Абдуллаев Чингиз Акифович. Символы распада

   — Когда в последний раз открывали хранилище? — поинтересовался генерал.
   — Три дня назад. Перед моим отъездом в Москву. Все было в порядке.
   Внезапно завыла сирена. Генерал вздрогнул и обернулся. Навстречу им шли несколько человек, одетых как космонавты, только в гораздо более тяжелых скафандрах.
   — Что-нибудь случилось? — спросил генерал.
   — Все нормально, — объяснил Сырцов, — просто сейчас будут вывозить отходы. Их вывозят раз в месяц. Отходы радиоактивны, и поэтому сирена призывает всех к осторожности.
   Генерал понимающе закивал в ответ. Они прошли еще две линии охраны. Перед тем как пройти к лифту, надели белые халаты. Теперь все были похожи на врачей, прибывших на консилиум. Тучному генерал-полковнику с трудом подобрали подходящий халат. Вниз они спустились в бронированной кабине лифта. Кроме директора Центра и приехавших гостей, вместе с ним спускались два дежурных офицера, полковник Сырцов и начальник лаборатории, разрабатывающей ЯЗОРДы, — немногословный мужчина лет пятидесяти. Рафаэль Шарифов пришел работать сюда еще совсем молодым человеком по направлению МВТУ имени Баумана, которое окончил с отличием. И с тех пор он работал здесь, успев защитить кандидатскую и докторскую диссертации.
   Офицеры проводили гостей до дверей хранилища. Старший из них — подполковник — посмотрел на директора Центра. Тот достал магнитную карточку и протянул ее подполковнику. В свою очередь, Сырцов тоже достал свою карточку. Подполковник вставил обе карточки в гнезда и набрал известный ему код. Затем директор Центра произнес пароль, сменяемый каждый день, приложив большой палец для идентификации к экрану считывающего устройства. Компьютер поблагодарил, и через секунду загорелся зеленый свет.
   — А красный бывает? — поинтересовался полковник Машков, наклонившись к Сырцову.
   — Нет, — ответил тот, — мгновенно включаются сирена и система защиты, блокирующая все двери, в том числе и лифт. Если даже сюда попадет кто-нибудь посторонний с ключами, то и тогда он не сможет выйти отсюда. Отпечатки пальцев всех лиц, имеющих доступ в хранилище, хранятся в памяти компьютера.
   Двери медленно открылись. Генерал-полковник, директор Центра, Сырцов, Шарифов, Машков и сопровождавший их генерал-майор прошли дальше. Офицеры остались у входа. Им было запрещено входить в хранилище.
   Прибывшие нестройной колонной прошли по коридору. Директор показал на дверь, ведущую в следующий зал.
   — Все заряды там, — сказал он. — Но туда мы обычно не входим без должной экипировки. Там все в порядке. Мы проверяли три дня назад. Все тридцать два заряда на месте. Еще вопросы есть?
   — Нет, — весело сказал генерал-полковник, — все и так понятно. Пойдем дальше.
   — Есть, — вдруг подал голос полковник Машков.
   Все обернулись на него.
   — В чем дело? — нахмурился академик. — Вас интересует еще что-нибудь?
   — Я хотел бы войти в следующий зал.
   — Но это довольно сложно. В таком виде вам туда входить нельзя. Нужно переодеться.
   — Я настаиваю, — упрямо сказал Машков. — Мне нужно войти внутрь.
   Директор Центра рассерженно обернулся на Михаила Кирилловича. Генерал-полковник пожал плечами. Он не хотел ссориться с ФСБ, даже если перед ним стоял обычный полковник. В конце концов, это его не касается.
   — Вы хотите попасть внутрь? — растерянно спросил академик.
   — Да. Я за тем и приехал. — Машков твердо смотрел на директора Центра. Тот выдержал его взгляд, пожал плечами и обратился к Шарифову:
   — Рафаэль Юсупович, переоденьтесь вместе с гостем и войдите в хранилище. Михаил Кириллович, вы тоже хотите пройти туда?
   Генерал явно не хотел. Он вообще не любил и боялся подобных видов оружия. Но выглядеть трусом в глазах своих подчиненных ему не хотелось. Тем более в глазах этого хамоватого полковника из ФСБ.
   — Да, — сказал генерал, — я тоже войду в хранилище.
   Директор Центра, уже ничего не понимая, повернулся к Шарифову.
   — Приготовьте все для наших гостей. Мы пойдем вместе.
   Переодевание заняло довольно много времени. На Михаила Кирилловича опять с трудом подобрали тяжелый скафандр, защищающий от радиоактивного излучения. Когда все были готовы, дежурный офицер снова взял магнитные карточки у директора Центра и начальника службы безопасности, набрал номер шифра и впустил всех внутрь.
   Академик с неприязнью смотрел на настырного полковника ФСБ. Только упрямых придурков ему здесь не хватало. Они подошли к дверям, и Шарифов набрал код шифра. Двери открылись. Внутри в стерильных условиях лежали в свинцовых ящиках ядерные заряды ограниченного радиуса действия. Директор, вошедший первым, быстро сосчитал их. Слава Богу. Все тридцать два на месте. Он торжествующе посмотрел на Машкова.
   — У нас все в порядке, — сказал он довольным голосом, — вы просто заставили нас потерять целый час. Хотя, наверно, вам интересно предпринять такую экскурсию.
   Машков вместо ответа начал внимательно осматривать ящики.
   — Кто их опечатывает? — спросил он.
   — Я сам. И делал это в последний раз в присутствии вашего предшественника из КГБ полковника Степанова, — с победным видом заявил академик.
   — Наша организация сейчас называется ФСБ, — чуть улыбнулся Машков.
   — Да-да, извините, из ФСБ, — поправился академик. — У вас еще есть вопросы?
   — Нужно вскрыть все контейнеры, — вдруг заявил этот ненормальный полковник.
   — Что? — не поверил уже и Михаил Кириллович. — Как это — вскрыть контейнеры?
   — Необходимо вскрыть все контейнеры, — упрямо повторил Машков, — и немедленно все проверить.
   — Но почему? — разозлился генерал. — Может, вы все-таки объясните?
   — У нас есть заключение прокуратуры, — мрачно сказал Машков. — Они считают, что двое ваших ученых не просто так попали в автомобильную катастрофу. Им скорее всего ее подстроили. По странному совпадению именно эти двое в последний месяц работали в хранилище. Мы считаем, что необходимо проверить все контейнеры.
   — Это опасно? — повернулся генерал к директору Центра.
   — Нет, — пожал плечами Игорь Гаврилович, — просто мы проторчим здесь еще целый час.
   — Я прошу вас вскрыть контейнеры, — продолжал настаивать Машков.
   — Ну уж нет, — разозлился вдруг генерал, — для этого имеются специалисты. Нам всем не обязательно здесь присутствовать. — «В конце концов, и моему терпению есть предел, — гневно подумал он. — И храбрости тоже».
   — Согласен, — кивнул Машков, — вы уходите, а я останусь с начальником лаборатории.
   — Я тоже остаюсь, — решительно сказал Игорь Гаврилович.
   — Я тоже, — не менее решительно добавил полковник Сырцов. Михаил Кириллович посмотрел на стоявших рядом людей. За масками не было видно их лиц. Он вздохнул и гневно приказал:
   — Мы остаемся все. Начинайте вскрывать контейнеры.
   Шарифов подошел к первому контейнеру. Сорвал пломбу, поднял тяжелую плиту. Показал подошедшему Машкову содержимое. Тот согласно кивнул головой. И они перешли ко второму контейнеру. Второй, третий, пятый, десятый. Все было в порядке. После пятнадцатого генерал перевел дыхание. Все не так страшно. И довольно быстро.
   — Может, хватит над нами издеваться? — саркастически спросил он у полковника.
   — У меня приказ, товарищ генерал, — сухо ответил Машков.
   Генерал-майор уже не сдерживаясь закричал:
   — Здесь все в порядке. При чем тут автокатастрофа? Чего ты ваньку валяешь?
   — Я обязан проверить, — твердо отозвался Машков.
   Двадцатый, двадцать второй, двадцать пятый… Нужно будет написать рапорт, чтобы этого типа отсюда убрали, раздраженно подумал Михаил Кириллович. Неврастеники здесь не нужны. Он уже представлял себе, что именно он напишет в рапорте, когда Рафаэль Шарифов открыл двадцать шестой контейнер. Заглянул в него и замер. За ним заглянул Машков и обернулся на стоявших рядом людей.
   — Что? Что там? — закричал директор Центра.
   — Он… пустой, — убитым голосом сообщил Шарифов.
   Михаил Кириллович бросился к контейнеру, заглянул в него и замер. Потом растерянно посмотрел по сторонам, словно все еще не веря в случившееся. И, как при замедленной киносъемке, схватившись за сердце, начал медленно оседать на пол.
   — Быстрее, — закричал Сырцов, — ему плохо. Его нужно вытащить отсюда.
   Он наклонился и схватил грузного гостя под мышки. Шарифов помог ему вынести генерала из хранилища. Игорь Гаврилович, лица которого не было видно, подошел к контейнеру. Контейнер был зияюще пуст. Академик хотел выругаться, но вспомнил про микрофон. И только заскрежетал зубами, чувствуя, что начинает задыхаться в скафандре. И, сорвавшись, все-таки выдавил какое-то ругательство. А наверху уже выла сирена.

Москва. 5 августа

 
   В день своего рождения можно ожидать любой неожиданности, но когда на столе лежит подобная телеграмма, приходится забывать и о собственном празднике, и о жене, которая попросила сегодня приехать пораньше. Генерал Николай Александрович Земсков работал в органах контрразведки уже много лет, но за всю свою жизнь он никогда не сталкивался ни с чем подобным. Ему шел пятьдесят второй год, но, несмотря на возраст, выглядел он молодо, а густые волосы почти не были тронуты сединой. Глядя на лежавшую перед ним телеграмму, он чисто машинально потирал большим пальцем тяжелый подбородок, словно пытаясь решить непривычную для себя задачу.
   Не сталкивался с этим и генерал Ерошенко из военной контрразведки, который приехал к Земскову в ФСБ еще рано утром и вот уже второй час сидел в его кабинете. Его лысый череп поражал какой-то основательностью. Ерошенко все время вынимал платок, чтобы вытереть обильно потевшую лысину. Он нервничал явно больше других.
   Только полчаса назад явился бывший полковник ФСБ Степанов, отправленный на пенсию несколько месяцев назад. Он как-то резко постарел за эти месяцы, обмяк, расплылся, фигура потеряла былую стройность, и даже в кабинет бывшего руководителя он вошел боком, словно опасаясь, что его могут отсюда выставить как случайного человека. Степанов добирался на метро, своего автомобиля у него никогда не было, но раньше за ним была закреплена машина отдела, привозившая его на работу.
   Четвертым в этом кабинете был подполковник Левитин, самый молодой из присутствующих. Ему было тридцать шесть лет, и он, пожалуй, единственный из собравшихся мог не очень беспокоиться за свою дальнейшую судьбу. Телеграмма, лежавшая на столе, как минимум означала снятие с работы обоих сидевших в кабинете генералов, если не будут приняты чрезвычайные меры. И оба генерала это отлично сознавали, собираясь переложить ответственность и на своих подчиненных.
   И наконец, последним офицером, находившимся на этом срочно созванном совещании, был представитель военной контрразведки, прибывший с Ерошенко полковник Ильин, мрачный, неразговорчивый сорокадвухлетний офицер с желтоватым осунувшимся лицом, как будто его мучила язва или он переболел желтухой.
   — Телеграмма получена сегодня утром, — жестким голосом произнес генерал Земсков. — Полковник Машков подтвердил предположение военной прокуратуры о возможном убийстве двух молодых ученых из нашего Центра в Чогунаше. Вчера в хранилище была проведена проверка ядерных зарядов. Она показала, что два контейнера пустые.
   Степанов дернулся то ли от страха, то ли от возмущения. Земсков посмотрел на своего коллегу-генерала из военной контрразведки. Тот угрюмо сказал:
   — Когда мне сообщили об этом, я даже не поверил. За столько лет не случалось ничего подобного. И вот теперь такая катавасия.
   — Два пустых контейнера, — безжалостно подтвердил Земсков. — Наш директор собирается сегодня вечером доложить обо всем Президенту. Уже до пяти часов вечера у нас должны быть конкретные рекомендации по этому делу.
   — Они вместе поедут. С министром обороны, — сообщил Ерошенко, — наш министр уже информирован. Он тоже не поверил, когда ему сообщили. Он даже не знал в деталях о существовании подобных центров.
   — Как это не знал? — спросил Земсков. — Он ведь раньше был командующим ракетными войсками.
   — В том-то все и дело. Режим секретности у нас сами знаете какой был. Даже командующие всех родов войск не имели права знать о существовании ЯЗОРДов. Только министр обороны страны и один из его заместителей, курирующий эти вопросы. И больше никто, если не считать нашей службы.
   — Нужно будет составить список всех, кто знал или мог знать о существовании Центра, — напомнил Земсков. — Свой мы уже готовим. Для начала необходимо создать программу стабилизации. Предотвратить всякие слухи, всякие возможные спекуляции. Ввести в Центре особый карантин, до выяснения всех деталей происшедшего. Может, там вообще никаких зарядов никогда не было… — Он посмотрел на Степанова.
   Тот опять смутился, покраснел и нервно сказал:
   — Были, товарищ генерал, я сам проверял несколько месяцев назад.
   — Значит, были и сплыли, — разозлился Земсков. — Куда они могли, по-вашему, деться? Растаять? Испариться? Насколько я понимаю, один человек не мог так просто унести их в кармане.
   — Не мог, — убитым голосом подтвердил Степанов. — Нужно как минимум два человека…
   — У нас уже есть два человека, — оборвал его Земсков, — и оба в виде трупов.
   Ему было неприятно, как ведет себя Степанов в присутствии военных. Мог бы держаться с большим мужеством, неприязненно подумал Земсков, глядя на дергающегося пенсионера. Если бы сам директор ФСБ не посоветовал вызвать этого размазню, сам бы он никогда не стал этого делать. Степанов только портил общий настрой своей неуверенностью.
   — Оба ученых работали в лаборатории, занимающейся проблемами ЯЗОРДа. И оба неожиданно погибли в автомобильной катастрофе. Обычно такими происшествиями ведает спецпрокуратура, но там первичное расследование провели наши люди. Мы бы ничего не узнали, если бы не настойчивость прокурора Миткина, потребовавшего повторной экспертизы. Он был уверен, что машина, сорвавшаяся в овраг при такой малой скорости и столь резком торможении, должна была получить внешний удар. В результате экспертиза показала, что передняя шина автомобиля пробита пулей. Ее мы постарались идентифицировать, но винтовку пока не нашли. Судя по всему, двое погибших вошли в сговор с преступником и смогли каким-то невероятным путем вынести ЯЗОРДы с территории Центра.
   Все подавленно молчали. Земсков только полгода назад был назначен заместителем директора и поэтому нервничал больше других. Он понимал" что при разборках прощения не будет никому. Отвечать придется всем вместе. Понимал это и его гость. Если сотрудники ФСБ отвечали за секретность и охрану, то после развала КГБ в девяносто первом году сам Центр находился в ведении Министерства обороны.
   — Михаил Кириллович с инфарктом лежит в больнице, — непонятно почему сообщил Ерошенко. — Наша группа уже работает в Центре.
   — Вечером мы с вами вылетаем, — напомнил Земсков, — но пока должны выработать общие рекомендации. Подполковник Левитин будет вести расследование пропажи ЯЗОРДов вместе с полковником Машковым, который уже находится в Центре. Прежде чем мы приступим к оперативному совещанию, я хотел бы отпустить полковника Степанова. У вас нет к нему вопросов?
   — Есть, — — повернулся всем телом к бывшему сотруднику ФСБ генерал Ерошенко. — Как вы считаете, каким образом можно было вывезти ЯЗОРДы с территории Центра.
   — Не знаю, — растерянно признался Степанов, — там многоступенчатая охрана, несколько линий, все многократно проверяется и контролируется. Нет, не могу себе представить, что ЯЗОРДы похитили. Просто не могу.
   — Но как-то их все-таки украли, — настаивал Ерошенко. — Может, их тайно вывезли.
   — Нет, — Степанов даже попытался слабо улыбнуться, — не могли. При выезде с территории Центра любой груз проверяется на радиоактивность. А ЯЗОРДЫ фонили бы так, что их обнаружили бы при первой же проверке. А там три линии. Нет, — снова решительно сказал он, — их не могли вывезти из Центра.
   — Может, по воздуху? Вертолеты там садятся?
   — В самом Центре это категорически запрещено. Даже когда один раз прилетал секретарь ЦК КПСС, кандидат в члены Политбюро, все равно не сделали исключения. Вертолеты садятся на специальной площадке, и все гости при входе и выходе обыскиваются. Никаких исключений, даже для самого директора Центра, — твердо сказал Степанов. Здесь он был в своей стихии. Центром он занимался много лет.
   — Тогда где же ЯЗОРДы? Куда они исчезли? — потеряв всякое терпение, спросил уже Земсков.
   — Они не могли исчезнуть, товарищ генерал, — сильно покраснев, сказал Степанов. — Полагаю, что их сумели перепрятать в другое место, но вывезти с территории Центра не могли. Это исключено. Я сам занимался вопросами обеспечения секретности на данном предприятии и режимом охраны. Земсков посмотрел на Ерошенко. Тот кивнул.
   — Все понятно, — сказал хозяин кабинета, — у меня последний вопрос. Что вы думаете о руководстве Центра? Директор, его заместитель, начальник охраны…
   — Директор — блестящий ученый, — сразу отозвался Степанов, — академик. Герой Социалистического Труда, лауреат…
   — Это мы все знаем, — поморщился Земсков. — Как, по-вашему, он мог тайно вывезти ЯЗОРДы с территории Центра?
   — Но это невозможно даже для него.
   — Хорошо. Я поставлю вопрос по-другому. Он мог войти в сговор с другими людьми?
   — Зачем ему это нужно? Он ведь такая голова…
   — Мог или не мог?
   — Не мог! — чуть не выкрикнул Степанов. — Не мог.
   — У нас в списке еще три человека, имевшие доступ к информации по охране объекта. Заместитель директора Центра Кудрявцев.
   — Валерий Вячеславович? — переспросил Степанов. — Нет, конечно. Он…
   — Отвечайте только на вопросы, — разозлился Земсков. «И с такими офицерами приходится работать», — с сожалением подумал он.
   — Кудрявцев работал в Англии, в США, — с гордостью сообщил Степанов, — ему предлагали там работу. Большие деньги. Но он вернулся в Россию и поехал работать в Центр.
   — Полковник Сырцов? Что вы о нем думаете?
   — Специалист высшего класса. Очень грамотный и толковый офицер. У меня к нему не было никаких претензий.
   — Он арестован, — — сухо сообщил Земсков, — и его заместитель тоже. Вплоть до выяснения всех подробностей дела. Кто еще, кроме этих четверых, мог знать во всех подробностях о существовании лаборатории, о режиме охраны, вообще о ЯЗОРДах?
   — Больше никто. Хотя, пожалуй, еще начальник самой лаборатории, где проводились испытания. Рафаэль Шарифов. Его всегда очень хвалил академик. Он говорил, что…
   — Спасибо, — невежливо перебил его Земсков, — вы можете идти, Степанов. И, пожалуйста, никому ни слова. Режим секретности распространяется и на вас. Никаких телефонных звонков, никаких намеков, даже косвенных. Я думаю, вы меня понимаете?
   — Конечно, — кивнул Степанов, поднимаясь. — Разрешите идти?
   — Идите. — Земсков подождал, пока он вышел, обвел всех взглядом и, глядя на Ерошенко, неприятно усмехнулся. — Когда нет туалетной бумаги, приходиться пользоваться наждачной, — грубо сказал он, кивнув вслед ушедшему.
   — Везде одинаковый бардак, — отмахнулся Ерошенко. — Сейчас личные дела стали проверять. Выяснилось, что в половине из них уже несколько лет ничего не обновлялось.
   — Левитин, — посмотрел наконец на своего офицера Земсков, — мы вас слушаем. Кратко и сжато.
   Молодой человек встал. Он был одним из любимцев генерала и умел точно, лаконично и доходчиво излагать свои мысли.
   — Потеря двух контейнеров с ЯЗОРДами установлена только вчера нашей службой, — начал Левитин. — Следовательно, мы можем сделать вывод, что сами заряды исчезли после последней проверки, проведенной четыре с половиной месяца назад.
   «Ах, какой он молодец, — подумал Земсков, — очень важно подчеркнуть, что именно наша проверка обнаружила недостачу. А их люди в Центре прошляпили контейнеры. Можно будет подчеркнуть именно это обстоятельство».
   — Проведенная первичная проверка показала, что возможности беспрепятственного вывоза ЯЗОРДов с территории Центра практически не существует. Следовательно, мы можем предположить, что заряды все еще на территории базы. В самом Центре много мест, где радиоактивный фон гораздо выше обычного. В связи с пропажей контейнеров мы предлагаем организовать совместную группу из сотрудников ФСБ и Министерства обороны для всесторонней проверки факта пропажи контейнеров непосредственно на месте.
   Левитин обвел присутствующих взглядом и продолжал:
   — При этом в самом Центре вводится режим карантина, все сотрудники переводятся на чрезвычайное положение. Телефонная связь, телексы, факсы отключены. Центр полностью отрезается от внешнего мира до выяснения всех обстоятельств дела. В оперативную группу войдут, кроме наших сотрудников, два человека из Академии наук, занимающихся схожими проблемами. Один из них академик Финкель, которого вы все знаете. Другой — академик Архипов, разработавший принципиальную теорию создания ЯЗОРДов, так сказать, отец существующих «чемоданчиков».
   Он закончил свое сообщение и взглянул на генерала. В его взгляде промелькнуло нечто собачье: так верный пес ждет похвалы от хозяина. Земскову нравились такие взгляды сотрудников.
   — Спасибо, — кивнул он подполковнику, — можете садиться. Я думаю, что включение в состав нашей комиссии таких выдающихся ученых, как Финкель и Архипов, только поможет нашей работе.
   Финкель был трижды Героем Социалистического Труда, крупнейшим специалистом-ядерщиком, считался одним из столпов отечественной науки. Архипов же не просто блестящий акадмик, а еще и член Президентского Совета, человек, близкий к руководству страны. Включение таких людей, кроме конкретной пользы, послужит и неплохим громоотводом для всех членов комиссии в случае неудачного расследования. Судя по всему, это понял и Ерошенко.
   Люди всегда руководствуются сиюминутными, мелкими и корыстными интересами, даже если прикрываются словами о более важных, даже вечных проблемах. Просто одни показывают это более зримо и выпукло, а другие искусно маскируются громкой фразеологией.
   — Все верно, — с удовлетворением согласился генерал Ерошенко. — Меня беспокоят, впрочем, слова вашего бывшего полковника. Если действительно ни при каких обстоятельствах нельзя вывезти ЯЗОРДы, то для чего тогда их похищать? Или похитители уже успели это сделать?
   — Не думаю, — живо ответил Земсков. — Если даже предположить невозможное и согласиться на такой вариант, то и тогда у преступников не много шансов переправить подобный груз в европейскую часть страны. Мы уже обговаривали со специалистами эту проблему. Они считают, что решиться на такое могут только абсолютно ненормальные люди. Мало того, что им грозит облучение, они просто не смогут беспрепятственно пронести такой груз в самолет или в поезд, пройти пограничный контроль.
   — Тогда зачем его похищать? — нахмурился Ерошенко.
   — Это нам и нужно выяснить. У ЯЗОРДов имеется система защиты, предназначенная для специальных групп особого назначения, — хмуро признался Земсков, — но, судя по нашей информации, ни один такой «чемоданчик», а внешняя форма ЯЗОРДа действительно похожа на большой чемоданчик, максимально защищающий людей от воздействия радиации, до сих пор не похищен. Они хранятся совсем в другом месте, и вчера ночью там проведена полная ревизия. Все на месте.
   — Разрешите? — спросил молчавший до этого полковник Ильин, обращаясь к Ерошенко. Тот кивнул головой.
   — Товарищ генерал, — обратился военный контрразведчик к хозяину кабинета, — отрабатывался ли вопрос взаимодействия научного Центра в Чогунаше с группами особого назначения? Может быть, до этого уже проводились эксперименты по доставке грузов на место?
   Земсков удивленно взглянул на полковника. Потом не очень уверенно спросил:
   — Вы хотите спросить, как вывозились контейнеры из хранилища?
   — Да. Ведь группы КГБ отрабатывали свои задания непосредственно на месте, — настаивал Ильин.
   — Может быть. — Заместителю директора ФСБ было стыдно признаваться, что он не подумал о такой проблеме. — Возможно, и отрабатывали. Это мы сейчас проверим, — быстро добавил он, делая пометку в блокноте. Полковник прав. Если заряды действительно раньше вывозились из Центра, кто давал разрешение на это?
   Ядерные заряды ограниченного радиуса действия, как их стыдливо называли, на самом деле были небольшими ядерными бомбами, непосредственно на место они доставлялись специальными группами особого назначения и могли эффективно сработать в недосягаемых для обычной ракеты местах. В хранилищах, в научных центрах, в правительственных учреждениях. Даже сама угроза применения подобного оружия была бы психологически гораздо более сильным средством, чем ракетное нападение с воздуха. За ракетой можно проследить. Можно засечь движение и попытаться ее сбить. Можно нанести удар по подводной атомной лодке или по месту нахождения ракеты на стационаре в тот момент, когда она еще не поднялась в воздух. Но невозможно остановить несколько человеке, ядерным «чемоданчиком», готовых применить подобное оружие в случае необходимости где угодно. Однако производство таких бомб требовало чрезвычайно высокой технологии переработки и было возможно только в двух странах, имеющих несколько тысяч ядерных боеголовок. В бывшем Советском Союзе и в Соединенных Штатах. Остальные три ядерные державы — Франция, Великобритания и Китай — просто не шли в расчет в силу чрезвычайно малых запасов собственного ядерного оружия.