– Здравствуйте, проходите, – пригласила она.
   Борис был рад пиву ("Моя не разрешает", – шепотом сообщил он) и выставил на кухне на стол два стакана.
   – Я за рулем.
   – Ну, Юля, не могу же я один?
   – Боря, я за рулем не пью.
   В кухне нарисовалась его жена.
   – И правильно делаете, – сказала она. – Это ваш любимый кого-то сбил? По пьянке?
   Я округлила глаза. Борис молча налил себе пива.
   – Давай и мне, – сказала его жена, представившаяся Люсей.
   У Бориса с Люсей родился второй ребенок, и у ребенка сейчас как раз резались зубы. Люся не спала ночами, да и днем выматывалась, занимаясь готовкой, стиркой, уборкой, гуляньем и всем остальным. Борис работал с утра до ночи, чтобы прокормить семью. Люся оказалась иногородней, а отношения со свекровью не сложились, поэтому рассчитывать на бабушек не приходилось.
   Борис работал в той же фирме, что и Сергей, но занимался только ремонтом техники. Регулярно бегал по халтурам: во всех окрестных домах знали, что к нему можно обратиться.
   – Так что я еще и диспетчером работаю, – устало сказала Люся, потягивая пиво. – Бывает, ляжешь на полчасика – а тут обязательно кто-то позвонит., Но меня, конечно, интересовали не их семейные проблемы, а случившееся с Сергеем.
   Борис рассказал все, что было известно ему и другим сотрудникам фирмы.
   Вчера утром, когда приехали какие-то важные партнеры, в офисе не оказалось ни генерального директора господина Креницкого, ни его заместителя и по совместительству зятя господина Татаринова. Секретарша вначале позвонила на мобильный генеральному и услышала длинную матерную тираду, после чего директор и хозяин трубку вообще отключил и стал недоступен для общения. Тогда она позвонила Сереге. У того трубка была отключена с самого начала.
   Партнеры подождали двадцать минут, потом высказали секретарше свое мнение о ее начальстве и фирме в целом, и отбыли, заявив, что больше никогда не будут иметь дело с такими безответственными людьми.
   Сергей появился в офисе ближе к концу рабочего дня. В настроении был прекрасном, все время насвистывал под нос какую-то веселую мелодию. На вопрос Бориса, что с ним, ответил с идиотским выражением лица:
   – Любовь у меня! Любовь! Душа у меня поет, понимаешь?
   У Бори с двумя малыми детьми, причем одним с режущимися зубами, и в отсутствии помощи со стороны бабушек душа уже давно не пела.
   Она просила тишины, покоя, ничем не прерываемого восьмичасового сна, но получала вначале пеленки, теперь уже ползунки, которые надо было стирать (но не памперсы, так как на памперсы в достаточном для постоянного использования количестве денег не хватало), детские смеси, потому что у Люси пропало молоко, а также постоянное состояние напряжения: младший ползал на четвереньках по дому на дикой скорости, мог дать фору любому цирковому артисту и был готов тянуть в рот все, что попадалось под руку. А под руку почему-то чаще всего попадался папин инструмент, оставленный где не надо.
   Начинался очередной скандал с женой…
   – От любви получаются дети, – грустно сказал тогда Борис, вспоминая предыдущий вечер у себя дома.
   Но Сереге, казалось, было ни до кого. Он весь ушел в любовь.
   "Артист", – подумала я, но вслух ничего не сказала.
   Креницкий вчера в офис так и не приехал и даже не позвонил, чем удивил подчиненных.
   Такого с ним раньше никогда не случалось. Он появлялся и с дикого бодуна, и после ночи запретной любви. Иногда задерживался, но только не на назначенные деловые встречи, и всегда предупреждал секретаршу, что опоздает, а также сообщал, где его можно найти. Секретарше Наташке Креницкий доверял, знал, что она его жене не продаст.
   Жена, кстати, несколько раз звонила в офис, но ей не могли сказать ничего вразумительного.
   Сами ничего не знали. Но она, скорее всего, решила, что мужа покрывают подчиненные.
   Сегодня с утра в офисе появились оба – и тесть, и зять. Тесть, правда, немного подзадержался. Рабочий день начался с грандиозного скандала. Начальство орало за закрытой дверью, поэтому всех деталей не знает никто. Но тесть выгнал зятя с работы.
   Выйдя из кабинета родственника, Серега отправился к своему столу собирать вещи. Коллеги, конечно, поинтересовались о произошедшем. Серега, как отметили все, не выглядел расстроенным.
   Он выглядел веселым. Потом высказывались предположения, что он мог быть слегка пьян.
   – Меня вчера женушка с тещенькой выгнали за то, что не ночевал дома, – сообщил он. – Вот теперь, после отлучения от семьи, отлучили и от работы. Но ради того, чтобы больше никогда в жизни не видеть драгоценных родственничков, можно поискать и другое место.
   – Так ты сегодня дома не ночевал? – спросили коллеги.
   – Я и вчера не ночевал. То есть я не появился в ночь с позавчера на вчера. Ну и половину вчерашнего дня был недосягаем, – Сергей мечтательно улыбнулся. – Ну могу же я иногда позволить себе расслабиться? Ну любовь у меня! Любовь! А родственники не понимают. Вот вчера все-таки пришел. А мне раз – и на дверь показали. А я был не против. И эту ночь уже ночевал в другом месте. А сегодня – финита ля комедия. С доченькой разошелся – катись из фирмы.
   "Так где же он провел эту ночь? В особенности время с двух до четырех, названное патологоанатомом?" – возник у меня вопрос. На него можно было предложить великое множество ответов.
   Сергей собрал вещи, со всеми попрощался, его попросили сообщить, когда он устроится на новом месте. Серегу любили и все понимали: без него в фирме обстановка резко ухудшится. Во время процедуры прощания в общий зал вылетел Креницкий, стал крыть Серегу матом, обвинял его во всех возможных грехах, правда, в первую очередь почему-то в разгильдяйстве, а не прелюбодеянии, как рассчитывали услышать члены коллектива.
   Серега в долгу не остался и выплеснул поднакопившиеся отрицательные эмоции на тестя. При всем честном народе они минут пятнадцать орали друг на друга. Правда, сотрудники по большей части не понимали, о чем идет речь.
   Затем Серега развернулся и офис покинул, хлопнув дверью так, что навесной потолок аж закачался – как и все здание. Редька еще поорал, затем удалился в свой кабинет, велев секретарше налить ему сто пятьдесят "Перцовой".
   А через несколько часов в офис нагрянули менты. От них сотрудники и узнали, что недалеко от офиса произошла авария. Один человек погиб на месте, другой в тяжелом состоянии доставлен в больницу. Сергей отделался царапинами.
   – А что ментам нужно было в офисе, если Серега попал в аварию, пусть и по его вине?
   Какое отношение фирма имеет к дорожно-транспортному происшествию?
   Борис залпом выпил полстакана пива и внимательно посмотрел на меня.
   – Дело тут темное… Мы сегодня до конца дня его обсуждали… У него что-то случилось с тормозами. Я не знаю деталей: нам их не сказали, а Серегин «форд» я, как ты понимаешь, после аварии не видел. Но Серега, когда его менты повязали на месте, сразу стал говорить, что это ему по приказу тестя машину попортили. Ну и выдал и про жену с тещей, и про тестюшку. Нас допросили всех. Ну мы, конечно, подтвердили, что дикий скандал был. Что Серега отсюда на всех парах вылетел. Я, честно, когда про аварию услышал, подумал: Серега завелся, поэтому и врезался куда-то. Остыть надо было, а потом ехать. Может, тяпнул из горла – у него в «бардачке» всегда фляга лежала. Да, наверное, тяпнул – и дыхнул на ментов… Удивительно, что они так быстро в офисе нарисовались. С Креницким они долго в кабинете общались, потом ушли.
   Я кисло улыбнулась.
   – Во-во, мы все о том же подумали; – сказал Борис.
   – Откуда ты знаешь, о чем я подумала?
   – О том, что Редька ментам отслюнявил от толстой пачки небольшую толику. Чтоб его драгоценное тело не беспокоили. А Серегино поместили в такое место, откуда ему до Редьки не дотянуться.
   Я задумалась. Борис был прав. Редька вполне мог решить воспользоваться возможностью наказать Серегу. За что – вопрос десятый. Но он на него дико разозлился, а тут предоставляется такая великолепная возможность…
   – В общем, Серега сел. Вопрос: на сколько? – тем временем сообщил Борис.
   – Но почему? – впервые подала голос Люся. – Ведь если с его машиной кто-то повозился, значит, он не виноват! Пусть там кто-то и погиб на месте! Не сам же он себе колесо отвинчивал, или что там у него произошло? Тормоза, ты говорил? За что его посадили?
   – Его еще не посадили, – устало сказала я. – Просто для него избрали такую меру пресечения: содержание под стражей. И ее даже, наверное, еще не избрали. Он просто задержан на трое суток.
   И вообще не стала объяснять, что слово «сидеть» лучше не употреблять – как объяснял мне старый рецидивист, чалый[7] Леонид Петрович, дядька моей одноклассницы. Есть масса других слов и выражений, «правильных» слов и выражений – чалился, был у хозяина, работал на хозяина, топтал зону, цинтовал, отбывал наказание в местах лишения свободы, в конце концов.
   А если скажешь «сидел», вполне можешь услышать стандартный ответ или комментарий: "Садятся бабы (возможны другие синонимы слова женщины") на х…"
   – Но почему?! – опять воскликнула Люся.
   – Это вопрос не ко мне. Но есть такая вещь, как причинение смерти по неосторожности. Сто девятая статья УК. До трех лет. Двум или более лицам – до пяти. Хотя тут, она, пожалуй, не очень подходит…
   В дальнейшем, уже дома, просмотрев УК, который у меня «дежурит» рядом с компьютером, я поняла, что подобный случай скорее подпадает под другую статью – 264-ю – "Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств": "Нарушение лицом, управляющим автомобилем… правил дорожного движения или эксплуатации транспортных средств, повлекшее по неосторожности… смерть человека, – наказывается лишением свободы на срок до пяти лет с лишением права управлять транспортным средством на срок до трех лет".
   Если же двух или более лиц – на срок от четырех до десяти лет…
   А вообще повод всегда найдется. Для следствия же в подавляющем большинстве, случаев выгоднее, чтобы использовалась мера пресечения "содержание под стражей", в особенности для тех, кто взят в первый раз. Человек оказывается практически в полной и безраздельной власти "компетентных органов", к нему могут применить и психологические, и физические меры воздействия. Была у меня статья "Беззаконие на законных основаниях", написанная на основании разговоров с теми, кто уже вышел…
   Причем в опубликованный текст не вошла и треть собранного материала.
   – Наши все считают, что если бы не Редька, Серегу бы уже отпустили, – заметил Борис. – Он сидит из-за этого гада. И будет сидеть, если мы все ничего не сделаем. Редька воспользовался возможностью. Юля, надо что-то делать! На наших ребят ты можешь рассчитывать. Используй свои журналистские связи.
   А мы с ребятами… Ты только скажи, что нужно делать.
   Я медленно кивнула, попрощалась с Борисом и Люсей и поехала домой.
   Вернее, это я думала, что поехала домой.
   Мне не дали туда доехать.

Глава 9

   Было уже поздно, машин на дороге попадалось немного. Внезапно из переулочка, перерезая мне дорогу, вылетел огромный джип. Я только успела нажать на тормоз. Дверцы джипа тут же раскрылись, из него вылетели четыре амбала, подскочили ко мне, раскрыли дверцу и накрыли мне лицо тряпкой, пропитанной какой-то дрянью.
   Я отключилась.
   Очнулась в кромешной тьме в незнакомом месте. Ничего рассмотреть вокруг не могла. Поняла, что правая рука прикована наручником к гладкому металлическому шесту, правда, наручник ходил по нему свободно, и я могла опустить его в самый низ, когда лежала, чтобы не держать руку на весу. Вставая, вела наручник вверх. Другой рукой ощупала шест. Вероятно, он шел от пола до потолка. Хотя до потолка не могла дотянуться. Лежала я на каком-то матрасе – довольно толстом и, по всей вероятности, набитом старой ватой. Постельное белье, подушки и одеяла не предусматривались. Пол был деревянный. Отдать должное помещению, в нем оказалось не жарко, но и не холодно. Я не почувствовала ни сырости, ни сквозняка, хотя если нет окон…
   В тот вечер я так и не смогла определиться, нахожусь ли под землей или над землей. Обойдя шест с другой стороны, добралась до ведра, плотно прикрытого крышкой – моей параши.
   Крышка закрывалась настолько плотно, что запаха не было никакого. Неподалеку от параши нашлась трехлитровая банка с водой. "Не пей, Иванушка, козленочком станешь", – почему-то вертелась в голове идиотская строчка, но пить хотелось страшно. Вначале я просто дотронулась до поверхности воды кончиком языка.
   Вроде нормальная. Сделала один пробный глоток. Потом еще один. Вода оказалась на удивление вкусной, словно из родника. Или это мне кажется после отключки и вдыхания какой-то гадости?
   Я еще пошарила руками вокруг, но еды не обнаружила. Даже хлеба тюремщики не положили. Гады.
   И кто это меня прихватил, интересно? Наверное, из той же компании, что наведывались в квартиру. Нет, надо было все-таки принимать Танино предложение и брать с собой Сару или Барсика. Хотя когда бы я успела их вытащить из сумки?
   И где теперь моя сумка? Там же документы, ключи, сотовый. А моя машина?! Это братва себе может без труда новые тачки покупать, но не я со своих гонораров. Ну я эту сволочь пропечатаю в следующей статейке!.. Заснять, наверное, не удастся… Но в статье… Хотя ведь следующей статьи может и не быть – вдруг мелькнула жуткая мысль. Я тут же приказала себе не раскисать, хотя очень хотелось пустить слезу: себя было жалко.
   Не увидев с утра мою машину, забеспокоятся Таня и Ольга Петровна. У них есть запасные ключи от моей квартиры. Они войдут и поймут, что я не ночевала. По крайней мере, кота покормят. Одним беспокойством меньше. Но они знают, что я им всегда звоню, если вдруг решаю остаться у мужчины – опять же из-за кота. Если не позвонила – значит, что-то случилось. Они свяжутся с Андрюхой и, конечно, расскажут про визиты братвы. Но где он будет меня искать?
   И сколько мне тут придется сидеть?!
   Орошая матрас слезами и время от времени попивая водичку (в горле и во рту стояла сухость), я прикидывала возможные варианты развития событий. В конце концов заснула.
***
   Меня разбудил яркий свет, вдруг ворвавшийся в место моего заточения. Продрав глаза, поняла: кто-то открыл ставни.
   За окном светило солнце, виднелся участок голубого неба, на фоне которого в легких порывах ветра покачивались деревья. Сама я находилась в деревянном доме или сарае, в пустой комнате. Из мебели здесь были шест, к которому меня приковали наручником, и две табуретки у одной из стен. Матрас, на котором я спала, оказался полосатым (красно-белым) и даже не очень грязным. Вообще пыли кругом не было: кто-то тут регулярно убирался.
   Не успела я осмотреться, как единственная дверь раскрылась и на пороге появились дедуля с бабулей неопределенного возраста, правда, оба верткие, юркие и сухощавые. Оба были загорелыми, одеты просто, причем в льняную одежду (домотканую?), выглядели свежими и ничуть не побитыми жизнью, как городские пенсионеры.
   Глядя на них, я почему-то решила, что нахожусь в деревне, причем такой, которую цивилизация не очень коснулась. Из открытой двери до меня донеслись запахи: сена и еще кое-чего, до боли знакомого.
   – Доброе утро, красавица, – сказал дедок, улыбаясь. – Умыться не желаешь? Водичка холодненькая, колодезная. Или ты только теплой умываешься?
   Дедок держал в руках небольшой тазик и ведерко средних размеров, наполненное водой.
   Он подошел ко мне и поставил их передо мной.
   – Давай поливать буду, а ты умывайся.
   "И куда ж это я попала?" Но первым делом следовало установить контакт с тюремщиками.
   Так я скорее что-то выясню.
   Я вежливо поздоровалась в ответ, умыла лицо одной левой, прополоскала рот, поблагодарила дедка, а затем вытерлась протянутым бабкой льняным полотенцем.
   – Что на завтрак желаешь? – спросил дедок.
   Бабка стояла молча.
   Хотя обычно я не завтракаю, но тут мне страшно захотелось есть. Свежий деревенский воздух действует? Да и вчера я не нажралась на ночь, как делаю обычно.
   – А что можно? – спросила я.
   – Яишенку. Яички свои, сегодня с утра курочки снесли. Сметанки своей можно. Сметанка – прелесть. Ложка в ней стоит. Молочка попить. Колбаса есть, тоже своя. Сам коптил. Мясо копченое. Козлятинка или лосятинка. А днем ушицей тебя покормим. Я рыбку уже наловил, но пока сварить не успели. Ну так что, будешь?
   – Яичницу с колбасой и чайку покрепче, если можно.
   – Можно. Голова побаливает? Это у всех так. Я тебе сейчас настой из трав принесу – через полчасика пройдет.
   Дед с бабулей удалились, но вскоре появились вновь – со всем заказанным. На пол передо мною поставили каменную подставку (чтобы дерево не прожгло сковородкой?), на нее сковородку, рядом на жестяной тарелке лежали нарезанные кусочками колбаса и хлеб. Настой был в жестяной кружке, в которой мне потом принесли и чай. Нож не дали, только вилку и ложку.
   Дед с бабкой сели на табуретки у стены и смотрели, как я ем. Я смела все предложенное, сказала, что было очень вкусно, поблагодарила и поинтересовалась, долго ли мне еще предстоит столоваться у хозяев.
   – А вот этого не знаем, – сказал дедуля. – Не нам решать. Но ты, девонька, не беспокойся, с голоду не помрешь. От голода у нас еще никто не умирал. Как раз поправишься. А то ты уж слишком худая. У нас тут только натуральные продукты, рыбалка, охота. Так что будешь кушать то, чего раньше никогда не ела.
   – Спасибо большое, но мне все-таки хотелось бы узнать, когда я смогу питаться на своей собственной кухне.
   – Ух ты какая непонятливая! С этим вопросом не к нам. Вот приедет начальство – у них и будешь спрашивать.
   Меня, конечно, заинтересовало, когда приедет начальство. Но этого дед с бабкой опять же не знали.
   – Моя машина случайно не здесь? – спросила я. – Белая "шестерка".
   Дед посмотрел на меня удивленно.
   – Мою машину случайно сюда не перегнали? Мне не хотелось бы ее лишиться. А если ее бросили там, где взяли меня, то машину разденут, как минимум.
   Дед покачал головой.
   – Ой, девонька, тебе не о машине сейчас думать надо, – сказал.
   – А о чем?
   – Ну это тебе виднее. Сюда просто так не попадают.
   – Если б я знала, почему тут очутилась…
   – Это все так говорят, – заметил дедок.
   Меня как журналистку тут же заинтересовало, много ли людей гостили на матрасе до меня, питаясь натуральными продуктами. Дедок только махнул рукой.
   – А сколько покинули этот дом вперед ногами?
   – Нисколько, – удивленно посмотрел на меня дедок. – Сюда только на время привозят, а когда человек все поймет, ну или сделает, что просят, или я там не знаю что, его домой отвозят.
   – А ваши постояльцы своим ходом сюда не наведываются, чтобы пищи-то натуральной уже двумя руками поесть?
   Дедок хитро усмехнулся и заявил, что, не зная дороги, сюда не добраться, а дорога известна очень немногим.
   – Ну ладно, девонька, у нас еще работы много. Должна понимать: все хозяйство на нас.
   На обед ушицы покушаешь. А к вечеру, может, и начальство приедет. А может, и не приедет. Ты особо не рассчитывай. Они люди занятые.
   Я попросила принести что-нибудь почитать.
   Минут через десять вернулась одна бабка и положила передо мной на выбор книжку из цикла «Братва», явно забытую в этих местах кем-то из потенциальных прототипов; переводной женский роман некой американки, на обложке которого полуголый мужик с роскошным телом обнимал даму в платье фасона прошлого века.
   Платье уже было снято с одного ее плеча, к которому и припал губами герой. Третьим был предложен прошлогодний выпуск нашего еженедельника "Невские новости". Подумать только: нас и тут читают! Это радовало.
   От нечего делать прочитала про подвиги братвы, безжалостно расправляющейся со всеми конкурентами и даже с теми, кто слишком много знал, потом углубилась в наш еженедельник.
   О чем мы там писали в прошлом году? Димка в своем обзоре шоу-бизнеса жалел несчастного принца Монако, считающего, что Кристина Орбакайте – самая популярная певица в России.
   Что принц Альберт подумает о России и музыкальных вкусах россиян? Мне почему-то вспомнился Галькин воздыхатель Женя. По-моему, он, с душой поющий под дверью возлюбленной, мог дать большую фору всей московской тусовке вместе взятой. Вот кого следовало демонстрировать принцу Монако и прочим королевским особам. За пузырь Женя такое споет… И сколько еще в России подобных талантов? И вообще сколько талантов, которым просто не пробиться, потому что все места заняты? Мне стало грустно.
   Чтобы развеселиться, нашла Тонькину страницу. Прочитала сочиненное ею самой письмо читательницы, якобы спрашивающей у авторитетного издания, сколько мужчин женщине стоит иметь одновременно. Авторитетное издание в Тонькином лице отвечало, что как минимум трех: мужа – для денег, жеребца – для удовлетворения плоти, друга – для души. Остальные – по желанию. Можно второго жеребца – если упомянутых товарищей все равно не хватает.
   Можно еще парочку для улучшения своего материального положения. Но в таком случае необходимо помнить о заболеваниях, передающихся половым путем и имеющим широкое распространение в наше время в нашем городе. Правда, Тонька тут же успокаивала народ: теперь все лечат, и даже давала адрес, где. Я помню, как Тонька хвасталась, сколько ей заплатили за эту рекламу. Димка, кстати, у них потом лечился бесплатно, вернее, он в своем опусе рассказал про обследование одной звезды мужского пола, которая свято следит за своим имиджем, а поэтому регулярно проверяет свое здоровье. Ведь звезда же не может подвести поклонниц и распространять среди них венерические заболевания.
   Хотя поклонницы были готовы на любой подарок звезды, даже сифилис. Димка за эту статью содрал гонорар и со звезды.
   Имелся и мой опус – о торговле наркотиками на финских дискотеках и о том, как в качестве наркокурьеров используют или пожилых людей, или совсем молодых: подозрений меньше. Вспомнила, как тогда сидела ночью в своей машине с питерскими номерами… Ко мне подходили за водкой, пивом, сигаретами и наркотиками. В финской полиции уже специальный отдел создан по работе с русскими. Однако нас так просто не возьмешь. Финскими руками. Но меня-то сейчас прихватили русские.
   С чем же связано мое появление в гостях у бабули с дедулей? С последней поездкой в Финляндию? С закрытой выборгской гостиницей?
   Лично с Сергеем? Я была уверена, что меня взяли не из-за какой-то статьи. Не писала я ничего такого, за что могли приковать наручником к шесту. Но что же от меня хотят?

Глава 10

   Об этом узнала вечером.
   Послышался гул мотора, потом хлопнули дверцы, раздались мужские голоса. Я приготовилась, встав у шеста.
   В мою просторную одиночную камеру зашел Александр Иванович Колобов (по жене – Эриксон), с которым мы совсем недавно познакомились в Выборге.
   – Добрый вечер, Юленька, – расплылся он в слащавой улыбке. – Надеюсь, ты тут не голодала?
   – Хорошая у вас загородная база, Александр Иванович, – сказала я вместо приветствия.
   – Неплохая, – кивнул он совершенно серьезно, сел на одну из табуреток, а потом бросил через плечо двум своим быкам:
   – Брысь! И не заходить, пока не позову!
   – Но… – попытался возразить один бычара.
   Он, по-моему, имел счастье лично познакомиться с Сарой и Барсиком. Хотя я могла и ошибаться: этих молодцев вывели в каком-то одном инкубаторе. Или это какая-то новая таинственная раса, которая где-то пряталась в советские времена и вылезла в общество после перестройки, чтобы устанавливать свои порядки?
   – Брысь!
   Молодцы удалились. Колобов посмотрел на меня устало и сказал:
   – Села бы ты, Юля. В ногах правды нет, а разговор у нас будет долгий.
   – Табуретку пододвиньте.
   Александр Иванович поднес табуретку к шесту. ("Вот что значит мужчина из Питера, – подумала я, – даже пленнице предлагает сесть.
   Не то что московские издатели, у которых для посетителя может не найтись стула".) Сам Колобов удалился на свою табуретку, вздохнул и предложил мне рассказывать все с самого начала. Я уточнила, что именно его интересует. "Как провернули дельце с Татариновым", – ответил Александр Иванович. Я непонимающе уставилась на собеседника. Но в голове судорожно проносились мысли. О каком дельце идет речь?
   Что все-таки сделал Сергей? И каким образом он меня подставил?
   Но сейчас мне требовалось убедить Колобова в своей непричастности ни к каким темным делишкам Сереги. Изобразить святую простоту – хотя это навряд ли получится. Но уж в отсутствии какого-либо злого умысла со своей стороны по отношению к господину Колобову лично смогу убедить? Не хотелось зря страдать.
   А Серега в любом случае в «Крестах». Или пока еще в каком-нибудь ИВС. О том, как ему помочь, я буду размышлять после того, как отсюда выберусь. Сейчас я находилась не в том положении, чтобы думать о спасении милого друга.
   Самой бы выбраться в целости и сохранности.
   Но одни и те же мысли меня не оставляли: Серега хотел алиби? Для кого? И с офисом ли было связано дело? За что он отстегнул мне почти тринадцать тысяч баксов?
   – Что вы от меня хотите? – поинтересовалась у Колобова.
   – Знаешь, как меня подмывает ответить?