Страница:
Объясняя своим единомышленникам, почему оппозиция 1923 года пошла на объединение с оппозицией 1925 года, Л.Д.Троцкий писал:
"Ленинградская оппозиция своевременно забила тревогу против замазывания дифференциации деревни, по поводу роста кулака и роста его влияния не только на стихийный процесс хозяйства, но и на политику Советской власти; по поводу того, что в рядах нашей собственной партии создалась под покровительством Бухарина теоретическая школа, которая явно отражает давление мелкобуржуазной стихии нашего хозяйства; ленинградская оппозиция энергично выступила против теории социализма в одной стране как теоретического оправдания национальной ограниченности".
На июньском пленуме ЦК в 1926 году Л.Д.Троцкий выступил со следующим заявлением:
"Несомненно, что в "Уроках Октября" я связывал оппортунистические сдвиги политики с именами тт. Зиновьева и Каменева. Как свидетельствует опыт идейной борьбы внутри ЦК, это было грубой ошибкой.
Объяснение этой ошибки кроется в том, что я не имел возможности следить за идейной борьбой внутри семерки и вовремя установить, что оппортунистические сдвиги вызывались группой, возглавляемой т. Сталиным, против товарищей Зиновьева и Каменева."
Как показали дальнейший ход борьбы и роль, которую в конце концов сыграл Сталин в разгроме партии, решающий промах оппозиция совершила в 1923 году, когда Сталину удалось столкнуть Зиновьева и Каменева с Троцким и обеспечить себе поддержку Бухарина, Рыкова и Томского. Самая крупная ошибка была совершена Зиновьевым, Каменевым, Бухариным и другими, не выполнившими завещания Ленина и не удалившими Сталина с поста генерального секретаря. Больше такая благоприятная ситуация для удаления Сталина уже не повторилась: он сумел завершить укомплектование партийного и государственного аппарата послушными и преданными ему людьми.
В 1923 году положение в партии, внутри страны и на международной арене не угрожало основам диктатуры пролетариата и не толкало неизбежно, как полагал Троцкий, партию и Советскую власть на путь перерождения. При правильной политике по отношению к крестьянству, при решительной борьбе с бюрократизмом и широкой внутрипартийной демократии партия могла бы продержаться у власти до подхода мировой революции. И не только продержаться. Были все возможности значительно укрепить индустриальную и пролетарскую базу страны; на основе постепенного и добровольного перехода на коллективные формы значительно поднять сельское хозяйство; осуществить культурную революцию, - то есть к моменту революции в передовых западных странах привести нашу страну значительно более цивилизованной и подготовленной к социализму.
Декларации Троцкого, Зиновьева и Каменева, если взглянуть на них ретроспективно, звучат вполне искренними и справедливыми. Никакой дипломатии здесь, видимо, не было. Если бы Троцкий с таким заявлением выступил на ХIV съезде партии, по горячим следам борьбы между Сталиным и Зиновьевым, никто не посмел бы обвинить его в беспринципности, так как именно Сталин на съезде выступил в роли защитника Троцкого, а нападал на него Зиновьев. Кто знает, может быть такая своевременная поддержка Троцким зиновьевской оппозиции могла стать поворотным пунктом истории партии... Но на ХIV съезде Троцкий молчал. И именно поэтому, и еще потому, что наиболее острая борьба в недавнем прошлом шла между Троцким и Зиновьевым, Сталину удалось представить их блок как беспринципный союз.
Две линии - линия Сталина и линия объединенной оппозиции - были диаметрально противоположными линиями внутрипартийной политики.
Сталин, стремившийся к личной власти, приспосабливал внутрипартийный и государственный режим именно к этой цели, то есть к подавлению всякого свободомыслия в партии и в народе, включая и стремление к национальному самоопределению.
Линии Троцкого, который стремился к мировой революции, соответствовал режим, способствующий подъему самодеятельности масс, свободному волеизъявлению партии, вовлечению масс во все сферы государственной, хозяйственной и общественной жизни. Только такой социализм (говоря в сегодняшних терминах, "социализм с человеческим лицом") мог стать притягательной силой для трудящихся на Западе.
Только такой социализм, при котором все национальности равны на деле, а не на словах, при котором все они получают реальное право на самоопределение, мог стать притягательной силой для национально-освободительных революций на Востоке.
Сталин прекрасно понимал, что национализация средств производства дает громадные преимущества для усиления власти центрального аппарата, который был у него в руках, а значит - для его власти. И он стоял за повсеместное обобществление средств производства - не потому, что это должно было стать первым шагом к утверждению нового социалистического строя, а потому, что это усиливало его личную власть.
Следует вспомнить, что в 1925-1927 годах Сталин и не думал о коллективизации и говорил о ней только потому, что после опубликования последних произведений Ленина не говорить о ней было невозможно. Тогда Сталин шел по пути привлечения на свою сторону крестьян путем поощрения развития индивидуальных хозяйств кредитами, удобрениями и прочим. Изменил он свою политику только тогда, когда увидел, что кулачество ограничивает его власть. Когда он увидел, что кулачество не дает хлеба государству, т.е. сопротивляется его мероприятиям, то он решил ликвидировать сопротивляющихся ему кулаков и зажиточных середняков и установить систему колхозов, полностью подчиненных его власти. Чтобы обеспечить это полное и безоговорочное подчинение, он и наказал крестьянство страшным голодом в 1932-1933 годах, решив раз навсегда отучить его от сопротивления.
С моей точки зрения, Сталин шел на коллективизацию и ликвидацию кулачества как класса вовсе не потому, что надеялся таким путем скорее построить социализм, а потому что надеялся, безоговорочно подчинив колхозы своей власти, избежать хозяйственных кризисов.
Оппозиция в те годы по-настоящему не понимала до конца сталинских планов. Она рассматривала его политику как ошибочную, как отклонение от ленинской политики, но не как полный отход от социализма к авторитарному строю.
Его зигзаг в сторону колхозов, который послужил одним из поводов для раскола троцкистской оппозиции, был вызван не пониманием вреда политики правых, а лишь желанием подавить возрастающее сопротивление его власти верхних слоев крестьянства.
Он ограниченно понимал задачи социализма не только в силу узости своего мышления, но прежде всего потому, что для него пределом стремлений была единоличная власть. Для ее полного утверждения и могущества ему не нужно было осуществление идеи колхозов, ему нужны были сами колхозы как организации, облегчающие реализацию его авторитарной политики.
Чем я могу подтвердить такое мое понимание сталинской политики тех лет?
Во-первых, тем, что Сталин в первые годы после смерти Ленина, с 1924 по 1928 годы, стоял на почве поощрения индивидуального крестьянства и был решительно против форсирования коллективизации вплоть до ХV съезда партии. Переход от одной линии к другой был совершен им стремительно.
Во-вторых, тем, что после того, как зажиточное крестьянство сократило продажу хлеба государству и тем самым стало ограничивать его экономическую власть, Сталин на другой день после ХV съезда (где он, вместе с Молотовым, громил оппозицию за ее предложение ограничить эксплуататорские тенденции кулака) стал проводить экстраординарные меры против зажиточных слоев деревни, а вскоре осуществил ликвидацию кулачества как класса.
В-третьих, если бы он исходил из интересов социализма, разве он позволил бы себе, как революционер и социалист, расправиться с миллионами людей - в полном противоречии с Марксом, Энгельсом и Лениным, рекомендовавшими приобщать крестьян к социализму только добровольно, не допуская никакой торопливости и даже намеков на принуждение?
В-четвертых, если бы в основе сталинской политики в крестьянском вопросе (как и в других) не лежали его личные мотивы, разве он установил бы практику ничем не ограниченного грабежа колхозников? Разве он заставил бы их работать бесплатно и довел по сути дела до нищенского состояния?
Может быть, Сталин, делая все это, думал, что он строит социализм - в каком-то своем понимании? Не отбрасываю такого предположения, но думаю, что, осуществляя "социализм" в этом своем понимании, он прежде всего исходил из своего стремления к неограниченной личной власти.
Каким-то, ему одному ведомым путем он в перспективе сочетал свои авторитарные идеи с социализмом, как сочетал свою великорусскую, великодержавную националистическую политику с казенным интернационализмом. Считая, что он - гений, он вел страну своим собственным путем, в сторону, противоположную той, куда указывали путь Маркс и Ленин. Его политика смахивает на феодальный социализм, и кто его знает, к какому обществу и на каком этапе намеревался он в конечном счете привести эту смесь самовластия с обобществлением. Во всяком случае его, сталинский, "социализм" ничего общего не имел с научным социализмом Маркса, Энгельса и Ленина.
Основные разногласия между сталинским большинством ЦК и Объединенным оппозиционным блоком Троцкого и Зиновьева выявились по следующим вопросам:
1. о китайской революции,
2. о строительстве социализма в одной стране,
3. об индустриализации,
4. о политике партии в деревне,
5. о внутрипартийной демократии.
б) О китайской революции
Наиболее открыто правая политика сталинско-бухаринской группы выявилась в вопросе об отношении в 1923-1927 годах к китайской революции.
Китайская политика Сталина и Коминтерна исходила из "блока четырех классов", то есть из тех же самых принципов, из которых исходил Сталин в 1917 году в своем отношении к Временному правительству Керенского. Как тогда в России, так и теперь в Китае, Сталин и Бухарин считали, что поскольку революция буржуазная, она должна осуществляться руками буржуазии, то есть Гоминдана. Роль Коминтерна в Китае в данной ситуации должна была состоять в том, чтобы подталкивать Гоминдан в сторону революции.
Несмотря на опыт русской революции, несмотря на решение II Конгресса Коминтерна по докладу Ленина о национальном и колониальном вопросах (в котором на опыте СССР и стран Востока была разработана тактика партии в период подготовки революции), Сталин и Бухарин продолжали проводить меньшевистскую политику. Недаром No 8 берлинского органа меньшевиков "Социалистический вестник" 2 апреля 1929 года оценил политику Сталина в китайской революции как меньшевистскую. "...Мартынов в "Правде", - писал "Социалистический вестник", - весьма невразумительно и... совсем "по-меньшевистски" доказывал правильность официальной позиции, настаивающей на необходимости сохранить "блок четырех классов", не спешить с разрушением коалиционного правительства, в котором рабочие заседают совместно с крупной буржуазией, не навязывая ему преждевременных социалистических задач".
Из этих же соображений Коминтерн по инициативе Сталина и Бухарина настоял на вступлении китайской компартии в Гоминдан. Эта рекомендация также противоречила позиции Ленина, изложенной им на II Конгрессе Коминтерна, где он подчеркивал: "Коммунистический Интернационал должен идти во временном союзе с буржуазной демократией, но не сливаться с нею и безусловно охранять самостоятельность пролетарского движения, даже в самой зачаточной форме". (Ленин, т.41, стр. 167)
В письме ко всем членам Китайской компартии, датированным 10.ХI.1929 года, бывший генеральный секретарь КПК Чен-Ду-сю изложил историю борьбы и взаимоотношений Китайской компартии с Коминтерном в период 1926-1927 годов. В этом письме он сообщает, что все руководство компартии Китая было против ее вступления в Гоминдан. Но на этом настаивал Далин - представитель Интернационала молодежи, затем - делегат Коминтерна Маринг, который настойчиво утверждал, что Гоминдан не является партией буржуазии, а является объединенной партией разных (?) классов, и что пролетарская партия должна вступить в ряды Гоминдана, чтобы воздействовать на него и толкать в сторону революции... Под конец Маринг поставил вопрос, намерена ли Китайская компартия повиноваться резолюции Коминтерна. "После этого, - писал Чен-Ду-сю, - руководителям молодой Китайской компартии не оставалось ничего другого, как подчиниться".
После вступления Китайской компартии в Гоминдан Сун-Ят-Сен стал настаивать на том, чтобы Китайская компартии безоговорочно подчинилась партийной дисциплине Гоминдана и не критиковала его руководство. Он предупреждал, что если Китайская компартия не подчинится этому требованию, она будет исключена из Гоминдана.
Чен-Ду-сю и ЦК Китайской компартии поставили перед Коминтерном вопрос о разрыве с Гоминданом. Этому решительно воспротивился новый представитель Коминтерна в Китае Бородин. Были забыты все указания Ленина в том же докладе II Конгрессу Коминтерна, в котором Ленин вопрос о поддержке буржуазно-освободительных движений (таких, как Гоминдан) ставил в зависимость от того, насколько эти движения действительно революционны и от того, будут или не будут их представители "препятствовать нам воспитывать и организовывать в революционном духе крестьянство и широкие массы эксплуатируемых".
20 марта 1926 года Чан-Кай-ши совершил переворот в Кантоне, во время которого была разоружена гвардия стачечного комитета. "ЦК Гоминдана, - писал Чен-Ду-сю, вынудил все коммунистические элементы покинуть руководящие учреждения Гоминдана, запретил критику сун-ят-сенизма коммунистами и постановил, чтобы списки всех лиц, вступающих в компартию, предъявлялись Гоминдану. Все это было принято" - опять-таки несмотря на то, что требования Гоминдана явно противоречили условиям, принятым II Конгрессом Коминтерна. Списки эти впоследствии были использованы руководством Гоминдана для репрессий против китайских коммунистов.
ЦК Китайской компартии стремился создать свои собственные вооруженные силы и с этой целью обратился за помощью к Бородину. "Но последний не согласился с нами, - пишет Чен-Ду-сю, - и направлял все свои силы для постоянного усиления Чан-Кай-ши. Бородин отказал в просьбе ЦК Китайской компартии выделить ему 5000 винтовок для вооружения крестьян в Гуандуне, так как это, по его словам, могло вызвать подозрения Гоминдана". "Конкретно говоря, - писал дальше Чен-Ду-сю, " это был период, когда буржуазный Гоминдан заставил пролетариат следовать за его руководством... Делегат Коминтерна открыто сказал, что коммунисты должны выполнять работу кули для Гоминдана".
Бородин был только агентом Сталина и сам не смел проявлять какой-либо инициативы. Все попытки ЦК Китайской компартии порвать с Гоминданом наталкивались на решительное сопротивление Бородина. А в это время московская "Правда" метала громы и молнии против сторонников разрыва с буржуазией. Заведующий восточным отделом Коминтерна прибыл в Китай со специальным поручением поддержать господство Гоминдана над пролетариатом.
После того, как 20 марта 1926 года Чан-Кай-ши совершил переворот в Кантоне, он стал добиваться, чтобы Гоминдан был принят в Коминтерн. Это его требование было удовлетворено: Гоминдан приняли в Коминтерн в качестве сочувствующей партии. Тогда же произошел обмен портретами между Сталиным и Чан-Кай-ши. Нужно сказать, что Троцкий тоже получил от Чан-Кай-ши портрет, но отослал его обратно и категорически отказался послать ему свой.
Прием Гоминдана в Коминтерн и демонстрация дружбы между ним и коммунистическим движением противоречили прямым предупреждениям Ленина против "перекрашивания буржуазно-освободительных течений (таких, как Гоминдан) в цвет коммунизма". (Ленин, т.41, стр.167).
Позднее, когда Чан-Кай-ши беспощадно подавил восстание рабочих Шанхая, Сталин отрицал, что Чан-Кай-ши все еще продолжает оставаться членом Коминтерна и даже то, что он вообще когда-нибудь состоял членом Коминтерна. Сталин "забыл", что по вопросу о приеме Гоминдана в Коминтерн было проведено голосование в Политбюро, зафиксированное в протоколах последнего, и что против приема Гоминдана в Коминтерн голосовал один только Троцкий. Сталин "забыл" также, что в VII пленуме ИККИ, осудившем левую оппозицию, участвовал делегат Гоминдана Шао-Ли-дзы, речь которого также имеется в протоколах пленума. Этот представитель Гоминдана обещал, что его партия под руководством Коминтерна разрешит все задачи революции, "разрешила" же она только одну - осуществила кровавое подавление восставших рабочих Шанхая.
Анализируя сегодня статьи и выступления Сталина в 1926-1927 гг., опубликованные и не опубликованные в 8 и 9 томах его собрания сочинений, поражаешься, с каким бесстыдством фальсифицировал он взгляды Ленина по национальному и колониальному вопросам.
В речи, произнесенной 5 апреля 1927 года на собрании актива московской партийной организации, Сталин отстаивал пребывание компартии Китая в составе Гоминдана и отрицал возможность измены Чан-Кай-ши. Там же он заявил: "Бородин бодрствует". Факт произнесения этой речи отмечен в биографической хронике Сталина, но сама речь в собрании сочинений отсутствует. И по понятным причинам. Ровно через неделю после оптимистических высказываний гениального провидца, 13 апреля того же года Гоминдан устроил контрреволюционный переворот в Шанхае и кровавую баню шанхайским рабочим. И в мае 1927 года, в ответе Маргулину, который писал об отклонении Сталина от политики, провозглашенной Лениным на II Конгрессе Коминтерна, Сталин уже вообще ни слова не говорит ни о приеме Гоминдана в состав Коминтерна, ни о вступлении Китайской компартии в Гоминдан. Будто ничего этого вообще не было!
О том, как происходило подавление Гоминданом восстания шанхайских рабочих, подробно рассказал на ХV съезде ВКП(б) член Исполкома Коминтерна молодежи Хитаров, направленный в Китай Сталиным и присутствовавший в Шанхае во время контрреволюционного переворота.
Хитаров говорил о бездеятельности коммунистов, стоявших во главе Шанхайского правительства. Они объясняли свою пассивность тем, что гоминдановцы либо вообще отказывались принимать участие в работе шанхайского правительства, либо затягивали - как это делали левые гоминдановцы, возглавлявшие уханьское правительство - утверждение шанхайской администрации. Сил у шанхайского правительства было достаточно. О своей поддержке шанхайского восстания заявил командир Первой дивизии чанкайшистских войск Сей-о, предупредивший шанхайское руководство о готовящемся перевороте. Он заявил, что готов со своей дивизией остаться в Шанхае, чтобы вместе с шанхайскими рабочими бороться против военного переворота. Однако руководители восстания, боясь конфликта с Чан-Кай-ши отклонили его предложение - и Первая дивизия как ненадежная была выведена чанкайшистском командованием из Шанхая и заменена второй дивизией. Через два дня после этого военный переворот совершился, и шанхайские рабочие были расстреляны.
По личному указанию Сталина эта часть сообщения Хитарова была изъята из протоколов ХV съезда, ибо шанхайское правительство только выполняло директивы Сталина.
Какую же позицию занял Сталин после контрреволюционного переворота Чан-Кай-ши в Шанхае?
Вот что писал он в апреле 1927 г. в своих тезисах "Вопросы китайской революции", написанных для пропагандистов (9-й т. собрания соч. Сталина):
"Переворот Чан-Кай-ши означает, что в Южном Китае отныне будут два лагеря, два правительства, две армии, два центра - центр революции в Ухани и центр контрреволюции в Нанкине...
Это значит, что революционный Гоминдан в Ухани, ведя решительную борьбу против утилитаризма и империализма будет превращаться на деле в орган революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства...
Из этого следует, далее, что политика тесного содружества левых и коммунистов внутри Гоминдана приобретет на данном этапе особую силу и особое значение, что это сотрудничество отражает складывающийся союз рабочих и крестьян вне Гоминдана, что без такого сотрудничества невозможна победа революции". (Сталин, собр. соч., т.9, стр.226-227)
Таким образом Сталин снова повторяет свой эксперимент, но теперь уже с левым Гоминданом.
Генеральный секретарь Китайской компартии снова поднял вопрос о выходе из левого Гоминдана. Он обратился за помощью и советом к Бородину, Тот сказал ему: "Я вполне согласен с вашей мыслью, но я знаю, что Москва никогда не позволит этого".
Это было в середине апреля 1927 года, а в конце мая того же года произошел контрреволюционный переворот "левого" Гоминдана в Ухани.
В двадцатых числах мая 1927 года в Москве происходило заседание VIII пленума ИККИ. Пленум осудил левую оппозицию (троцкистско-зиновьевский блок) за требование разрыва с "левым" Гоминданом. Телеграмма о контрреволюционном перевороте "левого" Гоминдана в Чанша пришла через несколько дней после того, как пленум осудил оппозицию. Сталин эту телеграмму от пленума скрыл.
"Изменить решение пленума ИККИ, - писал Чен-Ду-сю, - значило бы признать правоту оппозиции. На это Москва не могла пойти. Пусть гибнет Китайская революция, но да здравствует престиж сталинской бюрократии!" Когда Уханьское правительство окончательно стало на путь контрреволюционного разбоя, Москва разразилась следующей директивой:
"Порвать только с правительством Гоминдана, но не с Гоминданом".
Л.Д. Троцкий считал, что политика Сталина и Бухарина в Китае являлась пародией - не столько на большевистскую, сколько на меньшевистскую политику в 1905 году.
Троцкий был решительным противником вступления компартии Китая в Гоминдан, приема Гоминдана в Коминтерн, избрания Чан-Кай-ши почетным членом Исполкома Коминтерна. "Этим жестом, - говорил Л.Д. Троцкий, - Бухарин и Сталин демонстрировали "добрую волю" в отношении Гоминдана и ударяли по компартии Китая".
Выше уже говорилось о том, что в ответ на требование представить Гоминдану списки присоединившихся к нему коммунистов, руководство компартии хотело создать свои вооруженные силы на случай нападения Гоминдана и просило советских советников о помощи. Представители СССР категорически отказали в помощи и отвергли план создания коммунистических вооруженных сил. Это поставило компартию Китая в зависимое от Гоминдана положение. И когда Чан-Кай-ши запретил демонстрации, подавил профсоюзы и направил войска для подавления революционных крестьян, компартия не смогла прийти к ним на помощь.
Руководство Компартии Китая снова обратилось в Коминтерн с просьбой разрешить выход из Гоминдана. Бухарин отверг эту просьбу как "ультрареволюционную ересь". Сталин присоединился к нему и предостерег руководство Китайской компартии от попыток создания Советов. Уже после того, как Чан-Кай-ши начал контрреволюционное наступление на рабочих Шанхая, Сталин и Бухарин в ответ на просьбу китайских коммунистов о помощи предложили им "передать контроль над Шанхаем Гоминдану". Через некоторое время Чан-Кай-ши репрессировал десятки тысяч китайских коммунистов.
5 марта 1926 года на закрытом заседании Политбюро ЦК ВКП(б) с докладом о Китайской революции выступил Л.Д.Троцкий. Он сказал в этом докладе: "Политика компартии должна оставаться независимой от соображений советской дипломатии. Последняя может заключать сделки с буржуазными правительствами, а дело революционеров свергать это правительство".
Сталин и Бухарин во имя того, чтобы избежать столкновения с мировым империализмом, то есть во имя национальных интересов России, приносили в жертву интересы мировой революции.
Китайская революция явилась лакмусовой бумажкой для сталинской идеологии. Захватив власть в партии и стране с помощью отталкивавшихся от международной революции слоев и при косвенной, но очень действенной поддержке враждебных классов, Сталин автоматически стал вождем Коминтерна и тем самым - руководителем китайской революции. И он проявил при этом свои методы и свои качества.
Подчиняя китайских рабочих буржуазии, тормозя аграрное движение, поддерживая реакционных генералов, разоружая рабочих, препятствуя возникновению Советов и ликвидируя возникшие, Сталин выполнил до конца ту историческую роль, которую Церетели лишь пытался выполнить в России. Разница в том, что Церетели действовал на открытой арене, имея против себя большевиков, - и ему пришлось немедленно и на месте понести ответственность за попытку выдать буржуазии связанный и обманутый пролетариат.
Сталин же действовал в Китае из-за кулис, защищенный могущественным аппаратом и прикрытый знаменем большевизма.
Церетели использовал репрессии буржуазной власти против большевизма.
Сталин сам применил эти репрессии против большевиков, состоявших в оппозиции.
Репрессии буржуазии разбивались о волну подъема.
Репрессии Сталина питались волной отлива.
Вот почему Сталин получил возможность довести опыт чисто меньшевистской политики до конца в китайской революции, закончившейся трагической катастрофой.
Предоставленный самому себе, Сталин во всех больших вопросах всегда и неизменно занимал оппортунистическую позицию. Если у Сталина не было с Лениным сколько-нибудь значительных теоретических и политических конфликтов, как у Бухарина, Каменева, Зиновьева, даже Рыкова, то это потому, что Сталин никогда свои взгляды не отстаивал принципиально, и во всех случаях, когда надвигались серьезные разногласия, попросту умолкал, отходил в сторону и выжидал.
"Ленинградская оппозиция своевременно забила тревогу против замазывания дифференциации деревни, по поводу роста кулака и роста его влияния не только на стихийный процесс хозяйства, но и на политику Советской власти; по поводу того, что в рядах нашей собственной партии создалась под покровительством Бухарина теоретическая школа, которая явно отражает давление мелкобуржуазной стихии нашего хозяйства; ленинградская оппозиция энергично выступила против теории социализма в одной стране как теоретического оправдания национальной ограниченности".
На июньском пленуме ЦК в 1926 году Л.Д.Троцкий выступил со следующим заявлением:
"Несомненно, что в "Уроках Октября" я связывал оппортунистические сдвиги политики с именами тт. Зиновьева и Каменева. Как свидетельствует опыт идейной борьбы внутри ЦК, это было грубой ошибкой.
Объяснение этой ошибки кроется в том, что я не имел возможности следить за идейной борьбой внутри семерки и вовремя установить, что оппортунистические сдвиги вызывались группой, возглавляемой т. Сталиным, против товарищей Зиновьева и Каменева."
Как показали дальнейший ход борьбы и роль, которую в конце концов сыграл Сталин в разгроме партии, решающий промах оппозиция совершила в 1923 году, когда Сталину удалось столкнуть Зиновьева и Каменева с Троцким и обеспечить себе поддержку Бухарина, Рыкова и Томского. Самая крупная ошибка была совершена Зиновьевым, Каменевым, Бухариным и другими, не выполнившими завещания Ленина и не удалившими Сталина с поста генерального секретаря. Больше такая благоприятная ситуация для удаления Сталина уже не повторилась: он сумел завершить укомплектование партийного и государственного аппарата послушными и преданными ему людьми.
В 1923 году положение в партии, внутри страны и на международной арене не угрожало основам диктатуры пролетариата и не толкало неизбежно, как полагал Троцкий, партию и Советскую власть на путь перерождения. При правильной политике по отношению к крестьянству, при решительной борьбе с бюрократизмом и широкой внутрипартийной демократии партия могла бы продержаться у власти до подхода мировой революции. И не только продержаться. Были все возможности значительно укрепить индустриальную и пролетарскую базу страны; на основе постепенного и добровольного перехода на коллективные формы значительно поднять сельское хозяйство; осуществить культурную революцию, - то есть к моменту революции в передовых западных странах привести нашу страну значительно более цивилизованной и подготовленной к социализму.
Декларации Троцкого, Зиновьева и Каменева, если взглянуть на них ретроспективно, звучат вполне искренними и справедливыми. Никакой дипломатии здесь, видимо, не было. Если бы Троцкий с таким заявлением выступил на ХIV съезде партии, по горячим следам борьбы между Сталиным и Зиновьевым, никто не посмел бы обвинить его в беспринципности, так как именно Сталин на съезде выступил в роли защитника Троцкого, а нападал на него Зиновьев. Кто знает, может быть такая своевременная поддержка Троцким зиновьевской оппозиции могла стать поворотным пунктом истории партии... Но на ХIV съезде Троцкий молчал. И именно поэтому, и еще потому, что наиболее острая борьба в недавнем прошлом шла между Троцким и Зиновьевым, Сталину удалось представить их блок как беспринципный союз.
Две линии - линия Сталина и линия объединенной оппозиции - были диаметрально противоположными линиями внутрипартийной политики.
Сталин, стремившийся к личной власти, приспосабливал внутрипартийный и государственный режим именно к этой цели, то есть к подавлению всякого свободомыслия в партии и в народе, включая и стремление к национальному самоопределению.
Линии Троцкого, который стремился к мировой революции, соответствовал режим, способствующий подъему самодеятельности масс, свободному волеизъявлению партии, вовлечению масс во все сферы государственной, хозяйственной и общественной жизни. Только такой социализм (говоря в сегодняшних терминах, "социализм с человеческим лицом") мог стать притягательной силой для трудящихся на Западе.
Только такой социализм, при котором все национальности равны на деле, а не на словах, при котором все они получают реальное право на самоопределение, мог стать притягательной силой для национально-освободительных революций на Востоке.
Сталин прекрасно понимал, что национализация средств производства дает громадные преимущества для усиления власти центрального аппарата, который был у него в руках, а значит - для его власти. И он стоял за повсеместное обобществление средств производства - не потому, что это должно было стать первым шагом к утверждению нового социалистического строя, а потому, что это усиливало его личную власть.
Следует вспомнить, что в 1925-1927 годах Сталин и не думал о коллективизации и говорил о ней только потому, что после опубликования последних произведений Ленина не говорить о ней было невозможно. Тогда Сталин шел по пути привлечения на свою сторону крестьян путем поощрения развития индивидуальных хозяйств кредитами, удобрениями и прочим. Изменил он свою политику только тогда, когда увидел, что кулачество ограничивает его власть. Когда он увидел, что кулачество не дает хлеба государству, т.е. сопротивляется его мероприятиям, то он решил ликвидировать сопротивляющихся ему кулаков и зажиточных середняков и установить систему колхозов, полностью подчиненных его власти. Чтобы обеспечить это полное и безоговорочное подчинение, он и наказал крестьянство страшным голодом в 1932-1933 годах, решив раз навсегда отучить его от сопротивления.
С моей точки зрения, Сталин шел на коллективизацию и ликвидацию кулачества как класса вовсе не потому, что надеялся таким путем скорее построить социализм, а потому что надеялся, безоговорочно подчинив колхозы своей власти, избежать хозяйственных кризисов.
Оппозиция в те годы по-настоящему не понимала до конца сталинских планов. Она рассматривала его политику как ошибочную, как отклонение от ленинской политики, но не как полный отход от социализма к авторитарному строю.
Его зигзаг в сторону колхозов, который послужил одним из поводов для раскола троцкистской оппозиции, был вызван не пониманием вреда политики правых, а лишь желанием подавить возрастающее сопротивление его власти верхних слоев крестьянства.
Он ограниченно понимал задачи социализма не только в силу узости своего мышления, но прежде всего потому, что для него пределом стремлений была единоличная власть. Для ее полного утверждения и могущества ему не нужно было осуществление идеи колхозов, ему нужны были сами колхозы как организации, облегчающие реализацию его авторитарной политики.
Чем я могу подтвердить такое мое понимание сталинской политики тех лет?
Во-первых, тем, что Сталин в первые годы после смерти Ленина, с 1924 по 1928 годы, стоял на почве поощрения индивидуального крестьянства и был решительно против форсирования коллективизации вплоть до ХV съезда партии. Переход от одной линии к другой был совершен им стремительно.
Во-вторых, тем, что после того, как зажиточное крестьянство сократило продажу хлеба государству и тем самым стало ограничивать его экономическую власть, Сталин на другой день после ХV съезда (где он, вместе с Молотовым, громил оппозицию за ее предложение ограничить эксплуататорские тенденции кулака) стал проводить экстраординарные меры против зажиточных слоев деревни, а вскоре осуществил ликвидацию кулачества как класса.
В-третьих, если бы он исходил из интересов социализма, разве он позволил бы себе, как революционер и социалист, расправиться с миллионами людей - в полном противоречии с Марксом, Энгельсом и Лениным, рекомендовавшими приобщать крестьян к социализму только добровольно, не допуская никакой торопливости и даже намеков на принуждение?
В-четвертых, если бы в основе сталинской политики в крестьянском вопросе (как и в других) не лежали его личные мотивы, разве он установил бы практику ничем не ограниченного грабежа колхозников? Разве он заставил бы их работать бесплатно и довел по сути дела до нищенского состояния?
Может быть, Сталин, делая все это, думал, что он строит социализм - в каком-то своем понимании? Не отбрасываю такого предположения, но думаю, что, осуществляя "социализм" в этом своем понимании, он прежде всего исходил из своего стремления к неограниченной личной власти.
Каким-то, ему одному ведомым путем он в перспективе сочетал свои авторитарные идеи с социализмом, как сочетал свою великорусскую, великодержавную националистическую политику с казенным интернационализмом. Считая, что он - гений, он вел страну своим собственным путем, в сторону, противоположную той, куда указывали путь Маркс и Ленин. Его политика смахивает на феодальный социализм, и кто его знает, к какому обществу и на каком этапе намеревался он в конечном счете привести эту смесь самовластия с обобществлением. Во всяком случае его, сталинский, "социализм" ничего общего не имел с научным социализмом Маркса, Энгельса и Ленина.
Основные разногласия между сталинским большинством ЦК и Объединенным оппозиционным блоком Троцкого и Зиновьева выявились по следующим вопросам:
1. о китайской революции,
2. о строительстве социализма в одной стране,
3. об индустриализации,
4. о политике партии в деревне,
5. о внутрипартийной демократии.
б) О китайской революции
Наиболее открыто правая политика сталинско-бухаринской группы выявилась в вопросе об отношении в 1923-1927 годах к китайской революции.
Китайская политика Сталина и Коминтерна исходила из "блока четырех классов", то есть из тех же самых принципов, из которых исходил Сталин в 1917 году в своем отношении к Временному правительству Керенского. Как тогда в России, так и теперь в Китае, Сталин и Бухарин считали, что поскольку революция буржуазная, она должна осуществляться руками буржуазии, то есть Гоминдана. Роль Коминтерна в Китае в данной ситуации должна была состоять в том, чтобы подталкивать Гоминдан в сторону революции.
Несмотря на опыт русской революции, несмотря на решение II Конгресса Коминтерна по докладу Ленина о национальном и колониальном вопросах (в котором на опыте СССР и стран Востока была разработана тактика партии в период подготовки революции), Сталин и Бухарин продолжали проводить меньшевистскую политику. Недаром No 8 берлинского органа меньшевиков "Социалистический вестник" 2 апреля 1929 года оценил политику Сталина в китайской революции как меньшевистскую. "...Мартынов в "Правде", - писал "Социалистический вестник", - весьма невразумительно и... совсем "по-меньшевистски" доказывал правильность официальной позиции, настаивающей на необходимости сохранить "блок четырех классов", не спешить с разрушением коалиционного правительства, в котором рабочие заседают совместно с крупной буржуазией, не навязывая ему преждевременных социалистических задач".
Из этих же соображений Коминтерн по инициативе Сталина и Бухарина настоял на вступлении китайской компартии в Гоминдан. Эта рекомендация также противоречила позиции Ленина, изложенной им на II Конгрессе Коминтерна, где он подчеркивал: "Коммунистический Интернационал должен идти во временном союзе с буржуазной демократией, но не сливаться с нею и безусловно охранять самостоятельность пролетарского движения, даже в самой зачаточной форме". (Ленин, т.41, стр. 167)
В письме ко всем членам Китайской компартии, датированным 10.ХI.1929 года, бывший генеральный секретарь КПК Чен-Ду-сю изложил историю борьбы и взаимоотношений Китайской компартии с Коминтерном в период 1926-1927 годов. В этом письме он сообщает, что все руководство компартии Китая было против ее вступления в Гоминдан. Но на этом настаивал Далин - представитель Интернационала молодежи, затем - делегат Коминтерна Маринг, который настойчиво утверждал, что Гоминдан не является партией буржуазии, а является объединенной партией разных (?) классов, и что пролетарская партия должна вступить в ряды Гоминдана, чтобы воздействовать на него и толкать в сторону революции... Под конец Маринг поставил вопрос, намерена ли Китайская компартия повиноваться резолюции Коминтерна. "После этого, - писал Чен-Ду-сю, - руководителям молодой Китайской компартии не оставалось ничего другого, как подчиниться".
После вступления Китайской компартии в Гоминдан Сун-Ят-Сен стал настаивать на том, чтобы Китайская компартии безоговорочно подчинилась партийной дисциплине Гоминдана и не критиковала его руководство. Он предупреждал, что если Китайская компартия не подчинится этому требованию, она будет исключена из Гоминдана.
Чен-Ду-сю и ЦК Китайской компартии поставили перед Коминтерном вопрос о разрыве с Гоминданом. Этому решительно воспротивился новый представитель Коминтерна в Китае Бородин. Были забыты все указания Ленина в том же докладе II Конгрессу Коминтерна, в котором Ленин вопрос о поддержке буржуазно-освободительных движений (таких, как Гоминдан) ставил в зависимость от того, насколько эти движения действительно революционны и от того, будут или не будут их представители "препятствовать нам воспитывать и организовывать в революционном духе крестьянство и широкие массы эксплуатируемых".
20 марта 1926 года Чан-Кай-ши совершил переворот в Кантоне, во время которого была разоружена гвардия стачечного комитета. "ЦК Гоминдана, - писал Чен-Ду-сю, вынудил все коммунистические элементы покинуть руководящие учреждения Гоминдана, запретил критику сун-ят-сенизма коммунистами и постановил, чтобы списки всех лиц, вступающих в компартию, предъявлялись Гоминдану. Все это было принято" - опять-таки несмотря на то, что требования Гоминдана явно противоречили условиям, принятым II Конгрессом Коминтерна. Списки эти впоследствии были использованы руководством Гоминдана для репрессий против китайских коммунистов.
ЦК Китайской компартии стремился создать свои собственные вооруженные силы и с этой целью обратился за помощью к Бородину. "Но последний не согласился с нами, - пишет Чен-Ду-сю, - и направлял все свои силы для постоянного усиления Чан-Кай-ши. Бородин отказал в просьбе ЦК Китайской компартии выделить ему 5000 винтовок для вооружения крестьян в Гуандуне, так как это, по его словам, могло вызвать подозрения Гоминдана". "Конкретно говоря, - писал дальше Чен-Ду-сю, " это был период, когда буржуазный Гоминдан заставил пролетариат следовать за его руководством... Делегат Коминтерна открыто сказал, что коммунисты должны выполнять работу кули для Гоминдана".
Бородин был только агентом Сталина и сам не смел проявлять какой-либо инициативы. Все попытки ЦК Китайской компартии порвать с Гоминданом наталкивались на решительное сопротивление Бородина. А в это время московская "Правда" метала громы и молнии против сторонников разрыва с буржуазией. Заведующий восточным отделом Коминтерна прибыл в Китай со специальным поручением поддержать господство Гоминдана над пролетариатом.
После того, как 20 марта 1926 года Чан-Кай-ши совершил переворот в Кантоне, он стал добиваться, чтобы Гоминдан был принят в Коминтерн. Это его требование было удовлетворено: Гоминдан приняли в Коминтерн в качестве сочувствующей партии. Тогда же произошел обмен портретами между Сталиным и Чан-Кай-ши. Нужно сказать, что Троцкий тоже получил от Чан-Кай-ши портрет, но отослал его обратно и категорически отказался послать ему свой.
Прием Гоминдана в Коминтерн и демонстрация дружбы между ним и коммунистическим движением противоречили прямым предупреждениям Ленина против "перекрашивания буржуазно-освободительных течений (таких, как Гоминдан) в цвет коммунизма". (Ленин, т.41, стр.167).
Позднее, когда Чан-Кай-ши беспощадно подавил восстание рабочих Шанхая, Сталин отрицал, что Чан-Кай-ши все еще продолжает оставаться членом Коминтерна и даже то, что он вообще когда-нибудь состоял членом Коминтерна. Сталин "забыл", что по вопросу о приеме Гоминдана в Коминтерн было проведено голосование в Политбюро, зафиксированное в протоколах последнего, и что против приема Гоминдана в Коминтерн голосовал один только Троцкий. Сталин "забыл" также, что в VII пленуме ИККИ, осудившем левую оппозицию, участвовал делегат Гоминдана Шао-Ли-дзы, речь которого также имеется в протоколах пленума. Этот представитель Гоминдана обещал, что его партия под руководством Коминтерна разрешит все задачи революции, "разрешила" же она только одну - осуществила кровавое подавление восставших рабочих Шанхая.
Анализируя сегодня статьи и выступления Сталина в 1926-1927 гг., опубликованные и не опубликованные в 8 и 9 томах его собрания сочинений, поражаешься, с каким бесстыдством фальсифицировал он взгляды Ленина по национальному и колониальному вопросам.
В речи, произнесенной 5 апреля 1927 года на собрании актива московской партийной организации, Сталин отстаивал пребывание компартии Китая в составе Гоминдана и отрицал возможность измены Чан-Кай-ши. Там же он заявил: "Бородин бодрствует". Факт произнесения этой речи отмечен в биографической хронике Сталина, но сама речь в собрании сочинений отсутствует. И по понятным причинам. Ровно через неделю после оптимистических высказываний гениального провидца, 13 апреля того же года Гоминдан устроил контрреволюционный переворот в Шанхае и кровавую баню шанхайским рабочим. И в мае 1927 года, в ответе Маргулину, который писал об отклонении Сталина от политики, провозглашенной Лениным на II Конгрессе Коминтерна, Сталин уже вообще ни слова не говорит ни о приеме Гоминдана в состав Коминтерна, ни о вступлении Китайской компартии в Гоминдан. Будто ничего этого вообще не было!
О том, как происходило подавление Гоминданом восстания шанхайских рабочих, подробно рассказал на ХV съезде ВКП(б) член Исполкома Коминтерна молодежи Хитаров, направленный в Китай Сталиным и присутствовавший в Шанхае во время контрреволюционного переворота.
Хитаров говорил о бездеятельности коммунистов, стоявших во главе Шанхайского правительства. Они объясняли свою пассивность тем, что гоминдановцы либо вообще отказывались принимать участие в работе шанхайского правительства, либо затягивали - как это делали левые гоминдановцы, возглавлявшие уханьское правительство - утверждение шанхайской администрации. Сил у шанхайского правительства было достаточно. О своей поддержке шанхайского восстания заявил командир Первой дивизии чанкайшистских войск Сей-о, предупредивший шанхайское руководство о готовящемся перевороте. Он заявил, что готов со своей дивизией остаться в Шанхае, чтобы вместе с шанхайскими рабочими бороться против военного переворота. Однако руководители восстания, боясь конфликта с Чан-Кай-ши отклонили его предложение - и Первая дивизия как ненадежная была выведена чанкайшистском командованием из Шанхая и заменена второй дивизией. Через два дня после этого военный переворот совершился, и шанхайские рабочие были расстреляны.
По личному указанию Сталина эта часть сообщения Хитарова была изъята из протоколов ХV съезда, ибо шанхайское правительство только выполняло директивы Сталина.
Какую же позицию занял Сталин после контрреволюционного переворота Чан-Кай-ши в Шанхае?
Вот что писал он в апреле 1927 г. в своих тезисах "Вопросы китайской революции", написанных для пропагандистов (9-й т. собрания соч. Сталина):
"Переворот Чан-Кай-ши означает, что в Южном Китае отныне будут два лагеря, два правительства, две армии, два центра - центр революции в Ухани и центр контрреволюции в Нанкине...
Это значит, что революционный Гоминдан в Ухани, ведя решительную борьбу против утилитаризма и империализма будет превращаться на деле в орган революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства...
Из этого следует, далее, что политика тесного содружества левых и коммунистов внутри Гоминдана приобретет на данном этапе особую силу и особое значение, что это сотрудничество отражает складывающийся союз рабочих и крестьян вне Гоминдана, что без такого сотрудничества невозможна победа революции". (Сталин, собр. соч., т.9, стр.226-227)
Таким образом Сталин снова повторяет свой эксперимент, но теперь уже с левым Гоминданом.
Генеральный секретарь Китайской компартии снова поднял вопрос о выходе из левого Гоминдана. Он обратился за помощью и советом к Бородину, Тот сказал ему: "Я вполне согласен с вашей мыслью, но я знаю, что Москва никогда не позволит этого".
Это было в середине апреля 1927 года, а в конце мая того же года произошел контрреволюционный переворот "левого" Гоминдана в Ухани.
В двадцатых числах мая 1927 года в Москве происходило заседание VIII пленума ИККИ. Пленум осудил левую оппозицию (троцкистско-зиновьевский блок) за требование разрыва с "левым" Гоминданом. Телеграмма о контрреволюционном перевороте "левого" Гоминдана в Чанша пришла через несколько дней после того, как пленум осудил оппозицию. Сталин эту телеграмму от пленума скрыл.
"Изменить решение пленума ИККИ, - писал Чен-Ду-сю, - значило бы признать правоту оппозиции. На это Москва не могла пойти. Пусть гибнет Китайская революция, но да здравствует престиж сталинской бюрократии!" Когда Уханьское правительство окончательно стало на путь контрреволюционного разбоя, Москва разразилась следующей директивой:
"Порвать только с правительством Гоминдана, но не с Гоминданом".
Л.Д. Троцкий считал, что политика Сталина и Бухарина в Китае являлась пародией - не столько на большевистскую, сколько на меньшевистскую политику в 1905 году.
Троцкий был решительным противником вступления компартии Китая в Гоминдан, приема Гоминдана в Коминтерн, избрания Чан-Кай-ши почетным членом Исполкома Коминтерна. "Этим жестом, - говорил Л.Д. Троцкий, - Бухарин и Сталин демонстрировали "добрую волю" в отношении Гоминдана и ударяли по компартии Китая".
Выше уже говорилось о том, что в ответ на требование представить Гоминдану списки присоединившихся к нему коммунистов, руководство компартии хотело создать свои вооруженные силы на случай нападения Гоминдана и просило советских советников о помощи. Представители СССР категорически отказали в помощи и отвергли план создания коммунистических вооруженных сил. Это поставило компартию Китая в зависимое от Гоминдана положение. И когда Чан-Кай-ши запретил демонстрации, подавил профсоюзы и направил войска для подавления революционных крестьян, компартия не смогла прийти к ним на помощь.
Руководство Компартии Китая снова обратилось в Коминтерн с просьбой разрешить выход из Гоминдана. Бухарин отверг эту просьбу как "ультрареволюционную ересь". Сталин присоединился к нему и предостерег руководство Китайской компартии от попыток создания Советов. Уже после того, как Чан-Кай-ши начал контрреволюционное наступление на рабочих Шанхая, Сталин и Бухарин в ответ на просьбу китайских коммунистов о помощи предложили им "передать контроль над Шанхаем Гоминдану". Через некоторое время Чан-Кай-ши репрессировал десятки тысяч китайских коммунистов.
5 марта 1926 года на закрытом заседании Политбюро ЦК ВКП(б) с докладом о Китайской революции выступил Л.Д.Троцкий. Он сказал в этом докладе: "Политика компартии должна оставаться независимой от соображений советской дипломатии. Последняя может заключать сделки с буржуазными правительствами, а дело революционеров свергать это правительство".
Сталин и Бухарин во имя того, чтобы избежать столкновения с мировым империализмом, то есть во имя национальных интересов России, приносили в жертву интересы мировой революции.
Китайская революция явилась лакмусовой бумажкой для сталинской идеологии. Захватив власть в партии и стране с помощью отталкивавшихся от международной революции слоев и при косвенной, но очень действенной поддержке враждебных классов, Сталин автоматически стал вождем Коминтерна и тем самым - руководителем китайской революции. И он проявил при этом свои методы и свои качества.
Подчиняя китайских рабочих буржуазии, тормозя аграрное движение, поддерживая реакционных генералов, разоружая рабочих, препятствуя возникновению Советов и ликвидируя возникшие, Сталин выполнил до конца ту историческую роль, которую Церетели лишь пытался выполнить в России. Разница в том, что Церетели действовал на открытой арене, имея против себя большевиков, - и ему пришлось немедленно и на месте понести ответственность за попытку выдать буржуазии связанный и обманутый пролетариат.
Сталин же действовал в Китае из-за кулис, защищенный могущественным аппаратом и прикрытый знаменем большевизма.
Церетели использовал репрессии буржуазной власти против большевизма.
Сталин сам применил эти репрессии против большевиков, состоявших в оппозиции.
Репрессии буржуазии разбивались о волну подъема.
Репрессии Сталина питались волной отлива.
Вот почему Сталин получил возможность довести опыт чисто меньшевистской политики до конца в китайской революции, закончившейся трагической катастрофой.
Предоставленный самому себе, Сталин во всех больших вопросах всегда и неизменно занимал оппортунистическую позицию. Если у Сталина не было с Лениным сколько-нибудь значительных теоретических и политических конфликтов, как у Бухарина, Каменева, Зиновьева, даже Рыкова, то это потому, что Сталин никогда свои взгляды не отстаивал принципиально, и во всех случаях, когда надвигались серьезные разногласия, попросту умолкал, отходил в сторону и выжидал.