— Мужик, это что, экстренное? — прохрипел чей-то голос с того конца Галактики.
   — Тоник какой-нибудь есть? — продолжил беседу Зафод.
   — Иди ты комете под хвост.
   — Ладно-ладно, — пробурчал Зафод и отключил передатчик.
   Вздохнув, плюхнулся в кресло. Вскочил опять, подошел к компьютерному монитору. Нажал несколько клавиш. Маленькие пузыри принялись играть на экране в салочки с поеданием.
   — Хрямс! — подбадривал их Зафод. — Ах, ушее-е-е-о-ол! Загоняй, хрямс его!
   — Здорово, старина! — приветливо гаркнул компьютер спустя минуту такого времяпровождения, — ты набрал три очка. Предыдущий рекорд — семь миллионов пятьсот девяносто семь тысяч, двес…
   — Ладно-ладно, — проговорил Зафод, отключая компьютер.
   Снова плюхнулся в кресло. Поиграл карандашом. Это занятие тоже потихоньку ему прискучило.
   — Ладно-ладно, — сказал он и ввел в компьютер сумму заработанных за этот раунд очков, а также предыдущий рекорд.
   «Золотое сердце» перешло на рысь, и звезды в его иллюминаторах слились в одно расплывчатое облако света.

 


29


   — Скажите, пожалуйста, — проговорил тощий, бледнокожий криккитянин, который выступил вперед из рядов своих сородичей в качестве глашатая и теперь переминался с ноги на ногу в кругу света. Свою винтовку он держал на отлете, точно просто оказывал любезность ее истинному владельцу, который кой-куда отлучился на минутку. — Скажите, пожалуйста, — вновь начал он, — вам что-нибудь известно о так называемом «равновесии в природе»?
   Пленники не дали ответа — конечно, если не считать таковым растерянного хмыканья и вздохов. Лучи фонариков скользили по их лицам. Высоко в небе занимались своим темным делом Робот-Зоны.
   — Ну, видите ли, — замялся криккитянин, — мы слышали об этом «равновесии» только краем уха. Должно быть, это так, мелочь какая-то. Ну ладно, тогда, полагаю, придется вас убить.
   И скосил глаза на свою винтовку, точно соображая, куда же надо нажимать.
   — В смысле, — добавил он, вновь подняв глаза, — если только вы не хотите о чем-нибудь поболтать?
   Медленное, тупое удивление распространилось по телам Слартибартфаста, Форда и Артура из их сердец (на данный момент находившихся в пятках). Оно неуклонно поднималось к их мозгам, которые в сей миг были заняты лишь передвижением челюстей вверх-вниз. Триллиан трясла головой — так встряхивают, отчаявшись, коробку с головоломкой, чтобы непонятные детали сами нашли себе место.
   — Видите ли, нас беспокоит, — добавил голос из толпы, — этот самый план ликвидации Вселенной.
   — Да, — подхватил другой, — и равновесие в природе. Нам все кажется, что если уничтожить всю остальную Вселенную, то это плохо отразится на равновесии в природе. Понимаете, мы придаем очень важное значение экологии… — И у него горло перехватило от печали.
   — И спорту, — громко возгласил кто-то еще.
   Толпа приветствовала его заявление одобрительным гулом.
   — Да, — согласился первый, — и спорту тоже…
   Затем растерянно оглянулся на своих товарищей, деловито поскреб щеку. По-видимому, он пытался побороть в себе некое глубинное смятение, точно думал он одно, а на язык наворачивалось совсем другое, и примирить слова с мыслями не было никакой возможности.
   — Видите ли, — промямлил он, — некоторые из нас… — И вновь огляделся по сторонам, точно умоляя о поддержке. Товарищи разразились ободряющими междометиями. — Некоторые из нас, — продолжал он, — очень хотели бы наладить связи по спортивной линии с остальной частью Галактики, и хотя я уважаю необходимость не смешивать спорт с политикой, мне все же кажется, что если мы хотим спортивных связей с Галактикой, а так оно и есть, то тогда, наверное, ее не стоит ликвидировать. И всю остальную часть Вселенной, — тут он вновь окончательно замялся, — …а сейчас это, по-видимому, стоит на повестке дня…
   — Чт… — вымолвил Слартибартфаст, — чт…
   — Ккка… — начал Артур.
   — Сккко… — сказал Форд Префект.
   — Хорошо, — рассудила Триллиан. — Давайте об этом и побеседуем.
   Она шагнула вперед и взяла бедного, вконец растерявшегося криккитянина за руку. На вид ему было лет двадцать пять, что значило, учитывая сложные пируэты времени в данной местности, что ему было всего двадцать, когда кончились криккитские войны (десять биллионов лет назад то есть).
   Прежде чем сказать что-нибудь еще, Триллиан совершила с ним небольшую прогулку по чаще фонарных лучей. Криккитянин неуверенно плелся за ней. Лучи слегка склонились, точно капитулируя перед этой странной, спокойной девушкой, которая единственная во всей Вселенной кромешного смятения держалась так, будто знала, чего хочет.
   Триллиан обернулась к криккитянину лицом, слегка сжала его руки в своих. Он смотрел на нее, весь страдание и смятение.
   — Расскажи мне все, — попросила она.
   С минуту он молчал, переводя взгляд с одного глаза Триллиан на другой.
   — Мы… — начал он, — это лучше нам с вами наедине… по-моему… — Его лицо сморщилось. Потом он уронил голову на грудь, тряхнул ею, точно копилкой, в которой застряла монетка. И вновь поднял глаза на Триллиан. — Видите ли, у нас теперь есть эта самая бомба, — сказал он. — Вы не подумайте, она совсем малюсенькая.
   — Я знаю, — молвила Триллиан.
   Криккитянин вытаращил глаза, точно она высказала странное суждение о корнеплодах.
   — Честно, — сказал он, — ну просто крохотулька.
   — Я знаю, — повторила Триллиан.
   — Но говорят, — его голос срывался, — говорят, она может уничтожить все-все-все, что есть на свете. И понимаете, сделать это — наш долг, если я не ошибаюсь. И что, тогда мы останемся одни? Я просто не в курсе. Однако же такова наша функция, судя по всему, — сказал он и вновь поник головой.
   — Что бы это ни означало, — прогудел из толпы зловещий голос.
   Триллиан медленно положила свои руки на плечи бедного, запутавшегося молодого криккитянина и погладила его трясущуюся голову, которую тот склонил ей на плечо.
   — Все в порядке, — сказала она тихо, но достаточно внятно, чтобы ее услышала толпа во тьме, — вы не обязаны этого делать.
   Она покачала криккитянина в своих объятиях, как мать большого ребенка.
   — Вы не обязаны этого делать, — повторила она.
   И, отпустив криккитянина, сделала шаг назад.
   — Я прошу вас кое-что сделать для меня, — сказала она и неожиданно рассмеялась. — Я прошу, — начала она и вновь рассмеялась. Прикрыла рот ладошкой, потом вновь заговорила с серьезным лицом: — Я прошу вас отвести меня к вашему главному. — И указала на парящие в небесах Воен-Зоны. Кто ее знает, откуда ей было известно, что там-то главный и находится.
   Ее смех точно разрядил атмосферу. В задних рядах толпы одинокий голос запел песню, которая позволила бы Полу Маккартни, будь он ее автором, купить весь свет.

 


30


   Зафод Библброкс храбро полз по вентиляционному ходу, как и положено такому отчаянному парню. Он был в ужасном смятении — но все равно упрямо полз вперед. Храбрецы не сдаются.
   Смятение было вызвано картиной, которая только что открылась его взору. Но поскольку в самый ближайший момент ему предстояло услышать нечто вдвойне более экстраординарное, мы лучше воспользуемся паузой и объясним, где же он, собственно, находится.
   Зафод Библброкс находился на высоте многих миль над поверхностью планеты Криккит, в вентиляции одной из Робот-Боен-Зон.
   Говоря глобальнее, в верхних, разреженных слоях атмосферы Криккита, относительно не защищенных от излучения и всего остального, что прибывало к планете из космоса.
   Зафод припарковал свой звездолет «Золотое сердце» в гуще колоссальных, темных железных китов, что теснились в небе Криккита, и вошел в самое, как ему показалось, крупное и внушительное из этих летучих зданий. Имея на вооружении лишь бластер системы «Громовержец» и некие таблетки от головной боли.
   Он очутился в длинном, широком и тускло освещенном коридоре, где можно было спрятаться, чтобы составить план дальнейших действий. Прятаться было необходимо — время от времени по коридору проходили криккитские роботы, и хотя в бытность своего пленения Зафод убедился, что защищен от них неведомым талисманом, шишек ему тогда понаставили немало. И сейчас он не имел ни малейшего намерения эксплуатировать эту свою, как сам выражался, «полусчастливую звезду».
   Зафод проскользнул из коридора в какую-то комнату, оказавшуюся на поверку огромным, тускло освещенным залом.
   Собственно, то был музей об одном-единственном экспонате — а именно: тут были выставлены остатки какого-то космического корабля, ужасно искореженные огнем. Теперь Зафод немножко подучил период галактической истории, который когда-то прозевал за попытками залучить в постель соседку по школьной киберкабинке. А потому догадался, что это остатки корабля, который многие биллионы лет назад вышел за пределы Пылевого Облака и заварил всю кашу.
   Но — и тут он впал в некоторое смятение — что-то с этим кораблем было нечисто.
   Безусловно, его корпус был искорежен самой настоящей аварией. Обшивка сплавилась на неподдельном огне, но Зафоду, с его опытным глазом, тут же стало ясно, что сам-то корабль ненастоящий. Нечто вроде модели в натуральную величину — трехмерный чертеж. Другими словами, он был бы отличным наглядным пособием для какого-нибудь профана, который надумал бы соорудить космический корабль, не имея о них ни малейшего представления. Однако летать эта посудина явно не могла изначально.
   Зафод все еще ломал над этим фактом голову — строго говоря, только начал это делать, — когда заметил, что дверь на том конце зала отъехала в сторону и вошли двое криккитских роботов. Вид у них был довольно мрачный.
   Зафод, не имевший ни малейшего желания с ними общаться, рассудил, что поскольку благоразумие — лучший компонент храбрости, то осторожность — лучший компонент благоразумия, после чего мужественно спрятался в шкафу.
   Шкаф оказался верхней частью шахты, которая соединялась люком с широким вентиляционным ходом. Зафод пролез в люк и пополз по ходу, где мы его и встретили.
   Он не был доволен своим местоположением. В вентиляции было холодно, темно, крайне неуютно. Да и жутковато. При первой же возможности — то есть когда примерно через сто ярдов пути ему попалась еще одна шахта — он вылез обратно наружу.
   На этот раз он оказался в зале поменьше — по-видимому, компьютерном центре. Шахта вывела его в узкий, темный прогал между стеной и высоким системным блоком.
   Не замедлив заметить, что находится в зале не один, он попятился было обратно, но тут его заинтриговал разговор законных обитателей зала.
   — Это все роботы, ваше превосходительство, — произнес один голос. — С ними что-то стряслось.
   — А что такое с ними, конкретно?
   То были двое криккитян из Воен-Командования. Все Воен-Командиры жили высоко за облаками в Робот-Воен-Зонах, чему и были обязаны своим иммунитетом к всяким чудаческим сомнениям и колебаниям, донимавшим их соотечественников внизу на планете.
   — Видите ли, ваше превосходительство, на мой взгляд, только к лучшему, что их теперь переводят в резерв, когда мы готовы взорвать бомбу-сверхновую. За непродолжительный период времени, прошедший после нашего освобождения из кокона…
   — Давайте ближе к делу.
   — Роботы загрустили, ваше превосходительство.
   — Что-о?
   — Война, ваше превосходительство. Похоже, она угнетающе на них действует. В их характере чувствуется какая-то усталость от мира или, лучше сказать, от Вселенной.
   — Что же тут плохого? От них как раз и требуется содействовать ее уничтожению.
   — Да, но только, ваше превосходительство, им это кажется сложным. Ими овладела какая-то апатия. Они разучились всецело отдаваться делу. Какого-то огонька не хватает.
   — Что вы, собственно, хотите сказать?
   — Ну мне кажется, что их что-то очень сильно удручает, ваше превосходительство.
   — С чего вы взяли?
   — Гм, тут было несколько вылазок силами роботов. Вы знаете, такое впечатление, что они идут в бой, берут оружие на изготовку и вдруг их точно посещает мысль: «К чему напрягаться? Что это все в космическом масштабе?» И вид у них становится какой-то слегка усталый, мрачноватый такой.
   — И что они тогда делают?
   — Э… э, в основном решают квадратичные уравнения, ваше превосходительство. Дьявольски непосильные даже для роботов. А потом хандрят.
   — Хандрят?
   — Так точно, ваше превосходительство.
   — Слыханное ли дело, чтобы роботы хандрили?
   — Не могу сказать, ваше превосходительство.
   — Что это за шум?
   Шумел Зафод, протискиваясь в шахту. Голова у него шла кругом.

 


31


   В глубоком колодце тьмы сидел робот-калека. В этой железной тьме царила тишина. Также здесь было холодно и сыро, но, будучи машиной, робот не был приспособлен замечать подобные вещи. Однако ценой гигантского напряжения воли он заставлял себя замечать их.
   Его мозг был подключен к главному интеллектуальному процессору криккитского Воен-Компьютера. Ничего приятного для себя робот в этом общении не находил. Надо сказать, что главный интеллектуальный процессор криккитского Воен-Компьютера платил ему взаимностью.
   Криккитские роботы подобрали это злосчастное стальное создание в болотах Беты Прутивнобендзы, так как чуть ли не с первого взгляда обратили внимание на гигантскую мощь его интеллекта, который мог им весьма сгодиться.
   Однако от них укрылся сопутствующий этому умственному потенциалу жестокий душевный надлом. Причем холод, тьма, сырость, теснота помещения и одиночество подействовали на него отнюдь не в лучшую сторону.
   Робот был недоволен навязанным ему делом.
   Помимо всего прочего, работа над координацией военной стратегии целой планеты спасала от безделья лишь крохотную частичку его великолепного мозга. Остальные электронные извилины ужасно соскучились. Трижды найдя решение всех основных математических, физических, химических, биологических, социологических, философских, этимологических, метеорологических и психологических проблем во Вселенной (кроме своих собственных), он совсем измаялся праздностью и с горя взялся сочинять короткие жалобные песенки без складу и ладу. Сейчас он работал над колыбельной.
   Мир покрыла темнота,
   — завывал Марвин,
   Только мне она не светит, Инфракрасные зрачки Видят круглосуточно всю мерзость, Ненавижу, ночь, тебя.
   Он помедлил, набираясь творческих и душевных сил перед новой строфой.
   Я укладываюсь спать, Электроовец считать, Не желайте снов мне сладких, Лучше ими подавитесь, Ненавижу, ночь, тебя.
   — Марвин! — прошипел кто-то во тьме.
   Робот вскинул голову, чуть не оборвав замысловатую паутину электродов, которая связывала его со средоточием криккитского Воен-Компьютера.
   Он увидел распахнутый вентиляционный люк, из которого выглядывала нечесаная голова. Другая нечесаная голова пыталась ускорить события, беспокойно стреляя глазами по сторонам.
   — А, это вы, — пробормотал робот. — Я предполагал подобный вариант.
   — Здорово, браток, — удивился Зафод, — это ты сейчас пел?
   — Я, — с горечью признался Марвин, — нахожусь сейчас в крайне безупречной форме. Просто блистаю.
   Зафод высунул головы из люка и осмотрелся по сторонам:
   — Ты один?
   — Да, — сообщил Марвин. — Сижу одиноко в темнице сырой, тоска и страдание — мои верные спутники. А также мой гигантский интеллект. И бездонное отчаяние. И…
   — Ага, понял, — прервал его Зафод. — Слушай, а ты-то как со всем этим связан?
   — Вот, — пояснил Марвин, указывая той рукой, что поздоровее, на дремучую сеть электродов, связующую его с криккитским компьютером.
   — Раз так, — растерянно молвил Зафод, — я тебе, наверное, обязан жизнью. Дважды.
   — Трижды, — уточнил Марвин.
   Зафод резко повернул голову (вторая голова зорко уставилась совершенно не в ту сторону) — как раз вовремя, чтобы наблюдать, как подкравшийся к нему сзади ужасный боевой робот, дымясь, забился в конвульсиях. Неуклюже попятившись назад, робот уткнулся спиной в стену, сполз на пол и, поерзав на месте, привалился щекой к стене, после чего безутешно зарыдал.
   Зафод опять поглядел на Марвина.
   — Ну и мироощущение у тебя, — заметил он.
   — Даже не спрашивайте, — ответил Марвин.
   — Не буду, — пообещал Зафод. И сдержал обещание. — Слушай, — заявил он,
   — у тебя классно получается.
   — Полагаю, это значит, — парировал Марвин, придя к этому логическому умозаключению силами какой-то 0,00000000000001 своего светлого разума, — что вы не планируете меня освобождать или предпринимать что-либо еще подобное в этом направлении.
   — Старик, ты же знаешь, я бы с радостью.
   — Бы.
   — Бы.
   — Ясно.
   — У тебя отлично получается.
   — Ну да, — заметил Марвин. — Зачем прерываться, когда чаша страданий едва-едва переполнилась?
   — Мне нужно найти Триллиан и ребят. Слушай, ты не догадываешься, где они? Я-то без понятия — хоть всю планету обшаривай. А это дело долгое.
   — Они очень близко отсюда, — скорбно сказал Марвин. — Если хотите, можете понаблюдать за ними отсюда по монитору.
   — Я лучше к ним пойду, — рассудил Зафод. — Э-э, вдруг им нужна помощь, мало ли что?
   — Возможно, будет лучше, — произнес Марвин (и тут в его замогильный голос вплелась неожиданная нотка властности), — если вы ограничитесь наблюдением отсюда по монитору. Эта юная особа, — добавил он внезапно, — одна из наименее блаженно безмозглых форм органической жизни, с которыми меня, к моему глубочайшему неудовольствию, не смогла свести моя злая судьба.
   Несколько минут Зафод блуждал по этому лабиринту отрицаний, пока не прошел его до конца. И удивился.
   — Триллиан? — воскликнул он. — Эта малютка? Складненькая, конечно, но нрав тот еще. Сам знаешь, каково с ними, с бабами. А может, не знаешь. А если знаешь, то не хотел бы я этого слышать… Ладно, врубай ящик.
   — …настоящими марионетками.
   — Чего? — воскликнул Зафод.
   Слова были произнесены голосом Триллиан. Зафод обернулся.
   На стене, у которой рыдал криккитский робот, засветилось изображение какого-то другого зала, затерянного где-то в недрах Робот-Воен-Зон. По-видимому, там происходил военный совет — точно Зафод определить не мог, так как робот заслонял экран.
   Он попытался спихнуть робота с места, но тот, придавленный гнетом своего тяжкого горя, полез кусаться. Пришлось оставить его в покое и напрячь зрение.
   — Вы только задумайтесь, — продолжал голос Триллиан, — ваша история — это же просто череда феноменально невероятных событий. Поверьте моему опыту, в чем-чем, а в невероятностях я разбираюсь. Для начала — ваша полная изоляция от Галактики. Абсолютно беспримерная ситуация. Планета на самом ее краю, да еще и внутри Пылевого Облака. Это явно подстроено нарочно.
   Зафод весь кипел оттого, что не мог видеть экран. Голова робота заслоняла людей, к которым обращалась Триллиан, универсальная боевая бита
   — фон, а локоть руки, трагически подпиравшей его лоб, — саму Триллиан.
   — Далее, — продолжала Триллиан, — пресловутый звездолет, потерпевший крушение на вашей планете. Заурядное событие? Вряд ли. Вы представляете себе, как мала вероятность, что курс звездолета и орбита какой-нибудь планеты случайно скрестятся?
   — Привет, — прокомментировал Зафод, — она сама не знает, что болтает. Видел я этот звездолет. Чистой воды липа. Ежу понятно.
   — Я это предполагал, — раздался из темницы голос Марвина.
   — Как же, как же, — парировал Зафод. — Только что от меня услышал. Ладно, я все равно не понимаю, при чем тут эта фигня.
   — А тем более, — продолжала Триллиан, — вероятность того, что он пересечет орбиту единственной планеты в Галактике или вообще во всей известной мне Вселенной, для которой его появление будет сильнейшей душевной травмой. Знаете, какова вероятность? И я тоже не знаю — вот как она мизерна. Значит, это вновь подстроено нарочно. Не удивлюсь, если звездолет окажется фальшивкой.
   Зафоду удалось сдвинуть биту робота. За ней на экране оказались фигурки Форда, Артура и Слартибартфаста. Вид у них был крайне ошарашенный.
   — Эй, погляди, — радостно воскликнул Зафод. — Ребята держат нос кверху. Гип-гип-ура! Дайте им жару, ребята!
   — Ну а вся эта технология, которой вы с бухты-барахты овладели буквально за ночь? Большинству цивилизаций потребовались бы тысячелетия и тысячелетия. Кто-то снабжал вас необходимой информацией, кто-то вас опекал. Я знаю, знаю, — отреагировала Триллиан на возражения кого-то, невидимого Зафоду, — я знаю, что вы не отдавали себе отчета в происходящем. Именно об этом я и говорю. Вы так ничего и не заметили. Наподобие бомбы-сверхновой.
   — А вы-то о ней откуда знаете? — спросил невидимый оппонент.
   — Просто знаю, — сказала Триллиан. — Думаете, я поверю, что у вас одновременно хватило ума ее изобрести и хватило глупости не сообразить, что вы и себя взорвете? Это даже не идиотизм, а полная тупость.
   — Эй, а что это за бомба такая? — тревожно обратился Зафод к Марвину.
   — Бомба-сверхновая? — уточнил Марвин. — Чрезвычайно компактная бомба.
   — Да?
   — Которая может уничтожить Вселенную, выражаясь по-латыни, in toto. Полностью. По мне, блестящая идея. Правда, им не удастся ее воплотить.
   — Это почему же, если она такая мощная?
   — Бомба-то мощная, — пояснил Марвин, — но их головы нет. К тому времени когда их заточили в коконе, они успели разработать ее проект. А все последние пять лет создавали опытную модель. Они думают, что сделали все правильно, но это не так. Степенью своей глупости они ничуть не уступают всем остальным формам органической жизни. Я их ненавижу.
   Триллиан продолжала говорить.
   Зафод попытался схватить криккитского робота за ногу, но тот принялся лягаться и рычать, а потом заквакал в новом приступе горьких рыданий. Наконец робот рухнул на пол, где и продолжал изливать свои чувства в лежачей позе, никому не мешая.
   Триллиан одиноко стояла в центре зала. Выглядела она устало, но ее глаза горели яростным огнем.
   К ней были обращены бледнокожие, изборожденные морщинами лица Старейших Повелителей Криккита, застывших на своих местах за широким пультом управления. Они смотрели на девушку с бессильным страхом и ненавистью.
   Перед ними, на равном расстоянии от пульта и серединой зала, где, точно в зале суда, стояла Триллиан, возвышалась изящная белая колонна фута в четыре высотой. На ее верхушке находился белый шар. Маленький, не более четырех дюймов в диаметре.
   У колонны нес стражу криккитский робот с универсальной битой наготове.
   — Собственно, — пояснила Триллиан (она обливалась потом, Зафоду показалось, что это весьма некстати, учитывая ситуацию), — вы такие дремучие идиоты, дремучесть ваша такова, что я сомневаюсь, ОЧЕНЬ СОМНЕВАЮСЬ, что вы смогли правильно собрать бомбу без помощи Хактара.
   — Что это еще за Хактар? — спросил Зафод, расправляя плечи.
   Если Марвин и ответил, Зафод его не услышал. Все его внимание было приковано к экрану.
   Один из Старейших сделал еле заметный знак роботу-часовому. Тот замахнулся битой.
   — Ничего не могу сделать, — сказал Марвин. — Он подключен к автономной сети.
   — Подождите, — молвила Триллиан.
   Старейший сделал рукой другой знак. Робот замер. Триллиан внезапно сникла, точно разуверившись в собственных словах.
   — А откуда ты все это знаешь? — спросил Зафод у Марвина.
   — Компьютерные архивы, — пояснил тот. — У меня есть к ним доступ.
   — Не правда ли, вы очень не похожи, — сказала Триллиан Старейшим, — на ваших братьев-соотечественников, что живут там, внизу, на планете. Всю свою жизнь вы провели здесь, не защищенные атмосферой. Вы очень уязвимы. Знаете, ваш народ охвачен великим страхом. Они не хотят, чтобы вы это делали. Вы потеряли связь с народом. Почему бы вам не спросить у него совета?
   Старейший потерял терпение. И сделал роботу-часовому знак, прямо противоположный знаку, который сделал ранее.
   Робот размахнулся битой. Ударил ею по белому шарику.
   Белый шарик представлял собой пресловутую бомбу-сверхновую.
   То была маленькая, просто крохотная бомба, предназначенная для уничтожения всей Вселенной.
   Бомба-сверхновая рассекла воздух и ударилась в стену зала заседаний, оставив на ней уродливую выбоину.
   — Ну а она-то откуда все это знает? — вопросил Зафод.
   Марвин мрачно молчал.
   — Наверно, просто блефовала, — рассудил Зафод. — Бедная девочка. Какая же я свинья, что бросил ее одну.

 


32


   — Хактар! — вскричала Триллиан. — Что ты задумал?
   Окрестная тьма отвечала гробовым молчанием. Триллиан продолжала ждать, нервно переминаясь с ноги на ногу. Она была уверена в правоте своей догадки. Она попыталась вглядеться в мрак, из которого ждала хоть какого-то ответа. Ничего. Только студеное безмолвие.
   — Хактар? — вновь позвала она. — Я хотела бы познакомить тебя с моим другом, Артуром Дентом. Я хотела улететь с Тором-Громовержцем, но он меня не пустил, и я ему за это благодарна. Он заставил меня разобраться в моих чувствах. К сожалению, Зафод слишком испугался всех этих дел, так что взамен я привела Артура. Не знаю, зачем я тебе все это говорю. Хактар? — вновь воззвала она. — Хактар?
   И тогда послышался ответ.
   То был слабый, срывающийся голос, точно отголосок принесенного ветром дальнего крика, точно полувнятное воспоминание или сон.