Страница:
Для того чтобы оценить те потери, которые понесла Красная Армия от ее обезглавливания, мне хочется дать краткую характеристику ведущим ее политическим и военным деятелям.
Ян Гамарник - начальник политического управления республики. Уже во время гражданской войны выделялся своими политическими и административными способностями. В 1923 году он примыкал на Украине к троцкистской оппозиции. Стремясь оторвать молодых, способных партийцев от оппозиции, руководившая тогда партией тройка (Зиновьев, Каменев и Сталин), переместили Гамарника с Украины на Дальний Восток, где он быстро поднялся по административной лестнице, радикально покончив с "троцкизмом". Когда перевоспитание Гамарника были завершено, его перевели в Москву и поставили во главе Политического управления Республики (ПУРа). Десять лет Гамарник занимал ответственный пост в самом центре партаппарата, в повседневном сотрудничестве с органами НКВД. Почему же Гамарник, после таинственного самоубийства, попал в списки "врагов народа"? После самоубийства Я. Гамарника по Москве ходили слухи, в кругах ответственных работников, что он вел подготовку к дворцовому перевороту и удалению Сталина от руководства.
Убедившись в том, что Сталин отходит от ленинского курса в сторону личной диктатуры, Гамарник стал привлекать к участию в перевороте крупных военачальников. С этой целью он повел переговоры с маршалом Блюхером. Последний, выслушав Гамарника, сказал ему, что он считает себя обязанным донести его предложение до сведения Политбюро. Вслед за этим разговором, 31 мая 1937 года, Гамарник покончил жизнь самоубийством.
Не исключено, что эти сведения, поступившие к Сталину от Блюхера, и послужили для него толчком к ликвидации главных деятелей Красной Армии.
М.Н. Тухачевский не принадлежал к старой большевистской гвардии. Он выдвинулся во время гражданской войны с благословения Л.Д. Троцкого. Тухачевский, несомненно, проявил себя как человек, обнаруживший выдающийся талант военного стратега. После окончания гражданской войны он неутомимо повышал свои знания, учился военному делу. Ему принадлежала идея массированного применения танков и авиации, а также осуществление десантных операций в тылу противника. Почему же Радеку было поручено назвать во время судебного следствия имя М.Н. Тухачевского? Тухачевский не мог не дорожить даровитыми военачальниками, за которых он выступал в защиту. Этого одного было достаточно, чтобы убрать его с дороги. А может быть, стало известно, что он вместе с Гамарником состоял в заговоре против Сталина? Об этом были сигналы от Бенеша.
Якир из молодого туберкулезного студента стал красным командиром. Уже на первых порах он обнаружил воображение и находчивость стратега: старые офицеры не раз с удивлением поглядывали на тщедушного комиссара, когда он спичкой тыкал в карту. Свою преданность революции и партии Якир имел случай доказать с гораздо большей непосредственностью, чем Тухачевский. После окончания гражданской войны он серьезно изучал военное дело. Авторитет, которым он пользовался, был велик и заслужен. Рядом с ним можно поставить менее блестящего, но вполне испытанного и надежного полководца гражданской войны И. Уборевича.
Этим двум военачальникам была поручена охрана западной границы СССР, и они годами готовились к своей роли в будущей великой войне.
К.Е. Ворошилов. Не секрет, писал о нем Л.Д. Троцкий, что старый большевик Ворошилов - чисто декоративная фигура. Во время гражданской войны Ворошилов, наряду с несомненной личной храбростью, проявил полное отсутствие военных качеств, вдобавок захолустную узость кругозора. Единственное его право на пост члена Политбюро и наркома обороны состоит в том, что он еще в Царицыне, в борьбе с казачеством, поддерживал оппозицию Сталина против той военной политики, которая обеспечила победу в гражданской войне. Ни Сталин, ни остальные члены Политбюро не имели, впрочем, никогда иллюзий насчет Ворошилова как военного вождя. Они стремились поэтому подпирать его квалифицированными сотрудниками. Действительными руководителями армии за последние годы перед войной до 1937 года были Тухачевский и Гамарник.
Какова роль Ворошилова в аресте Тухачевского и других, спрашивал Л.Д. Троцкий и отвечал, что связь со Сталиным гораздо больше определяла его политику, чем связь с армией. К тому же, Ворошилов, ограниченный и деспотично-взбалмошный, не мог не глядеть неприязненно на своего даровитого заместителя.
После разоблачения "культа личности Сталина", на ХХII съезде партии, выступил начальник КГБ Шелепин, который рассказал о роли Ворошилова, самой гнусной и постыдной роли, какую он сыграл в разгроме талантливых и преданных партии и советской власти полководцев Красной Армии.
С.М. Буденный. Самым выдающимся после Буденного начальником кавалерии был, несомненно, Примаков. Можно без преувеличения сказать, что после процессов во всей Красной Армии не осталось ни одного имени, кроме того же Буденного, которое могло по своей популярности, не говоря уже о талантах и знаниях, равняться с именами неожиданных преступников.
Пристального внимания заслуживает организация суда: под председательством низкопробного чиновника Ульриха группа старых генералов во главе с Буденным оказалась вынуждена выносить своим боевым товарищам приговор, продиктованный из секретариата Сталина. Это был дьявольский экзамен на верность. Остающиеся в живых военачальники отныне были закабалены Сталину тем позором, которым он намеренно покрыл их.
Сталин боялся не только Тухачевского, но и Ворошилова. Об этом свидетельствует, в частности, назначение Буденного командующим московского военного округа. В качестве старшего кавалерийского унтер-офицера, Буденный всегда презирал военный дилетантизм Ворошилова. В период совместной работы в Царицыне, как сообщал Л.Д. Троцкий, они не раз грозили друг другу револьверами. Высокая карьера сгладила внешне формы вражды, но не смягчила ее.
О том, как отразилась сталинская чистка на боеспособности армии, написано много в воспоминаниях почти всех оставшихся в живых военачальников. Я приведу несколько свидетельств:
"Советский Союз, пока строил новый мир один, - писал Г.К. Жуков, находился во враждебном капиталистическом окружении, иностранные разведки не жалели сил и средств, чтобы помешать нашему народу. Но страна и армия быстро крепли год от года, пути экономического и политического развития были ясны, всеми приняты и одобрены, в массах господствовал трудовой энтузиазм.
Тем более противоестественными, совершенно не отвечающими ни существу строя, ни конкретной обстановке в стране, сложившейся к 1937 году, явились необоснованные аресты, имевшие место в тот год.
Были арестованы видные военные, что, естественно, не могло не сказаться в какой-то степени на развитии наших вооруженных сил". (Г.К. Жуков "Воспоминания и размышления", Москва, 1969 г., стр. 147).
В другом месте той же книги Г.К. Жуков возвращается к этому вопросу:
"...Во главе частей и соединений были поставлены командно-политические кадры, еще не освоившие оперативно-тактическое искусство в соответствии с занимаемой должностью. ...Вопрос о командных кадрах вооруженных сил в 19401941 годы продолжал оставаться острым. Массовое выдвижение на высшие должности молодых, необстрелянных командиров снижало на какое-то время боеспособность армии. Накануне войны при проведении важных и больших организационных мероприятий ощущался недостаток квалифицированного командного состава, специалистов танкистов, артиллеристов и летного технического состава". (Там же, стр. 234).
Значительно правильнее и более искренно написал об этом военный историк генерал Григоренко, боец-историк, в своей статье по поводу книги А.М. Некрича "1941 - 22 июня":
"Войска Красной Армии, лишенные своих высокообразованных, опытных и авторитетных командиров, вступили в войну во главе с людьми малоподготовленными к командованию, а нередко и вовсе к нему не подготовленными. При этом войска не имели представления о ведении боевых действий по-современному". (П. Григоренко "Сокрытие исторической правды преступление перед народом").
22. Сталин и Вторая мировая война.
В канун войны
По вине Сталина и Ворошилова не только была уничтожена целая плеяда высокоталантливых, преданных революции полководцев, но вместе с их умерщвлением была отброшена, как вредительская, их стратегия и тактика, разработанная ими для предстоящей войны.
"Все пишущие на эту тему подчеркивают, - писал военный историк генерал Григоренко, - что наша военная теория значительно опередила военную мысль капиталистических стран, разработав еще в конце двадцатых и начале тридцатых годов многие положения, получившие подтверждение в ходе второй мировой войны: принципы применения больших танковых масс, массированное применение авиации, высадку и действия в глубоком вражеском тылу крупных вооруженных десантов и т.д. У Германии до 1933 года еще не было тех принципов, с которыми она начала войну. В 1932 - 1933 годах немцы только начали перенимать их у нашей армии.
...Мы в 1941 году не основывали свою военную теорию на тех принципах, которые были разработаны у нас в конце 1920-х и 1930-х годов. Эти новые военные идеи были отброшены нашей армией в порядке ликвидации последствий вредительства Тухачевского, Уборевича, Якира и др.".
Сталин, этот "великий полководец всех времен и народов", "гениальный стратег", благодаря своей преступной политике и амбициозности, не только допустил Гитлера к власти в Германии, не только обезглавил Красную Армию накануне войны с фашистской Германией, не только разоружил страну подписанием пакта с гитлеровской Германией, не только не дал возможности военным подготовиться к началу войны, он, кроме того, ослабил мощь Красной Армии, отменив теорию и организационную структуру Красной Армии, разработанную ведущими ее полководцами.
Он отказался от блистательной военной теории, которую перенял у нашей армии германский генеральный штаб, победоносно применивший ее затем на полях сражений с Польской, Французской, Английской и другими армиями, а также с успехом применял ее против Красной Армии, особенно в начальный период войны, когда Красная Армия еще не успела вернуться к старым принципам построения своих войск.
Эта правильная мысль генерала Григоренко была подтверждена многими ведущими военачальниками нашей страны.
"Быть может, читатель помнит, - писал Г.К. Жуков, - что наша армия была пионером создания крупных механизированных соединений бригад и корпусов. Однако опыт использования такого рода соединений в специфических условиях Испании был оценен неправильно, и механизированные корпуса в нашей армии были ликвидированы.
Необходимо было срочно вернуться к созданию крупных бронетанковых соединений".
Из приведенной выдержки, полностью подтверждающей мысль генерала Григоренко, видно "в какое болото мы слетели" (Ленин) благодаря ошибкам и преступлениям Сталина и Ворошилова.
В конце войны Красная Армия приступила к формированию механизированных бронетанковых соединений.
"В 1940-м году начинается формирование новых механизированных корпусов, танковых и моторизированных дивизий, - писал маршал Жуков. - ...И.В. Сталин, видимо, не имел определенного мнения по этому вопросу и колебался. Время шло, и только в марте 1941 года было принято решение о формировании просимых нами 20-ти механизированных корпусов. ...К началу войны нам удалось оснастить меньше половины формируемых корпусов. Как раз эти корпусы и сыграли большую роль в отражении первых ударов противника".
Г.К. Жуков не сообщил, как происходило само формирование механизированных корпусов. Об этом писал в своей статье генерал Григоренко:
"Переформирование было начато в самое тревожное время, накануне гитлеровского нападения на нас и проводилось явно несуразным образом. Танковые батальоны стрелковых дивизий расформировывались и обращались на формирование механизированных корпусов, которые после расформирования в 1937 - 1938-х годах снова восстанавливались.
Расформирование (танковых батальонов) произошло очень быстро. Те из корпусов, куда поступили и люди и материальная часть, новую организацию освоить не успели и вести бой в новых организационных формах не сумели. Но это еще полбеды. Вся беда состояла в том, что часть корпусов из числа значившихся на бумаге представляли из себя сборище невооруженных людей... Это по сути дела - организованно подготовленные кадры военнопленных". (Григоренко, там же).
Вместо того чтобы формирование механизированных корпусов и их обучение произвести в тылу и для этого отвести в тыл танковые батальоны стрелковых дивизий, формирование бронетанковых корпусов производилось в приграничной полосе. Те из механизированных корпусов, которые были укомплектованы, но за краткостью срока не обучены, вступили в войну неподготовленными в новых организационных формах. Те корпуса, которые обеспечили людьми, но не успели обеспечить техникой, стали действительно организованными кадрами военнопленных.
Чем же объяснить, что формирование механизированных соединений проходило так медленно и нелепо?
Все дело состояло в том, что на формирование механизированных соединений Сталин шел нехотя, как об этом писал Г.К. Жуков. Поэтому, начавшись в 1940-м году, оно не было закончено к началу войны. Только в марте 1941 года Сталин принял решение о формировании 20-ти механизированных корпусов.
Если, как пишет об этом Жуков, сформированные в канун войны механизированные соединения "сыграли большую роль в отражении первых ударов противника", несмотря на то, что войска еще не успели освоиться с новыми организационными формами, то можно себе представить, какую роль они могли сыграть в начале Великой Отечественной войны, если бы они не были расформированы в 1937 - 1938 годах.
Г.К. Жуков издал свою книгу в 1969 году, когда руководство КПСС делало все, чтобы реабилитировать Сталина. Поэтому он очень вежливо и осторожно пишет об ошибках Сталина.
Что означают слова Жукова, что "Сталин не имел определенного мнения по этому вопросу и колебался", по вопросу, который, как показал опыт войны, имел решающее значение для успеха наших войск?
Это и значит, что Сталин из соображений престижа не хотел признавать свою ошибку в части расформирования механизированных соединений в 1937 1938 годах и потому шел нехотя на создание танковых корпусов.
В силу этого создание таких соединений затянулось до кануна войны, армия не успела освоиться с новой организацией, а некоторые из этих соединений, не успевшие закончить свое формирование, стали " организованно подготовленными кадрами военнопленных".
Как известно, Сталин не спешил с подготовкой войск к войне с фашистской Германией. Вопреки всем донесениям, он считал, что опасности войны в ближайшие один-два года нет. Он был убежден в надежности подписанного с Гитлером пакта о ненападении.
"Было ясно, - писал главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов, - что генштаб не рассчитывал, что война начнется в 1941 году. Эта точка зрения исходила от Сталина, который чересчур верил заключенному с фашистской Германией пакту о ненападении, всецело доверялся ему и не хотел видеть нависшей грозной опасности". (Н.Н. Воронов "На службе военной", 1963 г., стр. 170-175).
Для характеристики мирных настроений Сталина и Молотова накануне войны, приведу одну выдержку из книги Жукова. После его назначения начальником генштаба, в феврале 1941 года, он поставил перед Сталиным вопрос о том, что
"необходимо принять срочные меры и вовремя устранить имеющиеся недостатки в обороне западных границ и в вооруженных силах. Меня перебил В.М. Молотов: "Вы что же, считаете, что нам придется воевать с немцами?" Молотов и Сталин были до того увлечены своей дружбой с Гитлером, что даже не представляли себе, что между СССР и Германией возможна война".
Г.К. Жуков вспоминал, что от момента назначения его начальником генштаба и до начала войны с Германией оставалось всего три месяца. Ознакомившись с состоянием армии, он пришел к выводу о полной неподготовленности советских вооруженных сил к такой серьезной войне, какая предстояла в ближайшее время. Он сокрушался, что оставалось мало времени для того, чтобы "можно было все поставить на свое место". С этим были связаны, по его мнению, упущения в подготовке к отражению первых ударов врага.
А если бы история отвела для начальника генштаба Красной Армии Г.К. Жукова больше времени, чем 3-3,5 месяца, удалось бы ему наверстать упущенное?
Позволил бы ему Сталин осуществить все мероприятия, которые он задумал, для отражения первого удара врага?
Размышляя над ответами на эти вопросы, Г.К. Жуков писал:
"В период назревания опасной военной обстановки мы, военные, вероятно, не сделали всего, чтобы убедить И.В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать ему необходимость проведения в жизнь срочных мероприятий, предусмотренных оперативно-мобилизационными планами".
Жуков возлагает на Сталина вину за просчет в оценке времени возможного нападения Германии на Советский Союз. Он проводил в книге мысль о том, что Сталин, в соответствии со своим личным прогнозом, не заставил все военные округа, флот, авиацию и министерство обороны вести подготовку войск и строительство оборонительных сооружений.
В результате страна и армия оказались неподготовленными к отражению первых ударов противника.
Сталин больше всего боялся первого удара гитлеровской военной машины. Об этом писали все близко соприкасавшиеся с ним военачальники. Поэтому он пошел на соглашение с Гитлером, всячески остерегался спровоцировать Германию, запрещал приводить в действие оперативно-мобилизационный план.
Но фактически вышло так, что всю свою практическую политику подготовки Красной Армии к войне он вел таким образом, что сделал этот первый удар гитлеровской военной машины наиболее разрушительным для СССР и наиболее эффективным для Германии.
Военные специалисты, окружавшие Сталина, видели и понимали назревающую опасность нападения на СССР гитлеровской Германии. Они предлагали целую систему мероприятий, ограждающих нашу страну от первого удара врага, но Сталин неизменно отклонял их предложения.
Проводить подготовку вооруженных сил к отражению нападения врага без Сталина было невозможно, так как это, прежде всего, было связано для военачальников всех рангов с опасностью применения против них крутых мер.
В чем же, в таком случае, была вина военачальников, о которой говорят и пишут историки и сам Г.К. Жуков в своих воспоминаниях?
Их вина состояла в том, что они не сумели убедить Сталина "в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время"? Все, кто писали об этом, прекрасно понимали, что убедить Сталина в необходимости приведения в действие оперативно-мобилизационных планов Красной Армии было невозможно, что настойчивые требования, от кого бы они ни исходили, об осуществлении этих планов ни к чему хорошему привести не могли. Г.К. Жуков, по-видимому, хотел дать читателям понять, что Сталин как политический руководитель страны должен был лучше, чем военные, разбираться в международной обстановке. И если, несмотря на это, военные должны были убеждать Сталина в назревающей опасности, то вина за то, что они не смогли этого сделать, никак не может падать на военных.
О том, что Г.К. Жуков думал именно так, а не иначе, о том, что он не выгораживал Сталина, свидетельствует следующее место из его книги:
"Я говорил уже о том, какие меры принимались, чтобы не дать повода Германии к развязыванию военного конфликта. Нарком обороны, генеральный штаб и командующие военными приграничными округами были предупреждены о личной ответственности за последствия, которые могут возникнуть из-за неосторожных действий наших войск. Нам было категорически запрещено производить какое-либо выдвижение войск на передовые рубежи по плану прикрытия без личного разрешения И.В. Сталина". (стр. 242-243).
Большинство журналистов, военных, дипломатов, и в их числе Чаковский, как при жизни Сталина, так и теперь, задним числом, стараются доказать, что правительство Сталина делало все для подготовки к войне. При этом перечисляется, сколько было мобилизовано людей в армию, как перестраивалась промышленность, как Сталин проводил совещания по производству новых видов вооружения т.д.
Если даже принять все это на веру, разве дело было только в этом? Главное было - привести войска в состояние полной боевой готовности к ответу на первый удар, чтобы он не был неожиданным для народа и армии.
"...Оборона страны зависит не только, иногда даже не столько, от числа людей, танков и самолетов, имеющихся на вооружении, - писал б. Наркомвоенмор Н.Г. Кузнецов, - но, прежде всего, от готовности немедленно привести их в действие, эффективно использовать, когда возникнет необходимость... Подготовка к войне - не просто накопление техники.
...Думал ли об этом Сталин? Многое, очень многое делалось. И все же нечто весьма важное было упущено. Не хватало постоянной, повседневной готовности к войне. А только в этом случае дивизии могли сыграть роль, которая им предназначалась".
Сталин и Ворошилов хвалились подготовленностью войск к войне. На деле все делалось наоборот. Вот эта готовность дивизий немедленно вступить в действие была парализована сталинской политикой, и потому, несмотря на то, что на западных границах было расположено 170 советских дивизий, они с первых часов войны были дезорганизованы, отброшены от границ или взяты в плен, а вместе с ними громадная часть техники попала в руки врага.
Все попытки Жукова, Тимошенко и других военачальников привести их в действие натыкались на категорический запрет Сталина. Даже в ночь на 22 июня, когда перебежчик сообщил, что немецкие войска начнут наступление 22 июня, и Тимошенко с Жуковым предложили Сталину дать директиву о приведении в действие плана прикрытия, И.В. Сталин заметил:
"Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть (?) вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений". (Г.К. Жуков "Воспоминания и размышления", стр. 242- 243).
Г.К. Жуков раскрывает перед читателями линию Сталина, который после подписания пакта с Гитлером последовательно, вплоть до нападения на СССР, считал, что войны с немцами можно избежать, если не поддаваться на провокации реваншистских кругов Германии. По его представлениям, Гитлер был решительно против войны с СССР. За войну с Россией выступали якобы генералы вермахта и стоящие за ними монополистические круги. На самом деле, как свидетельствуют об этом мемуары генералов вермахта, немецкий генералитет был решительно против войны с СССР. Решение о нападении на Советский Союз исходило лично от Гитлера. Этот факт является еще одним свидетельством "дальновидности" Сталина.
Г.К. Жуков знакомит нас с директивами Сталина ко всем военным организациям сверху донизу, о их полной ответственности за любые действия войск, которые могут спровоцировать ответные действия немецкой армии. Ослушаться этих указаний Сталина было невозможно, так как малейшее отклонение от директив рассматривалось Сталиным как провокационное, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Как же при таких условиях Жуков надеялся убедить Сталина в неизбежности скорой войны с Германией?
Если военные считали себя виноватыми перед страной за то, что не смогли убедить Сталина в неизбежности войны, то какова должна быть вина самого Сталина, претендующего на роль вождя советского народа, которого нужно было убеждать и который не только не понимал, в какую пропасть он тянул весь советский народ, но и не давал возможности окружающим его людям разъяснить ему обстановку.
Фактически ни Жуков, ни никто другой из числа военных и политических деятелей, окружавших Сталина, не посмел ему прямо сказать в лицо, что он ведет страну по опасному пути. Все знали, что Сталин не будет считаться с мнением других, даже самых приближенных к нему людей.
"Сталин по-прежнему полагал, - писал главный маршал артиллерии Н.Н.Воронов, - что война между фашистской Германией и Советским Союзом может возникнуть только в результате провокации со стороны фашистских военных реваншистов и больше всего боялся этих провокаций. Как известно, Сталин любил все решать сам. Он мало считался с мнением других".
Читая воспоминания маршалов, генералов и других участников войны, диву даешься, как все они, по сути рядовые люди, видели нарастающую опасность нападения фашистской Германии на СССР и как этого не видел и не понимал "гениальный вождь" и "великий полководец генералиссимус Сталин".
Все попытки Тимошенко и Жукова, Кузнецова и командующих военными округами повлиять на Сталина, чтобы ускорить ввод в действие "мероприятий, предусмотренных оперативными и мобилизационными планами" оказались тщетными.
"Введение в действие мероприятий, предусмотренных оперативными и мобилизационными планами, - писал Г.К. Жуков, - могло быть осуществлено только по особому решению правительства. Это особое решение последовало лишь в ночь на 22 июня 1941 года.
В ближайшие предвоенные месяцы в распоряжениях руководства не предусматривались все необходимые мероприятия, которые нужно было провести в особо угрожаемый военный период в кратчайшее время".
Ян Гамарник - начальник политического управления республики. Уже во время гражданской войны выделялся своими политическими и административными способностями. В 1923 году он примыкал на Украине к троцкистской оппозиции. Стремясь оторвать молодых, способных партийцев от оппозиции, руководившая тогда партией тройка (Зиновьев, Каменев и Сталин), переместили Гамарника с Украины на Дальний Восток, где он быстро поднялся по административной лестнице, радикально покончив с "троцкизмом". Когда перевоспитание Гамарника были завершено, его перевели в Москву и поставили во главе Политического управления Республики (ПУРа). Десять лет Гамарник занимал ответственный пост в самом центре партаппарата, в повседневном сотрудничестве с органами НКВД. Почему же Гамарник, после таинственного самоубийства, попал в списки "врагов народа"? После самоубийства Я. Гамарника по Москве ходили слухи, в кругах ответственных работников, что он вел подготовку к дворцовому перевороту и удалению Сталина от руководства.
Убедившись в том, что Сталин отходит от ленинского курса в сторону личной диктатуры, Гамарник стал привлекать к участию в перевороте крупных военачальников. С этой целью он повел переговоры с маршалом Блюхером. Последний, выслушав Гамарника, сказал ему, что он считает себя обязанным донести его предложение до сведения Политбюро. Вслед за этим разговором, 31 мая 1937 года, Гамарник покончил жизнь самоубийством.
Не исключено, что эти сведения, поступившие к Сталину от Блюхера, и послужили для него толчком к ликвидации главных деятелей Красной Армии.
М.Н. Тухачевский не принадлежал к старой большевистской гвардии. Он выдвинулся во время гражданской войны с благословения Л.Д. Троцкого. Тухачевский, несомненно, проявил себя как человек, обнаруживший выдающийся талант военного стратега. После окончания гражданской войны он неутомимо повышал свои знания, учился военному делу. Ему принадлежала идея массированного применения танков и авиации, а также осуществление десантных операций в тылу противника. Почему же Радеку было поручено назвать во время судебного следствия имя М.Н. Тухачевского? Тухачевский не мог не дорожить даровитыми военачальниками, за которых он выступал в защиту. Этого одного было достаточно, чтобы убрать его с дороги. А может быть, стало известно, что он вместе с Гамарником состоял в заговоре против Сталина? Об этом были сигналы от Бенеша.
Якир из молодого туберкулезного студента стал красным командиром. Уже на первых порах он обнаружил воображение и находчивость стратега: старые офицеры не раз с удивлением поглядывали на тщедушного комиссара, когда он спичкой тыкал в карту. Свою преданность революции и партии Якир имел случай доказать с гораздо большей непосредственностью, чем Тухачевский. После окончания гражданской войны он серьезно изучал военное дело. Авторитет, которым он пользовался, был велик и заслужен. Рядом с ним можно поставить менее блестящего, но вполне испытанного и надежного полководца гражданской войны И. Уборевича.
Этим двум военачальникам была поручена охрана западной границы СССР, и они годами готовились к своей роли в будущей великой войне.
К.Е. Ворошилов. Не секрет, писал о нем Л.Д. Троцкий, что старый большевик Ворошилов - чисто декоративная фигура. Во время гражданской войны Ворошилов, наряду с несомненной личной храбростью, проявил полное отсутствие военных качеств, вдобавок захолустную узость кругозора. Единственное его право на пост члена Политбюро и наркома обороны состоит в том, что он еще в Царицыне, в борьбе с казачеством, поддерживал оппозицию Сталина против той военной политики, которая обеспечила победу в гражданской войне. Ни Сталин, ни остальные члены Политбюро не имели, впрочем, никогда иллюзий насчет Ворошилова как военного вождя. Они стремились поэтому подпирать его квалифицированными сотрудниками. Действительными руководителями армии за последние годы перед войной до 1937 года были Тухачевский и Гамарник.
Какова роль Ворошилова в аресте Тухачевского и других, спрашивал Л.Д. Троцкий и отвечал, что связь со Сталиным гораздо больше определяла его политику, чем связь с армией. К тому же, Ворошилов, ограниченный и деспотично-взбалмошный, не мог не глядеть неприязненно на своего даровитого заместителя.
После разоблачения "культа личности Сталина", на ХХII съезде партии, выступил начальник КГБ Шелепин, который рассказал о роли Ворошилова, самой гнусной и постыдной роли, какую он сыграл в разгроме талантливых и преданных партии и советской власти полководцев Красной Армии.
С.М. Буденный. Самым выдающимся после Буденного начальником кавалерии был, несомненно, Примаков. Можно без преувеличения сказать, что после процессов во всей Красной Армии не осталось ни одного имени, кроме того же Буденного, которое могло по своей популярности, не говоря уже о талантах и знаниях, равняться с именами неожиданных преступников.
Пристального внимания заслуживает организация суда: под председательством низкопробного чиновника Ульриха группа старых генералов во главе с Буденным оказалась вынуждена выносить своим боевым товарищам приговор, продиктованный из секретариата Сталина. Это был дьявольский экзамен на верность. Остающиеся в живых военачальники отныне были закабалены Сталину тем позором, которым он намеренно покрыл их.
Сталин боялся не только Тухачевского, но и Ворошилова. Об этом свидетельствует, в частности, назначение Буденного командующим московского военного округа. В качестве старшего кавалерийского унтер-офицера, Буденный всегда презирал военный дилетантизм Ворошилова. В период совместной работы в Царицыне, как сообщал Л.Д. Троцкий, они не раз грозили друг другу револьверами. Высокая карьера сгладила внешне формы вражды, но не смягчила ее.
О том, как отразилась сталинская чистка на боеспособности армии, написано много в воспоминаниях почти всех оставшихся в живых военачальников. Я приведу несколько свидетельств:
"Советский Союз, пока строил новый мир один, - писал Г.К. Жуков, находился во враждебном капиталистическом окружении, иностранные разведки не жалели сил и средств, чтобы помешать нашему народу. Но страна и армия быстро крепли год от года, пути экономического и политического развития были ясны, всеми приняты и одобрены, в массах господствовал трудовой энтузиазм.
Тем более противоестественными, совершенно не отвечающими ни существу строя, ни конкретной обстановке в стране, сложившейся к 1937 году, явились необоснованные аресты, имевшие место в тот год.
Были арестованы видные военные, что, естественно, не могло не сказаться в какой-то степени на развитии наших вооруженных сил". (Г.К. Жуков "Воспоминания и размышления", Москва, 1969 г., стр. 147).
В другом месте той же книги Г.К. Жуков возвращается к этому вопросу:
"...Во главе частей и соединений были поставлены командно-политические кадры, еще не освоившие оперативно-тактическое искусство в соответствии с занимаемой должностью. ...Вопрос о командных кадрах вооруженных сил в 19401941 годы продолжал оставаться острым. Массовое выдвижение на высшие должности молодых, необстрелянных командиров снижало на какое-то время боеспособность армии. Накануне войны при проведении важных и больших организационных мероприятий ощущался недостаток квалифицированного командного состава, специалистов танкистов, артиллеристов и летного технического состава". (Там же, стр. 234).
Значительно правильнее и более искренно написал об этом военный историк генерал Григоренко, боец-историк, в своей статье по поводу книги А.М. Некрича "1941 - 22 июня":
"Войска Красной Армии, лишенные своих высокообразованных, опытных и авторитетных командиров, вступили в войну во главе с людьми малоподготовленными к командованию, а нередко и вовсе к нему не подготовленными. При этом войска не имели представления о ведении боевых действий по-современному". (П. Григоренко "Сокрытие исторической правды преступление перед народом").
22. Сталин и Вторая мировая война.
В канун войны
По вине Сталина и Ворошилова не только была уничтожена целая плеяда высокоталантливых, преданных революции полководцев, но вместе с их умерщвлением была отброшена, как вредительская, их стратегия и тактика, разработанная ими для предстоящей войны.
"Все пишущие на эту тему подчеркивают, - писал военный историк генерал Григоренко, - что наша военная теория значительно опередила военную мысль капиталистических стран, разработав еще в конце двадцатых и начале тридцатых годов многие положения, получившие подтверждение в ходе второй мировой войны: принципы применения больших танковых масс, массированное применение авиации, высадку и действия в глубоком вражеском тылу крупных вооруженных десантов и т.д. У Германии до 1933 года еще не было тех принципов, с которыми она начала войну. В 1932 - 1933 годах немцы только начали перенимать их у нашей армии.
...Мы в 1941 году не основывали свою военную теорию на тех принципах, которые были разработаны у нас в конце 1920-х и 1930-х годов. Эти новые военные идеи были отброшены нашей армией в порядке ликвидации последствий вредительства Тухачевского, Уборевича, Якира и др.".
Сталин, этот "великий полководец всех времен и народов", "гениальный стратег", благодаря своей преступной политике и амбициозности, не только допустил Гитлера к власти в Германии, не только обезглавил Красную Армию накануне войны с фашистской Германией, не только разоружил страну подписанием пакта с гитлеровской Германией, не только не дал возможности военным подготовиться к началу войны, он, кроме того, ослабил мощь Красной Армии, отменив теорию и организационную структуру Красной Армии, разработанную ведущими ее полководцами.
Он отказался от блистательной военной теории, которую перенял у нашей армии германский генеральный штаб, победоносно применивший ее затем на полях сражений с Польской, Французской, Английской и другими армиями, а также с успехом применял ее против Красной Армии, особенно в начальный период войны, когда Красная Армия еще не успела вернуться к старым принципам построения своих войск.
Эта правильная мысль генерала Григоренко была подтверждена многими ведущими военачальниками нашей страны.
"Быть может, читатель помнит, - писал Г.К. Жуков, - что наша армия была пионером создания крупных механизированных соединений бригад и корпусов. Однако опыт использования такого рода соединений в специфических условиях Испании был оценен неправильно, и механизированные корпуса в нашей армии были ликвидированы.
Необходимо было срочно вернуться к созданию крупных бронетанковых соединений".
Из приведенной выдержки, полностью подтверждающей мысль генерала Григоренко, видно "в какое болото мы слетели" (Ленин) благодаря ошибкам и преступлениям Сталина и Ворошилова.
В конце войны Красная Армия приступила к формированию механизированных бронетанковых соединений.
"В 1940-м году начинается формирование новых механизированных корпусов, танковых и моторизированных дивизий, - писал маршал Жуков. - ...И.В. Сталин, видимо, не имел определенного мнения по этому вопросу и колебался. Время шло, и только в марте 1941 года было принято решение о формировании просимых нами 20-ти механизированных корпусов. ...К началу войны нам удалось оснастить меньше половины формируемых корпусов. Как раз эти корпусы и сыграли большую роль в отражении первых ударов противника".
Г.К. Жуков не сообщил, как происходило само формирование механизированных корпусов. Об этом писал в своей статье генерал Григоренко:
"Переформирование было начато в самое тревожное время, накануне гитлеровского нападения на нас и проводилось явно несуразным образом. Танковые батальоны стрелковых дивизий расформировывались и обращались на формирование механизированных корпусов, которые после расформирования в 1937 - 1938-х годах снова восстанавливались.
Расформирование (танковых батальонов) произошло очень быстро. Те из корпусов, куда поступили и люди и материальная часть, новую организацию освоить не успели и вести бой в новых организационных формах не сумели. Но это еще полбеды. Вся беда состояла в том, что часть корпусов из числа значившихся на бумаге представляли из себя сборище невооруженных людей... Это по сути дела - организованно подготовленные кадры военнопленных". (Григоренко, там же).
Вместо того чтобы формирование механизированных корпусов и их обучение произвести в тылу и для этого отвести в тыл танковые батальоны стрелковых дивизий, формирование бронетанковых корпусов производилось в приграничной полосе. Те из механизированных корпусов, которые были укомплектованы, но за краткостью срока не обучены, вступили в войну неподготовленными в новых организационных формах. Те корпуса, которые обеспечили людьми, но не успели обеспечить техникой, стали действительно организованными кадрами военнопленных.
Чем же объяснить, что формирование механизированных соединений проходило так медленно и нелепо?
Все дело состояло в том, что на формирование механизированных соединений Сталин шел нехотя, как об этом писал Г.К. Жуков. Поэтому, начавшись в 1940-м году, оно не было закончено к началу войны. Только в марте 1941 года Сталин принял решение о формировании 20-ти механизированных корпусов.
Если, как пишет об этом Жуков, сформированные в канун войны механизированные соединения "сыграли большую роль в отражении первых ударов противника", несмотря на то, что войска еще не успели освоиться с новыми организационными формами, то можно себе представить, какую роль они могли сыграть в начале Великой Отечественной войны, если бы они не были расформированы в 1937 - 1938 годах.
Г.К. Жуков издал свою книгу в 1969 году, когда руководство КПСС делало все, чтобы реабилитировать Сталина. Поэтому он очень вежливо и осторожно пишет об ошибках Сталина.
Что означают слова Жукова, что "Сталин не имел определенного мнения по этому вопросу и колебался", по вопросу, который, как показал опыт войны, имел решающее значение для успеха наших войск?
Это и значит, что Сталин из соображений престижа не хотел признавать свою ошибку в части расформирования механизированных соединений в 1937 1938 годах и потому шел нехотя на создание танковых корпусов.
В силу этого создание таких соединений затянулось до кануна войны, армия не успела освоиться с новой организацией, а некоторые из этих соединений, не успевшие закончить свое формирование, стали " организованно подготовленными кадрами военнопленных".
Как известно, Сталин не спешил с подготовкой войск к войне с фашистской Германией. Вопреки всем донесениям, он считал, что опасности войны в ближайшие один-два года нет. Он был убежден в надежности подписанного с Гитлером пакта о ненападении.
"Было ясно, - писал главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов, - что генштаб не рассчитывал, что война начнется в 1941 году. Эта точка зрения исходила от Сталина, который чересчур верил заключенному с фашистской Германией пакту о ненападении, всецело доверялся ему и не хотел видеть нависшей грозной опасности". (Н.Н. Воронов "На службе военной", 1963 г., стр. 170-175).
Для характеристики мирных настроений Сталина и Молотова накануне войны, приведу одну выдержку из книги Жукова. После его назначения начальником генштаба, в феврале 1941 года, он поставил перед Сталиным вопрос о том, что
"необходимо принять срочные меры и вовремя устранить имеющиеся недостатки в обороне западных границ и в вооруженных силах. Меня перебил В.М. Молотов: "Вы что же, считаете, что нам придется воевать с немцами?" Молотов и Сталин были до того увлечены своей дружбой с Гитлером, что даже не представляли себе, что между СССР и Германией возможна война".
Г.К. Жуков вспоминал, что от момента назначения его начальником генштаба и до начала войны с Германией оставалось всего три месяца. Ознакомившись с состоянием армии, он пришел к выводу о полной неподготовленности советских вооруженных сил к такой серьезной войне, какая предстояла в ближайшее время. Он сокрушался, что оставалось мало времени для того, чтобы "можно было все поставить на свое место". С этим были связаны, по его мнению, упущения в подготовке к отражению первых ударов врага.
А если бы история отвела для начальника генштаба Красной Армии Г.К. Жукова больше времени, чем 3-3,5 месяца, удалось бы ему наверстать упущенное?
Позволил бы ему Сталин осуществить все мероприятия, которые он задумал, для отражения первого удара врага?
Размышляя над ответами на эти вопросы, Г.К. Жуков писал:
"В период назревания опасной военной обстановки мы, военные, вероятно, не сделали всего, чтобы убедить И.В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать ему необходимость проведения в жизнь срочных мероприятий, предусмотренных оперативно-мобилизационными планами".
Жуков возлагает на Сталина вину за просчет в оценке времени возможного нападения Германии на Советский Союз. Он проводил в книге мысль о том, что Сталин, в соответствии со своим личным прогнозом, не заставил все военные округа, флот, авиацию и министерство обороны вести подготовку войск и строительство оборонительных сооружений.
В результате страна и армия оказались неподготовленными к отражению первых ударов противника.
Сталин больше всего боялся первого удара гитлеровской военной машины. Об этом писали все близко соприкасавшиеся с ним военачальники. Поэтому он пошел на соглашение с Гитлером, всячески остерегался спровоцировать Германию, запрещал приводить в действие оперативно-мобилизационный план.
Но фактически вышло так, что всю свою практическую политику подготовки Красной Армии к войне он вел таким образом, что сделал этот первый удар гитлеровской военной машины наиболее разрушительным для СССР и наиболее эффективным для Германии.
Военные специалисты, окружавшие Сталина, видели и понимали назревающую опасность нападения на СССР гитлеровской Германии. Они предлагали целую систему мероприятий, ограждающих нашу страну от первого удара врага, но Сталин неизменно отклонял их предложения.
Проводить подготовку вооруженных сил к отражению нападения врага без Сталина было невозможно, так как это, прежде всего, было связано для военачальников всех рангов с опасностью применения против них крутых мер.
В чем же, в таком случае, была вина военачальников, о которой говорят и пишут историки и сам Г.К. Жуков в своих воспоминаниях?
Их вина состояла в том, что они не сумели убедить Сталина "в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время"? Все, кто писали об этом, прекрасно понимали, что убедить Сталина в необходимости приведения в действие оперативно-мобилизационных планов Красной Армии было невозможно, что настойчивые требования, от кого бы они ни исходили, об осуществлении этих планов ни к чему хорошему привести не могли. Г.К. Жуков, по-видимому, хотел дать читателям понять, что Сталин как политический руководитель страны должен был лучше, чем военные, разбираться в международной обстановке. И если, несмотря на это, военные должны были убеждать Сталина в назревающей опасности, то вина за то, что они не смогли этого сделать, никак не может падать на военных.
О том, что Г.К. Жуков думал именно так, а не иначе, о том, что он не выгораживал Сталина, свидетельствует следующее место из его книги:
"Я говорил уже о том, какие меры принимались, чтобы не дать повода Германии к развязыванию военного конфликта. Нарком обороны, генеральный штаб и командующие военными приграничными округами были предупреждены о личной ответственности за последствия, которые могут возникнуть из-за неосторожных действий наших войск. Нам было категорически запрещено производить какое-либо выдвижение войск на передовые рубежи по плану прикрытия без личного разрешения И.В. Сталина". (стр. 242-243).
Большинство журналистов, военных, дипломатов, и в их числе Чаковский, как при жизни Сталина, так и теперь, задним числом, стараются доказать, что правительство Сталина делало все для подготовки к войне. При этом перечисляется, сколько было мобилизовано людей в армию, как перестраивалась промышленность, как Сталин проводил совещания по производству новых видов вооружения т.д.
Если даже принять все это на веру, разве дело было только в этом? Главное было - привести войска в состояние полной боевой готовности к ответу на первый удар, чтобы он не был неожиданным для народа и армии.
"...Оборона страны зависит не только, иногда даже не столько, от числа людей, танков и самолетов, имеющихся на вооружении, - писал б. Наркомвоенмор Н.Г. Кузнецов, - но, прежде всего, от готовности немедленно привести их в действие, эффективно использовать, когда возникнет необходимость... Подготовка к войне - не просто накопление техники.
...Думал ли об этом Сталин? Многое, очень многое делалось. И все же нечто весьма важное было упущено. Не хватало постоянной, повседневной готовности к войне. А только в этом случае дивизии могли сыграть роль, которая им предназначалась".
Сталин и Ворошилов хвалились подготовленностью войск к войне. На деле все делалось наоборот. Вот эта готовность дивизий немедленно вступить в действие была парализована сталинской политикой, и потому, несмотря на то, что на западных границах было расположено 170 советских дивизий, они с первых часов войны были дезорганизованы, отброшены от границ или взяты в плен, а вместе с ними громадная часть техники попала в руки врага.
Все попытки Жукова, Тимошенко и других военачальников привести их в действие натыкались на категорический запрет Сталина. Даже в ночь на 22 июня, когда перебежчик сообщил, что немецкие войска начнут наступление 22 июня, и Тимошенко с Жуковым предложили Сталину дать директиву о приведении в действие плана прикрытия, И.В. Сталин заметил:
"Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть (?) вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений". (Г.К. Жуков "Воспоминания и размышления", стр. 242- 243).
Г.К. Жуков раскрывает перед читателями линию Сталина, который после подписания пакта с Гитлером последовательно, вплоть до нападения на СССР, считал, что войны с немцами можно избежать, если не поддаваться на провокации реваншистских кругов Германии. По его представлениям, Гитлер был решительно против войны с СССР. За войну с Россией выступали якобы генералы вермахта и стоящие за ними монополистические круги. На самом деле, как свидетельствуют об этом мемуары генералов вермахта, немецкий генералитет был решительно против войны с СССР. Решение о нападении на Советский Союз исходило лично от Гитлера. Этот факт является еще одним свидетельством "дальновидности" Сталина.
Г.К. Жуков знакомит нас с директивами Сталина ко всем военным организациям сверху донизу, о их полной ответственности за любые действия войск, которые могут спровоцировать ответные действия немецкой армии. Ослушаться этих указаний Сталина было невозможно, так как малейшее отклонение от директив рассматривалось Сталиным как провокационное, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Как же при таких условиях Жуков надеялся убедить Сталина в неизбежности скорой войны с Германией?
Если военные считали себя виноватыми перед страной за то, что не смогли убедить Сталина в неизбежности войны, то какова должна быть вина самого Сталина, претендующего на роль вождя советского народа, которого нужно было убеждать и который не только не понимал, в какую пропасть он тянул весь советский народ, но и не давал возможности окружающим его людям разъяснить ему обстановку.
Фактически ни Жуков, ни никто другой из числа военных и политических деятелей, окружавших Сталина, не посмел ему прямо сказать в лицо, что он ведет страну по опасному пути. Все знали, что Сталин не будет считаться с мнением других, даже самых приближенных к нему людей.
"Сталин по-прежнему полагал, - писал главный маршал артиллерии Н.Н.Воронов, - что война между фашистской Германией и Советским Союзом может возникнуть только в результате провокации со стороны фашистских военных реваншистов и больше всего боялся этих провокаций. Как известно, Сталин любил все решать сам. Он мало считался с мнением других".
Читая воспоминания маршалов, генералов и других участников войны, диву даешься, как все они, по сути рядовые люди, видели нарастающую опасность нападения фашистской Германии на СССР и как этого не видел и не понимал "гениальный вождь" и "великий полководец генералиссимус Сталин".
Все попытки Тимошенко и Жукова, Кузнецова и командующих военными округами повлиять на Сталина, чтобы ускорить ввод в действие "мероприятий, предусмотренных оперативными и мобилизационными планами" оказались тщетными.
"Введение в действие мероприятий, предусмотренных оперативными и мобилизационными планами, - писал Г.К. Жуков, - могло быть осуществлено только по особому решению правительства. Это особое решение последовало лишь в ночь на 22 июня 1941 года.
В ближайшие предвоенные месяцы в распоряжениях руководства не предусматривались все необходимые мероприятия, которые нужно было провести в особо угрожаемый военный период в кратчайшее время".