– Мой сын – предатель, – князь следил за уходящим солдатом. – Чернее дня у меня не было. Это же ты передал через князя Наша о встрече в Ивовой балке.
Значит, все получилось. У мятежников больше нет главаря. И в такой день отец нашел время, чтобы поймать сына. Митька с непонятным любопытством заглянул ему в лицо. Но князь смотрел поверх головы, туда, откуда возвращался караульный. Кольнуло: если сегодня ночью убили Кроха, то почему в Торнхэле все так спокойно?
– Король тоже считает тебя предателем.
Тревога ударила в барабаны, заставила выпрямиться. Вот сейчас князь в упор посмотрел на сына.
– В Ивовой балке ждала засада. Я слышал об отряде барона Улека. Это удача – уничтожить его. Предатели есть и на той стороне, вот только король скорее поверит, что мятежники разыграли удачную карту, чем в трусость льва.
Колючий комок царапнул горло, Митька с трудом его проглотил. Не получилось. Предал – и зря. Только людей погубил. Князя Наша подставил – вызвал недоверие короля.
– Иди, – сухо велел князь.
Митька оглянулся на приоткрытую дверь: конвоира не видно. Когда вернулись в Торнхэл, княжича заперли, и только недавно сержант провел под охраной к отцу.
– Ты меня не арестуешь?
– А разве – надо?
Княжич задумчиво колупнул каменный столбик.
– Все-таки ты неправ.
– Разве? Ты больше не сможешь сбежать.
Митька поднял глаза на отца:
– Ты же понимаешь, что я не про арест. Я – вообще.
– Иди, – все также сухо последовал приказ.
Митька все медлил, ему казалось – они не договорили. Караульный приближался, длинная тень тянулась за ним шлейфом.
– Если бы княжич Артемий все-таки выстрелил, мне было бы уже все равно. Мой сын… Еще подумал – не успею всю горечь испить, в упор убьет сразу. А вот – успел. Уйди, Митя!
Такая боль прорвалась в голосе, что Митька отшатнулся. Нашарил ручку двери и спиной назад шагнул с галереи. Постоял, задыхаясь от вины. Потом прислушался к тому, что делает отец. И только когда затихли в отдалении шаги и еле слышно прозвучал голос князя Дина, а затем ответ капитана Жана – Митька тронулся с места.
Княжича не остановили, когда он пересек двор. Только проводили взглядом, недоумевая: что же произошло на самом-то деле? Митька беспрепятственно поднялся почти до самого верха, но на последней лестничной площадке его остановили:
– Князь Дин велел никого не пускать.
– Даже меня? – холодно спросил Эмитрий.
– Тем более вас, княжич.
Отец ничего не забывает.
Митька развернулся, неторопливо пошагал вниз. Как говорил тур Весь: «История повторяется». Создатель, но если тебе так это нужно, дай Митьке Темкину судьбу! За что ему еще раз – пытки? Ни о чем другом не попрошу, только поменяй сейчас местами, Создатель!
Княжич толкнул дверь в Темкину комнату. Все тут осталось как прежде, только кресло со вспоротой обивкой опрокинули на бок. Прошел к окну. Полускрытый портьерой, он был не виден со двора. И вряд ли кто додумается искать княжича здесь. Если бы Митька мог – забился бы поглубже в какую нору. Но получилось только прислониться лбом к стеклу, бездумно смотреть во двор, на караульных у ворот, на объезжающего коня солдата. А жеребец-то хорош, но чужой, наверняка из конюшни Торнов.
Засуетились у ворот, бросились поднимать решетку. Митька узнал нетерпеливо гарцующего всадника – личный порученец князя Кроха. Спешит сообщить хозяину новости. «Интересно, написал ли отец правду?» – Митька подумал об этом отстраненно, без страха. Темка проживет еще пару дней, а потом будет все равно, какой приговор вынесут Митьке. Торопится гонец. Есть шанс, что без князя Кроха не начнут. «Не получилось, – снова подумал Митька. – Хоть бы тур Весь не попал в опалу к королю».
Княжич перебрал в пальцах длинную бахрому портьеры, машинально потер чернильное пятно тканью. Нет, смерти он действительно не боится. Глупо бояться чего-то после того, как предал отца – самое страшное уже произошло.
Там, в домике травницы.
Когда отец шагнул под выстрелы… Нет, не так – когда Темка поймал на прицел князя… Когда Митька закричал: «Матерь-заступница, пощади!!! Не надо!» Когда резануло болью горло от невозможности закричать.
Нет.
Когда побратим целился в отца, а Митька молчал. Словно Росс-покровитель ударил огромным мечом и разом располовинил княжича – спасти отца или спасти друга. Но Митька не сделал ни того, ни другого.
Цепляясь за портьеру, Митька сполз на пол, скорчился, обхватив колени руками.
* * *
Шаги! Темка метнулся к двери, притиснулся ухом к щели возле косяка. Точно, сюда идут. Княжич мягко отступил, прижался к стене. Теперь, если распахнут дверь, попробует выскользнуть.
Остановились. Кажется, двое или трое. Плохо, шакал побери! Щелкнул ключ в замке, Темка напружинился. Дверь подалась в коридор – и тут же княжичу в грудь уперся пистолет. Умные, сволочи!
– Но-но! – пригрозил тот, что держал на мушке. Александер как-то сказал, что иногда Темкиными глазами смотрит звереныш, наверное, солдат тоже углядел, потому что повторил: – Не надо резких движений.
Руки связали за спиной, ухватили за шиворот и поволокли из башни. Вниз. Переход. Так, в Западную тащат. Точно, теперь наверх. Скрипнули дверные петли, Темку вытолкнули на смотровую площадку. Княжич не удержался на ногах, налетел плечом на каменный зубец. Наплевать! На боль и на намокший от крови рукав. Там, под стенами замка, солдаты в синих мундирах. А ближе к опушке стоит всадник со штандартом в руках: серебряный олень плохо виден издалека, но Темка помнит каждый стежок – мама вышивала. Отец должен быть рядом, но пленник узнает лишь капитана Юрия, первого после князя в войсках Оленя.
– Торн, я успею тебя пристрелить, не радуйся.
Темка сдержался, медленно повернул голову на знакомый голос. Бросил через плечо:
– А тебя все равно когда-нибудь повесят, Герман.
Капитан князя Дина ощерился в ухмылке:
– Даже если и так, твой черед первый.
Темка мог бы съязвить, но решил не связываться с падалью. Снова глянул на стягивающиеся к замку войска. Точно канатом тянуло повернуться к оврагу. Прошел ли уже отряд? Князь Дин не зря интересовался – ход есть. Построили в те времена, когда еще был полон водой ров, когда укрепляли стены и возводили новую башню, Западную, вынося ее вперед. Тогда же подлатали и старый ход, времен Динхэла. Интересно, знает ли о нем нынешний князь Дин? Княжич снова внимательно оглядел людей под штандартом. Нет, не видно отца. Может быть, он идет во главе десятка смельчаков и уже добрался до узкого хода в стене, вот-вот появится на Западной башне.
А ведь план был другой – ходом воспользоваться ночью и взорвать пороховой склад. Торнхэл хорошо защищен, брать его вот так, нахрапом, – слишком большой кровью расплачиваться. У Темки пересохло во рту – это же из-за него отец рискует. Матерь-заступница! Это же за него сейчас полягут те, кто послезавтра обязательно бы выжил. Солдаты рода Орла не теряют времени. Тут, на башне, готовят к стрельбе пушки. Торопятся, не перезаряжают, просто насыпают порох в запальную трубку. На Западной пушки хорошие, про них еще Алекс Демаш княжичу рассказывал. Это не бой будет – бойня.
Голоса – Темка оглянулся. Ну конечно, князь. Ишь какая морда серьезная. Что, раскалился под ногами камень чужого замка? Понимаешь, не стал бы Торн так рисковать, не будь у него шанса. Не найдешь ходы, по которым идут сейчас воины с Оленем на лычках. И не знаешь, что стена на последней лестничной площадке – фальшивая. Искусно камнем выложена поверх деревянной двери – выдерни подпорки, ударь в нужное место посильнее, вылетит.
Княжича ухватили за плечи, рывком подтащили к пушке. Уперся между лопаток ствол, болью в плечах отозвались вывернутые руки, сдавили запястья веревками. Вот, значит, как. Хорошо, что уже привязали, и несложно устоять. А то свалился бы позорно на обмякших ногах. Еще бы унять трясущийся подбородок. Ну же!!! Смотрят и князь, и сволочь Герман. Не важно, что все трясется внутри, как у раздетого на морозе. Что корежит судорогой спину, в которую упирается горячий металл – нет, раскаленный металл, того и гляди прожжет мундир и рубашку, вопьется в кожу. Что кроваво-красным бьет в лицо заходящее солнце, и ветер унес все звуки, только вой остался в горле: «Я не хочу!» Ну же!
Темка вскинул подбородок, посмотрел на князя. Привалился поудобнее к теплому, нагревшемуся за день жерлу, чуть ослабил локти – перестало тянуть в раненой руке.
– Ну что же, одно радует – побратим моего сына хотя бы не трус.
Княжич усмехнулся:
– А я и в остальном хорош.
Дин оценивающе глянул на войско Торна.
– Тяни время, – напомнил капитану и пошел к двери. Странно, Темка думал – останется полюбоваться зрелищем.
Герман проводил князя непонятным взглядом. Махнул белым флагом, перечеркнутым зеленой чертой – переговоры. Замерло все перед замком. Темка удержался, не взглянул в сторону оврага.
От опушки отъехал капитан Юрий. Сразу же – видно, уже разглядел привязанного к пушке княжича. Остановил коня у самого рва.
– Слышишь меня? – крикнул Герман с края башни.
Капитан кивнул.
– Даем вам четверть часа, чтобы вы отвели войска.
Герман махнул факелом в сторону пушки. У Темки запрыгал подбородок – поджечь порох дело пары мгновений. Снова показалось, что жерло раскалено докрасна.
Капитан Юрий так же молча развернул коня. Ну что же, во всяком случае, пятнадцать минут жизни гарантировано. Вот только даже солнце не успеет завалиться к горизонту.
Герман чем-то недоволен, хмурится. Верит ли он, что войска уведут? И где сам князь? Темке вспомнился взгляд, которым капитан проводил командира. Герман плотно сжимает пальцы на факеле, пламя почти невидимо в солнечных лучах. Нервничает капитан. Действительно странно, где же князь Дин? Что за ерунда сейчас лезет в голову! И – шакал раздери! – как чешется между лопатками, там, где чувствуется теплый металл.
Прозвенел брегет, кто-то сказал негромко:
– Пять минут прошло. Вроде уходят.
Надежда качала на волнах – то верится, что идут по тайному ходу солдаты и не успеет Герман поджечь фитиль, то сжимается все в предчувствии страшного толчка в спину. Сильнее зуд между лопатками, ползет вдоль позвоночника крупная капля пота.
Снова прозвенел брегет. И, заглушая его, ударило в стену, грохнуло, брызнуло по ногам осколками камней. Темка рванулся, выкручивая себе руки – и успел увидеть, как выпрыгивает солдат в синем мундире, вскидывает пистолет. Медленно, много медленнее, чем опускается рука Германа с факелом.
* * *
Мертв. Пуля вошла чуть выше нагрудной белой лычки. Митька вынул пистолет, снял мешочки с пулями и порохом. Пригибаясь под разбитым окном, скользнул за угол. Сдвинулся к двери, прижимаясь к камню спиной. Вроде бы тихо. Надавил на створку, ввалился внутрь. Дернул тяжелый засов.
Шакал раздери! Нашел время сидеть в Темкиной комнате, забившись в угол. Если бы не услышал пальбу под окнами, так и не понял бы, что замок атакуют. Отвращение к самому себе окончательно встряхнуло княжича. Нужно найти Темку, при штурме пленников в живых не оставляют.
Княжич прокрался к окну: бой уже во дворе. Не пройти. Трещат ворота, того и гляди рухнут. Придется вернуться, поискать другой путь. Только качнулся к входу, как затопали в коридоре. Толкнули дверь – засов скрипнул. Митька прижался к стене. И точно – ударили выстрелы, брызнули мелкой щепой доски. Еще. Еще. Загрохотали приклады. Засов не выдержит. А бой уже под самым окном. Митька отступил в глубь комнаты. Скорее всего, выстрелят сразу, только увидят мундир.
Скоба, держащая засов, вылетела. Створка ударила в стену, ввалился солдат, крутанулся, ловя на мушку движение. Митька застыл, держа пистолет в опущенной руке.
– Стой!!! – шагнувший следом сержант оттолкнул ружье, однако сам наставил на княжича пистолет. – Приказ забыл? Не видишь – с аксельбантами шакаленок.
Митька напряг руку. Вскинуть – и лови пулю в грудь. Пальцы разжались. Пистолет упал под ноги.
– Умненький. Теперь пни его сюда.
От легкого удара носком сапога оружие отлетело к сержанту. Тот усмехнулся самодовольно.
– Вяжите. Покрепче.
* * *
Небо в красноватых пятнах закатных облаков. Теплый камень под затылком сменяется ладонью. В губы утыкается горлышко фляжки. Голову приподняли, и Темка жадно глотнул воду. Он жив? Как странно.
Княжич отвел участливо поданную руку, поднялся сам, уцепившись за колесо лафета. Мертвый Герман навалился на ствол, с пальцев капает кровь на упавший факел. Оседает каменная пыль. Тихо, как в уши пробки вставили.
Темка тряхнул головой, качнулись каменные зубцы, неприятно поплыло все перед глазами. Фу, шакал побери!
Первыми услышал звуки выстрелов, кажется, уже во дворе.
– Где княжич Эмитрий Дин? – собственный голос показался излишне громким. Митька же в зеленом мундире!
Сержант пожал плечами.
– Немедленно узнайте. И не стрелять в него.
Темка шагнул к двери – но навстречу вывалился запыхавшийся солдат:
– А князь-то сбежал! Ушел, говорят, старым ходом.
– С сыном?!
– Да вроде бы нет. Говорят, взяли какого-то шакаленка с аксельбантами.
Знакомые ступеньки слились в крутой склон. Темка выскочил во двор. Олень-покровитель! Вот она – цена поспешного штурма. Пахнет кровью – как после бойни в Северном Зубе.
На разбитом крыльце, уронив пистолет, сидел отец. Полуоторванный серебряный аксельбант свисал с плеча, на синей ткани – багровые брызги. Темка подошел, опустился рядом. Отец притиснул к себе, так близко, что стало слышно биение его сердца. Княжич уткнулся лицом в грязный мундир, спросил невнятно:
– Ты ранен?
– Нет. Это чужая.
Пронесли солдата – Темка слышал, как тот стонал, и лекарь сердито выговаривал, мол, от этого не умирают.
– Хорошо, что мама наша не видит. – Пальцы сильнее сжали плечо. – Тема, ты сходишь, поднимешь штандарт?
Княжич кивнул, но оторвался от мундира не сразу. Страх, все это время змеей живущий в душе, медленно выползал. Отец жив. Олень-покровитель, охрани его! Ради всего святого, только охрани его!!! Отведи пулю, убереги от клинков.
Глава 14
Кажется, белые аксельбанты расплавятся от взглядов. Камнями летели в спину презрительное:
– Паскуда!
– Ишь какой! Надо было со стены его – и все дела.
– Поймали шакаленка!
– Да, жаль, ушел его папаша… Я бы полюбовался, как башку князю сносят.
Ушел! Спасибо, Матерь-заступница! Росс-покровитель, благодарю тебя за милость! Даже боль в перетянутых веревками запястьях стала легче.
Дорога пошла в гору, чуть забирая влево. Заходящее солнце било в глаза, и до поворота княжич не мог разглядеть, какой штандарт поднят на башне маленького замка местного барона. Наконец стены и высокая крыша дворцовых покоев заслонили сердце заката, и Митька увидел белый с пурпуром стяг. Король Эдвин здесь.
Сощурился караульный на связанного княжича. В третий раз произнес пароль сопровождавший арестованного капитан. Собранная из жердей решетка поползла вверх, распахнулись ворота. Прошли через толстую стену, такую разве что на границах встретишь. Митьке хотелось, чтобы она никогда не заканчивалась, но все-таки пришлось ступить во двор.
– Сюда, – его ухватили за плечо, развернули в сторону бокового прохода. Лишь мельком увидел широкое крыльцо, к перилам которого был привязан мощный ладдарский конь.
По левую руку долго тянулась стена. Хозяйственный барон наделал в ней комнатушек; двери одной были распахнуты, и оттуда пахнуло дымом и железом, оглушило звоном молота. Раздраженный сержант, державший в поводу лошадь, переругивался с кузнецом. Могучий детина ухмылялся, покачивая в ладони новенькую подкову. Сержант не обратил на пленника внимания, и это задело сильнее презрительных реплик в спину. Росс-покровитель! Как бы Митька хотел быть тут своим! Тоже поторапливать кузнеца, оглаживая морду Поля, оглядываться на затухающий закат и спешить выехать по королевскому поручению.
Еще несколько запертых дверей, уже вышли на противоположную от парадного входа в дворцовые покои сторону. Стена резко забирала вправо, прижимаясь к краю обрывистого склона. Под навесом у стены стоял часовый, чуть дальше в тени на бочонке пристроился солдат и неторопливо, по-домашнему, штопал рубаху. Увидев капитана, вскочил, отбросил шитье; вытянулся и часовой.
– Открывай, – велел капитан.
Значит, не к королю.
Огромная дужка замка нехотя вылезла из проушин, толкнули створку. Митька увидел небольшую полутемную комнатушку, свет в нее попадал лишь через два маленьких оконца – над дверью и в противоположной стене. По углам лежали охапки сена, в небольшой нише слева стояла прикрытая дубовой крышкой бочка. На крышке – щербатый кувшин и незажженный светильник.
Капитан распутал веревки. Митька потер опухшие запястья и без команды шагнул за порог. Закрылась за спиной дверь, тяжело стукнул о доски замок. Ну что, княжич Дин, вот ты и в замке, на котором поднят штандарт короля.
Что-то зашуршало в углу, и насмешливый голос произнес:
– Кого я вижу! Ну, спасибо за такой подарочек.
На сене, закинув под голову руки, лежал темноволосый парень без мундира. Соломинки прилипли к рубашке из тонкого батиста, запутались в волосах. Новоявленный сосед, казалось, забрался сюда просто отдохнуть. И голос, и лицо его показались Митьке знакомыми.
– Простите?
Парень неторопливо потянул в рот соломинку, с ленивым любопытством разглядывая Митьку. Он даже не изобразил попытку привстать, и княжич тоже опустился на сено в углу напротив. Хотелось закрыть глаза и подумать, но насмешливый взгляд сокамерника мешал. Да еще уверенность, что Митька должен его знать. Парень выплюнул соломинку, приподнялся, опираясь на локоть. Остановил взгляд на белых аксельбантах – все с той же непонятной насмешкой. Потом церемонно наклонил голову. Воспоминание толкнулось, просясь на волю.
– Маркий Лесс.
– Княжич Крох, – эхом отозвался Митька. Он вспомнил.
– Князь Лесс, – парень снова лег на спину, положив руки под голову. – Лесс, княжич Дин, но не к вашим услугам.
Странно, ведь сын Кроха присягал королю – почему же он здесь? С болезненным любопытством, с каким в детстве отдирал едва подсохшую корочку на разбитом колене, Митька рассматривал Марка. Это его отцу он желал смерти, и, если бы все получилось, князя Кроха убили бы по его слову. Марк так же, как Митька, отрекся от отца – только сделал это много раньше. И теперь сидит под арестом. Какое странное переплетение и отражение судеб.
Когда и дальше молча разглядывать стало неприличным, Митька поднялся, отошел к окну.
Солнце почти коснулось краем горизонта. С высоты виднелся небольшой город, светлые крыши казались красноватыми. Ближе всего была базарная площадь. Торговали только на одной стороне (впрочем, сейчас лотки пустовали), остальное место занимали коновязи с лошадьми, фургоны и повозки. Митька даже разглядел несколько легких пушек – рядом с ними обхаживали тяжелых ладаррских коней. Казалось, готовятся к воинскому празднику – так пестро мелькали мундиры княжеских цветов и королевские, бело-пурпурные. Митька увидел и синий, рода Торнов. Посредине площади голые по пояс солдаты махали топорами. Работа только началась, и помост едва угадывался в расположении бревен. Княжич плотно сжал губы. Вот, значит, как. Нетрудно догадаться, кому такая честь – в бою взяли только одного знатного пленника. Только бы Темка не пришел. Матерь-заступница, Эдвин должен понимать: не нужно Торну видеть казнь.
– Сколачивают?
Митька вздрогнул от неожиданности, повернулся к Кроху.
– Сколачивают.
– А у тебя, Дин, уже и поджилки трясутся?
Глянул спокойно на Марка:
– Да нет, как видишь.
– Ты прям как дружок твой, – скривился Марк и передразнил: – «Да нет, как видишь».
«Это он про Темку», – догадался Митька. Кольнула обида: так и не успеет узнать, как прожил побратим этот год. Он снова глянул в оконце, вниз, на помост для казни. Не угадать – виселица или плаха. Но, кажется, не расстрел. Если виселица, то прежде Митьку ждет лишение титула. Мундир сорвут, сломают над головой шпагу. Он читал в свитках, что предателя могут поставить к позорному столбу или высечь прилюдно. Заломило в висках, выстрелами ударил по ушам стук топоров. Ну что же, он сам выбрал.
Зашуршало, снова заставив повернуться. Марк сидел, охватив колени руками, и смотрел без насмешки, очень серьезно.
– Это для меня.
Митьке показалось, что он ослышался.
– Ну чего уставился? Говорю же – это для меня. Король обвинил меня в предательстве. – Марк неожиданно расхохотался, повалившись спиной на стену. – Хотя вот были бы шакальи шуточки, если бы для нас обоих! Одновременно! – еле выговорил он. – Хотел бы я посмотреть на рожу Торна в этот момент. – Крох оборвал смех прежде, чем Митька успел оказаться в шаге от него. Сказал, потемнев лицом: – Впрочем, он был бы слишком занят твоей казнью. Не оценил бы всей иронии, – на этот раз усмешка вышла натянутой.
Загремел замок; лейтенант, чуть пригнувшись, заглянул в комнатушку.
– Княжич Дин, – мотнул головой, приглашая следовать за ним.
* * *
Прошли через три комнаты, увешанные коврами. Душно; эссенция острой даррской гвоздики пропитала шерсть и дорогие ткани. Новые жильцы принесли с собой запахи пороха, железа и пота. От получившейся смеси закружилась голова.
По скрипучей лестнице с причудливыми, но уже источенными жучками перилами поднялись на второй этаж, в полупустую комнату с небольшими окнами. Там не было ковров, и запахи стали глуше. Два капитана, сидевшие на лавке у стены, прервали разговор. Один поднялся, скрылся за резной дверью. Лейтенант велел стать лицом к стене. Митька слышал, как проскрипели ступеньки под уходящим конвоиром. От взгляда оставшегося капитана зачесался затылок.
Еле слышно приоткрылась дверь. Капитан возник в поле зрения Митьки:
– За мной.
Внутренние ставни были закрыты; на столе у дальней стены горели лампы, и Митька пошел на свет. Эдвин сидел в кресле, вполоборота; поставил руку на подлокотник и оперся подбородком на ладонь. Был еще кто-то, но громоздкая фигура почти не различалась в том темном углу, где устроился гость. Уважаемый гость – на неубранном столе поблескивали позолоченные кубки с инкрустацией, стояли пыльные бутыли с вином и изысканные закуски.
Митька приблизился к Эдвину, опустился на одно колено. «Мой король!» – хотел сказать он, но вышло:
– Ваше Величество, княжич Дин из рода Орла.
Эдвин переменил позу и посмотрел на Митьку. За год войны король почти не изменился, разве что морщины у глаз стали глубже.
– Встань.
Митька поднялся. Без родового меча – да что меч, шпаги и той нет! – он чувствовал себя как в бархатных штанишках младенца.
– Сядь, поужинаем.
Митька склонил голову:
– Спасибо, Ваше Величество, но пленников и так вряд ли морят голодом.
Король еле заметно вздохнул. Княжич не шелохнулся: нет, он не вправе принять такую милость.
– Я ждал тебя.
Эдвин взглянул на гостя. Митька не решился повторить его движение, только когда прозвучал приказ: «Повернись», – княжич оглянулся.
Тур Весь! Дядя ободряющее улыбнулся, но не подошел. Пить вино с королем – большая честь для иноземца, но это не дает права вмешиваться. Митька снова посмотрел на Эдвина: а ведь если тур здесь, то… Слова выскочили раньше, чем княжич успел додумать:
– Ваше Величество, я не лгал о встрече князя Кроха и князя Шадина. Милостью Матери-заступницы клянусь.
Эдвин чуть приподнял брови: обычно клялись покровителем. Наверное, стоило повторить слова князя Дина про предателя, но так противно было выгораживаться, так невозможно ссылаться на отца, что Митька промолчал.
Король сам налил себе вина. В свете лампы блеснул изумруд в перстне – «монарший виноград». Митька помнил, как привезли его в подарок Эдвину купцы из Вольного союза. Анна потом весь вечер просидела с дорогой игрушкой у камина, ловя гранями отсветы пламени.
– Эмитрий, видит Ларр, я желал другой встречи. А сейчас за тебя – слово князя Наша и попытка, как ты утверждаешь, перейти на нашу сторону. Против – исчезновение из дворца, служба князю Кроху, ловушка в Ивовой балке. А еще, Митя, я помню, каким ты был. Жаль, что не знаю, каким ты стал. – Эдвин обвел пальцем королевский вензель на кубке. Скрипнул под туром стул. – Когда-то я относился к тебе как к сыну, которого мне не дал Ларр. Если бы покровитель нашего королевства не послал мне наследника до дня совершеннолетия принцессы, я отдал бы тебе дочь. Могло так статься, что и – власть. Ты мог стать королем, Эмитрий Дин.
Митька глянул удивленно. Он никогда не думал о короне, и Анна ему была скорее сестрой.
– Сядь, Митя, – махнул рукой король.
Как давно он не сидел с Эдвином за одним столом. Последний раз – перед отъездом в Южный Зуб. В Гранатовой столовой собрались королевская семья и семья Динов. Хмельное вино и предвкушение отъезда будоражили, хотелось громко говорить и хохотать над пустяками – и потому Митька большей частью молчал. Эдвин, обычно сдержанный, рассказывал байки времен охоты на разбойника Адвара. Улыбался князь Дин, участник этих историй, тогда – друг принца Эдвина и правая его рука. Смеялась мама, поблескивали белые зубы, качались у щек длинные рубиновые серьги. Королева Виктолия слушала с интересом, приподнимая тонкие золотистые брови, словно удивляясь, что ее супруг позволял себе такие проделки. Принцесса Анна разрумянилась и азартно прикусывала губку в самых острых моментах рассказа.
Тогда отец уже знал, что мятеж неминуем. И мама наряжалась и долго выбирала украшения не для венчанного мужа – для короля. Они оба лгали – а Митька хранил эти воспоминания, как самое дорогое.