Страница:
никаким разумным доводом. Конечно, благочестиво и [находится] в полном
согласии с разумом, соответствуя как божественной благости, так и
человеческому спасению, то, что Бог столь заботится о людях, соблаговоляя
наставлять их писанием закона и подавлять, хотя бы страхом наказания, нашу
порочность (malitia). В самом деле, если ради такой пользы светскими
князьями были установлены законы, то кто же из высочайших и
благословеннейших князей возразил бы против признания такой заботы? Каким
образом кто-либо без [установления] закона мог бы управлять подданным
народом, если бы каждый, предоставленный своей избранной воле, следовал ей?
Или: каким образом он праведно обуздает порок, наказывая злодеев, если
прежде не установит закон, запрещающий творить зло? На этом основании, как я
полагаю, разве не ясно, что Божественный закон был изначально среди людей,
так что мир получил от Бога основание и авторитет его, потому что
установлением определенных законов Он хотел укротить порок? В противном
случае легко может показаться, что Бог не заботился о человеческих делах и
само состояние мира скорее подвержено случаю, нежели управляется
Провидением. Но если допустить, что закон был дан Богом, то не с этим ли
[законом] нужно быть в согласии больше, чем с нашим, который лишь невольно
стал обладателем авторитета за счет древности и общего мнения людей?
Пусть, наконец, мне, как и тебе, сомнительно, что Бог установил этот
Закон, [хотя] это, однако, подтверждается многочисленными свидетельствами и
разумом, но при проведении предложенного уподобления, ты, однако, решаешься
советовать мне, как я сам себе [советую], повиноваться, если - главным
образом - [мое] собственное сознание побуждает меня к этому. В качестве
истины, я исповедую вместе с тобой общую веру в единого Бога. Возможно, я
почитаю Его так же, как и ты, а сверх того исполняюсь этим, исходя из
деяний, которых ты не совершаешь. Чем мне вредят эти деяния, пусть они и не
приносят пользу? Даже если они и не были заветами, но не были и запретами?
Кто может осудить меня, если я тружусь больше ради Господа, не сдерживаемый
никаким заветом? Кто осудит такую веру, которая, как о том было сказано, в
совершенстве передает Божественную благодать и больше всего возбуждает нашу
любовь к Тому, Кто столь заботился о нашем спасении, что удостоил нас
наставить писанием Закона? Или же что-либо возрази против этого Закона, или
прекрати спрашивать нас, почему мы следуем ему! Нужно допустить, что это
жесточайший Бог, который бы не оценил упорства этого нашего усердия, столь
долготерпеливого, не ожидающего [никакой] награды.
Конечно, не известно, даже не верится, чтобы какой-нибудь народ и
когда-либо претерпел ради Бога столько, сколько мы непрерывно претерпеваем
ради Него; и не может быть никакой ржавчины греха, которой нельзя было бы
простить при истреблении источника такой напасти. Рассеянные среди множества
отдельных народов, без земного короля или князя, разве не страдаем мы от
стольких гонений, что почти каждый день нашей несчастной жизни оплачиваем
нестерпимым искуплением? О нас, конечно, все думают, будто мы достойны
такого презрения и ненависти, так что всякий может нанести нам любое
нечестие, думая, что это - наибольшая справедливость и высшая жертва,
приносимая Богу. Они не представляют, в самом деле, что бедствие такого
пленения приключилось с нами не из-за высшей ненависти Бога, и вменяют в
заслугу - как праведное мщение - любую жестокость, которую направляют против
нас как язычники, так и христиане. Язычники притом помнят о былых
утеснениях, благодаря которым мы вначале владели их землей, а впоследствии
разбили их и истощили многолетними преследованиями: все, что они уготовили
нам, они почитают за должное возмездие. Христианам же кажется, что у них
есть более веская причина для преследования нас, так как они полагают, будто
мы убили их Бога.
Вот среди кого проходит в изгнании наше странствие, и на чье
покровительство нам нужно надеяться! Мы вверяем нашу жизнь худшим врагам
нашим; и нас принуждают к вере неверных. Даже сон, который более всего
сохраняет и восстанавливает слабую природу, приносит нам такое волнение, что
и спящим нельзя думать ни о чем, кроме как о [подступившей] к нашему горлу
боязни. Нигде для нас нет спасительного пути, кроме [пути] на Небо, даже
само место обитания для нас опасно. Вынужденные и в будущем искать
какие-либо ближние пристанища, мы берем внаем помещение, на защищенность
которого мало надеемся, не по умеренной цене. Сами князья, которые
начальствуют над нами и за покровительство которых мы дорого платим, желают
нашей смерти тем больше, чем с большим произволом сумеют захватить то, чем
мы владеем.
Так как мы притеснены и угнетены ими, как если бы мир организовал
заговор против нас одних, удивительно уже само то, что [нам] позволено жить.
Ведь нам не разрешается владеть ни полями, ни виноградниками, ни любой
другой землей, так как нет ничего, что могло бы защитить их для нас от
скрытых и явных нападений. Потому нам и остается заниматься главным образом
источником прибыли, чтобы, взимая проценты с чужестранцев, тем самым
поддерживать свою нищую жизнь, что больше всего делает нас ненавистными для
тех, кто считает себя этим тяжко обиженным.
Что же до предельной отверженности нашей жизни и опасностей, среди
которых мы непрестанно трудимся, то довольно и того, что само наше положение
говорит всем [о нем] красноречивее языковых возможностей. [Поскольку]
предписания Закона, сколько бы трудностей с их [исполнением] ни было
связано, не утаиваются, то от них не уклониться никому, кто соприкасается с
ним, так что нас невыносимо утесняют как гнетом людским, так и игом закона.
Кто не содрогнется или не затрепещет и от стыда, и от страха [при мысли]
подвергнуться самой святыне нашей - обрезанию? Есть ли такая [другая] столь
нежная часть человеческого тела, подобная этой, которой Закон причинял бы
столько страдания с самого младенчества? Какова горечь дикого латука,
который мы собираем как приправу к пасхальному жертвоприношению! Кто также
не увидит, что нам запрещена почти вся вкусная пища, и главное та, которую
можно легко приготовить? Любое мясо, которое ели животные, становится
нечистым для нас, и любое животное, умершее естественно или удушенное,
запрещено нам. И нельзя нам есть [мяса] никаких иных животных, кроме как
тех, которых мы сами заколем, тщательно очистим от жира и крови, что нас
сильно обременяет, главным образом тогда, когда не хватает [денег] покупать
чистый скот. Ведь как мы испытываем отвращение к мясу, забитому погаными,
так и они - к тому, которое закалываем мы. Мы ведь все воздерживаемся и от
вина, которое выдержано также ими. Отсюда ясно, как трудно осуществляется
наше странствие, на которое обрек нас Бог. Кто, наконец, не страшится
суровости установленных законом наказаний - не только им подвергаться, но
даже налагать их на осужденных? Кто применил бык своему брату [закон] "зуб
за зуб, око за око, душу за душу"? Не говоря уже о том, чтобы согласиться
это претерпеть самому, чтобы, разумеется, не вступить в противоречие с
Законом? В самом деле, из этих и других бесчисленных наблюдений ясно, что
каждый из нас, кто повинуется закону, прямо признает [то, что обращает]
псалмопевец Богу: По слову уст твоих, я охраняю тернистые пути [(Пc.,
XVI,4)] [12].
ФИЛОСОФ. Конечно, рвение, которое, как вам кажется, вы проявляете к
Богу, поддерживается тяжкой и безграничной интенцией. Но что гораздо важнее,
является ли эта интенция разумной, или случайно подвернувшейся. Нет,
конечно, никакого вероисповедания, [сторонники] которого не думали бы, что
они служат Богу, и не выполняли бы ради Него Самого то, что, как они
считают, угодно только им. И однако вы не одобряете всех исповеданий, так
как пытаетесь защитить только ваше и надолго предпочесть его другим. Я хочу,
однако, взвесить и доказать тебе [именем] того же писанного Закона, которому
ты следуешь, что это не согласуется с разумом.
ИУДЕЙ. И я охотно поддерживаю это [предложение].
ФИЛОСОФ. Известно, что [еще] до [создания] традиции закона либо
соблюдений законодательных предписаний, большая часть их содержалась в
естественном законе, который, что очевидно, состоит в любви к Богу, и [в
котором] весьма почиталась справедливость и существовали любезнейшие Богу
[люди], как например, Авель, Енох, Ной и его сыновья, а также Авраам, Лот и
Мельхиседек, о которых даже ваш Закон хранит память и часто использует [в
качестве примеров]. Среди них, передают, Енох был столь угоден Богу, что
Господь, говорят, взял его живым в рай, что подкрепил один из ваших [такими]
словами: Енох был угоден Богу и был перенесен в Рай, чтобы народы совершили
покаяние [(Eccl. XLIV, 16)]. Но и Ною, как было написано, человеку
праведному и непорочному в роде своем [(Бытие, VI, 9)], Господь показал
откровенными делами, сколь возлюбил Он, что очевидно, ибо, погрузив в воды
потопа прочих [людей], Он спас одного его и дом его ради семени для рода
человеческого. Добавь к ним также тех знаменитых ветхозаветных патриархов, а
именно: Авраама, Исаака и Иакова, в которых и в семени которых обещано
будущее, благословение для всех народов, которые жили до [обнародования]
Закона, и посмотри, чем их право было замечательнее [права] тех, кто жил
после принятия Закона. Оттого и говорится, что Бог - это их [Бог], и
благодаря их заслугам, в соответствии с данными им обетами, сам законодатель
соединил разгневанного Господа с народом. Ведь записано же: Но Моисей стал
умолять Господа, и сказал: не воспламеняется гнев твой и будь милостив к
легкомыслию твоего народа [:] Вспомни Авраама, Исаака и Израиля, рабов
твоих, которым клялся Ты (собою) говоря: "(умножая) умножу семя твое, как
звезды небесные, и всю землю сию, о которой Я сказал, дам семени вашему и
будут владеть ею вечно". И смилостивился Господь, и отменил зло, о котором
сказал [(Исход, XXXII 11, 13-14)]. Из этого ясен вывод, как были приняты
Богом та бескорыстная покорность пратцев, к которой их еще не обязывал
никакой Закон и с каковой [покорностью] мы до сих пор служим Ему
[совершенно] свободно. Потому, если ты ответишь, что в известной мере Закон
начался в Аврааме благодаря таинству обрезания, то ты не сможешь представить
его для того, чтобы на основании этого [таинства] добиться у Бога
какого-либо воздаяния, так что вам за это не может быть по Закону похвалы и
какого-либо оправдания. Так, по Писанию, само обрезание еще не оправдывается
верой, как оправдываются пратцы, ибо говорится: Авраам поверил Господу, и Он
вменил ему это в праведность [(Бытие, XV, 6)]. Благочестие же его проявилось
прежде обетования земли и будущего умножения народа как для него самого, так
и для семени его. Тот, кто впоследствии обрезался, услышав, что в нем и в
семени его будут благословенны все народы, заслужил это [благословение] не
за-ради обрезания, но за то повиновение, с каковым [Аврам] жертвовал сыном.
Наконец, если ты перелистаешь всю историю вашего Завета, то ты не обнаружишь
никакого обещания награды за обрезание, но это было установлено Господом
только для того, чтобы всякий из рода Авраама, кто не был обрезан, не
числился бы в числе своего народа, то есть среди сыновей Авраама. Так в
Писании заповедано Господом Аврааму: Я поставлю, - говорит, - завет мой
между мною и тобою и между потомками твоими и т. д. [:] Сей есть завет,
который вы будете соблюдать (:] Да будет у вас обрезан весь мужеский пол [:]
Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас всякий младенец. Если же
обнаружится кто-либо мужского пола, плоть которого не будет обрезана,
истребится эта душа из своего народа и т.д." [(Бытие, XVII, 7-14)].
Если вы скажете, что [слова] об осуждении души нужно понимать как то,
что она истребится, то институт обрезания настолько неразумен, насколько
становится опасным его не производить; прежде без него ничто не мешало
существовать. А эта сентенция преграждала [путь] в Царствие небесное детям,
умершим прежде восьмидневного возраста, которые не совершили, однако, до сих
пор никакого проступка, заслуживающего осуждения. То, чего нужно особенно
остерегаться, так это воздаяния, которое обещает Господь и связывает [его] с
соблюдением всего Закона. Начиная с сего момента, Вы при всех
обстоятельствах не можете ожидать ничего, кроме земного процветания, так как
видите, что ничего другого не обещано: И потому, не ясно, добьетесь ли вы
этого [процветания], которое сокрушает вас, по вашему же разумению, более,
чем любых [других] смертных. Вовсе не нужно удивляться, что из-за упования
на это вы выносите - благодаря повиновению Закону - столько и такого
[несчастья], тогда как (что, кстати, очевидно) вы обманулись в том, на что
вам нужно было особенно уповать, если исходить из самого долга обетования.
Или же вы не соблюдаете Закон и из-за этого подвергаетесь проклятию Закона
как осужденные, или Тот, Кто обещал воздаяние соблюдающим Закон, неправеден
в своих обещаниях.
Какое бы [предположение] вы ни избрали, я не вижу ничего, на что вам
можно было бы положиться, [опираясь] на Закон, - с его помощью можно
заслужить не много блаженства.
Что же, я спрашиваю, произошло, если Бог пригласил нас соблюдать свой
Закон прельщением воздаяния, поскольку то, что он обещал слишком мало, а то,
о чем он полностью умолчал, слишком велико? Вероятно, он говорил, не ясно,
если знал, что и для того и для другого [13] достаточно повиновения Закону,
так как очевидно, что Он совершенно обошел то, что имело бы - при убеждении
- наибольший вес.
Итак, как говорилось, ничего в [Писании] не сообщалось о том истинном и
вечном блаженстве в качестве воздаяния, но только о земном процветании, так
как оно полагается единственной причиной повиновения; и на него снова
ссылаются, ибо, считается, такой Его ответ удовлетворяет любому вопросу со
стороны грядущих поколений. Так, разумеется, было написано, что сам
законодатель Моисей, наставляя народ против любых нападок на Закон, сказал
ему: Слушай, Израиль, храни заветы Господа Бога твоего и уставы и
постановления Его, которые Он заповедал, и делай праведное и доброе пред
очами Господа, дабы хорошо тебе было, и дабы ты вошел и овладел доброю
землею, которую [Господь] с клятвою обещал отцам твоим, чтобы Он прогнал
всех врагов твоих перед тобою, как говорил Он. Если спросит у тебя сын твой
завтра, говоря: "Что значат сии уставы, постановления и законы, которые
заповедал нам Господь, Бог наш?" - ты скажи ему: "Рабами были мы у фараона в
Египте, и Господь вывел нас из Египта рукою крепкою; и явил Он знамения,
чудеса великие и ужасные над Египтом, над фараоном и над всем домом его, в
нашем присутствии; А нас вывел оттуда, чтобы сделать нас посессорами, после
того как введет нас туда, в ту землю, которую обещал нашим отцам. И
заповедал нам Господь исполнять все, что устанавливает нам Закон, и чтобы мы
боялись Господа, Бога нашего, дабы хорошо было нам во все дни нашей жизни,
как и теперь" [(Второзаконие, VI, 17-25)]. Также: Тебя избрал Господь, Бог
твой, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на
земле. [:] Соблюдай заповеди, постановления и законы, которые сегодня
заповедую Тебе исполнять. И если вы будете соблюдать это и исполнять, то и
Господь, Бог Твой [будет хранить] завет и милость к тебе как Он клялся отцам
твоим; и возлюбит тебя и умножит тебя, и благословит плоды чрева твоего и
плод земли твоей, и хлеб, и вино, елей, рождаемое от крупного скота, от
стада овец твоих на земле, которую Он клялся отцам твоим дать Тебе.
Благословен Ты будешь [больше] всех народов, ибо не будет у тебя ни
бесплодного, ни обоюдополого как среди людей, так и среди стад твоих. И
отдалит от тебя всякую помощь, и никаких лютых болезней Египетских, которые
Он наведет не на тебя, но на всех врагов твоих. Ты истребишь все народы,
которые Господь, Бог твой, даст тебе [(там же, VII, 6, 11, 16)]. Даст земле
нашей дождь в свое время, ранний и поздний; чтобы собрали вы хлеб, вино и
масло, траву на полях для пастьбы скота, и чтобы сами вы ели и насыщались
[(там же, XI, 14-16)]. И придут на тебя все благословения сии, и исполнятся
на тебе, если только будешь слушать заветы Его. Благословен ты в городе, и
благословен на поле. Благословен плод чрева твоего, и плод земли твоей, и
плод скота твоего, стада твоих волов и хлевы овец твоих. Благословенны
житницы твои и кладовые (reliquiae) твои. Благословен ты при входе твоем и
при выходе твоем. [:] Пошлет Он благословение во всяком деле рук твоих [:] и
будешь давать в рост (fenerabis) многим народам, а сам не получишь ни от
кого взаймы (et ipse a nullo faenus accipiens) [(там же, XXVIII, 2-12)].
Вот, в качестве воздаяния за исполнение Закона, обещано благословение
как людям, так и плоду скота твоего, стаду волов твоих и хлевам овец; и нет
никакого упоминания о духовном благословении души; и не обещано ни
повинующимся [Закону], ни нарушающим [его] ничего из того, что относится к
спасению или осуждению души; но упоминается только о земных удобствах или
ущербе; вы совершенно упустили из-за них то, что наиболее важно. Я спрашиваю
далее, разве теперь, после данного нам Закона, мог ли быть естественный
закон достаточным для спасения каких-либо людей, без этих внешних и
своеобразных для Закона деяний? Ведь у вас нет никакого разумного довода
оспаривать [это], так как несомненно, что этот Закон был дан только вам и
никакому иному народу, и обрезание полагалось только Аврааму и его
потомству. К этому потомству относятся только те, кто рожден от Исаака, так
как Господь сказал ему: В Исааке наречется тебе семя [(Бытие, XXI, 12)],
Господь, который после того, как установил завет об обрезании, добавил ниже:
Но завет Мой поставлю с Исааком [(там же, XVII, 21)]. Иова же, соплеменника
[вашего], относительно которого вы не сомневаетесь, что после Авраама он жил
без Закона, Господь до такой степени отличал, что сказал: Нет подобного ему
на земле: человек непорочный и справедливый, богобоязненный и удаляющийся от
зла [(Иов, I, 8)]. Обнаруживая перед нами сам по себе свою праведность,
которой нам нужно подражать, он не упоминает ни о каких законодательных
деяниях, но только о деяниях, соответствующих естественному закону, деяниях,
которые естественный разум сам внушает каждому [человеку] (Если я ходил, -
говорит он, - в суете или если нога моя спешила на лукавство, [:] если я
отказывал нуждающимся в их просьбе и томил глаза вдовы и т.д.- [там же,
XXXI, 5, 16]), которые Он сам установил для нас, наподобие Закона, сколь
словами, столь и примерами деяния.
(Оттого и Соломон признает, что нужно было выслушать речи как
язычников, так и иудеев, говоря [следующее]: Если и иноплеменник, который не
от Твоего народи Израиля, придет из земли далекой ради имени Твоего [:] и
помолится в месте сем: Услышь с неба, с тверди обитания твоего и сделай все,
о чем будут взывать к Тебе народы, чтобы все народы земли знали имя Твое,
чтобы боялись Тебя, как народ Твои Израиль [(III Царств, VIII, 41-43)]. Вот
когда молитвы иноплеменников и всех, откуда бы ни было, совершатся, Он
обещал внять им, и вы заставите их бояться Бога, как сами [боитесь Его]; кто
же из них отчается в спасении, когда написано: Блажен муж, боящийся Господа
[(Псалмы, CXI, 1)]? И еще: Нет скудости у боящихся Его [(Псалмы, XXXIII,
10)]. Наконец, Писание упоминает, что [один] из ваших, Иеремия, живший много
лет спустя после установления [обычая] обрезания и законодательных таинств и
происходивший из семени Авраамова, еще до рождения был освящен Господом,
обратившим к нему слово: Прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал
тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя [(Иеремия, 1,5)].
Каким же, я спрашиваю, образом, вы утверждаете, что для освящения и
спасения вам необходимы те [установления], без которых тот [Иеремия], еще
нерожденный, был освящен? Или: чем в таком случае было освящение его, как не
тем, что он уже тогда по Божьему внушению верил и любил Его? Тем, кому в
самом деле присуща двоица, [вера и любовь], сим доказывается, что он, без
сомнения, праведен; те же, у кого этого нет, до сих пор стоят в стороне.)
Поэтому если эти предписания достаточны для спасения кого-либо как
[прежде], до Закона, так и ныне, то что за необходимость была подпадать под
иго Закона и приумножать преступления их многочисленными запретами? Там,
ведь, где нет Закона, нельзя и лицемерить перед ним. (И каждый жаждет
чего-либо тем более пылко, чем более понимает, что Он это запрещает и
оттягивает [от нас] как бы некоей силой, согласно поэтическому выражению:
Нас всегда влечет запретное, да мы сами стремимся к нему [(Овидий. Наука
любви, III; Элегии, 4, 17)].
Что же так важно для вас и что убеждает, ведь никого не оправдывают по
Закону, исходя из результата [трудов], ибо закон, - говорит [ап. Павел], -
производит гнев, потому что, где нет закона, нет и преступления [(Посл. к
римлянам, IV, 15)].
И еще: Я не иначе узнал, - говорит, он, - грех, как посредством закона,
ибо я не понял бы и вожделения, если бы закон не говорил: "не возжелай". Но
грех, взяв повод от заповеди, произвел во мне всякое пожелание; ибо без
закона грех мертв. Я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то
грех ожил, А я умер; и таким образом заповедь, данная для жизни, послужила
мне к смерти и т.д. [(Посл. к Римлянам. VII, 7-10)].
Таковы свидетельства, хотя я совсем не знал, что вы это признали,
однако общеизвестно, что сознание ни одного конкретного человека им не
противоречит.
Каким образом Он образует, дав [ему] Закон, собственный народ и на
каком основании Он называет своим перворожденным Израиль, на плечи которого
Он неразумно и беспричинно взвалил такое бремя? Кто мог бы уберечь вас от
проклятия Закона, вас, которые после того, как вы совершили свои
прегрешения, как вы сами сознаетесь, и после того, как потеряли Землю
обетованную, вне пределов которой вам никак нельзя исполнить Закон, и
которым не дозволено испытать вашу праведную месть и нельзя отметить
[праздник] жертвоприношениями либо дарами, установленными для отпущения
грехов, ни даже петь песни во славу Божественных законов. Потому вы сами и
признаетесь, говоря [о себе]: Как нам петь песнь Господню на земле чужой?
(Псалмы, CXXXVI, 4) Оттого, очевидно, вы и утратили столько
законоустановленных деяний, сколько слов, как и воздаяние, обещанное
Законом, и уже ни вы, ни жены ваши не могут ни очиститься, упустив
[возможность] принести жертвы либо дары, ни посвятить себя Господу, лишенные
вместе и духовенства, и храма; так что вы не можете утешиться земным
положением, вы, кто никогда не испрашивал у Бога ничего, кроме земных благ,
и не получал, как говорилось, никакого обетования, кроме как воздаяния
земными благами.
ИУДЕЙ. Ты выдвинул много взаимосвязанных возражений, которые нелегко
припомнить, чтобы ответить на каждое по порядку. Я постараюсь ответить на
них в той мере, в какой они доходили до меня.
Даже если мы признаем сейчас, что, как в случае с первыми святыми, люди
могли спастись на основании естественного закона, то есть не будучи
обрезанными, или не соблюдая иных относящихся к телу [предписаний] писаного
Закона, отсюда, однако, надо делать не тот вывод, что [с этими
предписаниями] было излишне связываться, но что они несут огромную пользу
для укрепления или надежной защиты религии и для искоренения великой
порочности. На этот счет и относительно тех [возражений], что ты привел, ты
получишь некоторые вразумительные ответы. Пока верующие там и сям жили
вперемешку с неверующими, и пока Бог не жаловал им во владение землю, они
совершенно не соблюдали закона, ибо это отделило бы их от тех, с кем они
вынуждены были жить, чтобы само это различие в [образе] жизни не породило
вражды. Но после того, как Господь увел Авраама из его земли и от родства,
чтобы дать в наследство ему и семени его [иную] землю, благодаря чему они
отделились от [других] народов, Он решил и вовсе отделить их [от них],
[потребовав] телесно выраженных знаков действия Закона, чтобы верующие, тем
менее, могли испытывать соблазн от неверующих, чем более они были отделены
от них как месторасположением, так и организацией плоти. Так, обетованием
земли, данным Аврааму и его семени, на которой Господь собрал бы свой народ
и где Он установил бы свой собственный град, Он начал учреждать Закон, по
которому они там стали бы жить, начиная с обрезания. Ведь Он знал, что наш
народ будет твердолобым, и что его легко склонить к идолопоклонству и
извращенным нравам язычников, как то было проверено последующим опытом.
Поэтому Он, обязав [людей] к соблюдению закона, ритуально отделил их как бы
стеной, таким образом, чтобы они никак не могли соединиться в общество
благодаря общению или дружеским отношениям; более того, они находятся с ними
в постоянной вражде. Обычно тесную дружбу между людьми рождает брак и общая
трапеза. Тогда, во избежание этого, Господь установил обрезание и запретил
есть тонкие кушанья. В самом деле, кажется, что знак обрезания для язычников
столь отвратителен, что если бы мы страстно желали их женщин, то они никоим
образом не согласились бы отдать их за нас, (считая, разумеется, такое
усекновение крайней плоти за высшую непристойность и отвращаясь от
божественного знака освящения как от идолопоклонства. Или же, если бы они
дали нам на это согласие, то мы содрогнулись бы соединить эту крайнюю плоть
согласии с разумом, соответствуя как божественной благости, так и
человеческому спасению, то, что Бог столь заботится о людях, соблаговоляя
наставлять их писанием закона и подавлять, хотя бы страхом наказания, нашу
порочность (malitia). В самом деле, если ради такой пользы светскими
князьями были установлены законы, то кто же из высочайших и
благословеннейших князей возразил бы против признания такой заботы? Каким
образом кто-либо без [установления] закона мог бы управлять подданным
народом, если бы каждый, предоставленный своей избранной воле, следовал ей?
Или: каким образом он праведно обуздает порок, наказывая злодеев, если
прежде не установит закон, запрещающий творить зло? На этом основании, как я
полагаю, разве не ясно, что Божественный закон был изначально среди людей,
так что мир получил от Бога основание и авторитет его, потому что
установлением определенных законов Он хотел укротить порок? В противном
случае легко может показаться, что Бог не заботился о человеческих делах и
само состояние мира скорее подвержено случаю, нежели управляется
Провидением. Но если допустить, что закон был дан Богом, то не с этим ли
[законом] нужно быть в согласии больше, чем с нашим, который лишь невольно
стал обладателем авторитета за счет древности и общего мнения людей?
Пусть, наконец, мне, как и тебе, сомнительно, что Бог установил этот
Закон, [хотя] это, однако, подтверждается многочисленными свидетельствами и
разумом, но при проведении предложенного уподобления, ты, однако, решаешься
советовать мне, как я сам себе [советую], повиноваться, если - главным
образом - [мое] собственное сознание побуждает меня к этому. В качестве
истины, я исповедую вместе с тобой общую веру в единого Бога. Возможно, я
почитаю Его так же, как и ты, а сверх того исполняюсь этим, исходя из
деяний, которых ты не совершаешь. Чем мне вредят эти деяния, пусть они и не
приносят пользу? Даже если они и не были заветами, но не были и запретами?
Кто может осудить меня, если я тружусь больше ради Господа, не сдерживаемый
никаким заветом? Кто осудит такую веру, которая, как о том было сказано, в
совершенстве передает Божественную благодать и больше всего возбуждает нашу
любовь к Тому, Кто столь заботился о нашем спасении, что удостоил нас
наставить писанием Закона? Или же что-либо возрази против этого Закона, или
прекрати спрашивать нас, почему мы следуем ему! Нужно допустить, что это
жесточайший Бог, который бы не оценил упорства этого нашего усердия, столь
долготерпеливого, не ожидающего [никакой] награды.
Конечно, не известно, даже не верится, чтобы какой-нибудь народ и
когда-либо претерпел ради Бога столько, сколько мы непрерывно претерпеваем
ради Него; и не может быть никакой ржавчины греха, которой нельзя было бы
простить при истреблении источника такой напасти. Рассеянные среди множества
отдельных народов, без земного короля или князя, разве не страдаем мы от
стольких гонений, что почти каждый день нашей несчастной жизни оплачиваем
нестерпимым искуплением? О нас, конечно, все думают, будто мы достойны
такого презрения и ненависти, так что всякий может нанести нам любое
нечестие, думая, что это - наибольшая справедливость и высшая жертва,
приносимая Богу. Они не представляют, в самом деле, что бедствие такого
пленения приключилось с нами не из-за высшей ненависти Бога, и вменяют в
заслугу - как праведное мщение - любую жестокость, которую направляют против
нас как язычники, так и христиане. Язычники притом помнят о былых
утеснениях, благодаря которым мы вначале владели их землей, а впоследствии
разбили их и истощили многолетними преследованиями: все, что они уготовили
нам, они почитают за должное возмездие. Христианам же кажется, что у них
есть более веская причина для преследования нас, так как они полагают, будто
мы убили их Бога.
Вот среди кого проходит в изгнании наше странствие, и на чье
покровительство нам нужно надеяться! Мы вверяем нашу жизнь худшим врагам
нашим; и нас принуждают к вере неверных. Даже сон, который более всего
сохраняет и восстанавливает слабую природу, приносит нам такое волнение, что
и спящим нельзя думать ни о чем, кроме как о [подступившей] к нашему горлу
боязни. Нигде для нас нет спасительного пути, кроме [пути] на Небо, даже
само место обитания для нас опасно. Вынужденные и в будущем искать
какие-либо ближние пристанища, мы берем внаем помещение, на защищенность
которого мало надеемся, не по умеренной цене. Сами князья, которые
начальствуют над нами и за покровительство которых мы дорого платим, желают
нашей смерти тем больше, чем с большим произволом сумеют захватить то, чем
мы владеем.
Так как мы притеснены и угнетены ими, как если бы мир организовал
заговор против нас одних, удивительно уже само то, что [нам] позволено жить.
Ведь нам не разрешается владеть ни полями, ни виноградниками, ни любой
другой землей, так как нет ничего, что могло бы защитить их для нас от
скрытых и явных нападений. Потому нам и остается заниматься главным образом
источником прибыли, чтобы, взимая проценты с чужестранцев, тем самым
поддерживать свою нищую жизнь, что больше всего делает нас ненавистными для
тех, кто считает себя этим тяжко обиженным.
Что же до предельной отверженности нашей жизни и опасностей, среди
которых мы непрестанно трудимся, то довольно и того, что само наше положение
говорит всем [о нем] красноречивее языковых возможностей. [Поскольку]
предписания Закона, сколько бы трудностей с их [исполнением] ни было
связано, не утаиваются, то от них не уклониться никому, кто соприкасается с
ним, так что нас невыносимо утесняют как гнетом людским, так и игом закона.
Кто не содрогнется или не затрепещет и от стыда, и от страха [при мысли]
подвергнуться самой святыне нашей - обрезанию? Есть ли такая [другая] столь
нежная часть человеческого тела, подобная этой, которой Закон причинял бы
столько страдания с самого младенчества? Какова горечь дикого латука,
который мы собираем как приправу к пасхальному жертвоприношению! Кто также
не увидит, что нам запрещена почти вся вкусная пища, и главное та, которую
можно легко приготовить? Любое мясо, которое ели животные, становится
нечистым для нас, и любое животное, умершее естественно или удушенное,
запрещено нам. И нельзя нам есть [мяса] никаких иных животных, кроме как
тех, которых мы сами заколем, тщательно очистим от жира и крови, что нас
сильно обременяет, главным образом тогда, когда не хватает [денег] покупать
чистый скот. Ведь как мы испытываем отвращение к мясу, забитому погаными,
так и они - к тому, которое закалываем мы. Мы ведь все воздерживаемся и от
вина, которое выдержано также ими. Отсюда ясно, как трудно осуществляется
наше странствие, на которое обрек нас Бог. Кто, наконец, не страшится
суровости установленных законом наказаний - не только им подвергаться, но
даже налагать их на осужденных? Кто применил бык своему брату [закон] "зуб
за зуб, око за око, душу за душу"? Не говоря уже о том, чтобы согласиться
это претерпеть самому, чтобы, разумеется, не вступить в противоречие с
Законом? В самом деле, из этих и других бесчисленных наблюдений ясно, что
каждый из нас, кто повинуется закону, прямо признает [то, что обращает]
псалмопевец Богу: По слову уст твоих, я охраняю тернистые пути [(Пc.,
XVI,4)] [12].
ФИЛОСОФ. Конечно, рвение, которое, как вам кажется, вы проявляете к
Богу, поддерживается тяжкой и безграничной интенцией. Но что гораздо важнее,
является ли эта интенция разумной, или случайно подвернувшейся. Нет,
конечно, никакого вероисповедания, [сторонники] которого не думали бы, что
они служат Богу, и не выполняли бы ради Него Самого то, что, как они
считают, угодно только им. И однако вы не одобряете всех исповеданий, так
как пытаетесь защитить только ваше и надолго предпочесть его другим. Я хочу,
однако, взвесить и доказать тебе [именем] того же писанного Закона, которому
ты следуешь, что это не согласуется с разумом.
ИУДЕЙ. И я охотно поддерживаю это [предложение].
ФИЛОСОФ. Известно, что [еще] до [создания] традиции закона либо
соблюдений законодательных предписаний, большая часть их содержалась в
естественном законе, который, что очевидно, состоит в любви к Богу, и [в
котором] весьма почиталась справедливость и существовали любезнейшие Богу
[люди], как например, Авель, Енох, Ной и его сыновья, а также Авраам, Лот и
Мельхиседек, о которых даже ваш Закон хранит память и часто использует [в
качестве примеров]. Среди них, передают, Енох был столь угоден Богу, что
Господь, говорят, взял его живым в рай, что подкрепил один из ваших [такими]
словами: Енох был угоден Богу и был перенесен в Рай, чтобы народы совершили
покаяние [(Eccl. XLIV, 16)]. Но и Ною, как было написано, человеку
праведному и непорочному в роде своем [(Бытие, VI, 9)], Господь показал
откровенными делами, сколь возлюбил Он, что очевидно, ибо, погрузив в воды
потопа прочих [людей], Он спас одного его и дом его ради семени для рода
человеческого. Добавь к ним также тех знаменитых ветхозаветных патриархов, а
именно: Авраама, Исаака и Иакова, в которых и в семени которых обещано
будущее, благословение для всех народов, которые жили до [обнародования]
Закона, и посмотри, чем их право было замечательнее [права] тех, кто жил
после принятия Закона. Оттого и говорится, что Бог - это их [Бог], и
благодаря их заслугам, в соответствии с данными им обетами, сам законодатель
соединил разгневанного Господа с народом. Ведь записано же: Но Моисей стал
умолять Господа, и сказал: не воспламеняется гнев твой и будь милостив к
легкомыслию твоего народа [:] Вспомни Авраама, Исаака и Израиля, рабов
твоих, которым клялся Ты (собою) говоря: "(умножая) умножу семя твое, как
звезды небесные, и всю землю сию, о которой Я сказал, дам семени вашему и
будут владеть ею вечно". И смилостивился Господь, и отменил зло, о котором
сказал [(Исход, XXXII 11, 13-14)]. Из этого ясен вывод, как были приняты
Богом та бескорыстная покорность пратцев, к которой их еще не обязывал
никакой Закон и с каковой [покорностью] мы до сих пор служим Ему
[совершенно] свободно. Потому, если ты ответишь, что в известной мере Закон
начался в Аврааме благодаря таинству обрезания, то ты не сможешь представить
его для того, чтобы на основании этого [таинства] добиться у Бога
какого-либо воздаяния, так что вам за это не может быть по Закону похвалы и
какого-либо оправдания. Так, по Писанию, само обрезание еще не оправдывается
верой, как оправдываются пратцы, ибо говорится: Авраам поверил Господу, и Он
вменил ему это в праведность [(Бытие, XV, 6)]. Благочестие же его проявилось
прежде обетования земли и будущего умножения народа как для него самого, так
и для семени его. Тот, кто впоследствии обрезался, услышав, что в нем и в
семени его будут благословенны все народы, заслужил это [благословение] не
за-ради обрезания, но за то повиновение, с каковым [Аврам] жертвовал сыном.
Наконец, если ты перелистаешь всю историю вашего Завета, то ты не обнаружишь
никакого обещания награды за обрезание, но это было установлено Господом
только для того, чтобы всякий из рода Авраама, кто не был обрезан, не
числился бы в числе своего народа, то есть среди сыновей Авраама. Так в
Писании заповедано Господом Аврааму: Я поставлю, - говорит, - завет мой
между мною и тобою и между потомками твоими и т. д. [:] Сей есть завет,
который вы будете соблюдать (:] Да будет у вас обрезан весь мужеский пол [:]
Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас всякий младенец. Если же
обнаружится кто-либо мужского пола, плоть которого не будет обрезана,
истребится эта душа из своего народа и т.д." [(Бытие, XVII, 7-14)].
Если вы скажете, что [слова] об осуждении души нужно понимать как то,
что она истребится, то институт обрезания настолько неразумен, насколько
становится опасным его не производить; прежде без него ничто не мешало
существовать. А эта сентенция преграждала [путь] в Царствие небесное детям,
умершим прежде восьмидневного возраста, которые не совершили, однако, до сих
пор никакого проступка, заслуживающего осуждения. То, чего нужно особенно
остерегаться, так это воздаяния, которое обещает Господь и связывает [его] с
соблюдением всего Закона. Начиная с сего момента, Вы при всех
обстоятельствах не можете ожидать ничего, кроме земного процветания, так как
видите, что ничего другого не обещано: И потому, не ясно, добьетесь ли вы
этого [процветания], которое сокрушает вас, по вашему же разумению, более,
чем любых [других] смертных. Вовсе не нужно удивляться, что из-за упования
на это вы выносите - благодаря повиновению Закону - столько и такого
[несчастья], тогда как (что, кстати, очевидно) вы обманулись в том, на что
вам нужно было особенно уповать, если исходить из самого долга обетования.
Или же вы не соблюдаете Закон и из-за этого подвергаетесь проклятию Закона
как осужденные, или Тот, Кто обещал воздаяние соблюдающим Закон, неправеден
в своих обещаниях.
Какое бы [предположение] вы ни избрали, я не вижу ничего, на что вам
можно было бы положиться, [опираясь] на Закон, - с его помощью можно
заслужить не много блаженства.
Что же, я спрашиваю, произошло, если Бог пригласил нас соблюдать свой
Закон прельщением воздаяния, поскольку то, что он обещал слишком мало, а то,
о чем он полностью умолчал, слишком велико? Вероятно, он говорил, не ясно,
если знал, что и для того и для другого [13] достаточно повиновения Закону,
так как очевидно, что Он совершенно обошел то, что имело бы - при убеждении
- наибольший вес.
Итак, как говорилось, ничего в [Писании] не сообщалось о том истинном и
вечном блаженстве в качестве воздаяния, но только о земном процветании, так
как оно полагается единственной причиной повиновения; и на него снова
ссылаются, ибо, считается, такой Его ответ удовлетворяет любому вопросу со
стороны грядущих поколений. Так, разумеется, было написано, что сам
законодатель Моисей, наставляя народ против любых нападок на Закон, сказал
ему: Слушай, Израиль, храни заветы Господа Бога твоего и уставы и
постановления Его, которые Он заповедал, и делай праведное и доброе пред
очами Господа, дабы хорошо тебе было, и дабы ты вошел и овладел доброю
землею, которую [Господь] с клятвою обещал отцам твоим, чтобы Он прогнал
всех врагов твоих перед тобою, как говорил Он. Если спросит у тебя сын твой
завтра, говоря: "Что значат сии уставы, постановления и законы, которые
заповедал нам Господь, Бог наш?" - ты скажи ему: "Рабами были мы у фараона в
Египте, и Господь вывел нас из Египта рукою крепкою; и явил Он знамения,
чудеса великие и ужасные над Египтом, над фараоном и над всем домом его, в
нашем присутствии; А нас вывел оттуда, чтобы сделать нас посессорами, после
того как введет нас туда, в ту землю, которую обещал нашим отцам. И
заповедал нам Господь исполнять все, что устанавливает нам Закон, и чтобы мы
боялись Господа, Бога нашего, дабы хорошо было нам во все дни нашей жизни,
как и теперь" [(Второзаконие, VI, 17-25)]. Также: Тебя избрал Господь, Бог
твой, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на
земле. [:] Соблюдай заповеди, постановления и законы, которые сегодня
заповедую Тебе исполнять. И если вы будете соблюдать это и исполнять, то и
Господь, Бог Твой [будет хранить] завет и милость к тебе как Он клялся отцам
твоим; и возлюбит тебя и умножит тебя, и благословит плоды чрева твоего и
плод земли твоей, и хлеб, и вино, елей, рождаемое от крупного скота, от
стада овец твоих на земле, которую Он клялся отцам твоим дать Тебе.
Благословен Ты будешь [больше] всех народов, ибо не будет у тебя ни
бесплодного, ни обоюдополого как среди людей, так и среди стад твоих. И
отдалит от тебя всякую помощь, и никаких лютых болезней Египетских, которые
Он наведет не на тебя, но на всех врагов твоих. Ты истребишь все народы,
которые Господь, Бог твой, даст тебе [(там же, VII, 6, 11, 16)]. Даст земле
нашей дождь в свое время, ранний и поздний; чтобы собрали вы хлеб, вино и
масло, траву на полях для пастьбы скота, и чтобы сами вы ели и насыщались
[(там же, XI, 14-16)]. И придут на тебя все благословения сии, и исполнятся
на тебе, если только будешь слушать заветы Его. Благословен ты в городе, и
благословен на поле. Благословен плод чрева твоего, и плод земли твоей, и
плод скота твоего, стада твоих волов и хлевы овец твоих. Благословенны
житницы твои и кладовые (reliquiae) твои. Благословен ты при входе твоем и
при выходе твоем. [:] Пошлет Он благословение во всяком деле рук твоих [:] и
будешь давать в рост (fenerabis) многим народам, а сам не получишь ни от
кого взаймы (et ipse a nullo faenus accipiens) [(там же, XXVIII, 2-12)].
Вот, в качестве воздаяния за исполнение Закона, обещано благословение
как людям, так и плоду скота твоего, стаду волов твоих и хлевам овец; и нет
никакого упоминания о духовном благословении души; и не обещано ни
повинующимся [Закону], ни нарушающим [его] ничего из того, что относится к
спасению или осуждению души; но упоминается только о земных удобствах или
ущербе; вы совершенно упустили из-за них то, что наиболее важно. Я спрашиваю
далее, разве теперь, после данного нам Закона, мог ли быть естественный
закон достаточным для спасения каких-либо людей, без этих внешних и
своеобразных для Закона деяний? Ведь у вас нет никакого разумного довода
оспаривать [это], так как несомненно, что этот Закон был дан только вам и
никакому иному народу, и обрезание полагалось только Аврааму и его
потомству. К этому потомству относятся только те, кто рожден от Исаака, так
как Господь сказал ему: В Исааке наречется тебе семя [(Бытие, XXI, 12)],
Господь, который после того, как установил завет об обрезании, добавил ниже:
Но завет Мой поставлю с Исааком [(там же, XVII, 21)]. Иова же, соплеменника
[вашего], относительно которого вы не сомневаетесь, что после Авраама он жил
без Закона, Господь до такой степени отличал, что сказал: Нет подобного ему
на земле: человек непорочный и справедливый, богобоязненный и удаляющийся от
зла [(Иов, I, 8)]. Обнаруживая перед нами сам по себе свою праведность,
которой нам нужно подражать, он не упоминает ни о каких законодательных
деяниях, но только о деяниях, соответствующих естественному закону, деяниях,
которые естественный разум сам внушает каждому [человеку] (Если я ходил, -
говорит он, - в суете или если нога моя спешила на лукавство, [:] если я
отказывал нуждающимся в их просьбе и томил глаза вдовы и т.д.- [там же,
XXXI, 5, 16]), которые Он сам установил для нас, наподобие Закона, сколь
словами, столь и примерами деяния.
(Оттого и Соломон признает, что нужно было выслушать речи как
язычников, так и иудеев, говоря [следующее]: Если и иноплеменник, который не
от Твоего народи Израиля, придет из земли далекой ради имени Твоего [:] и
помолится в месте сем: Услышь с неба, с тверди обитания твоего и сделай все,
о чем будут взывать к Тебе народы, чтобы все народы земли знали имя Твое,
чтобы боялись Тебя, как народ Твои Израиль [(III Царств, VIII, 41-43)]. Вот
когда молитвы иноплеменников и всех, откуда бы ни было, совершатся, Он
обещал внять им, и вы заставите их бояться Бога, как сами [боитесь Его]; кто
же из них отчается в спасении, когда написано: Блажен муж, боящийся Господа
[(Псалмы, CXI, 1)]? И еще: Нет скудости у боящихся Его [(Псалмы, XXXIII,
10)]. Наконец, Писание упоминает, что [один] из ваших, Иеремия, живший много
лет спустя после установления [обычая] обрезания и законодательных таинств и
происходивший из семени Авраамова, еще до рождения был освящен Господом,
обратившим к нему слово: Прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал
тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя [(Иеремия, 1,5)].
Каким же, я спрашиваю, образом, вы утверждаете, что для освящения и
спасения вам необходимы те [установления], без которых тот [Иеремия], еще
нерожденный, был освящен? Или: чем в таком случае было освящение его, как не
тем, что он уже тогда по Божьему внушению верил и любил Его? Тем, кому в
самом деле присуща двоица, [вера и любовь], сим доказывается, что он, без
сомнения, праведен; те же, у кого этого нет, до сих пор стоят в стороне.)
Поэтому если эти предписания достаточны для спасения кого-либо как
[прежде], до Закона, так и ныне, то что за необходимость была подпадать под
иго Закона и приумножать преступления их многочисленными запретами? Там,
ведь, где нет Закона, нельзя и лицемерить перед ним. (И каждый жаждет
чего-либо тем более пылко, чем более понимает, что Он это запрещает и
оттягивает [от нас] как бы некоей силой, согласно поэтическому выражению:
Нас всегда влечет запретное, да мы сами стремимся к нему [(Овидий. Наука
любви, III; Элегии, 4, 17)].
Что же так важно для вас и что убеждает, ведь никого не оправдывают по
Закону, исходя из результата [трудов], ибо закон, - говорит [ап. Павел], -
производит гнев, потому что, где нет закона, нет и преступления [(Посл. к
римлянам, IV, 15)].
И еще: Я не иначе узнал, - говорит, он, - грех, как посредством закона,
ибо я не понял бы и вожделения, если бы закон не говорил: "не возжелай". Но
грех, взяв повод от заповеди, произвел во мне всякое пожелание; ибо без
закона грех мертв. Я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то
грех ожил, А я умер; и таким образом заповедь, данная для жизни, послужила
мне к смерти и т.д. [(Посл. к Римлянам. VII, 7-10)].
Таковы свидетельства, хотя я совсем не знал, что вы это признали,
однако общеизвестно, что сознание ни одного конкретного человека им не
противоречит.
Каким образом Он образует, дав [ему] Закон, собственный народ и на
каком основании Он называет своим перворожденным Израиль, на плечи которого
Он неразумно и беспричинно взвалил такое бремя? Кто мог бы уберечь вас от
проклятия Закона, вас, которые после того, как вы совершили свои
прегрешения, как вы сами сознаетесь, и после того, как потеряли Землю
обетованную, вне пределов которой вам никак нельзя исполнить Закон, и
которым не дозволено испытать вашу праведную месть и нельзя отметить
[праздник] жертвоприношениями либо дарами, установленными для отпущения
грехов, ни даже петь песни во славу Божественных законов. Потому вы сами и
признаетесь, говоря [о себе]: Как нам петь песнь Господню на земле чужой?
(Псалмы, CXXXVI, 4) Оттого, очевидно, вы и утратили столько
законоустановленных деяний, сколько слов, как и воздаяние, обещанное
Законом, и уже ни вы, ни жены ваши не могут ни очиститься, упустив
[возможность] принести жертвы либо дары, ни посвятить себя Господу, лишенные
вместе и духовенства, и храма; так что вы не можете утешиться земным
положением, вы, кто никогда не испрашивал у Бога ничего, кроме земных благ,
и не получал, как говорилось, никакого обетования, кроме как воздаяния
земными благами.
ИУДЕЙ. Ты выдвинул много взаимосвязанных возражений, которые нелегко
припомнить, чтобы ответить на каждое по порядку. Я постараюсь ответить на
них в той мере, в какой они доходили до меня.
Даже если мы признаем сейчас, что, как в случае с первыми святыми, люди
могли спастись на основании естественного закона, то есть не будучи
обрезанными, или не соблюдая иных относящихся к телу [предписаний] писаного
Закона, отсюда, однако, надо делать не тот вывод, что [с этими
предписаниями] было излишне связываться, но что они несут огромную пользу
для укрепления или надежной защиты религии и для искоренения великой
порочности. На этот счет и относительно тех [возражений], что ты привел, ты
получишь некоторые вразумительные ответы. Пока верующие там и сям жили
вперемешку с неверующими, и пока Бог не жаловал им во владение землю, они
совершенно не соблюдали закона, ибо это отделило бы их от тех, с кем они
вынуждены были жить, чтобы само это различие в [образе] жизни не породило
вражды. Но после того, как Господь увел Авраама из его земли и от родства,
чтобы дать в наследство ему и семени его [иную] землю, благодаря чему они
отделились от [других] народов, Он решил и вовсе отделить их [от них],
[потребовав] телесно выраженных знаков действия Закона, чтобы верующие, тем
менее, могли испытывать соблазн от неверующих, чем более они были отделены
от них как месторасположением, так и организацией плоти. Так, обетованием
земли, данным Аврааму и его семени, на которой Господь собрал бы свой народ
и где Он установил бы свой собственный град, Он начал учреждать Закон, по
которому они там стали бы жить, начиная с обрезания. Ведь Он знал, что наш
народ будет твердолобым, и что его легко склонить к идолопоклонству и
извращенным нравам язычников, как то было проверено последующим опытом.
Поэтому Он, обязав [людей] к соблюдению закона, ритуально отделил их как бы
стеной, таким образом, чтобы они никак не могли соединиться в общество
благодаря общению или дружеским отношениям; более того, они находятся с ними
в постоянной вражде. Обычно тесную дружбу между людьми рождает брак и общая
трапеза. Тогда, во избежание этого, Господь установил обрезание и запретил
есть тонкие кушанья. В самом деле, кажется, что знак обрезания для язычников
столь отвратителен, что если бы мы страстно желали их женщин, то они никоим
образом не согласились бы отдать их за нас, (считая, разумеется, такое
усекновение крайней плоти за высшую непристойность и отвращаясь от
божественного знака освящения как от идолопоклонства. Или же, если бы они
дали нам на это согласие, то мы содрогнулись бы соединить эту крайнюю плоть