Абзалова Виктория. Сердце дракона

   – Вы еще живы, – просто ответила Гвиар.
   У легата гневно раздулись ноздри, но фламиника поспешила его успокоить.
   – Я не хотела оскорбить вас, но вы же понимаете, что если бы мы хотели вас убить, то сюда пришла бы не я.
   Итак, ее присутствие означает доверие и готовность к компромиссу, – легат был готов поверить в это.
   – Мы будем говорить здесь? Беседа может быть долгой.
   Фламиника немного смутилась.
   – Я не могу пригласить вас на остров – нога мужчины не должна ступать на Виртринн… Но…
   Сулла остановил ее взмахом руки. Немного отойдя, он подозвал раба и распорядился приготовить все необходимое. Спустя недолгий промежуток времени, на берегу был установлен полог, походный столик с угощением и два складных стула.
   Гвиар опустилась на один из них не лишенным грации движением, и легат рассудил, что она еще может привлечь мужчину не только разговором.
   – Я слушаю вас.
   Сулла Грецинн задумался: у него было достаточно времени, что бы подумать, но это было скорее недостатком сейчас…
   – Вам должно быть известно, о чем я хотел говорить: о драконах… – он решил действовать прямо.
   Гвиар заметно напряглась.
   – Что вы хотите знать?
   – Все, что вы можете сообщить!
   – Ничего! – заметив взгляд легата, она вскочила, тоже сильно волнуясь: не каждый день встречаются высшие лица Республики и "варваров", против которых она воюет,
   – Я понимаю, что вы думаете! Но это не так! Верите вы или нет, но нас осталось очень мало! И мы поняли, что против Республики нам не выстоять! Гораздо удобнее примириться с ее владычеством… Мы надеемся сохранить если не свою свободу, то жизнь и своих богов! Драконы нам не только не полезны, но даже опасны – не вы один можете предположить, что это друиды посылают их, и снова прольется кровь!
   – Какие значительные перемены претерпели ваши убеждения за десяток лет! – легат все еще сомневался.
   – Да как вы смеете! Ведь вам известно, что лучшие из лучших, самые гордые, самые храбрые – погибли! Вы убивали даже женщин, никогда не державших в руках ничего, кроме хирургического ножа!
   – Тем более! – легат не повышал тона, – Трудно поверить, что жажда мести вам не знакома.
   – Возможно… Но мы приняли решение сражаться с вами по-другому, – теперь уже опечаленная, жрица успокоилась и снова села, – Не телом, но духом. И вы должны поверить: мы не управляем драконами… Не имеем и не собираемся иметь к ним никакого отношения!
   Легат заинтересованно ждал продолжения.
   – Мы чтим природу, как проявление божества. И чтим человека, как часть ее.
   Драконы же – не чтят никого и ничего, кроме себя! – резко отозвалась фламиника.
   – Откуда же они взялись?
   Женщина побледнела.
   – Не думаю, что мне хотелось бы это знать!
   Теперь уже легат вскочил. Как сговорились все!
   – Вы показались мне умной женщиной! И вдруг пытаетесь убедить, что драконы и впрямь представляют собой огромных летающих ящеров?! – с раздражением воскликнул он.
   – Зверь – это их суть! Но они могут играть в людей, – тихо проговорила Гвиар.
   Вглядевшись в нее, легат заметил, что женщина испугана, и именно это убедило его в правдивости ее слов. Кем бы драконы не были, она не имеет к ним отношения, как и другие друиды. А значит, пора было возвращаться, что бы Клодию не пришлось слишком долго ждать его.
   – Я понимаю, что вам не достаточно просто моих слов… – начала фламиника, но Грецинн решительно покачал головой.
   – Я верю вам.
   На миг в ее глазах отразилось изумление.
   – Не думала когда-нибудь услышать такое от легионера Республики! Теперь я понимаю, почему именно вы посланы сюда… – проговорила она в задумчивости.
   – Почему же? – заинтересовался легат.
   – Вы не позволяете ограничить себя привычными рамками и понятиями. Вы всегда готовы воспринимать нечто новое. Это качество тем более ценно, что не утрачено до сих пор, хотя вы достигли высокого положения и уже не так молоды…
   Это была дерзость, но слышать ее было почему-то приятно.
   – Я помогу вам больше, чем мы собирались! Я думаю, что вам следует встретиться с еще одним человеком.
   – Кто он?
   – Бард. Калиессир.
   – Зачем?
   – Во-первых, он всегда в дороге и видел гораздо больше меня, а во-вторых, он единственный из тех, кого я знаю, кто был среди драконов.
   – Как мне найти его? – быстро спросил легат.
   – Он сам найдет вас. Я пошлю ему весть и надеюсь, мне удастся убедить его встретиться с республиканским прокуратором.
   После ухода жрицы, легату было о чем подумать. Он чувствовал себя неприятно растерянным, и дело было даже не в том, что он не представлял, что будет докладывать консулу и Сенату. Допустим, Лицинию можно будет просто рассказать о своих впечатлениях, но как втиснуть их в сухой и четкий доклад нобилям? Тоска проконсула, озабоченность Авла Руффина, боязливый восторг Брена, и страх друидки…
   Сулла чувствовал, что все это начинает слишком глубоко входить и в него!
 

***

 
   Мальчишка оказался настоящим сокровищем: он не болтал без умолку, но вытянуть из него что-либо было так же просто, как отнять игрушку у годовалого младенца. Хотя возможно, Клодий был к нему не справедлив, и Лей, польщенный вниманием республиканского магистрата, просто не видел нужды утаивать очевидное. Скоро трибун и так окажется в монастыре, а скрыть ежедневные тренировки братьев было бы довольно трудно.
   Да и что в них предосудительного? Клодий вполне мог представить ответ, на его недоверчивый вопрос о причине, по которой скромные монахи изнуряют себя воинскими упражнениями. Места на северной границе все же дикие, и постоять за себя должен уметь каждый.
   Тем более, что оставались еще и драконы.
   – Я слышал, что Обитель противостоит драконам… – забросил пробный мяч Клодий, задумчиво разглядывая затылок юноши.
   Лей, который только что весело улыбнулся какой-то грубоватой шутке легионера, выразительно споткнулся и ответил кратко:
   – Да.
   – И давно?
   – Как только они появились, – на этот раз юноша явно не горел желанием поддерживать разговор.
   Трибун не успел насторожиться: взгляд упал на щеку мальчишки, на которой четко выделялась вторая длинная ссадина, оставленная драконом, – и он вспомнил о странном обещании Ская. Ничего удивительного, что парнишка не хочет вспоминать об этих бестиях…
   – Эта угроза, съесть твое сердце – он говорил серьезно? – Клодий внезапно испытал к юноше нечто похожее на сочувствие.
   – Да, – спокойно подтвердил Лей, не отрывая взгляда от тропы, которая почему-то называлась дорогой, – Иногда они так делают.
   Трибуну стало не по себе.
   – А ты… давно сражаешься с драконами?
   – Нет, – он все же бросил на Клодия напряженный взгляд, и признался, – Я первый раз покинул Обитель.
   И сразу же нарвался на неприятности, – закончил про себя трибун. Парень ему понравился: подвижный, жилистый – не неумеха, за оружие знает, как браться, не трус, и к истерикам не склонен. Даром что монах.
   – Так значит, этот Скай и вправду может явиться за тобой через два месяца?
   – Да, – еще более упавшим голосом подтвердил Лей, – он придет.
   Больше расспрашивать Клодию не хотелось, но дело есть дело. Вечером в лагере, он опять подступил к монашку:
   – Зачем драконы искали вас?
   И тут парнишку словно прорвало. Он заговорил быстро, не поднимая глаз, мешая местный диалект с книжной латынью. Он словно пытался избавиться, выбросить из себя всякое воспоминание о том, что случилось в деревне, названия которой трибун так и не счел нужным узнать.
   На Клодия обрушилось море информации, щедро разбавленное эмоциями, которые Лею уже не удавалось сдерживать. Братья давно выслеживают драконов, сообщил он, потому что они – зло, твари Хаоса, стремящиеся поглотить созданную Демиургом Вселенную. Именно из-за драконов братья стали учиться сражаться и с оружием и без, скрупулезно собирая все известные типы и приемы, ибо нет священнее миссии, чем бороться со злом во всех его проявлениях… Драконы – одиночки, и монахи тоже уходили выслеживать их по одному – двое, а потом брат Кунн вернулся с известием, что найдено целое гнездо. И настоятель распорядился собрать большую группу, и в нее включили лучших и из послушников, еще не принесших обеты… И как он сам просился отпустить его, ведь тех, кто должен был идти, он легко побеждал, а настоятель не пускал, но все же разрешил… И рассказал Лей, что "гнездо" оказалось обычной заимкой, на которой жили три женщины с семью ребятишками разного пола и возраста. И что все они, даже самый младший, лет семи, дрались до последнего пытаясь хоть зубами впиться в противника, успев отправить к Всевышнему пятерых братьев…
   К этому времени юноша уже плакал. Клодий не утешал его: его первый бой был иным – в Набатейе, против войск царицы Хнемет-Амон-Анкх, – надо же, до сих пор помнит высеченное на обелиске имя! – возомнившей себя второй Хатшепсут, и ее любовника, предателя Антония Рулла…
   Но и он не мог забыть засыпанные солью земли Бостры, и жалкую горную крепостицу, которую они все же взяли… Над ней стояла тишина: мужчины убили жен и детей, по жребию избрали десятерых, убивших своих соратников и родичей, а после – один, последний, бросился на меч, исполнив над девятерыми предначертанное…
   Варварство. Дикость. Но тогда увиденное потрясло его даже несмотря на то, что он уже не был зеленым юнцом и успел принять участие в войне с Гасдрубаллом.
   Он мог понять – мальчишка, в первом же бою столкнулся с самой жестокой стороной войны, и, не успев справиться с этим грузом, – остался один на один с жутким обещанием дракона, которое похоже, принимал в серьез…
   И самое скверное, что никакой войной здесь и не пахло! Или он, трибун Клодий Север ошибается? Уж во всяком случае, он постарается обратить внимание и Валерия Грецинна и нобилей на этот якобы безвредный монастырь! Что ж это получится, если каждый захудалый храм в Республике будет иметь своих войнов?! Вот только…
   Клодий был раздосадован сверх всякой меры: ну какое ему дело до этого мальчишки?!
   Да таких на любом рынке – за десяток денариев пучок!
   Но Лей отличался редкостным характером – он словно был открыт всему миру.
   Беседуя с ним каждый день, Клодий не мог не поддаться непосредственной обворожительной искренности. И от радостей, какими бы малыми они не были, и от горестей, – Лей старался брать полной мерой, словно боялся, что ему не хватит…
   Осознав это, трибун на миг ощутил дрожь в руках – он не был суеверным, но…
   Ужели парнишке и впрямь отведено так мало?! Невольно, он тоже стал считать дни, позволенные драконом, и все раздумывал, пытаясь понять то, что видел.
   Скай… Черный Скай… Кто он такой, откуда взялся?! Драконы, которых он вел – кто они?! Слишком различны, что бы быть одним племенем, восставшим против Республики. Слишком схожи, слишком искусны, что бы быть просто бандитами, изгоями, укрывающимися в непроходимых чащобах!.. Их месть выжившим монахам за своих женщин и детей понять было можно, но в том, как они выставляли себя на показ, в чрезмерной жестокости – ему чудилось что-то еще, кроме злобы…
   Дня за два до того, как они должны были подойти к Обители, трибун принял решение.
   Он не сомневался в своей правоте, а действовать надо было раньше, чем Лей окажется в привычной обстановке и почувствует себя увереннее.
   Клодий рассеянно слушал юношу, ежевечерние беседы с которым стали уже обязательными, и как бы между делом поинтересовался, отстраненно наблюдая за реакцией мальчишки:
   – Послушай, Лей, зачем тебе монастырь? Умом ты не обижен. Невеждой тоже не назовешь: в самом Реммии мало кто из плебса читать умеет. Да и боец из тебя уже сейчас не последний!
   Лей краснел, бледнел, слушая себе славословия, – и не мог понять их причину.
   Торопясь загладить неясности, пояснил:
   – Я, славный трибун, Обители в вечное отдан. Ей и принадлежу.
   – Ты раб, Лей? – Клодий вопросительно вскинул брови.
   Статус мальчика его не смущал. Он приходился патроном уже пятнадцати предприимчивым, но верным вольноотпущеникам, благодаря чему еще не разорился до сих пор. Кроме того, если парень и впрямь окажется способен на многое – он всегда может усыновить его, умножив славу рода Северов и дав приток свежей молодой крови.
   – Нет!!! Не знаю, – ресницы юноши дернулись, но монастырская школа была хорошей – на лице его ничего не отразилось. Он пояснил, – Я был старшим в семье, но мой отец отдал меня за долги служить Обители.
   Это что-то новое! Хотя… глушь, дикость, варварство… У Клодия не было сыновей, но честь гражданина и патриция предписывала ему скорее самому броситься на меч, чем подвергнуть бесчестью свою фамилию.
   – Вот как… – искренне посочувствовал трибун.
   – Ничего… – Лей улыбнулся немного застенчиво, – Если бы не это, я до сих пор не знал бы ничего, кроме сохи и бороны!
   – Теперь ты знаешь молитвы и монастырский уклад, – усмехнулся трибун.
   – Не только! – возразил юноша, – Я умею сражаться, и раны кое-как присмотрю. А в монастыре есть книги – на всех языках мира!
   Его по-северному светлые глаза горели восторгом. Клодий поразился. И лишний раз убедился, что мальчишка стоит того, что бы вытащить его из здешнего болота.
   Далеко пойдет! Монахи свою роль уже исполнили, не позволив зачахнуть в крестьянском сыне уму и любознательности. Стоило пристроить его к делу, пока устав и вера еще не иссушили в нем жажду нового и большего, нежели отвела ему судьба.
   – Догадываюсь, ты был прилежным учеником! Но неужели тебе не хотелось увидеть мир собственными глазами?
   Юноша страшно смутился.
   – Возможно, если бы я стал миссионером… Или прославился бы благочестием, что бы меня отправили наставником в дальние храмы…
   Клодий усмехнулся тоске в его голосе: мальчишка и впрямь не так прост. Он, конечно, жаждет совершенства духа, но ради собственной цели. Одной этой фразы, было достаточно, что бы понять: свободное от молитв и тренировок время, юноша проводил над книгами, стремясь душой прочь из очерченного ему по рождению круга.
   И рассуждал парень здраво: учитывая его двусмысленное положение и чаяния, монашество для него было лучшим выходом, если не единственным.
   – Но ведь тогда, ты все равно остался бы связан Уставом и обетами, ограничения которых тяжки и весьма спорны! В чем достоинство службы не отвечающим тебе богам?
   Кроме того, я достаточно знаком с различными культами – ты знаешь, Республика не запрещает никаких богов, – и потому могу сказать, что через некоторое время ты окажешься связан настолько, что утратишь себя, и уже сам не захочешь покидать Обитель…
   Не зависимо от того, насколько верны были заключения трибуна, – он бил без промаха в те места, которые были наиболее уязвимы. Юноша изумленно молчал, собираясь с мыслями.
   – Вы искушаете меня… – выдохнул он.
   – Искушаю? – усмехнулся Клодий, – Я даю тебе шанс самому определить свою жизнь!
   Последнее слово отрезвило Лея. Он вытянулся.
   – Простите, славный трибун! Я должен известить настоятеля о драконах…
   – Конечно. Но ты подумай…
   Когда сомнительная колея все же вывела к Обители, их встретили радушно, но без подозрительного чрезмерного энтузиазма, как бы демонстрируя незыблемость своего положения. Вера – верой, но это выглядело через чур самоуверенно.
   Клодий изо всех сил изображал из себя тупого солдафона. То, что он видел, меньше всего напоминало святилище, и походило больше на форт, – небольшую крепость в тылу врага…
   Сравнение ему не понравилось. Клодий насторожился сам и постарался внушить все возможное опасение центуриону: он был уверен, что до солдат дойдет еще меньше…
   Монастырь представлял собой несколько крепких бревенчатых строений, обнесенных высоким частоколом со сторожевыми башенками. Построенными весьма грамотно, оценил Клодий. В отдалении послушники от семи до семнадцати повторяли за наставником различные движения: внешне бессмысленные, но только для того, кто не умел видеть. Плюс, до него доносился характерный звон из кузнецы: когда он оборвался – тишина стала выглядеть еще подозрительнее…
   Лациев даже не приняли сразу – первым святыми братьями был изъят Лей. Прямым оскорблением назвать это было нельзя, да и на месте настоятеля – а еще точнее командующего, он бы тоже поспешил допросить единственного уцелевшего из посланного в рейд отряда прежде гостей, зачем пожаловавших – Трисмегисту ведомо…
   Вот только вид у Лея был такой, как-будто его лишь по ошибке с братьями не похоронили… Прежде чем уйти, юноша бросил на трибуна бессознательный взгляд, и Клодий мог только посочувствовать ему. Позже, быть может он и попробует склонить мальчика к тому, что выгодно им обоим, тем более, что он был уверен – послушник справится и с этим испытанием, как он уже справился с более тяжкими… И Клодий переключился на исполнение приказа, – он всегда был хорошим исполнителем.
   Не получив в напутствие даже холодной усмешки, Лей понурившись шел за братом Воледаром. В небольшом покое, представлявшим собой не более, чем комнатушку два на два метра, украшенную лишь массивным подсвечником с девятью свечами и креслом настоятеля с его отнюдь не внушительной персоной, он незамедлительно упал на колени: не по чистоте душевной, но зная, что именно этого жеста от него и ждут.
   Настоятель Обители Обретения Истины слушал своего послушника молча. Худое бесстрастное лицо аскета казалось маской, искусно вырезанной из светлого дерева или кости.
   Лей говорил тихо, но четко. Он с удивлением понял, что способен вполне спокойно и связно изложить все происшедшее, и даже ощутил благодарность к трибуну за спровоцированную у костра вспышку откровенности, которой он по отрезвлении стыдился.
   Лей ожидал вопросов, он боялся их – опасаясь, что все же снова потеряет самообладание, но вопросов не последовало: ему было позволено удалиться и приступить к ритуалу очищения. Он хотел бы о многом спросить, поделиться своими сомнениями, но подчинился незамедлительно, свято веруя в прозорливость настоятеля.
   Едва за юношей закрылась дверь, маска слегка дрогнула в намеке на улыбку: все переживания Лея были написаны у него на лице. Мальчишке никогда не хватало только приказа, но он сам старался развивать в нем это качество, видя нечто большее, чем просто бойца. Бойцов хватает всегда, а Лею найдется лучшее применение. Хочешь яблок – посади яблоню…
   Настоятель Обители обретения поднялся в задумчивости. Сколько же мы не виделись с тобой, Скай? Тогда тебя звали совсем по-другому, да и он сам не помышлял еще о монастырском посвящении. Закадычные друзья-соперники, заклятые враги… Глупая шутка стоила им обоим и имени и судьбы, разом перевернув жизнь. Кто мог подумать, что для подведения ее итогов, они встретятся здесь, на краю цивилизации, в затерянном в лесах монастыре? Да, Скай, мы оба не умеем отступать, и нашу с тобой войну продолжат другие…
   Если бы Лей был аристократом, офицером – он бы сказал, что как и нападение на гнездо, попросту расстрелять дракона стрелами – было бы против чести. Но он был монахом, сыном крестьянина, и потому мог только инстинктивно твердить себе, что это не правильно. Скай, конечно, дьявольски опасен и Лей ему не соперник, но всегда можно найти способ избежать подлости…
   Когда он обратился к наставнику за помощью и советом, то речь его была несколько бессвязна, и брат Ликур смотрел на послушника неодобрительно: как деяние, так и недеяние постигающего Путь истины должно быть бесстрастно.
   – Честь и бесчестье, справедливость и несправедливость лишь понятия, и они относительны, – обратился монах к склонившемуся перед ним юноше, – Твои сомнения были бы простительны, если бы речь шла об обычных людях. Пока же подумай над тем, что было бы в мире, если бы страж порядка говорил о благородстве вместо того, что бы обезвредить разбойника. Драконы же хуже последнего преступника, ибо они суть мерзкие твари, нарушающие естественные законы! Ты страж, чьи действия чисты и не нуждаются в оправдании!
   Лей завершал ритуал в расстроенных мыслях и чувствах. Тело его было очищено постом, а дух – должен был быть очищен молитвой – и в этом-то и была вся загвоздка! Лишь в детстве молитвы приносили ему успокоение, позже – он даже стал бояться состояния экзальтации, поскольку считал, что Божеству открыты все его помыслы. А устремлены они были отнюдь не к благодати!
   Он знал свои грехи: он был честолюбив – бороться с этим грехом было тем труднее, что вопреки своим словам отец-настоятель, необыкновенно приблизивший его в последнее время, всячески поощрял его стремления и растравлял тщеславие. Он был горд – гордостью обездоленных, знающих о своем унижении, но принимающих подачку чтобы выжить. Он был слаб – повзрослевшее тело, жаждало ласки и неги, обладания другим соблазнительным телом. И нужного монаху смирения в нем не было ни на грош!
   Единственный пока принесенный им обет послушания – и то казался невыносимым бременем…
   Заезжий трибун сразу же углядел в нем все это, – с горечью усмехался Лей молитвенно сложив ладони, – А значит, его склонности не могли укрыться и от святых братьев-наставников, и уж тем более – от всеведущего взора отца-настоятеля, посвященного Господу и лишенного имени самым молодым в истории Обители: ему и тридцати не было… И значит, им всем, просто нужно от него что-то: то или иное… использовать какое-то его свойство, в своих, сокрытых от марионетки целях.
   "О, Господи! – Лей до крови расцарапал себе руки, – Во мне нет страха: ни перед, драконом, ни перед назначенной им участью!" И не потому, что монастырь казался ему самым безопасным местом на земле, и ни одна демоническая сущность не сможет даже переступить порог святой обители! Но: это было его деяние – и его кара… Нет – не кара! Потому что со Скаем можно было бороться! Честно – один на один: и был это не столько поединок тел, сколько поединок воль! Скай мог бы перерезать ему глотку еще там, на постоялом дворе… но не стал… Почему? Что было в этом – милосердие, жестокость? Как? В чем?
   Отчаянным жестом Лей сжал виски, скорчившись у алтаря…
   Размышляя, как лучше подготовиться к визиту дракона, игумен распорядился проводить к нему гостей. Слабо верилось, что легионер прибыл сюда искать наставления в вере, поэтому этот вопрос беспокоил даже больше дракона.
   Официально Республика не запрещала никаких культов, но весьма эффективно устраняла их неудобных служителей. Став настоятелем, он приложил все усилия по развитию миссионерской деятельности, считая, что община уже достаточно сильна для этого. Возможно ли, что их действия вызвали раздражение властей?
   Отец-настоятель расслабился, полностью очищая разум – теперь он был готов к противостоянию, и принятый Клодием простоватый вид его не обманул.
   Это было даже забавно наблюдать, но наблюдать было некому. Клодий говорил о драконах: он и не думал скрывать своей миссии. Но излишняя подозрительность иногда застит взгляд больше чем неоправданное простодушие. Отец настоятель ему не поверил.
   Предлог для посещения обители был хорош, лучше и не придумаешь. Он давал повод интересоваться боевыми умениями братьев и оружием, имеющимся в монастыре. Они оказались в невыгодной ситуации: что бы не встревожить магистрата, тренировки лучше было бы сократить, но одновременно следовало готовиться к встрече с драконом. В том, что Скай придет один, настоятель почти не сомневался – тот всегда был педантом, следуя каждому своему слову скрупулезно, а после боя в Велсе присущая ему самоуверенность должна была еще увеличиться… А если нет?
   Скай дракон, а не сумасшедший… К этой угрозе следовало отнестись серьезно, но нельзя было забывать о трибуне Севере, – он представитель власти, а любая власть нервно реагирует на демонстрацию силы, которая ей не подчиняется.
   Игумен долго и пространно повествовал о драконах – оборотнях, порожденных Хаосом на погибель. Откуда они появились никто не знает, и появились они не так давно – первое упоминание о драконе – том самом Черном Скае встречается в их летописях около тридцати лет назад…
   – Тридцати?! – опешил Клодий. Получается, что Скаю должно быть не меньше пятидесяти, но в облике дракона, которого он видел, ни что не говорило о приближении старости.
   Летописи. В Обители ведутся летописи, – и Клодий уцепился за эту мысль, немедленно попросив предоставить их ему.
   Ну вот, мы и подошли к главному… Настоятель позволил маске обозначить легкую улыбку.
   – Вы хотите просмотреть летописи за 30 лет? Быть может, что бы не тратить ваше время лучше будет, если монахи отберут нужное и сделают вам копии с записей о драконах? Одному вам не справиться…
   Увидев многоярусные стеллажи в книгохранилище обители, Клодий был вынужден согласиться: что бы разобраться в этих завалах мог потребоваться год! К тому же летописи велись на дарийском вперемешку с местным, записанным дарийскими литерами.
   Вчитываясь в первые сообщения о драконах, переведенные для него, он испытал смущенное замешательство: там действительно описывались драконы… Не некто, называющие себя драконами, а крупные крылатые ящеры…
   "…Сей аспид, цвету селадонового, – следил пальцем Клодий, – росту две сажени, и в длину дюжину локтей, имел тело гада чешуйчатого, четыре лапы с когтями в локоть, и крылья кожисты размахом в четыре сажени. Ревел зело зверообразно и могуче, клыками в два локтя щелкал, и взяв девицу, дочь кузнеца Жматиса пятнадцати зим от роду, скрывся в дремучей чащобе…" Таких сообщений было множество – ящеры появлялись в деревнях, все ближе и ближе к границам Республики. Ящеры… Крали скотину, девушек…