Чувство исторической беспредельности, сознание того, что шпионы будут даже тогда, когда человек начнет завоевывать другие планеты, для этого и устроены Большие Шпионские Ралли. Шпионаж - это искусство. Я старый мэтр этого искусства. Меня все больше угнетает вид пустоты, упадка и идеологического расстройства, в которую всюду попала наша профессия.
И вот я организовал соревнование, предназначенное возродить старинное искусство шпионажа, включая ум, изворотливость, шантаж и соблазн. В особенности соблазн.
Я мог бы слушать его весь день. Ученик у ног Великого Мэтра. На террасе появился Малыш. Он холодно посмотрел на Хоннейбана, явно пожалев, что не добавил к удару локтем в горло солидный пинок этому жизнерадостному крестьянину. Удар в солнечное сплетение стоит двух ударов в зубы... Это девиз всех инструкторов по самообороне без оружия. Нет ничего хуже человека, взращивающего злобу.
- Завтрак готов, сэр.
Петерс выпил свое шампанское и вытер рот большим шелковым платком цвета морской волны.
- В таком случае мы можем продолжить внутри. Умение насладиться яствами стола одна из обязанностей воспитанного шпиона. Вот поэтому - то я и стал изысканным ресторатором для богатых людей моего возраста, находя меньше удовольствий от постели, чем от ароматов стола.
Я проследовал за ним, а Хоннейбан, уже весь покрывшийся потом сидя в тени, поплелся за нами. У него становился все более угнетенный вид. На коленках у него появились пятна, в чем не было ничего удивительного.
Обеденный зал был в глубине дома, на верхнем этаже, с большими окнами, позволявшими видеть остров. Он был полностью отделан тиковыми дощечками, от одного дерева. Изгибы слоев повторялись по всему залу.
На одной из стен висели трофеи Петерса за долгую шпионскую жизнь. Среди них были: Крест Британской Империи, орден Ленина, Военный Крест, многочисленные яркие награды фашистской Италии, посвящение в рыцари Железного Креста, так же как и многочисленные медали, ордена, и звезды стран и режимов, существовавших в холодной атмосфере двадцатого столетия.
Напротив этих впечатляющих свидетельств помощи разным странам висели три картины Пикассо, Клейн и стояла небольшая работа Джакометти на пьедестале.
Стол был сделан из ствола огромного дерева и, судя по размерам, это должна быть калифорнийская секвойя. Приглушенное отражение смотрело на меня с его поверхности, так же как и со всех розоватых бокалов. Стол был накрыт на четыре персоны и все находившиеся на нем предметы были массивными современными шведскими серебряными изделиями.
В зал вошла девушка лет пятнадцати и я должен был ухватиться за стол, чтобы не ринуться вперед с нечленораздельным мычанием. Она была невысокого роста, светлокожая, если судить по незагорелой полоске, проступающей над бикини, с черными длинными и блестящими волосами.
На ней не было ничего, кроме белых штанишек размером с почтовую марку, а при виде её тела Папа мог бы разбить все Святые Реликвии.
Ее лицо представляло амальгаму девственной невинности и животной страсти, заставляя вас перестать дышать. Маленький вздернутый носик, огромные карие глаза и ротик, какой можно увидеть только у греческих богинь, возбуждающих страсть.
- О, Лалия, дорогая, - сказал спокойно Петерс, - поздоровайтесь с гостями.
Ростом около метра пятидесяти, с грудями, подобными маленьким потемневшим монетам, топая своими маленькими ножками по бархатистому ковру, она направилась ко мне. Приподнявшись на цыпочках, она с величайшей торжественностью поцеловала меня в губы. Я не смог удержаться, чтобы не положить руку на её плечи, ибо инстинктивно и с невероятным желанием мне захотелось ласкать её... бесконечно. Затем, величественно покачивая бедрами, она направилась к Хоннейбану. Увидя её, тот в ужасе отступил, а она, видимо очень удивленная, вернулась к Петерсу. Я был бы одним из поборников убийства этого потного и охрипшего педанта. Он стал, насколько это возможно, ещё краснее и я думаю, что в темноте он светился бы красным цветом.
Лалия все обеденное время провела на коленях у Петерса, время от времени снимая с оказывающейся рядом с её ртом вилки пищу. Она ничего не говорила, но иногда целовала его в ушко с задумчивым видом. Мне с трудом удавалось сдерживать себя от прыжка через стол и желания схватить её и скрыться с ней вместе. Я был уже почти безумен, когда Петерс, смочив пальцы в шампанском, пощекотал eе меж грудей, заставив рассмеяться. Совершенно восхитительный обед включал в себя так же белую фасоль и пиво, которым я уделил особое внимание. Пока мы поглощали пищу, Петерс продолжил свой доклад.
- Я перестал работать в 1960 году. Счел, что не смогу выдерживать некоторые физические нагрузки, важные для шпиона. Нет ничего печальнее свергнутого с пьедестала идола; актера, переставшего пользоваться успехом; растолстевшего спортсмена. Лучше уйти на отдых в зените славы. Теперь мне семьдесят. Я осел здесь, сконцентрировавшись на устрицах с горячим соусом саки.
- Тем не менее, - продолжал он дав девушке маленький глоток "Шато-Лафит" и тщательно вытирая её рот белоснежной салфеткой с золоченой монограммой, - тем не менее, я предлагаю иногда свои услуги как консультант.
Хоннейбан поглощал свою пищу столь быстро, насколько быстро мог его обслуживать Малыш. Этот кретин не мог понять, что он в гастрономическом раю... он был за количество. Мне даже стало стыдно перед столь вежливым Петерсом за своего соотечественника. В этом зале было очень приятно обедать, кондиционеры прогоняли жару: я ненавидел жару за невозможность основательно пообедать. Спинки стульев позволяли откинуться в ожидании следующего блюда. Отсюда открывался прекрасный вид и юная сожительница Петерса постоянно напоминала о прелестях жизни.
Ну так вот, все это я задумал, когда работал советником... - он дипломатично помолчал, потом передумал и заявил: - Неважно. Короче, перейдем к конечной цели соревнований. Речь идет о полном справочнике всех агентов Красного Китая на Ближнем Востоке. Имена, географическое местонахождение... полное досье. Из-за моих личных соображений, а так же из-за того, что хунвейбины сделали с моими старыми и дорогими мне друзьями, китайцы не участвуют в соревновании. Если право внесения в список стоило двадцати тысяч фунтов (нам нужны более современные самолеты для полетов в Карачи) то тем самым я дал понять, что ничто не делается просто так. Цена вводной коллекции микрофильмов - десять процентов от права внесения в список, в свободном пересчете, плюс пять процентов для победившего агента.
Малыш подал нечто похожее на птицу.
- Надеюсь, вам придется по вкусу это мясо, - сказал Петерс, наполняя мой стакан "Шато Шеваль Блан". - Фазан из Бандипура с персиковым соусом и "плодами страсти". Я завез птицу и их регулярно неумело отстреливают у подножия холма мои высокие гости. Некоторые из неумелых стрелков расходуют до пяти патронов на птицу и можно подумать, что они питаются одним свинцом, когда их подают на стол. Удивительная вещь, у многих богачей удивительно плебейский вкус. Лично я предпочитаю, чтобы моих фазанов убивал Малыш из ружья 22 калибра. Нельзя проводить время за выплевыванием дробинок и отравлять себя свинцом. Прекрасное блюдо, не так ли, мой юный шпион?
Хоннейбан продолжал запихивать пищу в рот и пережевывать её подобно бетономешалке. Он часто вытирал свой потеющий лоб, хотя ничего не пил. Я сожалел какое-то миг, что он не привык к возвышенному восприятию пищи. Вот до чего довели его слабые голосовые связки.
- Что же касается правил соревнований... Это сама простота. Вы не должны ждать помощи от вашей организации, если таковая у вас имеется. Но вы можете воспользоваться помощью любого зрителя, оказавшегося в данном месте в данное время. Все действия, запрещенные правилами, приводят к немедленной дисквалификации. Вы получите свои первые инструкции в виде телеграммы "до востребования" на ваше имя в Океаник Билдинг в лондонском аэропорту Хитроу. Дата отправления - через четыре дня.
Я хотел по возможности разнести цели, но потом решил, что это даже несколько оживит начало соревнований. Второе правило: если вы пытаетесь выудить информацию о какой-либо особе, вы должны это сделать, не прибегая к промыванию мозгов или воздействиям наркотиков. Вы должны использовать старинные способы, не столь склонные к химии.
Последнее замечание вызвало мурашки у меня на спине. Я был неспособен действовать силовыми методами... Для этого у меня недоставало характера. Тогда как добыть информацию с помощью ЛСД и скополамина вполне в моих силах. Безболевое воздействие с приятными мечтаниями. В этот миг все полученное удовольствие от принятой пищи и восхитительной Лалии испарилось, как разлившийся эфир. Я был в полнейшем ужасе от перспективы помериться силами с лучшими из оставшихся на свете и собравшимися здесь. И поклялся отплатить Руперту Квину, пославшему меня на эту галеру.
Я вполне реально оценивал его поступок.
Во-первых, мой контракт с YI Пи-Эн почти истек и он знал, что нужны будут ужасные угрозы, чтобы продлить его. Итак, я больше не работал на него. Следовательно, его не волновало, что произойдет со мной.
Во-вторых, это удобный случай отыграться. Что заставит побледнеть все прочие службы. Он придерживался теории: поддайте своему агенту хорошенько и он совершит чудеса. Я уже боялся и знал, что призывы к порядку, переданные им через Хоннейбана, только подтверждают это.
В третьих, я ничего не стоил, а мог заработать массу денег. Неплохая возможность поставить на ноги пошатнувшийся бюджет. Тем более, что это это ничего не стоит, так как выдали мне двадцать две тысячи, а в Великобритании осталась моя двадцать одна тысяча-деньги, по настоянию начальства вложенные мной в казну.
Большие Шпионские Гонки!
А мое неминуемое участие несло все отпечатки извращенного, но великолепного ума Квина. Он ничем не рисковал, кроме суммы в двадцать две тысячи фунтов и потерей посмевшего быть невежливым с ним агента. Напротив, выиграв секреты, можно удвоить его продуктовые запасы и иметь достаточно наличных, в которых он очень нуждался. Я тяжело вздохнул и мыслено спросил себя сколько может заплатить хороший букмекер, если я дотяну до тридцати? Если бы мои страховые агенты знали, как я зарабатываю на жизнь, они давно бы уже валялись на диванах у психиаторов с Уорли стрит. Я опустошил свой стакан и испепелил взглядом Хоннейбана.
- Эти соревнования, - продолжал невозмутимо Петерс, - должны реабилитировать старые методы шпионажа. Это все, что я смог сделать... И потом невозможно ведь создавать каждый год призовой фонд для лучшего шпиона. Плачевно, очень плачевно. Есть ли у вас вопросы?
- Да, исходя из вашего опыта, каким образом проходит трудная и опасная работа, в которой ничего не выгорает?
Он усмехнулся и указал вилкой в сторону Хоннейбана, продолжавшего обжираться.
- Теперь ваш черед, я думаю.
Хоннейбан повернул ко мне свои полинялые честные глаза. Он был настолько добропорядочным розовощеким мальчиком, любителем пива и радетелем живота, что не знающие его люди доверили бы ему, без колебаний, своих жен и все имущество. Он развалился на стуле и проглотил все то, что оставалось в его пасти, что вызвало на лице гримасу боли.
- Неужели вы хотите проделать это, Макальпин?
- Ради вашего начальника, конечно нет. Теперь просветите меня.
У него появилась счастливая улыбка. Я вспомнил, что многие заточенные в камеры для заключенных в Нюрнберге вампиры выглядели как честные невинные и добропорядочные люди, любящие своих арийских детей и немецких овчарок.
- Квин сказал, что если вы не будете участвовать в этом соревновании, не приложите усилий для победы, случится следующее. Первое, деньги, которые вам были выделены и конвертированы в дело, будут конфискованы.
Это удар ниже пояса, но не убедителен.
- Второе. Ваше возвращение в родное отечество не будет желательным и, в случае вашего возвращения, правительство Ее Высочества не будет расположено долго терпеть вас.
Что означает экзекуцию. В действительности это означает одно, пулю в затылок. Даже не задумывайтесь, что Квин не способен не это... Никто долго не живет в деле, основанном на угрозе, если эта угроза не исполняется.
- Третье. Если вам вздумается укрыться за рубежом, по состоянию здоровья, заинтересованные службы сочтут обязанным сообщить могущественным друзьям или даже врачам, в зависимости от того, о ком идет речь, что на его территории укрывается двойной агент и опасный изменник.
Что означает долгие годы заключения или даже скрытое уничтожение в иноземной тюрьме. без процесса, естественно. Квин действительно верен своему мерзкому персонажу.
- Но если я не выиграю гонки? Вы знаете, я не супермен.
В мире много агентов лучше меня.
Хоннейбан расцвел в улыбке.
- В случае, если вы проиграите, но при условии, что вы приложили необходимые усилия, ваше будущее будет зависеть от арбитража вашей службы.
Что в действительности очень хитро. Если в зависимости от обстоятельств наша фирма будет не в состоянии вернуть в казну деньги или микрофильм, Квину необходим козел отпущения. В чистом виде экзекуция виновного сотрудника будет действенным средством для демонстрации верховным правителям, что он не шутил. Глядя на Петерса, я бессильно развел руками.
- Когда вы сказали, это начнется?
Он перекатывал между большим и указательным пальцами очаровательный сосочек девушки. Невозможно не находить его симпатичным, несмотря на измены, страдания и смерти, неизбежно сопровождавшие его карьеру.
- 17 этого месяца. 17 - одно из моих любимых чисел в рулетке. Вы не игрок, случайно?
- Не в том случае, когда идет речь о моей жизни. По крайней мере я не сделал бы этого, будь у меня выбор.
Петерс блаженно улыбнулся.
- Но какое вы получите моральное удовлетворение! Какое бы преступление вы не совершили, вы всегда можете сказать, что действовали против воли.
- Эсэсовцы пользовались этим же, - сухо заметил я тогда как он вновь улыбнулся.
До 17-го еше четыре дня, и я не видел необходимости убивать время в Лондоне. Есть время порезвиться, прежде чем отправиться рисковать жизнью в ловушке, устроенной для меня. Я спросил мнения Петерса.
- Конечно, конечно. Сейчас начало года и у нас какое-то количество свободных апартаментов. Теперь, когда вы внесли этот роскошный взнос за право записи, Океанский Клуб может разместить вас. К несчастью, мы не можем предложить то же самое мистеру Хоннейбану, ибо он не конкурент. У нас есть несколько относительно удобных хижин с соломенными крышами, используемых прислугой Клуба. Я думаю что там вполне можно разместиться.
Больше нечего было добавить. Мы начали пить кофе. Мы с Петерсом любезно беседовали. Хоннейбан дулся в своем углу. Он ушел вместе со мной после того, как Малыш получил указание заказать минитакси. В вестибюле, пока мы ждали машину, мажордом пожал мне руку.
- Надеюсь вновь встретиться с вами, сэр. Удачи в гонках.
У него что-то было в руке и это что-то я забрал в свою. Нас, Хоннейбана и меня, отвезли на пляж. Он даже не сказал, а бросил мне таинственное предупреждение.
- Не забудьте, Макальпин, - сказал он, глядя на великолепный пейзаж сквозь очень темные квадратные очки в тяжелой оправе, - что я все время буду у вас за спиной. Мои хозяева вовсе не довольны доверием к вам этого маленького мерзавца. Я не знаю, за какую ниточку он дернул, но вы оказались единственным британским агентом, отправленным на соревнования. Естественно, я там буду не для помощи вам... Это повлечет вашу дисквалификацию. Я буду там для контроля, чтобы вы выполняли все как надо.
Он многозначительно хлопнул себя по талии. Этот кретин вполне мог быть напичкан вплоть до шерстяных носков скорострельными побрякушками.
- Жаль, что не назначили на эту работу вас, - бросил я. - Ведь придется соблазнять, вы непременно выиграли бы.
Он замкнулся, как раздраженная вошь.
В моем замке было все, включая телефон в каждой ванной комнате, по которому можно заказать, что пожелаешь, хорошо набитый холодильник и бар. Телевизор, естественно цветной, показывал старые фильмы, перемешанные с порнографическими короткометражками. Переданная Малышом записка, согласно старым шпионским правилам, была на рисовой бумаге. Я ненавидел рисовую бумагу, но, прочитав её, съел, пропустив приличную дозу Бакарди с горьким лимоном. Она гласило: "Хилтон в Лондоне, а не Хитроу в Лондоне". По-видимому Петерс совершил безумную ошибку, думая, что Хоннейбан работает на тех же, что и я. Надо отдать Квину должное. Он никогда не позволил бы типу вроде Хоннейбана приблизиться к желанной вывеске YI Пи-Эн. (По моему мнению, он не мог получить подобную дело для нашей невероятной службы, не упирая на факт, что Мали не является ни восточным, ни западным блоком и, следовательно, должна быть его вотчиной. Естественно, он не посмел рисковать, допуская соперничающие службы к соревнованию... Из опасения, что не выиграет. В официальном плане будет лучше, если он проиграет, но трофей не принесет кто-то другой.
Что до меня, то я был окружен сказочной роскошью и считал возможным ею пользоваться. Я взял плавки, вышел из своего бунгало и ступил на покрытую травой дорожку, из-за климата поливаемую каждый день, чтобы сохранить свежесть, притененную пальмами и ведущую к ближайшему бассейну. Я остановился только, чтобы купить сигарет с марихуаной, два доллара за пачку, и без единого листика табака для смягчения. действия. Там были практически все марки сигарет, производимых в мире.
Бассейн был в форме сердца и совершенно голые малинцы обоих полов плавали в нем, смеясь и вызывая интерес. Уставшие и напыщенные миллиардеры, принимающие солнечные ванны в бермудах, предпочитали оставаться в шезлонгах. В их глазах всегда читается не выходящий из их голов банковский счет. Они поглощают содержимое своих стаканов подобно обезвоженным лягушкам и молятся, чтобы не случилось кризиса до того, как к ним придет малинечка. Нырнув в бассейн и несколько раз переплыв его, я очень довольный своей формой в сравнении с этими денежными развалинами, вышел и развалился на ближайшем надувном матрасе.
Ко мне подошла и уселась рядом малинечка в бикини.
- Могу я что-то сделать для вас? - спросила она.
Я достал сигарету из впервые увиденной подобной пачки маленькое розовое сердечко, очень психоделичное.
- У вас нет огонька?
Она ушла своими маленькими ножками. Видя все эти забавы вокруг, я был настолько задавлен мыслью о возможности моей гибели, что старался как можно быстрее оказаться под действием наркотика. Она вернулась с золотой "Зиппо". Я прикурил. Травка была отличная. Не успев и глазом моргнуть, я уже почувствовал её действие. Каждой порой своего тела, купающегося в солнечных лучах. Даже толстые миллиардеры с их огромными сигарами и животами стали мне гораздо симпатичнее. Я решил, по логике наркомана, вернуться сюда в случае удачи и жить здесь до конца своих дней. Или может быть попытаться завербоваться в империю Петерса. Может быть он возьмет ещё одного (очень молодого) шпиона, если тот справится.
- Банзай! - бессильно воскликнул я, куря вторую сигарету, и рассмеялся своей собственной шутке. Внезапно девушка то рассмеялась. Я плакал от смеха, когда хорошо знакомый мне голос вернул меня на землю.
- Еще травки, Филип?
Я поднял глаза и увидел в желтом бикини тощую фигуру Стефани с темными волосами, спадающими подобно занавесям. Карие глаза скрывали темные очки. Моя старая подружка из Штатов.
- Стеф, - воскликнул я и некоторые лежавшие неподалеку отдыхающие недоброжелательно посмотрели на нас. - Что ты делаешь на этом тропическом острове?
Она уселась на корточках рядом со мной и взяла мою сигарету. Ее глаза засияли и она глубоко затянулась, немного закашлявшись, ибо это было слишком резко.
- Один из моих соотечественников, вон тот коротышка атлетического сложения с выпадающими волосами пожелал увести меня подальше от лондонского бара. Он напичкан деньгами... Он производит боеголовки ракет или что-то в этом роде... не знаю.
Это похоже на Стефани. Она умирает от голода в чужом городе вдали от родного дома, рыцарь, делающий деньги, врывается в её жизнь. Он спасает её от блуда. После чего она вновь скрывается, ибо на ней хотели жениться, или удушить её, или что-то еще. Появился производитель ракет и сел рядом. Выглядел он поприятнее, чем большинство толстомордых. В считанные секунды мы все до смерти накурились лись и были очень счастливы.
Его звали Зеке или ещё как-то, но на библейский манер. Стефани говорила, он то, что надо. Я был с ней согласен. Он не докучал своими деньгами и не утомлял разговорами о своем бизнесе, зато согласился заплатить по счету и улыбнулся, показывая великолепно пломбированные зубы. Он не спросил даже меня, как это делали до него, почему Стефания такой взбалмошный ребенок, ибо она не только мила и я могу позволить выправить ей мозги. Очень жаль видеть падение её таланта (пусть и слабого) и её живости (она чуть живее мертвеца вне гроба). Когда вам говорят, что все богачи негодяи, не верьте этому. Только часть из них очень скучна и слишком изнурена, ибо ещё больше денег - единственная вещь, которую они не могут купить.
Я мало видел Хоннейбана в последующие дни. У него случился солнечный удар. Он казался развалиной. Может быть это солнечный ожег съедал его или клопы в хижине, но он очень чесался. Вообще у него был не слишком счастливый вид и большую часть времени он проводил за потреблением холодного пива у посадочной полосы, ожидая, когда я попытаюсь убраться, чтобы последовать за мной.
В обществе Стефани и Зеке было восхитительно. Отчасти потому, что он все оплачивал, а ещё из-за того, что оба были мне симпатичны. Несколько месяцев назад существовала безумная платоническая связь между Стеф и мной. Пусть говорят все что угодно о новой морали, но ужасно трудно сделать так, чтобы спать со всеми встречными девушками. Это так же тяжело, как и обратное. Я никогда не был сторонником общепринятых правил и люблю время от времени, иметь дело с девушками, не претендующими больше чем на дружбу.
В конце концов я отправился к Хоннейбану сказать о своем отъезде, чтобы он заказал место в том же самолете. Я знал, что он это тут же сделает, увидев мое имя в списке пассажиров. Мне не хотелось слышать восклицаний, когда он окажется сидящим напротив меня: "Ах, я все же поймал вас". Он поворчал, но оказался там, когда я прощался со Стеф прежде чем подняться в "Де Хавиленд".
Я провел с ним два часа в Карачи, задыхаясь из-за того, что отказала система кондиционирования, прежде чем мы поднялись в самолет ПАНАМ на Лондон. Я принял снотворное после взлета... Мне предстояли долгие часы перелета, хотя я не переносил эти наполненные керосином внезапно падающие машины. В Риме я ещё спал и проснулся лишь перед Англией. Хоннейбан привычно бодрствовал, следя за мной, весь перелет. Я представил себе, что он думает, будто у меня спрятан небольшой парашют в кобуре.
В Лондоне у него камень с души свалился и мы вместе созерцали нашу метеорологически прекрасную отчизну.
- Ну же, Хоннейбан, моя машина на стоянке. Позвольте мне немного поберечь трещащий по швам бюджет Си-Ай 6.
Он даже не поблагодарил, когда высаживался у Марбл Эпр.
- До скорого, - сподобился буркнуть он, направляясь в метро. Я вернулся к себе и позвонил Жозефине. Та была свободна, благо было девять часов вечера, и примчалась на такси в Хэмпстед. Она разбудила меня, но мне не составило труда открыть ей.
- Филип, как ты загорел, - сказала она, сбрасывая демаркационную полоску купальника.
Как прекрасно вновь ощутить британский комфорт!
Глава седьмая.
Вперед, вперед, сыграй игру!
Военный клич развалившейся империи.
Следующее утро было 17-е. Я тщательно оделся, выбрав рыжеватую куртку с воротником "регент"и брюками в тон. Рубашку я надел с жабо, зато без галстука, а на ноги - замшевые ботинки, чтобы прилично выглядеть.
Большой хронометр YI Пи-Эн я бросил в армейский рюкзак рядом с пуговицами для воротничка и манжет, резинками, отпускными фото, иностранными монетами, тромбонами и другими вещами, о которых говорят с оптимизмом, что когда-нибудь они понадобятся. Затем я надел на руку мои сверхплоские золотые часы. Я люблю выглядеть преуспевающим человеком. Это заставляет кредиторов быть менее агрессивными.
Я вышел через черный ход, мимо австралийцев, но часть из них спала, а часть уже была в колледже. Их комната в холле, карикатура на рекламу жилища, была по кладбищенски тиха. Я выскользнул на параллельную моей улицу, но там в это утро кое-кто был. Грузовик, с надписью "Захватите немного счастья с цветами" - типичный юмор гражданской службы, с двумя ничего не делающими пассажирами внутри, стоял так, чтобы можно было заметить мое появление на улице. Чтобы позабавиться немного, я подошел к ним и постучал по стеклу.
- Продолжите слежку или откажетесь? Во всяком случае вы знаете, что я отправляюсь в аэропорт.
- Недоумок, - отрезал один из типов, прежде чем его одернул шофер.
- За кого вы нас принимаете? - спросил шофер, пытаясь спасти цветочное прикрытие.
- Надеюсь, что вы не из мафии.
С этими словами я удалился. Было прекрасное утро, какое иногда британские острова дарят весной, задерживая массовую иммиграцию. Даже деревья, вечные жертвы бактериологической войны, театром которой является Лондон, распускали в надежде листву. Когда я свернул за угол, грузовик оставался ещё на месте. Но я видел несколько сантиметров гибкого телефонного кабеля в бортовом ящичке. Они несомненно связались со своими коллегами, наблюдающими за фасадом дома. Они старались меня перехитрить.
И вот я организовал соревнование, предназначенное возродить старинное искусство шпионажа, включая ум, изворотливость, шантаж и соблазн. В особенности соблазн.
Я мог бы слушать его весь день. Ученик у ног Великого Мэтра. На террасе появился Малыш. Он холодно посмотрел на Хоннейбана, явно пожалев, что не добавил к удару локтем в горло солидный пинок этому жизнерадостному крестьянину. Удар в солнечное сплетение стоит двух ударов в зубы... Это девиз всех инструкторов по самообороне без оружия. Нет ничего хуже человека, взращивающего злобу.
- Завтрак готов, сэр.
Петерс выпил свое шампанское и вытер рот большим шелковым платком цвета морской волны.
- В таком случае мы можем продолжить внутри. Умение насладиться яствами стола одна из обязанностей воспитанного шпиона. Вот поэтому - то я и стал изысканным ресторатором для богатых людей моего возраста, находя меньше удовольствий от постели, чем от ароматов стола.
Я проследовал за ним, а Хоннейбан, уже весь покрывшийся потом сидя в тени, поплелся за нами. У него становился все более угнетенный вид. На коленках у него появились пятна, в чем не было ничего удивительного.
Обеденный зал был в глубине дома, на верхнем этаже, с большими окнами, позволявшими видеть остров. Он был полностью отделан тиковыми дощечками, от одного дерева. Изгибы слоев повторялись по всему залу.
На одной из стен висели трофеи Петерса за долгую шпионскую жизнь. Среди них были: Крест Британской Империи, орден Ленина, Военный Крест, многочисленные яркие награды фашистской Италии, посвящение в рыцари Железного Креста, так же как и многочисленные медали, ордена, и звезды стран и режимов, существовавших в холодной атмосфере двадцатого столетия.
Напротив этих впечатляющих свидетельств помощи разным странам висели три картины Пикассо, Клейн и стояла небольшая работа Джакометти на пьедестале.
Стол был сделан из ствола огромного дерева и, судя по размерам, это должна быть калифорнийская секвойя. Приглушенное отражение смотрело на меня с его поверхности, так же как и со всех розоватых бокалов. Стол был накрыт на четыре персоны и все находившиеся на нем предметы были массивными современными шведскими серебряными изделиями.
В зал вошла девушка лет пятнадцати и я должен был ухватиться за стол, чтобы не ринуться вперед с нечленораздельным мычанием. Она была невысокого роста, светлокожая, если судить по незагорелой полоске, проступающей над бикини, с черными длинными и блестящими волосами.
На ней не было ничего, кроме белых штанишек размером с почтовую марку, а при виде её тела Папа мог бы разбить все Святые Реликвии.
Ее лицо представляло амальгаму девственной невинности и животной страсти, заставляя вас перестать дышать. Маленький вздернутый носик, огромные карие глаза и ротик, какой можно увидеть только у греческих богинь, возбуждающих страсть.
- О, Лалия, дорогая, - сказал спокойно Петерс, - поздоровайтесь с гостями.
Ростом около метра пятидесяти, с грудями, подобными маленьким потемневшим монетам, топая своими маленькими ножками по бархатистому ковру, она направилась ко мне. Приподнявшись на цыпочках, она с величайшей торжественностью поцеловала меня в губы. Я не смог удержаться, чтобы не положить руку на её плечи, ибо инстинктивно и с невероятным желанием мне захотелось ласкать её... бесконечно. Затем, величественно покачивая бедрами, она направилась к Хоннейбану. Увидя её, тот в ужасе отступил, а она, видимо очень удивленная, вернулась к Петерсу. Я был бы одним из поборников убийства этого потного и охрипшего педанта. Он стал, насколько это возможно, ещё краснее и я думаю, что в темноте он светился бы красным цветом.
Лалия все обеденное время провела на коленях у Петерса, время от времени снимая с оказывающейся рядом с её ртом вилки пищу. Она ничего не говорила, но иногда целовала его в ушко с задумчивым видом. Мне с трудом удавалось сдерживать себя от прыжка через стол и желания схватить её и скрыться с ней вместе. Я был уже почти безумен, когда Петерс, смочив пальцы в шампанском, пощекотал eе меж грудей, заставив рассмеяться. Совершенно восхитительный обед включал в себя так же белую фасоль и пиво, которым я уделил особое внимание. Пока мы поглощали пищу, Петерс продолжил свой доклад.
- Я перестал работать в 1960 году. Счел, что не смогу выдерживать некоторые физические нагрузки, важные для шпиона. Нет ничего печальнее свергнутого с пьедестала идола; актера, переставшего пользоваться успехом; растолстевшего спортсмена. Лучше уйти на отдых в зените славы. Теперь мне семьдесят. Я осел здесь, сконцентрировавшись на устрицах с горячим соусом саки.
- Тем не менее, - продолжал он дав девушке маленький глоток "Шато-Лафит" и тщательно вытирая её рот белоснежной салфеткой с золоченой монограммой, - тем не менее, я предлагаю иногда свои услуги как консультант.
Хоннейбан поглощал свою пищу столь быстро, насколько быстро мог его обслуживать Малыш. Этот кретин не мог понять, что он в гастрономическом раю... он был за количество. Мне даже стало стыдно перед столь вежливым Петерсом за своего соотечественника. В этом зале было очень приятно обедать, кондиционеры прогоняли жару: я ненавидел жару за невозможность основательно пообедать. Спинки стульев позволяли откинуться в ожидании следующего блюда. Отсюда открывался прекрасный вид и юная сожительница Петерса постоянно напоминала о прелестях жизни.
Ну так вот, все это я задумал, когда работал советником... - он дипломатично помолчал, потом передумал и заявил: - Неважно. Короче, перейдем к конечной цели соревнований. Речь идет о полном справочнике всех агентов Красного Китая на Ближнем Востоке. Имена, географическое местонахождение... полное досье. Из-за моих личных соображений, а так же из-за того, что хунвейбины сделали с моими старыми и дорогими мне друзьями, китайцы не участвуют в соревновании. Если право внесения в список стоило двадцати тысяч фунтов (нам нужны более современные самолеты для полетов в Карачи) то тем самым я дал понять, что ничто не делается просто так. Цена вводной коллекции микрофильмов - десять процентов от права внесения в список, в свободном пересчете, плюс пять процентов для победившего агента.
Малыш подал нечто похожее на птицу.
- Надеюсь, вам придется по вкусу это мясо, - сказал Петерс, наполняя мой стакан "Шато Шеваль Блан". - Фазан из Бандипура с персиковым соусом и "плодами страсти". Я завез птицу и их регулярно неумело отстреливают у подножия холма мои высокие гости. Некоторые из неумелых стрелков расходуют до пяти патронов на птицу и можно подумать, что они питаются одним свинцом, когда их подают на стол. Удивительная вещь, у многих богачей удивительно плебейский вкус. Лично я предпочитаю, чтобы моих фазанов убивал Малыш из ружья 22 калибра. Нельзя проводить время за выплевыванием дробинок и отравлять себя свинцом. Прекрасное блюдо, не так ли, мой юный шпион?
Хоннейбан продолжал запихивать пищу в рот и пережевывать её подобно бетономешалке. Он часто вытирал свой потеющий лоб, хотя ничего не пил. Я сожалел какое-то миг, что он не привык к возвышенному восприятию пищи. Вот до чего довели его слабые голосовые связки.
- Что же касается правил соревнований... Это сама простота. Вы не должны ждать помощи от вашей организации, если таковая у вас имеется. Но вы можете воспользоваться помощью любого зрителя, оказавшегося в данном месте в данное время. Все действия, запрещенные правилами, приводят к немедленной дисквалификации. Вы получите свои первые инструкции в виде телеграммы "до востребования" на ваше имя в Океаник Билдинг в лондонском аэропорту Хитроу. Дата отправления - через четыре дня.
Я хотел по возможности разнести цели, но потом решил, что это даже несколько оживит начало соревнований. Второе правило: если вы пытаетесь выудить информацию о какой-либо особе, вы должны это сделать, не прибегая к промыванию мозгов или воздействиям наркотиков. Вы должны использовать старинные способы, не столь склонные к химии.
Последнее замечание вызвало мурашки у меня на спине. Я был неспособен действовать силовыми методами... Для этого у меня недоставало характера. Тогда как добыть информацию с помощью ЛСД и скополамина вполне в моих силах. Безболевое воздействие с приятными мечтаниями. В этот миг все полученное удовольствие от принятой пищи и восхитительной Лалии испарилось, как разлившийся эфир. Я был в полнейшем ужасе от перспективы помериться силами с лучшими из оставшихся на свете и собравшимися здесь. И поклялся отплатить Руперту Квину, пославшему меня на эту галеру.
Я вполне реально оценивал его поступок.
Во-первых, мой контракт с YI Пи-Эн почти истек и он знал, что нужны будут ужасные угрозы, чтобы продлить его. Итак, я больше не работал на него. Следовательно, его не волновало, что произойдет со мной.
Во-вторых, это удобный случай отыграться. Что заставит побледнеть все прочие службы. Он придерживался теории: поддайте своему агенту хорошенько и он совершит чудеса. Я уже боялся и знал, что призывы к порядку, переданные им через Хоннейбана, только подтверждают это.
В третьих, я ничего не стоил, а мог заработать массу денег. Неплохая возможность поставить на ноги пошатнувшийся бюджет. Тем более, что это это ничего не стоит, так как выдали мне двадцать две тысячи, а в Великобритании осталась моя двадцать одна тысяча-деньги, по настоянию начальства вложенные мной в казну.
Большие Шпионские Гонки!
А мое неминуемое участие несло все отпечатки извращенного, но великолепного ума Квина. Он ничем не рисковал, кроме суммы в двадцать две тысячи фунтов и потерей посмевшего быть невежливым с ним агента. Напротив, выиграв секреты, можно удвоить его продуктовые запасы и иметь достаточно наличных, в которых он очень нуждался. Я тяжело вздохнул и мыслено спросил себя сколько может заплатить хороший букмекер, если я дотяну до тридцати? Если бы мои страховые агенты знали, как я зарабатываю на жизнь, они давно бы уже валялись на диванах у психиаторов с Уорли стрит. Я опустошил свой стакан и испепелил взглядом Хоннейбана.
- Эти соревнования, - продолжал невозмутимо Петерс, - должны реабилитировать старые методы шпионажа. Это все, что я смог сделать... И потом невозможно ведь создавать каждый год призовой фонд для лучшего шпиона. Плачевно, очень плачевно. Есть ли у вас вопросы?
- Да, исходя из вашего опыта, каким образом проходит трудная и опасная работа, в которой ничего не выгорает?
Он усмехнулся и указал вилкой в сторону Хоннейбана, продолжавшего обжираться.
- Теперь ваш черед, я думаю.
Хоннейбан повернул ко мне свои полинялые честные глаза. Он был настолько добропорядочным розовощеким мальчиком, любителем пива и радетелем живота, что не знающие его люди доверили бы ему, без колебаний, своих жен и все имущество. Он развалился на стуле и проглотил все то, что оставалось в его пасти, что вызвало на лице гримасу боли.
- Неужели вы хотите проделать это, Макальпин?
- Ради вашего начальника, конечно нет. Теперь просветите меня.
У него появилась счастливая улыбка. Я вспомнил, что многие заточенные в камеры для заключенных в Нюрнберге вампиры выглядели как честные невинные и добропорядочные люди, любящие своих арийских детей и немецких овчарок.
- Квин сказал, что если вы не будете участвовать в этом соревновании, не приложите усилий для победы, случится следующее. Первое, деньги, которые вам были выделены и конвертированы в дело, будут конфискованы.
Это удар ниже пояса, но не убедителен.
- Второе. Ваше возвращение в родное отечество не будет желательным и, в случае вашего возвращения, правительство Ее Высочества не будет расположено долго терпеть вас.
Что означает экзекуцию. В действительности это означает одно, пулю в затылок. Даже не задумывайтесь, что Квин не способен не это... Никто долго не живет в деле, основанном на угрозе, если эта угроза не исполняется.
- Третье. Если вам вздумается укрыться за рубежом, по состоянию здоровья, заинтересованные службы сочтут обязанным сообщить могущественным друзьям или даже врачам, в зависимости от того, о ком идет речь, что на его территории укрывается двойной агент и опасный изменник.
Что означает долгие годы заключения или даже скрытое уничтожение в иноземной тюрьме. без процесса, естественно. Квин действительно верен своему мерзкому персонажу.
- Но если я не выиграю гонки? Вы знаете, я не супермен.
В мире много агентов лучше меня.
Хоннейбан расцвел в улыбке.
- В случае, если вы проиграите, но при условии, что вы приложили необходимые усилия, ваше будущее будет зависеть от арбитража вашей службы.
Что в действительности очень хитро. Если в зависимости от обстоятельств наша фирма будет не в состоянии вернуть в казну деньги или микрофильм, Квину необходим козел отпущения. В чистом виде экзекуция виновного сотрудника будет действенным средством для демонстрации верховным правителям, что он не шутил. Глядя на Петерса, я бессильно развел руками.
- Когда вы сказали, это начнется?
Он перекатывал между большим и указательным пальцами очаровательный сосочек девушки. Невозможно не находить его симпатичным, несмотря на измены, страдания и смерти, неизбежно сопровождавшие его карьеру.
- 17 этого месяца. 17 - одно из моих любимых чисел в рулетке. Вы не игрок, случайно?
- Не в том случае, когда идет речь о моей жизни. По крайней мере я не сделал бы этого, будь у меня выбор.
Петерс блаженно улыбнулся.
- Но какое вы получите моральное удовлетворение! Какое бы преступление вы не совершили, вы всегда можете сказать, что действовали против воли.
- Эсэсовцы пользовались этим же, - сухо заметил я тогда как он вновь улыбнулся.
До 17-го еше четыре дня, и я не видел необходимости убивать время в Лондоне. Есть время порезвиться, прежде чем отправиться рисковать жизнью в ловушке, устроенной для меня. Я спросил мнения Петерса.
- Конечно, конечно. Сейчас начало года и у нас какое-то количество свободных апартаментов. Теперь, когда вы внесли этот роскошный взнос за право записи, Океанский Клуб может разместить вас. К несчастью, мы не можем предложить то же самое мистеру Хоннейбану, ибо он не конкурент. У нас есть несколько относительно удобных хижин с соломенными крышами, используемых прислугой Клуба. Я думаю что там вполне можно разместиться.
Больше нечего было добавить. Мы начали пить кофе. Мы с Петерсом любезно беседовали. Хоннейбан дулся в своем углу. Он ушел вместе со мной после того, как Малыш получил указание заказать минитакси. В вестибюле, пока мы ждали машину, мажордом пожал мне руку.
- Надеюсь вновь встретиться с вами, сэр. Удачи в гонках.
У него что-то было в руке и это что-то я забрал в свою. Нас, Хоннейбана и меня, отвезли на пляж. Он даже не сказал, а бросил мне таинственное предупреждение.
- Не забудьте, Макальпин, - сказал он, глядя на великолепный пейзаж сквозь очень темные квадратные очки в тяжелой оправе, - что я все время буду у вас за спиной. Мои хозяева вовсе не довольны доверием к вам этого маленького мерзавца. Я не знаю, за какую ниточку он дернул, но вы оказались единственным британским агентом, отправленным на соревнования. Естественно, я там буду не для помощи вам... Это повлечет вашу дисквалификацию. Я буду там для контроля, чтобы вы выполняли все как надо.
Он многозначительно хлопнул себя по талии. Этот кретин вполне мог быть напичкан вплоть до шерстяных носков скорострельными побрякушками.
- Жаль, что не назначили на эту работу вас, - бросил я. - Ведь придется соблазнять, вы непременно выиграли бы.
Он замкнулся, как раздраженная вошь.
В моем замке было все, включая телефон в каждой ванной комнате, по которому можно заказать, что пожелаешь, хорошо набитый холодильник и бар. Телевизор, естественно цветной, показывал старые фильмы, перемешанные с порнографическими короткометражками. Переданная Малышом записка, согласно старым шпионским правилам, была на рисовой бумаге. Я ненавидел рисовую бумагу, но, прочитав её, съел, пропустив приличную дозу Бакарди с горьким лимоном. Она гласило: "Хилтон в Лондоне, а не Хитроу в Лондоне". По-видимому Петерс совершил безумную ошибку, думая, что Хоннейбан работает на тех же, что и я. Надо отдать Квину должное. Он никогда не позволил бы типу вроде Хоннейбана приблизиться к желанной вывеске YI Пи-Эн. (По моему мнению, он не мог получить подобную дело для нашей невероятной службы, не упирая на факт, что Мали не является ни восточным, ни западным блоком и, следовательно, должна быть его вотчиной. Естественно, он не посмел рисковать, допуская соперничающие службы к соревнованию... Из опасения, что не выиграет. В официальном плане будет лучше, если он проиграет, но трофей не принесет кто-то другой.
Что до меня, то я был окружен сказочной роскошью и считал возможным ею пользоваться. Я взял плавки, вышел из своего бунгало и ступил на покрытую травой дорожку, из-за климата поливаемую каждый день, чтобы сохранить свежесть, притененную пальмами и ведущую к ближайшему бассейну. Я остановился только, чтобы купить сигарет с марихуаной, два доллара за пачку, и без единого листика табака для смягчения. действия. Там были практически все марки сигарет, производимых в мире.
Бассейн был в форме сердца и совершенно голые малинцы обоих полов плавали в нем, смеясь и вызывая интерес. Уставшие и напыщенные миллиардеры, принимающие солнечные ванны в бермудах, предпочитали оставаться в шезлонгах. В их глазах всегда читается не выходящий из их голов банковский счет. Они поглощают содержимое своих стаканов подобно обезвоженным лягушкам и молятся, чтобы не случилось кризиса до того, как к ним придет малинечка. Нырнув в бассейн и несколько раз переплыв его, я очень довольный своей формой в сравнении с этими денежными развалинами, вышел и развалился на ближайшем надувном матрасе.
Ко мне подошла и уселась рядом малинечка в бикини.
- Могу я что-то сделать для вас? - спросила она.
Я достал сигарету из впервые увиденной подобной пачки маленькое розовое сердечко, очень психоделичное.
- У вас нет огонька?
Она ушла своими маленькими ножками. Видя все эти забавы вокруг, я был настолько задавлен мыслью о возможности моей гибели, что старался как можно быстрее оказаться под действием наркотика. Она вернулась с золотой "Зиппо". Я прикурил. Травка была отличная. Не успев и глазом моргнуть, я уже почувствовал её действие. Каждой порой своего тела, купающегося в солнечных лучах. Даже толстые миллиардеры с их огромными сигарами и животами стали мне гораздо симпатичнее. Я решил, по логике наркомана, вернуться сюда в случае удачи и жить здесь до конца своих дней. Или может быть попытаться завербоваться в империю Петерса. Может быть он возьмет ещё одного (очень молодого) шпиона, если тот справится.
- Банзай! - бессильно воскликнул я, куря вторую сигарету, и рассмеялся своей собственной шутке. Внезапно девушка то рассмеялась. Я плакал от смеха, когда хорошо знакомый мне голос вернул меня на землю.
- Еще травки, Филип?
Я поднял глаза и увидел в желтом бикини тощую фигуру Стефани с темными волосами, спадающими подобно занавесям. Карие глаза скрывали темные очки. Моя старая подружка из Штатов.
- Стеф, - воскликнул я и некоторые лежавшие неподалеку отдыхающие недоброжелательно посмотрели на нас. - Что ты делаешь на этом тропическом острове?
Она уселась на корточках рядом со мной и взяла мою сигарету. Ее глаза засияли и она глубоко затянулась, немного закашлявшись, ибо это было слишком резко.
- Один из моих соотечественников, вон тот коротышка атлетического сложения с выпадающими волосами пожелал увести меня подальше от лондонского бара. Он напичкан деньгами... Он производит боеголовки ракет или что-то в этом роде... не знаю.
Это похоже на Стефани. Она умирает от голода в чужом городе вдали от родного дома, рыцарь, делающий деньги, врывается в её жизнь. Он спасает её от блуда. После чего она вновь скрывается, ибо на ней хотели жениться, или удушить её, или что-то еще. Появился производитель ракет и сел рядом. Выглядел он поприятнее, чем большинство толстомордых. В считанные секунды мы все до смерти накурились лись и были очень счастливы.
Его звали Зеке или ещё как-то, но на библейский манер. Стефани говорила, он то, что надо. Я был с ней согласен. Он не докучал своими деньгами и не утомлял разговорами о своем бизнесе, зато согласился заплатить по счету и улыбнулся, показывая великолепно пломбированные зубы. Он не спросил даже меня, как это делали до него, почему Стефания такой взбалмошный ребенок, ибо она не только мила и я могу позволить выправить ей мозги. Очень жаль видеть падение её таланта (пусть и слабого) и её живости (она чуть живее мертвеца вне гроба). Когда вам говорят, что все богачи негодяи, не верьте этому. Только часть из них очень скучна и слишком изнурена, ибо ещё больше денег - единственная вещь, которую они не могут купить.
Я мало видел Хоннейбана в последующие дни. У него случился солнечный удар. Он казался развалиной. Может быть это солнечный ожег съедал его или клопы в хижине, но он очень чесался. Вообще у него был не слишком счастливый вид и большую часть времени он проводил за потреблением холодного пива у посадочной полосы, ожидая, когда я попытаюсь убраться, чтобы последовать за мной.
В обществе Стефани и Зеке было восхитительно. Отчасти потому, что он все оплачивал, а ещё из-за того, что оба были мне симпатичны. Несколько месяцев назад существовала безумная платоническая связь между Стеф и мной. Пусть говорят все что угодно о новой морали, но ужасно трудно сделать так, чтобы спать со всеми встречными девушками. Это так же тяжело, как и обратное. Я никогда не был сторонником общепринятых правил и люблю время от времени, иметь дело с девушками, не претендующими больше чем на дружбу.
В конце концов я отправился к Хоннейбану сказать о своем отъезде, чтобы он заказал место в том же самолете. Я знал, что он это тут же сделает, увидев мое имя в списке пассажиров. Мне не хотелось слышать восклицаний, когда он окажется сидящим напротив меня: "Ах, я все же поймал вас". Он поворчал, но оказался там, когда я прощался со Стеф прежде чем подняться в "Де Хавиленд".
Я провел с ним два часа в Карачи, задыхаясь из-за того, что отказала система кондиционирования, прежде чем мы поднялись в самолет ПАНАМ на Лондон. Я принял снотворное после взлета... Мне предстояли долгие часы перелета, хотя я не переносил эти наполненные керосином внезапно падающие машины. В Риме я ещё спал и проснулся лишь перед Англией. Хоннейбан привычно бодрствовал, следя за мной, весь перелет. Я представил себе, что он думает, будто у меня спрятан небольшой парашют в кобуре.
В Лондоне у него камень с души свалился и мы вместе созерцали нашу метеорологически прекрасную отчизну.
- Ну же, Хоннейбан, моя машина на стоянке. Позвольте мне немного поберечь трещащий по швам бюджет Си-Ай 6.
Он даже не поблагодарил, когда высаживался у Марбл Эпр.
- До скорого, - сподобился буркнуть он, направляясь в метро. Я вернулся к себе и позвонил Жозефине. Та была свободна, благо было девять часов вечера, и примчалась на такси в Хэмпстед. Она разбудила меня, но мне не составило труда открыть ей.
- Филип, как ты загорел, - сказала она, сбрасывая демаркационную полоску купальника.
Как прекрасно вновь ощутить британский комфорт!
Глава седьмая.
Вперед, вперед, сыграй игру!
Военный клич развалившейся империи.
Следующее утро было 17-е. Я тщательно оделся, выбрав рыжеватую куртку с воротником "регент"и брюками в тон. Рубашку я надел с жабо, зато без галстука, а на ноги - замшевые ботинки, чтобы прилично выглядеть.
Большой хронометр YI Пи-Эн я бросил в армейский рюкзак рядом с пуговицами для воротничка и манжет, резинками, отпускными фото, иностранными монетами, тромбонами и другими вещами, о которых говорят с оптимизмом, что когда-нибудь они понадобятся. Затем я надел на руку мои сверхплоские золотые часы. Я люблю выглядеть преуспевающим человеком. Это заставляет кредиторов быть менее агрессивными.
Я вышел через черный ход, мимо австралийцев, но часть из них спала, а часть уже была в колледже. Их комната в холле, карикатура на рекламу жилища, была по кладбищенски тиха. Я выскользнул на параллельную моей улицу, но там в это утро кое-кто был. Грузовик, с надписью "Захватите немного счастья с цветами" - типичный юмор гражданской службы, с двумя ничего не делающими пассажирами внутри, стоял так, чтобы можно было заметить мое появление на улице. Чтобы позабавиться немного, я подошел к ним и постучал по стеклу.
- Продолжите слежку или откажетесь? Во всяком случае вы знаете, что я отправляюсь в аэропорт.
- Недоумок, - отрезал один из типов, прежде чем его одернул шофер.
- За кого вы нас принимаете? - спросил шофер, пытаясь спасти цветочное прикрытие.
- Надеюсь, что вы не из мафии.
С этими словами я удалился. Было прекрасное утро, какое иногда британские острова дарят весной, задерживая массовую иммиграцию. Даже деревья, вечные жертвы бактериологической войны, театром которой является Лондон, распускали в надежде листву. Когда я свернул за угол, грузовик оставался ещё на месте. Но я видел несколько сантиметров гибкого телефонного кабеля в бортовом ящичке. Они несомненно связались со своими коллегами, наблюдающими за фасадом дома. Они старались меня перехитрить.