Страница:
Конец первой части.
Часть II.
1801-1805
I. Морские силы северных держав
В то время как Нельсон возвратился в Лондон, северные державы, соединенные общим негодованием, поручили грозному покровительству России слишком долго непризнаваемое достоинство второстепенных флотов и интересы нейтральных государств, глубоко оскорбленных притязаниями Британского кабинета. Предсказание Нельсона сбылось: "Англия, имевшая к началу войны всю Европу своей союзницей, теперь была во вражде со всей Европой". Франция противопоставляла ей военные силы Пруссии и испанский флот, а Россия преградила англичанам все сношения с материком, заперев для них порты от берегов Невы и до устья Эльбы. Документы, собранные Британским Адмиралтейством, показывали союз нейтральных государств истинно в грозном виде. Из этих документов видно, что Россия имела в то время 82 линейных корабля, Дания - 23, а Швеция - 18; но чтобы иметь о силах этих флотов точное представление, нужно числа несколько уменьшить. В 1801 г. Россия имела только 61 корабль, готовый идти в море. Половина этого флота, находившаяся в Средиземном и Черном морях, составляла эскадру, совершенно отдельную от Балтийского флота. Последний, состоявший из 31 корабля, был рассеян и удерживаем льдами в Кронштадте, Архангельске и Ревеле; но и из этих судов не более как 20 кораблей были в состоянии вступить в боевую линию. Русский флот, сделавший в течение полустолетия такие огромные успехи, в то время был известен только своими сражениями с турками и шведами и с трудом мог бы бороться с англичанами.
Между тем шведский король своим личным присутствием торопил в Карлскроне вооружение 11 кораблей, а 10 датских, изготовленных в Копенгагене, ожидали только прибытия матросов из норвежских портов, чтобы выйти в море. Конечно, этим эскадрам нужно было бы долго учиться, чтобы достичь до той точности в движениях, того совершенства в мелких подробностях, какими отличались английские эскадры; но этот недостаток они легко искупали лучшим составом корабельных команд. Коммерция нейтральных государств, за которую теперь вооружались северные державы, с 1793 г. развилась чрезвычайно, и должна была приготовить большое число моряков. Конечно, торговля Англии развивалась в той же прогрессии и в то время занимала до 19000 судов; но, принужденная охранять себя на стольких пунктах и быть готовой к борьбе с такими грозными противниками, Англия, чтобы собрать в своем морском народонаселении матросов в достаточном числе, как для торгового мореплавания, так и для укомплектования 472 военных судов, принуждена была прибегать к самым решительным мерам. Не довольствуясь тем, что набирала себе команды на улицах, вооруженной рукой, она сажала на свои суда бродяг всех наций и заключенных из тюрем{48}. Она надеялась, что непоколебимая дисциплина укротит эти непокорные характеры, и приучит их к морю. Следствием такой неосмотрительной доверчивости были возмущения, которые с трудом можно было подавлять. С 1794 по 1801 г. потери и частые побеги лишили английский флот более 40000 человек.
Деятельная торговля Дании и Швеции остановилась на время, и эти два государства могли набирать экипажи для военных судов в своем упраздненном на время купеческом флоте, из матросов, привыкших к самому трудному плаванию в мире. Таким образом, экипажи их эскадр имели бы неоспоримый перевес над экипажами английских кораблей. Кроме того, эти эскадры, если бы англичане осмелились преследовать их в Балтике, имели бы над неприятелем огромное преимущество, плавая в опасном море, которое было им совершенно знакомо; а если бы им удалось еще соединиться с русской эскадрой, находившейся в Ревеле, то в целом они составили бы флот из 30 или 35 кораблей, перед которым легко могло бы исчезнуть то очарование, которое так долго составляло главную силу Британского флота. Но граф Сент-Винцент, который со вступлением министерства Аддингтона заменил в Адмиралтействе лорда Спенсера, привык хладнокровно смотреть на морские коалиции и рассчитывал на недостаток согласия, почти всегда ослабляющий подобные союзы. Он решил не обращать внимания на печальные предсказания, которыми встретили проект большой экспедиции в Балтийское море, - проект, завещанный еще Питтом, - и положил поразить этот союз прежде, нежели весна очистит русские и шведские порты и даст возможность соединиться всем трем эскадрам. В исходе февраля 1801 г. он заступил место лорда Спенсера, и первым делом его было отправить ко флоту, собранному в Ярмуте, повеление вступить под паруса и идти в Зунд.
II. Появление английской эскадры в Балтийском море 30 марта 1801 года
17 января Нельсон поднял свой вице-адмиральский флаг на 110-пушечном корабле "Сан-Жозеф". Он надеялся занять место лорда Кейта в Средиземном море, а между тем, чтобы заглушить угрызения совести и избежать домашних неудовольствий, которые навлек на себя, поспешил вступить под начало графа Сент-Винцента, командовавшего тогда Ламаншской эскадрой. Вскоре, то есть еще до падения правительства Питта и назначения графа Сент-Винцента первым лордом адмиральства, Нельсон попал под командование другого адмирала, сэра Гайд-Паркера, которому поручили главное начальство в Немецком море. Лорд Спенсер, готовивший эту эскадру для Балтийской экспедиции, конечно, понимал, что из всех английских адмиралов один лишь Нельсон может упрочить успех такого опасного предприятия; но причуды и странности великого моряка произвели слишком неприятное впечатление. Адмиралтейство не один раз уже испытало прихоти Нельсона, не раз уже страшилось за него, а потому сочло нужным подчинить уму более зрелому и дисциплинированному его необузданное мужество и несокрушимую храбрость. Притом уважение, вообще оказываемое в Англии прежним заслугам, заглаживало то, что подобная мера могла оскорбить человека, стоявшего уже так высоко в общем мнении. Нельсону очень искусно передали намерение лорда Спенсера, и он, по-видимому, охотно подчинился такому распоряжению. 12 февраля он пересел на 98-пушечный корабль "Сент-Джордж", отправился в Портсмут, чтобы торопить снаряжение 7 линейных кораблей, и в первых числах марта пришел с этим отрядом в Ярмут, где его ждал Гайд-Паркер.
В эту эпоху у англичан вице-адмиральский флаг поднимался не иначе, как на трехдечном корабле: это было одно из тех правил официального этикета, которых англичане держались во все времена. Таким образом, желание устроить адмиралам приличное помещение было одной из главных причин, по которым в английском флоте сохранилось большое число этого рода кораблей, тяжелых и огромных, неповоротливость и медлительность которых в ходу Нельсон так часто проклинал. Из 104 кораблей, вооруженных в Англии, было, по крайней мере, 18 трехдечных. Около Бреста находилось 13 таких кораблей, но несмотря на это, Адмиралтейство назначило только 2 в эскадру Немецкого моря: "Лондон", под флагом адмирала Паркера, и "Сент-Джордж", на котором находился вице-адмирал Нельсон. Контр - адмирал Грэвс имел флаг на 74-пушечном корабле "Дифайянс". Так как с глубоко сидящими кораблями трудно было пройти отмели Зунда, то к 11 74-пушечным кораблям, составлявшими ядро этой эскадры, присоединили еще 5 64-пушечных и 2 50-пушечных. Десантное войско, состоявшее из 49-го пехотного полка, двух легких рот и отряда артиллерии, посадили на одну из дивизий этого флота. Число всех судов, собранных под начальством адмирала Гайд-Паркера, включая фрегаты, бомбардирские суда и брандеры, представляло в итоге 53 вымпела.
За 15 дней до снятия флота с якоря дипломатический агент, Ванситтарт{49} был отправлен в Копенгаген. Секретные инструкции уведомляли сэра Гайд-Паркера о цели этого посольства и предписывали ему, в том случае, если переговоры примут благоприятный оборот, немедленно идти в Ревельскую бухту, атаковать и разбить эскадру из 12 кораблей, стоявшую на этом рейде, и потом, не теряя времени, идти на Кронштадт. Английское министерство справедливо почитало Россию душой коалиции и не колебалось безотлагательно начать против этого государства военные действия. Что же касается Дании и Швеции, то английское министерство рассчитывало на их слабость и, полагая, что одной угрозы бомбардирования будет достаточно, чтобы отделить Данию от союза, предписало сэру Гайд-Паркеру: "Расположить свои силы таким образом, чтобы Швеция, принужденная следовать примеру Дании, могла найти в самой значительности их достаточный предлог к согласию на мирные предложения". "Если Густав IV, как на это надеялись, решится один или вместе с Данией возобновить прежние договоры с Англией, то первой обязанностью адмирала, командующего в Балтике, будет защищать Швецию от нападения и гнева России". И так министерство Аддингтона, составляя эти инструкции то есть 15 марта 1801 г., не сомневалось в отступлении от союза этих двух второстепенных государств, а следовательно, отправляя сильную эскадру в Балтийское море, имело главной целью нанести смертельный удар русскому флоту и поразить в самое сердце державу, почитавшую себя в безопасности от всей Европы. Дерзкое предприятие, на которое Англия посылала свои флоты и на которое Франция, еще менее счастливая, должна была со временем послать свои армии.
Чтобы вполне оценить это новое усилие английского флота, нужно иметь ясное понятие о различных природных препятствиях, которые на самом театре военных действий могли осложнить намерения Адмиралтейства. Три пролива: Зунд, Большой Бельт и Малый Бельт, соединяют Немецкое и Балтийское моря два опасных бассейна, разделенные полуостровом Ютландией, который простирается от устья Эльбы до 58 градуса широты. Для того, чтобы попасть в Балтику, нужно прежде войти в Скаге-Рак - пролив, обильный кораблекрушениями; потом, обогнув северную оконечность Ютландии, идти к югу через Каттегат и, наконец, в том месте, где острова Зеландия и Фиония наполняют собой промежуток оставшийся между Ютландией и Швецией, избрать один из трех узких проходов, которые извиваются между этими препятствиями. Из этих трех проливов один можно назвать непроходимым: это Малый Бельт опасный и узкий лабиринт, прорытый природой между островом Фионией и Ютландским берегом. Большой Бельт - извилистый канал, разделяющий острова Зеландию и Фионию, простирается почти на 150 миль{50} и представляет для плавания такие препятствия, которые англичане еще не имели случая преодолевать {51}. Третий пролив - Зунд - безопаснее других, и служит обыкновенным путем для всех судов, идущих в Балтику (план № 5). Он заключается между островом Зеландией, на котором стоит Копенгаген, и южной оконечностью Швеции. Этот пролив долго почитался ключом к Балтийскому морю, и теперь еще пошлина, которую собирает Дания с судов, проходящих Зундом, насчитывает ежегодно до 4000000 франков{52}. Над входом в пролив господствует замок Кронборг, служащий в одно и то же время дворцом, крепостью и государственной тюрьмой. Этот замок находится от шведского берега на расстоянии 4142 метров. Далеко выдающийся мыс, на котором он построен, и его укрепления и башни, скрывают частью от взоров красивый городок Эльсинор. Но едва вы минуете последний бастион этого величественного здания, построенного по чертежам Тихо-Браге, как Эльсинор открывается разом, со своими обширным и спокойным рейдом, оживленный вид которого еще резче подчеркивает пустынное однообразие шведского берега, где у подошвы горы, на низменности, открытой для северных ветров, печально расположился маленький город Гельсинборг, примечательный только живописными развалинами своей старинной башни. Остров Гвеен, со своими беловатыми берегами, занимает середину пролива, быстро расширяющегося к югу от Эльсинора. Далее, в 22 милях от Кронборга оказываются высокие шпицы Копенгагена и острова Сальтгольм и Амагер. Первый лежит ближе к шведскому берегу, а второй соединяется со столицей Дании двумя широкими мостами. За этими островами Зунд сливается с Балтийским морем.
Вблизи острова Сальтгольма, на шведском берегу, напротив Копенгагена, возвышается город Мальмё. Города эти находятся один от другого на расстоянии 15 миль, а между ними остров Сальтгольм образует два пролива: один отделяет его от шведского берега, а другой от зеленеющего низменного острова Амагера, почти смежного с Копенгагеном. Этот второй пролив разделяется в свою очередь на два прохода песчаной банкой в три мили длины, называемой Миддель-Грунд, на которой самая большая глубина не бывает более 5 м. Это датские Фермопилы. Западный проход, называемый Королевским фарватером, заключается между Миддель-Грундом и Копенгагеном, которому служит рейдом, а восточный отделяет эту столицу от острова Сальтгольма и носит название Большого, или Голландского фарватера. Оба прохода простираются с севера на юг, и проходимы для самых больших судов. К несчастью, канал, который они образуют, соединяясь за Миддель-Грундом, усеян в конце многими песчаными банками, и большие суда не иначе могут входить в него, как уменьшив свое углубление{53}. Быстрые течения, большей частью следующие по направлению ветра, еще более затрудняют плавание в этом опасном месте. Таким образом, Зунд служит кратчайшим и обыкновенно избираемым путем для купеческих судов, идущих в Балтийское море, или для флота, который не захотел бы миновать Копенгаген; но корабли первого ранга встречают немного южнее этого города препятствия, которые можно преодолеть только при помощи больших усилий.
Таковы были трудности, с которыми надлежало бороться эскадре сэра Гайд-Паркера. Она вышла из Ярмута 12 марта 1801 г. и 18 была уже в виду высоких берегов Норвегии. Сильный шторм разбросал ее при входе в Скагеррак, подверг корабль "Россель" большой опасности и выбросил один бриг; так что адмирал Паркер, чтобы собрать свои суда принужден был 12 марта стать на якорь при входе в Зунд. Здесь, 23 марта с ним соединился фрегат "Бланш", на котором вместе с Ванситтартом, возвращавшимся из Копенгагена, находился поверенный в делах английского правительства при датском дворе Друммонд. Английские требования были отвергнуты, и потому прежде, чем начать действовать против русских, надлежало выбить из союза Данию. Приготовления к защите Копенгагена произвели на английского дипломата впечатление, которое перешло к сэру Гайд-Паркеру. По словам Ванситтарта, Королевский фарватер был непроходим с северной стороны. Вход был защищен фортом Трекронер, построенным на сваях, и назначенным защищать вместе с цитаделью гавань, в которой датчане укрыли свой флот. Форт Трекронер был вооружен 30 орудиями 24-х фунтового калибра, 38 36-фунтовыми орудиями и одной 96-фунтовой каронадой; а для подкрепления его поставили два старых разоруженных корабля: "Марс" и "Элефантен". Таким образом, Копенгагену могли угрожать только с южной стороны Королевского фарватера; но и здесь еще встречались грозные препятствия, потому что датчане прикрыли свою столицу длинным фронтом старых кораблей и блокшифов, вооруженных 628 орудиями, с 4849 человеками экипажей. Эта линия, поставленная на шпрингтах, на расстоянии 1600 м впереди береговых батарей, оставляла между собой и Миддель-Грундом проход шириной в 500 м и глубиной около 12 м. Не прежде, как устранив эти первые препятствия, возможно было угрожать бомбардированием городу, и тем восторжествовать над сопротивлением Дании.
Однако все эти приготовления не могли совершенно успокоить жителей Копенгагена, когда они узнали о появлении адмирала Паркера у входа в Зунд и особенно о присутствии Нельсона на английской эскадре. Знаменитый историк Нибур, бывший грустным очевидцем этих важных происшествий, свидетельствует нам в своей переписке с друзьями о моральном могуществе одного имени Нельсона. 24 марта он писал к г-же Гельснер: "Мы ожидаем, что наша линия обороны будет подвержена грозным нападениям: Нельсон находится в неприятельском флоте, и конечно, при этом случае он употребит ту же энергию, какую уже столько раз выказал прежде, в других обстоятельствах".
Но беспокойство датчан нельзя было назвать отчаянием. Они знали, что помощь шведского флота, обещанная ко 2 апреля, придет слишком поздно; что русский флот не может освободиться из льдов Финского залива; и решась, несмотря на это не отлагаться от союза, положили мужественно защищать свою столицу. В тот день, когда узнали о появлении английской эскадры в Каттегате, в Копенгагене более 1000 человек добровольно записались в солдаты. Все сословия выказали одинаковый патриотизм, одинаковое самоотвержение. Один университет поставил корпус из 1200 молодых людей цвет Дании, и в продолжении нескольких дней Копенгаген представлял собой дивное зрелище: народ, одушевляемый одной мыслью, собрался вокруг своего принца, чтобы отразить вторжение чужеземцев.
Ванситтарт уже дал знать в Англию о неудачном результате начала переговоров, и там с беспокойством ожидали известий с флота. "Я совершенно уверен в Нельсоне, - говорил лорд Сент-Винцент своему секретарю, - и был бы совершенно спокоен, если бы ему можно было поручить главное руководство; но я менее доверяю адмиралу Гайд-Паркеру, который еще не имел случая себя выказать". Назначая Нельсона под команду к другому адмиралу, Адмиралтейство имело причины более важные, нежели старшинство по службе; но ясно было, что с окончанием переговоров Нельсон естественным образом займет первое место. В письме своем из Ярмута к графу Сент - Винценту, Нельсон говорит, что при мысли о темных ночах и льдах Балтийского моря он не чувствует, подобно Паркеру, того нервического беспокойства, которое всегда увеличивает в наших глазах опасность. И точно, по своему энергическому темпераменту Нельсон был совершенно чужд подобным ощущениям. Он давно уже сожалел о напрасных проволочках, которые дозволили датчанам привести свою столицу в оборонительное положение. Нередко в Портсмуте, спеша с вооружением своих кораблей, он говорил друзьям: "Время - вот наш лучший союзник! Сохраним же, по крайней мере, его, если уже все другие союзники нас оставили. Что ни говорите, а на войне все от него зависит; каких-нибудь пяти минут довольно, чтобы предопределить победу или поражение". При входе в Зунд сэр Гайд-Паркер спрашивал совета Нельсона, и тот более чем когда-либо настаивал, чтобы скорее было предпринято решительное действие. В этот год зима была очень легкая, и если бы русские корабли, находившиеся в Ревеле, успели выйти в море, то англичанам пришлось бы, может быть, действовать против Копенгагена в виду наблюдательной эскадры из 15 или 20 кораблей, которая легко взяла бы перевес над судами, уже наполовину покалеченными. Что же касается планов входа в Балтику, то Нельсон находил, что все они исполнимы. В проходе через Большой Бельт он видел еще ту выгоду, что можно было, не медля, отделить часть флота против русской эскадры. Но он все-таки настаивал, чтобы не теряли ни минуты и чтобы для начала действий непременно воспользовались первым попутным ветром. Никогда Нельсон не был так велик, как в этих трудных обстоятельствах. Корабль "Инвинсибль", посланный из Англии с контр-адмиралом Тотти для усиления Балтийской эскадры, разбился на одной из банок Немецкого моря, и это страшное происшествие, стоившее жизни 400 человекам, показалось англичанам дурным предзнаменованием. Лоцманы, привезенные из Англии, страшась вести линейные корабли в тех местах, где они плавали только на купеческих судах, не переставали указывать на каждом шагу на новые опасности и неодолимые преграды. Нельсон находил ответы на все и, веруя в свое счастье, оставался спокоен среди этих опасений.
Наконец, 26 марта адмирал Паркер решился сняться с якоря. Он пошел к Большому Бельту, но, пройдя несколько миль вдоль северного берега Зеландии, уступил советам начальника своего штаба, капитана Отвея, и решил идти через Зунд. Перед закатом солнца флот стоял уже опять на старом месте. Адмирал Паркер, все еще колебавшийся, послал на другой день спросить коменданта Кронборгского замка, имеет ли он приказание не пропускать английский флот. Ответ этого офицера был таков, какого Паркер должен был ожидать. "Как солдат, я не могу вмешиваться в политику, - сказал комендант, - но и не могу допустить, чтобы флот, намерения которого мне неизвестны, прошел безнаказанно мимо пушек моей крепости".
Таким образом, английская эскадра принуждена была готовиться идти на прорыв. 30 марта, на рассвете, пользуясь ровным норд-норд-вестовым ветром, она снялась с якоря и построилась в линию баталии. Нельсон оставил свой тяжелый трехдечный корабль и поднял флаг на 74-пушечном корабле "Элефант". Он командовал авангардом; адмирал Паркер был в центре, контр-адмирал Грэвс в арьергарде. Накануне капитан Моррей на корабле "Эдгар" стал с бомбардирскими судами и канонерскими лодками по северную сторону Кронборга и по первому выстрелу датчан начал бомбардировать замок. Если бы оба берега пролива были одинаково вооружены орудиями большого калибра, то англичане, принужденные проходить в полутора километрах от неприятельских батарей, без сомнения, понесли бы сильный урон; но задержать их было бы невозможно, ибо есть примеры, что эскадры, гораздо менее значительные, чем та которой командовал Паркер, прорывались через проливы более опасные, нежели Зунд{54}. Но ни одно ядро не было пущено с шведского берега; там не существовало и признака батареи. Английский флот придержался к этому берегу и таким образом прошел совершенно вне выстрелов Кронборга, вскоре перестав даже на них отвечать. Ядра крепости ложились более нежели в 150 м от английских судов, которые, безнаказанно придерживаясь к шведскому берегу, в полдень подошли к острову Гвеену, и стали на якорь в 15 милях от Копенгагена. Отряд капитана Моррея, бросив издали множество бомб в крепость и в Эльсинор, также снялся в якоря, и прошел пролив вслед за флотом, вне выстрелов неприятеля. В этот день англичане потеряли только несколько матросов, убитых осколками 24- фунтовой пушки, которую разорвало на корабле "Изис". Со стороны датчан было 2 убитых и 15 опасно раненых бомбами флотилии; но выстрелы Кронборга возвестили Копенгагену, что он должен готовиться к новым жертвам.
III. Сражение при Копенгагене 2 апреля 1801 года
Адмирал Паркер хотел лично проверить меры, принятые для защиты Копенгагена, и потому, лишь только флот стал на якорь, он вместе с Нельсоном и контр-адмиралом Грэвсом пересел на одно из своих легких судов, и направился к городу, чтобы лично осмотреть его способы обороны. Этот осмотр доказал адмиралу, что донесения Ванситтарта нисколько не преувеличены, и в тот же вечер на корабле "Лондон" был созван военный совет. Трудно было составить такой план атаки, чтобы при его исполнении суда не подвергались большой опасности. Нельсон окончил все споры, объявив, что с 10 кораблями он берется исполнить это опасное предприятие. Адмирал Паркер, проявлявший в течение целой кампании самое полное самоотвержение, не поколебался принять предложение своего подчиненного и даже сам прибавил два 50-пушечных корабля к эскадре, которую просил у него Нельсон. Невозможность атаковать Копенгаген с северной стороны Королевского фарватера была доказана, а потому в совете решили, что Нельсон с 12 кораблями, 5 фрегатами и со всей флотилией канонерских лодок, бомбардирских судов и брандеров спустится Голландским фарватером до острова Амагера и там переждет, пока южный ветер не позволит ему войти в Королевский фарватер с юга. Адмирал Паркер с 8 кораблями должен был стать на якорь с северной стороны фарватера, чтобы действовать во фланг батареи Трекронер, а главное, чтобы иметь возможность прикрыть те из судов Нельсона, которые, получив повреждения, будут принуждены выйти из линии. Действительно, этим судам, выходя из линии, пришлось бы идти мимо батарей, защищавших пролив с севера, а в этом-то и заключалась наибольшая опасность предприятия.
В ночь, предшествовавшую экспедиции, Нельсон сам промерил глубину около Мидель - Грунда, а датчане, по непростительному недостатку бдительности, не тревожили его во время этой работы. На другой день, в час пополудни, эскадра, имея в голове фрегат "Амазон", под командой капитана Риу, вошла в Голландский фарватер и стала на якорь в 8 часов вечера, обогнув при помощи стихавшего ветра оконечность опасной банки, имя которой осталось вечно памятным в летописях английского флота. С этого места оставалось не более 2 миль до датских кораблей, и при первой перемене ветра английская эскадра могла прямо идти на неприятельскую линию. Всю ночь промеривали фарватеры, в то время еще так мало известные. Капитан Гарди, которому при Трафальгаре предстояло принять последнее прощание Нельсона, оставил свой корабль "Сент-Джордж", чтобы следовать за адмиралом, к которому бы искренно привязан. Он сам вызвался заняться промером. Чтобы ни малейшим шумом не возбудить внимания неприятеля, он измерял глубину длинным шестом и, таким образом, приблизясь к первому датскому кораблю, смог убедиться, что эскадра не встретит на своем пути никакого препятствия. Что же касается Нельсона, он всю ночь не мог сомкнуть глаз. Часть этого времени он провел, диктуя приказания, ибо ветер переменился, и казалось, готов был способствовать исполнению его намерения. Датская линия, состоявшая из 18 судов, занимала пространство в полторы мили, и прикрывала фронт Копенгагена от острова Амагера до форта Трекронер. Английские корабли должны были идти вдоль датской линии и потом становиться каждый против соответствующего неприятельского, бросая якорь с кормы на месте, заранее определенном. Фрегатам назначено было действовать на обоих концах линии.
Часть II.
1801-1805
I. Морские силы северных держав
В то время как Нельсон возвратился в Лондон, северные державы, соединенные общим негодованием, поручили грозному покровительству России слишком долго непризнаваемое достоинство второстепенных флотов и интересы нейтральных государств, глубоко оскорбленных притязаниями Британского кабинета. Предсказание Нельсона сбылось: "Англия, имевшая к началу войны всю Европу своей союзницей, теперь была во вражде со всей Европой". Франция противопоставляла ей военные силы Пруссии и испанский флот, а Россия преградила англичанам все сношения с материком, заперев для них порты от берегов Невы и до устья Эльбы. Документы, собранные Британским Адмиралтейством, показывали союз нейтральных государств истинно в грозном виде. Из этих документов видно, что Россия имела в то время 82 линейных корабля, Дания - 23, а Швеция - 18; но чтобы иметь о силах этих флотов точное представление, нужно числа несколько уменьшить. В 1801 г. Россия имела только 61 корабль, готовый идти в море. Половина этого флота, находившаяся в Средиземном и Черном морях, составляла эскадру, совершенно отдельную от Балтийского флота. Последний, состоявший из 31 корабля, был рассеян и удерживаем льдами в Кронштадте, Архангельске и Ревеле; но и из этих судов не более как 20 кораблей были в состоянии вступить в боевую линию. Русский флот, сделавший в течение полустолетия такие огромные успехи, в то время был известен только своими сражениями с турками и шведами и с трудом мог бы бороться с англичанами.
Между тем шведский король своим личным присутствием торопил в Карлскроне вооружение 11 кораблей, а 10 датских, изготовленных в Копенгагене, ожидали только прибытия матросов из норвежских портов, чтобы выйти в море. Конечно, этим эскадрам нужно было бы долго учиться, чтобы достичь до той точности в движениях, того совершенства в мелких подробностях, какими отличались английские эскадры; но этот недостаток они легко искупали лучшим составом корабельных команд. Коммерция нейтральных государств, за которую теперь вооружались северные державы, с 1793 г. развилась чрезвычайно, и должна была приготовить большое число моряков. Конечно, торговля Англии развивалась в той же прогрессии и в то время занимала до 19000 судов; но, принужденная охранять себя на стольких пунктах и быть готовой к борьбе с такими грозными противниками, Англия, чтобы собрать в своем морском народонаселении матросов в достаточном числе, как для торгового мореплавания, так и для укомплектования 472 военных судов, принуждена была прибегать к самым решительным мерам. Не довольствуясь тем, что набирала себе команды на улицах, вооруженной рукой, она сажала на свои суда бродяг всех наций и заключенных из тюрем{48}. Она надеялась, что непоколебимая дисциплина укротит эти непокорные характеры, и приучит их к морю. Следствием такой неосмотрительной доверчивости были возмущения, которые с трудом можно было подавлять. С 1794 по 1801 г. потери и частые побеги лишили английский флот более 40000 человек.
Деятельная торговля Дании и Швеции остановилась на время, и эти два государства могли набирать экипажи для военных судов в своем упраздненном на время купеческом флоте, из матросов, привыкших к самому трудному плаванию в мире. Таким образом, экипажи их эскадр имели бы неоспоримый перевес над экипажами английских кораблей. Кроме того, эти эскадры, если бы англичане осмелились преследовать их в Балтике, имели бы над неприятелем огромное преимущество, плавая в опасном море, которое было им совершенно знакомо; а если бы им удалось еще соединиться с русской эскадрой, находившейся в Ревеле, то в целом они составили бы флот из 30 или 35 кораблей, перед которым легко могло бы исчезнуть то очарование, которое так долго составляло главную силу Британского флота. Но граф Сент-Винцент, который со вступлением министерства Аддингтона заменил в Адмиралтействе лорда Спенсера, привык хладнокровно смотреть на морские коалиции и рассчитывал на недостаток согласия, почти всегда ослабляющий подобные союзы. Он решил не обращать внимания на печальные предсказания, которыми встретили проект большой экспедиции в Балтийское море, - проект, завещанный еще Питтом, - и положил поразить этот союз прежде, нежели весна очистит русские и шведские порты и даст возможность соединиться всем трем эскадрам. В исходе февраля 1801 г. он заступил место лорда Спенсера, и первым делом его было отправить ко флоту, собранному в Ярмуте, повеление вступить под паруса и идти в Зунд.
II. Появление английской эскадры в Балтийском море 30 марта 1801 года
17 января Нельсон поднял свой вице-адмиральский флаг на 110-пушечном корабле "Сан-Жозеф". Он надеялся занять место лорда Кейта в Средиземном море, а между тем, чтобы заглушить угрызения совести и избежать домашних неудовольствий, которые навлек на себя, поспешил вступить под начало графа Сент-Винцента, командовавшего тогда Ламаншской эскадрой. Вскоре, то есть еще до падения правительства Питта и назначения графа Сент-Винцента первым лордом адмиральства, Нельсон попал под командование другого адмирала, сэра Гайд-Паркера, которому поручили главное начальство в Немецком море. Лорд Спенсер, готовивший эту эскадру для Балтийской экспедиции, конечно, понимал, что из всех английских адмиралов один лишь Нельсон может упрочить успех такого опасного предприятия; но причуды и странности великого моряка произвели слишком неприятное впечатление. Адмиралтейство не один раз уже испытало прихоти Нельсона, не раз уже страшилось за него, а потому сочло нужным подчинить уму более зрелому и дисциплинированному его необузданное мужество и несокрушимую храбрость. Притом уважение, вообще оказываемое в Англии прежним заслугам, заглаживало то, что подобная мера могла оскорбить человека, стоявшего уже так высоко в общем мнении. Нельсону очень искусно передали намерение лорда Спенсера, и он, по-видимому, охотно подчинился такому распоряжению. 12 февраля он пересел на 98-пушечный корабль "Сент-Джордж", отправился в Портсмут, чтобы торопить снаряжение 7 линейных кораблей, и в первых числах марта пришел с этим отрядом в Ярмут, где его ждал Гайд-Паркер.
В эту эпоху у англичан вице-адмиральский флаг поднимался не иначе, как на трехдечном корабле: это было одно из тех правил официального этикета, которых англичане держались во все времена. Таким образом, желание устроить адмиралам приличное помещение было одной из главных причин, по которым в английском флоте сохранилось большое число этого рода кораблей, тяжелых и огромных, неповоротливость и медлительность которых в ходу Нельсон так часто проклинал. Из 104 кораблей, вооруженных в Англии, было, по крайней мере, 18 трехдечных. Около Бреста находилось 13 таких кораблей, но несмотря на это, Адмиралтейство назначило только 2 в эскадру Немецкого моря: "Лондон", под флагом адмирала Паркера, и "Сент-Джордж", на котором находился вице-адмирал Нельсон. Контр - адмирал Грэвс имел флаг на 74-пушечном корабле "Дифайянс". Так как с глубоко сидящими кораблями трудно было пройти отмели Зунда, то к 11 74-пушечным кораблям, составлявшими ядро этой эскадры, присоединили еще 5 64-пушечных и 2 50-пушечных. Десантное войско, состоявшее из 49-го пехотного полка, двух легких рот и отряда артиллерии, посадили на одну из дивизий этого флота. Число всех судов, собранных под начальством адмирала Гайд-Паркера, включая фрегаты, бомбардирские суда и брандеры, представляло в итоге 53 вымпела.
За 15 дней до снятия флота с якоря дипломатический агент, Ванситтарт{49} был отправлен в Копенгаген. Секретные инструкции уведомляли сэра Гайд-Паркера о цели этого посольства и предписывали ему, в том случае, если переговоры примут благоприятный оборот, немедленно идти в Ревельскую бухту, атаковать и разбить эскадру из 12 кораблей, стоявшую на этом рейде, и потом, не теряя времени, идти на Кронштадт. Английское министерство справедливо почитало Россию душой коалиции и не колебалось безотлагательно начать против этого государства военные действия. Что же касается Дании и Швеции, то английское министерство рассчитывало на их слабость и, полагая, что одной угрозы бомбардирования будет достаточно, чтобы отделить Данию от союза, предписало сэру Гайд-Паркеру: "Расположить свои силы таким образом, чтобы Швеция, принужденная следовать примеру Дании, могла найти в самой значительности их достаточный предлог к согласию на мирные предложения". "Если Густав IV, как на это надеялись, решится один или вместе с Данией возобновить прежние договоры с Англией, то первой обязанностью адмирала, командующего в Балтике, будет защищать Швецию от нападения и гнева России". И так министерство Аддингтона, составляя эти инструкции то есть 15 марта 1801 г., не сомневалось в отступлении от союза этих двух второстепенных государств, а следовательно, отправляя сильную эскадру в Балтийское море, имело главной целью нанести смертельный удар русскому флоту и поразить в самое сердце державу, почитавшую себя в безопасности от всей Европы. Дерзкое предприятие, на которое Англия посылала свои флоты и на которое Франция, еще менее счастливая, должна была со временем послать свои армии.
Чтобы вполне оценить это новое усилие английского флота, нужно иметь ясное понятие о различных природных препятствиях, которые на самом театре военных действий могли осложнить намерения Адмиралтейства. Три пролива: Зунд, Большой Бельт и Малый Бельт, соединяют Немецкое и Балтийское моря два опасных бассейна, разделенные полуостровом Ютландией, который простирается от устья Эльбы до 58 градуса широты. Для того, чтобы попасть в Балтику, нужно прежде войти в Скаге-Рак - пролив, обильный кораблекрушениями; потом, обогнув северную оконечность Ютландии, идти к югу через Каттегат и, наконец, в том месте, где острова Зеландия и Фиония наполняют собой промежуток оставшийся между Ютландией и Швецией, избрать один из трех узких проходов, которые извиваются между этими препятствиями. Из этих трех проливов один можно назвать непроходимым: это Малый Бельт опасный и узкий лабиринт, прорытый природой между островом Фионией и Ютландским берегом. Большой Бельт - извилистый канал, разделяющий острова Зеландию и Фионию, простирается почти на 150 миль{50} и представляет для плавания такие препятствия, которые англичане еще не имели случая преодолевать {51}. Третий пролив - Зунд - безопаснее других, и служит обыкновенным путем для всех судов, идущих в Балтику (план № 5). Он заключается между островом Зеландией, на котором стоит Копенгаген, и южной оконечностью Швеции. Этот пролив долго почитался ключом к Балтийскому морю, и теперь еще пошлина, которую собирает Дания с судов, проходящих Зундом, насчитывает ежегодно до 4000000 франков{52}. Над входом в пролив господствует замок Кронборг, служащий в одно и то же время дворцом, крепостью и государственной тюрьмой. Этот замок находится от шведского берега на расстоянии 4142 метров. Далеко выдающийся мыс, на котором он построен, и его укрепления и башни, скрывают частью от взоров красивый городок Эльсинор. Но едва вы минуете последний бастион этого величественного здания, построенного по чертежам Тихо-Браге, как Эльсинор открывается разом, со своими обширным и спокойным рейдом, оживленный вид которого еще резче подчеркивает пустынное однообразие шведского берега, где у подошвы горы, на низменности, открытой для северных ветров, печально расположился маленький город Гельсинборг, примечательный только живописными развалинами своей старинной башни. Остров Гвеен, со своими беловатыми берегами, занимает середину пролива, быстро расширяющегося к югу от Эльсинора. Далее, в 22 милях от Кронборга оказываются высокие шпицы Копенгагена и острова Сальтгольм и Амагер. Первый лежит ближе к шведскому берегу, а второй соединяется со столицей Дании двумя широкими мостами. За этими островами Зунд сливается с Балтийским морем.
Вблизи острова Сальтгольма, на шведском берегу, напротив Копенгагена, возвышается город Мальмё. Города эти находятся один от другого на расстоянии 15 миль, а между ними остров Сальтгольм образует два пролива: один отделяет его от шведского берега, а другой от зеленеющего низменного острова Амагера, почти смежного с Копенгагеном. Этот второй пролив разделяется в свою очередь на два прохода песчаной банкой в три мили длины, называемой Миддель-Грунд, на которой самая большая глубина не бывает более 5 м. Это датские Фермопилы. Западный проход, называемый Королевским фарватером, заключается между Миддель-Грундом и Копенгагеном, которому служит рейдом, а восточный отделяет эту столицу от острова Сальтгольма и носит название Большого, или Голландского фарватера. Оба прохода простираются с севера на юг, и проходимы для самых больших судов. К несчастью, канал, который они образуют, соединяясь за Миддель-Грундом, усеян в конце многими песчаными банками, и большие суда не иначе могут входить в него, как уменьшив свое углубление{53}. Быстрые течения, большей частью следующие по направлению ветра, еще более затрудняют плавание в этом опасном месте. Таким образом, Зунд служит кратчайшим и обыкновенно избираемым путем для купеческих судов, идущих в Балтийское море, или для флота, который не захотел бы миновать Копенгаген; но корабли первого ранга встречают немного южнее этого города препятствия, которые можно преодолеть только при помощи больших усилий.
Таковы были трудности, с которыми надлежало бороться эскадре сэра Гайд-Паркера. Она вышла из Ярмута 12 марта 1801 г. и 18 была уже в виду высоких берегов Норвегии. Сильный шторм разбросал ее при входе в Скагеррак, подверг корабль "Россель" большой опасности и выбросил один бриг; так что адмирал Паркер, чтобы собрать свои суда принужден был 12 марта стать на якорь при входе в Зунд. Здесь, 23 марта с ним соединился фрегат "Бланш", на котором вместе с Ванситтартом, возвращавшимся из Копенгагена, находился поверенный в делах английского правительства при датском дворе Друммонд. Английские требования были отвергнуты, и потому прежде, чем начать действовать против русских, надлежало выбить из союза Данию. Приготовления к защите Копенгагена произвели на английского дипломата впечатление, которое перешло к сэру Гайд-Паркеру. По словам Ванситтарта, Королевский фарватер был непроходим с северной стороны. Вход был защищен фортом Трекронер, построенным на сваях, и назначенным защищать вместе с цитаделью гавань, в которой датчане укрыли свой флот. Форт Трекронер был вооружен 30 орудиями 24-х фунтового калибра, 38 36-фунтовыми орудиями и одной 96-фунтовой каронадой; а для подкрепления его поставили два старых разоруженных корабля: "Марс" и "Элефантен". Таким образом, Копенгагену могли угрожать только с южной стороны Королевского фарватера; но и здесь еще встречались грозные препятствия, потому что датчане прикрыли свою столицу длинным фронтом старых кораблей и блокшифов, вооруженных 628 орудиями, с 4849 человеками экипажей. Эта линия, поставленная на шпрингтах, на расстоянии 1600 м впереди береговых батарей, оставляла между собой и Миддель-Грундом проход шириной в 500 м и глубиной около 12 м. Не прежде, как устранив эти первые препятствия, возможно было угрожать бомбардированием городу, и тем восторжествовать над сопротивлением Дании.
Однако все эти приготовления не могли совершенно успокоить жителей Копенгагена, когда они узнали о появлении адмирала Паркера у входа в Зунд и особенно о присутствии Нельсона на английской эскадре. Знаменитый историк Нибур, бывший грустным очевидцем этих важных происшествий, свидетельствует нам в своей переписке с друзьями о моральном могуществе одного имени Нельсона. 24 марта он писал к г-же Гельснер: "Мы ожидаем, что наша линия обороны будет подвержена грозным нападениям: Нельсон находится в неприятельском флоте, и конечно, при этом случае он употребит ту же энергию, какую уже столько раз выказал прежде, в других обстоятельствах".
Но беспокойство датчан нельзя было назвать отчаянием. Они знали, что помощь шведского флота, обещанная ко 2 апреля, придет слишком поздно; что русский флот не может освободиться из льдов Финского залива; и решась, несмотря на это не отлагаться от союза, положили мужественно защищать свою столицу. В тот день, когда узнали о появлении английской эскадры в Каттегате, в Копенгагене более 1000 человек добровольно записались в солдаты. Все сословия выказали одинаковый патриотизм, одинаковое самоотвержение. Один университет поставил корпус из 1200 молодых людей цвет Дании, и в продолжении нескольких дней Копенгаген представлял собой дивное зрелище: народ, одушевляемый одной мыслью, собрался вокруг своего принца, чтобы отразить вторжение чужеземцев.
Ванситтарт уже дал знать в Англию о неудачном результате начала переговоров, и там с беспокойством ожидали известий с флота. "Я совершенно уверен в Нельсоне, - говорил лорд Сент-Винцент своему секретарю, - и был бы совершенно спокоен, если бы ему можно было поручить главное руководство; но я менее доверяю адмиралу Гайд-Паркеру, который еще не имел случая себя выказать". Назначая Нельсона под команду к другому адмиралу, Адмиралтейство имело причины более важные, нежели старшинство по службе; но ясно было, что с окончанием переговоров Нельсон естественным образом займет первое место. В письме своем из Ярмута к графу Сент - Винценту, Нельсон говорит, что при мысли о темных ночах и льдах Балтийского моря он не чувствует, подобно Паркеру, того нервического беспокойства, которое всегда увеличивает в наших глазах опасность. И точно, по своему энергическому темпераменту Нельсон был совершенно чужд подобным ощущениям. Он давно уже сожалел о напрасных проволочках, которые дозволили датчанам привести свою столицу в оборонительное положение. Нередко в Портсмуте, спеша с вооружением своих кораблей, он говорил друзьям: "Время - вот наш лучший союзник! Сохраним же, по крайней мере, его, если уже все другие союзники нас оставили. Что ни говорите, а на войне все от него зависит; каких-нибудь пяти минут довольно, чтобы предопределить победу или поражение". При входе в Зунд сэр Гайд-Паркер спрашивал совета Нельсона, и тот более чем когда-либо настаивал, чтобы скорее было предпринято решительное действие. В этот год зима была очень легкая, и если бы русские корабли, находившиеся в Ревеле, успели выйти в море, то англичанам пришлось бы, может быть, действовать против Копенгагена в виду наблюдательной эскадры из 15 или 20 кораблей, которая легко взяла бы перевес над судами, уже наполовину покалеченными. Что же касается планов входа в Балтику, то Нельсон находил, что все они исполнимы. В проходе через Большой Бельт он видел еще ту выгоду, что можно было, не медля, отделить часть флота против русской эскадры. Но он все-таки настаивал, чтобы не теряли ни минуты и чтобы для начала действий непременно воспользовались первым попутным ветром. Никогда Нельсон не был так велик, как в этих трудных обстоятельствах. Корабль "Инвинсибль", посланный из Англии с контр-адмиралом Тотти для усиления Балтийской эскадры, разбился на одной из банок Немецкого моря, и это страшное происшествие, стоившее жизни 400 человекам, показалось англичанам дурным предзнаменованием. Лоцманы, привезенные из Англии, страшась вести линейные корабли в тех местах, где они плавали только на купеческих судах, не переставали указывать на каждом шагу на новые опасности и неодолимые преграды. Нельсон находил ответы на все и, веруя в свое счастье, оставался спокоен среди этих опасений.
Наконец, 26 марта адмирал Паркер решился сняться с якоря. Он пошел к Большому Бельту, но, пройдя несколько миль вдоль северного берега Зеландии, уступил советам начальника своего штаба, капитана Отвея, и решил идти через Зунд. Перед закатом солнца флот стоял уже опять на старом месте. Адмирал Паркер, все еще колебавшийся, послал на другой день спросить коменданта Кронборгского замка, имеет ли он приказание не пропускать английский флот. Ответ этого офицера был таков, какого Паркер должен был ожидать. "Как солдат, я не могу вмешиваться в политику, - сказал комендант, - но и не могу допустить, чтобы флот, намерения которого мне неизвестны, прошел безнаказанно мимо пушек моей крепости".
Таким образом, английская эскадра принуждена была готовиться идти на прорыв. 30 марта, на рассвете, пользуясь ровным норд-норд-вестовым ветром, она снялась с якоря и построилась в линию баталии. Нельсон оставил свой тяжелый трехдечный корабль и поднял флаг на 74-пушечном корабле "Элефант". Он командовал авангардом; адмирал Паркер был в центре, контр-адмирал Грэвс в арьергарде. Накануне капитан Моррей на корабле "Эдгар" стал с бомбардирскими судами и канонерскими лодками по северную сторону Кронборга и по первому выстрелу датчан начал бомбардировать замок. Если бы оба берега пролива были одинаково вооружены орудиями большого калибра, то англичане, принужденные проходить в полутора километрах от неприятельских батарей, без сомнения, понесли бы сильный урон; но задержать их было бы невозможно, ибо есть примеры, что эскадры, гораздо менее значительные, чем та которой командовал Паркер, прорывались через проливы более опасные, нежели Зунд{54}. Но ни одно ядро не было пущено с шведского берега; там не существовало и признака батареи. Английский флот придержался к этому берегу и таким образом прошел совершенно вне выстрелов Кронборга, вскоре перестав даже на них отвечать. Ядра крепости ложились более нежели в 150 м от английских судов, которые, безнаказанно придерживаясь к шведскому берегу, в полдень подошли к острову Гвеену, и стали на якорь в 15 милях от Копенгагена. Отряд капитана Моррея, бросив издали множество бомб в крепость и в Эльсинор, также снялся в якоря, и прошел пролив вслед за флотом, вне выстрелов неприятеля. В этот день англичане потеряли только несколько матросов, убитых осколками 24- фунтовой пушки, которую разорвало на корабле "Изис". Со стороны датчан было 2 убитых и 15 опасно раненых бомбами флотилии; но выстрелы Кронборга возвестили Копенгагену, что он должен готовиться к новым жертвам.
III. Сражение при Копенгагене 2 апреля 1801 года
Адмирал Паркер хотел лично проверить меры, принятые для защиты Копенгагена, и потому, лишь только флот стал на якорь, он вместе с Нельсоном и контр-адмиралом Грэвсом пересел на одно из своих легких судов, и направился к городу, чтобы лично осмотреть его способы обороны. Этот осмотр доказал адмиралу, что донесения Ванситтарта нисколько не преувеличены, и в тот же вечер на корабле "Лондон" был созван военный совет. Трудно было составить такой план атаки, чтобы при его исполнении суда не подвергались большой опасности. Нельсон окончил все споры, объявив, что с 10 кораблями он берется исполнить это опасное предприятие. Адмирал Паркер, проявлявший в течение целой кампании самое полное самоотвержение, не поколебался принять предложение своего подчиненного и даже сам прибавил два 50-пушечных корабля к эскадре, которую просил у него Нельсон. Невозможность атаковать Копенгаген с северной стороны Королевского фарватера была доказана, а потому в совете решили, что Нельсон с 12 кораблями, 5 фрегатами и со всей флотилией канонерских лодок, бомбардирских судов и брандеров спустится Голландским фарватером до острова Амагера и там переждет, пока южный ветер не позволит ему войти в Королевский фарватер с юга. Адмирал Паркер с 8 кораблями должен был стать на якорь с северной стороны фарватера, чтобы действовать во фланг батареи Трекронер, а главное, чтобы иметь возможность прикрыть те из судов Нельсона, которые, получив повреждения, будут принуждены выйти из линии. Действительно, этим судам, выходя из линии, пришлось бы идти мимо батарей, защищавших пролив с севера, а в этом-то и заключалась наибольшая опасность предприятия.
В ночь, предшествовавшую экспедиции, Нельсон сам промерил глубину около Мидель - Грунда, а датчане, по непростительному недостатку бдительности, не тревожили его во время этой работы. На другой день, в час пополудни, эскадра, имея в голове фрегат "Амазон", под командой капитана Риу, вошла в Голландский фарватер и стала на якорь в 8 часов вечера, обогнув при помощи стихавшего ветра оконечность опасной банки, имя которой осталось вечно памятным в летописях английского флота. С этого места оставалось не более 2 миль до датских кораблей, и при первой перемене ветра английская эскадра могла прямо идти на неприятельскую линию. Всю ночь промеривали фарватеры, в то время еще так мало известные. Капитан Гарди, которому при Трафальгаре предстояло принять последнее прощание Нельсона, оставил свой корабль "Сент-Джордж", чтобы следовать за адмиралом, к которому бы искренно привязан. Он сам вызвался заняться промером. Чтобы ни малейшим шумом не возбудить внимания неприятеля, он измерял глубину длинным шестом и, таким образом, приблизясь к первому датскому кораблю, смог убедиться, что эскадра не встретит на своем пути никакого препятствия. Что же касается Нельсона, он всю ночь не мог сомкнуть глаз. Часть этого времени он провел, диктуя приказания, ибо ветер переменился, и казалось, готов был способствовать исполнению его намерения. Датская линия, состоявшая из 18 судов, занимала пространство в полторы мили, и прикрывала фронт Копенгагена от острова Амагера до форта Трекронер. Английские корабли должны были идти вдоль датской линии и потом становиться каждый против соответствующего неприятельского, бросая якорь с кормы на месте, заранее определенном. Фрегатам назначено было действовать на обоих концах линии.