Страница:
Обратились к генерал-губернатору со смиренной просьбой отменить приказ.
Его британское вице-величество даже не удостоил ответа.
Сейчас же образовываются группы, выбирают депутатов и шлют в Калькутту... Но депутация возвращается, не добившись ничего.
Тогда все население грозит губернатору объявить против него Дурну.
Тот лишь рассмеялся, но скоро пришлось мистеру Джону сдержать свой смех.
В одно прекрасное утро все население Бенареса (свыше пятисот тысяч человек) вышло на улицы в траурных одеждах: и все расселись на земле против своих жилищ, восклицая:
? Я объявляю Дурну против губернатора Калькутты и мусульман, убийц животных.
В эту минуту остановились все дела, все лавки закрылись, путешественники, и в особенности мусульмане, спешно бегут из города... И в течение двадцати четырех часов никто: ни один мужчина, ни женщина, ни ребенок не позволили себе отступить, никто не ел, не пил и не спал.
Весь Бенарес обрек себя смерти, желая добиться справедливости.
Испуганный этой манифестацией губернатор взял на себя отмену этого приказа и донес об этом своему начальнику. Гордый вице-король уволил своего подчиненного, положившего конец такой ужасной забастовке, но все же не было и речи о возобновлении невыполнимого приказа.
В Бенгалии существует еще один обычай, который хотя и похож немного на предыдущий, но выражается еще резче.
Касте скороходов, носильщиков паланкинов, комиссионеров в Индии обыкновенно поручают переносить из одной провинции в другую золото, серебро и драгоценные вещи.
Часто встречаются эти бохи за сто лье от обитаемых местностей. Со своей драгоценной ношей идут они джунглями, лесами, болотами. Казалось бы, что их одиночество могло бы соблазнить воров... И все-таки грабеж бохи встречается очень редко, едва раз или два в столетие.
Бохи по большей части очень тщедушен, но для самозащиты у него есть ужасное оружие трага.
Если его ограбили, то он считается обесчещенным и не может уже вернуться ни в свою касту, ни в свою семью, так как они дают следующую клятву: "Я доставлю этот предмет по назначению, или я умру".
Несчастный, у которого отняли его ношу, закалывается на глазах грабителей длинным кинжалом, называемым трага.
Но эта смерть поднимает моментально на ноги всю касту, к которой принадлежала жертва, и, бросив все свои дела, с трагами в руках все члены касты начинают преследовать воров и убивают их всех до последнего, их родственников и их друзей, начинается поголовная резня.
Преступление никогда не остается безнаказанным, потому что провинция, в которой пал бохи, буквально наводняется ожесточенными преследователями, которые не успокоятся, пока не найдут и не уничтожат виновных, так как тут примешано еще и религиозное поверье, что до тех пор, пока не будет отомщен умерший, ни один из его касты не достигнет небесного блаженства.
Подобные самосуды влекли иногда за собой ужасные последствия. По одному только подозрению в соучастии или сокрытии виновных вырезались целые деревни, причем не было пощады даже грудным младенцам.
Так что бохе Индии можно доверить самую драгоценную кладь, и он доставит ее в целости по назначению.
Милях в четырех от Бенареса находится очень интересный памятник Сарната.
Однажды утром я отправился туда с моим верным Амуду, которого я брал с собой даже в самые незначительные путешествия, так как в Индии европеец не может сам заботиться о своей пище.
Всякий путешественник с любопытством взглянет на сарнатский монумент. Он состоит из башни около ста пятидесяти футов в окружности, и ее развалины поднимаются в вышину на сто футов. Она очень массивна; нижняя часть ее облицована громадными глыбами камня, очень искусно спаянными между собой. Камни эти отполированы и украшены по верху широкой гирляндой цветов прекрасной скульптурной работы.
Думают, что верхняя часть башни была выстроена в позднейшее время, она сложена из кирпичей, а каменная покрышка ее, которая, как видно, когда-то была, исчезла бесследно, так что совершенно нельзя себе представить, какова она была.
Буддийские храмы ? а все заставляет думать, что и сарнатский монумент один из них ? были скорее могилами для увековечивания памяти выдающихся людей, нежели просто храмами, посвященными божеству.
Известно, что, в сущности, буддисты придают их божеству очень небольшое влияние на общее течение вещей. Чисто божественное, высшее не вмешивается в обыденные житейские дела.
Буддисты, божество которых не особенно интересуется добрыми или злыми делами своих последователей, веруют, что доброе дело находит себе награду, а злое ? наказание еще здесь, на земле.
Своим святым и пророкам они возводят эти башни, которые противостоят разрушению веков. В них погребали они этих святых или же хранили части их: зуб, руку или ногу, или несколько волосков Будды.
Развалины громадного здания видны вокруг башни метров на сто, а недалеко находится пагода, посвященная Шиве. Эта пагода считается самой священной из всех пагод в окрестности.
Кирпичи, которые находили в мусоре вокруг башни, не оставляли сомнения в том, что она принадлежала буддистам, потому что на каждом из них видно оттиснутое изображение Будды в его обычной сидящей позе, с руками, положенными на колени...
Почти во всей Азии встречаются подобные развалины, которые свидетельствуют, как был распространен буддизм в далекие века.
И действительно, примитивная религия Будды, допускающая лишь одно божество, отвергающая принцип каст и неравноправия и воздающая каждому по его заслугам, конечно, должна была привлечь к себе всех пасынков старого индусского строя ? парий и рабов.
В браманический мир Будда вторгся, уничтожая рабство и проповедуя личную независимость. Ему принадлежит символ:
"Каждому по его заслугам".
Теперь во всей Индии не найти ни одного буддиста. На обратном пути в Бенарес мы встретились с небольшим гвардейским кавалерийским отрядом. Видя всадников, гарцующих на горячих конях, можно подумать, что в Индии еще осталось что-то от ее былого блеска. Но увы! Здесь то же, что и в остатках архитектуры, где снаружи все прекрасно сохранилось, а внутри мерзость запустения. Целый полк сипаев не устоит перед ротой европейских солдат.
Англичане хотели заставить нас принять всерьез их туземную армию, но это не что иное, как размалеванная декорация, и вряд ли эти солдаты смогут оказать сопротивление русским, если те явятся через равнины Афганистана, чтобы покорить себе Индию.
Англия выставит вперед свои европейские войска, и судьба Индустана будет решена в две-три битвы. Если же англичане потерпят поражение, то им останется сейчас же покинуть страну, так как они не могут надеяться на туземные войска, которые, увидев неудачу своих властителей, тотчас же перейдут на сторону завоевателей и безжалостно перережут горло тем, кому повиновались еще вчера.
Исключая, что вообще восточный характер изменчив, и что Индия находится под игом уже много веков, еще приходится считаться с тем, что Англию и англичан так сильно ненавидят в Индии от мыса Коморина до подножия Гималаев и до берегов Инда, что если случится какой-нибудь европейской державе одержать над англичанами верх, то в Индии не протянется ни одна рука, чтобы поддержать их.
Да!.. Если бы я имел счастье направлять русскую политику, то в Константинополь я явился бы через Индию. Вернувшись в Бенарес, я приказал Амуду готовиться к отъезду, так как меня охватывало нетерпение раскинуть мою палатку в диких областях, где берет свой исток Гадавери, у развалин Эллоры, таинственное происхождение которых скрыто от нас в тумане веков.
ГЛАВА II
Причины восстания в 1857 году. ? Ужасные зверства. ? Что такое английская месть. ? Женщины Бенгалии. ? Визит в гарем. Пейхвы. ? Отъезд в Арунгабад.
Что меня поразило в Бенаресе, этом древнем святилище чистых браманических верований, так это то, насколько повлияло мусульманство на некоторые нравы и обычаи индусов, самых упорных противников всякой чужеземной идеи.
Что касается религиозных вопросов, то между ними остается та же граница, что и раньше. Обе расы с отвращением оттолкнули бы всякую мысль о смешанных браках, не стали бы носить одинаковые материи, ни есть общих кушаний, ни сели бы вместе обедать за один стол, и еще, может быть, в течение многих веков они не будут переступать порог один другого.
В вопросе каст тоже не последовало никакого слияния, но, например, чисто могольский обычай ? запирать своих женщин в гинекеи ? привился во всех высших классах индусского населения, не только в Бенаресе, но и во всей Бенгалии, в Агре и Пенджабе.
А потому большая часть домов в Бенаресе походит на крепости, и построены дома так, чтобы уничтожить всякую возможность увидеть с улицы в окне женщину, а также и ей позволить выглянуть в окно на улицу.
Высокие стены окружают дворы и сады, откуда бедные затворницы могут видеть только голубое небо.
Иногда им разрешается, но и то только после заката солнца, выходить на высокие террасы, где они могут подышать свежим воздухом.
Нельзя себе представить, в каком неведении держат этих очаровательных созданий. Со мной было странное приключение: благодаря счастливому стечению обстоятельств мне удалось посетить гарем Пейхвы. Из моих разговоров с прелестными затворницами можно заключить, как они детски наивны и какое представление имеют о внешней жизни.
Однажды утром, когда я уже заканчивал приготовления к отъезду, Амуду доложил мне, что меня пришел навестить Пейхва. Потомок древних махратских раджей, он был очень умен и жаждал узнать как можно больше о Европе. Не проходило дня, чтобы он не зашел ко мне поговорить час-другой.
Я воспользовался этим визитом, чтобы поблагодарить за любезное гостеприимство, и предложил ему несколько подарков, которые просил принять от меня на память.
Глаза Рам Кондор Пейхвы заблестели, как у обрадованного желанной игрушкой ребенка, когда между прочими предметами я передал ему прекрасный револьвер американской системы, украшенный золотом и платиной; он так был доволен, что предложил мне потребовать от него что угодно, поклявшись, что он сейчас же исполнит просимое.
Это обычный ответ индуса каждый раз, как вы делаете ему подарок, но это ни к чему не обязывает, так как обыкновенно, надо заметить, что дарят не для того, чтобы получить что-либо в обмен.
Похвалить какую-нибудь вещь ? это значит получить ее сейчас же в подарок.
Стоит вам сказать: "Чудная лошадь!.. Прелестная жемчужина!.. Прекрасный алмаз!.." Не успеете окончить фразы, как услышите: "Пользуйтесь ими, так как отныне они ваши."
Но принять этот подарок, значит показать недостаток воспитания.
По обычаю я ответил Пейхве, что мне ничего не нужно, что воспоминание о чисто царском гостеприимстве не изгладится в моем сердце. Но Пейхва настаивал, и очень упорно. Это было первый раз, что я видел индуса, не удовольствовавшегося банальным ответом. Я со своей стороны продолжал отказываться.
? Благодарю тебя, Пейхва, ? отвечал я, ? уверяю тебя, что мне ничего не надо.
Но Пейхва заупрямился, он вбил себе в голову сделать мне приятное и категорически отказывался от моих подарков, если я не пожелаю чего-нибудь для себя.
? Какова бы ни была твоя просьба, она заранее исполнена, ? наконец заявил он.
? Берегись, не бери на себя так много, ? ответил я.
? Не бойся, ? горделиво ответил раджа, ? правда, англичане лишили Пейхву трона, но это еще не значит, что он пал так низко, что слово его стоит не более слова раба.
? Хорошо, раз ты этого требуешь, я скажу, чего мне хочется больше всего в эту минуту, но пеняй на себя, если мое желание окажется невыполнимым.
? Я слушаю тебя.
? Мне хотелось бы, прежде чем покинуть Бенарес, побывать в каком-нибудь гареме.
? Это невозможно!
? Разве я не говорил этого?
? Почему выбрал ты то, что по нашим нравам и обычаям совершенно невозможно?
? Потому что это единственное, чего я хочу в настоящую минуту.
Пейхва подумал несколько минут, потом просто сказал:
? Хорошо... Ты увидишь гарем, но ты должен будешь переодеться, чтобы скрыть твою национальность и твой пол.
? Я сделаю все, что ты хочешь.
? Я могу выдать тебя за мусульманскую торговку, но ты не должен поднимать вуаля.
? Эта мысль неудачна, Пейхва.
? Но почему же?
? Я слишком плохо говорю по-бенгальски, так что не будет никакой иллюзии.
? Но кто же заставляет тебя говорить?
? Тогда мой визит в гарем не имеет смысла. Мне совсем не интересно смотреть на женщин, которые никогда не переступали порога своего дома, их раззолоченной тюрьмы, куда их запирает ревность мужа; мне интересно поговорить с ними и узнать, какое понятие имеют они о внешнем мире, которого никогда не видали.
? Я тебя понимаю. В таком случае, я выдам тебя за доктора местри, единственного мужчину, которого мы имеем право вводить в наши гинекеи, и я припоминаю, что доктор-англичанин бывал несколько раз во дворце последнего раджи Аудского.
? Который был лишен трона лордом Дальгузи?
? Да, и который умер в Калькутте... Я предупрежу моих жен о твоем приходе под предлогом осмотра детей. Осматривая их, ты можешь поговорить с их матерями. Салям, я зайду вечером.
Когда Рам Кондор удалился, я облокотился на край террасы и любовался полным величия видом, расстилавшимся у моих ног. Против меня величавый Ганг, залитый солнцем, сверкает как золото, а вокруг дома, дворцы, храмы, пагоды и кружевные минареты мечети Аурензеба сверкают белизной, вырисовываясь на лазурном небе... дивная, незабвенная картина!
Вдали, на военном поле, на том самом, где в 1857 году англичане опозорили себя ужасной бойней, гарцует кавалерийский полк. А еще до сих пор это поле зовется Feringhi ka dagha, ловушка, кровавое пятно англичан.
Действительно, ужасные воспоминания.
Франции хорошо и полезно узнать получше Англию, которой многие из наших соотечественников, не покидавших никогда своей страны, приписывают величие души, человечность и великодушие, из которых наши соседи делают себе лишь ширмы, чтобы прикрыть свой чудовищный эгоизм, свои варварские поступки и жестокость.
При каждом появлении моей новой книги все английские журналы поднимают крик, что содержание ее лишь пьяные бредни, но я предупреждаю их, что все-таки они не помешают мне сорвать ту лицемерную маску, которую носит их страна, и указать на воровство, насилия, постыдные убийства, которыми грязнит себя уже около двух столетий эта нация пенителей моря.
Политика, которую ведет Джон Булль, та же самая, которая привела Картуша и Мандрена на эшафот, разница лишь в том, что Картуш и Мандрен не были достаточно сильны, чтобы заставить торжествовать их идею.
Я уже несколько раз упоминал об ужасной бойне в 1857 году, вызванной восстанием сипаев. Ловушка Бенареса дает мне повод показать, как берутся за дело англичане, когда им надо украсть королевство, как эти "герои" убивают стариков, женщин и детей... если сила на их стороне.
В нескольких словах я расскажу эту историю сипаев Индии, которую англичане стараются представить в совсем другом виде, но которая останется навеки кровавым пятном, которого им никогда не отмыть.
Я держусь того мнения, что если бы существовали международные жандармы, то за этот чудовищный эпизод в истории колоний жандармерия эта должна была бы посадить Англию на цепь. Пусть меня не обвиняют в пристрастии и в желании сгустить краски, ведь существует целый ряд неоспоримых документов, и даже английских, подтверждающих этот ужасный факт.
Как известно, английская нация делится на две партии, виги и тори, консерваторы и либералы; кроме этих фракций, которые влияют в том или другом смысле на общий ход дел страны, существует еще другая группировка, два оппозиционных лагеря, святых и политиков; последние-то и имеют громадное влияние на колониальную политику.
Святые вербуются из буржуазии средних классов и низшего духовенства; они являются представителями того религиозного пуританства, который желает свободы и свободного исповедания лишь для себя, и нетерпимость его ни перед чем не останавливается. Политики, люди с образованием, в своих рядах считают все высшее дворянство, родовую или денежную аристократию, сливки промышленности, ученых, профессоров, магистратуру и высшее духовенство. Эти политики имеют лишь одну цель: неограниченное владычество Англии, какими бы средствами оно ни достигалось; у них не существует ни справедливости, ни законности для других народов, раз только дело касается английских интересов.
Один из прежних офицеров британской армии в Индии, М. де Варрен, говорит, что партия политиков остановится лишь тогда, когда осуществит свой претенциозный девиз:
"Britania rules the world" ("Англия ? царица мира").
Когда главенствуют святые, то они мечтают об обращении индусов в христианство, раздают в громадном количестве библии, заполняют Индию целой армией проповедников, и религиозные преследования достигают, наконец, таких размеров, что на смену святых принуждены являться политики.
А как только политики забирают власть в руки, то сейчас же начинают всеми имеющимися у них средствами, то есть ружьями, пушками, конфискацией, отчуждением, присоединять и покорять еще свободные провинции. Новое слово аннексия выдумано именно политиками.
Занять территорию своего бывшего союзника, который всегда оставался вам верным, ? это преступление, ? говорит М. де Варрен, ? ограбить семью, которая оказывала вам благодеяния, ? это бесчестно, это оскорбление нравственности... но аннексировать, это просто прибавить к своему полю поле соседа, чтобы избавить его от труда возделывать это поле. Можно, пожалуй, пообещать ему вечно отдавать доход с поля, но выдавать всего лишь несколько лет... ну, одним словом, аннексировать.
Вот какой печальной политике, какой отвратительной эксплуатации обречена попеременно несчастная Индия.
Индусам проповедывали любовь, милосердие, христианское братство, а они видели, что политики именем христианской королевы продолжают отбирать индусские королевства одно за другим. Им давали много библий, но зато у них отнималось все, что можно отнять, и благосостояние страны все падало, мало-помалу нищета проникла чуть не в каждую семью. И индусы делали вид, что они слушают святых, выносили политиков и продолжали замыкаться в еще более непроницаемую тайну, скрывая от посторонних взоров свои нравы и обычаи, и свои семьи.
Следует прибавить, что Англия является сознательной причиной ужасного голода, который опустошает Индию через каждые пять-шесть лет.
С одной стороны, она отказывается исправить громадную систему орошения прудов и каналов, устроенных еще при браминах, для сбережения воды при ливнях и для поливки полей в сухое время года, а с другой стороны, она позволяет своим купцам спекулировать на народном бедствии. Они вывозят в громадном количестве хлеб, не заботясь о тех миллионах индусов, которые умирают от голода.
Для компатриотов Дарвина это называется борьбой за жизнь, и тем хуже для того, кто падает.
Два слова о прудах орошения.
В течение девяти месяцев в году Индия не видит ни капли дождя со своего вечно голубого неба. Ужасные засухи опустошили бы страну и в конце концов сделали бы ее необитаемой, если бы еще в древности брамины не заставили покрыть всю Индию сетью прудов, резервуаров, каналов, сообщающихся между собой, и, вообще, не устроили бы водохранилищ, которые собирают в себе воду в период дождей. И в каждой провинции имелось столько искусственных бассейнов, сколько воды ей требовалось. В период засухи вода бежит по каналам и распределяется так, что каждый клочок поля имеет ежедневно свою порцию воды.
Во французских владениях эта система орошения поддерживается идеально, и здесь вы не встретите ни одного заброшенного и запущенного пруда, результатом чего и является то, что на французской территории индусы встречают периодический голод без того ужаса, который царит в английской Индии... На нашей территории от голода не умирают.
Что же касается английских владений, то многие древние прекрасные пруды погибли из-за того, что их не поддерживали и не исправляли. Например, в Понэри, в Трихнаполийском округе, был пруд в сорок восемь километров длины и площадью в двести квадратных километров, и он погиб.
Что скажете вы на это, мои милые английские журналисты и критики, забрасывающие меня грязью только потому, что я говорю правду, потому что в противном случае вы оставили бы меня в покое?
А как вы думаете, сколько рисовых полей мог оросить хотя бы этот Понэрийский пруд, занимавший двести квадратных километров?
В Индии признано, что одного квадратного километра пруда достаточно, чтобы полить десять квадратных километров земли.
Следовательно, Понэрийский пруд орошал две тысячи квадратных километров полей.
Отвечай честью, Джон Булль, это таким образом ты приносишь в страны, на которые ты обрушиваешься, прогресс, благоденствие и цивилизацию?
И ведь дело идет не об одном этом пруде.
Вся Индия покрыта развалинами, и каждые пять лет индусы умирают от голода в количестве двухсот-трехсот тысяч человек; гибнут они на дорогах, на уединенных тропинках, в джунглях, где дикие звери пожирают их еще живыми.
В бытность мою судьей в Пондишери, в 1866 году, я видел английских подданных, заполонивших французскую территорию и приносивших своих умирающих с голоду детей к дверям наших жилищ.
"Возьмите их, ? говорили несчастные, ? я вам отдаю их совсем, только дайте им немного риса, чтобы они не умерли с голоду."
Было бы слишком дорого поддерживать обширную систему орошения, устроенную браминами. Ведь погибают лишь индусы! Честный Джон Булль, который их грабит, давит своими налогами, не вытащит ни одного шиллинга из своей кассы.
Почитайте еще того же де Варрена, вот страница двести тринадцатая:
"Индусам очень трудно добиться благосостояния одним земледелием, потому что английское правительство берет себе треть чистого дохода, то есть две трети с валового, а агенты, служащие посредниками при сборе налогов, берут себе еще добрую часть. Так что мелким земледельцам едва остается столько, чтобы не умереть с голоду."
Нет, господа англичане, вы можете пускать пыль в глаза дуракам или буржуям, сидящим за своими конторками, но тот, кто видел вас в работе, никогда не скажет, что вы благородная и великодушная нация.
Я знаю, что вы обладаете прекрасно вышколенной прессой, которая, как только дело коснется национальной чести, так вместо того, чтобы открыть недостатки, наоборот, начинаете кричать утром и вечером от Темзы до Желтой реки, до берегов Ганга, Инда и до самых отдаленных островов Океании: "Англичане ? самый храбрый народ, самый честный, самый великий, самый бескорыстный и самый цивилизованный во всем свете!" И это кричат пятьдесят тысяч разных газет и обозрений. А это громадная сила, и одинокий голос не слышен в этом концерте, но телеграф и пароход делают свое дело, и европейские народы начинают мало-помалу вникать в действия громадной пиявки, которая зовется Великобританией и которая протянула над миром свои ненасытные щупальца и сосет кровь и мозг из всего, что живет и работает под солнцем.
Но на горизонте есть две точки, которые, по моему мнению, вырастут и лавиной обрушатся на этот новый Карфаген.
Не пройдет и века, как Россия отнимет у Англии Индию, а Америка ? ее первенствующую роль на море. Если Франция сумеет преградить ей дорогу на крайнем востоке и завладеть Сиамом, Аннамом и Китаем, то Англии останется одно ? сидеть на своем острове, солить треску и коптить селедки. Это будет часом правосудия!..
Я передаю слова того же де Варрена:
"Когда в феврале 1856 года лорду Дальгузи пришла фантазия аннексировать королевство Ауд, то он затруднился найти предлог для подобного насилия над существующими договорами, долго думал, и, вспомнив, очевидно, басню о волке и ягненке, решил упрекнуть короля Аудского, сына и внука верных союзников английской короны, в том, что своим дурным управлением тот допустил в своей стране беспорядки, которые могли обеспокоить английских подданных. Действительно, в течение нескольких дней было несколько ссор между фанатиками-мусульманами и браминами одной из пагод.
Дети Пророка обвиняли браминов в том, что те будто бы бросили в их мечеть внутренности дохлой кошки. Индусы защищались против этой клеветы, но мусульмане напали на пагоды, бранились, кричали, и даже обе стороны стреляли друг в друга, но жертв почти не было. Резидент придрался к этому случаю, и сейчас же повысил тон и начал требовать удовлетворения.
Говорят, что бедный король осмелился заметить то, что и во владениях английской королевы бывают случаи ссор между мусульманами и индусами.
Ему ответили, что такие замечания с его стороны неприличны, и что он должен был принять меры к тому, чтобы не беспокоить своих соседей.
? Но ведь командирами моих войск состоят ваши же офицеры, ? отвечал несчастный король, ? приказания они принимают лишь от вас, так и прикажите им, чтобы они лучше несли свою полицейскую службу, чтобы и я сам мог спать спокойно.
Чтобы прекратить ту драку, довольно было бы трех-четырех солдат с капралом.
Но лорд Дальгузи не из тех людей, которые отказываются от раз принятого ими решения.
Несколько дней спустя появилась прокламация, в которой в целом ряде параграфов говорилось, что королевство Аудское очень плохо управляется вот уже тремя поколениями королей, то есть нынешним, его отцом и дедом, что их управление вредит не только их собственным подданным, но грозит беспокойством соседям, и что законы нравственности и человечности настоятельно требуют от английского королевства, чтобы оно положило конец всем этим неурядицам и не конфисковало, нет, но аннексировало королевство Аудское.
Его британское вице-величество даже не удостоил ответа.
Сейчас же образовываются группы, выбирают депутатов и шлют в Калькутту... Но депутация возвращается, не добившись ничего.
Тогда все население грозит губернатору объявить против него Дурну.
Тот лишь рассмеялся, но скоро пришлось мистеру Джону сдержать свой смех.
В одно прекрасное утро все население Бенареса (свыше пятисот тысяч человек) вышло на улицы в траурных одеждах: и все расселись на земле против своих жилищ, восклицая:
? Я объявляю Дурну против губернатора Калькутты и мусульман, убийц животных.
В эту минуту остановились все дела, все лавки закрылись, путешественники, и в особенности мусульмане, спешно бегут из города... И в течение двадцати четырех часов никто: ни один мужчина, ни женщина, ни ребенок не позволили себе отступить, никто не ел, не пил и не спал.
Весь Бенарес обрек себя смерти, желая добиться справедливости.
Испуганный этой манифестацией губернатор взял на себя отмену этого приказа и донес об этом своему начальнику. Гордый вице-король уволил своего подчиненного, положившего конец такой ужасной забастовке, но все же не было и речи о возобновлении невыполнимого приказа.
В Бенгалии существует еще один обычай, который хотя и похож немного на предыдущий, но выражается еще резче.
Касте скороходов, носильщиков паланкинов, комиссионеров в Индии обыкновенно поручают переносить из одной провинции в другую золото, серебро и драгоценные вещи.
Часто встречаются эти бохи за сто лье от обитаемых местностей. Со своей драгоценной ношей идут они джунглями, лесами, болотами. Казалось бы, что их одиночество могло бы соблазнить воров... И все-таки грабеж бохи встречается очень редко, едва раз или два в столетие.
Бохи по большей части очень тщедушен, но для самозащиты у него есть ужасное оружие трага.
Если его ограбили, то он считается обесчещенным и не может уже вернуться ни в свою касту, ни в свою семью, так как они дают следующую клятву: "Я доставлю этот предмет по назначению, или я умру".
Несчастный, у которого отняли его ношу, закалывается на глазах грабителей длинным кинжалом, называемым трага.
Но эта смерть поднимает моментально на ноги всю касту, к которой принадлежала жертва, и, бросив все свои дела, с трагами в руках все члены касты начинают преследовать воров и убивают их всех до последнего, их родственников и их друзей, начинается поголовная резня.
Преступление никогда не остается безнаказанным, потому что провинция, в которой пал бохи, буквально наводняется ожесточенными преследователями, которые не успокоятся, пока не найдут и не уничтожат виновных, так как тут примешано еще и религиозное поверье, что до тех пор, пока не будет отомщен умерший, ни один из его касты не достигнет небесного блаженства.
Подобные самосуды влекли иногда за собой ужасные последствия. По одному только подозрению в соучастии или сокрытии виновных вырезались целые деревни, причем не было пощады даже грудным младенцам.
Так что бохе Индии можно доверить самую драгоценную кладь, и он доставит ее в целости по назначению.
Милях в четырех от Бенареса находится очень интересный памятник Сарната.
Однажды утром я отправился туда с моим верным Амуду, которого я брал с собой даже в самые незначительные путешествия, так как в Индии европеец не может сам заботиться о своей пище.
Всякий путешественник с любопытством взглянет на сарнатский монумент. Он состоит из башни около ста пятидесяти футов в окружности, и ее развалины поднимаются в вышину на сто футов. Она очень массивна; нижняя часть ее облицована громадными глыбами камня, очень искусно спаянными между собой. Камни эти отполированы и украшены по верху широкой гирляндой цветов прекрасной скульптурной работы.
Думают, что верхняя часть башни была выстроена в позднейшее время, она сложена из кирпичей, а каменная покрышка ее, которая, как видно, когда-то была, исчезла бесследно, так что совершенно нельзя себе представить, какова она была.
Буддийские храмы ? а все заставляет думать, что и сарнатский монумент один из них ? были скорее могилами для увековечивания памяти выдающихся людей, нежели просто храмами, посвященными божеству.
Известно, что, в сущности, буддисты придают их божеству очень небольшое влияние на общее течение вещей. Чисто божественное, высшее не вмешивается в обыденные житейские дела.
Буддисты, божество которых не особенно интересуется добрыми или злыми делами своих последователей, веруют, что доброе дело находит себе награду, а злое ? наказание еще здесь, на земле.
Своим святым и пророкам они возводят эти башни, которые противостоят разрушению веков. В них погребали они этих святых или же хранили части их: зуб, руку или ногу, или несколько волосков Будды.
Развалины громадного здания видны вокруг башни метров на сто, а недалеко находится пагода, посвященная Шиве. Эта пагода считается самой священной из всех пагод в окрестности.
Кирпичи, которые находили в мусоре вокруг башни, не оставляли сомнения в том, что она принадлежала буддистам, потому что на каждом из них видно оттиснутое изображение Будды в его обычной сидящей позе, с руками, положенными на колени...
Почти во всей Азии встречаются подобные развалины, которые свидетельствуют, как был распространен буддизм в далекие века.
И действительно, примитивная религия Будды, допускающая лишь одно божество, отвергающая принцип каст и неравноправия и воздающая каждому по его заслугам, конечно, должна была привлечь к себе всех пасынков старого индусского строя ? парий и рабов.
В браманический мир Будда вторгся, уничтожая рабство и проповедуя личную независимость. Ему принадлежит символ:
"Каждому по его заслугам".
Теперь во всей Индии не найти ни одного буддиста. На обратном пути в Бенарес мы встретились с небольшим гвардейским кавалерийским отрядом. Видя всадников, гарцующих на горячих конях, можно подумать, что в Индии еще осталось что-то от ее былого блеска. Но увы! Здесь то же, что и в остатках архитектуры, где снаружи все прекрасно сохранилось, а внутри мерзость запустения. Целый полк сипаев не устоит перед ротой европейских солдат.
Англичане хотели заставить нас принять всерьез их туземную армию, но это не что иное, как размалеванная декорация, и вряд ли эти солдаты смогут оказать сопротивление русским, если те явятся через равнины Афганистана, чтобы покорить себе Индию.
Англия выставит вперед свои европейские войска, и судьба Индустана будет решена в две-три битвы. Если же англичане потерпят поражение, то им останется сейчас же покинуть страну, так как они не могут надеяться на туземные войска, которые, увидев неудачу своих властителей, тотчас же перейдут на сторону завоевателей и безжалостно перережут горло тем, кому повиновались еще вчера.
Исключая, что вообще восточный характер изменчив, и что Индия находится под игом уже много веков, еще приходится считаться с тем, что Англию и англичан так сильно ненавидят в Индии от мыса Коморина до подножия Гималаев и до берегов Инда, что если случится какой-нибудь европейской державе одержать над англичанами верх, то в Индии не протянется ни одна рука, чтобы поддержать их.
Да!.. Если бы я имел счастье направлять русскую политику, то в Константинополь я явился бы через Индию. Вернувшись в Бенарес, я приказал Амуду готовиться к отъезду, так как меня охватывало нетерпение раскинуть мою палатку в диких областях, где берет свой исток Гадавери, у развалин Эллоры, таинственное происхождение которых скрыто от нас в тумане веков.
ГЛАВА II
Причины восстания в 1857 году. ? Ужасные зверства. ? Что такое английская месть. ? Женщины Бенгалии. ? Визит в гарем. Пейхвы. ? Отъезд в Арунгабад.
Что меня поразило в Бенаресе, этом древнем святилище чистых браманических верований, так это то, насколько повлияло мусульманство на некоторые нравы и обычаи индусов, самых упорных противников всякой чужеземной идеи.
Что касается религиозных вопросов, то между ними остается та же граница, что и раньше. Обе расы с отвращением оттолкнули бы всякую мысль о смешанных браках, не стали бы носить одинаковые материи, ни есть общих кушаний, ни сели бы вместе обедать за один стол, и еще, может быть, в течение многих веков они не будут переступать порог один другого.
В вопросе каст тоже не последовало никакого слияния, но, например, чисто могольский обычай ? запирать своих женщин в гинекеи ? привился во всех высших классах индусского населения, не только в Бенаресе, но и во всей Бенгалии, в Агре и Пенджабе.
А потому большая часть домов в Бенаресе походит на крепости, и построены дома так, чтобы уничтожить всякую возможность увидеть с улицы в окне женщину, а также и ей позволить выглянуть в окно на улицу.
Высокие стены окружают дворы и сады, откуда бедные затворницы могут видеть только голубое небо.
Иногда им разрешается, но и то только после заката солнца, выходить на высокие террасы, где они могут подышать свежим воздухом.
Нельзя себе представить, в каком неведении держат этих очаровательных созданий. Со мной было странное приключение: благодаря счастливому стечению обстоятельств мне удалось посетить гарем Пейхвы. Из моих разговоров с прелестными затворницами можно заключить, как они детски наивны и какое представление имеют о внешней жизни.
Однажды утром, когда я уже заканчивал приготовления к отъезду, Амуду доложил мне, что меня пришел навестить Пейхва. Потомок древних махратских раджей, он был очень умен и жаждал узнать как можно больше о Европе. Не проходило дня, чтобы он не зашел ко мне поговорить час-другой.
Я воспользовался этим визитом, чтобы поблагодарить за любезное гостеприимство, и предложил ему несколько подарков, которые просил принять от меня на память.
Глаза Рам Кондор Пейхвы заблестели, как у обрадованного желанной игрушкой ребенка, когда между прочими предметами я передал ему прекрасный револьвер американской системы, украшенный золотом и платиной; он так был доволен, что предложил мне потребовать от него что угодно, поклявшись, что он сейчас же исполнит просимое.
Это обычный ответ индуса каждый раз, как вы делаете ему подарок, но это ни к чему не обязывает, так как обыкновенно, надо заметить, что дарят не для того, чтобы получить что-либо в обмен.
Похвалить какую-нибудь вещь ? это значит получить ее сейчас же в подарок.
Стоит вам сказать: "Чудная лошадь!.. Прелестная жемчужина!.. Прекрасный алмаз!.." Не успеете окончить фразы, как услышите: "Пользуйтесь ими, так как отныне они ваши."
Но принять этот подарок, значит показать недостаток воспитания.
По обычаю я ответил Пейхве, что мне ничего не нужно, что воспоминание о чисто царском гостеприимстве не изгладится в моем сердце. Но Пейхва настаивал, и очень упорно. Это было первый раз, что я видел индуса, не удовольствовавшегося банальным ответом. Я со своей стороны продолжал отказываться.
? Благодарю тебя, Пейхва, ? отвечал я, ? уверяю тебя, что мне ничего не надо.
Но Пейхва заупрямился, он вбил себе в голову сделать мне приятное и категорически отказывался от моих подарков, если я не пожелаю чего-нибудь для себя.
? Какова бы ни была твоя просьба, она заранее исполнена, ? наконец заявил он.
? Берегись, не бери на себя так много, ? ответил я.
? Не бойся, ? горделиво ответил раджа, ? правда, англичане лишили Пейхву трона, но это еще не значит, что он пал так низко, что слово его стоит не более слова раба.
? Хорошо, раз ты этого требуешь, я скажу, чего мне хочется больше всего в эту минуту, но пеняй на себя, если мое желание окажется невыполнимым.
? Я слушаю тебя.
? Мне хотелось бы, прежде чем покинуть Бенарес, побывать в каком-нибудь гареме.
? Это невозможно!
? Разве я не говорил этого?
? Почему выбрал ты то, что по нашим нравам и обычаям совершенно невозможно?
? Потому что это единственное, чего я хочу в настоящую минуту.
Пейхва подумал несколько минут, потом просто сказал:
? Хорошо... Ты увидишь гарем, но ты должен будешь переодеться, чтобы скрыть твою национальность и твой пол.
? Я сделаю все, что ты хочешь.
? Я могу выдать тебя за мусульманскую торговку, но ты не должен поднимать вуаля.
? Эта мысль неудачна, Пейхва.
? Но почему же?
? Я слишком плохо говорю по-бенгальски, так что не будет никакой иллюзии.
? Но кто же заставляет тебя говорить?
? Тогда мой визит в гарем не имеет смысла. Мне совсем не интересно смотреть на женщин, которые никогда не переступали порога своего дома, их раззолоченной тюрьмы, куда их запирает ревность мужа; мне интересно поговорить с ними и узнать, какое понятие имеют они о внешнем мире, которого никогда не видали.
? Я тебя понимаю. В таком случае, я выдам тебя за доктора местри, единственного мужчину, которого мы имеем право вводить в наши гинекеи, и я припоминаю, что доктор-англичанин бывал несколько раз во дворце последнего раджи Аудского.
? Который был лишен трона лордом Дальгузи?
? Да, и который умер в Калькутте... Я предупрежу моих жен о твоем приходе под предлогом осмотра детей. Осматривая их, ты можешь поговорить с их матерями. Салям, я зайду вечером.
Когда Рам Кондор удалился, я облокотился на край террасы и любовался полным величия видом, расстилавшимся у моих ног. Против меня величавый Ганг, залитый солнцем, сверкает как золото, а вокруг дома, дворцы, храмы, пагоды и кружевные минареты мечети Аурензеба сверкают белизной, вырисовываясь на лазурном небе... дивная, незабвенная картина!
Вдали, на военном поле, на том самом, где в 1857 году англичане опозорили себя ужасной бойней, гарцует кавалерийский полк. А еще до сих пор это поле зовется Feringhi ka dagha, ловушка, кровавое пятно англичан.
Действительно, ужасные воспоминания.
Франции хорошо и полезно узнать получше Англию, которой многие из наших соотечественников, не покидавших никогда своей страны, приписывают величие души, человечность и великодушие, из которых наши соседи делают себе лишь ширмы, чтобы прикрыть свой чудовищный эгоизм, свои варварские поступки и жестокость.
При каждом появлении моей новой книги все английские журналы поднимают крик, что содержание ее лишь пьяные бредни, но я предупреждаю их, что все-таки они не помешают мне сорвать ту лицемерную маску, которую носит их страна, и указать на воровство, насилия, постыдные убийства, которыми грязнит себя уже около двух столетий эта нация пенителей моря.
Политика, которую ведет Джон Булль, та же самая, которая привела Картуша и Мандрена на эшафот, разница лишь в том, что Картуш и Мандрен не были достаточно сильны, чтобы заставить торжествовать их идею.
Я уже несколько раз упоминал об ужасной бойне в 1857 году, вызванной восстанием сипаев. Ловушка Бенареса дает мне повод показать, как берутся за дело англичане, когда им надо украсть королевство, как эти "герои" убивают стариков, женщин и детей... если сила на их стороне.
В нескольких словах я расскажу эту историю сипаев Индии, которую англичане стараются представить в совсем другом виде, но которая останется навеки кровавым пятном, которого им никогда не отмыть.
Я держусь того мнения, что если бы существовали международные жандармы, то за этот чудовищный эпизод в истории колоний жандармерия эта должна была бы посадить Англию на цепь. Пусть меня не обвиняют в пристрастии и в желании сгустить краски, ведь существует целый ряд неоспоримых документов, и даже английских, подтверждающих этот ужасный факт.
Как известно, английская нация делится на две партии, виги и тори, консерваторы и либералы; кроме этих фракций, которые влияют в том или другом смысле на общий ход дел страны, существует еще другая группировка, два оппозиционных лагеря, святых и политиков; последние-то и имеют громадное влияние на колониальную политику.
Святые вербуются из буржуазии средних классов и низшего духовенства; они являются представителями того религиозного пуританства, который желает свободы и свободного исповедания лишь для себя, и нетерпимость его ни перед чем не останавливается. Политики, люди с образованием, в своих рядах считают все высшее дворянство, родовую или денежную аристократию, сливки промышленности, ученых, профессоров, магистратуру и высшее духовенство. Эти политики имеют лишь одну цель: неограниченное владычество Англии, какими бы средствами оно ни достигалось; у них не существует ни справедливости, ни законности для других народов, раз только дело касается английских интересов.
Один из прежних офицеров британской армии в Индии, М. де Варрен, говорит, что партия политиков остановится лишь тогда, когда осуществит свой претенциозный девиз:
"Britania rules the world" ("Англия ? царица мира").
Когда главенствуют святые, то они мечтают об обращении индусов в христианство, раздают в громадном количестве библии, заполняют Индию целой армией проповедников, и религиозные преследования достигают, наконец, таких размеров, что на смену святых принуждены являться политики.
А как только политики забирают власть в руки, то сейчас же начинают всеми имеющимися у них средствами, то есть ружьями, пушками, конфискацией, отчуждением, присоединять и покорять еще свободные провинции. Новое слово аннексия выдумано именно политиками.
Занять территорию своего бывшего союзника, который всегда оставался вам верным, ? это преступление, ? говорит М. де Варрен, ? ограбить семью, которая оказывала вам благодеяния, ? это бесчестно, это оскорбление нравственности... но аннексировать, это просто прибавить к своему полю поле соседа, чтобы избавить его от труда возделывать это поле. Можно, пожалуй, пообещать ему вечно отдавать доход с поля, но выдавать всего лишь несколько лет... ну, одним словом, аннексировать.
Вот какой печальной политике, какой отвратительной эксплуатации обречена попеременно несчастная Индия.
Индусам проповедывали любовь, милосердие, христианское братство, а они видели, что политики именем христианской королевы продолжают отбирать индусские королевства одно за другим. Им давали много библий, но зато у них отнималось все, что можно отнять, и благосостояние страны все падало, мало-помалу нищета проникла чуть не в каждую семью. И индусы делали вид, что они слушают святых, выносили политиков и продолжали замыкаться в еще более непроницаемую тайну, скрывая от посторонних взоров свои нравы и обычаи, и свои семьи.
Следует прибавить, что Англия является сознательной причиной ужасного голода, который опустошает Индию через каждые пять-шесть лет.
С одной стороны, она отказывается исправить громадную систему орошения прудов и каналов, устроенных еще при браминах, для сбережения воды при ливнях и для поливки полей в сухое время года, а с другой стороны, она позволяет своим купцам спекулировать на народном бедствии. Они вывозят в громадном количестве хлеб, не заботясь о тех миллионах индусов, которые умирают от голода.
Для компатриотов Дарвина это называется борьбой за жизнь, и тем хуже для того, кто падает.
Два слова о прудах орошения.
В течение девяти месяцев в году Индия не видит ни капли дождя со своего вечно голубого неба. Ужасные засухи опустошили бы страну и в конце концов сделали бы ее необитаемой, если бы еще в древности брамины не заставили покрыть всю Индию сетью прудов, резервуаров, каналов, сообщающихся между собой, и, вообще, не устроили бы водохранилищ, которые собирают в себе воду в период дождей. И в каждой провинции имелось столько искусственных бассейнов, сколько воды ей требовалось. В период засухи вода бежит по каналам и распределяется так, что каждый клочок поля имеет ежедневно свою порцию воды.
Во французских владениях эта система орошения поддерживается идеально, и здесь вы не встретите ни одного заброшенного и запущенного пруда, результатом чего и является то, что на французской территории индусы встречают периодический голод без того ужаса, который царит в английской Индии... На нашей территории от голода не умирают.
Что же касается английских владений, то многие древние прекрасные пруды погибли из-за того, что их не поддерживали и не исправляли. Например, в Понэри, в Трихнаполийском округе, был пруд в сорок восемь километров длины и площадью в двести квадратных километров, и он погиб.
Что скажете вы на это, мои милые английские журналисты и критики, забрасывающие меня грязью только потому, что я говорю правду, потому что в противном случае вы оставили бы меня в покое?
А как вы думаете, сколько рисовых полей мог оросить хотя бы этот Понэрийский пруд, занимавший двести квадратных километров?
В Индии признано, что одного квадратного километра пруда достаточно, чтобы полить десять квадратных километров земли.
Следовательно, Понэрийский пруд орошал две тысячи квадратных километров полей.
Отвечай честью, Джон Булль, это таким образом ты приносишь в страны, на которые ты обрушиваешься, прогресс, благоденствие и цивилизацию?
И ведь дело идет не об одном этом пруде.
Вся Индия покрыта развалинами, и каждые пять лет индусы умирают от голода в количестве двухсот-трехсот тысяч человек; гибнут они на дорогах, на уединенных тропинках, в джунглях, где дикие звери пожирают их еще живыми.
В бытность мою судьей в Пондишери, в 1866 году, я видел английских подданных, заполонивших французскую территорию и приносивших своих умирающих с голоду детей к дверям наших жилищ.
"Возьмите их, ? говорили несчастные, ? я вам отдаю их совсем, только дайте им немного риса, чтобы они не умерли с голоду."
Было бы слишком дорого поддерживать обширную систему орошения, устроенную браминами. Ведь погибают лишь индусы! Честный Джон Булль, который их грабит, давит своими налогами, не вытащит ни одного шиллинга из своей кассы.
Почитайте еще того же де Варрена, вот страница двести тринадцатая:
"Индусам очень трудно добиться благосостояния одним земледелием, потому что английское правительство берет себе треть чистого дохода, то есть две трети с валового, а агенты, служащие посредниками при сборе налогов, берут себе еще добрую часть. Так что мелким земледельцам едва остается столько, чтобы не умереть с голоду."
Нет, господа англичане, вы можете пускать пыль в глаза дуракам или буржуям, сидящим за своими конторками, но тот, кто видел вас в работе, никогда не скажет, что вы благородная и великодушная нация.
Я знаю, что вы обладаете прекрасно вышколенной прессой, которая, как только дело коснется национальной чести, так вместо того, чтобы открыть недостатки, наоборот, начинаете кричать утром и вечером от Темзы до Желтой реки, до берегов Ганга, Инда и до самых отдаленных островов Океании: "Англичане ? самый храбрый народ, самый честный, самый великий, самый бескорыстный и самый цивилизованный во всем свете!" И это кричат пятьдесят тысяч разных газет и обозрений. А это громадная сила, и одинокий голос не слышен в этом концерте, но телеграф и пароход делают свое дело, и европейские народы начинают мало-помалу вникать в действия громадной пиявки, которая зовется Великобританией и которая протянула над миром свои ненасытные щупальца и сосет кровь и мозг из всего, что живет и работает под солнцем.
Но на горизонте есть две точки, которые, по моему мнению, вырастут и лавиной обрушатся на этот новый Карфаген.
Не пройдет и века, как Россия отнимет у Англии Индию, а Америка ? ее первенствующую роль на море. Если Франция сумеет преградить ей дорогу на крайнем востоке и завладеть Сиамом, Аннамом и Китаем, то Англии останется одно ? сидеть на своем острове, солить треску и коптить селедки. Это будет часом правосудия!..
Я передаю слова того же де Варрена:
"Когда в феврале 1856 года лорду Дальгузи пришла фантазия аннексировать королевство Ауд, то он затруднился найти предлог для подобного насилия над существующими договорами, долго думал, и, вспомнив, очевидно, басню о волке и ягненке, решил упрекнуть короля Аудского, сына и внука верных союзников английской короны, в том, что своим дурным управлением тот допустил в своей стране беспорядки, которые могли обеспокоить английских подданных. Действительно, в течение нескольких дней было несколько ссор между фанатиками-мусульманами и браминами одной из пагод.
Дети Пророка обвиняли браминов в том, что те будто бы бросили в их мечеть внутренности дохлой кошки. Индусы защищались против этой клеветы, но мусульмане напали на пагоды, бранились, кричали, и даже обе стороны стреляли друг в друга, но жертв почти не было. Резидент придрался к этому случаю, и сейчас же повысил тон и начал требовать удовлетворения.
Говорят, что бедный король осмелился заметить то, что и во владениях английской королевы бывают случаи ссор между мусульманами и индусами.
Ему ответили, что такие замечания с его стороны неприличны, и что он должен был принять меры к тому, чтобы не беспокоить своих соседей.
? Но ведь командирами моих войск состоят ваши же офицеры, ? отвечал несчастный король, ? приказания они принимают лишь от вас, так и прикажите им, чтобы они лучше несли свою полицейскую службу, чтобы и я сам мог спать спокойно.
Чтобы прекратить ту драку, довольно было бы трех-четырех солдат с капралом.
Но лорд Дальгузи не из тех людей, которые отказываются от раз принятого ими решения.
Несколько дней спустя появилась прокламация, в которой в целом ряде параграфов говорилось, что королевство Аудское очень плохо управляется вот уже тремя поколениями королей, то есть нынешним, его отцом и дедом, что их управление вредит не только их собственным подданным, но грозит беспокойством соседям, и что законы нравственности и человечности настоятельно требуют от английского королевства, чтобы оно положило конец всем этим неурядицам и не конфисковало, нет, но аннексировало королевство Аудское.