– По окрестностям пробежались? – перебил полковник. В разговоре Мила упомянула проблемы, возникшие у конвертальщиков после вмешательства СБУ, и Сергей Михайлович ждал неприятностей отовсюду. «Да о чем говорить? В любой тачке любая сволочь свободно может засесть. И эСБэУшники, и бандиты. Да кто, понимаешь, угодно…»
– Все чисто. – Доложил Торба. Вторую машину с оперативниками он разместил кварталом севернее, на углу Братской и Ильинской. Впрочем, кварталы на Подоле миниатюрные, так что и до них было рукой подать.
– Еще бы на Сагайдачного заслон поставить, – вздохнул Украинский. – Чтобы, значит, наверняка. Чтобы, как в крысоловке…
Но, поскольку силы группы захвата ограничивались самыми надежными сотрудниками, а лишнего шума поднимать не хотелось, количественное превосходство пришлось заклать в жертву скрытности и, довольствоваться тем, что есть. «Ничего, ничего, – бормотал Украинский. – Еще генералиссимус Суворов учил бить не числом, ауменьем. Мы и сами с усами». Следователь и Близнец не принимали участия в операции. На них Украинский возложил иную, самую деликатную задачу. На случай же столкновения с СБУ он заготовил отдельную легенду, согласно которой Милой Сергеевной доводилось пожертвовать. Благо, она об этом не знала.
«Все, как в бою, сынки, – это была фраза из любимого полковником «Ответного хода», с участием капитана Тарасова и прапорщика Валентира. – Все как в бою».
«Протасова вшестером без проблем возьмем, – думал он, потирая руки. – Тоже мне, Рембо нашелся. Все они Рембо из себя корчат, пока дубинкой по почкам не дали. Да носом, понимаешь, в асфальт».
– Сергей Михайлович. Кажется, наша клиентка, – сказал Торба, выбрасывая сигарету. Украинский повернул голову и узнал Милу Сергеевну.
* * *
Пересчитывать деньги, – утомительное занятие, в особенности, если они, по крайней мере, пока, не ваши, а счетной машинки под рукой не случилось. Пока Мила корпела за столом, заваленным долларами в банковских упаковках, Паша помалкивал, и смотрел в окно. Больше в комнате никого не было, но из соседнего кабинета доносилось непрерывное жужжание матричного принтера. Там распечатывали документы.
– Ну, кажется все, – Мила подняла глаза от стола. Последняя пачка номиналом в десять тысяч долларов исчезла в спортивной сумке. Вжикнула застегиваемая молния.
– Кофейку? – предложил Паша.
– Да, пожалуй, не помешает.
– Вас встретят? – забеспокоился Павел, вооружаясь банкой «Nescafe» и чашками. Мила утвердительно кивнула. «Причем, гораздо больше людей, чем ты можешь себе представить».
– Так вы, если что, подождите здесь. А то, с такими деньгами…
– А кто знает? – Мила прищурилась. – Спасибо, что не купоны. А то бы пришлось грузчиков нанимать.
– Это точно, – согласился Павел, и поставил перед ней чашку. – Что-то у меня шея разболелась, – добавил он, принявшись массировать мышцы чуть пониже затылка.
– Это у тебя от погоды. – Мила сделала пару глотков. – Или просквозило где-то.
– Скорее, от сидячей работы. Целый день перед монитором.
– Попроси жену, пускай на ночь согревающим кремом натрет, – посоветовала госпожа Кларчук, вешая сумку через плечо. – Утром будешь, как новенький. Ну, я пошла.
– Я провожу.
Они вместе вышли на лестничную клетку.
– Извините, если что не так, – сказал Павел, вызывая лифт.
– Бывает, – отмахнулась Мила. – Я тоже утром погорячилась. Ну, пока.
– До свидания, – откликнулся Паша.
Как только кабина остановилась на первом этаже, Мила Сергеевна, вместо того, чтобы выйти на улицу, свернула в противоположную сторону. Забранная сеткой-рабицей шахта и первый пролет лестницы образовывали узкую щель, по традиции заставленную хламом. Расстегнув боковой карман сумки, госпожа Кларчук извлекла ее сестру-близняшку, сложенную вчетверо. Достала целлофановый пакет и набила старыми газетами. Распаковав, одну за другой, несколько пачек с долларами, аккуратно выложила их тонким слоем поверх макулатуры. Придирчиво оглядела работу и осталась довольна результатом. «Теряем в малом, выигрываем в большом. Это, должно быть, еще Конфуций придумал», – напевала Мила, действуя с какой-то болезненной поспешностью. Засунув сумку с деньгами подальше за груды мусора, она подхватила «куклу», и, наконец, покинула парадное.
Улица встретила ее хороводами снежинок. Мостовую укрыл тонкий, как простыня покров. Вокруг не было ни души, дома с посеребренными крышами походили на иллюстрацию к сказкам Андерсена. Мила огляделась по сторонам и, кажется, узнала «Мерседес» Украинского в паре десятков метров от парадного. Снежинки покалывали щеки, Мила звонко чихнула.
«Что мне теперь прикажете делать? Стоять тут до утра, превращаясь в сосульку? Где Протасов?» — Она не успела закончить мысль, как с Братской долетел звук приближающейся машины. – «Легок на помине», – губы тронула кривая, нервная улыбка, скорее напоминающая гримасу.
Машина покрыла половину расстояния до перекрестка, и теперь стало хорошо видно, что это желтая «тройка» с черными дверцами и крыльями. Водитель сбросил скорость и моргнул фарами. Госпожа Кларчук помахала в ответ, и шагнула с тротуара на брусчатку.
* * *
– Это она, – сказал Бандура. Пальцы барабанили по баранке.
– Тормози, чувак! – Планшетов схватился за ручку двери. – Я на ходу сумку выдерну.
Андрей заблокировал колеса. Лысые, как макушка Фантомаса шины держали дорогу не лучше полозьев саней. Машину понесло боком. Фары, словно фотовспышка, на мгновение выхватили аккуратную, ладно скроенную фигурку Милы Сергеевны. Женщина замерла на мостовой, как, говорят, замирают зайцы во время ночной охоты. Элегантное пальто с поясом подчеркивало осиную талию, а тяжелая сумка оттягивала правое плечо. Бандура перехватил руль, но было поздно. «Лада» развернулась поперек мостовой. Фары уперлись в глухой фасад. Отчаянный крик на миг упредил глухой удар.
– Мы ее сбили?! – завопил Планшетов. Мила полетела через капот, как выпущенный из баллисты валун. Ее перекошенное лицо мелькнуло в панораме лобового стекла. Андрей на секунду зажмурился. Женщина приземлилась по другую сторону, покатившись, словно кукла. «Тройка» задев бровку, остановилась.
Планшетов первым пришел в себя. Распахнул дверцу и подцепил выроненную милой сумку. По каким-то неведомым обоим законам теоретической механики она мирно лежала на том самом месте, где «Лада» подцепила госпожу Кларчук.
– Есть, чувак! – Планшетов откинулся на спинку сидения. – Жми! – Бандура отпустил сцепление. Ведущие колеса выстрелили фонтанами снега. Из-под арок повалил пар.
* * *
Двигаясь юзом, «тройка» миновала перекресток раньше, чем Сергей Михайлович прихлопнул рот, так и не решив, стрелять по злодеям, или начинать преследование. Полет Милы Сергеевны выбил его из колеи.
– Ах, ты… – шептал полковник, позабыв о замке зажигания.
– Уходят, Сергей Михайлович! – Торба сунул пистолет в окно. Мила Сергеевна ползла по мостовой, напоминая оглушенную газетой муху. Но, до нее никому не было дела. Пока не было, по крайней мере.
Украинский вышел из ступора. Двигатель «Мерседеса» завелся с полуоборота, он еще не успел остыть. Иномарка, в свою очередь, выскочила на перекресток. Украинский крутанул рулем, сгоряча позабыв о снегопаде. Скользкий асфальт редко прощает подобные промахи. В то время, как нос «Мерседеса» нацелился в хвост беглецам, корма продолжила движение, словно венец гигантского маятника. Машину наверняка закрутило бы волчком, не встань на пути столб. Удар пришелся в заднюю дверь, Украинского бросило на левую стойку, и он сильно ударился виском. Торба повалился на шефа, выронив пистолет и отбив ноготь на указательном пальце. «ПМ» гавкнул, прострелив правую дверь. Задние габариты удаляющейся «тройки» превратились в два почти неуловимых светлячка. Снег повалил так сильно, словно хотел замести следы.
* * *
Вращая ополоумевшим рулем, а в гололед и снегопад он, бывает, словно оживает, нарочно вращаясь не туда, куда надо, Андрей почти миновал Братскую, когда на плохо освещенном перекрестке с Ильинской наперерез вылетела черная «Волга». Машины разминулись в каких-то сантиметрах. «Лада» продолжила движение к Контрактовой площади. «Волга» выскочила на тротуар и уткнулась в ствол старого каштана.
– Вау! – ахнул Планшетов. – Ну и приходы, чувак!
Планшетов так широко распахнул рот, что какой-нибудь желторотый скворец с легкостью принял бы его за скворечник. Андрей сосредоточился на управлении машиной. Миновав площадь, они углубились вдоль трамвайных путей, вскоре очутившись в той части Подола, что больше напоминает территорию заброшенного завода.
– Хвост есть? – спросил Андрей.
– Никого, чувак. Чисто, чисто конкретно. И мертвые с косами стоят.
Бандура поморщился.
– Мы ее насмерть сбили, ты как думаешь?
– Понятия не имею… – Планшетов пожал плечами. – Я видел, как она ползла… Но, аффект, понимаешь, такая стремная штука…
– Заткнись!
* * *
Справа от развороченного «Мерседеса» затормозила темно-синяя «пятерка». Оперативник высунулся из окна:
– Сергей Михайлович, вы в порядке?
– За ними! – прохрипел Украинский. – Давай, живо, уйдут!
– Уже ушли… – кряхтя, Торба нагнулся за пистолетом. Его отбитый палец на глазах приобретал размеры кабачка. Безнадежно махнув рукой, полковник вылез из салона и, пошатываясь, побрел к Миле. Госпожа Кларчук, по-собачьи преодолев мостовую, пыталась подняться, цепляясь за дерево.
* * *
Майор Торба оказался прав. Пустившиеся вдогонку оперативники безнадежно отстали, а потом и вовсе потеряли беглецов. Город велик, да и машина не трамвай, который ездит по одной колее. Андрей и Юрик пересекли по мосту проспект Красных Казаков, а преследователи застряли на Нижнем Валу. Тут их мнения разделились. Водитель собирался ехать прямо, нюх его, прямо скажем, не подвел. Пассажир предлагал повернуть.
– Давай налево, Антон. Они на Лукьяновку когти рвут. Как пить дать, что так!
– Ерунда! – заартачился водитель. – Прямо они поперли.
Пока разгоряченные погоней оперативники препирались, истекали последние, драгоценные минуты. В общем, время было упущено, погоня потеряла смысл. Беглецы получили такую фору, которая превращала все дальнейшие усилия преследователей в бесполезную трату покрышек, нервных клеток и топлива. И хотя, в конце концов, правильное мнение взяло верх, и «пятерка» рванула на Куреневку, Планшетов и Бандура уже находились в относительной безопасности. Они, как раз, миновали «Птичий рынок», прозванный в народе «Птичкой». Поговаривают, там можно купить, что угодно. От канарейки до мощного электромотора, или пистолета «ТТ» с глушителем.
Сразу за Птичкой показался высокий железнодорожный путепровод. «Лада» затормозила под светофором.
– Так была погоня или нет? – спросил Бандура, дожидаясь зеленого сигнала.
– Не было. – Решил Планшетов.
– А что за «Волга» чуть нас не развалила?
– Без понятия, чувак. Дуралей какой-то. Знака «Stop» не разглядел… – чувствовалось, что Планшетову хочется в это верить. Или, он опасается накликать беду. Так или иначе, им следовало определиться с маршрутом.
– Едем на Нивки, чувак? – Планшетов кивнул в сторону дороги, карабкающейся на высокий холм, отчего-то именуемый Беличьим Полем. Часть косогора занимало давно закрытое Куреневское кладбище, часть оседлали одноэтажные дома частного сектора, разделенные многочисленными узкими улочками, издали напоминающими трещины. За домами чернел лес, через который вели «партизанские» тропы. Легко заблудиться, но и затеряться не проблема. – Там есть, где спрятаться.
– Я толком не знаю, куда мы едем, – признался Андрей. Его колотило, как от озноба. Ограбить и, как минимум, покалечить, вещи все же разные.
– Колеса бы сменить. – Планшетов был сам прагматизм. Это было дельное предложение, но Бандура встретил его в штыки.
– Ни за что?!
– Ты что, офонарел, чувак. В этом корыте пропадем!
– Не устраивает, отчаливай!
– Менты нас по шарабану в элементе выпасут и сцапают. Объявят по городу «Перехват»…
– Ложил я на их «перехват» гребаный!
– Свихнулся? – лицо Юрика выражало искреннее недоумение. Он не знал подоплеки, и потому упорно лез на стену. – Кидать тачку надо! Попадем!
– Пошел ты! – Андрея охватила ярость. Он прекрасно понимал, что не прав. Что, потеряв Кристину, и понаделав немало глупостей, подпадающих под действие УПК, глупо цепляться за машину, которая, как не крути, бездушный кусок железа. Но, он ничего не мог с собой поделать. Как будто старая отцовская «Лада» превратилась в нечто куда большее. Он был не в состоянии этого объяснить. Ни себе, ни, тем более, Планшетову. А когда с доказательствами туго, остается действовать в приказном порядке. – Ни за что! – отрезал Бандура.
– Мама дорогая! – взмолился Планшетов. – Туземец чокнулся на рабочем месте. Прямо за баранкой. Прикинь результаты, чувак? – последнее он, видимо, адресовал лично себе.
– Ни за что! – повторил Бандура.
– Как это, «ни за что»? Чувак? Ты же себе десяток «бэх» завтра возьмешь! Или «меринов»!
– Ни за что, значит ни за что, Планшетов.
– Нам крышка!
Сзади просигналила машина. Зажегся зеленый, а они торчали на перекрестке, загородив левую полосу. Спонтанно приняв решение, Андрей тронул машину, одновременно резко подавшись вправо. Почти тотчас же отчаянно взвыли тормоза. Новенькая «Ауди», избегая столкновения, выскочила на тротуар, врезалась в закрытый сигаретный киоск и смяла его, как фанерную коробку.
– Ну ты даешь, чувак! – Планшетов противно захихикал. – Вот это я называю конкретной борьбой с курением! Даем отсюда деру.
Они проехали прямо, а, метров через сто Андрей ушел направо, в узкую захолустную улочку.
– У тебя есть план, чувак?
– Есть, – заверил Бандура.
– Давно придумал?
– Только что.
– Клево. Поделишься?
– А то… если не разобьемся. – Планшетов и сам видел, что машина весьма условно слушается руля. Дорога была отвратительная. Сразу чувствовалось, что ее недолюбливают в автодорожном управлении, и, возможно, ненавидят коммунальные службы. Они ехали нетореной тропой. Сильный уклон и крутые повороты, естественно, усугубляли дело. Бандура притих за рулем.
– Что за дурацкий пустырь? – Юрик обозревал окрестности. В них не было ничего интересного. Справа белела запорошенная снегом железнодорожная насыпь, слева бесконечные заборы. Потом впереди показались далекие огни Оболони. Домов было не видно, и они как бы висели у горизонта.
– Мы куда тулим? На Оболонь, да?
– Рад, что до тебя дошло. Ты, помнится, хвастался, что любой навесной замок не проблема?
– Ну… – замялся Планшетов, – так то оно так, чувак…
– Обыкновенный, с одной дужкой. Не «Мульти Лок». – Упростил задачу Андрей.
– Монтировка в багажнике найдется? Или кувалда?
– Кувалдой, Юрик, я и без тебя справлюсь.
Машина, тем временем, въехала на проспект Героев Днепра. Стало много светлее. Движение сделалось оживленным.
– Помнишь, я тебе говорил, что у Кристины гараж под домом? Бонасюку дали, как жертве Чернобыля.
– А он жертва Чернобыля, чувак?
– Он – жертва аборта. В гараже новая «девяносто девятая». Ключи за солнцезащитным щитком. Если верить Кристине. Я верю.
– Чувак, ты стратег! Поменяем одни колеса на другие. Жир. – Планшетов воспрянул духом. – Берем тачку и драпаем.
Они заехали во двор. Под колесами хрустел снег. В свете фар кусты и деревья казались покрытыми серебром.
– Темные, – сказал Планшетов, первым вычисливший окна Бонасюков.
– Другого я уже не жду.
[55] Приятели, не торопясь, вылезли из кабины. Обогнули гараж, и подошли к дверям. Планшетов осмотрел замок.
– Секунда дела, чувак. – Юрик извлек связку, на которой болтались ключи и отмычки.
– Зачем ты их таскаешь?
– На всякий случай, чувак. – Он потрогал замок. – Удачно.
– Что, удачно?
– Недавно тормозной жидкостью смазали. Чтобы не застыл.
– Кто, интересно? – удивился Андрей. – Если Бонасюка закрыли? Не Кристина же?
Пока Бандура ломал голову, Планшетов занимался замком. Вскоре Юрик протянул Андрею замок и дужку по отдельности.
– Говно вопрос, чувак. – Планшетов самодовольно осклабился.
– Повесь, как было, когда войдем.
Через секунду они были в гараже. Плотно притворив ворота, Андрей зажег свет. Наугад нашаривая выключатель, он держал руку ладонью к себе, тыльной стороной к проводам. Кристина как-то обронила, что электрику в гараже коммутировал Вась-Вась. «А он, Андрюшенька, такой умелец, что я каждый раз дрожу, как бы током не убило. Половина проводов без изоляции висят…» Эти ее слова Андрей почему-то запомнил. «Спасибо, Кристина».
– Ух, ты! – воскликнул Планшетов, пожирая «девяносто девятую» глазами флибустьера, захватившего в качестве трофея галеон. – К тачке ни одного вопроса, чувак. Ха! У матросов нет вопросов. Новье!
Гараж, не взирая на две стоваттные лампы, забранные полузакрытыми плафонами, был полон густыми тенями. Это вечная проблема гаражей – сколько ламп не вешай, света все равно не хватает, будто его поглощают стены, бетонный пол или потолок. Впрочем, тусклое гаражное освещение только придавало «девяносто девятой» шарма. В полутьме изумрудная с металликом краска отливала апседиантом, а черный цвет творит чудеса с чем угодно. Будь то машина или дамская фигура. Тени скрадывали грубоватые формы, набросанные некогда конструкторами из Тольятти.
– Шик, – добавил Планшетов, берясь за водительскую дверь.
– Дай, я, – одернул Андрей. Ностальгия по Кристине охватила его особенно остро. Машина-то была ее. А Планшетов полез в салон, как грабитель храма в церковную кассу.
– Да пожалуйста, чувак. – Юрик отступил к стене. Пока Андрей усаживался в кабину, доставал документы (они таки хранились под солнцезащитным щитком, и это было, как последнее «Прости»), а потом заворожено разглядывал техпаспорт, выданный на имя Кристины Всеволодовны Бонасюк, проживающей по такому-то адресу, Планшетов обследовал гараж.
– Ух, ты, прикольно! – донесся откуда-то сзади и снизу немного запыхавшийся голос Планшетова. – Чувак! Да тут конкретный подвал?! Ты знал? Да, чувак? Помоги тачку откатить.
О подвале Андрей услыхал впервые в жизни. Хотя следовало, вероятно, предположить, что если консервация хранится в гараже, то наверняка в укромном месте под полом. Там, куда не доберутся мороз и жара. На Бандуру навалилась тоска. И одиночество, Планшетов не в счет.
– Зря мы сюда приехали. – Пробормотали пересохшие губы.
– А? Чего? – из-под машины голос Планшетова доносился глухо, словно из-под земли. – Ныряй за мной. Видишь под бампером смотровую яму?
Стряхнув оцепенение, Андрей протиснулся в узкую щель, образованную кормой «девяносто девятой» и полом. Смотровую яму закрывали доски. Планшетов снял несколько штук.
– Осторожно, лестница, – предупредил Юрик.
* * *
– Вау, чувак?! – Планшетов простер ладони к полкам, забитым стеклянными банками со всевозможной снедью, какая только поддается описаниям в книгах типа «Энциклопедии домашней хозяйки» или «Консервируем вместе». – Маринованные помидорчики, чувак. Прикольно! Лечо, баклажаны, – Юрик двинулся вдоль стеллажей, очарованный стратегическими запасами Бонасюков. Ух, ты, тушенка…
– Крольчатина, – уточнил Андрей. – Меня Кристина угощала. Перед новым годом. – Он рассеянно обводил взглядом подвал, и ни на чем не мог сосредоточиться. Возникло ощущение нереальности, какое бывает в бреду или во сне.
– Да тут, чувак, и третью мировую пересидеть не вопрос. Вау, грибочки, нормальный ход. Что-то мне жрать захотелось, честное слово, аж живот подвело. А это что за бадья? – Планшетов наткнулся на высокую сулею, запечатанную крышкой с трубкой. Трубка была вставлена в литровую банку с водой. – Оцени, как булькает.
– Брага, – сказал Бандура, отвлекаясь от деревянной бочки с солеными огурцами. Он не знал почему, но ему было не по себе.
– Знал бы я, сколько жрачки у Толстого про запас, точно бы его грохнул. Ей Богу. И рука б не дрогнула. Мамой отвечаю. Ох, буржуй. Смотри, целая выварка капусты. Сюда бы еще водочки…
– Самогон где-то должен быть. Вась-Вась сам не пьют, самогон у него для расчетов. Чтобы белую не покупать.
– Слушай, чувак, – лицо Планшетова приняло плотоядное выражение. Очевидно, в соответствии с мыслями. – Давай пару бутылок с собой прихватим. И консервов немного. Будет, чем обмыть, и закусить. Не обеднеет Васек. Ленин завещал делиться, или нет?
Если в гараже господствовали сумерки, то в подвале со светом вообще обстояло скверно. Маломощная лампа в патроне под потолком более или менее сносно освещала полки, но почти не дотягивалась до углов. Планшетов, переступая с ноги на ногу, неожиданно споткнулся, и упал на одно колено.
– Дерьмо! Какой пингвин тут лопату бросил?!
– Какую лопату? – насторожился Андрей. Планшетов поднялся, опираясь на штыковую лопату. Вытрусил землю с колен.
– Какому пеньку тут приспичило копать?
– Бетон? – Бандура, для верности, топнул.
– У тебя может и бетон, а подо мной, я тебе отвечаю, песок. – Наклонившись, Юрик потрогал землю. – Причем рыхлый. Точно, недавно копали.
– Это, наверное, чтобы картошка не померзла, – неуверенно предположил Андрей.
– Рассказывай! – Планшетова охватил азарт кладоискателя. – Видать, Васек сундук зарыл. Чтобы ты не докопался. С царскими червонцами. Или с баксами. Что скажешь?
– Чушь, – фыркнул Бандура, и тут сверху до них долетел характерный хруст, с каким шины автомобиля плющат снег об асфальт. Приятели замерли, обратившись в слух. «Легковая», – одними губами сказал Планшетов. Гудение двигателя оборвалось. Машина остановилась у гаража, весьма вероятно, почти впритык. Повисла тревожная тишина. Потом хлопнули дверцы. Новоприбывшие заговорили между собой глухими мужскими голосами. Слов из-под земли было не разобрать, но Андрей почему-то сразу подумал о ментах. «Какие-то ментовские, понимаете, голоса».
– А ну, глянь, кто это? – он перешел на шепот. Планшетов с проворством змеи выполз из подвала.
– Ну? – не выдержал Бандура.
– Т-с! – зашипел сверху Юрик. Щелкнул выключатель. Гараж и подвал погрузились в непроглядную темень. Планшетов, так же бесшумно соскользнул обратно.
– Какого хрена?! – накинулся на него Андрей, чувствуя себя в западне.
– Тихо, чувак. Приехали трое. В «семерке». Номера государственные. Двое идут сюда. Крепкие, пингвины. По виду легавые, чувак.
– Ну, началось, – застонал Андрей. Он видел разве что белки Планшетова. – Проклятие! Я так и знал!
– Т-с! – умолял Планшетов, – они под самыми воротами.
– И что теперь?! Будем сидеть, как две крысы в крысоловке?!
– А что ты предлагаешь, чувак?! Авось пронесет…
– Как же, пронесет. Держи карман шире.
Теперь в подвал доносился звук тяжелых шагов. Пришельцы, кем бы они ни были, топтались у входа.
* * *
– Давай, открывай, Димка, – сказал слегка взвинченный, нагловатый голос. – Какого фига ты тянешь?! Хочешь яйца тут отморозить? Шевели копытами. – Бандура и Планшетов расслышали слабый перезвон ключей, показавшийся обоим похоронным.
– А какой тут от гаража, Стасик?
– Иди, спроси у подследственного. – Шаги наверху прохрустели до угла. – Давай, ищи. Я пока посцу. – Железо звякнуло о железо. Стальная дверь откликнулась эхом.
– Потише, бля! – прикрикнул голос Стасика под бодрое журчание, ассоциирующееся с ранней весной и трелями птиц. Стасик удовлетворенно закряхтел и выпустил газы. – Ох, бля, хорошо.
– Простатит заработать хорошо, – предупредил тот, которого звали Димкой.
– Бля! – возмутился Стас. – Ну, какого болта, когда последние капли струшиваешь, они вечно летят на штаны?
– Потому что у тебя, видать, рука подрочить тянется. Про карманный бильярд слыхал?
– Я на гаражи не дрочу. Я больше под школами, десятиклассниц пугаю, – откликнулся Стас, и оба заржали.
– Сейчас такие шлендры, их членом не проймешь.
– Только не моим, – заверил Стас. – Я себе от жеребца имплантировал.
– Хорошо, что я не баба.
– Ты баба. Только с яйцами. Ну, ты открыл, или нет?
– А что открывать, если тут замка нет?
Стас сплюнул:
– Кто из нас после этого онанюга?
– Может, тут замок врезанный?
– Ага. Врезанный, недорезанный…
– Навесной вот, бестолку висит.
– Б-дь! – выругался Стасик. – О чем треп, если ворота открыты?!
– Да?
– Два! Ты что, слепой, Димка? Вернемся, накапаешь альбуцида в иллюминаторы.
Ворота подались без шума. Видимо, тот, кто смазал тормозной жидкостью замок, не забыл и о массивных петлях. Стасик перешагнул порог. Его встретила непроглядная темнота. Он попридержал ногу.
– Стоп! А если там, внутри, шуруют?
– Кто?! – зло спросил Следователь, остановившись.
– Да хотя бы шпана.
Косые лучи уличного фонаря упали в гараж узким конусом. Створка двери перестала отворяться. Видимо, Стасик отдернул руку.