– Никаких протыкающих тучи мечей, – сказал отец, и плеснул в граненый стакан самогона. – Никаких вечных огней. Отдайте газ селам, чтобы хозяйки у печки не корячились. Никаких «никто не забыт, ничто не забыто». Люди все равно забудут, если не поймут. А они, по-моему, не понимают.
– Ты уж скажешь, – попробовала возразить мама Андрея. Жить ей оставалось совсем недолго, но об этом никто не знал.
– И никаких трибун для генералов. – Бандура-старший ее не расслышал. – К чертовой матери и то, и другое. Войны развязывают политики, начинают генералы, а умирать доводится солдатам. Тут вот что надо. Тут нужен храм…
Трое в сквере не были храмом. Но, от них веяло чем-то таким, чему тяжело подыскать определение. Безысходностью, покаянием, но и надеждой, сошедшимися воедино, чтобы намертво пригвоздить бронзовые изваяния к скупому каменному постаменту. «Мы не хотели, чтобы так вышло. Пускай у вас получится по-другому. Чтобы потом снова не довелось ставить памятники, кому-то еще, пока что подрастающему зашкольной партой…»«Наверное, батя бы оценил», – подумалось Андрею, прежде чем яростный автомобильный клаксон не вернул его в реальность, которая, впрочем, существует сама по себе только в головах дураков. Напирающий сзади джип с ревом обогнал «Мазду». Избегая столкновения, Бандура шарахнулся вправо. Пассажир внедорожника яростно покрутил у виска. На пальце поблескивала печатка. Пожав плечами, Бандура отвернулся.
– Ты точно засыпаешь, – укорила Мила. – Куплю-ка я тебе кофе. А то домой не доедем, чувствует мое сердце.
«Если оно у тебя имеется». – Андрей свернул на стоянку.
* * *
Ресторан «Три Корочки Хлеба» был стилизован под украинскую деревню славной эпохи «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Площадь в несколько сотен квадратных метров занимали крытые соломой мазанки, а на самом деле комфортабельные кабинеты на разное количество столиков. Территорию ресторана огораживал забор из палок, с нанизанными кое-где глиняными горшками.
– Цены запредельные, зато качество отменное, – вполголоса сообщила Мила.
«Цена реальная, качество идеальное», – пронеслось у Бандуры в голове. Или наша реклама целиком рассчитана на идиотов, или ее производят исключительно дауны, но, с дугой стороны, кто-то же выкладывает при этом бабки. Причем, не малые, судя по всему. А если все вокруг кажутся отморозками, то, возможно, самому следует посетить психиатра? Как бы там ни было, часть рекламных слоганов занозами застревают в голове, против воли обладателя мозгов. Не совсем ясно, стимулируют ли они покупательскую истерию, зато сохраняются долго, как камни в почках.
– Мы тут без штанов не останемся? – Бандура знакомился с меню. Мила ласково улыбнулась. Они сидели за столиком, и госпожа Кларчук колдовала над заказом. Внутри мазанка была обставлена, словно филиал «Метрополя», а дым мангала придавал обстановке романтический привкус и приятно щекотал ноздри. На жаровне поспевал шашлык.
Желудок Андрея среагировал как у собаки, имевшей несчастье подвернуться под руку профессору Павлову. Рот наполнился слюной. Издалека неслись обыкновенные в таких местах, стилизованные под блатату напевы, которые, в большинстве, почему-то создаются и исполняются евреями, как правило, далекими от гоп стопа и тюремных шконок. От соседних столиков в виде нестройного хора летели голоса других клиентов. Бандура напряг слух, и уловил отдельные фразы.
– Вчера в «Отстойнике» зажигали. Чистый отпад. Движение такое, обалдеть…
– Реально? Я вчера в «Шопинг-Центре» висел. Капусты спустил… Так догнался, что трубу потерял.
– Гонишь! Ту, конкретную? За пятьсот баксов?
Со своего места Бандура видел кусок стоянки, забитой такими дорогими тачками, что «Мазда» Милы Сергеевны терялась среди них, как сморчок на утыканной подосиновиками поляне. Вдалеке серела унылая будка конечной остановки троллейбуса, а за ней скорбные силуэты афганцев. С северо-востока, из-за Днепра, набегали обещающие осадки облака, светло-серые сверху и темные, неряшливые к земле. Как будто их специально извозили в грязи.
– Кажется, дождь начинается, – словами Вини Пуха сказал Бандура. Как бы в подтверждение почти что сразу заморосил дождь. Погода решительно портилась. Впрочем, похолодание стимулировало аппетит посетителей кабачка, посыпались заказы на горячительные напитки. Бармену довелось вертеться, как белке в колесе, а официантам удвоить прыть.
– Откуда столько бабла? – поинтересовался Андрей, лишь отчасти озвучивая роль чернорабочего со стройки. – Видели бы мои односельчане, глазам бы не поверили…
– Столица, – бросила Мила.
– Ну, и что с того?
– Про круговорот воды в природе слышал?
– Ну, и каким он боком к этим недоумкам?
– К элите, – поправила Мила.
– Гранат на такую не жалко.
– Все зависит от критериев отбора. – Мила вздохнула. – И вообще, каждому свое. – Она снисходительно улыбнулась. – Ладно. Хватит болтать. Откупоривай шампанское.
– За рулем не пью, – запротестовал Андрей.
– Опасаешься милиции?
– Дело принципа.
– Похвально. – Сказала Мила. – Но, глупо. По чуть-чуть можно. И потом, в центре дорогие машины останавливают редко. А «Шампанское», между прочим, не водка.
В конце концов Андрей согласился, и они, чокнувшись, осушили бокалы. Мила вооружилась ножом и вилкой. Бандура последовал ее примеру. Кушала она так элегантно, что Андрей даже залюбовался.
– Ты потому сегодня опоздал, – заметила Мила, тщательно прожевав отбивную, что города толком не знаешь.
– Не знаю?
– Конечно. Зачем было колесить через Бессарабку, если всего-то следовало выехать на Большую Житомирскую, спуститься по Софиевской на Майдан, а затем, по Институтской… – Мила подцепила маслину. – И все.
– Да? – несколько растерялся Андрей. Кристина никогда не обращала внимания на то, каким путем они едут. Он полагал, что женщины вообще не способны ориентироваться на местности, будь то город, поле, или лес. Андрей вспомнил о Кристине, и его лицо посерело.
– Я куплю тебе карту, – пообещала Мила. Потом, пристально поглядев на молодого человека, и по-своему оценив его состояние, добавила ласково. – Нет. Лучше я сама займусь твоим просвещением.
Сказано это было так, что оставалось гадать, о карте города речь, или о чем-то куда более интересном. Типа Кама сутры. Фраза прозвучала, как не особенно завуалированное обещание, но, Кристина еще была на весах. Вопреки всем физическим законам, потому что мироздание держится далеко не только на них.
– Слушай? Если не секрет? А что мы отмечаем?
– Конец чрезвычайно успешной сделки. – Юлить не имело смысла.
– А тот здоровяк, из-под банка, имеет к ней отношение? – подозрения с новой силой охватили Андрея. Разгадка была где-то рядом. Настолько, что Андрей усомнился, в действительности ли хочет ее найти.
– Почему ты спрашиваешь?
– Не люблю таких…
– Каких?
Пока Бандура затруднялся с ответом, Мила, приветливо улыбаясь, занялась поданными салатами. «Все таки он славный, – размышляла госпожа Кларчук, – и, пожалуй, послан Провидением, хотя я в эти небылицы не верю. Наверное, мне стоит его хорошенько приласкать. В целях приручения, как наверняка бы выразился Вацик». – Подумав о Бонифацком, Мила немедленно припомнила Витрякова и вздрогнула, будто обо что-то уколовшись.
– Что? – сразу среагировал Андрей. – Что-то не так?
– Поедешь со мной в Европу? – неожиданно спросила Мила, именно в эту минуту склонившись к тому, чтобы опрокинуть Украинского. Полковник повис буквально на волоске.
– А мы где?
– В Азии, полагаю.
– А нам географичка на уроках…
– Вот все те, кто в это верит, потом головы ломают, откуда у окружающих столько денег? Так поедешь? В Италию. Или, Бенилюкс. Я еще не решила.
– Поеду, – сказал Андрей, не зная, врет, или говорит правду.
«Сергей Михайлович?! Вы слышите гул моторов?! Это вы пролетаете?» – Промурлыкала про себя Мила Сергеевна. – Тогда собирайся. Возвращаемся домой. Я тебя угощу настоящим «Араратом». Пробовал когда-нибудь?
Отрицательно покачав головой, Андрей подал даме руку. Но, не успели они встать из-за стола, как надтреснутый, грубый голос пролаял прямо в ухо Бандуре:
– Не спеши на выход, фраер! Ты, б-дь на х… уже приехал! – В ту же секунду что-то по твердости неприятно напоминающее ствол пистолета уперлось ему под ребра. Надо отдать должное Миле, она не издала ни звука, хотя и побелела, как полотно.
– Сел на место, пендос, – сквозь фиксы процедил Витряков. – Я тебе, б-дь на х… счет за пятницу выпишу.
Бандура беспрекословно подчинился. Витряков с шумом опустился справа. Стул слева занял приземистый, длиннорукий субъект, с покатым лбом и надбровными дугами крупной человекообразной обезьяны. Вопреки если и не трагическому, так готовому в любой момент сделаться трагическим обороту событий Андрей даже улыбнулся, незамедлительно окрестив соседа орангутангом: «Тебе бы в Голливуде сниматься, сволочь». Для Андрея наступил тот самый момент, когда человек либо ломается психологически, перевоплощаясь в покорную студнеобразную массу, либо вступает в битву, готовый, практически на все. К чести Андрея, с ним произошло как раз последнее. Не взирая на внезапность появления Витрякова, и то обстоятельство, что его голова еще секунду назад была занята совсем иным, Бандура нисколько не растерялся. Напротив, его охватила вспышка такой лютой ярости, что ему, каким-то образом, сделалось даже весело. Андрей криво улыбнулся Витрякову в лицо. Тот побелел от злости.
– Я тебе рот болтом заткну, чтобы лыбиться расхотелось, – пообещал через стол жилистый крепыш, вся физиономия которого была испещрена шрамами, как голова какой-нибудь древней статуи паутиной глубоких трещин.
– А он у тебя есть? – осведомился Андрей. У Шрама задергалось веко.
– Спросишь, фраерок, вечером у своей жопы, – заскрежетал Шрам.
– Ты только не нервничай, – противоестественно спокойно сказал Андрей. – А то уже глаз дергается. Гляди, хлопнет кандрашка.
– У своей сучки поинтересуйся, – добавил Шрам, неожиданно успокаиваясь. Видимо, предложенная Андреем игра была принята хотя бы на время. Подсев к Миле, он взял ее за подбородок. Женщина вздрогнула, но даже не шелохнулась. Ее парализовал страх, весьма близкий мистическому. Живот налился свинцом. Ног она вообще не чувствовала.
– Что, давалка, помнишь меня? Сходятся у тебя копыта после нас с Леней?
– Тебя, козла, б-дь на х… – Витряков повернулся к Бандуре, – я на английский флаг порву. А с тобой, тварь двужопая, мы еще поиграем. – Последнее относилось к Миле, теперь больше напоминающей привидение, нежели женщину. Госпожа Кларчук побелела так, будто из нее полностью откачали кровь. До самой, последней капельки. – Да, Филя? Уважим подстилку?
– Нормально порется? – осведомился помалкивавший до того орангутанг, чуть не определенный Бандурой в глухонемые. Вопреки размерам его голос был тонким, как у формирующегося подростка.
– Тебе бы в церковном хоре петь, – порекомендовал Андрей.
– Что ты, заебыш, сказал?
– Ша, Кинг-Конг. Поехали, покатаемся. – Слово Витрякова, очевидно, было для бандитов законом.«Дисциплина, не то, чтоу нас», – успел подметить Андрей, прежде чем Кинг-Конг и еще один головорез схватили его под руки и понесли буквально по воздуху. «А Кинг-Конг подходит образине еще лучше орангутанга».
Шрам сдернул Милу с табурета, и процессия направилась к выходу. «Если затасуют в тачку – хана», – Андрей лихорадочно искал спасения. Поиски были неудачными. Их спас случай. Дорогу заступил официант.
– Вы, случайно, не позабыли оплатить по счету? – Заведение считалось козырным. Официанты вели себя соответственно. Правда, Андрей так и не понял, кто конкретно имелся в виду, они с Милой, или сами бандиты, которые, скорее всего, просто обедали, пока… По крайней мере, хвоста за ними не было. По пути из Комбанка Бандура поглядывал в зеркало заднего вида, и мог за это поручиться.
«Вот, мать вашу, что я называю ВЕЗЕНИЕМ, причем, чтобы каждаябуква заглавной была! – Бандура наблюдал за конфликтом между Витряковым и официантом, казавшимся чем-то вроде короткого и малозначимого эпизода перед многосерийным фильмом ужасов. – Господи?! В мегаполисе друг на друга напороться, это надо уметь. Захочешь, не повторишь…»
«Повторять не придется, чувак». – Заверил вездесущий внутренний голос.
– Пошел на х… хреносос. – Долетело издалека. Словно в зрительном зале крутили фильм, в то время как Бандура торчал в фойе. Говорил Витряков. Слова адресовались официанту. Это, безусловно, было промашкой. Витрякову следовало бы расплатиться, и тихо мирно покинуть кабак. Но, он вошел в раж. К тому же в Крыму Леня не привык, чтобы халдеи заступали дорогу. Официант, побледнев, обернулся к вышибале. Тот уже срисовал проблемных клиентов, и быстро сокращал дистанцию. Его коллега выглянул из-за ограды, оценил ситуацию, и поспешил на помощь, на ходу разминая запястья. Видимо, потасовки не были в заведении нонсенсом. Вышибалы действовали решительно, слаженно и быстро.
«Такими лапами в цирке цепи рвать, – с уважением отметил Андрей. Запястья вышибал напоминали полешки. – Мне бы такие клешни…»
Витряков, сообразив, что погорячился, попробовал исправить ошибку.
– Эй, ладно, мужики! Сколько я должен?
В этот момент ближний вышибала схватил Леню за воротник. Это для Витрякова было уже слишком. Он без замаха выбросил вперед кулак, угодив вышибале в подбородок. Тот покачнулся, с изумлением на лице. Развивая успех, Витряков выдал молниеносный апперкот. Зубы вышибалы клацнули, как капкан, когда движимая кулаком Винтаря нижняя челюсть врезалась в верхнюю. Изо рта хлынула кровь, вышибала рухнул, как подкошенный. Пол мазанки дрогнул.
– Чем больше шкаф, тем громче падает! – крикнул Шрам. Витряков шагнул влево, наградив злосчастного официанта свингом. Кулак пришелся в скулу по касательной, но и этого хватило, чтобы молодой человек полетел в угол, сбивая стулья, будто кегли. Упав, он закрыл руками голову, как пассажир терпящего бедствие авиалайнера. Второй вышибала самоотверженно ринулся в атаку. Не успел Витряков занять оборонительную стойку, как бичом прогремел выстрел. Обернувшись на звук, Андрей с ужасом обнаружил, что Кинг-Конг, только что мертвой хваткой сжимавший его правое предплечье, держит дымящийся «наган».
– На х-я, б-дь на х…?! – спросил Витряков.
– Я… – растерянно пробормотал Кинг-Конг. – А я х… его знает, на х-я!
– Сваливать надо, – сказал Кашкет, висевший на левом локте Андрея. Эти слова послужили для Бандуры сигналом к действию. Он рванулся всем корпусом, метя затылком в висок Кашкета. Их головы столкнулись с противным треском, после чего Кашкет начал оседать. Ствол револьвера дернулся в сторону Андрея, и почти что сразу грянул выстрел. Уходя с траектории полета пули, Андрей прыгнул на стол. Стоявший за Бандурой Витряков заорал от неожиданности и боли:
– Ты что делаешь, сука, б-дь?! – пуля Кинг-Конга оцарапала ему бедро.
Пардон, б-дь! – выдохнул Кинг-Конг. Андрей, как торпеда, стартовал со стола. В полете преодолев несколько метров, он что есть силы махнул ногой. Удар пришелся Кинг-Конгу в челюсть, а его силе позавидовал бы и Роберто Карлос.[47] Андрей чудом не сломал ступню. Кинг-Конг рухнул, словно сраженный пушечным ядром солдат. Приземлившись на уцелевшую ногу, Андрей схватил со стола первый попавшийся тяжелый предмет (им на удачу оказалась бутылка «Советского Шампанского») и метнул в Витрякова, целя в лоб. Тяжелый как жизнь в нашей стране сосуд полетел через зал, вращаясь, словно астероид, бороздящий космические просторы. В этом вращении ощущалось нечто неотвратимое, и присутствующие почувствовали это. Витряков раззявил рот. Бутылка попала в бровь, и Леня упал, как мишень на полигоне. В воздухе запахло шампанским.
– В яблочко! – воскликнул Бандура, на мгновение потеряв бдительность.
– Андрей! Справа! – крикнула Мила, но было поздно.
Залюбовавшись агонизирующим Витряковым, Бандура упустил из вида Шрама. Последний немедленно напомнил о себе, атаковав со спины, и метя ребром ладони в шею. Можно с уверенностью утверждать, что достигни удар цели, шейные позвонки не выдержали бы, и Андрею наступил конец. Филя бил с такой силой, словно собирался срубить пальму, совсем как Ван Дамм в «Кикбоксере». На счастье, он промахнулся, ладонь поразила череп. Бандура побежал через зал, чувствуя себя окунем после взрыва динамитной шашки в пруду. Из глаз посыпались искры, уши, на время, вышли из строя. В абсолютной тишине он неуверенными, рваными прыжками подраненного зайца пересек поляну, натолкнулся на забор, отделяющий кабачок от внешнего мира, и, перевалившись через него, скрылся из виду.
– Андрей! – крик Милы Сергеевны донесся издалека, с территории ресторана. Бандура перевернулся на живот и встал на одно колено:
– Уф! Пушечный удар! – бормотали деревянные губы. – Я иду! Иду! – но тело не слушалось следующих из мозга импульсов.
– Ах ты, сволочь проклятая! – полным звенящей ярости голосом крикнула Мила. Андрею оставалось надеяться, что последнее относится ни к нему.
– Опусти ствол, шалава! – заревел Шрам, и почти что сразу прогремел выстрел. Филя протяжно завизжал. Опять рявкнул «наган». Клиенты повалили из кабачка, как погорельцы через пожарный выход. Элитные господа топтали ногами элитных подруг, зазевавшихся либо упавших в воротах.
Пошатываясь и кряхтя, Бандура заглянул внутрь. Представившаяся картина напоминала съемочную площадку в Голливуде. Фильм был о нравах на Диком Западе. Декорации изображали салун после налета «краснокожих» аборигенов. Столики валялись кверху ножками, словно павшие от всемирного похолодания динозавры. То тут, то там, среди вывернутых на пол салатов и луж пролитого вина лежали опрокинутые табуреты. Застреленный Кинг Конгом вышибала смотрел в потолок стеклянными глазами. Его коллега на четвереньках пробирался к приоткрытой двери в служебное помещение. Последние посетители толкались у выхода, работая локтями и коленями. У одной из мазанок Андрей разглядел Милу. Лицо госпожи Кларчук искажала гримаса животной ярости, руки с зажатым в ладонях револьвером ходили ходуном, отчего ствол плясал из стороны в сторону. Пороховое облако унес ветер, и сцену отличала четкость слайда. Напротив оцепенели трое бандитов. Их глаза были прикованы к револьверу.
Витряков держался за голову, украшенную гематомой с апельсин, и раскачивался, словно мореход в штормовую погоду. Из рассеченной брови хлестала кровь, но единственный уцелевший глаз сверкал такой злобой, что Бандура понял: о капитуляции и речи нет. Слева от Витрякова стоял Кашкет. Свет падал ему на лицо, так что Бандура мог оценить результаты своих усилий. У Кашкета был сломан нос и буквально вдребезги разбиты губы. «Затылок ничуть не хуже кастета, если им пользуешься со знанием дела», – отметил Андрей, и перевел взгляд на Шрама. Филя пританцовывал на месте, руками держась за пах. Некогда такую дурную привычку демонстрировал миру Адольф Гитлер. Кровь пропитала промежность и стекала между пальцами, капая на пол. «Вот так да! – ахнул Андрей, – она же ему яйца отстрелила…»
– Ну, Филя! – голос Милы сорвался на визг, – кого ты собирался долбить?! Меня долбить?! Есть чем долбить, козел?! Ноги мои не сходятся, да?! А твои как?!
– Шалашовка! – вопреки кровотечению Шрам раскраснелся, как помидор, и Андрей на мгновение предположил, что у бандита прямо сейчас лопнет голова. Филя, как и Витряков, не собирался сдаваться. Это было совершенно очевидно. «Крутые, черти», – с уважением подумал Бандура, перемахивая забор. Молча подхватил по дороге дубовый табурет и обрушил на голову Витрякова. Леня хрюкнул и опустился на корточки.
– Раз! – Отбросив остатки расколовшегося табурета, Андрей вооружился бутылкой, собираясь повторить операцию с Кашкетом.
– Не надо! – попросил Кашкет, и попятился.
– Я быстренько, – заверил Бандура, взвешивая на ладони бутылку. Его план, подразумевавший выведение бандитов из строя, одного за другим, пока те стояли под прицелом, был, безусловно, элегантен, рационален и прост. Все бы, пожалуй, удалось, если б Андрей не допустил грубейшую тактическую ошибку. Наступая на Кашкета, он заслонил собой Шрама. Тот мгновенно воспользовался этим. Совершив чудовищный прыжок, Филя выбил револьвер из рук Милы Сергеевны, одновременно ударив ее в живот. Мила со стоном переломилась пополам. Андрей очутился лицом к лицу с двумя дееспособными противниками. В данной ситуации следовало самым решительным способом сократить их количество, пока не сделалось худо. Андрей махнул ногой, всадив толстый полиуретановый носок ботинка в коленную чашечку Кашкета. – Мениск, б-дь! – крикнул Кашкет. Падая, он выставил руки, будто собирался отжиматься от пола. Упор лежа – не лучшая позиция для обороны. Андрей опустил ногу на затылок поверженного врага, как если бы она была ступенькой. Раздался глухой стук, и Кашкет, дернувшись, затих. Сведя к нулю численное превосходство, Бандура обернулся к Филе. Шрам занял позицию вполоборота к противнику, прикрывая коленом голень и пах, а левой рукой живот и голову. Хоть он и слабел с каждым мгновением, движения оставались выверенными и четкими, а глаза смотрели в глаза. В точности, как и полагается бойцу. Бандура сразу сообразил, что перед ним достойный противник.
Еще в середине восьмидесятых, когда за занятия карате полагался тюремный срок, Шрам, наплевав на УПК, организовал в Николаеве нелегальную школу рукопашного боя. От желающих стать кохаями[48] не было отбоя, и Филя преуспевал до Горбачевской поры, счастливо избежав доноса, ареста и расправы. Когда препоны начали рушиться один за другим, а Филя всерьез задумался над созданием местной лиги восточных боевых искусств, (это было чрезвычайно модно в то время, и сулило неслабые барыши), произошла трагическая случайность, поставившая крест на его карьере. Если тут уместно говорить о случайности, потому как «планка» у Фили «западала» давно, просто раньше ему и окружающим везло. В учебном бою Филимонов смертельно травмировал спарринг-партнера, которому едва исполнилось семнадцать. Поскольку юноша, на беду Шрама, оказался не сиротой, а единственным сыном секретаря райкома, к делу немедленно подключились «силовики». Шрама кинули на нары, и попытались учинить самосуд. Филя, естественно, защищался. В тот день он окончательно обезумел, перебив всех участников внесудебной расправы. Папу несчастного юноши и троих сопровождавших его милиционеров нашли бездыханными на полу камеры. Еще двое сотрудников МВД распрощались с жизнями, когда Филимонов пробивался на волю. Его немедленно объявили во всесоюзный розыск. Хоть дни Союза были сочтены, погибнуть бы Шраму, рано или поздно, при задержании, если бы не Витряков, подобравший его буквально на улице. С новыми документами Шрам перебрался в Крым, с той поры сопровождая Леню повсюду в виде верной, свирепой и абсолютно безжалостной тени.
* * *
– Ты бы яйца в морозилку спрятал, – посоветовал Андрей. Шрам зарычал от ярости. – Нет, честно, протухнут, потом доктора не пришьют. Я знаю одного хирурга, золотые руки, поверь… – Бандура и Шрам кружили по площадке, выдерживая дистанцию и подмечая малейшие детали. Никто не спешил начинать. Бандура был значительно легче и быстрее, на стороне Филимонова находились опыт и мощь. Правда, он терял кровь, а вместе с кровью и силу. В этом плане время, безусловно, работало на Андрея, болтавшего языком, как помелом. Такие фокусы, как правило, устраивают нервы, если вы, к тому же, любитель поболтать. – Ты не расстраивайся, Шрам. Живут люди и без яиц… На черта они тебе вообще? Если есть жопа.
Эти слова оказались последней каплей. Шрам перешел в наступление, метя противнику в голову. Вопреки пристрастиям постановщиков драк в кино, обожающих замысловатые удары ногами, ничто так не эффективно в бою, как удары кулаками по голове. У них самая короткая траектория, и их чрезвычайно сложно отразить. Учтя все это скорее на подсознательном уровне, Андрей всем корпусом нырнул вниз. Используя левую ногу в качестве опорной пятки циркуля, он далеко выбросил правую, описав молниеносный полукруг, предназначавшийся щиколоткам атакующего Шрама. Подсечка такого рода, когда ударная нога движется, словно коса жнеца, дело исключительно рискованное и грозящее катастрофой, если противник вовремя разгадает маневр. Но, если застать врага врасплох, результат искупает риск с лихвой. Обе вероятности находятся в некотором эмпирическом поле, экстраполировать которое невозможно. Удача улыбнулась Андрею. В то время как кулаки Филимонова поразили пустоту, ноги утратили точку опоры. Филя с грохотом упал на лопатки. Бандура немедленно добил противника, прыгнув на него, как на батут.
– Мила, ты жива?! – крикнул Андрей, отыскивая глазами госпожу Кларчук. Он нашел ее на полу, и с трудом поставил ее на ноги. Они кое-как доковыляли к машине. Андрей затолкал Милу в «Мазду» и нырнул за руль. Мотор заработал неустойчиво, но прогревать его было некогда. Что-то подсказывало Бандуре, что еще далеко не конец. Он воткнул заднюю передачу. «Мазда» перелетела газон и соскочила с высокой бровки, зацепив гранит то ли бампером, то ли буксировочным крюком. Скрежет прозвучал на всю улицу.
– Что это? – воскликнула Мила.
– Это чепуха, детка. Пригнись! – Краем глаза он уловил несколько коротких вспышек у забора. Над крышей просвистели пули. Не успела Мила выполнить команду, как ускорение придавило ее к сиденью. Под визг резины «Мазда» понеслась прочь.