Страница:
Кашалот, испугавшись света, бросился в сторону, но Павлик даже не заметил этого рывка. Он громко и радостно смеялся.
Какое счастье – свет! Какая радость – свет! Как легко и весело на душе! Но ведь это значит, что есть электричество! Есть энергия для винта! Для радио! Ура! Ура!
Павлик опять залился веселым, счастливым смехом, но внезапно замер, и лицо его сделалось серьезным и озабоченным.
«Радио, вероятно, не будет работать, потому что нет рычажка управления и настройки. Надо попробовать винт. А куда плыть, если он даже и будет работать?.. Ну, об этом после. Сначала винт».
Павлик попытался перевести рычажок управления винтом по дужке на позицию «малый ход». Рычажок не тронулся с места.
Павлик нажал сильнее. Рычажок пошел гладко, без защелкивания и заскакивания в гнезда различных позиций. Сняв с пояса запасный фонарь, висевший на шнуре, Павлик нажал кнопку и направил его свет на щиток управления.
Присмотревшись, он увидел, что рычажок от радиоаппарата отведен далеко в сторону и задвинут под рычажок от винта, который поэтому высоко приподнят над дужкой с позициями, ходит свободно и не производит включений.
«Ах, проклятый осьминог! Вот что он наделал! И как он только умудрился?»
Через несколько минут осторожной, терпеливой работы оба рычажка били разъединены и поставлены на свои места.
Павлик хотел первым делом проверить работу радиоаппаратуры – и не мог. В решительную минуту полный страха и надежд, он боялся этого последнего испытания. Наконец с замирающим сердцем Павлик чуть тронул рычажок радиоаппарата и перепел его на волну «Пионера».
– Говорит «Пионер!» Павлик! Отвечай, Павлик!
Все закружилось перед глазами Павлика. Он хотел что-то сказать, крикнуть, но слезы хлынули из глаз, спазмы сжали горло и лишь хриплые, невнятные звуки вырывались из раскрытого рта.
– Отвечай, Павлик! Отвечай! Говорит «Пионер»!
– Это я! Это я, Павлик! Я здесь! Я здесь! Помогите!.. Помогите!..
Слезы текли по смеющемуся, радостному лицу, крики прерывались счастливым смехом:
– Я здесь, Виктор Абрамович! Я на кашалоте! Он несет меня куда-то! Где вы? Где вы? Помогите!
В паническом испуге, напрягая всю свою чудовищную силу, почти судорожными скачками кашалот ринулся обратно в глубину.
Под шлемом послышался голос капитана.
– Павлик! Эта погоня может продолжаться неизвестно сколько. Надо убить кашалота. Ты сможешь это сделать?
У Павлика сжалось сердце. Он помолчал, не находя слов, потом ответил:
– Смогу, товарищ командир! Только мне жалко его.
– Ничего не поделаешь, Павлик, – сказал капитан. – Не стрелять же нам в него из ультразвуковой пушки. Вмешался взволнованный голос Марата:
– Разрешите, товарищ командир. Разрешите сказать…
– Говорите, Марат, говорите.
– Действительно, очень жалко. Кашалот дважды спас Павлика – от осьминогов и от акул. Пусть живет, товарищ командир. А Павлику прикажите запустить винт на полный ход и вперед вдоль тела кашалота. Павлик легко сорвется и уйдет от его хвоста. Опять раздался голос капитана:
– Ты слышал, Павлик, предложение Марата?
– Слышал, товарищ командир. Это очень хорошо. Я сейчас так и сделаю…
Павлик открыл щиток управления и выдвинул наружу винт и рули. Потом нащупал рычажок от винта и резко передвинул его на крайнюю позицию слева – «десять десятых» – самый полный.
От неожиданного сильного толчка все потемнело и завертелось перед глазами Павлика. Потом он увидел стремительно уносившуюся в глубину огромную тень кашалота, а позади медленно надвигающуюся, как гора с массой правильных продольных морщин, подлодку.
С правого борта подлодки откинулась площадка, раздвинулись металлические двери. Перейдя на малый ход и изогнувшись дугой, как рыба, Павлик скользнул в широкое отверстие, ярко освещенное желтоватым светом электрических ламп.
Какое счастье – свет! Какая радость – свет! Как легко и весело на душе! Но ведь это значит, что есть электричество! Есть энергия для винта! Для радио! Ура! Ура!
Павлик опять залился веселым, счастливым смехом, но внезапно замер, и лицо его сделалось серьезным и озабоченным.
«Радио, вероятно, не будет работать, потому что нет рычажка управления и настройки. Надо попробовать винт. А куда плыть, если он даже и будет работать?.. Ну, об этом после. Сначала винт».
Павлик попытался перевести рычажок управления винтом по дужке на позицию «малый ход». Рычажок не тронулся с места.
Павлик нажал сильнее. Рычажок пошел гладко, без защелкивания и заскакивания в гнезда различных позиций. Сняв с пояса запасный фонарь, висевший на шнуре, Павлик нажал кнопку и направил его свет на щиток управления.
Присмотревшись, он увидел, что рычажок от радиоаппарата отведен далеко в сторону и задвинут под рычажок от винта, который поэтому высоко приподнят над дужкой с позициями, ходит свободно и не производит включений.
«Ах, проклятый осьминог! Вот что он наделал! И как он только умудрился?»
Через несколько минут осторожной, терпеливой работы оба рычажка били разъединены и поставлены на свои места.
Павлик хотел первым делом проверить работу радиоаппаратуры – и не мог. В решительную минуту полный страха и надежд, он боялся этого последнего испытания. Наконец с замирающим сердцем Павлик чуть тронул рычажок радиоаппарата и перепел его на волну «Пионера».
– Говорит «Пионер!» Павлик! Отвечай, Павлик!
Все закружилось перед глазами Павлика. Он хотел что-то сказать, крикнуть, но слезы хлынули из глаз, спазмы сжали горло и лишь хриплые, невнятные звуки вырывались из раскрытого рта.
– Отвечай, Павлик! Отвечай! Говорит «Пионер»!
– Это я! Это я, Павлик! Я здесь! Я здесь! Помогите!.. Помогите!..
Слезы текли по смеющемуся, радостному лицу, крики прерывались счастливым смехом:
– Я здесь, Виктор Абрамович! Я на кашалоте! Он несет меня куда-то! Где вы? Где вы? Помогите!
* * *
Подлодка вырвалась из темных глубин, волоча за собой короткий туманный быстро таявший шлейф. Она беззвучно и легко неслась, как, вероятно, несутся планеты в безвоздушном мировом пространстве.В паническом испуге, напрягая всю свою чудовищную силу, почти судорожными скачками кашалот ринулся обратно в глубину.
Под шлемом послышался голос капитана.
– Павлик! Эта погоня может продолжаться неизвестно сколько. Надо убить кашалота. Ты сможешь это сделать?
У Павлика сжалось сердце. Он помолчал, не находя слов, потом ответил:
– Смогу, товарищ командир! Только мне жалко его.
– Ничего не поделаешь, Павлик, – сказал капитан. – Не стрелять же нам в него из ультразвуковой пушки. Вмешался взволнованный голос Марата:
– Разрешите, товарищ командир. Разрешите сказать…
– Говорите, Марат, говорите.
– Действительно, очень жалко. Кашалот дважды спас Павлика – от осьминогов и от акул. Пусть живет, товарищ командир. А Павлику прикажите запустить винт на полный ход и вперед вдоль тела кашалота. Павлик легко сорвется и уйдет от его хвоста. Опять раздался голос капитана:
– Ты слышал, Павлик, предложение Марата?
– Слышал, товарищ командир. Это очень хорошо. Я сейчас так и сделаю…
Павлик открыл щиток управления и выдвинул наружу винт и рули. Потом нащупал рычажок от винта и резко передвинул его на крайнюю позицию слева – «десять десятых» – самый полный.
От неожиданного сильного толчка все потемнело и завертелось перед глазами Павлика. Потом он увидел стремительно уносившуюся в глубину огромную тень кашалота, а позади медленно надвигающуюся, как гора с массой правильных продольных морщин, подлодку.
С правого борта подлодки откинулась площадка, раздвинулись металлические двери. Перейдя на малый ход и изогнувшись дугой, как рыба, Павлик скользнул в широкое отверстие, ярко освещенное желтоватым светом электрических ламп.
Глава ХIV
Бомбардировка глубин
В центральном посту вахтенный, лейтенант Кравцов, сидел перед щитом управления, задумчиво глядя на экран и его купол. В голубых сумерках экранного поля мелькали темные силуэты встречных рыб, головоногих, моллюсков самых разнообразных форм и размеров.
Подлодка шла на шести десятых хода; пятьдесят пять миль в час – средний крейсерский ход, при котором не перенапрягался материал взрывных дюз, не было надобности накаливать корпус и окружать его паровой оболочкой. Время от времени глаза лейтенанта пробегали по созвездиям маленьких зеленых лампочек, спокойно горевших на щите управления и на круглой стене центрального поста, успокоительно доносивших о ровной, ничем не нарушаемой работе всех механизмов и агрегатов подводного корабля.
Лейтенант вдруг очнулся, протянул руку к телефонному щитку, и спокойное лицо его оживилось. Он нажал кнопку под номером двенадцать, и сейчас же рядом со щитком осветился небольшой матово-серебристый экран. На нем появилось изображение госпитального отсека, несколько коек, двух лежащих на них фигур и зоолога в белом халате, рассматривающего на матовый свет лампы какую-то пробирку. Зоолог повернул голову и вопросительно вскинул глаза на экран.
– Простите, Лорд, – тихо, почти шепотом, произнес лейтенант, – не терпится узнать, что поделывает Павлик. Зоолог кивнул головой.
– Спит, – так же шепотом ответил он, подходя совсем близко к экрану и почти целиком заполняя его своей бородой. – Спит, но не очень хорошо. Должно быть, нервы разгулялись: вскрикивает, поднимается в полусне, что-то бормочет и опять засыпает.
– Ну, ничего… – начал было лейтенант, но не успел окончить.
Снаружи внезапно донесся глухой, но мощный удар, сопровождаемый коротким грохотом, вырвавшимся из рупора гидрофона. Ни лейтенант, ни зоолог не успели еще прийти в себя от этой неожиданности, как огромный подводный корабль взметнулся носом кверху, сейчас же нырнул вниз, потом, не замедляя хода, под непрерывные грохочущие удары судорожно заметался, точно бросаемый непонятной силой вверх, вниз, во все стороны.
Зоолог был отброшен от экрана на ближайшую койку. Лейтенант, инстинктивно схватившись рукой за ножку привинченного к полу стола, удержался на месте. Его глаза скользнули по большим круглым часам, висевшим на стене: было ровно восемнадцать часов. Машинально, не сознавая еще, что произошло, он нажал пальцем свободной руки кнопку тревоги: «Внимание! Все по местам!»
В мгновение все коридоры подлодки наполнились топотом бегущих ног, потом сразу наступила тишина, прерываемая лишь частыми глухими ударами.
Еще держа палец на кнопке тревожной сигнализации, лейтенант мельком взглянул на круговой экран и застыл в недоумении. В глубокой перспективе экрана, на той его полосе, куда со своих дальних дистанций посылали сообщения инфракрасные разведчики корабля, с необычайной быстротой неслась навстречу «Пионеру», клубясь и разрастаясь, огромная темная туча. Впереди тучи, словно настигаемые пожаром, мчались бесчисленные массы морских животных. Ближайшие к подлодке рыбы также стремительно поворачивали и в общей панике устремлялись ей навстречу.
– Простите, Лорд… сигналы… – торопливо проговорил лейтенант и выключил телефон и телевизор, оставив Зоолога в состоянии полного недоумения и растерянности.
Вслед за тем лейтенант повернул на щите управления навстречу друг другу два штурвала; на одном из них виднелась надпись: «Разведчик правого борта», на другом – «Разведчик левого борта».
Туча сразу закрыла узкую верхнюю полосу па передней части экрана и нижнюю часть его купола.
– Черт возьми! Что же это значит? Неужели подводное извержение? – вполголоса проговорил лейтенант, давая подлодке задний ход и сейчас же полностью останавливая работу дюз.
В центральную рубку поспешно вошел капитан и пошатнулся от резкой остановки движения корабля.
– В чем дело, товарищ лейтенант? – спросил он еще в дверях.
– По донесениям приборов, товарищ командир, впереди что-то непонятное и, во всяком случае, угрожающее. Поэтому я остановил подлодку до ваших распоряжений.
Капитан увидел на экране быстро надвигавшуюся тучу. Глухие удары продолжали доноситься снаружи, сопровождаемые гулом из рупора гидрофона. Корабль мотало на месте не переставая.
– Хорошо сделали, – одобрил действия лейтенанта капитан. – Какое расстояние до источника звуков? Их направление? – продолжал он отрывисто спрашивать, держась за стол и внимательно рассматривая клубящуюся мглу на экране и несметные стада несущихся перед нею животных.
– Тридцать восемь миль! Прямо по носу! – быстро ответил лейтенант, взглянув на приборы у гидрофона.
– Вызовите Арсена Давидовича сюда. Здесь очень много интересного для него, – сказал капитан и наклонился над картой; он провел на ней несколько линий, взглянул на приборы и сделал короткий подсчет. – Что такое? – выпрямился он вдруг, и лицо его сразу сделалось жестким, каменным. – Ведь это значит, что звуки несутся с нашей стоянки. С нашей глубоководной станции!
В этот момент в центральный пост торопливо вошли зоолог и старший лейтенант Богров.
Услышав последние слова капитана, они быстро оценили положение.
– Нет никакого сомнения, товарищ командир, – сказал старший лейтенант, – удары несутся из района нашей стоянки. Все это очень похоже на подводное извержение вулкана с тучей поднятого со дна ила, пепла, размельченного туфа…
– Да, да… – подтвердил лейтенант Кравцов. – Это первое, что и мне пришло в голову.
Капитан с сомнением покачал головой и задумался. Зоолог молча, не отрываясь, смотрел на экран.
Первые отряды обезумевших обитателей моря приближались к подлодке, в двадцати километрах от нее встречаемые уже ультразвуковыми прожекторами, которые пересылали их изображения на нижнюю полосу экрана.
Впереди всех, поближе к поверхности, стрелой летели острорылые дельфины. Теперь им было не до игры. Лишь изредка они взмывали кверху, делали прыжок над водой, чтобы обновить запас воздуха в легких, и вновь стремительно неслись вперед. Следом за ними, не отставая, мчались такие замечательные пловцы, как золотая макрель, бониты, меч-рыбы, барракуды, акулы, несколько крупных кальмаров. Вытянув в виде трубы все десять щупалец, они мчались задом наперед, всасывая своими воронками и выбрасывая затем мощные струи воды. Стадо кашалотов, голов в тридцать, разбрасывая головами, словно таранами, окружавшую их мелочь, молотило ее затем позади себя своими мощными хвостами. За этими хищниками и властителями глубин, на некотором расстоянии, сплоченно или врассыпную, изо всех сил неслась остальная масса перепуганных животных, и грохот от каждого удара как будто придавал им новые силы и новую быстроту. Их последние ряды постепенно заволакивались грозовым фронтом настигавшей их тучи.
Проникшие уже далеко в глубины этой тучи разведчики посылали оттуда на экран смутные очертания множества тел погибших животных, плывших вверх брюхами или вертевшихся во все стороны под действием неожиданно возникших здесь невидимых струй, течений и подводных волн.
Капитан поднял наконец голову, приняв, по-видимому, какое-то решение.
– Нам во что бы то ни стало необходимо узнать, что там происходит, – обратился он ко всем находившимся в центральном посту. – Источник звуков остается на одном и том же месте. Мы должны, следовательно, приблизиться к нему по крайней мере еще на десять километров – на дистанцию, с которой можно будет при достаточной безопасности для корабля воспользоваться помощью наших разведчиков… Дайте три десятых хода вперед, Юрий Павлович, – приказал он лейтенанту Кравцову.
В непрекращающейся качке корабль тронулся с места и вскоре вошел в гущу панически мчавшихся животных. Еще через несколько минут клубящаяся мгла заполнила весь круговой экран и его купол. Неисчислимыми массами проносились на экране трупы рыб, морских ежей, морских звезд, голотурий, офиур, морских лилий, крабов, рачков, медуз и сифонофор. Среди них в огромном количестве попадались исковерканные, разорванные тела глубоководных горгоний и морских перьев, пучки водорослей, сорванных и захваченных необычайной силой приведенных в движение вод.
«Пионер» медленно, под непрерывный гул ударов пробирался среди этого хаоса смерти и разрушения. С каждым километром мгла становилась все более густой, все более непроницаемой для инфракрасных приемников обоих разведчиков. Когда разведчики находились уже на расстоянии всего лишь двух километров от прежней стоянки «Пионера», удары внезапно прекратились. Все притихли на своих постах, напряженно прислушиваясь и выжидая, но тишина продолжала оставаться невозмутимой. С каждой уходящей минутой все более светлели лица людей, все спокойнее бились их сердца. Тишину нарушил лейтенант Кравцов.
– Я насчитал сто сорок два удара, – сказал он, обращаясь к капитану.
– Первый последовал ровно в восемнадцать часов.
– Отлично, – ответил ему капитан. – Не забудьте занести это в журнал.
Разведчики между тем все ближе подходили к прежней стоянке корабля.
– Опустите правобортовой разведчик поближе ко дну, – приказал капитан.
– Заставьте его хорошенько обследовать грунт.
Лейтенант Кравцов поставил правый штурвал на новую позицию.
Правая верхняя полоса экрана начала все больше и больше чернеть, и смутные тени, проходившие на ней, сделались едва различимыми. Наконец чернота настолько сгустилась, что все растворилось в ней и слилось в слепом однообразии. Качка на невидимых подводных волнах между тем постепенно стихала, и корабль спокойно шел, почти не выдавая себя.
Лейтенант не снимал теперь рук со штурвала, осторожно направляя разведчик то в ту, то в другую сторону. Все внимательно смотрели на экран, стремясь уловить хотя бы какую-нибудь слабую тень или признак движения. Но на общем черном фоне экрана не выделялось ничего, что мог бы заметить человеческий глаз. Ясно было, что инфракрасные разведчики в этой иловой мути совершенно бесполезны.
– Поднять разведчик на поверхность! – отдал команду капитан. – Идти под ультразвуковыми прожекторами!
– Есть поднять разведчик на поверхность! – повторил лейтенант Кравцов, поворачивая и поднимая кверху левый штурвал.
– Шесть десятых хода вперед!
– Есть шесть десятых хода вперед! – отчеканил лейтенант, нажав последовательно несколько клавишей на нижней клавиатуре щита управления и переведя красный рычажок над дужкой на три деления.
С удвоенной скоростью «Пионер» ринулся вперед. Через пятнадцать минут ультразвуковые лучи прожектора проникли в район бывшей стоянки подлодки. Нижняя полоса экрана получила свой обычный голубоватый цвет – правда, несколько более густой. По приказанию капитана скорость хода подлодки была вновь уменьшена до трех десятых, и прожекторы принялись тщательно обследовать дно океана. На экране появился совершенно незнакомый пейзаж. Там, где раньше дно покрывали заросли морских лилий, горгоний, светящихся морских перьев, глубоководных кораллов, среди которых ползали кроваво-красные или бледные крабы и раки, фиолетовые голотурии, синие и красные морские звезды, хрупкие офиуры, раки-отшельники, увенчанные целыми розетками из разноцветных актиний, там, где раньше неслышно кипела в темноте молчаливая своеобразная жизнь, – расстилался теперь однообразный мертвый покров из ила, над которым поднимались порой небольшие бугры или отдельные полузасыпанные и обломанные кисти потухших морских перьев.
Нахмурив густые мохнатые брови и зажав в кулаке бороду, зоолог молча смотрел на эту безрадостную и безжизненную пустыню.
– Если здесь было извержение вулкана, – проговорил он наконец, – то где же лава! Где пемза и пепел? Почему наружные термометры не показывают повышения температуры воды? И, наконец, где кратер?
– Вот кратер! И не один, а несколько! – сказал старший лейтенант, показывая на темные, со смутными очертаниями пятна, выступившие вдали, на экране.
– Смотрите, смотрите! Их здесь много! – воскликнул лейтенант Кравцов.
И действительно, по мере продвижения корабля вперед на экране появлялось все больше и больше пятен.
Приближаясь к переднему плану, их очертания делались немного яснее; но все же тучи не осевшего еще ила мешали работе ультразвуковых прожекторов. Однако было достаточно отчетливо видно, что края этих пятен представляли почти ровную окружность и что к центру пятна чернота сгущалась, как бы в глубокой воронке или колодце.
Скоро вся передняя часть экрана была покрыта пятнами, проходившими по экрану то густо, порой сливаясь и образуя огромные, с рваными, неправильными краями котловины, то рассыпанно, словно горох, по глубокому полотну экрана.
– Как раз здесь находился наш «Пионер», – тихо сказал зоолог и, точно вспомнив что-то, быстро обернулся к капитану: – А Горелов так настойчиво требовал, чтобы подлодка осталась на месте… Какое счастье, что вы не послушали его!
Никто не ответил ему.
Капитан стоял у стола со сжатыми кулаками, подавшись вперед, к экрану, и не сводя с него глаз. Его ноздри раздувались, побелев от скрытого внутреннего волнения. Наконец он резко и сухо стукнул костяшками сжатых в кулак пальцев по столу и повернулся к стоявшим позади него зоологу и лейтенантам.
– Вы говорите, вулкан? Извержение? – спросил он громким, звенящим от возбуждения голосом. – Здесь происходила бомбардировка! Вы понимаете? Бомбили нашу подлодку, нашего «Пионера».
И, словно сразу почувствовав себя в разгаре сражения, он отрывисто бросил лейтенанту Кравцову:
– Поднять оба разведчика над поверхностью океана! Пять подъемов в минуту! Высота подъемов – десять метров! Следить за небосклоном!
Пока лейтенант, едва успевая, быстро работал штурвалами разведчиков и клавишами щита управления, капитан повернулся к телефонному щитку и нажал одну из его кнопок.
На засветившемся экране телевизора появился отсек носовой пушки. Главный акустик Чижов сидел в своем кресле бледный, но спокойный, внимательно глядя на экран телевизора, где появилось изображение капитана.
– Изготовиться к бою! – донесся до Чижова властный голос капитана. – Цель – металл, органика, стекло. Самолеты или судно. Из водной среды – в воздушную. Расстояние и угол – по экрану. Ждать моих приказаний!
В этот момент купол экрана сразу просветлел, на нем показалось чистое голубое небо над спокойным океаном, несколько разрозненных облачков в зените, лучезарное желтое пятно солнца, склоняющееся к западу, далекий круговой горизонт и чуть повыше его, на западе, три крохотных крестика, а под ними стелющаяся почти по самой линии горизонта волнистая дымная полоса.
– Неприятель на виду, – послышался с экрана телевизора спокойный голос Чижова: – три самолета, и под ними, очевидно, их база. Под данным углом ультразвуковая пушка не возьмет цель. Необходимо приблизиться.
Это было ясно и самому капитану. Однако никаких распоряжений о преследовании противника от него не последовало. После минутного колебания, в течение которого поверхность океана скрылась и вновь появилась на экране, он провел рукой по голове и произнес:
– Отставить ультразвуковую пушку! Оба лейтенанта с недоумением смотрели на своего капитана.
– Товарищ командир! – произнес наконец старший лейтенант Богров, видимо с большим усилием стараясь придать своему голосу возможно больше сдержанности. – Нас бомбили. Нас хотели уничтожить… Без всякого повода с нашей стороны. И вы оставите безнаказанным это гнусное нападение? Нам достаточно получаса, чтобы от этих бандитов осталась одна пыль!
Капитан тепло улыбнулся:
– Я вас вполне понимаю, товарищи. Я полностью разделяю ваше возмущение. Но для нас важнее всего не обнаруживать ни себя, ни нашего оружия до решительного момента, который, может быть, наступит, когда мы придем во Владивосток. Если неприятель думает, что он уничтожил нас, тем лучше: может быть, он успокоится и прекратит преследование. Наша задача, наш долг перед Родиной состоит в том, чтобы довести подлодку в полной тайне, в полной сохранности и к назначенному сроку до Владивостока. Тайну, очевидно, полностью соблюсти не удалось. Но каким образом наши точные координаты стали известны неприятелю, совершенно непонятно.
– Я знаю… – неожиданно послышался слабый голос. Все резко повернулись к дверям и с изумлением увидели тонкую фигурку Павлика в белой длинной, почти до пят рубашке. Опираясь о дверную раму, Павлик стоял с полуопущенными веками и как будто сонно смотрел вперед, сквозь капитана, сквозь стену центрального поста, сквозь толщу океанских вод – куда-то в непонятную, неизвестную даль.
– Я теперь понимаю, – повторил он тихо, как будто засыпая. – Он мне все объяснил. Координаты – это… это… определяют положение точки… точки в пространстве… Это мне объяснил…
Он говорил усталым, затухающим голосом, опускаясь все ниже, и когда, почти совсем уже соскользнув, падал на пол, грохот раскрывшейся рядом двери заглушил его последние слова. Из диспетчерской главного механика выскочил Горелов и бросился к Павлику, громко крича:
– Павлик, голубчик! Как ты сюда попал?
Он подхватил падающего Павлика, поднял своими сильными руками и, прижимая к груди, понес его, погруженного в обморок, мимо своей диспетчерской, мимо диспетчерской главного электрика, через биологический кабинет в госпитальный отсек.
Следом за ним поспешил зоолог, первым пришедший в себя во время этой неожиданной сцены.
В центральном посту несколько мгновений царило молчание.
– Напугал же он меня своим появлением! – сказал наконец старший лейтенант Богров.
– Да… – медленно проговорил капитан, продолжая смотреть на дверь,
– Но почему это вдруг понадобилось кому-то объяснять ему про координаты?
Он обернулся к лейтенанту Кравцову и деловым тоном продолжал отдавать распоряжения:
– Отвести подлодку на пятьдесят километров от места ее бывшей стоянки. На этом расстоянии крейсировать в разных направлениях, не останавливая корабля. Положение тревоги отменить. Обоих разведчиков оставить на поверхности. Прыжки – не чаще пяти в минуту, высота прыжков – не выше трех метров. При появлении чего-нибудь подозрительного осторожно следить при помощи разведчиков и вызвать меня. Имейте в виду, товарищи: мы должны теперь быть непрерывно настороже! Нас ищут. За нами каким-то образом следит хитрый, сильный и коварный враг. Ни на минуту мы не должны забывать, что где-то нас подстерегает этот враг, где-то готовит нам западню. Мы должны быть теперь особенно осторожны и ко всему готовы. Это необходимо передать всему экипажу подлодки, всем членам научной экспедиции. Через два часа, если все будет спокойно, я отправлю всех научных работников и часть команды собирать уцелевшее после бомбардировки имущество экспедиции. По окончании работ мы пойдем дальше своим маршрутом.
Подлодка шла на шести десятых хода; пятьдесят пять миль в час – средний крейсерский ход, при котором не перенапрягался материал взрывных дюз, не было надобности накаливать корпус и окружать его паровой оболочкой. Время от времени глаза лейтенанта пробегали по созвездиям маленьких зеленых лампочек, спокойно горевших на щите управления и на круглой стене центрального поста, успокоительно доносивших о ровной, ничем не нарушаемой работе всех механизмов и агрегатов подводного корабля.
Лейтенант вдруг очнулся, протянул руку к телефонному щитку, и спокойное лицо его оживилось. Он нажал кнопку под номером двенадцать, и сейчас же рядом со щитком осветился небольшой матово-серебристый экран. На нем появилось изображение госпитального отсека, несколько коек, двух лежащих на них фигур и зоолога в белом халате, рассматривающего на матовый свет лампы какую-то пробирку. Зоолог повернул голову и вопросительно вскинул глаза на экран.
– Простите, Лорд, – тихо, почти шепотом, произнес лейтенант, – не терпится узнать, что поделывает Павлик. Зоолог кивнул головой.
– Спит, – так же шепотом ответил он, подходя совсем близко к экрану и почти целиком заполняя его своей бородой. – Спит, но не очень хорошо. Должно быть, нервы разгулялись: вскрикивает, поднимается в полусне, что-то бормочет и опять засыпает.
– Ну, ничего… – начал было лейтенант, но не успел окончить.
Снаружи внезапно донесся глухой, но мощный удар, сопровождаемый коротким грохотом, вырвавшимся из рупора гидрофона. Ни лейтенант, ни зоолог не успели еще прийти в себя от этой неожиданности, как огромный подводный корабль взметнулся носом кверху, сейчас же нырнул вниз, потом, не замедляя хода, под непрерывные грохочущие удары судорожно заметался, точно бросаемый непонятной силой вверх, вниз, во все стороны.
Зоолог был отброшен от экрана на ближайшую койку. Лейтенант, инстинктивно схватившись рукой за ножку привинченного к полу стола, удержался на месте. Его глаза скользнули по большим круглым часам, висевшим на стене: было ровно восемнадцать часов. Машинально, не сознавая еще, что произошло, он нажал пальцем свободной руки кнопку тревоги: «Внимание! Все по местам!»
В мгновение все коридоры подлодки наполнились топотом бегущих ног, потом сразу наступила тишина, прерываемая лишь частыми глухими ударами.
Еще держа палец на кнопке тревожной сигнализации, лейтенант мельком взглянул на круговой экран и застыл в недоумении. В глубокой перспективе экрана, на той его полосе, куда со своих дальних дистанций посылали сообщения инфракрасные разведчики корабля, с необычайной быстротой неслась навстречу «Пионеру», клубясь и разрастаясь, огромная темная туча. Впереди тучи, словно настигаемые пожаром, мчались бесчисленные массы морских животных. Ближайшие к подлодке рыбы также стремительно поворачивали и в общей панике устремлялись ей навстречу.
– Простите, Лорд… сигналы… – торопливо проговорил лейтенант и выключил телефон и телевизор, оставив Зоолога в состоянии полного недоумения и растерянности.
Вслед за тем лейтенант повернул на щите управления навстречу друг другу два штурвала; на одном из них виднелась надпись: «Разведчик правого борта», на другом – «Разведчик левого борта».
Туча сразу закрыла узкую верхнюю полосу па передней части экрана и нижнюю часть его купола.
– Черт возьми! Что же это значит? Неужели подводное извержение? – вполголоса проговорил лейтенант, давая подлодке задний ход и сейчас же полностью останавливая работу дюз.
В центральную рубку поспешно вошел капитан и пошатнулся от резкой остановки движения корабля.
– В чем дело, товарищ лейтенант? – спросил он еще в дверях.
– По донесениям приборов, товарищ командир, впереди что-то непонятное и, во всяком случае, угрожающее. Поэтому я остановил подлодку до ваших распоряжений.
Капитан увидел на экране быстро надвигавшуюся тучу. Глухие удары продолжали доноситься снаружи, сопровождаемые гулом из рупора гидрофона. Корабль мотало на месте не переставая.
– Хорошо сделали, – одобрил действия лейтенанта капитан. – Какое расстояние до источника звуков? Их направление? – продолжал он отрывисто спрашивать, держась за стол и внимательно рассматривая клубящуюся мглу на экране и несметные стада несущихся перед нею животных.
– Тридцать восемь миль! Прямо по носу! – быстро ответил лейтенант, взглянув на приборы у гидрофона.
– Вызовите Арсена Давидовича сюда. Здесь очень много интересного для него, – сказал капитан и наклонился над картой; он провел на ней несколько линий, взглянул на приборы и сделал короткий подсчет. – Что такое? – выпрямился он вдруг, и лицо его сразу сделалось жестким, каменным. – Ведь это значит, что звуки несутся с нашей стоянки. С нашей глубоководной станции!
В этот момент в центральный пост торопливо вошли зоолог и старший лейтенант Богров.
Услышав последние слова капитана, они быстро оценили положение.
– Нет никакого сомнения, товарищ командир, – сказал старший лейтенант, – удары несутся из района нашей стоянки. Все это очень похоже на подводное извержение вулкана с тучей поднятого со дна ила, пепла, размельченного туфа…
– Да, да… – подтвердил лейтенант Кравцов. – Это первое, что и мне пришло в голову.
Капитан с сомнением покачал головой и задумался. Зоолог молча, не отрываясь, смотрел на экран.
Первые отряды обезумевших обитателей моря приближались к подлодке, в двадцати километрах от нее встречаемые уже ультразвуковыми прожекторами, которые пересылали их изображения на нижнюю полосу экрана.
Впереди всех, поближе к поверхности, стрелой летели острорылые дельфины. Теперь им было не до игры. Лишь изредка они взмывали кверху, делали прыжок над водой, чтобы обновить запас воздуха в легких, и вновь стремительно неслись вперед. Следом за ними, не отставая, мчались такие замечательные пловцы, как золотая макрель, бониты, меч-рыбы, барракуды, акулы, несколько крупных кальмаров. Вытянув в виде трубы все десять щупалец, они мчались задом наперед, всасывая своими воронками и выбрасывая затем мощные струи воды. Стадо кашалотов, голов в тридцать, разбрасывая головами, словно таранами, окружавшую их мелочь, молотило ее затем позади себя своими мощными хвостами. За этими хищниками и властителями глубин, на некотором расстоянии, сплоченно или врассыпную, изо всех сил неслась остальная масса перепуганных животных, и грохот от каждого удара как будто придавал им новые силы и новую быстроту. Их последние ряды постепенно заволакивались грозовым фронтом настигавшей их тучи.
Проникшие уже далеко в глубины этой тучи разведчики посылали оттуда на экран смутные очертания множества тел погибших животных, плывших вверх брюхами или вертевшихся во все стороны под действием неожиданно возникших здесь невидимых струй, течений и подводных волн.
Капитан поднял наконец голову, приняв, по-видимому, какое-то решение.
– Нам во что бы то ни стало необходимо узнать, что там происходит, – обратился он ко всем находившимся в центральном посту. – Источник звуков остается на одном и том же месте. Мы должны, следовательно, приблизиться к нему по крайней мере еще на десять километров – на дистанцию, с которой можно будет при достаточной безопасности для корабля воспользоваться помощью наших разведчиков… Дайте три десятых хода вперед, Юрий Павлович, – приказал он лейтенанту Кравцову.
В непрекращающейся качке корабль тронулся с места и вскоре вошел в гущу панически мчавшихся животных. Еще через несколько минут клубящаяся мгла заполнила весь круговой экран и его купол. Неисчислимыми массами проносились на экране трупы рыб, морских ежей, морских звезд, голотурий, офиур, морских лилий, крабов, рачков, медуз и сифонофор. Среди них в огромном количестве попадались исковерканные, разорванные тела глубоководных горгоний и морских перьев, пучки водорослей, сорванных и захваченных необычайной силой приведенных в движение вод.
«Пионер» медленно, под непрерывный гул ударов пробирался среди этого хаоса смерти и разрушения. С каждым километром мгла становилась все более густой, все более непроницаемой для инфракрасных приемников обоих разведчиков. Когда разведчики находились уже на расстоянии всего лишь двух километров от прежней стоянки «Пионера», удары внезапно прекратились. Все притихли на своих постах, напряженно прислушиваясь и выжидая, но тишина продолжала оставаться невозмутимой. С каждой уходящей минутой все более светлели лица людей, все спокойнее бились их сердца. Тишину нарушил лейтенант Кравцов.
– Я насчитал сто сорок два удара, – сказал он, обращаясь к капитану.
– Первый последовал ровно в восемнадцать часов.
– Отлично, – ответил ему капитан. – Не забудьте занести это в журнал.
Разведчики между тем все ближе подходили к прежней стоянке корабля.
– Опустите правобортовой разведчик поближе ко дну, – приказал капитан.
– Заставьте его хорошенько обследовать грунт.
Лейтенант Кравцов поставил правый штурвал на новую позицию.
Правая верхняя полоса экрана начала все больше и больше чернеть, и смутные тени, проходившие на ней, сделались едва различимыми. Наконец чернота настолько сгустилась, что все растворилось в ней и слилось в слепом однообразии. Качка на невидимых подводных волнах между тем постепенно стихала, и корабль спокойно шел, почти не выдавая себя.
Лейтенант не снимал теперь рук со штурвала, осторожно направляя разведчик то в ту, то в другую сторону. Все внимательно смотрели на экран, стремясь уловить хотя бы какую-нибудь слабую тень или признак движения. Но на общем черном фоне экрана не выделялось ничего, что мог бы заметить человеческий глаз. Ясно было, что инфракрасные разведчики в этой иловой мути совершенно бесполезны.
– Поднять разведчик на поверхность! – отдал команду капитан. – Идти под ультразвуковыми прожекторами!
– Есть поднять разведчик на поверхность! – повторил лейтенант Кравцов, поворачивая и поднимая кверху левый штурвал.
– Шесть десятых хода вперед!
– Есть шесть десятых хода вперед! – отчеканил лейтенант, нажав последовательно несколько клавишей на нижней клавиатуре щита управления и переведя красный рычажок над дужкой на три деления.
С удвоенной скоростью «Пионер» ринулся вперед. Через пятнадцать минут ультразвуковые лучи прожектора проникли в район бывшей стоянки подлодки. Нижняя полоса экрана получила свой обычный голубоватый цвет – правда, несколько более густой. По приказанию капитана скорость хода подлодки была вновь уменьшена до трех десятых, и прожекторы принялись тщательно обследовать дно океана. На экране появился совершенно незнакомый пейзаж. Там, где раньше дно покрывали заросли морских лилий, горгоний, светящихся морских перьев, глубоководных кораллов, среди которых ползали кроваво-красные или бледные крабы и раки, фиолетовые голотурии, синие и красные морские звезды, хрупкие офиуры, раки-отшельники, увенчанные целыми розетками из разноцветных актиний, там, где раньше неслышно кипела в темноте молчаливая своеобразная жизнь, – расстилался теперь однообразный мертвый покров из ила, над которым поднимались порой небольшие бугры или отдельные полузасыпанные и обломанные кисти потухших морских перьев.
Нахмурив густые мохнатые брови и зажав в кулаке бороду, зоолог молча смотрел на эту безрадостную и безжизненную пустыню.
– Если здесь было извержение вулкана, – проговорил он наконец, – то где же лава! Где пемза и пепел? Почему наружные термометры не показывают повышения температуры воды? И, наконец, где кратер?
– Вот кратер! И не один, а несколько! – сказал старший лейтенант, показывая на темные, со смутными очертаниями пятна, выступившие вдали, на экране.
– Смотрите, смотрите! Их здесь много! – воскликнул лейтенант Кравцов.
И действительно, по мере продвижения корабля вперед на экране появлялось все больше и больше пятен.
Приближаясь к переднему плану, их очертания делались немного яснее; но все же тучи не осевшего еще ила мешали работе ультразвуковых прожекторов. Однако было достаточно отчетливо видно, что края этих пятен представляли почти ровную окружность и что к центру пятна чернота сгущалась, как бы в глубокой воронке или колодце.
Скоро вся передняя часть экрана была покрыта пятнами, проходившими по экрану то густо, порой сливаясь и образуя огромные, с рваными, неправильными краями котловины, то рассыпанно, словно горох, по глубокому полотну экрана.
– Как раз здесь находился наш «Пионер», – тихо сказал зоолог и, точно вспомнив что-то, быстро обернулся к капитану: – А Горелов так настойчиво требовал, чтобы подлодка осталась на месте… Какое счастье, что вы не послушали его!
Никто не ответил ему.
Капитан стоял у стола со сжатыми кулаками, подавшись вперед, к экрану, и не сводя с него глаз. Его ноздри раздувались, побелев от скрытого внутреннего волнения. Наконец он резко и сухо стукнул костяшками сжатых в кулак пальцев по столу и повернулся к стоявшим позади него зоологу и лейтенантам.
– Вы говорите, вулкан? Извержение? – спросил он громким, звенящим от возбуждения голосом. – Здесь происходила бомбардировка! Вы понимаете? Бомбили нашу подлодку, нашего «Пионера».
И, словно сразу почувствовав себя в разгаре сражения, он отрывисто бросил лейтенанту Кравцову:
– Поднять оба разведчика над поверхностью океана! Пять подъемов в минуту! Высота подъемов – десять метров! Следить за небосклоном!
Пока лейтенант, едва успевая, быстро работал штурвалами разведчиков и клавишами щита управления, капитан повернулся к телефонному щитку и нажал одну из его кнопок.
На засветившемся экране телевизора появился отсек носовой пушки. Главный акустик Чижов сидел в своем кресле бледный, но спокойный, внимательно глядя на экран телевизора, где появилось изображение капитана.
– Изготовиться к бою! – донесся до Чижова властный голос капитана. – Цель – металл, органика, стекло. Самолеты или судно. Из водной среды – в воздушную. Расстояние и угол – по экрану. Ждать моих приказаний!
В этот момент купол экрана сразу просветлел, на нем показалось чистое голубое небо над спокойным океаном, несколько разрозненных облачков в зените, лучезарное желтое пятно солнца, склоняющееся к западу, далекий круговой горизонт и чуть повыше его, на западе, три крохотных крестика, а под ними стелющаяся почти по самой линии горизонта волнистая дымная полоса.
– Неприятель на виду, – послышался с экрана телевизора спокойный голос Чижова: – три самолета, и под ними, очевидно, их база. Под данным углом ультразвуковая пушка не возьмет цель. Необходимо приблизиться.
Это было ясно и самому капитану. Однако никаких распоряжений о преследовании противника от него не последовало. После минутного колебания, в течение которого поверхность океана скрылась и вновь появилась на экране, он провел рукой по голове и произнес:
– Отставить ультразвуковую пушку! Оба лейтенанта с недоумением смотрели на своего капитана.
– Товарищ командир! – произнес наконец старший лейтенант Богров, видимо с большим усилием стараясь придать своему голосу возможно больше сдержанности. – Нас бомбили. Нас хотели уничтожить… Без всякого повода с нашей стороны. И вы оставите безнаказанным это гнусное нападение? Нам достаточно получаса, чтобы от этих бандитов осталась одна пыль!
Капитан тепло улыбнулся:
– Я вас вполне понимаю, товарищи. Я полностью разделяю ваше возмущение. Но для нас важнее всего не обнаруживать ни себя, ни нашего оружия до решительного момента, который, может быть, наступит, когда мы придем во Владивосток. Если неприятель думает, что он уничтожил нас, тем лучше: может быть, он успокоится и прекратит преследование. Наша задача, наш долг перед Родиной состоит в том, чтобы довести подлодку в полной тайне, в полной сохранности и к назначенному сроку до Владивостока. Тайну, очевидно, полностью соблюсти не удалось. Но каким образом наши точные координаты стали известны неприятелю, совершенно непонятно.
– Я знаю… – неожиданно послышался слабый голос. Все резко повернулись к дверям и с изумлением увидели тонкую фигурку Павлика в белой длинной, почти до пят рубашке. Опираясь о дверную раму, Павлик стоял с полуопущенными веками и как будто сонно смотрел вперед, сквозь капитана, сквозь стену центрального поста, сквозь толщу океанских вод – куда-то в непонятную, неизвестную даль.
– Я теперь понимаю, – повторил он тихо, как будто засыпая. – Он мне все объяснил. Координаты – это… это… определяют положение точки… точки в пространстве… Это мне объяснил…
Он говорил усталым, затухающим голосом, опускаясь все ниже, и когда, почти совсем уже соскользнув, падал на пол, грохот раскрывшейся рядом двери заглушил его последние слова. Из диспетчерской главного механика выскочил Горелов и бросился к Павлику, громко крича:
– Павлик, голубчик! Как ты сюда попал?
Он подхватил падающего Павлика, поднял своими сильными руками и, прижимая к груди, понес его, погруженного в обморок, мимо своей диспетчерской, мимо диспетчерской главного электрика, через биологический кабинет в госпитальный отсек.
Следом за ним поспешил зоолог, первым пришедший в себя во время этой неожиданной сцены.
В центральном посту несколько мгновений царило молчание.
– Напугал же он меня своим появлением! – сказал наконец старший лейтенант Богров.
– Да… – медленно проговорил капитан, продолжая смотреть на дверь,
– Но почему это вдруг понадобилось кому-то объяснять ему про координаты?
Он обернулся к лейтенанту Кравцову и деловым тоном продолжал отдавать распоряжения:
– Отвести подлодку на пятьдесят километров от места ее бывшей стоянки. На этом расстоянии крейсировать в разных направлениях, не останавливая корабля. Положение тревоги отменить. Обоих разведчиков оставить на поверхности. Прыжки – не чаще пяти в минуту, высота прыжков – не выше трех метров. При появлении чего-нибудь подозрительного осторожно следить при помощи разведчиков и вызвать меня. Имейте в виду, товарищи: мы должны теперь быть непрерывно настороже! Нас ищут. За нами каким-то образом следит хитрый, сильный и коварный враг. Ни на минуту мы не должны забывать, что где-то нас подстерегает этот враг, где-то готовит нам западню. Мы должны быть теперь особенно осторожны и ко всему готовы. Это необходимо передать всему экипажу подлодки, всем членам научной экспедиции. Через два часа, если все будет спокойно, я отправлю всех научных работников и часть команды собирать уцелевшее после бомбардировки имущество экспедиции. По окончании работ мы пойдем дальше своим маршрутом.
Часть вторая
Тайны океана
Глава I
Экскурсия
Если посмотреть на карту рельефа дна Атлантического океана, со светло-голубой каймой мелководья вдоль берегов трех континентов, с широкими синими полосами больших глубин и густо-синими пятнами самых глубоких мест океана, – сразу бросается в глаза длинная голубая лента средних глубин. Держась середины океана и почти в точности следуя извилистой линии берегов обеих Америк, эта лента непрерывно тянется от северных границ океана у острова Исландия до южных, где его воды сливаются с водами Антарктики.
На экваторе в нее врезается густо-синее продолговатое, как артиллерийский снаряд, пятно одной из самых глубоких впадин Атлантики. В вершине этой впадины находится знаменитая Романшская яма, которая как будто заставляет голубую полосу надломиться и круто повернуть с экватора прямо на юг. Эта голубая лента представляет известный Атлантический подводный хребет, или порог. На две-три тысячи метров возвышается он над ровным, чуть покатым дном океана, лежащим по обе стороны хребта на глубине пяти-шести тысяч метров от поверхности.
Иногда в этих синих котловинах попадаются густо-синие пятна еще больших глубин – шесть, семь и даже выше восьми тысяч метров.
Что же представляет собой этот подводный горный хребет? В чем его сходство и различие с горными цепями континентов? Какое значение имеет он в распределении глубинной температуры и солености? Какое влияние оказывает он на направление поверхностных и придонных течений? Одинаковы ли условия глубинной жизни по обе стороны – восточную и западную – этого хребта?
На все эти вопросы наука о море могла ответить очень мало и очень неуверенно. Океан ревниво и упорно скрывал тайны своей жизни и своего строения. Они были недоступны взору человека. Чтобы узнать глубину океана в данной его точке, исследователь должен был осторожно разматывать с палубы судна километры стального троса глубинного лота с тяжелым грузом, с длинной трубкой на конце для захватывания образца грунта, с самозапирающимся батометром для получения образца придонной воды и с опрокидывающимся термометром для установления температуры воды у дна.
Эта операция длилась часами, требовала сложных специальных машин, длительной остановки судна, умелого маневрирования им и все же иногда оканчивалась разрывом троса и потерей лота из-за внезапно налетевшего шквала или ошибки в маневрировании. Сколько же таких промеров могли произвести океанографические экспедиции всех стран, начиная от Кука и до наших дней? И какова точность и полнота этих промеров, если действительно надежные методы, машины и инструменты явились приобретением лишь последних пятидесяти – семидесяти пяти лет? Даже десять тысяч промеров для площади всего Атлантического океана в восемьдесят два миллиона квадратных километров являются ничтожной величиной, один промер на восемь тысяч квадратных километров! А между тем таких промеров во всех океанах и морях было произведено всего лишь полтора десятка тысяч. Это может дать такое же понятие о рельефе дна океана, как прогулка слепого великана, шаг которого равен нескольким стам километрам: он перешагнет через Уральский хребет, даже не заметив его, и будет продолжать думать, что гуляет по гладкой, как стол, великой европейско-азиатской равнине.
На экваторе в нее врезается густо-синее продолговатое, как артиллерийский снаряд, пятно одной из самых глубоких впадин Атлантики. В вершине этой впадины находится знаменитая Романшская яма, которая как будто заставляет голубую полосу надломиться и круто повернуть с экватора прямо на юг. Эта голубая лента представляет известный Атлантический подводный хребет, или порог. На две-три тысячи метров возвышается он над ровным, чуть покатым дном океана, лежащим по обе стороны хребта на глубине пяти-шести тысяч метров от поверхности.
Иногда в этих синих котловинах попадаются густо-синие пятна еще больших глубин – шесть, семь и даже выше восьми тысяч метров.
Что же представляет собой этот подводный горный хребет? В чем его сходство и различие с горными цепями континентов? Какое значение имеет он в распределении глубинной температуры и солености? Какое влияние оказывает он на направление поверхностных и придонных течений? Одинаковы ли условия глубинной жизни по обе стороны – восточную и западную – этого хребта?
На все эти вопросы наука о море могла ответить очень мало и очень неуверенно. Океан ревниво и упорно скрывал тайны своей жизни и своего строения. Они были недоступны взору человека. Чтобы узнать глубину океана в данной его точке, исследователь должен был осторожно разматывать с палубы судна километры стального троса глубинного лота с тяжелым грузом, с длинной трубкой на конце для захватывания образца грунта, с самозапирающимся батометром для получения образца придонной воды и с опрокидывающимся термометром для установления температуры воды у дна.
Эта операция длилась часами, требовала сложных специальных машин, длительной остановки судна, умелого маневрирования им и все же иногда оканчивалась разрывом троса и потерей лота из-за внезапно налетевшего шквала или ошибки в маневрировании. Сколько же таких промеров могли произвести океанографические экспедиции всех стран, начиная от Кука и до наших дней? И какова точность и полнота этих промеров, если действительно надежные методы, машины и инструменты явились приобретением лишь последних пятидесяти – семидесяти пяти лет? Даже десять тысяч промеров для площади всего Атлантического океана в восемьдесят два миллиона квадратных километров являются ничтожной величиной, один промер на восемь тысяч квадратных километров! А между тем таких промеров во всех океанах и морях было произведено всего лишь полтора десятка тысяч. Это может дать такое же понятие о рельефе дна океана, как прогулка слепого великана, шаг которого равен нескольким стам километрам: он перешагнет через Уральский хребет, даже не заметив его, и будет продолжать думать, что гуляет по гладкой, как стол, великой европейско-азиатской равнине.