Циолковский встретил молодого человека словами: «…Я очень рад вашему приходу, молодой человек. Во-первых, сегодня воскресенье – мой приемный день. – И он слегка улыбнулся. – А во-вторых, моими работами мало кто здесь интересуется и посещениями не избаловали»[196]. Начался разговор вокруг «идей космической биологии». Именно так характеризует этот первый разговор Чижевский.
«Он долго не отвечал на мой основной вопрос: могут ли циклы солнечной активности иметь влияние на мир растений, животных и даже человека. Он думал. Затем сказал:
– Было бы совершенно непонятно, если бы такого действия не существовало. Такое влияние, конечно, существует и скрывается в любых статистических данных, охватывающих десятилетия и столетия. Вам придется зарыться в статистику, любую статистику, касающуюся живого, и сравнить одновременность циклов на Солнце и в живом.
– Так просто? – наивно спросил я.
– Просто, но не так, как вы думаете. Вам придется много поработать, но мне кажется, что в этой области можно обнаружить много самых удивительных вещей.
Я ушел от Константина Эдуардовича с добрым советом и с твердой уверенностью, что стою на правильном пути»[197].
А.Л. Чижевский получил благословение от К.Э. Циолковского, подобно тому как А.С. Пушкин, по его утверждению, получил благословение от Г.Р. Державина.
Э.Н. Елисеев ввел в науковедение категорию «потока научных идей»[198]. Фактически за этой категорией и соответствующей концепцией «потока идей», стоит системогенетика науки[199], исследующая механизмы преемственности в эволюции науки, научной сферы в жизни человечества.
В самой дружбе К.Э. Циолковского и А.Л. Чижевского проявилась закономерность системогенетики русского космизма как движения потоков идей. Космические идеи Циолковского вошли в «соприкосновение» с зарождающимися космическими идеями его молодого собеседника.
Заканчивая раздел об ученичестве А.Л. Чижевского, подчеркнем особый расцвет российской школы, рождающей гениев Эпохи Русского Возрождения. В Калужском реальном училище работали преподаватели, профессора, которые одновременно или ранее преподавали в высшей школе, вели исследования. Встреча с К.Э. Циолковским – лишь одно из свидетельств внимания, которое ученые уделяли общеобразовательной школе и отвечали на ее запросы. Здесь проявилась традиция выращивания в школе мыслящих людей, граждан России, которая уже заявила о себе в Царскосельском лицее.
Такая стартовая позиция помогла А.Л. Чижевскому одновременно с поступлением в высшую школу погрузиться в научные исследования. Становление Чижевского как ученого было стремительно-космическим, соответствующим объекту его исследования – взаимодействиям Земли, Солнца и космоса.
В настоящее время над российской школой, над этой ее традицией навис дамоклов меч реформ, пытающихся превратить образование в торговую организацию, поставляющую на рынок образовательные услуги. Фактически это – капиталистическая смерть отечественного образования. Следует согласиться с профессором Р. Лившицем из Комсомольска-на-Амуре[200], когда тот, выступая против рыночной, «образовательно-услуговой» идеологии реформ, превращающей учителя в «голую функцию» продавца услуг, подчеркнул, что учитель в первую очередь – нравственный авторитет, что нужно спасать российское образование, обращаясь к национальным традициям в этой сфере, которые восходят к петровско-ломоносовской доктрине академического университетского образования, проходят через весь XIX в. и начало ХХ-го века, всю систему советского образования. Именно это образование стало основанием Эпохи Русского Возрождения, в котором гении никогда не забывали о школе.
Сам пример становления и взросления А.Л. Чижевского в школе есть свидетельство высочайшего качества российской системы образования.
Возвращаясь к ученичеству великого русского гения и роли семейного воспитания, отметим еще одну черту, которая стала основой его стиля жизни, успехов в самообразовании и научных достижений – это дисциплинированность ума.
«Дисциплина поведения, дисциплина работы, дисциплина отдыха были привиты мне с самого детства. Это – важнейшие регуляторы жизни… Данным качеством я был обязан правильному и строгому воспитанию и тем правилам, которые мне привили родители и родные с первых же дней сознательного существования. Не нуждаясь ни в чем в детстве, я привык к постоянной работе. И когда пришло время, когда нельзя было не работать, я принял работу как истинное благо, как обычное и обязательное явление жизни»[201], – так подводит итог в своей рефлексии уже в конце жизни А.Л. Чижевский, осмысливая стимулы, которые «привязали» его к «колеснице» науки.
5. Первый цикл становления А.Л.Чижевского как ученого (1915–1922). Начало научного пути
5.1. Открытие синхронии между циклами солнечной активности и циклами истории, циклами био-психических процессов. Начало становления «математической истории»
5.2. Цикл исследований по аэроионизации (1915–1922). Тайна знака разгадана. Начало электронной медицины
«Он долго не отвечал на мой основной вопрос: могут ли циклы солнечной активности иметь влияние на мир растений, животных и даже человека. Он думал. Затем сказал:
– Было бы совершенно непонятно, если бы такого действия не существовало. Такое влияние, конечно, существует и скрывается в любых статистических данных, охватывающих десятилетия и столетия. Вам придется зарыться в статистику, любую статистику, касающуюся живого, и сравнить одновременность циклов на Солнце и в живом.
– Так просто? – наивно спросил я.
– Просто, но не так, как вы думаете. Вам придется много поработать, но мне кажется, что в этой области можно обнаружить много самых удивительных вещей.
Я ушел от Константина Эдуардовича с добрым советом и с твердой уверенностью, что стою на правильном пути»[197].
А.Л. Чижевский получил благословение от К.Э. Циолковского, подобно тому как А.С. Пушкин, по его утверждению, получил благословение от Г.Р. Державина.
Э.Н. Елисеев ввел в науковедение категорию «потока научных идей»[198]. Фактически за этой категорией и соответствующей концепцией «потока идей», стоит системогенетика науки[199], исследующая механизмы преемственности в эволюции науки, научной сферы в жизни человечества.
В самой дружбе К.Э. Циолковского и А.Л. Чижевского проявилась закономерность системогенетики русского космизма как движения потоков идей. Космические идеи Циолковского вошли в «соприкосновение» с зарождающимися космическими идеями его молодого собеседника.
Заканчивая раздел об ученичестве А.Л. Чижевского, подчеркнем особый расцвет российской школы, рождающей гениев Эпохи Русского Возрождения. В Калужском реальном училище работали преподаватели, профессора, которые одновременно или ранее преподавали в высшей школе, вели исследования. Встреча с К.Э. Циолковским – лишь одно из свидетельств внимания, которое ученые уделяли общеобразовательной школе и отвечали на ее запросы. Здесь проявилась традиция выращивания в школе мыслящих людей, граждан России, которая уже заявила о себе в Царскосельском лицее.
Такая стартовая позиция помогла А.Л. Чижевскому одновременно с поступлением в высшую школу погрузиться в научные исследования. Становление Чижевского как ученого было стремительно-космическим, соответствующим объекту его исследования – взаимодействиям Земли, Солнца и космоса.
В настоящее время над российской школой, над этой ее традицией навис дамоклов меч реформ, пытающихся превратить образование в торговую организацию, поставляющую на рынок образовательные услуги. Фактически это – капиталистическая смерть отечественного образования. Следует согласиться с профессором Р. Лившицем из Комсомольска-на-Амуре[200], когда тот, выступая против рыночной, «образовательно-услуговой» идеологии реформ, превращающей учителя в «голую функцию» продавца услуг, подчеркнул, что учитель в первую очередь – нравственный авторитет, что нужно спасать российское образование, обращаясь к национальным традициям в этой сфере, которые восходят к петровско-ломоносовской доктрине академического университетского образования, проходят через весь XIX в. и начало ХХ-го века, всю систему советского образования. Именно это образование стало основанием Эпохи Русского Возрождения, в котором гении никогда не забывали о школе.
Сам пример становления и взросления А.Л. Чижевского в школе есть свидетельство высочайшего качества российской системы образования.
Возвращаясь к ученичеству великого русского гения и роли семейного воспитания, отметим еще одну черту, которая стала основой его стиля жизни, успехов в самообразовании и научных достижений – это дисциплинированность ума.
«Дисциплина поведения, дисциплина работы, дисциплина отдыха были привиты мне с самого детства. Это – важнейшие регуляторы жизни… Данным качеством я был обязан правильному и строгому воспитанию и тем правилам, которые мне привили родители и родные с первых же дней сознательного существования. Не нуждаясь ни в чем в детстве, я привык к постоянной работе. И когда пришло время, когда нельзя было не работать, я принял работу как истинное благо, как обычное и обязательное явление жизни»[201], – так подводит итог в своей рефлексии уже в конце жизни А.Л. Чижевский, осмысливая стимулы, которые «привязали» его к «колеснице» науки.
5. Первый цикл становления А.Л.Чижевского как ученого (1915–1922). Начало научного пути
Я с ужасом вижу, как во всем мире академии наук превращаются в бакалейные лавочки, где приказчики «чего изволите» называются академиками. Учителя должны мыслить и иметь свои взгляды на вещи, ради которых можно пойти на смерть[202].
К.Э. Циолковский
5.1. Открытие синхронии между циклами солнечной активности и циклами истории, циклами био-психических процессов. Начало становления «математической истории»
В 1914 году, когда Чижевский окончил реальное училище, началась Первая мировая война. Он подает заявления сразу в два вуза – Московский коммерческий и Московский археологический институты. При этом его решение уже не колебания вчерашнего ученика, а выбор зрелого исследователя, которому известно, какие знания ему надо получить. Коммерческий институт ему был необходим для получения основательной подготовки по математическим наукам, а в Археологическом институте он предполагал овладеть широкой областью знаний гуманитарного цикла, в первую очередь, политической историей и историей материальной культуры, искусств и литературы.
Весной 1917 г. Чижевский защищает в Археологическом институте кандидатскую диссертацию и по согласованию с профессорами А.И. Успенским и Н.И. Кареевым принимается за подготовку докторской диссертации «О периодичности всемирно-исторического процесса», которая была защищена в марте 1918 г. на историко-филологическом факультете Московского университета.
Как пишет Александр Леонидович, материал диссертации был собран им в период с 1915 по 1917 г. «По совету А.И. Успенского я переговорил об этом (о подготовке и защите докторской диссертации – С.А.) с профессором Сергеем Федоровичем Платоновым и просил его быть моим вторым оппонентом. Целых три дня мы разговаривали с Сергеем Федоровичем, который изучил мои синхронистические таблицы, после чего было его согласие. Как Николай Иванович Кареев, так и Сергей Федорович Платонов были в то время, членами-корреспондентами Академии наук». Далее он так характеризует и диссертацию, и защиту: «В некотором роде тема диссертации была сенсационной, но мало кто в те холодные и голодные месяцы думал о науке, и поэтому публики совсем не было. Защита свелась к чисто формальному чтению выводов. Оппоненты прислали свои письменные отзывы, и члены комиссии подписали протокол»[203]. Через год Чижевский значительно расширил свой труд, доведя его до 900 страниц машинописного текста, но опубликован этот труд будет по ходатайству А.В. Луначарского только в 1924 году.
Работа была посвящена исследованию влияния циклов пятен на Солнце на исторический процесс через процедуру синхронизации циклов на Солнце и циклов в историческом процессе, отмеченных историческими потрясениями – революциями, войнами, восстаниями, массовыми движениями, морами.
Впоследствии Чижевский так определил ключевое значение для этой работы лета 1915 г.: «Мною летом 1915 года был сделан ряд наблюдений, послуживших краеугольным камнем для всех дальнейших исследований. В указанное выше время я работал над изучением процесса пятнообразования, который тогда поглотил все мое внимание. Я изучил также соотношение между прохождениями пятен через центральный меридиан Солнца и рядом географических и метеорологических явлений: магнитными бурями, северными сияниями, грозами, облачностью и другими явлениями в земной коре и атмосфере…»[204]. Технику астрономических наблюдений Чижевский, по его же признанию, освоил под руководством известного астронома С.Н. Блажко.
Чижевским первым в мировой науке было доказано, что роль Солнца для природы, живого вещества биосферы, детерминируется не только постоянно излучаемой им энергией, но и периодическими изменениями его активности. Если прибегнуть к системогенетической методологии[205], то можно сказать, что циклы активности Солнца (вспышек магнитно-электрической активности) выступают циклозадатчиками по отношению к циклике биологических, социобиологических, психических процессов на Земле, которые, в свою очередь, становятся внешними циклозадатчиками по отношению к историческим процессам, т.е. к истории человечества.
Отправной точкой к пониманию связей Солнца и земных событий послужили наблюдения древних мыслителей, на которые обратил внимание А.Л. Чижевский. Китайский энциклопедист Ма Туанлин, живший задолго до нашей эры, авторы древних арабских и армянских записей, киево-печерские и новгородские летописцы, создатели галльских и германских хроник, «часто сопоставляли явления, отмеченные на Солнце, в виде «темных образований» (слово «пятно» было введено в начале XVII в.), с земными явлениями в виде грандиозных геофизических катастроф, эпидемических вспышек и массового голода»[206].
Время революции и гражданской войны было голодным временем. Тем более удивительно, что в эти годы русская наука не только не погибла, а наоборот, рождала все новые и новые прорывы. Это показывает не только жизнь А.Л. Чижевского, но и В.И. Вернадского, Н.А. Морозова, Н.Д. Кондратьева, П.А. Сорокина, К.Э. Циолковского, П.А. Флоренского, А.Е. Ферсмана и многих других ученых. Пламя социалистической революции несло в себе не столько разрушительные, сколько созидательные импульсы. Не случайно тогда открывались новые научно-исследовательские институты и создавались культурные организации, рождались новые исследовательские проекты, организовались экспедиции по линии Комиссии естественных производительных сил (КЕПС).
Думаю, что это творческое пламя революции отражалось в творчестве юного Чижевского, которое само по внутренней сущности было революционным и интенсивным, несмотря на экстремальные условия того времени.
Вот как Чижевский характеризует себя, как молодого ученого, находящегося в самом начале научного пути:
«Уже с восемнадцатилетнего возраста во мне проявлялись некоторые положительные черты: это способность к обобщению и еще другая, странная с первого взгляда способность, или качество ума, – это отрицание того, что казалось незыблемым, твердым, нерушимым. Я считал также, что математика равноценна поэзии, живописи и музыке. Я считал, что плюс и минус – величайшие знаки природы. Природа оперирует с этими знаками, как хирург скальпелем… Я многого не принимал на веру… Все опыты я всегда ставил сам и всегда в таком масштабе и количестве, от которых все приходили в ужас. Я, смеясь, говорил: “Верю лишь одному закону – закону больших цифр”… я был весьма темпераментным. Если что-либо задумал и решил, то я так и действовал, и притом быстро. Откладывать своих решений я не любил и тотчас же старался привести их в исполнение»[207].
Известна формула, подтверждаемая историей: революцию делают молодые. Революцию в науке, как правило, тоже делают молодые умы. В Великой Октябрьской социалистической революции совершал свою революцию в мировой науке молодой Александр Леонидович Чижевский.
Новый прорыв в подходе к логике истории, к феномену ее цикличности, зафиксированный в его докторской диссертации, сочетался и с новым открытием в подходе к верификации этой цикличности на базе составления синхронических таблиц. Такой метод можно назвать синхроническим методом (методом синхронии), в основу которого была положена синхрония между 11-летними циклами (точнее – 11,1 года) появления пятен на Солнце, с их прохождением через солнечный меридиан, за которыми стояли мощные периодические электромагнитные импульсы (потоки солнечных высокоэнергетичных электронов), и циклами в истории человечества, или в физиологической ритмике живого мира и людей, включая ритмику «эпидемиологических нашествий» в биосфере. Отметим, что синхронический метод с привлечением современных математических методов распознавания образов в несколько ином контексте был потом положен в основу методологии реконструкции «истинной» исторической хронологии Фоменко и Носовского.
Фактически работы А.Л. Чижевского, наряду с работами И. Ньютона и Н.А. Морозова, а в конце ХХ – начале XXI в. – работами Фоменко и Носовского (несмотря на продолжающиеся споры вокруг работ последних), можно рассматривать как основание создания «математической истории», будущее которой еще впереди, возможно в XXI в., с учетом становления новой парадигмы математики – математики качества[208].
Весной 1917 г. Чижевский защищает в Археологическом институте кандидатскую диссертацию и по согласованию с профессорами А.И. Успенским и Н.И. Кареевым принимается за подготовку докторской диссертации «О периодичности всемирно-исторического процесса», которая была защищена в марте 1918 г. на историко-филологическом факультете Московского университета.
Как пишет Александр Леонидович, материал диссертации был собран им в период с 1915 по 1917 г. «По совету А.И. Успенского я переговорил об этом (о подготовке и защите докторской диссертации – С.А.) с профессором Сергеем Федоровичем Платоновым и просил его быть моим вторым оппонентом. Целых три дня мы разговаривали с Сергеем Федоровичем, который изучил мои синхронистические таблицы, после чего было его согласие. Как Николай Иванович Кареев, так и Сергей Федорович Платонов были в то время, членами-корреспондентами Академии наук». Далее он так характеризует и диссертацию, и защиту: «В некотором роде тема диссертации была сенсационной, но мало кто в те холодные и голодные месяцы думал о науке, и поэтому публики совсем не было. Защита свелась к чисто формальному чтению выводов. Оппоненты прислали свои письменные отзывы, и члены комиссии подписали протокол»[203]. Через год Чижевский значительно расширил свой труд, доведя его до 900 страниц машинописного текста, но опубликован этот труд будет по ходатайству А.В. Луначарского только в 1924 году.
Работа была посвящена исследованию влияния циклов пятен на Солнце на исторический процесс через процедуру синхронизации циклов на Солнце и циклов в историческом процессе, отмеченных историческими потрясениями – революциями, войнами, восстаниями, массовыми движениями, морами.
Впоследствии Чижевский так определил ключевое значение для этой работы лета 1915 г.: «Мною летом 1915 года был сделан ряд наблюдений, послуживших краеугольным камнем для всех дальнейших исследований. В указанное выше время я работал над изучением процесса пятнообразования, который тогда поглотил все мое внимание. Я изучил также соотношение между прохождениями пятен через центральный меридиан Солнца и рядом географических и метеорологических явлений: магнитными бурями, северными сияниями, грозами, облачностью и другими явлениями в земной коре и атмосфере…»[204]. Технику астрономических наблюдений Чижевский, по его же признанию, освоил под руководством известного астронома С.Н. Блажко.
Чижевским первым в мировой науке было доказано, что роль Солнца для природы, живого вещества биосферы, детерминируется не только постоянно излучаемой им энергией, но и периодическими изменениями его активности. Если прибегнуть к системогенетической методологии[205], то можно сказать, что циклы активности Солнца (вспышек магнитно-электрической активности) выступают циклозадатчиками по отношению к циклике биологических, социобиологических, психических процессов на Земле, которые, в свою очередь, становятся внешними циклозадатчиками по отношению к историческим процессам, т.е. к истории человечества.
Отправной точкой к пониманию связей Солнца и земных событий послужили наблюдения древних мыслителей, на которые обратил внимание А.Л. Чижевский. Китайский энциклопедист Ма Туанлин, живший задолго до нашей эры, авторы древних арабских и армянских записей, киево-печерские и новгородские летописцы, создатели галльских и германских хроник, «часто сопоставляли явления, отмеченные на Солнце, в виде «темных образований» (слово «пятно» было введено в начале XVII в.), с земными явлениями в виде грандиозных геофизических катастроф, эпидемических вспышек и массового голода»[206].
Время революции и гражданской войны было голодным временем. Тем более удивительно, что в эти годы русская наука не только не погибла, а наоборот, рождала все новые и новые прорывы. Это показывает не только жизнь А.Л. Чижевского, но и В.И. Вернадского, Н.А. Морозова, Н.Д. Кондратьева, П.А. Сорокина, К.Э. Циолковского, П.А. Флоренского, А.Е. Ферсмана и многих других ученых. Пламя социалистической революции несло в себе не столько разрушительные, сколько созидательные импульсы. Не случайно тогда открывались новые научно-исследовательские институты и создавались культурные организации, рождались новые исследовательские проекты, организовались экспедиции по линии Комиссии естественных производительных сил (КЕПС).
Думаю, что это творческое пламя революции отражалось в творчестве юного Чижевского, которое само по внутренней сущности было революционным и интенсивным, несмотря на экстремальные условия того времени.
Вот как Чижевский характеризует себя, как молодого ученого, находящегося в самом начале научного пути:
«Уже с восемнадцатилетнего возраста во мне проявлялись некоторые положительные черты: это способность к обобщению и еще другая, странная с первого взгляда способность, или качество ума, – это отрицание того, что казалось незыблемым, твердым, нерушимым. Я считал также, что математика равноценна поэзии, живописи и музыке. Я считал, что плюс и минус – величайшие знаки природы. Природа оперирует с этими знаками, как хирург скальпелем… Я многого не принимал на веру… Все опыты я всегда ставил сам и всегда в таком масштабе и количестве, от которых все приходили в ужас. Я, смеясь, говорил: “Верю лишь одному закону – закону больших цифр”… я был весьма темпераментным. Если что-либо задумал и решил, то я так и действовал, и притом быстро. Откладывать своих решений я не любил и тотчас же старался привести их в исполнение»[207].
Известна формула, подтверждаемая историей: революцию делают молодые. Революцию в науке, как правило, тоже делают молодые умы. В Великой Октябрьской социалистической революции совершал свою революцию в мировой науке молодой Александр Леонидович Чижевский.
Новый прорыв в подходе к логике истории, к феномену ее цикличности, зафиксированный в его докторской диссертации, сочетался и с новым открытием в подходе к верификации этой цикличности на базе составления синхронических таблиц. Такой метод можно назвать синхроническим методом (методом синхронии), в основу которого была положена синхрония между 11-летними циклами (точнее – 11,1 года) появления пятен на Солнце, с их прохождением через солнечный меридиан, за которыми стояли мощные периодические электромагнитные импульсы (потоки солнечных высокоэнергетичных электронов), и циклами в истории человечества, или в физиологической ритмике живого мира и людей, включая ритмику «эпидемиологических нашествий» в биосфере. Отметим, что синхронический метод с привлечением современных математических методов распознавания образов в несколько ином контексте был потом положен в основу методологии реконструкции «истинной» исторической хронологии Фоменко и Носовского.
Фактически работы А.Л. Чижевского, наряду с работами И. Ньютона и Н.А. Морозова, а в конце ХХ – начале XXI в. – работами Фоменко и Носовского (несмотря на продолжающиеся споры вокруг работ последних), можно рассматривать как основание создания «математической истории», будущее которой еще впереди, возможно в XXI в., с учетом становления новой парадигмы математики – математики качества[208].
5.2. Цикл исследований по аэроионизации (1915–1922). Тайна знака разгадана. Начало электронной медицины
С 1915 г. А.Л. Чижевский приступил к глубокой теоретической разработке своей идеи – исследовать действие аэроионов (он же ввел и понятие аэроиона, чтобы отделить «ион в воздухе» как предмет исследования от иона в жидкостях, в электролитах) на биопсихические процессы в организациях животных и человека. Об этом свидетельствует реплика его отца в споре с М.С. Архангельским, бывшим директором реального училища в Калуге, отстаивающим приоритет в этих исследованиях профессора А.П. Соколова и требовавшим прекратить исследования по воздействию аэроионов на здоровье крыс, проводимых в домашней лаборатории Чижевского.
Л.В. Чижевский (ЛВЧ): «В этой области думали и писали несколько иностранных ученых еще задолго до профессора Соколова. Вот краткая история вопроса, далеко не полная: ведь тот вопрос мой сын теоретически изучает уже с 1915 года».
М.С. Архангельский (МСА): «С пятнадцатого?»
ЛВЧ: «Да, с пятнадцатого… Вот книги со статьями Ивана Ивановича Кияницына. Возможно, что вы не слыхали этого имени».
МСА: «Нет, не слыхал»
ЛВЧ: «Кияницын – врач, занимавшийся в конце прошлого века изучением биологического действия воздуха, лишенного ионов. Он получил замечательные результаты. Эту книгу – вот, видите по надписи, – мой сын получил от нашего родственника доктора Афанасия Семеновича Соловьева в 1915 году. Вот и дата… И с тех пор идея о биологическом действии ионов воздуха беспокоит Александра. Он прекрасно знает всю литературу вопроса, а теперь мы приступаем к опытам, которые должны будут дать ответ на один очень важный вопрос…».
МСА: «Какой?»
ЛВЧ: «Видите ли, я не могу открыть вам идей моего сына, пока он не осуществит свои опыты…». […]
МСА: «…Но как же быть с приоритетом профессора Соколова? Ведь вопрос об ионах принадлежит ему».
ЛВЧ: «Не понимаю я вас, Михаил Сергеевич, … совсем не понимаю…О чем вы беспокоитесь? О приоритете профессора Соколова? Но ведь мой сын не покушается на приоритет речи, опубликованной в 1904 году. Прочтите эту речь, и вы увидите, что сам профессор Соколов в речи ссылается на имена иностранных ученых Ашкинасса, Каспари и Чермака для подтверждения идей о возможном биологическом и лечебном действии ионов воздуха. В чем же тогда состоит приоритет профессора Соколова? Могу вам на этот вопрос ответить с абсолютной точностью. Он состоит в пересказе мыслей иностранных ученых и некоторых собственных умозаключений, не обладающих правом первенства, правом первооткрывателя»[209].
В споре между Л.В. Чижевским и М.С. Архангельским первый поставил окончательную точку словами: «Приоритет – первенство, а профессор Соколов сам повторяет чужие мысли, мысли иностранных ученых, а это называется компиляцией, а не приоритетом. Нельзя путать одно с другим. А впрочем, прочтите это место в “Основах химии”. Вот что пишет Дмитрий Иванович Менделеев по поводу научного открытия: “Справедливость требует не тому отдать наибольшую научную славу, кто первый высказал известную истину, а тому, кто умел убедить в ней других, показал ее достоверность и сделал применимую в науке”»[210].
Так, под артобстрелом недоброжелателей начались исследования А.Л. Чижевского по теории и практике аэроионизации, первенство в которых впоследствии было признано всем ученым миром. Однако не принял идей А.Л. Чижевского и Климент Аркадьевич Тимирязев, с которым молодой ученый был знаком с 1915 г. По поводу аэроионизации Тимирязев резко заметил: «Это – безнадежное исследование. Не стоит браться за него»[211]. Чижевский, вспоминая впоследствии этот эпизод в своих контактах со знаменитым растениеводом, отметил: «Он [Тимирязев – С.А.] совсем не интересовался ионами воздуха и считал их инактивными. Мне не понравился ответ старого ученого, человека злобного и до конца дней своих остававшегося англоманом. Я не поверил ему – и хорошо сделал»[212]. Но зато А.Л. Чижевского активно поддержал К.Э. Циолковский, который постоянно интересовался результатами опытов, вставал на их защиту не только морально и идейно, но и открытыми публикациями своих рецензий.
Экспериментальная группа на дому состояла из самого Александра Леонидовича, его отца Л.В. Чижевского и его тети О.В. Лесли-Чижевской. Опыты начались с осени 1918 г. Полученные за декабрь 1918 г. данные о весе съеденного подопытными крысами корма, об их смертности свидетельствовали о достаточной тщательности подбора опытной и контрольной групп животных.
Эксперименты шли весь 1919 год. «Весь 1919 год прошел в работе, – вспоминает Александр Леонидович. – Один опыт следовал за другим. К.Э. Циолковский периодически навещал наш дом и с присущим ему добродушием и теплотой интересовался ходом исследований. Он хвалил меня – опыты давали желаемые результаты»[213].
В процессе отлаживания техники экспериментальных исследований Чижевскому пришлось провести целую серию экспериментов по «борьбе с озоном»[214] (как он сам выразился), где через варьирование диаметра проволоки, из которой делалась сетка, длины и диаметра острия электродов, а также расстояний между остриями, удалось создать аппарат аэроионизации, который не генерировал озон. Он присвоил ему название «электроэффлювиальной люстры» («эффлювий», греч., означает «истечение»), ставшей прототипом «люстры Чижевского». «Конечно, этот термин относительно верен, – замечал ученый, – теперь, он с успехом может быть заменен другим. Мною также был установлен закон «экранировки» одним острием другого»[215].
Приоритет Чижевского состоит в том (и это – главное в теории аэроионизации), что он первым в науке обратил внимание на действие полярных аэроионов на организмы животных и человека: или только положительных, или только отрицательных, – и открыл положительное действие на биопсихические процессы отрицательных аэроионов. «Мало-помалу, после всяких неудач, сомнений, размышлений и особенно массовых наблюдений, я пришел к выводу: при воздействии отрицательно ионизированного воздуха животные прибавляли в весе, были бодрыми, веселыми и опрятными. Люди, в том числе и я, чувствовали себя лучше, чем обычно. У меня стали проходить головные боли, которыми я страдал с детства. Отец чувствовал себя добрее, был трудоспособнее, припадки грудной жабы стали несравненно реже»[216], – вспоминал позже Александр Леонидович.
В конце 1919 г. А.Л. Чижевский заявляет: «Тайна знака разгадана … Это была первая важная победа в боях за ту область, которую Константин Эдуардович несколько позднее впервые назвал “электронной медициной” – наименование, которое возродилось во всем мире, но уже в 50-х годах текущего столетия, т.е. через 35 лет. Это было провиденциально, как и многое, что сходило с уст Константина Эдуардовича Циолковского»[217], – вспоминает Александр Леонидович.
Иными словами, становление теории аэроионизации, ее приложение к медицинским исследованиям можно считать зарождением электронной медицины в революционной Советской России, охваченной гражданской войной. Поистине, революция социальная в России сопрягалась с революцией духовно-научной. Этот пласт великого синтеза как части Эпохи Русского Возрождения еще недостаточно исследован.
Следует отметить большую позитивную роль А.В. Луначарского, возглавлявшего тогда Народный комиссариат просвещения (Наркомпрос), и Н.А. Семашко (1874–1949), первого наркома здравоохранения РСФСР, тогда заведующего кафедрой социальной гигиены 1-го Московского медицинского института, в судьбе А.Л. Чижевского в те годы.
Именно Луначарский в эти годы снабдил ученого удостоверением за своей подписью, который стал охранным документом от всяческих наветов, вымыслов, злословий по поводу экспериментов над крысами в доме Чижевских в Калуге. Когда по Калуге пустили слухи, что Чижевский завез крыс, которые вот-вот заразят население Калуги чумой, по указанию Н.А. Семашко было в одном из центральных медицинских институтов Москвы показано, что крысы в опытах и корабельные крысы различаются между собой, а Чижевскому было выдано соответствующее разрешение на проведение опытов[218].
В декабре 1919 г. Чижевский докладывает результаты восьми опытов в научном обществе Калуги. «Опыты позволили впервые точно установить, что отрицательные ионы воздуха действуют на организм благотворно, а положительные чаще всего оказывают неблагоприятное влияние на здоровье, рост, вес, аппетит, поведение и внешний вид животных. Полярность ионов постепенно разоблачалась в полном соответствии с моими теоретическими предположениями»[219], – заключает ученый. Чижевский размножил его на ротаторе и послал доклад Сванте Аррениусу в Стокгольм (Швеция) при посредстве Л.Б. Красина.
20 мая 1920 г. С. Аррениус откликнулся письмом, в котором поддержал результаты исследований, высоко их оценил и пригласил их автора к себе для продолжения работы в его лаборатории. Письмо произвело большое впечатление на старших друзей Чижевского – профессора Московского университета, физика А.И. Бачинского и академика П.П. Лазарева, который состоял в переписке с Аррениусом. П.П. Лазарев уже тогда руководил Институтом биофизики Наркомздрава РСФСР, состоял профессором в ряде вузов и академиком с 1917 г. Александр Леонидович отзывается о нем так: «Со стороны Петра Петровича в течение ряда лет я встречал поддержку моих исследований и внимательное отношение. Он всегда с исключительной тщательностью прочитывал мои экспериментальные работы, иногда делал исправления или требовал более глубокой проработки того или иного вопроса»[220].
Л.В. Чижевский (ЛВЧ): «В этой области думали и писали несколько иностранных ученых еще задолго до профессора Соколова. Вот краткая история вопроса, далеко не полная: ведь тот вопрос мой сын теоретически изучает уже с 1915 года».
М.С. Архангельский (МСА): «С пятнадцатого?»
ЛВЧ: «Да, с пятнадцатого… Вот книги со статьями Ивана Ивановича Кияницына. Возможно, что вы не слыхали этого имени».
МСА: «Нет, не слыхал»
ЛВЧ: «Кияницын – врач, занимавшийся в конце прошлого века изучением биологического действия воздуха, лишенного ионов. Он получил замечательные результаты. Эту книгу – вот, видите по надписи, – мой сын получил от нашего родственника доктора Афанасия Семеновича Соловьева в 1915 году. Вот и дата… И с тех пор идея о биологическом действии ионов воздуха беспокоит Александра. Он прекрасно знает всю литературу вопроса, а теперь мы приступаем к опытам, которые должны будут дать ответ на один очень важный вопрос…».
МСА: «Какой?»
ЛВЧ: «Видите ли, я не могу открыть вам идей моего сына, пока он не осуществит свои опыты…». […]
МСА: «…Но как же быть с приоритетом профессора Соколова? Ведь вопрос об ионах принадлежит ему».
ЛВЧ: «Не понимаю я вас, Михаил Сергеевич, … совсем не понимаю…О чем вы беспокоитесь? О приоритете профессора Соколова? Но ведь мой сын не покушается на приоритет речи, опубликованной в 1904 году. Прочтите эту речь, и вы увидите, что сам профессор Соколов в речи ссылается на имена иностранных ученых Ашкинасса, Каспари и Чермака для подтверждения идей о возможном биологическом и лечебном действии ионов воздуха. В чем же тогда состоит приоритет профессора Соколова? Могу вам на этот вопрос ответить с абсолютной точностью. Он состоит в пересказе мыслей иностранных ученых и некоторых собственных умозаключений, не обладающих правом первенства, правом первооткрывателя»[209].
В споре между Л.В. Чижевским и М.С. Архангельским первый поставил окончательную точку словами: «Приоритет – первенство, а профессор Соколов сам повторяет чужие мысли, мысли иностранных ученых, а это называется компиляцией, а не приоритетом. Нельзя путать одно с другим. А впрочем, прочтите это место в “Основах химии”. Вот что пишет Дмитрий Иванович Менделеев по поводу научного открытия: “Справедливость требует не тому отдать наибольшую научную славу, кто первый высказал известную истину, а тому, кто умел убедить в ней других, показал ее достоверность и сделал применимую в науке”»[210].
Так, под артобстрелом недоброжелателей начались исследования А.Л. Чижевского по теории и практике аэроионизации, первенство в которых впоследствии было признано всем ученым миром. Однако не принял идей А.Л. Чижевского и Климент Аркадьевич Тимирязев, с которым молодой ученый был знаком с 1915 г. По поводу аэроионизации Тимирязев резко заметил: «Это – безнадежное исследование. Не стоит браться за него»[211]. Чижевский, вспоминая впоследствии этот эпизод в своих контактах со знаменитым растениеводом, отметил: «Он [Тимирязев – С.А.] совсем не интересовался ионами воздуха и считал их инактивными. Мне не понравился ответ старого ученого, человека злобного и до конца дней своих остававшегося англоманом. Я не поверил ему – и хорошо сделал»[212]. Но зато А.Л. Чижевского активно поддержал К.Э. Циолковский, который постоянно интересовался результатами опытов, вставал на их защиту не только морально и идейно, но и открытыми публикациями своих рецензий.
Экспериментальная группа на дому состояла из самого Александра Леонидовича, его отца Л.В. Чижевского и его тети О.В. Лесли-Чижевской. Опыты начались с осени 1918 г. Полученные за декабрь 1918 г. данные о весе съеденного подопытными крысами корма, об их смертности свидетельствовали о достаточной тщательности подбора опытной и контрольной групп животных.
Эксперименты шли весь 1919 год. «Весь 1919 год прошел в работе, – вспоминает Александр Леонидович. – Один опыт следовал за другим. К.Э. Циолковский периодически навещал наш дом и с присущим ему добродушием и теплотой интересовался ходом исследований. Он хвалил меня – опыты давали желаемые результаты»[213].
В процессе отлаживания техники экспериментальных исследований Чижевскому пришлось провести целую серию экспериментов по «борьбе с озоном»[214] (как он сам выразился), где через варьирование диаметра проволоки, из которой делалась сетка, длины и диаметра острия электродов, а также расстояний между остриями, удалось создать аппарат аэроионизации, который не генерировал озон. Он присвоил ему название «электроэффлювиальной люстры» («эффлювий», греч., означает «истечение»), ставшей прототипом «люстры Чижевского». «Конечно, этот термин относительно верен, – замечал ученый, – теперь, он с успехом может быть заменен другим. Мною также был установлен закон «экранировки» одним острием другого»[215].
Приоритет Чижевского состоит в том (и это – главное в теории аэроионизации), что он первым в науке обратил внимание на действие полярных аэроионов на организмы животных и человека: или только положительных, или только отрицательных, – и открыл положительное действие на биопсихические процессы отрицательных аэроионов. «Мало-помалу, после всяких неудач, сомнений, размышлений и особенно массовых наблюдений, я пришел к выводу: при воздействии отрицательно ионизированного воздуха животные прибавляли в весе, были бодрыми, веселыми и опрятными. Люди, в том числе и я, чувствовали себя лучше, чем обычно. У меня стали проходить головные боли, которыми я страдал с детства. Отец чувствовал себя добрее, был трудоспособнее, припадки грудной жабы стали несравненно реже»[216], – вспоминал позже Александр Леонидович.
В конце 1919 г. А.Л. Чижевский заявляет: «Тайна знака разгадана … Это была первая важная победа в боях за ту область, которую Константин Эдуардович несколько позднее впервые назвал “электронной медициной” – наименование, которое возродилось во всем мире, но уже в 50-х годах текущего столетия, т.е. через 35 лет. Это было провиденциально, как и многое, что сходило с уст Константина Эдуардовича Циолковского»[217], – вспоминает Александр Леонидович.
Иными словами, становление теории аэроионизации, ее приложение к медицинским исследованиям можно считать зарождением электронной медицины в революционной Советской России, охваченной гражданской войной. Поистине, революция социальная в России сопрягалась с революцией духовно-научной. Этот пласт великого синтеза как части Эпохи Русского Возрождения еще недостаточно исследован.
Следует отметить большую позитивную роль А.В. Луначарского, возглавлявшего тогда Народный комиссариат просвещения (Наркомпрос), и Н.А. Семашко (1874–1949), первого наркома здравоохранения РСФСР, тогда заведующего кафедрой социальной гигиены 1-го Московского медицинского института, в судьбе А.Л. Чижевского в те годы.
Именно Луначарский в эти годы снабдил ученого удостоверением за своей подписью, который стал охранным документом от всяческих наветов, вымыслов, злословий по поводу экспериментов над крысами в доме Чижевских в Калуге. Когда по Калуге пустили слухи, что Чижевский завез крыс, которые вот-вот заразят население Калуги чумой, по указанию Н.А. Семашко было в одном из центральных медицинских институтов Москвы показано, что крысы в опытах и корабельные крысы различаются между собой, а Чижевскому было выдано соответствующее разрешение на проведение опытов[218].
В декабре 1919 г. Чижевский докладывает результаты восьми опытов в научном обществе Калуги. «Опыты позволили впервые точно установить, что отрицательные ионы воздуха действуют на организм благотворно, а положительные чаще всего оказывают неблагоприятное влияние на здоровье, рост, вес, аппетит, поведение и внешний вид животных. Полярность ионов постепенно разоблачалась в полном соответствии с моими теоретическими предположениями»[219], – заключает ученый. Чижевский размножил его на ротаторе и послал доклад Сванте Аррениусу в Стокгольм (Швеция) при посредстве Л.Б. Красина.
20 мая 1920 г. С. Аррениус откликнулся письмом, в котором поддержал результаты исследований, высоко их оценил и пригласил их автора к себе для продолжения работы в его лаборатории. Письмо произвело большое впечатление на старших друзей Чижевского – профессора Московского университета, физика А.И. Бачинского и академика П.П. Лазарева, который состоял в переписке с Аррениусом. П.П. Лазарев уже тогда руководил Институтом биофизики Наркомздрава РСФСР, состоял профессором в ряде вузов и академиком с 1917 г. Александр Леонидович отзывается о нем так: «Со стороны Петра Петровича в течение ряда лет я встречал поддержку моих исследований и внимательное отношение. Он всегда с исключительной тщательностью прочитывал мои экспериментальные работы, иногда делал исправления или требовал более глубокой проработки того или иного вопроса»[220].