Страница:
С исторической неизбежностью советская правовая мысль сохраняла консервативные черты и даже была вынуждена самим ходом истории России и ее народного самосознания придерживаться устоявшихся охранительных ценностей и взглядов. Советское государство тонко смогло использовать потенциал богатой духовной культуры России – смирение, силу духа и в войнах и на грандиозных промышленных стройках в условиях модернизации экономики. Без сомнения, далеко не всегда советская идеология была консервативна и учитывала традиционные правовые ценности. Но, и отрицать влияние традиционализма на советский строй невозможно, не говоря о консерватизме мировоззрения российского народа.
А. Бородай убедительно доказывает влияние идей разработчика концепции «народной монархии» И.Л. Солоневича на идеологию сталинской диктатуры: «целый ряд данных указывает, что оценки и прогнозы, которые давал современной ему советской действительности Иван Солоневич, оказали определенное влияние на правящие круги СССР, и прежде всего на Сталина. «Россия в концлагере», вышедшая в свет в 1935 году, и «Белая Империя», появившаяся несколько лет спустя, давали настолько убедительный и достоверный анализ процессов, происходящих в стране, что не делать из них выводы мог только ленивый. Жесткая чистка управленческой прослойки, осуществленная Сталиным в конце 30-х годов, и обращение к национал-вождистским архетипам власти и имперской риторике, вполне возможно, были навеяны знакомством «отца народов» с произведениями Солоневича»[74].
Примечательно, что после первых разочарований в крушении Российской Империи постепенно евразийские мыслители стали надеяться на то, что Советский Союз сможет воплотить в жизнь их евразийский проект – единой Евразийской империи идеократического характера.
С другой стороны, необходимо избегать крайностей в восприятии консервативных начал советской правовой мысли. В зарубежной литературе, посвященной русскому консерватизму, распространено мнение о том, что советская репрессивная идеология – закономерное развитие русского традиционализма, основанного на идее князя, царя – вотчинного хозяина, которому покорно подчиняется народ как масса рабов. Так, Р. Пайпс пытается доказать, что тоталитаризм изначально присущ русскому самосознанию и коренится в консервативной идеологии русского общества. Ошибочно полагать, что охранительное правовое мышление в России не признает свободы личности и служит оправданию рабства. Консерватизм в России не признает свободу как абсолютизацию личного эгоизма, своекорыстный индивидуализм. Вместе с тем охранительная идеология в России исходит из свободы духовной воли человека и зависимости государства и права от нравственного, свободного выбора личности. В этой свободе речь идет не об анархии личности или ее обожествлении, а о выполнении нравственного долга, освобождающего человека от пут необходимости и принуждения.
В-четвертых, из истории охранительной правовой мысли незаслуженно исключены представители монархических партий России, которые по-прежнему в исторической науке рассматриваются как узко-националистические, шовинистические представители общественной мысли России начала XX в. Во многом их забвение обусловлено цензурными и идеологическими ограничениями, введенными советской доктриной в отношении националистических течений в рамках консервативной мысли России рубежа XIX–XX вв. За ними надолго закрепилась недобрая слава «черносотенцев» – организаторов еврейских погромов, что с учетом новых исторических данных выглядит далеко не бесспорно. Обосновано ведущий историк консерватизма А.В. Репников обращает внимание на необходимость реабилитации лидеров монархических партий России и более серьезного исследования их творчества как ветви в общей истории русской охранительной мысли[75].
Научная объективность, несмотря на общий негативный настрой по отношению к «черносотенным организациям», требует внимательного изучения наследия этих мыслителей, в том числе А.С. Вязигина, П.Ф. Булацеля, В.А. Грингмута, К.Н. Пасхалова, М.О. Меньшикова, Б.В. Никольского и др. идеологов русских монархических организаций. Как и К.П. Победоносцев, К.Н. Леонтьев, Л.А. Тихомиров, В.П. Мещерский, «черносотенные» идеологии стояли на охране русского самодержавия и русской народности и должны получить адекватное место в истории русского охранительства[76].
Наконец, в-пятых, внимания ученых не удостоено развитие консервативной правовой мысли России в конце советского и постсоветского периодов. Можно сказать, что начало возрождению консерватизма в России было положено А.И. Солженицыным и И.Р. Шафаревичем. Позднее к ним присоединились богословы, философы, экономисты: митрополит Иоанн Ладожский (Снычев), В.В. Кожинов, О.А. Платонов, М.Б. Смолин, А.С. Савельев, А.В. Репников. Среди правоведов к сторонникам охранительной правовой концепции можно отнести А.М. Величко, В.В. Сорокина, И.А. Исаева, А.С. Карцова, И.А. Иванникова, С.Н. Бабурина, А.В. Серегина и др. Возрождение интереса к консерватизму не только реакция на отрицательные последствия либеральной юридической концепции, но и естественное пробуждение традиционных доминант отечественного правосознания. В.В. Сорокин отмечает: «Успешная трансформация переходных обществ возможна лишь при реализации программы реформ, учитывающей специфику национального менталитета и существующие традиции. К чертам же российской самобытности индивидуализм и пренебрежение к идеалам развития никогда не относились. Наверное, потому, что по-другому в суровых климатических условиях и состоянии постоянной «осажденной крепости» выжить было невозможно»[77].
В-шестых, поиск генетических основ охранительной правовой мысли в эпохе петровских преобразований или влиянии европейских революций обречен на неудачу. Прежде всего, европеизация русской жизни началась задолго до Петра I. Еще при Иване IV в Москве появилась немецкая слобода и активно велась торговля с Англией, а при отце Петра Алексее Михайловиче началась модернизация русской промышленности и военного дела и часть боярской аристократии и духовенства испытала влияние европейских ценностей образования, науки и комфорта (Ордын-Нащокин, А. Матвеев, С. Полоцкий). В это же время были заложены зачатки превращения церкви в государственный институт (Монастырский приказ, подчинение духовенства государственному суду), завершившийся созданием Синода. Петровские реформы лишь завершили начавшийся переворот в традиционной культуре России, углубили конфликт между проевропейской частью дворянства и традициями русского народа, прежде всего крестьянства.
Таким образом, периодизация истории охранительной правовой доктрины России нуждается в пересмотре, расширении хронологических рамок, определении движущих факторов ее эволюции и идейных течений. Признавая условность любой периодизации, на взгляд автора, уместно выделить периоды в развитии консервативной правовой мысли на основе вычленения соответствующих угроз для традиционного уклада России.
I. Период возникновения охранительных правовых идей в условиях становления русской цивилизации в V–VIII вв., укорененных в языческом культе рода – хранителя обычаев, преданий и истинной веры, а впоследствии и в православных ценностях, практически не противоречащих духовному складу русского народа. Зачатки консервативных ценностей были представлены в мифологии русского народа и выражены в спорном в исторической науке документе IX в. – «Книге Велеса», повествующей об истории русского народа и его традициях – святости семейных уз, культе предков, обоготворении женского начала и др. Мифология русского народа, несомненно, указывает на высокий авторитет традиционной власти и права. Так, прообразом князя был глава Рода – хранитель традиций и древних преданий. Поэтому славяне высоко чтили старцев, мудрецов, основателей Рода. Ореол святости позднее был перенесен на киевских князей – неприкосновенных особ, от которых зависит судьба преемственного и органичного развития русского народа. В. О. Ключевский отмечает: «По-видимому, большее развитие получил и крепче держался культ предков. В старинных русских памятниках средоточием этого культа является со значением охранителя родичией род со своими рожаницами, т. е. дед с бабушками… Тот же обоготворенный предок чествовался под именем чура, в церковнославянской форме щура; эта форма доселе уцелела в сложном слове пращур. Значение этого деда-родоначальника как охранителя родичей доселе сохранилось в заклинании от нечистой силы или нежданной опасности: чур меня! – т. е. храни меня дед. Охраняя родичей от всякого лиха, чур оберегал и их родовое достояние»[78].
II. Период восприятия охранительной правовой доктриной России православных традиций в X–XIII вв. и необходимости дальнейшего упрочения православия на Руси, укрепления княжеской власти в условиях взаимодействия с язычеством и внешними духовными (иудаизм Хазарского каганата, католицизм европейских государств и рыцарских орденов) и военными угрозами (хазары, половцы, монголы). Среди представителей консерватизма данного периода можно назвать митрополита Плариона, Владимира Мономаха, Феодосия Печерского, Даниила Заточника, авторов «Слова о полку Пгореве», монаха Нестора – автора «Повести временных лет».
III. Этап формирования целостной концепции русского православного царства, симфонии церковной и светской властей, правды как религиозно-нравственного идеала правопорядка в XIV–XVI вв. Идеологами охранительных правовых концепций стали нестяжатели св. Нил Сорский, Вассиан Патрикеев, Максим Грек, Зиновий Оттенский, стяжатели св. Иосиф Волоколамский, мономах Филофей, Иван IV, кн. Андей Курбский, Иван Пересветов, Федор Карпов.
Причем значительную роль в формировании идеологии охранительства сыграло татаро-монгольское иго, консолидировавшее русское общество и показавшее необходимость единства русского государства как единственного оплота независимости русского народа, его традиций и веры.
IV. Период активизации консервативной правовой идеологии в эпоху Смутного Времени, а позднее европеизации и секуляризации русской жизни при Алексее Михайловиче и Петре Алексеевиче и возникновения первых прозападнических течений русской мысли в XVII–XVIII вв. Носителями охранительного мировоззрения в этот период были Иван Тимофеев, Аврамий Палицын, Юрий Крижанич, прот. Авакуум и в целом староверчество как форма народного консерватизма в рамках попытки изменения традиционного православия, И. С. Посошков, М.В. Ломоносов, АН. Болотов, М.М. Щербатов. По сути дела катализатором динамического развития охранительных идей и движений, причем во многом в стихийной, народной форме (раскольничество, восстание Степана Разина, бунт Емельяна Пугачева и др.) стало подчинение церкви государству после Собора 1666–1667 гг. и исправления традиционного богослужения, а при Петре Насильственное изменение русских традиций на европейский шведо-голландский лад. Можно сказать, что это эпоха народного охранительства, выразившегося в восстаниях и бунтах. Причем речь шла не о свержении как таковой власти, а о ее возвращении в лоно традиции Московского государства с народным самодержцем, независимостью православия, народным самоуправлением, Земскими Соборами и т. п. Характерно, что все руководители бунтов получали поддержку народа за счет приписывания себе царского происхождения – выживших, спасшихся царей (например, Петра III во время восстания Емельяна Пугачева).
V. Эпоха формирования теоретических основ русской консервативной правовой идеологии в первой половине XIX в. в связи с планами либеральных преобразований России Александром I, угрозой монархии в виде Наполеоновского похода и восстании декабристов. По сути дела, консерватизм Николая I был подготовлен предшествующими либеральными и революционными идеологиями русского дворянства, ставящими под сомнение судьбы монархизма в России. В своих проектах Пестель и Муравьев собирались уничтожить царскую семью и ликвидировать монархию, что и вызвало сильные охранительные тенденции в правление Николая I. Теоретические основания охранительной правовой мысли в этот период были заложены Н.М. Карамзиным, А. С. Шишковым, Ф.В. Растопчиным, архим. Фотием, се. Филаретом, С.С. Уваровым, М.П. Погодиными, С.П. Шевыревым, И.Д. Беляевым, Н.В. Гоголем, славянофилами А.С. Хомяковым, И.В. и П.В. Киреевскими, КС. и И.С. Аксаковыми, Ю. Ф. Самариным, А.И. Кошелевым.
VI. Со второй половины XIX в., начале XX вв. в связи с распространением либерализма и социалистических течений, террористических угроз для монархии охранительство постепенно приобретает свои резко очерченные защитные черты и окончательно преобразуется в рационалистическую концепцию обеспечения безопасности самодержавия, православия и русских традиций. Причем одной из серьезных угроз становятся западничество интеллигенции и бюрократизация русской жизни. В этот период консервативные правовые ценности развиваются Н.Я. Данилевским, почвенниками М.М. и Ф.М. Достоевским, А.А. Григорьевым, Н.Н. Страховым, государственниками-охранителями М.Н. Катковым, КП. Победоносцевым, Л.А. Тихомировым, КН. Леонтьевым, В.П. Мещерским, Н.Г. Черняевым, А.А. Киреевым, Т.П. Филипповым, Н.П. Гиляровым-Платоновым, неославянофилами С.Ф. Шараповым, В.И. Ламанским, Д.А. Валуевым, В.Н. Лешковым, Н.П. Аксаковым, Д.А. Хомяковым, А. А. Башмаковым и др. Особое значение приобретают в начале XX в. представители монархических партий и союзов, в том числе А.С. Вязигин, П.Ф. Булацель, В.А. Грингмут, КН. Пасхалов, М. О. Меньшиков, Б.В. Никольский.
VII. Период с 1917 по 1991 гг., в котором русская консервативная правовая мысль в связи с крушением традиционных основ русской жизни пошла двумя путями:
– путем развития традиционализма в философии и правоведении Русского Зарубежья – С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, И.А. Ильина, И.Л. Солоневича, Г. Флоровского, евразийцев (Н.Н. Алексеева, М.В. Шахматова, Н. С. Трубецкого), ожидавших восстановления традиционной культуры и государственности России;
– путем восприятия советской властью и идеологией консервативных правовых идеалов и их преемственное развитие в национальном сознании советского народа и части сохранившейся консервативной интеллигенции вплоть до развала СССР (И.А. Флоренский, С.Ф. Юшков, Н. Гумилев и др.).
VIII. Последний этап в развитии охранительной правовой доктрины связан с либерализацией советского строя в 80-е гг., падением СССР и восприятием идеологии либерализма, которому стали противостоять видные писатели и философы славянофильского, традиционалистского толка – А.И. Солженицын, И.Р. Шафаревич, В.В. Кожинов, AM. Величко, О.А. Платонов, А.В. Репников, А.С. Карцов, И.А. Исаев, В.В. Сорокин, М.Б. Смолин, С.В. Перевезенцев, А.С. Савельев и др.
Подытоживая, следует признать, что предпосылки зарождения охранительной правовой доктрины следует искать не в XVII или XVIII вв. в связи с европеизацией русской культуры и секуляризацией сознания аристократии. На взгляд автора, исторические факты убедительно подтверждают тезис о том, что консервативные правовые идеалы исторически пронизывают весь ход возникновения и эволюции русского государства и права. Сама природа русской культуры такова, что с необходимостью нуждается в наличии эффективной охранительной правовой идеологии. Территория, природные ресурсы, географические особенности (естественная открытость для нападения) России на протяжении всей истории превращали ее в постоянный объект для нападения или уничтожения со стороны внешних военных, политических и идеологических сил.
Следовательно, рождение и развитие охранительной правовой доктрины, ее превращение в государственную идеологию – историческая неизбежность для истории России. Иная идеология не смогла бы обеспечить выживание российского народа. По этой причине и история юридического традиционализма начинается в V–VIII в. и не прекращается после европеизации русской жизни в XVII–XIX в. и даже социалистической революции в 1917 г. До тех пор актуальна консервативная правовая мысль, пока сохраняются внешние угрозы для самостоятельности российской цивилизации. Очень точно характер национального мировоззрения России выразил И.Л. Солоневич в словах «российский народ – пример того, как дух побеждает материю, природу и географию»[79].
Охранительная правовая мысль до сих пор сохраняет свою актуальность постольку, в общественном сознании русского общества живучими остаются традиционные ценности и идеалы – святость семейного быта, патриархальность, авторитет государства, вера в нравственную правду, национальная терпимость, вплоть до самоуничижения, православные доминанты, приоритет неформальных социальных регуляторов и т. п. В силу чего в исследовании и предлагается универсальная периодизация истории отечественной охранительной правовой доктрины, охватывающая всю историю российского государства и права.
Автор не пытается при этом оправдать советский строй, но лишь подчеркивает неизбежную логику развития традиционных правовых идеалов русского общества в истории советской государственности. В конце концов, следует признать, что советский тоталитаризм 1927–1953 гг. в отличие от агрессивного тоталитаризма национал-социализма в Германии – своего рода защитная реакция на угрозу войны с Германией. Коллективизация и индустриализация, репрессии, сопровождавшиеся колоссальными людскими потерями, были не в последнюю очередь обусловлены ростом агрессии со стороны антисоветских держав, а позднее и опасностью военного вторжения гитлеровской Германии. Поэтому советский режим, подчиненный единой для отечественной истории логике движения (защиты и выживания народа) носил ярко выраженный защитный характер, выполнял охранительную функцию. СССР не догонял западный капитализм, а пытался выстроить адекватный политический, военный, экономический и правовой режим для противодействия возможным внешним нападениям. Концентрация, централизация власти были вызваны историческими и внешнеполитическими условиями и тем самым обеспечивали сохранение народа и государственности. Эти причины и толкают на необходимость пристального внимания к охранительной стороне советской правовой идеологии.
Как справедливо утверждается рядом философов, историков, политологов и правоведов, советский строй и марксистская идеология, при всей своей насильственной форме внедрения в России, не смогли бы укорениться, если бы не соответствовали базовым компонентам русской культуры – идея социальной справедливости, обязанностей, коллективизма-солидарности, мессианские ожидания царствия небесного и т. п. Так, Н.А. Бердяев в своей работе «Истоки и смысл русского коммунизма» доказывает, что коммунизм в России приобрел традиционные, национальные черты и привился, потому что соответствовал ряду национальных архетипов русского сознания. Вот как философ резюмирует свою работу: «…русский коммунизм более традиционен, чем обыкновенно думают, и есть трансформация и деформация старой русской мессианской идеи. Коммунизм в Западной Европе был бы совершенно другим явлением, несмотря на сходство марксисткой теории. С традиционно-русским характером коммунизма связаны и его положительные и отрицательные стороны: с одной стороны искание царства Божьего и целостной правды, способность к жертве и отсутствие буржуазности, с другой стороны – абсолютизация государства и деспотизм, слабое сознание прав человека и опасность безликого коллективизма»[80].
В этом ключе заслуживают поддержки слова А.Н. Кокотова, который высказал в целом далеко не самые популярные мысли о консервативной сущности советского строя: «Придя к власти как сила откровенного космополитического терроризма, большевики вынуждены были двигаться в сторону осознания и выражения национально-государственных запросов, срастаясь с почвой, над которой получили власть. Почва постепенно «переваривала» их, превращая в известном смысле в силу национально-охранительную. Почва задала перемещение большевиков с радикального политического фланга на фланг консервативный. Отмеченную тенденцию трудно не заметить в практике индустриализации, в подключении страны к научно-технической революции, укреплении, пусть медленной, противоречивой, производственной и политической демократии»[81].
В итоге можно вывести закономерность в эволюции охранительной правовой доктрины России. Нарастание угроз для традиционных ценностей российского общества актуализирует охранительные юридические взгляды и ведет к ее рационализации и концептуализации, формированию целостных, систематических концепций. Напротив, в периоды стабильного государственно-правового развития охранительная правовая доктрина пребывает в форме естественных, бессознательных образов и ценностей, хранящихся в общественном сознании. Охранительная правовая идеология России – доктрина сохранения русской государственности и права. Игнорирование консервативных государственно-правовых идей ослабляет отечественный государственный строй и правовую систему.
Глава 2
2.1. Понятие права в охранительной правовой доктрине России
А. Бородай убедительно доказывает влияние идей разработчика концепции «народной монархии» И.Л. Солоневича на идеологию сталинской диктатуры: «целый ряд данных указывает, что оценки и прогнозы, которые давал современной ему советской действительности Иван Солоневич, оказали определенное влияние на правящие круги СССР, и прежде всего на Сталина. «Россия в концлагере», вышедшая в свет в 1935 году, и «Белая Империя», появившаяся несколько лет спустя, давали настолько убедительный и достоверный анализ процессов, происходящих в стране, что не делать из них выводы мог только ленивый. Жесткая чистка управленческой прослойки, осуществленная Сталиным в конце 30-х годов, и обращение к национал-вождистским архетипам власти и имперской риторике, вполне возможно, были навеяны знакомством «отца народов» с произведениями Солоневича»[74].
Примечательно, что после первых разочарований в крушении Российской Империи постепенно евразийские мыслители стали надеяться на то, что Советский Союз сможет воплотить в жизнь их евразийский проект – единой Евразийской империи идеократического характера.
С другой стороны, необходимо избегать крайностей в восприятии консервативных начал советской правовой мысли. В зарубежной литературе, посвященной русскому консерватизму, распространено мнение о том, что советская репрессивная идеология – закономерное развитие русского традиционализма, основанного на идее князя, царя – вотчинного хозяина, которому покорно подчиняется народ как масса рабов. Так, Р. Пайпс пытается доказать, что тоталитаризм изначально присущ русскому самосознанию и коренится в консервативной идеологии русского общества. Ошибочно полагать, что охранительное правовое мышление в России не признает свободы личности и служит оправданию рабства. Консерватизм в России не признает свободу как абсолютизацию личного эгоизма, своекорыстный индивидуализм. Вместе с тем охранительная идеология в России исходит из свободы духовной воли человека и зависимости государства и права от нравственного, свободного выбора личности. В этой свободе речь идет не об анархии личности или ее обожествлении, а о выполнении нравственного долга, освобождающего человека от пут необходимости и принуждения.
В-четвертых, из истории охранительной правовой мысли незаслуженно исключены представители монархических партий России, которые по-прежнему в исторической науке рассматриваются как узко-националистические, шовинистические представители общественной мысли России начала XX в. Во многом их забвение обусловлено цензурными и идеологическими ограничениями, введенными советской доктриной в отношении националистических течений в рамках консервативной мысли России рубежа XIX–XX вв. За ними надолго закрепилась недобрая слава «черносотенцев» – организаторов еврейских погромов, что с учетом новых исторических данных выглядит далеко не бесспорно. Обосновано ведущий историк консерватизма А.В. Репников обращает внимание на необходимость реабилитации лидеров монархических партий России и более серьезного исследования их творчества как ветви в общей истории русской охранительной мысли[75].
Научная объективность, несмотря на общий негативный настрой по отношению к «черносотенным организациям», требует внимательного изучения наследия этих мыслителей, в том числе А.С. Вязигина, П.Ф. Булацеля, В.А. Грингмута, К.Н. Пасхалова, М.О. Меньшикова, Б.В. Никольского и др. идеологов русских монархических организаций. Как и К.П. Победоносцев, К.Н. Леонтьев, Л.А. Тихомиров, В.П. Мещерский, «черносотенные» идеологии стояли на охране русского самодержавия и русской народности и должны получить адекватное место в истории русского охранительства[76].
Наконец, в-пятых, внимания ученых не удостоено развитие консервативной правовой мысли России в конце советского и постсоветского периодов. Можно сказать, что начало возрождению консерватизма в России было положено А.И. Солженицыным и И.Р. Шафаревичем. Позднее к ним присоединились богословы, философы, экономисты: митрополит Иоанн Ладожский (Снычев), В.В. Кожинов, О.А. Платонов, М.Б. Смолин, А.С. Савельев, А.В. Репников. Среди правоведов к сторонникам охранительной правовой концепции можно отнести А.М. Величко, В.В. Сорокина, И.А. Исаева, А.С. Карцова, И.А. Иванникова, С.Н. Бабурина, А.В. Серегина и др. Возрождение интереса к консерватизму не только реакция на отрицательные последствия либеральной юридической концепции, но и естественное пробуждение традиционных доминант отечественного правосознания. В.В. Сорокин отмечает: «Успешная трансформация переходных обществ возможна лишь при реализации программы реформ, учитывающей специфику национального менталитета и существующие традиции. К чертам же российской самобытности индивидуализм и пренебрежение к идеалам развития никогда не относились. Наверное, потому, что по-другому в суровых климатических условиях и состоянии постоянной «осажденной крепости» выжить было невозможно»[77].
В-шестых, поиск генетических основ охранительной правовой мысли в эпохе петровских преобразований или влиянии европейских революций обречен на неудачу. Прежде всего, европеизация русской жизни началась задолго до Петра I. Еще при Иване IV в Москве появилась немецкая слобода и активно велась торговля с Англией, а при отце Петра Алексее Михайловиче началась модернизация русской промышленности и военного дела и часть боярской аристократии и духовенства испытала влияние европейских ценностей образования, науки и комфорта (Ордын-Нащокин, А. Матвеев, С. Полоцкий). В это же время были заложены зачатки превращения церкви в государственный институт (Монастырский приказ, подчинение духовенства государственному суду), завершившийся созданием Синода. Петровские реформы лишь завершили начавшийся переворот в традиционной культуре России, углубили конфликт между проевропейской частью дворянства и традициями русского народа, прежде всего крестьянства.
Таким образом, периодизация истории охранительной правовой доктрины России нуждается в пересмотре, расширении хронологических рамок, определении движущих факторов ее эволюции и идейных течений. Признавая условность любой периодизации, на взгляд автора, уместно выделить периоды в развитии консервативной правовой мысли на основе вычленения соответствующих угроз для традиционного уклада России.
I. Период возникновения охранительных правовых идей в условиях становления русской цивилизации в V–VIII вв., укорененных в языческом культе рода – хранителя обычаев, преданий и истинной веры, а впоследствии и в православных ценностях, практически не противоречащих духовному складу русского народа. Зачатки консервативных ценностей были представлены в мифологии русского народа и выражены в спорном в исторической науке документе IX в. – «Книге Велеса», повествующей об истории русского народа и его традициях – святости семейных уз, культе предков, обоготворении женского начала и др. Мифология русского народа, несомненно, указывает на высокий авторитет традиционной власти и права. Так, прообразом князя был глава Рода – хранитель традиций и древних преданий. Поэтому славяне высоко чтили старцев, мудрецов, основателей Рода. Ореол святости позднее был перенесен на киевских князей – неприкосновенных особ, от которых зависит судьба преемственного и органичного развития русского народа. В. О. Ключевский отмечает: «По-видимому, большее развитие получил и крепче держался культ предков. В старинных русских памятниках средоточием этого культа является со значением охранителя родичией род со своими рожаницами, т. е. дед с бабушками… Тот же обоготворенный предок чествовался под именем чура, в церковнославянской форме щура; эта форма доселе уцелела в сложном слове пращур. Значение этого деда-родоначальника как охранителя родичей доселе сохранилось в заклинании от нечистой силы или нежданной опасности: чур меня! – т. е. храни меня дед. Охраняя родичей от всякого лиха, чур оберегал и их родовое достояние»[78].
II. Период восприятия охранительной правовой доктриной России православных традиций в X–XIII вв. и необходимости дальнейшего упрочения православия на Руси, укрепления княжеской власти в условиях взаимодействия с язычеством и внешними духовными (иудаизм Хазарского каганата, католицизм европейских государств и рыцарских орденов) и военными угрозами (хазары, половцы, монголы). Среди представителей консерватизма данного периода можно назвать митрополита Плариона, Владимира Мономаха, Феодосия Печерского, Даниила Заточника, авторов «Слова о полку Пгореве», монаха Нестора – автора «Повести временных лет».
III. Этап формирования целостной концепции русского православного царства, симфонии церковной и светской властей, правды как религиозно-нравственного идеала правопорядка в XIV–XVI вв. Идеологами охранительных правовых концепций стали нестяжатели св. Нил Сорский, Вассиан Патрикеев, Максим Грек, Зиновий Оттенский, стяжатели св. Иосиф Волоколамский, мономах Филофей, Иван IV, кн. Андей Курбский, Иван Пересветов, Федор Карпов.
Причем значительную роль в формировании идеологии охранительства сыграло татаро-монгольское иго, консолидировавшее русское общество и показавшее необходимость единства русского государства как единственного оплота независимости русского народа, его традиций и веры.
IV. Период активизации консервативной правовой идеологии в эпоху Смутного Времени, а позднее европеизации и секуляризации русской жизни при Алексее Михайловиче и Петре Алексеевиче и возникновения первых прозападнических течений русской мысли в XVII–XVIII вв. Носителями охранительного мировоззрения в этот период были Иван Тимофеев, Аврамий Палицын, Юрий Крижанич, прот. Авакуум и в целом староверчество как форма народного консерватизма в рамках попытки изменения традиционного православия, И. С. Посошков, М.В. Ломоносов, АН. Болотов, М.М. Щербатов. По сути дела катализатором динамического развития охранительных идей и движений, причем во многом в стихийной, народной форме (раскольничество, восстание Степана Разина, бунт Емельяна Пугачева и др.) стало подчинение церкви государству после Собора 1666–1667 гг. и исправления традиционного богослужения, а при Петре Насильственное изменение русских традиций на европейский шведо-голландский лад. Можно сказать, что это эпоха народного охранительства, выразившегося в восстаниях и бунтах. Причем речь шла не о свержении как таковой власти, а о ее возвращении в лоно традиции Московского государства с народным самодержцем, независимостью православия, народным самоуправлением, Земскими Соборами и т. п. Характерно, что все руководители бунтов получали поддержку народа за счет приписывания себе царского происхождения – выживших, спасшихся царей (например, Петра III во время восстания Емельяна Пугачева).
V. Эпоха формирования теоретических основ русской консервативной правовой идеологии в первой половине XIX в. в связи с планами либеральных преобразований России Александром I, угрозой монархии в виде Наполеоновского похода и восстании декабристов. По сути дела, консерватизм Николая I был подготовлен предшествующими либеральными и революционными идеологиями русского дворянства, ставящими под сомнение судьбы монархизма в России. В своих проектах Пестель и Муравьев собирались уничтожить царскую семью и ликвидировать монархию, что и вызвало сильные охранительные тенденции в правление Николая I. Теоретические основания охранительной правовой мысли в этот период были заложены Н.М. Карамзиным, А. С. Шишковым, Ф.В. Растопчиным, архим. Фотием, се. Филаретом, С.С. Уваровым, М.П. Погодиными, С.П. Шевыревым, И.Д. Беляевым, Н.В. Гоголем, славянофилами А.С. Хомяковым, И.В. и П.В. Киреевскими, КС. и И.С. Аксаковыми, Ю. Ф. Самариным, А.И. Кошелевым.
VI. Со второй половины XIX в., начале XX вв. в связи с распространением либерализма и социалистических течений, террористических угроз для монархии охранительство постепенно приобретает свои резко очерченные защитные черты и окончательно преобразуется в рационалистическую концепцию обеспечения безопасности самодержавия, православия и русских традиций. Причем одной из серьезных угроз становятся западничество интеллигенции и бюрократизация русской жизни. В этот период консервативные правовые ценности развиваются Н.Я. Данилевским, почвенниками М.М. и Ф.М. Достоевским, А.А. Григорьевым, Н.Н. Страховым, государственниками-охранителями М.Н. Катковым, КП. Победоносцевым, Л.А. Тихомировым, КН. Леонтьевым, В.П. Мещерским, Н.Г. Черняевым, А.А. Киреевым, Т.П. Филипповым, Н.П. Гиляровым-Платоновым, неославянофилами С.Ф. Шараповым, В.И. Ламанским, Д.А. Валуевым, В.Н. Лешковым, Н.П. Аксаковым, Д.А. Хомяковым, А. А. Башмаковым и др. Особое значение приобретают в начале XX в. представители монархических партий и союзов, в том числе А.С. Вязигин, П.Ф. Булацель, В.А. Грингмут, КН. Пасхалов, М. О. Меньшиков, Б.В. Никольский.
VII. Период с 1917 по 1991 гг., в котором русская консервативная правовая мысль в связи с крушением традиционных основ русской жизни пошла двумя путями:
– путем развития традиционализма в философии и правоведении Русского Зарубежья – С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, И.А. Ильина, И.Л. Солоневича, Г. Флоровского, евразийцев (Н.Н. Алексеева, М.В. Шахматова, Н. С. Трубецкого), ожидавших восстановления традиционной культуры и государственности России;
– путем восприятия советской властью и идеологией консервативных правовых идеалов и их преемственное развитие в национальном сознании советского народа и части сохранившейся консервативной интеллигенции вплоть до развала СССР (И.А. Флоренский, С.Ф. Юшков, Н. Гумилев и др.).
VIII. Последний этап в развитии охранительной правовой доктрины связан с либерализацией советского строя в 80-е гг., падением СССР и восприятием идеологии либерализма, которому стали противостоять видные писатели и философы славянофильского, традиционалистского толка – А.И. Солженицын, И.Р. Шафаревич, В.В. Кожинов, AM. Величко, О.А. Платонов, А.В. Репников, А.С. Карцов, И.А. Исаев, В.В. Сорокин, М.Б. Смолин, С.В. Перевезенцев, А.С. Савельев и др.
Подытоживая, следует признать, что предпосылки зарождения охранительной правовой доктрины следует искать не в XVII или XVIII вв. в связи с европеизацией русской культуры и секуляризацией сознания аристократии. На взгляд автора, исторические факты убедительно подтверждают тезис о том, что консервативные правовые идеалы исторически пронизывают весь ход возникновения и эволюции русского государства и права. Сама природа русской культуры такова, что с необходимостью нуждается в наличии эффективной охранительной правовой идеологии. Территория, природные ресурсы, географические особенности (естественная открытость для нападения) России на протяжении всей истории превращали ее в постоянный объект для нападения или уничтожения со стороны внешних военных, политических и идеологических сил.
Следовательно, рождение и развитие охранительной правовой доктрины, ее превращение в государственную идеологию – историческая неизбежность для истории России. Иная идеология не смогла бы обеспечить выживание российского народа. По этой причине и история юридического традиционализма начинается в V–VIII в. и не прекращается после европеизации русской жизни в XVII–XIX в. и даже социалистической революции в 1917 г. До тех пор актуальна консервативная правовая мысль, пока сохраняются внешние угрозы для самостоятельности российской цивилизации. Очень точно характер национального мировоззрения России выразил И.Л. Солоневич в словах «российский народ – пример того, как дух побеждает материю, природу и географию»[79].
Охранительная правовая мысль до сих пор сохраняет свою актуальность постольку, в общественном сознании русского общества живучими остаются традиционные ценности и идеалы – святость семейного быта, патриархальность, авторитет государства, вера в нравственную правду, национальная терпимость, вплоть до самоуничижения, православные доминанты, приоритет неформальных социальных регуляторов и т. п. В силу чего в исследовании и предлагается универсальная периодизация истории отечественной охранительной правовой доктрины, охватывающая всю историю российского государства и права.
Автор не пытается при этом оправдать советский строй, но лишь подчеркивает неизбежную логику развития традиционных правовых идеалов русского общества в истории советской государственности. В конце концов, следует признать, что советский тоталитаризм 1927–1953 гг. в отличие от агрессивного тоталитаризма национал-социализма в Германии – своего рода защитная реакция на угрозу войны с Германией. Коллективизация и индустриализация, репрессии, сопровождавшиеся колоссальными людскими потерями, были не в последнюю очередь обусловлены ростом агрессии со стороны антисоветских держав, а позднее и опасностью военного вторжения гитлеровской Германии. Поэтому советский режим, подчиненный единой для отечественной истории логике движения (защиты и выживания народа) носил ярко выраженный защитный характер, выполнял охранительную функцию. СССР не догонял западный капитализм, а пытался выстроить адекватный политический, военный, экономический и правовой режим для противодействия возможным внешним нападениям. Концентрация, централизация власти были вызваны историческими и внешнеполитическими условиями и тем самым обеспечивали сохранение народа и государственности. Эти причины и толкают на необходимость пристального внимания к охранительной стороне советской правовой идеологии.
Как справедливо утверждается рядом философов, историков, политологов и правоведов, советский строй и марксистская идеология, при всей своей насильственной форме внедрения в России, не смогли бы укорениться, если бы не соответствовали базовым компонентам русской культуры – идея социальной справедливости, обязанностей, коллективизма-солидарности, мессианские ожидания царствия небесного и т. п. Так, Н.А. Бердяев в своей работе «Истоки и смысл русского коммунизма» доказывает, что коммунизм в России приобрел традиционные, национальные черты и привился, потому что соответствовал ряду национальных архетипов русского сознания. Вот как философ резюмирует свою работу: «…русский коммунизм более традиционен, чем обыкновенно думают, и есть трансформация и деформация старой русской мессианской идеи. Коммунизм в Западной Европе был бы совершенно другим явлением, несмотря на сходство марксисткой теории. С традиционно-русским характером коммунизма связаны и его положительные и отрицательные стороны: с одной стороны искание царства Божьего и целостной правды, способность к жертве и отсутствие буржуазности, с другой стороны – абсолютизация государства и деспотизм, слабое сознание прав человека и опасность безликого коллективизма»[80].
В этом ключе заслуживают поддержки слова А.Н. Кокотова, который высказал в целом далеко не самые популярные мысли о консервативной сущности советского строя: «Придя к власти как сила откровенного космополитического терроризма, большевики вынуждены были двигаться в сторону осознания и выражения национально-государственных запросов, срастаясь с почвой, над которой получили власть. Почва постепенно «переваривала» их, превращая в известном смысле в силу национально-охранительную. Почва задала перемещение большевиков с радикального политического фланга на фланг консервативный. Отмеченную тенденцию трудно не заметить в практике индустриализации, в подключении страны к научно-технической революции, укреплении, пусть медленной, противоречивой, производственной и политической демократии»[81].
В итоге можно вывести закономерность в эволюции охранительной правовой доктрины России. Нарастание угроз для традиционных ценностей российского общества актуализирует охранительные юридические взгляды и ведет к ее рационализации и концептуализации, формированию целостных, систематических концепций. Напротив, в периоды стабильного государственно-правового развития охранительная правовая доктрина пребывает в форме естественных, бессознательных образов и ценностей, хранящихся в общественном сознании. Охранительная правовая идеология России – доктрина сохранения русской государственности и права. Игнорирование консервативных государственно-правовых идей ослабляет отечественный государственный строй и правовую систему.
Глава 2
Сущность права в охранительной правовой доктрине России
2.1. Понятие права в охранительной правовой доктрине России
Принятие воззрения консерваторов на право позволяет преодолеть утвердившееся, но неверное представление большинства современных мыслителей, и в частности юристов, о низкой правовой культуре России, биче России – правовом нигилизме – отрицании права и его ценности для российской цивилизации. Главное заблуждение, в которое впадают ученые, – это оценка русской правовой культуры с точки зрения западноевропейских теорий верховенства права и закона в жизни общества, естественных прав человека во главе с идеалом свободной личности[82]. Проблема правового нигилизма в России признана на официальном уровне. Так, 5 мая 2011 г. Президент РФ утвердил «Основы государственной политики Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан», в которых, в частности, говорится, что «недостаточный уровень правовой культуры и правосознания, правовой нигилизм граждан России являются серьезной проблемой обеспечения реализации принципов верховенства права»[83].
Вслед за идеей правового нигилизма отвергается и особое, традиционное правопонимание в России. Презюмируется, что лишь благодаря усвоению европейского правового наследия в XVIII–XIX вв. в России вместо неразвитого представления о праве стало формироваться правильное понятие о праве, и стала складываться особая наука – юриспруденция. Так, О.А. Омельченко вынес неумолимый приговор русской правовой традиции, говоря, что: «На протяжении почти всей своей истории российская политико-юридическая мысль представляла собой лишь отражение-ответвление общей христианской традиции или общеевропейской философии права. Самостоятельное, и более того, теоретически конкурирующее с западноевропейскими учениями значение (не говоря уже о подразумеваемом влиянии на собственно политико-юридическую практику) русская традиция политико-правовых размышлений обретала лишь эпизодически и преимущественно в рамках проблем, уже поставленных западноевропейской юридической мыслью. К тому же на протяжении большей части своей истории (по крайней мере до конца XVIII в.) эта традиция была полностью лишена юридического содержания»[84].
Однако, европоцентризм, до сих пор определяющий российское правоведение, не позволяет раскрыть особое, по-своему глубокое, а, главное, исконное, традиционное правопонимание в России. Именно консервативной правовой мысли России удалось показать самобытность, мировоззренческую и практическую пригодность понятия права в русской культуре.
Вслед за идеей правового нигилизма отвергается и особое, традиционное правопонимание в России. Презюмируется, что лишь благодаря усвоению европейского правового наследия в XVIII–XIX вв. в России вместо неразвитого представления о праве стало формироваться правильное понятие о праве, и стала складываться особая наука – юриспруденция. Так, О.А. Омельченко вынес неумолимый приговор русской правовой традиции, говоря, что: «На протяжении почти всей своей истории российская политико-юридическая мысль представляла собой лишь отражение-ответвление общей христианской традиции или общеевропейской философии права. Самостоятельное, и более того, теоретически конкурирующее с западноевропейскими учениями значение (не говоря уже о подразумеваемом влиянии на собственно политико-юридическую практику) русская традиция политико-правовых размышлений обретала лишь эпизодически и преимущественно в рамках проблем, уже поставленных западноевропейской юридической мыслью. К тому же на протяжении большей части своей истории (по крайней мере до конца XVIII в.) эта традиция была полностью лишена юридического содержания»[84].
Однако, европоцентризм, до сих пор определяющий российское правоведение, не позволяет раскрыть особое, по-своему глубокое, а, главное, исконное, традиционное правопонимание в России. Именно консервативной правовой мысли России удалось показать самобытность, мировоззренческую и практическую пригодность понятия права в русской культуре.