Страница:
– Не Сергей? – опять не сдержалась я.
– Я достаточно хорошо знаю Сергея… – медленно произнесла Люба.
"Я тоже", – могла добавить я, потом подумала: я считала, что хорошо его знаю. Но…
Я не ожидала, что он женится на Алле Креницкой, будет сожительствовать с тещей, а теперь…
Теперь я, в отличие от Любаши, как раз считала: денежки прихватил Серега. И аварию он вполне мог устроить себе сам. У него ведь золотые руки, и он знал, что нужно подкрутить так, чтобы самому остаться невредимым. Сейчас он отсидится в «Крестах», как раз шум-гам поутихнет, а потом спокойно выйдет и станет тратить денежки. Да и фирма теперь, можно сказать, его: Редька очень удачно отправился на тот свет. Хитер парень. Вот только бы не нашелся кто-то еще более хитрый…
Но Андрею требовалось раскрывать дело об убийстве Толика, он же – Юрий Раннала. И приятель спросил Любашу, кто, по ее мнению, убил Юрия Ранналу.
– Понятия не имею. И ведь его же убили в Питере, если не ошибаюсь? Ищите заказчиков.
Видимо, из тех, кто вкладывал денежки. Один вкладчик решил прихватить все. Больше-то некому. Я вам уже, кажется, об этом говорила.
– А фамилии?
Любаша опять рассмеялась.
– Вы думаете, мне жить надоело?
– То есть это – соратники Колобова? – уточнил Андрей. – Вы думаете, они неизвестны органам? Эта компания у нас давно на примете.
– Но что-то вы никого из них прищучить не можете. И на этот раз ничего не сделаете.
И вы, Андрей Викторович, понимаете это не хуже меня. Нет свидетелей убийства Ранналы.
Нет даже следов, не правда ли? Ведь профессионально же сработано? Вы ведь и опознали-то его только благодаря Юле. А могли вообще не опознать. И не найти. Вам случайно повезло. Но везение не бывает вечным. У вас очередной «глухарь». Не найдете вы убийцу, как и Колобов не найдет вора.
– То есть вы считаете, что и деньги навсегда канули в Лету?
– Нет, деньги где-то когда-то всплывут.
Только будет сложно доказать, что это те самые деньги.
– А вообще поехали спать, Юлька. Ты не могла бы меня до дома довезти, а? Я понимаю, уже поздно, но общественный транспорт-то не ходит.
– Довезу. Не выбрасывать же тебя посереди дороги? Жалко все-таки. От тебя ведь много пользы. Со свиданием поможешь?
– Обязательно. Я же уже обещал тебе. Сам заинтересован.
– А не через стекло? – хитро посмотрела я на Андрея, переместившегося на переднее место пассажира. – Чтоб с глазу на глаз и без прослушки? И без присутствия контролера?
– У тебя нет адвокатского удостоверения.
И ты слишком хорошо известна в городе, чтобы оно у тебя вдруг появилось. Кого-то можно сделать липовым адвокатом, и делали… Но не тебя. Ведь и работники «Крестов» газеты читают, а ваш еженедельник так в особенности, не говоря про криминальные новости по телевизору в твоей подаче. Смотрят тебя. И узнают, несмотря на все Любашины разглагольствования.
Я притормозила перед его подъездом, он чмокнул меня в щечку, положил руку на ручку дверцы и обернулся.
– Юль, тебе же поздно домой ехать. Да и вообще по ночному городу… И как в подъезд заходить будешь?
– Оригинальный у тебя подход, Андрюша.
Ценю. Но у меня кот голодный сидит. И долг перед животным гонит меня домой. Звони.
– Спокойной ночи, Юля. Не рискуй зря.
И может, не стоит и по жизни становиться прожженной стервой, а?
– Стоит, – твердо сказала я.
Андрюха захлопнул дверцу машины, помахал мне рукой, и я отъехала. "Он хороший мужик", – думала я, но я никогда не желала связать свою жизнь с ментом. Мент, конечно, лучше, чем звезда эстрады, кино и телевидения, которые в списке моих личных предпочтений стояли на последних местах, но тоже не мечта журналистки. Хотя Андрея я жалела: от него в прошлом году ушла жена, вернее, уехала на "мерседесе"…
До дома добралась без приключений, кот уже оказался накормлен соседями (судя по значительно уменьшившемуся количеству рыбы), но голоден (судя по его воплям). Кота накормила еще раз, позвонила по телефону Татьяне с Ольгой Петровной, сообщила, что жива и до дома добралась без увечий организма.
Глава 21
Глава 22
– Я достаточно хорошо знаю Сергея… – медленно произнесла Люба.
"Я тоже", – могла добавить я, потом подумала: я считала, что хорошо его знаю. Но…
Я не ожидала, что он женится на Алле Креницкой, будет сожительствовать с тещей, а теперь…
Теперь я, в отличие от Любаши, как раз считала: денежки прихватил Серега. И аварию он вполне мог устроить себе сам. У него ведь золотые руки, и он знал, что нужно подкрутить так, чтобы самому остаться невредимым. Сейчас он отсидится в «Крестах», как раз шум-гам поутихнет, а потом спокойно выйдет и станет тратить денежки. Да и фирма теперь, можно сказать, его: Редька очень удачно отправился на тот свет. Хитер парень. Вот только бы не нашелся кто-то еще более хитрый…
Но Андрею требовалось раскрывать дело об убийстве Толика, он же – Юрий Раннала. И приятель спросил Любашу, кто, по ее мнению, убил Юрия Ранналу.
– Понятия не имею. И ведь его же убили в Питере, если не ошибаюсь? Ищите заказчиков.
Видимо, из тех, кто вкладывал денежки. Один вкладчик решил прихватить все. Больше-то некому. Я вам уже, кажется, об этом говорила.
– А фамилии?
Любаша опять рассмеялась.
– Вы думаете, мне жить надоело?
– То есть это – соратники Колобова? – уточнил Андрей. – Вы думаете, они неизвестны органам? Эта компания у нас давно на примете.
– Но что-то вы никого из них прищучить не можете. И на этот раз ничего не сделаете.
И вы, Андрей Викторович, понимаете это не хуже меня. Нет свидетелей убийства Ранналы.
Нет даже следов, не правда ли? Ведь профессионально же сработано? Вы ведь и опознали-то его только благодаря Юле. А могли вообще не опознать. И не найти. Вам случайно повезло. Но везение не бывает вечным. У вас очередной «глухарь». Не найдете вы убийцу, как и Колобов не найдет вора.
– То есть вы считаете, что и деньги навсегда канули в Лету?
– Нет, деньги где-то когда-то всплывут.
Только будет сложно доказать, что это те самые деньги.
***
Мы высадили Любашу у какого-то многоэтажного дома, который, как мне казалось, я при свете дня не найду. Андрей, правда, сказал, что записал его координаты и попросит коллег выяснить, к кому тут могла напроситься в гости администраторша. Я заметила, что она вполне могла отсюда направиться в соседний дом, чтобы замести следы. Тогда Андрей возразил, что когда-нибудь она все равно вернется в свою любимую гостиницу, без которой не может жить.– А вообще поехали спать, Юлька. Ты не могла бы меня до дома довезти, а? Я понимаю, уже поздно, но общественный транспорт-то не ходит.
– Довезу. Не выбрасывать же тебя посереди дороги? Жалко все-таки. От тебя ведь много пользы. Со свиданием поможешь?
– Обязательно. Я же уже обещал тебе. Сам заинтересован.
– А не через стекло? – хитро посмотрела я на Андрея, переместившегося на переднее место пассажира. – Чтоб с глазу на глаз и без прослушки? И без присутствия контролера?
– У тебя нет адвокатского удостоверения.
И ты слишком хорошо известна в городе, чтобы оно у тебя вдруг появилось. Кого-то можно сделать липовым адвокатом, и делали… Но не тебя. Ведь и работники «Крестов» газеты читают, а ваш еженедельник так в особенности, не говоря про криминальные новости по телевизору в твоей подаче. Смотрят тебя. И узнают, несмотря на все Любашины разглагольствования.
Я притормозила перед его подъездом, он чмокнул меня в щечку, положил руку на ручку дверцы и обернулся.
– Юль, тебе же поздно домой ехать. Да и вообще по ночному городу… И как в подъезд заходить будешь?
– Оригинальный у тебя подход, Андрюша.
Ценю. Но у меня кот голодный сидит. И долг перед животным гонит меня домой. Звони.
– Спокойной ночи, Юля. Не рискуй зря.
И может, не стоит и по жизни становиться прожженной стервой, а?
– Стоит, – твердо сказала я.
Андрюха захлопнул дверцу машины, помахал мне рукой, и я отъехала. "Он хороший мужик", – думала я, но я никогда не желала связать свою жизнь с ментом. Мент, конечно, лучше, чем звезда эстрады, кино и телевидения, которые в списке моих личных предпочтений стояли на последних местах, но тоже не мечта журналистки. Хотя Андрея я жалела: от него в прошлом году ушла жена, вернее, уехала на "мерседесе"…
До дома добралась без приключений, кот уже оказался накормлен соседями (судя по значительно уменьшившемуся количеству рыбы), но голоден (судя по его воплям). Кота накормила еще раз, позвонила по телефону Татьяне с Ольгой Петровной, сообщила, что жива и до дома добралась без увечий организма.
Глава 21
Следующий месяц я потратила на то, чтобы и в жизни стать такой, какой была на экране.
Тем более этому способствовала сложившаяся ситуация. Я поставила себе целью вытащить Серегу из «Крестов». Я стала настоящей стервой. Способствовало этому и то, что мне не удалось получить разрешение на свидание официальным путем – ни у начальника «Крестов», ни у следователя. "Вы не жена, я не могу", – говорили мне, однако и Серегиным родителям, которых я отправила добиваться такого же разрешения, его тоже не дали. Следователь с начальником «Крестов» как сговорились. Или их специально попросили не давать такое разрешение ни мне, ни родителям Сергея? Если вообще не угрожали… Адвокат уклончиво сказал, что дело темное. Пока не получится, даже с его связями.
Но ничего, я все равно проникну к Сереге.
"Прожженная стерва может свернуть любые горы", – говорила Любаша. Свернем. Легко.
Я все равно доберусь до Сереги, которого я, пожалуй, все-таки люблю.
Точно люблю.
И почему я поняла, что мне никогда не будет нужен никто другой, только когда его закрыли? И почему моя дурацкая женская гордость не позволяла мне наслаждаться общением с ним, пока он был на свободе? Пусть и женатый на другой? Или я постоянно думаю о нем потому, что мне до него никак не добраться?
Потому, что передо мной встают все новые и новые барьеры. А любой барьер для меня – это стимул. Пока он был на свободе, я могла просто не бросать трубку и ответить на письмо по электронной почте, легко согласиться на встречу… Все было просто. А мне, идиотке, нужны препятствия. Или я понимаю, что мне хочется больше всего, когда дорогу к желаемому преграждает стена.
Я хочу, чтобы этот мужчина был только моим. Хочу, чтобы он, выйдя из тюрьмы, пришел ко мне и даже не думал смотреть на других женщин.
Я хочу его…
Я смогла выяснить, что в его камере есть телевизор, и стала активно заниматься тюремной тематикой. Мою инициативу двумя руками поддержал владелец холдинга, что порадовало, я-то предполагала: придется побороться за право делать передачи о тюрьме, ан нет, оказалось, «народ» (по мнению Кирилла Александровича) эту тему любит. Я сделала несколько передач, наваяла с десяток статей. Наконец, я проникла в его камеру. Я смогла. Я видела, как меня хотели все сокамерники Сергея. Меня, стерву, которая демонстрирует им свои ноги. Но сделала-то я это только ради Сереги. Остальным заодно досталось. Пусть Серега думает, как ему повезло в жизни. А если сам не поймет, товарищи по несчастью популярно объяснят.
Следующий этап – встретиться так, чтобы мы смогли поговорить. И кому же для этого нужно дать на лапу? «Найду», – сказала я себе.
Прожженная стерва свернет любые горы и добьется того, чего хочет.
Стае сообщил, что сегодня отвез «дачку» в пятый изолятор, где уже месяц парилась Елена Сергеевна, и даже пообщался с адвокатом, с которым до этого не встречался.
– Хлыщ какой-то, – заметил сосед. – Если бы не знал, что адвокат, решил бы, что депутат.
Такая же гнусная рожа. И такой же хапуга.
– С тебя, что ли, хотел что-то поиметь?
– А то! Сказал: хочешь на свидание, устрою. Только бабки гони. Все, что хочешь, устрою. Только гони бабки. Сам залетишь – вытащу. Только гони бабки. А так – кради, убивай, насилуй. Главное: гони бабки, и тебе все будет как с гуся вода. Слушай, Юлька, а эти адвокаты все такие?
– Надеюсь, что нет. Этот – первый по уголовным делам, с которым мне довелось общаться. Мне, правда, он свидание организовать не смог. Или не захотел. Или выполнял указания тех, кто ему платит гораздо больше, чем могу заплатить я. Не знаю. А насчет адвокатов… Все, с кем я сталкивалась из тех, кто специализируется по авторскому праву, – совсем другие, даже очень приятные в общении. По имущественным вопросам – тоже. По крайней мере, с меня три шкуры не драли, гонорары были вполне приемлемые, я, кстати, ожидала, что возьмут больше. Но уголовное право имеет свои особенности. Тут крутятся гораздо большие деньги, чем в других сферах, и гонорары значительно выше. Адвокат, работающий на Колобова и иже с ним, несомненно, избалован деньгами и беспринципен. Хотя, наверное, так и надо. Так что ты ему сказал?
– Телефон записал.
Я заметила, что если Стае желает попасть к Елене Сергеевне на свидание, то стоит для начала попробовать пойти официальным путем.
Женский изолятор – не «Кресты», куда бабы ломятся к своим мужикам. Мужчины-то женщин не очень радуют своими посещениями. Но меня, признаться, удивило само желание.
– Жалко мне бабу, – сказал Стае. – Ее внезапно все бросили. А ведь она не убивала мужа!
И не лупила она его этим ангелом!
– Откуда ты знаешь?
Во-первых, сосед слышал, как Елена Сергеевна кричала в своей квартире, куда мы прибыли той ночью, когда она вызвала Стаса. Мой сосед уже успел пообщаться с соседями Елены Сергеевны (правда, не. С моделью, с которой имела счастье познакомиться я). Во-вторых, он не считал ее дурой – после того, как какое-то время они провели вместе. Стае был уверен: Елена Сергеевна действовала бы более разумно. Я, признаться, была не уверена. В состоянии аффекта человек способен на такое, о чем сам не догадывается. Мне приходилось присутствовать при допросах, когда люди сами искренне удивлялись содеянному. В-третьих, и адвокат (пусть хлыщ и прощелыга) не сомневался в невиновности Елены Сергеевны. Она сказала ему, что в тот злополучный день в самом деле дотрагивалась до бронзового ангелочка: переносила его с одной тумбочки (в гостиной) в комнату, где спал муж. Елена Сергеевна решила немного переставить статуэтки в квартире. На нее подобное иногда находило от нечего делать. Ее просто кто-то подставил.
Сама Елена Сергеевна считала, что это сделала Аллочка.
– Юля, а когда вы были в квартире с этими братками, они точно его не шарахнули?
– Стае! – взвыла я. – Уже доказано, что удар был нанесен после смерти, причем через несколько часов после смерти. Когда нас в квартире и в помине не было. А умер он от другого!
Не от удара ангелом!
Но тут мне невольно вспомнились Витины слова о быстро выводящемся из организма яде…
Правда, я не стала делиться со Стасом своими воспоминаниями, а заявила, что очень устала, так как у меня был тяжелый день, и попросила держать меня в курсе развития событий. Сама обещала делать то же самое.
Но Стае еще не закончил. Он заявил, что ему в ближайшее время нужно срочно найти женщину: деньги заканчиваются. Стае просил у меня помощи, причем женщина ему требовалась ненадолго – пока Елену Сергеевну не выпустят на свободу.
,А вообще у Стаса в голове уже созрел план: посадить вместо Елены Сергеевны (при его помощи) Аллочку, а самому жениться на благодарной вдовушке и таким образом решить все свои проблемы.
– Ну ты и негодяй, – покачала головой я.
– Юля, каждый думает о своем благополучии. А мне сколько лет осталось по тетушкам бегать? Годы-то идут. И надоели они мне. Лучше с одной. Тем более Елена Сергеевна еще о-го-го. Женюсь. Тебя приглашу на свадьбу свидетельницей. Ведь без тебя я бы про нее даже не узнал.
Представляю, как Елена Сергеевна будет счастлива видеть меня на своей свадьбе. Если она, конечно, состоится. Хотя чем черт не шутит…
– Гадом буду, она кого хочешь достанет, – буркнул Лопоухий. – Эта стерва.
– Но она, в натуре, способна докопаться до истины, – заметил Кактус.
– Сечешь поляну, Дима, – кивнул Иван Захарович.
– А Татаринов? – Лопоухий с Кактусом вопросительно посмотрели на шефа.
– Думаю, все-таки не он. Хотя… Познакомимся с Юленькой лично, а там посмотрим. Но нужен оригинальный подход.
– К знакомству с биксой?
– С этой – да. Так, давайте-ка прокрутим все ее сюжеты за последнее время. Тащи кассету Виталя. А ты, Дима, все ее статьи.
После просмотра записей Иван Захарович ничего не решил и принялся за чтение подборки еженедельников.
– Вот это покатит! То, что нужно! – воскликнул через некоторое время, в предвкушении потирая руки. – Прикольнемся дебил.
Тем более этому способствовала сложившаяся ситуация. Я поставила себе целью вытащить Серегу из «Крестов». Я стала настоящей стервой. Способствовало этому и то, что мне не удалось получить разрешение на свидание официальным путем – ни у начальника «Крестов», ни у следователя. "Вы не жена, я не могу", – говорили мне, однако и Серегиным родителям, которых я отправила добиваться такого же разрешения, его тоже не дали. Следователь с начальником «Крестов» как сговорились. Или их специально попросили не давать такое разрешение ни мне, ни родителям Сергея? Если вообще не угрожали… Адвокат уклончиво сказал, что дело темное. Пока не получится, даже с его связями.
Но ничего, я все равно проникну к Сереге.
"Прожженная стерва может свернуть любые горы", – говорила Любаша. Свернем. Легко.
Я все равно доберусь до Сереги, которого я, пожалуй, все-таки люблю.
Точно люблю.
И почему я поняла, что мне никогда не будет нужен никто другой, только когда его закрыли? И почему моя дурацкая женская гордость не позволяла мне наслаждаться общением с ним, пока он был на свободе? Пусть и женатый на другой? Или я постоянно думаю о нем потому, что мне до него никак не добраться?
Потому, что передо мной встают все новые и новые барьеры. А любой барьер для меня – это стимул. Пока он был на свободе, я могла просто не бросать трубку и ответить на письмо по электронной почте, легко согласиться на встречу… Все было просто. А мне, идиотке, нужны препятствия. Или я понимаю, что мне хочется больше всего, когда дорогу к желаемому преграждает стена.
Я хочу, чтобы этот мужчина был только моим. Хочу, чтобы он, выйдя из тюрьмы, пришел ко мне и даже не думал смотреть на других женщин.
Я хочу его…
Я смогла выяснить, что в его камере есть телевизор, и стала активно заниматься тюремной тематикой. Мою инициативу двумя руками поддержал владелец холдинга, что порадовало, я-то предполагала: придется побороться за право делать передачи о тюрьме, ан нет, оказалось, «народ» (по мнению Кирилла Александровича) эту тему любит. Я сделала несколько передач, наваяла с десяток статей. Наконец, я проникла в его камеру. Я смогла. Я видела, как меня хотели все сокамерники Сергея. Меня, стерву, которая демонстрирует им свои ноги. Но сделала-то я это только ради Сереги. Остальным заодно досталось. Пусть Серега думает, как ему повезло в жизни. А если сам не поймет, товарищи по несчастью популярно объяснят.
Следующий этап – встретиться так, чтобы мы смогли поговорить. И кому же для этого нужно дать на лапу? «Найду», – сказала я себе.
Прожженная стерва свернет любые горы и добьется того, чего хочет.
***
Просмотрев память АОНа, поняла: несколько раз звонил Стае. Перезвонила и пригласила к себе.Стае сообщил, что сегодня отвез «дачку» в пятый изолятор, где уже месяц парилась Елена Сергеевна, и даже пообщался с адвокатом, с которым до этого не встречался.
– Хлыщ какой-то, – заметил сосед. – Если бы не знал, что адвокат, решил бы, что депутат.
Такая же гнусная рожа. И такой же хапуга.
– С тебя, что ли, хотел что-то поиметь?
– А то! Сказал: хочешь на свидание, устрою. Только бабки гони. Все, что хочешь, устрою. Только гони бабки. Сам залетишь – вытащу. Только гони бабки. А так – кради, убивай, насилуй. Главное: гони бабки, и тебе все будет как с гуся вода. Слушай, Юлька, а эти адвокаты все такие?
– Надеюсь, что нет. Этот – первый по уголовным делам, с которым мне довелось общаться. Мне, правда, он свидание организовать не смог. Или не захотел. Или выполнял указания тех, кто ему платит гораздо больше, чем могу заплатить я. Не знаю. А насчет адвокатов… Все, с кем я сталкивалась из тех, кто специализируется по авторскому праву, – совсем другие, даже очень приятные в общении. По имущественным вопросам – тоже. По крайней мере, с меня три шкуры не драли, гонорары были вполне приемлемые, я, кстати, ожидала, что возьмут больше. Но уголовное право имеет свои особенности. Тут крутятся гораздо большие деньги, чем в других сферах, и гонорары значительно выше. Адвокат, работающий на Колобова и иже с ним, несомненно, избалован деньгами и беспринципен. Хотя, наверное, так и надо. Так что ты ему сказал?
– Телефон записал.
Я заметила, что если Стае желает попасть к Елене Сергеевне на свидание, то стоит для начала попробовать пойти официальным путем.
Женский изолятор – не «Кресты», куда бабы ломятся к своим мужикам. Мужчины-то женщин не очень радуют своими посещениями. Но меня, признаться, удивило само желание.
– Жалко мне бабу, – сказал Стае. – Ее внезапно все бросили. А ведь она не убивала мужа!
И не лупила она его этим ангелом!
– Откуда ты знаешь?
Во-первых, сосед слышал, как Елена Сергеевна кричала в своей квартире, куда мы прибыли той ночью, когда она вызвала Стаса. Мой сосед уже успел пообщаться с соседями Елены Сергеевны (правда, не. С моделью, с которой имела счастье познакомиться я). Во-вторых, он не считал ее дурой – после того, как какое-то время они провели вместе. Стае был уверен: Елена Сергеевна действовала бы более разумно. Я, признаться, была не уверена. В состоянии аффекта человек способен на такое, о чем сам не догадывается. Мне приходилось присутствовать при допросах, когда люди сами искренне удивлялись содеянному. В-третьих, и адвокат (пусть хлыщ и прощелыга) не сомневался в невиновности Елены Сергеевны. Она сказала ему, что в тот злополучный день в самом деле дотрагивалась до бронзового ангелочка: переносила его с одной тумбочки (в гостиной) в комнату, где спал муж. Елена Сергеевна решила немного переставить статуэтки в квартире. На нее подобное иногда находило от нечего делать. Ее просто кто-то подставил.
Сама Елена Сергеевна считала, что это сделала Аллочка.
– Юля, а когда вы были в квартире с этими братками, они точно его не шарахнули?
– Стае! – взвыла я. – Уже доказано, что удар был нанесен после смерти, причем через несколько часов после смерти. Когда нас в квартире и в помине не было. А умер он от другого!
Не от удара ангелом!
Но тут мне невольно вспомнились Витины слова о быстро выводящемся из организма яде…
Правда, я не стала делиться со Стасом своими воспоминаниями, а заявила, что очень устала, так как у меня был тяжелый день, и попросила держать меня в курсе развития событий. Сама обещала делать то же самое.
Но Стае еще не закончил. Он заявил, что ему в ближайшее время нужно срочно найти женщину: деньги заканчиваются. Стае просил у меня помощи, причем женщина ему требовалась ненадолго – пока Елену Сергеевну не выпустят на свободу.
,А вообще у Стаса в голове уже созрел план: посадить вместо Елены Сергеевны (при его помощи) Аллочку, а самому жениться на благодарной вдовушке и таким образом решить все свои проблемы.
– Ну ты и негодяй, – покачала головой я.
– Юля, каждый думает о своем благополучии. А мне сколько лет осталось по тетушкам бегать? Годы-то идут. И надоели они мне. Лучше с одной. Тем более Елена Сергеевна еще о-го-го. Женюсь. Тебя приглашу на свадьбу свидетельницей. Ведь без тебя я бы про нее даже не узнал.
Представляю, как Елена Сергеевна будет счастлива видеть меня на своей свадьбе. Если она, конечно, состоится. Хотя чем черт не шутит…
***
– Пришла пора лично познакомиться с Юленькой, – объявил Иван Захарович.– Гадом буду, она кого хочешь достанет, – буркнул Лопоухий. – Эта стерва.
– Но она, в натуре, способна докопаться до истины, – заметил Кактус.
– Сечешь поляну, Дима, – кивнул Иван Захарович.
– А Татаринов? – Лопоухий с Кактусом вопросительно посмотрели на шефа.
– Думаю, все-таки не он. Хотя… Познакомимся с Юленькой лично, а там посмотрим. Но нужен оригинальный подход.
– К знакомству с биксой?
– С этой – да. Так, давайте-ка прокрутим все ее сюжеты за последнее время. Тащи кассету Виталя. А ты, Дима, все ее статьи.
После просмотра записей Иван Захарович ничего не решил и принялся за чтение подборки еженедельников.
– Вот это покатит! То, что нужно! – воскликнул через некоторое время, в предвкушении потирая руки. – Прикольнемся дебил.
Глава 22
Утром я проснулась от настойчивого телефонного звонка. АОН объявлял номер телефона редакции, а если точнее, то нашей главной. Посмотрела на часы. Одиннадцать. Да, Виктория Семеновна уже приступила к выполнению своих обязанностей. Но сегодня я не должна сдавать никаких статей.
А значит, что-то случилось.
Телефон звонил и звонил. Я вскочила с кровати, чуть не грохнулась, зацепившись за развалившегося на полу кота, который даже не думал подвинуться, подпрыгнула к аппарату и схватила трубку.
– Дрыхнешь, что ли? – вместо приветствия спросила хриплым прокуренным голосом главная. – А тебя тут мужик домогается.
– Мужик-то хоть ничего? – поинтересовалась я.
– Не знаю. Я не по этой части, как тебе известно. Но внешне представительный. Говорит, банкир.
– Терпеть не могу банкиров, – заметила я.
– А это я ему уже сказала, – сообщила Виктория Семеновна.
В трубке послышался какой-то невнятный гул. По всей вероятности, домогающийся меня банкир находился в кабинете Виктории Семеновны и решил как-то прокомментировать услышанное. Главная его послушала и передала мне, что банкир терпеть не может журналистов, еще больше – журналисток, а меня в особенности Я уточнила, знакомы ли мы с ним лично и в каких статьях я его пропечатывала. Телесюжетов о банкирах и банках у меня точно не было. Оказалось, что мы никогда не были друг другу представлены, но я неоднократно проходилась в своем творчестве по ряду его знакомых, делая им рекламу, о которой они не просили. Поэтому он предпочел бы никогда со мной не встречаться.
И вообще моя физиономия в телевизоре его жутко раздражает.
– Он случайно не из психушки сбежал? – поинтересовалась я. – То он меня домогается, то…
– Сейчас уточню, – бросила мне в трубку Виктория Семеновна и в самом деле уточнила.
К сожалению, я не могла слышать ответ банкира, только поняла, что говорить он стал значительно громче.
– Юлька, ты слушаешь? Он говорит, что мечтает добраться до твоего горла и придушить.
И просит о встрече.
– Скажите, что только в присутствии санитаров. Он – в смирительной рубашке.
Виктория Семеновна и это передала. Я представляла, как она сейчас давится от смеха и какие усилия прилагает, чтобы не расхохотаться.
Мы потом с ней вместе посмеемся. Конечно, если до меня не доберется этот псих.
Виктория Семеновна тем временем передавала, что банкир обещает скрутить меня в бараний рог, переломать мне все конечности, причем каждый палец на руках по отдельности, чтобы больше не могла писать, выбить зубы, свернуть челюсть, вспороть брюхо и выпустить наружу кишки, на которых меня и повесит. Когда главная мне все это говорила, в трубке в качестве фона слышались раскаты грома: это, по всей вероятности, был банкирский голос.
Выслушав Викторию Семеновну внимательно, я поинтересовалась, не хочет ли он меня изнасиловать.
– Сейчас спрошу.
В кабинете главной упало что-то из мебели.
Из руки Виктории Семеновны трубку вырвали, и мне было сообщено, что говоривший желает вступить в половые отношения с моей матерью.
Судя по тому, что я услышала дальше, он явно был извращенцем. Может, он ошибся с изданием? У нас ведь в холдинге несколько редакций.
Мне надоели оскорбления и в свой адрес, и в адрес своих родственников, и было жаль мебель Виктории Семеновны, поэтому я прервала лившийся на меня речевой поток и спросила вкрадчивым голосом (памятуя, что беседую с психом), что привело господина в наше издательство и почему у него возникло такое страстное желание увидеть мою скромную персону.
Я ожидала услышать какой угодно ответ, только не тот, который последовал:
– Меда хочу, – сказал банкир.
Я на мгновение лишилась дара речи. Потом сказала себе, что волноваться не стоит, так как нервные клетки не восстанавливаются, скачки давления мне ни к чему, вон у моей мамы они дали кровоизлияние в глаз, а мне глаза для работы нужны, поэтому следует успокоиться. Сейчас много сумасшедших. Уже одно то, что банкира лично принесло в редакцию искать журналистку, не говорит в пользу его нормальности.
Если этот тип вообще банкир. Ведь у людей же разные бывают мании с фобиями.
– Какого меду? – спросила я ровным голосом.
– Деревенского, – ответил мужик.
– А я-то тут при чем? Я медом не торгую.
– Но вы его ели, – сказал банкир. – Или все наврали?
Я попросила пояснить поподробнее, что ему от меня надо.
– Вы в сарае сами сидели, или вам про него кто-то рассказал?
Ах вот оно что… Но чего ж это он так долго собирался? Статья-то ведь о дедуле с бабулей не вчера вышла, и даже не на прошлой неделе. Больше месяца прошло. Или этот псих столько времени зрел? У нас сегодня случайно не полнолуние?
Банкир тем временем продолжал говорить.
Оказалось, что его держали в том же сарае, что и меня, и у того же шеста. Ухаживали за ним говорливый дед и молчаливая бабка, и кормили они банкира натуральными деревенскими продуктами, вкуснее которых он в жизни не ел – ни в наших ресторанах, ни в Европах, Азиях и Америках. По ходу дела банкир сообщил, что ему за свою бурную жизнь довелось и в армии послужить, и на «хозяина» он работал не один год и не один раз, но из всех мест заточения он вспоминает деревенский сарай с ностальгической грустью. Банкир вздохнул и добавил, что никогда так хорошо не отдыхал, как там.
– Так вы сами в сарае сидели? – уточнил он.
Я подтвердила, что сама.
– По доброй воле или по принуждению?
– По принуждению.
– Я бы хотел дедулю с бабулей отблагодарить, – заявил банкир. – И медка попросить.
Вы не могли бы до них как-нибудь добраться?
Я заплачу.
Я подумала. Мне тоже хотелось еще натурального продукта. Могу я попросить Колобова доставить мне что-то из дедулиных запасов? Или его орлов? Да и на банкира почему-то взглянуть захотелось, раз у него такие человеческие слабости.
– Я смогу приехать в редакцию не раньше, чем через час, – сказала банкиру. – К себе после ваших угроз не приглашаю. Встречаться буду только при большом скоплении свидетелей.
Но банкир пригласил меня вместе пообедать в ресторане по моему выбору. Что-то часто меня в последнее время обедами стали потчевать. Как свинью, которую готовят на убой. Но журналистское любопытство гнало меня и на эту встречу. Возникло желание взять у банкира интервью. Его потом можно будет опубликовать в рубрике "Отзывы по следам наших выступлений". Договорились на два часа: я решила заскочить в редакцию и выяснить, что там произошло и чего ждать от банкира.
Когда доехала до нужного здания, охранник, оберегающий нашу редакцию от явных и тайных врагов и шпионов, при виде меня закатил глаза, оторвав их не от извечного кроссворда или, по крайней мере, сборника анекдотов, а от какого-то моего старого репортажа (правда, не про мед), что меня, признаться, удивило.
– Чего было? – спросила у него.
– Сухорукой приезжал собственной персоной. Из «Сибзонбанка». Весь в телохранителях.
"Свиньей" шли. Еле в двери наши протиснулись.
Мы уж тут все струхнули. Я вон твои статьи последние перечитываю. Чем ты ему не угодила?
– Мы с ним в одном сарае сидели, – пояснила я.
– А ему там понравилось? Или ты понравилась? – ухмыльнулся охранник. – Юлька, такого мужика брать надо. Говорят: неженат.
– В разное время сидели, так что лично не встречались, – ответила я и проследовала к Виктории Семеновне, по пути отвечая на вопросы коллег, которые разделились на две группы. Одна, как и охранник, придерживалась мнения, что я понравилась Сухорукову как женщина и по глупости ему отказала, а он меня теперь домогается. Ну где это видано, чтобы банкиры сами приезжали к журналистке? Вторая группа считала, что я где-то перешла ему дорогу и всему издательству вполне может вскоре прийти конец.
Господин Сухоруков Иван Захарович имел весьма странную кличку Сизо, причем она появилась в годы его молодости, проведенные в Сибири (по принуждению). Кто-то умный сложил первые буквы фамилии, имени и отчества, потом добавил еще одну – и получилось родное слово для тех, кто так любит давать погоняла.
В более поздние годы Иван Захарович его оправдал, вернее, попытался. Он хотел построить для родного города новый следственный изолятор.
Душой он болел за тех, кто томится в тесных некомфортабельных камерах и спит по очереди.
Возможно, не исключал, что самому придется переселиться из банкирских хором в не лучшие условия на Арсенальной набережной. Можно сказать, думал строить для себя и для друзей. Да и память о себе потомкам хотелось оставить.
Прославиться на века (похоже, лавры Антония Томишко не давали покоя). А то и встать в один ряд с Растрелли, Росси, Монферраном. Он даже собственноручно проект подготовил (со знанием дела). Но, несмотря на то что, услышав про инициативу Ивана Захаровича, еще несколько теперешних бизнесменов и банкиров были готовы вложиться в проект, он не получил поддержки у городской администрации, возможно, потому, что никто из них пока не сидел.
Однако оппозиция тут же ухватилась за идею (возможно, чтобы получить материальную поддержку на следующих выборах – ведь спонсоры-то и на строительстве изолятора, и на выборах одни и те же, а возможно, и потому, что среди них нашлись достойные люди, которым самим довелось погостить на Арсенальной набережной, дом семь) и стала активно проводить ее в массы, заодно воспевая нового Савву Морозова, продолжателя исконно русских традиций меценатства. Зачем городу новые дороги? Зачем развязки? Зачем пешеходные улицы? Комфортабельный следственный изолятор для лучших людей – вот первейшая необходимость. А остальные граждане и по колдобинам ездить могут.
Столько лет ездят – и ничего. А вот избранным после палат каменных сложно на жесткие нары перебираться. В особенности если эти люди в скором времени все равно будут признаны невиновными. Ну что ж, посмотрим, что произойдет на следующих выборах. Может, строительство нового изолятора станет основным пунктом предвыборной программы какого-нибудь кандидата. Сам Сухоруков, правда, его основным не делал. Но он в Госдуму пытался пройти. Если в следующий раз полезет в губернаторы… Кстати, скученность на самом деле является главной проблемой следственных изоляторов в Питере.
В большинстве других регионов России – это голод. В «Крестах» же, случается, и хлеб выбрасывают. Живут за счет передачек. Есть тюремный магазин, которым активно пользуются. Да и с хлебом проблем нет – на тот случай, если некому носить дачки и класть деньги на счет.
Виктория Семеновна встретила меня, как блудную дочь и показала на сломанный стул, пояснив, что известный банкир господин Сухоруков, баллотировавшийся в Госдуму и проигравший выборы японскому меньшинству, которое по непонятным причинам решило выдвигать свою кандидатуру в Питере, а не на Курилах, этим стулом в гневе шарахнул об пол. Банкирской рожей, по мнению Виктории Семеновны, следовало бы нечистую силу в хлеву отпугивать, и сарай, где нас держали, для него был самым подходящим местом.
Я вспомнила, что когда Сухоруков баллотировался в Госдуму, то в телевизоре выглядел вполне благообразно. Виктория Семеновна заметила, что тогда с ним явно работал отряд высокооплачиваемых имиджмейкеров, а теперь он вернулся к своему обычному облику. В этом облике для спокойствия мирного населения ему самое место за забором с несколькими рядами колючей проволоки по верху, за которым он в свое время и провел немало лет.
– Да, люди, которые раньше в тюрьмах и в колониях сидели, теперь хотят в правительстве, – грустно заметила я.
– И задача нас, журналистов, этого не допускать! – подняла указательный палец вверх Виктория Семеновна. – Мы, конечно, не можем отправить их назад за забор с колючей проволокой, это дело милиции, но должны по возможности почаще кричать: "Держите вора" или что-то в этом роде. Побольше народу услышит, может, кто-то и отреагирует.
– Скорее талантливые отечественные киллеры, – заметила я, – из безработных бывших спецназовцев.
– Я всегда трепетно относилась к санитарам леса, – призналась Виктория Семеновна и попросила у меня отчета о последних событиях.
Я рассказала, причем не во всех деталях, так как не успевала по времени. На прощание Виктория Семеновна меня перекрестила и, как и обычно, велела зря не рисковать. Просила уточнить про комфортабельный пятизвездочный изолятор. Она сама как-то запамятовала – слишком возбудилась, – не отказался ли банкир от идеи его построить? И как насчет мемориальной доски на «Крестах»? "Здесь сидели лучшие люди нашего города" – и далее по списку. Я заметила, что стен может не хватить, чтобы всех перечислить. Тем не менее мне было ведено сказать, что наш еженедельник (да и, наверное, телеканал – Новиков, скорее всего, не только не будет возражать, а поддержит двумя руками и выделит мне дополнительное эфирное время) готов освещать подобные эпохальные для града Петрова события. Но последней фразой она меня добила:
А значит, что-то случилось.
Телефон звонил и звонил. Я вскочила с кровати, чуть не грохнулась, зацепившись за развалившегося на полу кота, который даже не думал подвинуться, подпрыгнула к аппарату и схватила трубку.
– Дрыхнешь, что ли? – вместо приветствия спросила хриплым прокуренным голосом главная. – А тебя тут мужик домогается.
– Мужик-то хоть ничего? – поинтересовалась я.
– Не знаю. Я не по этой части, как тебе известно. Но внешне представительный. Говорит, банкир.
– Терпеть не могу банкиров, – заметила я.
– А это я ему уже сказала, – сообщила Виктория Семеновна.
В трубке послышался какой-то невнятный гул. По всей вероятности, домогающийся меня банкир находился в кабинете Виктории Семеновны и решил как-то прокомментировать услышанное. Главная его послушала и передала мне, что банкир терпеть не может журналистов, еще больше – журналисток, а меня в особенности Я уточнила, знакомы ли мы с ним лично и в каких статьях я его пропечатывала. Телесюжетов о банкирах и банках у меня точно не было. Оказалось, что мы никогда не были друг другу представлены, но я неоднократно проходилась в своем творчестве по ряду его знакомых, делая им рекламу, о которой они не просили. Поэтому он предпочел бы никогда со мной не встречаться.
И вообще моя физиономия в телевизоре его жутко раздражает.
– Он случайно не из психушки сбежал? – поинтересовалась я. – То он меня домогается, то…
– Сейчас уточню, – бросила мне в трубку Виктория Семеновна и в самом деле уточнила.
К сожалению, я не могла слышать ответ банкира, только поняла, что говорить он стал значительно громче.
– Юлька, ты слушаешь? Он говорит, что мечтает добраться до твоего горла и придушить.
И просит о встрече.
– Скажите, что только в присутствии санитаров. Он – в смирительной рубашке.
Виктория Семеновна и это передала. Я представляла, как она сейчас давится от смеха и какие усилия прилагает, чтобы не расхохотаться.
Мы потом с ней вместе посмеемся. Конечно, если до меня не доберется этот псих.
Виктория Семеновна тем временем передавала, что банкир обещает скрутить меня в бараний рог, переломать мне все конечности, причем каждый палец на руках по отдельности, чтобы больше не могла писать, выбить зубы, свернуть челюсть, вспороть брюхо и выпустить наружу кишки, на которых меня и повесит. Когда главная мне все это говорила, в трубке в качестве фона слышались раскаты грома: это, по всей вероятности, был банкирский голос.
Выслушав Викторию Семеновну внимательно, я поинтересовалась, не хочет ли он меня изнасиловать.
– Сейчас спрошу.
В кабинете главной упало что-то из мебели.
Из руки Виктории Семеновны трубку вырвали, и мне было сообщено, что говоривший желает вступить в половые отношения с моей матерью.
Судя по тому, что я услышала дальше, он явно был извращенцем. Может, он ошибся с изданием? У нас ведь в холдинге несколько редакций.
Мне надоели оскорбления и в свой адрес, и в адрес своих родственников, и было жаль мебель Виктории Семеновны, поэтому я прервала лившийся на меня речевой поток и спросила вкрадчивым голосом (памятуя, что беседую с психом), что привело господина в наше издательство и почему у него возникло такое страстное желание увидеть мою скромную персону.
Я ожидала услышать какой угодно ответ, только не тот, который последовал:
– Меда хочу, – сказал банкир.
Я на мгновение лишилась дара речи. Потом сказала себе, что волноваться не стоит, так как нервные клетки не восстанавливаются, скачки давления мне ни к чему, вон у моей мамы они дали кровоизлияние в глаз, а мне глаза для работы нужны, поэтому следует успокоиться. Сейчас много сумасшедших. Уже одно то, что банкира лично принесло в редакцию искать журналистку, не говорит в пользу его нормальности.
Если этот тип вообще банкир. Ведь у людей же разные бывают мании с фобиями.
– Какого меду? – спросила я ровным голосом.
– Деревенского, – ответил мужик.
– А я-то тут при чем? Я медом не торгую.
– Но вы его ели, – сказал банкир. – Или все наврали?
Я попросила пояснить поподробнее, что ему от меня надо.
– Вы в сарае сами сидели, или вам про него кто-то рассказал?
Ах вот оно что… Но чего ж это он так долго собирался? Статья-то ведь о дедуле с бабулей не вчера вышла, и даже не на прошлой неделе. Больше месяца прошло. Или этот псих столько времени зрел? У нас сегодня случайно не полнолуние?
Банкир тем временем продолжал говорить.
Оказалось, что его держали в том же сарае, что и меня, и у того же шеста. Ухаживали за ним говорливый дед и молчаливая бабка, и кормили они банкира натуральными деревенскими продуктами, вкуснее которых он в жизни не ел – ни в наших ресторанах, ни в Европах, Азиях и Америках. По ходу дела банкир сообщил, что ему за свою бурную жизнь довелось и в армии послужить, и на «хозяина» он работал не один год и не один раз, но из всех мест заточения он вспоминает деревенский сарай с ностальгической грустью. Банкир вздохнул и добавил, что никогда так хорошо не отдыхал, как там.
– Так вы сами в сарае сидели? – уточнил он.
Я подтвердила, что сама.
– По доброй воле или по принуждению?
– По принуждению.
– Я бы хотел дедулю с бабулей отблагодарить, – заявил банкир. – И медка попросить.
Вы не могли бы до них как-нибудь добраться?
Я заплачу.
Я подумала. Мне тоже хотелось еще натурального продукта. Могу я попросить Колобова доставить мне что-то из дедулиных запасов? Или его орлов? Да и на банкира почему-то взглянуть захотелось, раз у него такие человеческие слабости.
– Я смогу приехать в редакцию не раньше, чем через час, – сказала банкиру. – К себе после ваших угроз не приглашаю. Встречаться буду только при большом скоплении свидетелей.
Но банкир пригласил меня вместе пообедать в ресторане по моему выбору. Что-то часто меня в последнее время обедами стали потчевать. Как свинью, которую готовят на убой. Но журналистское любопытство гнало меня и на эту встречу. Возникло желание взять у банкира интервью. Его потом можно будет опубликовать в рубрике "Отзывы по следам наших выступлений". Договорились на два часа: я решила заскочить в редакцию и выяснить, что там произошло и чего ждать от банкира.
Когда доехала до нужного здания, охранник, оберегающий нашу редакцию от явных и тайных врагов и шпионов, при виде меня закатил глаза, оторвав их не от извечного кроссворда или, по крайней мере, сборника анекдотов, а от какого-то моего старого репортажа (правда, не про мед), что меня, признаться, удивило.
– Чего было? – спросила у него.
– Сухорукой приезжал собственной персоной. Из «Сибзонбанка». Весь в телохранителях.
"Свиньей" шли. Еле в двери наши протиснулись.
Мы уж тут все струхнули. Я вон твои статьи последние перечитываю. Чем ты ему не угодила?
– Мы с ним в одном сарае сидели, – пояснила я.
– А ему там понравилось? Или ты понравилась? – ухмыльнулся охранник. – Юлька, такого мужика брать надо. Говорят: неженат.
– В разное время сидели, так что лично не встречались, – ответила я и проследовала к Виктории Семеновне, по пути отвечая на вопросы коллег, которые разделились на две группы. Одна, как и охранник, придерживалась мнения, что я понравилась Сухорукову как женщина и по глупости ему отказала, а он меня теперь домогается. Ну где это видано, чтобы банкиры сами приезжали к журналистке? Вторая группа считала, что я где-то перешла ему дорогу и всему издательству вполне может вскоре прийти конец.
Господин Сухоруков Иван Захарович имел весьма странную кличку Сизо, причем она появилась в годы его молодости, проведенные в Сибири (по принуждению). Кто-то умный сложил первые буквы фамилии, имени и отчества, потом добавил еще одну – и получилось родное слово для тех, кто так любит давать погоняла.
В более поздние годы Иван Захарович его оправдал, вернее, попытался. Он хотел построить для родного города новый следственный изолятор.
Душой он болел за тех, кто томится в тесных некомфортабельных камерах и спит по очереди.
Возможно, не исключал, что самому придется переселиться из банкирских хором в не лучшие условия на Арсенальной набережной. Можно сказать, думал строить для себя и для друзей. Да и память о себе потомкам хотелось оставить.
Прославиться на века (похоже, лавры Антония Томишко не давали покоя). А то и встать в один ряд с Растрелли, Росси, Монферраном. Он даже собственноручно проект подготовил (со знанием дела). Но, несмотря на то что, услышав про инициативу Ивана Захаровича, еще несколько теперешних бизнесменов и банкиров были готовы вложиться в проект, он не получил поддержки у городской администрации, возможно, потому, что никто из них пока не сидел.
Однако оппозиция тут же ухватилась за идею (возможно, чтобы получить материальную поддержку на следующих выборах – ведь спонсоры-то и на строительстве изолятора, и на выборах одни и те же, а возможно, и потому, что среди них нашлись достойные люди, которым самим довелось погостить на Арсенальной набережной, дом семь) и стала активно проводить ее в массы, заодно воспевая нового Савву Морозова, продолжателя исконно русских традиций меценатства. Зачем городу новые дороги? Зачем развязки? Зачем пешеходные улицы? Комфортабельный следственный изолятор для лучших людей – вот первейшая необходимость. А остальные граждане и по колдобинам ездить могут.
Столько лет ездят – и ничего. А вот избранным после палат каменных сложно на жесткие нары перебираться. В особенности если эти люди в скором времени все равно будут признаны невиновными. Ну что ж, посмотрим, что произойдет на следующих выборах. Может, строительство нового изолятора станет основным пунктом предвыборной программы какого-нибудь кандидата. Сам Сухоруков, правда, его основным не делал. Но он в Госдуму пытался пройти. Если в следующий раз полезет в губернаторы… Кстати, скученность на самом деле является главной проблемой следственных изоляторов в Питере.
В большинстве других регионов России – это голод. В «Крестах» же, случается, и хлеб выбрасывают. Живут за счет передачек. Есть тюремный магазин, которым активно пользуются. Да и с хлебом проблем нет – на тот случай, если некому носить дачки и класть деньги на счет.
Виктория Семеновна встретила меня, как блудную дочь и показала на сломанный стул, пояснив, что известный банкир господин Сухоруков, баллотировавшийся в Госдуму и проигравший выборы японскому меньшинству, которое по непонятным причинам решило выдвигать свою кандидатуру в Питере, а не на Курилах, этим стулом в гневе шарахнул об пол. Банкирской рожей, по мнению Виктории Семеновны, следовало бы нечистую силу в хлеву отпугивать, и сарай, где нас держали, для него был самым подходящим местом.
Я вспомнила, что когда Сухоруков баллотировался в Госдуму, то в телевизоре выглядел вполне благообразно. Виктория Семеновна заметила, что тогда с ним явно работал отряд высокооплачиваемых имиджмейкеров, а теперь он вернулся к своему обычному облику. В этом облике для спокойствия мирного населения ему самое место за забором с несколькими рядами колючей проволоки по верху, за которым он в свое время и провел немало лет.
– Да, люди, которые раньше в тюрьмах и в колониях сидели, теперь хотят в правительстве, – грустно заметила я.
– И задача нас, журналистов, этого не допускать! – подняла указательный палец вверх Виктория Семеновна. – Мы, конечно, не можем отправить их назад за забор с колючей проволокой, это дело милиции, но должны по возможности почаще кричать: "Держите вора" или что-то в этом роде. Побольше народу услышит, может, кто-то и отреагирует.
– Скорее талантливые отечественные киллеры, – заметила я, – из безработных бывших спецназовцев.
– Я всегда трепетно относилась к санитарам леса, – призналась Виктория Семеновна и попросила у меня отчета о последних событиях.
Я рассказала, причем не во всех деталях, так как не успевала по времени. На прощание Виктория Семеновна меня перекрестила и, как и обычно, велела зря не рисковать. Просила уточнить про комфортабельный пятизвездочный изолятор. Она сама как-то запамятовала – слишком возбудилась, – не отказался ли банкир от идеи его построить? И как насчет мемориальной доски на «Крестах»? "Здесь сидели лучшие люди нашего города" – и далее по списку. Я заметила, что стен может не хватить, чтобы всех перечислить. Тем не менее мне было ведено сказать, что наш еженедельник (да и, наверное, телеканал – Новиков, скорее всего, не только не будет возражать, а поддержит двумя руками и выделит мне дополнительное эфирное время) готов освещать подобные эпохальные для града Петрова события. Но последней фразой она меня добила: