Есть и четвертый вариант. Григорий Чхартишвили в своей книге «Писатель и самоубийство» пишет: «…очевидной, большой причины не было вовсе, зато мелких называют целый ворох: холодок в отношениях с властью, запрет на поездку в Париж… провал юбилейной выставки, пробоина в "любовной лодке"… Вряд ли какая-то из этих мотиваций могла побудить "агитатора, горлана, главаря" выстрелить из револьвера в собственное сердце…
Мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях… В молодости, по собственным словам, он дважды играл в "русскую рулетку". Есть основания предполагать, что 14 апреля 1930 года поэт решил попробовать в третий раз…
Оснований для гипотезы об "игре в самоубийство" немного, но все же они имеются. Первое… – два предыдущих сеанса "русской рулетки". Второе – странный, не соответствующий масштабу личности тон предсмертной записки: ненужные, суетливые детали… Такое ощущение, что это не предсмертная записка, а соблюдение некоей формальности человеком, который вообще-то в скорую смерть не верит. Ну и, разумеется, третье: в барабане револьвера был всего один патрон…».
Но как бы то ни было, Владимир Владимирович Маяковский – выдающийся русский советский поэт и художник, новатор в области поэзии и искусства плаката, создатель нового поэтического языка – ушел из жизни в роковом для искусства возрасте 37 лет.
Юрий Левитан
Его немногие знали в лицо, но голос знала вся страна. «Включите радио! – кричали друг другу соседи. – Там Левитан что-то говорит!». И все бросались к репродукторам и приемникам. Потому что если говорит Левитан, значит, случилось что-то важное. Хорошее, плохое, радостное, трагическое… Не в этом суть. Что-то важное, определяющее судьбу всей страны и каждого ее жителя. Ведь Левитан – главный диктор Страны Советов, символ эпохи не только в истории радио, но и всей страны.
Мальчишки во дворе звали его Трубой. «Юра! Покличь мово оборванца… – просили соседки. – А то зову-зову, не дозовусь. Голоса не хватает…». И неслось тогда по владимирскому двору, где он родился и вырос, раскатистое: «Серега-а-а-а (Васька, Сашка и т. д.)! Иди домой! Мать зовет!». Говорят, что его голос было слышно за несколько кварталов. Такой не то что вызовет нерадивое чадо домой, мертвого подымет…
Юра с детства мечтал стать артистом. Таким, чтобы его имя красовалось на афишах во всех городах страны. Участвовал в самодеятельности, любительских театральных постановках, даже сам организовывал кружки. Когда он в 1932 году закончил школу, по рекомендации Владимирского горкома комсомола поехал «покорять Москву», мечтал поступить в кинотехникум. «Не бойся, – напутствовали его. – С твоими данными и голосом тебя в любой институт возьмут»…
Товарищ Сталин любил работать по ночам. Вообще распорядок дня «великого вождя и учителя» представлял собой весьма оригинальное явление. Он приходил в свой кабинет днем и работал часов до шести вечера. Затем делал трехчасовой перерыв, а с девяти вечера снова сидел за столом. С этого момента начинался и продолжался до самого утра, по сути дела, его основной рабочий день. А вместе с товарищем Сталиным не спала вся страна, ну если и не вся страна, то, по крайней мере, все советское начальство. Наверняка большинство руководящих работников предпочло бы в это время мирно спать в своей постели. Но… Во время ночных бдений Сталин мог позвонить любому министру и чем-нибудь поинтересоваться, например, «как обстоят дела с посевом ранних яровых во Владимирской области?». Допустим, министра нет на работе, это уже вызывает раздражение вождя, министра разыскивают дома. И что в этой ситуации мог ответить товарищ министр? «Да какая вам, к черту, разница, товарищ Сталин?! Зачем вам в четыре утра знать, как обстоят дела с посевом ранних яровых во Владимирской области? Ложитесь спать, а завтра с утра я вам доложу…». Нет, в принципе, министр мог так ответить. Но не часто. Собственно говоря, один раз. И не только в своей карьере, но и в жизни. Понятно, что вскоре вся руководящая верхушка вынуждена была подстраиваться под график работы вождя. Министр должен был иметь «под рукой» своих замов, те, в свою очередь, ответственных работников министерства, и так по всей цепочке до самых низов. Аналогичная ситуация была и в регионах. Так что вместе с вождем работать по ночам очень быстро «полюбили» и все руководящие работники огромной страны…
«Какое отношение это имеет к Юрию Левитану?» – может спросить читатель. Оказывается, самое прямое. В январе 1934 года Сталин по обыкновению поздно ночью готовил доклад к XVII съезду партии. В его кабинете всегда работало радио. В какой-то момент Сталин прислушался. По радио в это время шла так называемая «техническая трансляция». Диктор медленно, буквально по слогам, читал тексты передовицы только что сверстанного номера «Правды». Во всех регионах страны возле приемников сидели стенографистки, записывавшие текст, чтобы уже с утра материалы главного советского печатного органа появились в местных газетах. Но Сталина текст не интересовал. Он поднял трубку телефона: «Соедините меня с председателем Радиокомитета». Тот, естественно, как и все остальное начальство, в это позднее время был на работе. «Здравствуйте, – сказал Сталин. – Завтра я делаю доклад на съезде, так вот, пусть по радио его прочитает тот самый человек, который у вас там сейчас диктует передовицу "Правды". Мне нравится его голос!»…
В кинотехникум Юру Левитана не приняли. И данные есть, и голос, действительно, хорош, но это невыносимое владимирское «оканье»… Юрий, хоть и чистокровный еврей, но, как и все коренные владимирцы, все слова произносил с характерным «прононсом», меняя «а» на «о». Делать нечего, раз Москва его не приняла, значит, надо возвращаться в родной Владимир. Он шел по улице, как вдруг увидел объявление: «Главная редакция информации при Радиокомитете СССР объявляет набор в группу дикторов радио». Как вспоминал сам Юрий Борисович, тогда он очень смутно представлял, что такое «диктор» и что он должен делать на радио. Но решил все-таки пойти попробовать.
Первое впечатление, которое Юрий произвел на приемную комиссию (а в ней участвовали люди весьма известные: артисты МХАТа Василий Качалов, Нина Литовцева, Михаил Лебедев), было, мягко сказать, не слишком хорошее. Полосатая футболка, спортивные штаны с дырками, и все то же невероятное владимирское «оканье». Но голос! Голос хорош, четкая дикция, даже завораживает, когда его слышишь. Жалко, если такой пропадет. «А возьмем его в группу стажером», – решили члены комиссии. Так Юрий Левитан попал на радио.
Поначалу стажер Юрий Левитан занимался в основном тем, что разносил бумаги по кабинетам Радиокомитета, дежурил в студиях, готовил своим более именитым коллегам чай и бутерброды. Жил тут же в небольшой комнатке при студии. И все свободное время посвящал совершенствованию своей речи. «Решив стать радиодиктором, он не жалел на это времени, – вспоминал историк радио профессор Александр Шерель. – Занимался по 8 – 10 часов в день. Кроме правильной речи Юрбор (так на радио любили впоследствии называть Левитана) работал еще и над развитием внимания – чтобы не допускать оговорок, пауз перед микрофоном… Тренировался самыми необычными способами. Например, так: становился на руки и, находясь вниз головой, читал тексты, которые подкладывал перед ним прямо на пол кто-нибудь из коллег-дикторов. Или другой вариант. Левитан читал, а его ассистент поворачивал листок с текстом то боком, то вообще вверх тормашками. Причем уговор был такой: ошибся – оплачиваешь товарищу ужин в столовой!».
Упорство принесло свои плоды – через два месяца после зачисления в группу дикторов Юрию Левитану в первый раз доверили прочитать небольшой текст в эфире. Спустя еще месяц его перевели на ночное техническое вещание. В один из таких технических эфиров Левитана по радио услышал Сталин…
Радиокомитет охватила паника, когда стало известно требование вождя. Там ведь понимали, что Левитан хоть и способный диктор, но еще очень неопытный, и кто его знает, каких ошибок и оговорок он может наделать? А ведь речь шла не о ночном чтении «Правды», а о докладе Сталина съезду партии…
После ночной смены Левитан ушел в свою каморку отсыпаться, но не успел заснуть, как его подняли с постели. Понятно, что и он побледнел от страха, когда ему рассказали о том, что случилось и чего хочет Сталин. Но отступать было некуда. Около полудня в Радиокомитет привезли запечатанный конверт с докладом. Времени на подготовку не было, читать доклад пришлось «с чистого листа». Пять часов Левитан читал текст и за эти пять часов не сделал ни одной ошибки. После этого Сталин вновь позвонил председателю Радиокомитета. «Теперь пускай все мои выступления и другие важнейшие тексты читает по радио именно этот человек!» – сказал вождь. Вчерашний стажер в один день стал ведущим диктором страны, и было ему тогда всего 19 лет…
Конечно, этот случай круто перевернул судьбу Юрия Левитана. Такое внимание со стороны Сталина и его желание, чтобы именно он, Левитан, читал все важнейшие для страны документы и сообщения. Но как вспоминали работавшие с ним люди, рано или поздно Левитан благодаря своему многогранному таланту и невероятному трудолюбию все равно бы стал лучшим диктором страны, а случай с докладом Сталина просто ускорил этот процесс. «Как только Юрий Левитан садился к микрофону, – рассказывал бывший генеральный директор программ Центрального радиовещания Гостелерадио А.И. Ахтырский, – он преображался и мог делать со своим голосом все что угодно – от спокойного будничного сообщения о завтрашней погоде до откровенного открытого ликования от первого полета человека в космос»…
«Первое, что я сделаю, когда возьму Москву, это повешу Левитана!». Именно так в 1941 году однажды сказал Адольф Гитлер. Для него врагом № 1 в Советском Союзе был диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан, и только № 2 – главнокомандующий Иосиф Сталин. И это не красивая легенда. После окончания войны в архивах рейхсканцелярии был найден очень интересный документ – приказ о формировании спецгруппы СС, которая в случае взятия столицы СССР должна была найти самых опасных для Германии людей. Так вот именно Юрий Левитан значился в нем под номером 1. Но даже когда фашистские орды дошли до окраин столицы, Юрий Борисович не покинул город.
Маршал Рокоссовский однажды сказал, что голос Левитана по цене равен целой дивизии. А простые люди, услышав из черной тарелки репродуктора голос Левитана, действительно верили, что «наше дело правое, победа будет за нами». Его голос, даже тогда, когда он говорил об отступлении советских войск и сдаче немцам городов, вселял уверенность, что враг, как бы силен он ни был, все равно будет разбит. «Москва. Кремль. Сталину» – так нередко подписывали граждане свои письма вождю. «Москва. Кремль. Левитану» – такие письма иногда приходили и Юрию Борисовичу. Он был не просто диктором, это был символ непобедимости великого народа.
В годы войны, чтобы обезопасить Юрия Борисовича от фашистских диверсантов, о нем распространялись слухи, будто Левитан – это маленький старичок с рыжими волосами. Такой образ настолько прочно укоренился в сознании народа, что когда пришла долгожданная победа и Юрий Борисович должен был прочесть текст Приказа Верховного главнокомандующего о разгроме фашистской Германии, он не смог пробиться через толпу людей, собравшихся на Красной площади, в студию, которая находилась за зданием ГУМа. «Я – Левитан, я спешу в студию!» – кричал он людям, прося их расступиться. Но ему не верили, ведь Левитан – это низенький старик, а перед ними был высокий молодой парень. Ему пришлось бежать в Кремль, где тоже была радиостанция, и, едва успев к началу эфира, Левитан прочитал-таки исторический приказ.
После войны Юрий Борисович продолжил работать на радио, учил молодых коллег дикторскому мастерству. Ему первому из дикторов в 1956 году присвоили звание заслуженного артиста РСФСР, а в 1980-м – народного артиста СССР. И в это же время фактически отстранили от радиоэфира. Кому-то из чиновников Гостелерадио пришло в голову, что голос Левитана ассоциируется у народа с торжественными событиями вроде капитуляции Германии или полета Юрия Гагарина, и ему негоже читать сводки о ходе посевной или уборочной кампаний.
Юрий Борисович вынужден был озвучивать хронику и художественные фильмы. А еще он участвовал в многочисленных торжественных мероприятиях и вечерах. Особенно любили приглашать Левитана ветераны. И он, несмотря на занятость или плохое самочувствие, никогда им не отказывал. В августе 1983 года Левитана пригласили на торжества, посвященные 40-летию Курской битвы. Еще в Москве он почувствовал, что сердце пошаливает. Родные пытались его отговорить от поездки, но Левитан был непреклонен: «Я должен ехать! Меня люди ждут!». Август в тот год выдался невероятно жарким. Прямо на Прохоровском поле у Юрия Борисовича случился приступ. Его срочно доставили в ближайшую больницу, но врачи уже сделать ничего не могли…
Когда в годы войны Юрий Левитан читал сводки Совинформбюро, их не записывали. Не до того тогда было. А позже, в 50-х, его попросили для истории заново сделать запись части этих сводок. Со времени окончания войны прошло уже больше десяти лет, но у многих людей, слышавших как всегда четкий и неповторимый левитановский голос, на глаза наворачивались слезы, когда они слышали до боли знакомое: «Внимание! Говорит Москва! От советского Информбюро!..».
Олег Попов
В СССР всегда любили клоунов. Это было особенное явление. Приезд Карандаша, Леонида Енгибарова, Юрия Никулина вызывал в том или ином городе такой ажиотаж, какой и не снился сегодняшним эстрадным звездам или политикам. А когда в 1956 году советский цирк впервые после Второй мировой войны отправился в заграничное турне, русская клоунада завоевала сердца и любовь зрителей во всем мире. Кое-кто даже считал, что это и есть выражение той самой «загадочной русской души». И первым был Олег Попов – «солнечный клоун», самый национальный и одновременно понятный каждому человеку, вне зависимости от национальности, символ добра…
«Так случилось, что клоун саратовского цирка Боровкин сломал ребро, и дирекция предложила мне подменить его. Мы с директором поехали в больницу. Объяснили ему ситуацию. Он выслушал, протянул ключи от гардеробной и сказал: "Бери все, что нужно. Желаю успехов!". Так я стал клоуном… и с тех пор другого амплуа представить себе не могу». Так часто бывает в жизни – человек долго учится, планирует свое будущее, и вдруг какая-то случайность меняет все планы, и ты в одно мгновение находишь то, что искал всю жизнь. Примерно так было и у Олега Константиновича Попова. Он родился 31 июля 1930 года в подмосковной деревне Вырубово. Через месяц отец, работавший на Втором часовом заводе, получил квартиру в Москве, и семья Поповых перебралась в столицу. Во время войны, когда Олегу было 13 лет, он устроился учеником слесаря на полиграфический комбинат «Правда». «Я очень рад, что освоил эту профессию, – вспоминал свое детство Олег Константинович. – Я бы всем начинающим клоунам рекомендовал быть немного слесарями, потому что тогда они смогли бы делать себе реквизит». Но тогда это было необходимостью: время голодное, приходилось зарабатывать себе на хлеб и хоть как-то помогать родителям. А цирк… Это мечта, казавшаяся такой недостижимой. И вдруг она стала реальностью…
Когда Олегу было 14 лет, он занимался в московском дворце спорта «Крылья Советов» в кружке акробатики. В секцию часто заходили студенты циркового училища. Однажды они пригласили Олега к себе на репетицию. Тут, как говорится, Олег «пропал», заболел на всю жизнь. Теперь паренек думал только о цирке, никому ничего не сказав, он поступил в цирковое училище. Даже мама узнала об этом лишь через год. «Во-первых, я боялся, что мама мне не позволит там учиться, – объяснял артист свою скрытность. – А во-вторых, она была твердо убеждена в том, что все артисты – пьяницы и развратники, поэтому не хотела, чтобы я этим занимался».
В 1950 году Олег Попов закончил училище по специальности «эксцентрик на проволоке». Теперь, казалось, все дороги были открыты перед молодым артистом. Но цирк – это не только смех и веселье, это еще и тяжелая, а нередко и просто опасная работа. Еще в училище Олег с двумя товарищами готовил номер на проволоке. Все шло хорошо, ребята уже видели себя на арене, с нетерпением ждали первого выступления. И тут произошло несчастье – один из партнеров Олега разбился насмерть. Оставшись вдвоем, молодые артисты не знали, что делать, замены погибшему товарищу они так и не нашли, и в итоге номер рассыпался. После окончания училища Олег по распределению попал в Тбилисский цирк. Он подготовил свой номер – эквилибр на свободной проволоке, придав при этом номеру юмористический уклон. Казалось бы, обычная цирковая реприза, идет себе артист по проволоке, жонглируя различными предметами. Но вскоре произошло непредвиденное: молодого артиста попросили написать заявление об уходе. Грузинские чиновники «от культуры» умудрились разглядеть в номере Олега… намек на космополитизм. Не проработав в Тбилиси и двух месяцев, артист был вынужден вернуться в Москву.
Наверное, Олег Константинович не раз благодарил слишком ретивых грузинских «борцов за чистоту нравов». Ему наконец-то повезло. Правда, как считает сам великий артист, дело тут не в везении. Он всегда смотрел на мир и на происходящее в нем глазами клоуна. И рано или поздно Олег Попов обязательно стал бы клоуном, такова уж его судьба.
В Москве Олег попал в цирк на Цветном бульваре, где тогда блистал Михаил Николаевич Румянцев, он же знаменитый на всю страну клоун Карандаш. Мэтру клоунады сразу приглянулся молодой артист, и Румянцев взял его в свою труппу. Кроме исполнения сольного номера, Олег ассистировал Карандашу в его репризах и, самое главное, смотрел и запоминал, как работает великий клоун. А затем были те самые гастроли в Саратове, где Олегу Попову пришлось подменить клоуна Боровикова.
Олег после выступления вернул коллеге костюм и реквизит, но на следующие гастроли в Ригу поехал уже не эквилибрист, а клоун Чижик. Поначалу Олег решил взять себе клоунский псевдоним, как это делали Карандаш и другие клоуны. Но потом решил: «Пусть будет как есть – Олег Попов». А после гастролей в Лондоне в одной из газет вышла заметка, которая называлась: «в туманном Лондоне появился "Солнечный клоун"». Так и осталось за Олегом Константиновичем это прозвище. И действительно, лучше не придумаешь. Особенно это ласковое сценическое имя пришлось по душе публике после того, как в 1961 году артист показал свою знаменитую и самую любимую репризу «Луч». Этот номер признан одним из лучших в истории мирового цирка.
Реприза начиналась с того, что в зале гас свет, цирк погружался в полумрак, а затем из-под купола сверху темноту рассекал тоненький лучик. Олег Попов выходил на арену, садился в середину яркого круга и доставал из принесенной корзинки свои нехитрые припасы. Зритель вместе с клоуном переносился на лесную полянку, освещенную нежным весенним солнцем. Но лучу не нравилось, что его тепло используют просто для того, чтобы с комфортом перекусить. Он потихоньку уходил от клоуна, оставляя его в полной темноте. Комик шел вслед за ним и силой возвращал его на место, но обиженный луч снова убегал. И тогда клоун понимал, что лучик можно вернуть только лаской. Он нежно гладил его, как бы прося прощения и уговаривая вернуться. И солнечный свет отвечал на ласку. Клоун, обхватив луч двумя руками, бережно подводил его к центру арены. Разнежившись под теплым светом, клоун засыпал. И вдруг из мрака раздавалась резкая трель. Все, клоуну пора уходить. Он собирал свои вещи и направлялся к выходу. И уже буквально отодвигая занавес, комик вспоминал, что на арене в совершенном одиночестве остался его новый друг. Он быстро возвращался и осторожно укладывал лучик себе в корзинку, а потом потихоньку удалялся с манежа…
Вроде бы все просто и лаконично. Но равнодушных в зале никогда не было, даже среди тех, кто уже десятки раз видел этот номер. Кстати, сейчас можно часто услышать мнение, что, мол, западная публика в массе своей примитивна, ей нужны номера на уровне «моя твоя – понимай»: вышли два клоуна, один исподтишка ударил другого, у того из глаз брызнули фонтаны фальшивых слез, и все довольны. На самом деле примитивны те, кто так рассуждает. В этом-то и заключается искусство настоящего мастера – быть понятным каждому зрителю в любом уголке земного шара, суметь найти дорогу к его сердцу. Характерный в этом смысле случай произошел во время гастролей цирка на Цветном бульваре в Вене. Перед поездкой Олег Константинович серьезно повредил ногу, тут уж не то что по проволоке прогуливаться, просто ходить трудно. А в программе стоит коронный номер Попова «Сон на проволоке». Заменить Попова нельзя – билеты уже давно раскуплены. И тогда Солнечный клоун решил показать публике репризу «Луч». Против этого стал возражать директор венского цирка. Он считал, что местная публика не поймет этого номера, ей нужно что-то попроще и посмешнее. Однако деваться было некуда, и Олег Попов показал свою знаменитую репризу. Аплодисментов действительно не было. Был шквал эмоций и буря восторга. Взрослые радовались как дети, а дети… Они всегда обожали Солнечного клоуна, для них он был ровесником, добрым и смешным, таким же, как и маленькие граждане разных стран мира…
Олег Попов стал своеобразным талисманом Москвы, визитной карточкой столицы. По Москве ходила присказка, что каждый гость города должен сходить в Мавзолей, купить что-нибудь в ГУМе, посетить Большой театр или Третьяковскую галерею и обязательно попасть на выступление Олега Попова в цирке на Цветном бульваре. А на Западе Солнечный клоун стал одним из самых популярных брэндов, как сказали бы сейчас. И, раз мы уже коснулись столь меркантильной темы, советское государство немало заработало на «национальном достоянии» – именно так, ни больше ни меньше, называли Олега Попова. Его выступления собирали аншлаги и приносили огромную валютную выручку во многих городах мира. И за это Олег Константинович получил от родины «соответствующую благодарность». «А сами вы себя национальным достоянием чувствуете?» – спросили в одном из интервью Олега Попова. «Если честно, не чувствую, – с горечью ответил он. – Хотя раньше думал, что это так, но когда получил пенсию в 400 рублей, стал думать по-другому… Я отработал в российском цирке 50 лет, но вот отмечала Москва 850-летие, и обо мне даже не вспомнили, не пригласили. На юбилей Нюрнберга – пригласили (хотя какое я имею к нему отношение?), я выступал в большом праздничном концерте, 60 тысяч зрителей смотрели на мою работу, смеялись, аплодировали. Здесь такое внимание, а там, в Москве, где я родился, жил, работал, – обо мне не вспомнили! Обидно…». Ситуация, к сожалению, характерная для начала 90-х годов: люди, своим трудом и талантом создававшие славу для Советского Союза, после развала государства оказались никому не нужными…
Во время августовских событий 1991 года Олег Попов был на гастролях в Австрии. В этот момент его труппу обманул немецкий импресарио: скрылся, не заплатив за два месяца работы. Попов остался без средств к существованию, вместе с животными и реквизитом. Незадолго до этого Олег Константинович пережил еще один удар судьбы: от рака умерла его первая жена. Что делать – оставаться без денег на чужбине или возвращаться на родину, где непонятно, что происходит и вообще есть ли еще эта родина? Но, видимо, такая линия судьбы у Олега Константиновича – немного вниз, потом резко вверх, вниз – вверх. Именно в Австрии он встретил женщину, которая стала ему надежной опорой.
«Моя Габи высокая, худенькая и красивая женщина, которая в свое время работала в аптеке, – рассказывал артист в интервью газете «Известия». – Там она научилась жонглировать стеклянными пузырьками. И никогда не думала о том, что когда-то ей придется работать в цирке. А познакомились мы во время моего выступления в Австрии. У выхода на манеж я заметил девушку, по случаю аншлага свободных мест не было. Я попросил принести ей мой стул. К немалому удивлению, в антракте она пришла ко мне за кулисы, поблагодарила и попросила автограф. Так и завязалась наша дружба. Она пригласила меня приехать к ней в гости, через месяц мы уже вдвоем поехали в Голландию, а в городе Бреда расписались. Она жонглирует, играет на различных инструментах, танцует степ, дрессирует крыс, пони и собак».
Так в жизни великого клоуна началась новая жизнь, вместо Солнечного клоуна появился Счастливый Ганс, как называет его немецкая публика. С 1991 года Олег Попов постоянно живет в Германии вместе с супругой Габриэль. У них большой дом в деревне Эглофштайн в сорока километрах от Нюрнберга. Продолжает Олег Константинович и активную гастрольную деятельность. Несмотря на возраст, он по-прежнему в прекрасной форме, да и с чувством юмора у него все в порядке. А как же без этого клоуну? Разве может человек, который сам перестал видеть прекрасное вокруг, радовать и смешить других людей?..
Мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях… В молодости, по собственным словам, он дважды играл в "русскую рулетку". Есть основания предполагать, что 14 апреля 1930 года поэт решил попробовать в третий раз…
Оснований для гипотезы об "игре в самоубийство" немного, но все же они имеются. Первое… – два предыдущих сеанса "русской рулетки". Второе – странный, не соответствующий масштабу личности тон предсмертной записки: ненужные, суетливые детали… Такое ощущение, что это не предсмертная записка, а соблюдение некоей формальности человеком, который вообще-то в скорую смерть не верит. Ну и, разумеется, третье: в барабане револьвера был всего один патрон…».
Но как бы то ни было, Владимир Владимирович Маяковский – выдающийся русский советский поэт и художник, новатор в области поэзии и искусства плаката, создатель нового поэтического языка – ушел из жизни в роковом для искусства возрасте 37 лет.
Юрий Левитан
Мальчишки во дворе звали его Трубой. «Юра! Покличь мово оборванца… – просили соседки. – А то зову-зову, не дозовусь. Голоса не хватает…». И неслось тогда по владимирскому двору, где он родился и вырос, раскатистое: «Серега-а-а-а (Васька, Сашка и т. д.)! Иди домой! Мать зовет!». Говорят, что его голос было слышно за несколько кварталов. Такой не то что вызовет нерадивое чадо домой, мертвого подымет…
Юра с детства мечтал стать артистом. Таким, чтобы его имя красовалось на афишах во всех городах страны. Участвовал в самодеятельности, любительских театральных постановках, даже сам организовывал кружки. Когда он в 1932 году закончил школу, по рекомендации Владимирского горкома комсомола поехал «покорять Москву», мечтал поступить в кинотехникум. «Не бойся, – напутствовали его. – С твоими данными и голосом тебя в любой институт возьмут»…
Товарищ Сталин любил работать по ночам. Вообще распорядок дня «великого вождя и учителя» представлял собой весьма оригинальное явление. Он приходил в свой кабинет днем и работал часов до шести вечера. Затем делал трехчасовой перерыв, а с девяти вечера снова сидел за столом. С этого момента начинался и продолжался до самого утра, по сути дела, его основной рабочий день. А вместе с товарищем Сталиным не спала вся страна, ну если и не вся страна, то, по крайней мере, все советское начальство. Наверняка большинство руководящих работников предпочло бы в это время мирно спать в своей постели. Но… Во время ночных бдений Сталин мог позвонить любому министру и чем-нибудь поинтересоваться, например, «как обстоят дела с посевом ранних яровых во Владимирской области?». Допустим, министра нет на работе, это уже вызывает раздражение вождя, министра разыскивают дома. И что в этой ситуации мог ответить товарищ министр? «Да какая вам, к черту, разница, товарищ Сталин?! Зачем вам в четыре утра знать, как обстоят дела с посевом ранних яровых во Владимирской области? Ложитесь спать, а завтра с утра я вам доложу…». Нет, в принципе, министр мог так ответить. Но не часто. Собственно говоря, один раз. И не только в своей карьере, но и в жизни. Понятно, что вскоре вся руководящая верхушка вынуждена была подстраиваться под график работы вождя. Министр должен был иметь «под рукой» своих замов, те, в свою очередь, ответственных работников министерства, и так по всей цепочке до самых низов. Аналогичная ситуация была и в регионах. Так что вместе с вождем работать по ночам очень быстро «полюбили» и все руководящие работники огромной страны…
«Какое отношение это имеет к Юрию Левитану?» – может спросить читатель. Оказывается, самое прямое. В январе 1934 года Сталин по обыкновению поздно ночью готовил доклад к XVII съезду партии. В его кабинете всегда работало радио. В какой-то момент Сталин прислушался. По радио в это время шла так называемая «техническая трансляция». Диктор медленно, буквально по слогам, читал тексты передовицы только что сверстанного номера «Правды». Во всех регионах страны возле приемников сидели стенографистки, записывавшие текст, чтобы уже с утра материалы главного советского печатного органа появились в местных газетах. Но Сталина текст не интересовал. Он поднял трубку телефона: «Соедините меня с председателем Радиокомитета». Тот, естественно, как и все остальное начальство, в это позднее время был на работе. «Здравствуйте, – сказал Сталин. – Завтра я делаю доклад на съезде, так вот, пусть по радио его прочитает тот самый человек, который у вас там сейчас диктует передовицу "Правды". Мне нравится его голос!»…
В кинотехникум Юру Левитана не приняли. И данные есть, и голос, действительно, хорош, но это невыносимое владимирское «оканье»… Юрий, хоть и чистокровный еврей, но, как и все коренные владимирцы, все слова произносил с характерным «прононсом», меняя «а» на «о». Делать нечего, раз Москва его не приняла, значит, надо возвращаться в родной Владимир. Он шел по улице, как вдруг увидел объявление: «Главная редакция информации при Радиокомитете СССР объявляет набор в группу дикторов радио». Как вспоминал сам Юрий Борисович, тогда он очень смутно представлял, что такое «диктор» и что он должен делать на радио. Но решил все-таки пойти попробовать.
Первое впечатление, которое Юрий произвел на приемную комиссию (а в ней участвовали люди весьма известные: артисты МХАТа Василий Качалов, Нина Литовцева, Михаил Лебедев), было, мягко сказать, не слишком хорошее. Полосатая футболка, спортивные штаны с дырками, и все то же невероятное владимирское «оканье». Но голос! Голос хорош, четкая дикция, даже завораживает, когда его слышишь. Жалко, если такой пропадет. «А возьмем его в группу стажером», – решили члены комиссии. Так Юрий Левитан попал на радио.
Поначалу стажер Юрий Левитан занимался в основном тем, что разносил бумаги по кабинетам Радиокомитета, дежурил в студиях, готовил своим более именитым коллегам чай и бутерброды. Жил тут же в небольшой комнатке при студии. И все свободное время посвящал совершенствованию своей речи. «Решив стать радиодиктором, он не жалел на это времени, – вспоминал историк радио профессор Александр Шерель. – Занимался по 8 – 10 часов в день. Кроме правильной речи Юрбор (так на радио любили впоследствии называть Левитана) работал еще и над развитием внимания – чтобы не допускать оговорок, пауз перед микрофоном… Тренировался самыми необычными способами. Например, так: становился на руки и, находясь вниз головой, читал тексты, которые подкладывал перед ним прямо на пол кто-нибудь из коллег-дикторов. Или другой вариант. Левитан читал, а его ассистент поворачивал листок с текстом то боком, то вообще вверх тормашками. Причем уговор был такой: ошибся – оплачиваешь товарищу ужин в столовой!».
Упорство принесло свои плоды – через два месяца после зачисления в группу дикторов Юрию Левитану в первый раз доверили прочитать небольшой текст в эфире. Спустя еще месяц его перевели на ночное техническое вещание. В один из таких технических эфиров Левитана по радио услышал Сталин…
Радиокомитет охватила паника, когда стало известно требование вождя. Там ведь понимали, что Левитан хоть и способный диктор, но еще очень неопытный, и кто его знает, каких ошибок и оговорок он может наделать? А ведь речь шла не о ночном чтении «Правды», а о докладе Сталина съезду партии…
После ночной смены Левитан ушел в свою каморку отсыпаться, но не успел заснуть, как его подняли с постели. Понятно, что и он побледнел от страха, когда ему рассказали о том, что случилось и чего хочет Сталин. Но отступать было некуда. Около полудня в Радиокомитет привезли запечатанный конверт с докладом. Времени на подготовку не было, читать доклад пришлось «с чистого листа». Пять часов Левитан читал текст и за эти пять часов не сделал ни одной ошибки. После этого Сталин вновь позвонил председателю Радиокомитета. «Теперь пускай все мои выступления и другие важнейшие тексты читает по радио именно этот человек!» – сказал вождь. Вчерашний стажер в один день стал ведущим диктором страны, и было ему тогда всего 19 лет…
Конечно, этот случай круто перевернул судьбу Юрия Левитана. Такое внимание со стороны Сталина и его желание, чтобы именно он, Левитан, читал все важнейшие для страны документы и сообщения. Но как вспоминали работавшие с ним люди, рано или поздно Левитан благодаря своему многогранному таланту и невероятному трудолюбию все равно бы стал лучшим диктором страны, а случай с докладом Сталина просто ускорил этот процесс. «Как только Юрий Левитан садился к микрофону, – рассказывал бывший генеральный директор программ Центрального радиовещания Гостелерадио А.И. Ахтырский, – он преображался и мог делать со своим голосом все что угодно – от спокойного будничного сообщения о завтрашней погоде до откровенного открытого ликования от первого полета человека в космос»…
«Первое, что я сделаю, когда возьму Москву, это повешу Левитана!». Именно так в 1941 году однажды сказал Адольф Гитлер. Для него врагом № 1 в Советском Союзе был диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан, и только № 2 – главнокомандующий Иосиф Сталин. И это не красивая легенда. После окончания войны в архивах рейхсканцелярии был найден очень интересный документ – приказ о формировании спецгруппы СС, которая в случае взятия столицы СССР должна была найти самых опасных для Германии людей. Так вот именно Юрий Левитан значился в нем под номером 1. Но даже когда фашистские орды дошли до окраин столицы, Юрий Борисович не покинул город.
Маршал Рокоссовский однажды сказал, что голос Левитана по цене равен целой дивизии. А простые люди, услышав из черной тарелки репродуктора голос Левитана, действительно верили, что «наше дело правое, победа будет за нами». Его голос, даже тогда, когда он говорил об отступлении советских войск и сдаче немцам городов, вселял уверенность, что враг, как бы силен он ни был, все равно будет разбит. «Москва. Кремль. Сталину» – так нередко подписывали граждане свои письма вождю. «Москва. Кремль. Левитану» – такие письма иногда приходили и Юрию Борисовичу. Он был не просто диктором, это был символ непобедимости великого народа.
В годы войны, чтобы обезопасить Юрия Борисовича от фашистских диверсантов, о нем распространялись слухи, будто Левитан – это маленький старичок с рыжими волосами. Такой образ настолько прочно укоренился в сознании народа, что когда пришла долгожданная победа и Юрий Борисович должен был прочесть текст Приказа Верховного главнокомандующего о разгроме фашистской Германии, он не смог пробиться через толпу людей, собравшихся на Красной площади, в студию, которая находилась за зданием ГУМа. «Я – Левитан, я спешу в студию!» – кричал он людям, прося их расступиться. Но ему не верили, ведь Левитан – это низенький старик, а перед ними был высокий молодой парень. Ему пришлось бежать в Кремль, где тоже была радиостанция, и, едва успев к началу эфира, Левитан прочитал-таки исторический приказ.
После войны Юрий Борисович продолжил работать на радио, учил молодых коллег дикторскому мастерству. Ему первому из дикторов в 1956 году присвоили звание заслуженного артиста РСФСР, а в 1980-м – народного артиста СССР. И в это же время фактически отстранили от радиоэфира. Кому-то из чиновников Гостелерадио пришло в голову, что голос Левитана ассоциируется у народа с торжественными событиями вроде капитуляции Германии или полета Юрия Гагарина, и ему негоже читать сводки о ходе посевной или уборочной кампаний.
Юрий Борисович вынужден был озвучивать хронику и художественные фильмы. А еще он участвовал в многочисленных торжественных мероприятиях и вечерах. Особенно любили приглашать Левитана ветераны. И он, несмотря на занятость или плохое самочувствие, никогда им не отказывал. В августе 1983 года Левитана пригласили на торжества, посвященные 40-летию Курской битвы. Еще в Москве он почувствовал, что сердце пошаливает. Родные пытались его отговорить от поездки, но Левитан был непреклонен: «Я должен ехать! Меня люди ждут!». Август в тот год выдался невероятно жарким. Прямо на Прохоровском поле у Юрия Борисовича случился приступ. Его срочно доставили в ближайшую больницу, но врачи уже сделать ничего не могли…
Когда в годы войны Юрий Левитан читал сводки Совинформбюро, их не записывали. Не до того тогда было. А позже, в 50-х, его попросили для истории заново сделать запись части этих сводок. Со времени окончания войны прошло уже больше десяти лет, но у многих людей, слышавших как всегда четкий и неповторимый левитановский голос, на глаза наворачивались слезы, когда они слышали до боли знакомое: «Внимание! Говорит Москва! От советского Информбюро!..».
Олег Попов
Это строчки из стихотворения Леонида Георгиевича Куксо «Буффонный клоун». Знаменитый комик, много лет проработавший на арене, так написал о себе. И одновременно обо всех клоунах мира. Такова уж клоунская судьба – хочешь не хочешь, когда конферансье объявляет твой номер, надо выходить на арену. Зритель хочет смеяться, хочет «вернуться в детство». А в этот момент у тебя на душе «кошки скребут», или ты заболел, и от высокой температуры подкашиваются ноги. Или просто нет настроения. Нет – и все… Но зажигается свет – и надо забыть обо всем. Зритель ждет…
Глаза то озорные, то печальные…
Широкий жест, улыбка до ушей…
Нос – помидором, волосы мочальные,
Он взрослых превращает в малышей…
В СССР всегда любили клоунов. Это было особенное явление. Приезд Карандаша, Леонида Енгибарова, Юрия Никулина вызывал в том или ином городе такой ажиотаж, какой и не снился сегодняшним эстрадным звездам или политикам. А когда в 1956 году советский цирк впервые после Второй мировой войны отправился в заграничное турне, русская клоунада завоевала сердца и любовь зрителей во всем мире. Кое-кто даже считал, что это и есть выражение той самой «загадочной русской души». И первым был Олег Попов – «солнечный клоун», самый национальный и одновременно понятный каждому человеку, вне зависимости от национальности, символ добра…
«Так случилось, что клоун саратовского цирка Боровкин сломал ребро, и дирекция предложила мне подменить его. Мы с директором поехали в больницу. Объяснили ему ситуацию. Он выслушал, протянул ключи от гардеробной и сказал: "Бери все, что нужно. Желаю успехов!". Так я стал клоуном… и с тех пор другого амплуа представить себе не могу». Так часто бывает в жизни – человек долго учится, планирует свое будущее, и вдруг какая-то случайность меняет все планы, и ты в одно мгновение находишь то, что искал всю жизнь. Примерно так было и у Олега Константиновича Попова. Он родился 31 июля 1930 года в подмосковной деревне Вырубово. Через месяц отец, работавший на Втором часовом заводе, получил квартиру в Москве, и семья Поповых перебралась в столицу. Во время войны, когда Олегу было 13 лет, он устроился учеником слесаря на полиграфический комбинат «Правда». «Я очень рад, что освоил эту профессию, – вспоминал свое детство Олег Константинович. – Я бы всем начинающим клоунам рекомендовал быть немного слесарями, потому что тогда они смогли бы делать себе реквизит». Но тогда это было необходимостью: время голодное, приходилось зарабатывать себе на хлеб и хоть как-то помогать родителям. А цирк… Это мечта, казавшаяся такой недостижимой. И вдруг она стала реальностью…
Когда Олегу было 14 лет, он занимался в московском дворце спорта «Крылья Советов» в кружке акробатики. В секцию часто заходили студенты циркового училища. Однажды они пригласили Олега к себе на репетицию. Тут, как говорится, Олег «пропал», заболел на всю жизнь. Теперь паренек думал только о цирке, никому ничего не сказав, он поступил в цирковое училище. Даже мама узнала об этом лишь через год. «Во-первых, я боялся, что мама мне не позволит там учиться, – объяснял артист свою скрытность. – А во-вторых, она была твердо убеждена в том, что все артисты – пьяницы и развратники, поэтому не хотела, чтобы я этим занимался».
В 1950 году Олег Попов закончил училище по специальности «эксцентрик на проволоке». Теперь, казалось, все дороги были открыты перед молодым артистом. Но цирк – это не только смех и веселье, это еще и тяжелая, а нередко и просто опасная работа. Еще в училище Олег с двумя товарищами готовил номер на проволоке. Все шло хорошо, ребята уже видели себя на арене, с нетерпением ждали первого выступления. И тут произошло несчастье – один из партнеров Олега разбился насмерть. Оставшись вдвоем, молодые артисты не знали, что делать, замены погибшему товарищу они так и не нашли, и в итоге номер рассыпался. После окончания училища Олег по распределению попал в Тбилисский цирк. Он подготовил свой номер – эквилибр на свободной проволоке, придав при этом номеру юмористический уклон. Казалось бы, обычная цирковая реприза, идет себе артист по проволоке, жонглируя различными предметами. Но вскоре произошло непредвиденное: молодого артиста попросили написать заявление об уходе. Грузинские чиновники «от культуры» умудрились разглядеть в номере Олега… намек на космополитизм. Не проработав в Тбилиси и двух месяцев, артист был вынужден вернуться в Москву.
Наверное, Олег Константинович не раз благодарил слишком ретивых грузинских «борцов за чистоту нравов». Ему наконец-то повезло. Правда, как считает сам великий артист, дело тут не в везении. Он всегда смотрел на мир и на происходящее в нем глазами клоуна. И рано или поздно Олег Попов обязательно стал бы клоуном, такова уж его судьба.
В Москве Олег попал в цирк на Цветном бульваре, где тогда блистал Михаил Николаевич Румянцев, он же знаменитый на всю страну клоун Карандаш. Мэтру клоунады сразу приглянулся молодой артист, и Румянцев взял его в свою труппу. Кроме исполнения сольного номера, Олег ассистировал Карандашу в его репризах и, самое главное, смотрел и запоминал, как работает великий клоун. А затем были те самые гастроли в Саратове, где Олегу Попову пришлось подменить клоуна Боровикова.
Олег после выступления вернул коллеге костюм и реквизит, но на следующие гастроли в Ригу поехал уже не эквилибрист, а клоун Чижик. Поначалу Олег решил взять себе клоунский псевдоним, как это делали Карандаш и другие клоуны. Но потом решил: «Пусть будет как есть – Олег Попов». А после гастролей в Лондоне в одной из газет вышла заметка, которая называлась: «в туманном Лондоне появился "Солнечный клоун"». Так и осталось за Олегом Константиновичем это прозвище. И действительно, лучше не придумаешь. Особенно это ласковое сценическое имя пришлось по душе публике после того, как в 1961 году артист показал свою знаменитую и самую любимую репризу «Луч». Этот номер признан одним из лучших в истории мирового цирка.
Реприза начиналась с того, что в зале гас свет, цирк погружался в полумрак, а затем из-под купола сверху темноту рассекал тоненький лучик. Олег Попов выходил на арену, садился в середину яркого круга и доставал из принесенной корзинки свои нехитрые припасы. Зритель вместе с клоуном переносился на лесную полянку, освещенную нежным весенним солнцем. Но лучу не нравилось, что его тепло используют просто для того, чтобы с комфортом перекусить. Он потихоньку уходил от клоуна, оставляя его в полной темноте. Комик шел вслед за ним и силой возвращал его на место, но обиженный луч снова убегал. И тогда клоун понимал, что лучик можно вернуть только лаской. Он нежно гладил его, как бы прося прощения и уговаривая вернуться. И солнечный свет отвечал на ласку. Клоун, обхватив луч двумя руками, бережно подводил его к центру арены. Разнежившись под теплым светом, клоун засыпал. И вдруг из мрака раздавалась резкая трель. Все, клоуну пора уходить. Он собирал свои вещи и направлялся к выходу. И уже буквально отодвигая занавес, комик вспоминал, что на арене в совершенном одиночестве остался его новый друг. Он быстро возвращался и осторожно укладывал лучик себе в корзинку, а потом потихоньку удалялся с манежа…
Вроде бы все просто и лаконично. Но равнодушных в зале никогда не было, даже среди тех, кто уже десятки раз видел этот номер. Кстати, сейчас можно часто услышать мнение, что, мол, западная публика в массе своей примитивна, ей нужны номера на уровне «моя твоя – понимай»: вышли два клоуна, один исподтишка ударил другого, у того из глаз брызнули фонтаны фальшивых слез, и все довольны. На самом деле примитивны те, кто так рассуждает. В этом-то и заключается искусство настоящего мастера – быть понятным каждому зрителю в любом уголке земного шара, суметь найти дорогу к его сердцу. Характерный в этом смысле случай произошел во время гастролей цирка на Цветном бульваре в Вене. Перед поездкой Олег Константинович серьезно повредил ногу, тут уж не то что по проволоке прогуливаться, просто ходить трудно. А в программе стоит коронный номер Попова «Сон на проволоке». Заменить Попова нельзя – билеты уже давно раскуплены. И тогда Солнечный клоун решил показать публике репризу «Луч». Против этого стал возражать директор венского цирка. Он считал, что местная публика не поймет этого номера, ей нужно что-то попроще и посмешнее. Однако деваться было некуда, и Олег Попов показал свою знаменитую репризу. Аплодисментов действительно не было. Был шквал эмоций и буря восторга. Взрослые радовались как дети, а дети… Они всегда обожали Солнечного клоуна, для них он был ровесником, добрым и смешным, таким же, как и маленькие граждане разных стран мира…
Олег Попов стал своеобразным талисманом Москвы, визитной карточкой столицы. По Москве ходила присказка, что каждый гость города должен сходить в Мавзолей, купить что-нибудь в ГУМе, посетить Большой театр или Третьяковскую галерею и обязательно попасть на выступление Олега Попова в цирке на Цветном бульваре. А на Западе Солнечный клоун стал одним из самых популярных брэндов, как сказали бы сейчас. И, раз мы уже коснулись столь меркантильной темы, советское государство немало заработало на «национальном достоянии» – именно так, ни больше ни меньше, называли Олега Попова. Его выступления собирали аншлаги и приносили огромную валютную выручку во многих городах мира. И за это Олег Константинович получил от родины «соответствующую благодарность». «А сами вы себя национальным достоянием чувствуете?» – спросили в одном из интервью Олега Попова. «Если честно, не чувствую, – с горечью ответил он. – Хотя раньше думал, что это так, но когда получил пенсию в 400 рублей, стал думать по-другому… Я отработал в российском цирке 50 лет, но вот отмечала Москва 850-летие, и обо мне даже не вспомнили, не пригласили. На юбилей Нюрнберга – пригласили (хотя какое я имею к нему отношение?), я выступал в большом праздничном концерте, 60 тысяч зрителей смотрели на мою работу, смеялись, аплодировали. Здесь такое внимание, а там, в Москве, где я родился, жил, работал, – обо мне не вспомнили! Обидно…». Ситуация, к сожалению, характерная для начала 90-х годов: люди, своим трудом и талантом создававшие славу для Советского Союза, после развала государства оказались никому не нужными…
Во время августовских событий 1991 года Олег Попов был на гастролях в Австрии. В этот момент его труппу обманул немецкий импресарио: скрылся, не заплатив за два месяца работы. Попов остался без средств к существованию, вместе с животными и реквизитом. Незадолго до этого Олег Константинович пережил еще один удар судьбы: от рака умерла его первая жена. Что делать – оставаться без денег на чужбине или возвращаться на родину, где непонятно, что происходит и вообще есть ли еще эта родина? Но, видимо, такая линия судьбы у Олега Константиновича – немного вниз, потом резко вверх, вниз – вверх. Именно в Австрии он встретил женщину, которая стала ему надежной опорой.
«Моя Габи высокая, худенькая и красивая женщина, которая в свое время работала в аптеке, – рассказывал артист в интервью газете «Известия». – Там она научилась жонглировать стеклянными пузырьками. И никогда не думала о том, что когда-то ей придется работать в цирке. А познакомились мы во время моего выступления в Австрии. У выхода на манеж я заметил девушку, по случаю аншлага свободных мест не было. Я попросил принести ей мой стул. К немалому удивлению, в антракте она пришла ко мне за кулисы, поблагодарила и попросила автограф. Так и завязалась наша дружба. Она пригласила меня приехать к ней в гости, через месяц мы уже вдвоем поехали в Голландию, а в городе Бреда расписались. Она жонглирует, играет на различных инструментах, танцует степ, дрессирует крыс, пони и собак».
Так в жизни великого клоуна началась новая жизнь, вместо Солнечного клоуна появился Счастливый Ганс, как называет его немецкая публика. С 1991 года Олег Попов постоянно живет в Германии вместе с супругой Габриэль. У них большой дом в деревне Эглофштайн в сорока километрах от Нюрнберга. Продолжает Олег Константинович и активную гастрольную деятельность. Несмотря на возраст, он по-прежнему в прекрасной форме, да и с чувством юмора у него все в порядке. А как же без этого клоуну? Разве может человек, который сам перестал видеть прекрасное вокруг, радовать и смешить других людей?..