Страница:
И, наконец, самым важным аргументом, доказывающим необходимость выделения уровня смысловой установки, понимаемой как форма выражения личностного смысла в регуляции деятельности человека, являются те экспериментальные факты, которые демонстрируют вклад смысловой установки в регуляцию деятельности. Экспериментальных исследований, показывающих существование смысловой установки, пока очень немного. Среди них выделяется исследование А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца, посвященное восстановлению функций руки после ранения, которое было проведено в годы Великой Отечественной войны. В этом исследовании были получены факты, показывающие влияние смысловой установки на восстановление функций руки после ранения, а также затронуты вопросы о функции смысловых установок, о проявлении смысловых установок в движении, об особенностях смысловых установок и путях их изменения. Влияние смысловой установки, или, как ее называют авторы, «личностной установки», особенно наглядно выступило в тех случаях, когда тот предмет, на который экспериментатор направлял действие больного, и действительный предмет отношений больного резко расходились между собой. Это расхождение, с точки зрения авторов, было обусловлено установкой щадить больной орган – «личностной установкой» испытуемого. Так, например, перед испытуемым ставилась задача «поднять руку». Испытуемый принимал эту задачу и производил требуемое движение, но при этом он был внутренне направлен не на само движение, а на щажение больной руки, т. е. общий характер выполняемого движения определялся установкой на щажение больной руки. Эта установка давала о себе знать, проявляясь в различных выразительных движениях больного, его позе, настороженности и т. д., которые сопровождали действие. В отличие от большинства физиологов, видящих в этих «сопровождениях» только не несущий никакой нагрузки «моторный аккомпанемент», А.Н.Леонтьев и А.В.Запорожец пришли к выводу, что эти нереализуемые двигательные возможности имеют решающее значение для протекания «исполняющего движения». Во «внутренней моторике», по мнению авторов, выражается пристрастное отношение человека к тому, что он делает, выражается, как бы мы сказали, смысловая установка. «По самой своей природе внутренняя моторика содержит в себе лишь такие внешние компоненты, которые образуют не определяющиеся техническими условиями задачи “сопровождающие” или “выразительные” движения; зато внутренняя моторика интимно связана с личностными установками человека, с мотивами, определяющими его отношение к ситуации» (Леонтьев, Запорожец, 1945, с.163). При наблюдении за больными было установлено, что внутренняя моторика отражает не направленность на цель действия, а направленность на оберегание больной руки. Из всех этих наблюдений можно сделать следующий вывод об особенностях смысловой установки: смысловая установка непосредственно проявляется в различных действиях человека, выражая в них тенденцию к сохранению общей направленности деятельности в целом. Эта тенденция «проступает на поверхность» различных действий и создает их неповторимую субъективную «окраску». Эта смысловая окраска не всегда так заметна, как в описанном исследовании, но она всегда есть, всегда пронизывает деятельность человека в целом. Общаясь друг с другом, люди часто осознанно или неосознанно улавливают эту окраску[6] по позе, ошибочным действиям, «лишним» движениям, обмолвкам и оговоркам.
Но любые ли обмолвки и оговорки относятся кпроявлениям смысловой установки? Нет, не любые. По-видимому, существуют два отчетливо отличающихся друг от друга типа обмолвок и оговорок: обмолвки как проявления смысловой установки и обмолвки как проявления операциональной установки. К обмолвкам, вызываемым операциональной установкой, относятся обмолвки типа «чепуха – реникса». Эти обмолвки основаны на предвосхищении, опирающемся на предшествующий опыт и на внешнее сходство тех или иных знаков. Совсем иной характер носят обмолвки, через которые приоткрывается смысловая установка и выражаемый ею в деятельности личностный смысл. Для возникновения этих обмолвок вовсе не необходимо какое-либо внешнее сходство знаков, которое обязательно для операциональных обмолвок. Приведем некоторые примеры смысловых обмолвок. Так, З.Фрейд в одном из своих исследований рассказывает о председателе, который открывает не предвещающее ему ничего хорошего заседание словами «объявляю заседание закрытым» (вместо «открытым»), не замечая при этом обмолвки (Фрейд, 1925). Эта обмолвка приоткрывает то значение, которое собрание имеет для председателя. И еще один пример. Юноша, расставшийся с любимой девушкой, начинает встречаться с другой. Оживленно беседуя с ней о чем-то, он несколько раз называет ее именем той девушки, с которой встречался раньше. Его новая знакомая вспыхивает и заявляет: «Ты вовсе не меня любишь». И сколько бы ни оправдывался юноша, утверждая, что просто оговорился, она упорно стоит на своем. За обмолвкой девушка проницательно увидела то реальное значение, которое она имеет для юноши, «увидела» ту смысловую установку, тенденцию к сохранению определенной направленности деятельности, которая прорвалась на поверхность в виде обмолвки. Итак, смысловая установка, тенденция к сохранению общей направленности деятельности в целом может быть распознана по смысловой окраске, выступающей в виде определенного типа обмолвок – смысловых обмолвок.
Другая важная особенность, или, точнее, функция смысловых установок, обнаружилась при исследовании у больных взаимоотношения между личностными (смысловыми) и моторными (операциональными) установками (Леонтьев А.Н., Запорожец, 1945; Запорожец, 1945). Моторная установка рассматривалась авторами как готовность двигательного аппарата, возникающая при наличии двигательной задачи. Авторы исследовали проявление фиксированной моторной установки на материале иллюзии веса, возникающей при сравнении тяжестей. Было установлено, что у большинства больных не возникает иллюзии веса, а следовательно, не проявлялось моторной фиксированной установки в том случае, если они сравнивали тяжести больной рукой. Из этого факта можно было сделать два прямо противоположных вывода: либо причиной нарушения процессов образования установки является поражение опорно-двигательного аппарата и, следовательно, моторная установка по своей природе относится к числу локальных периферических явлений; либо актуализации моторной фиксированной установки препятствует характерная для этих больных установка на щажение больной руки. Первое предположение отпало, так как выяснилось, что установочные опыты, проведенные на больной руке, приводят к возникновению установки на здоровой руке. А это означает, что в ходе установочных опытов не только образовалась моторная установка, но и имел место перенос моторной установки на здоровую руку. Авторы пришли к заключению, что проявлению моторной фиксированной установки препятствует личностная установка на щажение больной руки. По-видимому, именно такого рода факты впоследствии привели А.В.Запорожца к мысли о существовании ситуационно-действенных предметных и личностных установок, воплощающих основные отношения личности к действительности, которые находятся в соподчиненной иерархической связи друг с другом (Запорожец, 1960). При выделении же уровней установки по критерию объективного содержательного фактора, обусловливающего отдельные структурные моменты деятельности и соответствующие им установки, ситуационно-действенные и предметные установки попадают в одну категорию – операциональных установок, и поэтому будут разобраны в разделе, посвященном операциональным установкам. Возвращаясь к полученным в исследовании А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца фактам взаимоотношения личностной и моторной установок, отметим, что в свете гипотезы об уровневой природе установочной регуляции деятельности эти данные свидетельствуют о наличии влияния смысловой установки на установки более низких иерархических уровней, в частности на операциональные моторные установки. Исходя из этих данных, можно также предположить, что смысловая установка обладает фильтрующей функцией по отношению к установкам нижележащих уровней: смысловая установка блокирует проявление не соответствующих ей операциональных установок и извлекает из прошлого опыта релевантные ей установки и стереотипы поведения[7].
Анализируя личностную установку, авторы отмечают еще одну ее особенность. Выяснилось, что в большинстве случаев установка на щажение больной руки не осознавалась больными. Об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что некоторые больные даже были не в силах вспомнить, какой рукой они выполняли задание. Следовательно, смысловая установка может быть как осознаваемой, так и неосознаваемой.
При исследовании функции смысловой установки в регуляции деятельности недостаточно ограничиться указанием на то, что смысловые установки могут осознаваться. Более значимым для понимания природы смысловой установки становится вопрос, достаточно ли «означения» смысловой установки для ее изменения, сдвига. Может ли произойти изменение смысловой установки под непосредственным влиянием вербальных воздействий? Отвечая на эти вопросы, мы должны указать третью, важную особенность смысловых установок. Она заключается в том, что сдвиг смысловых установок всегда обусловлен изменением отражаемых в личностном смысле реальных жизненных отношений личности к действительности, которые выражают в деятельности смысловые установки. Эта особенность смысловых установок позволяет резко отделить их от таких субъективных образований, как «отношение» в смысле В.Н.Мясищева (см., например, Мясищев, 1971), и от фиксированных социальных установок[8], справедливо сближаемых В.А.Ядовым (1975) с «отношениями» в концепции В.Н.Мясищева. Сдвиг фиксированных социальных установок – субъективных образований – происходит, как правило, под воздействием новой вербальной информации об объекте этих установок. Смысловая установка – это, скорее, субъектное, чем субъективное, образование. Для ее сдвига такого условия, как осознание привлекательности (или непривлекательности) объекта установки, явно недостаточно. Для того чтобы показать эту особенность смысловых установок, обратимся к ряду примеров. В исследовании А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца описана ситуация, приведшая к сдвигу личностной установки: одного больного с поражением руки никак не удавалось ввести в трудовой процесс и заставить при работе пользоваться больной рукой. «Убеждения и уговоры в необходимости трудотерапии легко принимались больным, – замечают авторы, – но практически действовали слабо, и процесс восстановления, вопреки нашим ожиданиям, продвигался у него с досадной медлительностью» (Леонтьев А.Н., Запорожец, 1945, с.102–103). Однажды этот больной попал в бригаду, которая должна была быстро переправить материал для мастерских через реку. По ряду причин бригада, выполнявшая эту работу, столкнулась с серьезными препятствиями. В этой ситуации больной вдруг взял всю инициативу в свои руки и стал фактическим руководителем работы. Выяснилось, что часть своей жизни он жил и работал на реке. После случая на реке радикально изменилось отношение больного к работе. Установка на щажение больной руки была «сдвинута», и восстановление пошло быстрыми темпами. Сдвиг смысловой установки произошел из-за изменения места больного в системе общественной деятельности и из-за возникновения нового мотива.
На наш взгляд, яркие примеры того, что изменение личностного смысла и его выражения в деятельности – смысловой установки – всегда опосредованы изменением деятельности человека и не подвержены влиянию прямого произвольного контроля, приведены в «Педагогической поэме» А.С.Макаренко. Автор рассказывает, что первые «морально-дефективные» воспитанники выслушали его речь о том, что необходимо решительно переменить образ жизни, с ехидными улыбками и презрением. Позднее, вспоминая об этом печальном опыте А.С.Макаренко писал: «Не столько моральные убеждения и гнев, сколько вот эта интересная и настоящая деловая борьба дала первые ростки хорошего коллективного тона» (Макаренко А.С. Педагогическая поэма. 1948, с.42). Только в деловой борьбе произошло у воспитанников А.С.Макаренко изменение личностного смысла. Деловая борьба, деятельность сыграли решающую роль там, где оказались бессильны уговоры, речи и убеждения. Еще раз отметим, что содержание смысловой установки может открыться сознанию в форме «значения для меня», но этого недостаточно для сдвига смысловых установок. Вообразите на мгновение, что вы, руководствуясь благими намерениями, пришли к Аккакию Аккакиевичу и объясняете ему, что не годится, мол, придавать столь огромное значение переписыванию каллиграфическим почерком холодных административных бумаг, видеть в этом деле смысл жизни. Маленький чиновник из гоголевской «Шинели» почти наверняка побоится не согласиться с вами и покорно кивнет головой, а быть может, и подивится вашей правоте. Однако от одного лишь осознания содержания смысловой установки, от того, что даже эмоции – эти глаза, видящие смысл ситуации, – приоткроют этот смысл, не произойдет ее изменения. Будут меняться «отношения» в смысле В.Н.Мясищева и выражающие их фиксированные социальные установки. Будут скользить на поверхности сознания и сигналить о неблагополучии переживания, а перемены смысловой установки и переосмысления личностного смысла не произойдет до тех пор, пока не изменится содержание реальных жизненных отношений, лежащих в его основе. Из всех этих случаев вытекает, что изменение смысловых установок – это всегда следствие изменения реальных отношений человека к действительности. Кардинальное отличие личностного смысла и выражающей его в деятельности смысловой установки от частных субъективных образований, замкнутых в круге сознания, типа «отношений» (В.Н.Мясищев), социальных фиксированных установок, «значащих переживаний» (Ф.В.Бассин), и т. д. и состоит в том, что изменение смысловой установки всегда опосредовано изменением деятельности и мотива деятельности, так как личностный смысл и смысловая установка неотделимы от порождающей их системы отношений человека к миру. Только при условии перестройки мотивов деятельности происходит перестройка общих смысловых установок.
Описанную особенность смысловых установок необходимо учитывать при анализе такой практической и жизненно важной проблемы, как проблема воспитания личности. Психологическим объектом воспитания является смысловая сфера личности, система личностных смыслов и реализующих их в деятельности смысловых установок. Из подобного понимания психологического объекта воспитания вытекает, что перевоспитание личности всегда идет через изменение деятельности, а тем самым и через изменение смысловых установок и в принципе не может осуществляться посредством воздействий чисто вербального характера. Только установки целевого и операционального уровней подвержены прямому влиянию различных инструкций. Пути изменения установок смыслового уровня и установок нижележащих уровней коренным образом отличаются друг от друга: смысловые установки личности перевоспитываются, а целевые и операциональные установки переучиваются.
Анализ приведенных выше фактов и некоторых теоретических положений позволяет сделать ряд выводов об особенностях и функциях смысловой установки:
– Смысловая установка, представляющая собой выражение личностного смысла в виде готовности к определенным образом направленной деятельности, стабилизирует процесс деятельности в целом, придает деятельности устойчивый характер. Эта функция может непосредственно проявляться в общей смысловой окраске различных действий, входящих в состав деятельности, выступая в виде «лишних» движений, смысловых обмолвок и оговорок.
– Смысловые установки могут быть как осознаваемы, так и неосознаваемы.
– Сдвиг смысловых установок всегда опосредован изменением деятельности субъекта. В этом заключается кардинальное отличие смысловой установки и выражаемого ею в деятельности личностного смысла от различных субъективных образований типа «отношений» (В.Н.Мясищев), фиксированных социальных установок, «значащих переживаний» (Ф.В.Бассин) и т. д., которые изменяются непосредственно под влиянием вербальной информации.
– Смысловая установка выступает в роли фильтра пo отношению к установкам нижележащих уровней – целевой и операциональной установкам.
Из перечисленных особенностей смысловой установки основная особенность – это «цементирование» общей направленности деятельности в целом, придание всей деятельности устойчивого стабильного характера. Эта функция прежде всего проявляется в выборе тех или иных целей, соответствующих мотиву деятельности. В том случае, если осуществляется процесс целеобразования (причем неважно, проходит ли он в форме выбора целей в ходе деятельности субъекта или в форме принятия «готовых», заданных через инструкцию целей), этот процесс приводит к возникновению целевой установки.
Уровень целевой установки
Но любые ли обмолвки и оговорки относятся кпроявлениям смысловой установки? Нет, не любые. По-видимому, существуют два отчетливо отличающихся друг от друга типа обмолвок и оговорок: обмолвки как проявления смысловой установки и обмолвки как проявления операциональной установки. К обмолвкам, вызываемым операциональной установкой, относятся обмолвки типа «чепуха – реникса». Эти обмолвки основаны на предвосхищении, опирающемся на предшествующий опыт и на внешнее сходство тех или иных знаков. Совсем иной характер носят обмолвки, через которые приоткрывается смысловая установка и выражаемый ею в деятельности личностный смысл. Для возникновения этих обмолвок вовсе не необходимо какое-либо внешнее сходство знаков, которое обязательно для операциональных обмолвок. Приведем некоторые примеры смысловых обмолвок. Так, З.Фрейд в одном из своих исследований рассказывает о председателе, который открывает не предвещающее ему ничего хорошего заседание словами «объявляю заседание закрытым» (вместо «открытым»), не замечая при этом обмолвки (Фрейд, 1925). Эта обмолвка приоткрывает то значение, которое собрание имеет для председателя. И еще один пример. Юноша, расставшийся с любимой девушкой, начинает встречаться с другой. Оживленно беседуя с ней о чем-то, он несколько раз называет ее именем той девушки, с которой встречался раньше. Его новая знакомая вспыхивает и заявляет: «Ты вовсе не меня любишь». И сколько бы ни оправдывался юноша, утверждая, что просто оговорился, она упорно стоит на своем. За обмолвкой девушка проницательно увидела то реальное значение, которое она имеет для юноши, «увидела» ту смысловую установку, тенденцию к сохранению определенной направленности деятельности, которая прорвалась на поверхность в виде обмолвки. Итак, смысловая установка, тенденция к сохранению общей направленности деятельности в целом может быть распознана по смысловой окраске, выступающей в виде определенного типа обмолвок – смысловых обмолвок.
Другая важная особенность, или, точнее, функция смысловых установок, обнаружилась при исследовании у больных взаимоотношения между личностными (смысловыми) и моторными (операциональными) установками (Леонтьев А.Н., Запорожец, 1945; Запорожец, 1945). Моторная установка рассматривалась авторами как готовность двигательного аппарата, возникающая при наличии двигательной задачи. Авторы исследовали проявление фиксированной моторной установки на материале иллюзии веса, возникающей при сравнении тяжестей. Было установлено, что у большинства больных не возникает иллюзии веса, а следовательно, не проявлялось моторной фиксированной установки в том случае, если они сравнивали тяжести больной рукой. Из этого факта можно было сделать два прямо противоположных вывода: либо причиной нарушения процессов образования установки является поражение опорно-двигательного аппарата и, следовательно, моторная установка по своей природе относится к числу локальных периферических явлений; либо актуализации моторной фиксированной установки препятствует характерная для этих больных установка на щажение больной руки. Первое предположение отпало, так как выяснилось, что установочные опыты, проведенные на больной руке, приводят к возникновению установки на здоровой руке. А это означает, что в ходе установочных опытов не только образовалась моторная установка, но и имел место перенос моторной установки на здоровую руку. Авторы пришли к заключению, что проявлению моторной фиксированной установки препятствует личностная установка на щажение больной руки. По-видимому, именно такого рода факты впоследствии привели А.В.Запорожца к мысли о существовании ситуационно-действенных предметных и личностных установок, воплощающих основные отношения личности к действительности, которые находятся в соподчиненной иерархической связи друг с другом (Запорожец, 1960). При выделении же уровней установки по критерию объективного содержательного фактора, обусловливающего отдельные структурные моменты деятельности и соответствующие им установки, ситуационно-действенные и предметные установки попадают в одну категорию – операциональных установок, и поэтому будут разобраны в разделе, посвященном операциональным установкам. Возвращаясь к полученным в исследовании А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца фактам взаимоотношения личностной и моторной установок, отметим, что в свете гипотезы об уровневой природе установочной регуляции деятельности эти данные свидетельствуют о наличии влияния смысловой установки на установки более низких иерархических уровней, в частности на операциональные моторные установки. Исходя из этих данных, можно также предположить, что смысловая установка обладает фильтрующей функцией по отношению к установкам нижележащих уровней: смысловая установка блокирует проявление не соответствующих ей операциональных установок и извлекает из прошлого опыта релевантные ей установки и стереотипы поведения[7].
Анализируя личностную установку, авторы отмечают еще одну ее особенность. Выяснилось, что в большинстве случаев установка на щажение больной руки не осознавалась больными. Об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что некоторые больные даже были не в силах вспомнить, какой рукой они выполняли задание. Следовательно, смысловая установка может быть как осознаваемой, так и неосознаваемой.
При исследовании функции смысловой установки в регуляции деятельности недостаточно ограничиться указанием на то, что смысловые установки могут осознаваться. Более значимым для понимания природы смысловой установки становится вопрос, достаточно ли «означения» смысловой установки для ее изменения, сдвига. Может ли произойти изменение смысловой установки под непосредственным влиянием вербальных воздействий? Отвечая на эти вопросы, мы должны указать третью, важную особенность смысловых установок. Она заключается в том, что сдвиг смысловых установок всегда обусловлен изменением отражаемых в личностном смысле реальных жизненных отношений личности к действительности, которые выражают в деятельности смысловые установки. Эта особенность смысловых установок позволяет резко отделить их от таких субъективных образований, как «отношение» в смысле В.Н.Мясищева (см., например, Мясищев, 1971), и от фиксированных социальных установок[8], справедливо сближаемых В.А.Ядовым (1975) с «отношениями» в концепции В.Н.Мясищева. Сдвиг фиксированных социальных установок – субъективных образований – происходит, как правило, под воздействием новой вербальной информации об объекте этих установок. Смысловая установка – это, скорее, субъектное, чем субъективное, образование. Для ее сдвига такого условия, как осознание привлекательности (или непривлекательности) объекта установки, явно недостаточно. Для того чтобы показать эту особенность смысловых установок, обратимся к ряду примеров. В исследовании А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца описана ситуация, приведшая к сдвигу личностной установки: одного больного с поражением руки никак не удавалось ввести в трудовой процесс и заставить при работе пользоваться больной рукой. «Убеждения и уговоры в необходимости трудотерапии легко принимались больным, – замечают авторы, – но практически действовали слабо, и процесс восстановления, вопреки нашим ожиданиям, продвигался у него с досадной медлительностью» (Леонтьев А.Н., Запорожец, 1945, с.102–103). Однажды этот больной попал в бригаду, которая должна была быстро переправить материал для мастерских через реку. По ряду причин бригада, выполнявшая эту работу, столкнулась с серьезными препятствиями. В этой ситуации больной вдруг взял всю инициативу в свои руки и стал фактическим руководителем работы. Выяснилось, что часть своей жизни он жил и работал на реке. После случая на реке радикально изменилось отношение больного к работе. Установка на щажение больной руки была «сдвинута», и восстановление пошло быстрыми темпами. Сдвиг смысловой установки произошел из-за изменения места больного в системе общественной деятельности и из-за возникновения нового мотива.
На наш взгляд, яркие примеры того, что изменение личностного смысла и его выражения в деятельности – смысловой установки – всегда опосредованы изменением деятельности человека и не подвержены влиянию прямого произвольного контроля, приведены в «Педагогической поэме» А.С.Макаренко. Автор рассказывает, что первые «морально-дефективные» воспитанники выслушали его речь о том, что необходимо решительно переменить образ жизни, с ехидными улыбками и презрением. Позднее, вспоминая об этом печальном опыте А.С.Макаренко писал: «Не столько моральные убеждения и гнев, сколько вот эта интересная и настоящая деловая борьба дала первые ростки хорошего коллективного тона» (Макаренко А.С. Педагогическая поэма. 1948, с.42). Только в деловой борьбе произошло у воспитанников А.С.Макаренко изменение личностного смысла. Деловая борьба, деятельность сыграли решающую роль там, где оказались бессильны уговоры, речи и убеждения. Еще раз отметим, что содержание смысловой установки может открыться сознанию в форме «значения для меня», но этого недостаточно для сдвига смысловых установок. Вообразите на мгновение, что вы, руководствуясь благими намерениями, пришли к Аккакию Аккакиевичу и объясняете ему, что не годится, мол, придавать столь огромное значение переписыванию каллиграфическим почерком холодных административных бумаг, видеть в этом деле смысл жизни. Маленький чиновник из гоголевской «Шинели» почти наверняка побоится не согласиться с вами и покорно кивнет головой, а быть может, и подивится вашей правоте. Однако от одного лишь осознания содержания смысловой установки, от того, что даже эмоции – эти глаза, видящие смысл ситуации, – приоткроют этот смысл, не произойдет ее изменения. Будут меняться «отношения» в смысле В.Н.Мясищева и выражающие их фиксированные социальные установки. Будут скользить на поверхности сознания и сигналить о неблагополучии переживания, а перемены смысловой установки и переосмысления личностного смысла не произойдет до тех пор, пока не изменится содержание реальных жизненных отношений, лежащих в его основе. Из всех этих случаев вытекает, что изменение смысловых установок – это всегда следствие изменения реальных отношений человека к действительности. Кардинальное отличие личностного смысла и выражающей его в деятельности смысловой установки от частных субъективных образований, замкнутых в круге сознания, типа «отношений» (В.Н.Мясищев), социальных фиксированных установок, «значащих переживаний» (Ф.В.Бассин), и т. д. и состоит в том, что изменение смысловой установки всегда опосредовано изменением деятельности и мотива деятельности, так как личностный смысл и смысловая установка неотделимы от порождающей их системы отношений человека к миру. Только при условии перестройки мотивов деятельности происходит перестройка общих смысловых установок.
Описанную особенность смысловых установок необходимо учитывать при анализе такой практической и жизненно важной проблемы, как проблема воспитания личности. Психологическим объектом воспитания является смысловая сфера личности, система личностных смыслов и реализующих их в деятельности смысловых установок. Из подобного понимания психологического объекта воспитания вытекает, что перевоспитание личности всегда идет через изменение деятельности, а тем самым и через изменение смысловых установок и в принципе не может осуществляться посредством воздействий чисто вербального характера. Только установки целевого и операционального уровней подвержены прямому влиянию различных инструкций. Пути изменения установок смыслового уровня и установок нижележащих уровней коренным образом отличаются друг от друга: смысловые установки личности перевоспитываются, а целевые и операциональные установки переучиваются.
Анализ приведенных выше фактов и некоторых теоретических положений позволяет сделать ряд выводов об особенностях и функциях смысловой установки:
– Смысловая установка, представляющая собой выражение личностного смысла в виде готовности к определенным образом направленной деятельности, стабилизирует процесс деятельности в целом, придает деятельности устойчивый характер. Эта функция может непосредственно проявляться в общей смысловой окраске различных действий, входящих в состав деятельности, выступая в виде «лишних» движений, смысловых обмолвок и оговорок.
– Смысловые установки могут быть как осознаваемы, так и неосознаваемы.
– Сдвиг смысловых установок всегда опосредован изменением деятельности субъекта. В этом заключается кардинальное отличие смысловой установки и выражаемого ею в деятельности личностного смысла от различных субъективных образований типа «отношений» (В.Н.Мясищев), фиксированных социальных установок, «значащих переживаний» (Ф.В.Бассин) и т. д., которые изменяются непосредственно под влиянием вербальной информации.
– Смысловая установка выступает в роли фильтра пo отношению к установкам нижележащих уровней – целевой и операциональной установкам.
Из перечисленных особенностей смысловой установки основная особенность – это «цементирование» общей направленности деятельности в целом, придание всей деятельности устойчивого стабильного характера. Эта функция прежде всего проявляется в выборе тех или иных целей, соответствующих мотиву деятельности. В том случае, если осуществляется процесс целеобразования (причем неважно, проходит ли он в форме выбора целей в ходе деятельности субъекта или в форме принятия «готовых», заданных через инструкцию целей), этот процесс приводит к возникновению целевой установки.
Уровень целевой установки
Критерием для выделения следующего уровня установочной регуляции деятельности является наличие цели действия. Цель, будучи представлена в форме образа осознаваемого предвидимого результата, актуализирует готовность субъекта к ее достижению и тем самым определяет направленность данного действия. Под целевой установкой и понимается готовность субъекта совершить прежде всего то, что сообразно стоящей перед ним цели, которая возникает после принятия определенной задачи.
Вопрос о целевой установке, ее природе и функциях разработан в психологии намного детальнее, чем вопрос о смысловой установке. В различных психологических школах и направлениях, а особенно в Вюрцбургской школе и динамической теории личности К.Левина, исследование целевой установки занимало одно из центральных мест. В этом отделе мы приведем лишь несколько примеров и экспериментальных фактов, свидетельствующих о существовании целевой установки, а затем остановимся на вопросе о ее природе и роли в протекании деятельности.
До сих пор одним из наиболее впечатляющих примеров силы действия целевой установки остается случай с охотником, описанный К.Марбе. Суть этого трагического случая состоит в следующем. В поздний вечерний час охотник с нетерпением подстерегал в засаде кабана. И вот, наконец, долгожданное событие произошло, листья кустарника качнулись, и… грянул выстрел. Охотник кинулся к подстреленному «кабану», но вместо кабана он увидел девочку. Сила целевой установки, готовности увидеть именно то, что он ожидал и хотел увидеть, была столь велика, что сенсорное содержание, возникшее в процессе восприятия объекта (девочки), преобразовалось в иллюзорный образ кабана (Натадзе, 1972).
Первое экспериментальное исследование влияния установки, вызванной инструкцией, на восприятие было проведено также ведущим представителем Вюрцбургской школы О.Кюльпе. В 1902 г. в экспериментах Кюльпе и его ассистента Брауна был обнаружен факт, от которого берет свое начало длинный цикл исследований, посвященных влиянию целевой установки на избирательность восприятия. Кюльпе и Браун, проводя эксперименты по изучению абстракции, тахистоскопически предъявляли испытуемым бессмысленные слоги, отличающиеся по цвету, форме и пространственному расположению. Перед предъявлением стимульного материала испытуемым предлагалась инструкция, в которой их просили сообщить после экспозиции о каком-либо одном из признаков предъявленных объектов. Было установлено, что испытуемые наиболее точно воспроизводили признаки, оговариваемые в инструкции, и порой ничего не могли сказать о других признаках стимульного материала. Кюльпе увидел в этом факте еще один аргумент в пользу существования «безобразного мышления». Кроме того, он выдвинул гипотезу, что предварительно заданная инструкция повышает четкость восприятия. Спустя много лет, выступая на симпозиуме по установке в г. Бордо, П.Фресс (Fraisse, 1961) начал свой доклад «Роль установки в восприятии» с изложения экспериментального исследования О.Кюльпе. Он отметил, что хотя в наши дни эксперимент О.Кюльпе может показаться банальным и не выдержит строгой критики, все же именно в исследованиях О.Кюльпе отчетливо выступил факт, свидетельствующий о влиянии установки, вызванной инструкцией, на избирательность восприятия. Интересные результаты, проливающие свет на особенности целевой установки, были получены в исследованиях Сиполы (1935). В этих экспериментах у испытуемых одной группы с помощью инструкции вызывалась установка на восприятие слов из категории «корабли», а у испытуемых другой группы – установка на восприятие слов из категории «животные». Среди тахистоскопически предъявляемых слов были бессмысленные слова типа «sael». Типичной ошибкой испытуемых, настроенных воспринимать слова из категории «животные», было прочтение бессмысленного слова «sael» как «seal» (тюлень), а для испытуемых, настроенных на восприятие слов из категории «корабли», типичной ошибкой было прочтение слова «sael» как «sail» (парус). Затем испытуемым обеих групп предъявлялись слова с пропущенными буквами, которые следовало заполнить. Выяснилось, что все испытуемые заполняют пропуски в словах в соответствии с установками, вызванными инструкцией в прошлых экспериментах, не осознавая этого факта. Следовательно, установка, вызванная инструкцией, во-первых, может привести к искажению материала и тем самым к сохранению направленности действия в заданном направлении, и, во-вторых, целевая установка не исчезает после выполнения задания, продолжая влиять на следующее решение сходных задач. В эспериментах Сиполы также ярко проявилась, на наш взгляд, характерная черта любых экспериментов на установку: нужно каким-то образом «нарушить» протекание действия, преградить ему путь, и тогда тенденция к сохранению направленности действия даст о себе знать, ассимилировав воздействия, преграждающие путь заданному протеканию действия.
По сути, тот же прием «нарушения» деятельности использован в исследовании И.А.Тоидзе (1974). Изучая влияние установки на формирование зрительного образа, И.А.Тоидзе применила следующий методический прием: она предъявляла испытуемым различный стимульный материал, расположенный в подпороговом диапазоне. Так, например, в одной из серий испытуемого просили решить арифметическую задачу. Текст задачи высвечивался на экране, перед которым сидел испытуемый. Одновременно на тот же экран проецировались «подсказка» и «ответ» при яркости, которая по величине была ниже, чем предварительно установленная пороговая яркость. Иными словами, испытуемый не видел на экране ни подсказки, ни ответа на задачу. Выяснилось что ответ воспринимался на экране только в том случае, если в процессе решения задачи у испытуемого актуализировался зрительный образ, релевантный ответу. Если же образ ответа не актуализировался, то ответ так и оставался под порогом восприятия. Интересно, что изображение ответа на подпороговом уровне, которое проецировалось на экране одновременно в нескольких различных формах (цифры, графическое изображение и т. д.), воспринималось именно в форме, соответствующей образу полученного испытуемым результата. В экспериментах И.А.Тоидзе, таким образом, было показано влияние целевой установки, возникшей после получения в ходе решения задачи определенного результата, на избирательность восприятия. В них также выяснилось, что целевая установка относится к числу факторов, обусловливающих сенсибилизацию чувствительности.
Вопрос о целевой установке, ее природе и функциях разработан в психологии намного детальнее, чем вопрос о смысловой установке. В различных психологических школах и направлениях, а особенно в Вюрцбургской школе и динамической теории личности К.Левина, исследование целевой установки занимало одно из центральных мест. В этом отделе мы приведем лишь несколько примеров и экспериментальных фактов, свидетельствующих о существовании целевой установки, а затем остановимся на вопросе о ее природе и роли в протекании деятельности.
До сих пор одним из наиболее впечатляющих примеров силы действия целевой установки остается случай с охотником, описанный К.Марбе. Суть этого трагического случая состоит в следующем. В поздний вечерний час охотник с нетерпением подстерегал в засаде кабана. И вот, наконец, долгожданное событие произошло, листья кустарника качнулись, и… грянул выстрел. Охотник кинулся к подстреленному «кабану», но вместо кабана он увидел девочку. Сила целевой установки, готовности увидеть именно то, что он ожидал и хотел увидеть, была столь велика, что сенсорное содержание, возникшее в процессе восприятия объекта (девочки), преобразовалось в иллюзорный образ кабана (Натадзе, 1972).
Первое экспериментальное исследование влияния установки, вызванной инструкцией, на восприятие было проведено также ведущим представителем Вюрцбургской школы О.Кюльпе. В 1902 г. в экспериментах Кюльпе и его ассистента Брауна был обнаружен факт, от которого берет свое начало длинный цикл исследований, посвященных влиянию целевой установки на избирательность восприятия. Кюльпе и Браун, проводя эксперименты по изучению абстракции, тахистоскопически предъявляли испытуемым бессмысленные слоги, отличающиеся по цвету, форме и пространственному расположению. Перед предъявлением стимульного материала испытуемым предлагалась инструкция, в которой их просили сообщить после экспозиции о каком-либо одном из признаков предъявленных объектов. Было установлено, что испытуемые наиболее точно воспроизводили признаки, оговариваемые в инструкции, и порой ничего не могли сказать о других признаках стимульного материала. Кюльпе увидел в этом факте еще один аргумент в пользу существования «безобразного мышления». Кроме того, он выдвинул гипотезу, что предварительно заданная инструкция повышает четкость восприятия. Спустя много лет, выступая на симпозиуме по установке в г. Бордо, П.Фресс (Fraisse, 1961) начал свой доклад «Роль установки в восприятии» с изложения экспериментального исследования О.Кюльпе. Он отметил, что хотя в наши дни эксперимент О.Кюльпе может показаться банальным и не выдержит строгой критики, все же именно в исследованиях О.Кюльпе отчетливо выступил факт, свидетельствующий о влиянии установки, вызванной инструкцией, на избирательность восприятия. Интересные результаты, проливающие свет на особенности целевой установки, были получены в исследованиях Сиполы (1935). В этих экспериментах у испытуемых одной группы с помощью инструкции вызывалась установка на восприятие слов из категории «корабли», а у испытуемых другой группы – установка на восприятие слов из категории «животные». Среди тахистоскопически предъявляемых слов были бессмысленные слова типа «sael». Типичной ошибкой испытуемых, настроенных воспринимать слова из категории «животные», было прочтение бессмысленного слова «sael» как «seal» (тюлень), а для испытуемых, настроенных на восприятие слов из категории «корабли», типичной ошибкой было прочтение слова «sael» как «sail» (парус). Затем испытуемым обеих групп предъявлялись слова с пропущенными буквами, которые следовало заполнить. Выяснилось, что все испытуемые заполняют пропуски в словах в соответствии с установками, вызванными инструкцией в прошлых экспериментах, не осознавая этого факта. Следовательно, установка, вызванная инструкцией, во-первых, может привести к искажению материала и тем самым к сохранению направленности действия в заданном направлении, и, во-вторых, целевая установка не исчезает после выполнения задания, продолжая влиять на следующее решение сходных задач. В эспериментах Сиполы также ярко проявилась, на наш взгляд, характерная черта любых экспериментов на установку: нужно каким-то образом «нарушить» протекание действия, преградить ему путь, и тогда тенденция к сохранению направленности действия даст о себе знать, ассимилировав воздействия, преграждающие путь заданному протеканию действия.
По сути, тот же прием «нарушения» деятельности использован в исследовании И.А.Тоидзе (1974). Изучая влияние установки на формирование зрительного образа, И.А.Тоидзе применила следующий методический прием: она предъявляла испытуемым различный стимульный материал, расположенный в подпороговом диапазоне. Так, например, в одной из серий испытуемого просили решить арифметическую задачу. Текст задачи высвечивался на экране, перед которым сидел испытуемый. Одновременно на тот же экран проецировались «подсказка» и «ответ» при яркости, которая по величине была ниже, чем предварительно установленная пороговая яркость. Иными словами, испытуемый не видел на экране ни подсказки, ни ответа на задачу. Выяснилось что ответ воспринимался на экране только в том случае, если в процессе решения задачи у испытуемого актуализировался зрительный образ, релевантный ответу. Если же образ ответа не актуализировался, то ответ так и оставался под порогом восприятия. Интересно, что изображение ответа на подпороговом уровне, которое проецировалось на экране одновременно в нескольких различных формах (цифры, графическое изображение и т. д.), воспринималось именно в форме, соответствующей образу полученного испытуемым результата. В экспериментах И.А.Тоидзе, таким образом, было показано влияние целевой установки, возникшей после получения в ходе решения задачи определенного результата, на избирательность восприятия. В них также выяснилось, что целевая установка относится к числу факторов, обусловливающих сенсибилизацию чувствительности.