле, если бы Ребров поехал в магазин на своей дряхлой "Ладе", то тогда он не купил бы в подземном переходе свежие газеты и, возможно, не случились бы события, существенно повлиявшие на его дальнейшую жизнь.
В общем-то газеты оказались неинтересными. В покинутой всеми на лето столице ничего не происходило, и большинство редакций пробавлялось сообщениями о резко возросшем от жары числе сердечных приступов и об участившихся лесных пожарах в ближнем Подмосковье. Виктор уже собирался было выбросить всю эту макулатуру, но тут вдруг наткнулся на знакомое словосочетание "Новая Россия -XXI век".
В газете "Коммерсантъ", всегда подчеркнуто демонстрировавшей свою информированность, имелся специальный раздел, где рассказывалось о различных документах, находящихся в данный момент на рассмотрении в правительстве. Именно здесь Ребров и встретил название нового общероссийского движения.
В небольшой заметке говорилось, что на подпись премьеру в числе других поступило постановление, предусматривающее целый комплекс мер по содействию структурной перестройке крупных отечественных предприятий. И среди организаций, которые должны были заниматься этой работой, как раз и называлась "Новая Россия - XXI век".
Ребров сразу понял, что постановление подготовлено и стремительно проведено по лабиринтам правительственного аппарата ради упоминания нескольких строчек, открывавших неограниченные возможности для детища Большакова и Шелеста. Это была обычная чиновничья уловка: в пространный, не вызывающий возражений по своему духу, но, как правило, совершенно бесполезный документ вставлялись два-три слова, одна строка, абзац, позволявшие нужным людям и организациям получить различные льготы, государственную поддержку или что-то такое, чему и название придумать было трудно.
Прежде Виктор считал, что у него есть еще несколько недель для того, чтобы накопить побольше информации для убойной статьи, - о ее публикации, возможно под псевдонимом, он уже договорился со Стрельником. Теперь же он в очередной раз понял, что у него нет ни времени, ни серьезных фактов для того, чтобы реализовать задуманное.
Более того, ему было абсолютно ясно: если правительственное постановление премьер подпишет, то остановить набравший скорость маховик будет уже невозможно. После этого газетная статья даст такой же эффект, что и дробовик при охоте на слона. Да и сражаться тогда Виктору придется не только с Большаковым и Шелестом, но и со всеми теми людьми, которые уже выстроились в очередь в ожидании дивидендов от новой аферы. Эта команда способна была раздавить любого.
Ребров запаниковал. В таком состоянии даже здравомыслящие люди совершают необдуманные поступки, а уж Виктора после многих бессонных ночей, проведенных в мысленных сражениях с Большаковым и Шелестом и в попытках доказать что-то Анне, назвать полностью нормальным вряд ли было возможно.
Пометавшись по квартире, Виктор сел за телефон и стал разыскивать Стрельника. Ему пришлось немало потрудиться, пока он не обнаружил своего друга у Леры Веролайнен.
- Да, он у меня, - сказала Лера не очень приветливо. - Сейчас я его позову.
Спустя несколько секунд в трубке раздался хриплый голос, сопровождаемый сухим кашлем - Игорь явно пренебрегал предупреждениями Минздрава о вреде курения.
- Ну?! Слушаю тебя, - пробурчал он.
- Ты когда-то говорил мне, что руководитель пресс-службы правительства учился с тобой на одном курсе, - без долгих объяснений начал Ребров.
- Ну?!
- Ты поддерживаешь с ним контакты?
- Да. Ближе к телу.
- Тогда ты должен меня выручить!
- Объясни членораздельно: чего ты хочешь? - начал раздражаться Игорь.
- Я должен немедленно встретиться с этим человеком и показать ему кое-какие документы. Понимаешь, все мои прежние планы опубликовать через тебя статью превращаются в бессмыслицу. Будет поздно. Все уже случится. Поэтому я должен предпринять что-то прямо сейчас.
- Но ведь сегодня суббота!
- Насколько я знаю, аппарат правительства по субботам работает.
Ребров понимал, что ждет от своего друга подвига: в невыносимую жару звонить куда-то и, может быть, даже ехать... Но это был единственный шанс затормозить подписание правительственного постановления. Шанс мизерный, но ничего другого Виктор сейчас придумать не мог.
- А если он спросит: о чем идет речь? Что ему сказать? - после продолжительной паузы недовольно спросил Игорь.
- Я хочу его познакомить с некоторыми планами Большакова и Шелеста. Это затрагивает интересы премьера. Твой знакомый должен проявить любопытство, если он, конечно, не хочет упустить случай отличиться перед своим шефом. Но лучше твоему другу ничего предварительно не говорить. Объясни лишь, что это очень важно и очень срочно. Иначе премьер допустит ошибку, исправлять которую будет очень нелегко.
- Ну хорошо, - наконец просипел Игорь, - я попытаюсь его разыскать. Ты дома? Я тебе перезвоню.