Понимаете, мысль «Мы одни во Вселенной» их ни разу не посещала, потому что до сегодняшнего вечера они вообще не знали о существовании Вселенной. До сегодняшнего вечера.
Он двинулся дальше, а его слова гулко повисли в воздухе.
— Представьте себе, ни разу не подумать: «Мы одни-одинешеньки» — просто потому что не знаешь, что можно жить по-другому.
И вновь зашагал вперед.
— Боюсь, это зрелище подействует вам на нервы, — предупредил он.
Тут наблюдатели услышали высоко в безглазых небесах тоненький визг. Они тревожно задрали головы, но пока ничего не было видно.
Затем Артур заметил, что идущая впереди компания тоже обратила внимание на визг и пришла в замешательство. Криккитяне смотрели друг на друга, направо, налево, вперед, назад, даже на землю. Но только не вверх.
Ужасное потрясение, которое они испытали, когда, завывая и гремя, горящий звездолет упал с небес, врезавшись в холм примерно в полумиле от них, словами не передашь.
Кое-кто с придыханием произносит имя «Золотое сердце», другие благоговейно повествуют о «Бистроматолете».
Но несть числа тем, кто упивается историей «Звездного Титаника», легендарного корабля-колосса. И поистине, она того стоит. Этот величественный, сказочно-роскошный лайнер сошел со стапелей знаменитого Артефактоволя — астероида-верфи — несколько сот лет тому назад.
Умопомрачительно красивый, уникально огромный и к тому же самый уютный корабль в истории Галактики (точнее, в нынешней, сильно обкарнанной опровержениями версии этой самой истории — подробности см. ниже, в главе о «Движении за Реальное Время») имел несчастье быть построенным в эпоху младенчества физики невероятности, задолго до постижения законов этой смутной и дикорастущей научной отрасли.
Инженеры и конструкторы в своей великой наивности решили снабдить «Титаник» экспериментальным генератором невероятностного поля, которое, по их расчетам, должно было обеспечить бесконечную невероятность каких бы то ни было неполадок на борту.
Они и не догадывались, что всем вычислениям в области невероятности свойственны квазивзаимообратимость и кольцеобразность, благодаря чему все Бесконечно Невероятное почти немедленно осуществляется в реальности.
Ах, как прекрасен — аж глазам больно — был «Звездный Титаник», когда, точно арктурианский мегавакуумный серебристый кит, он качался в лазерных тенетах гибких строительных лесов. Сияющее облако булавок и иголок на знойно-черном бархате открытого космоса. Но едва сойдя со стапелей, он и первой своей радиограммы — сигнала SOS — передать не успел, как все его системы беспричинно отказали.
Однако это событие оказалось не только кошмарным крахом одной начинающей науки, но и апофеозом другой. Было неопровержимо доказано, что количество зрителей, смотревших телерепортаж о запуске «Титаника», превосходило все население Вселенной на тот момент. Этот факт был расценен как величайшее достижение социологии телевидения.
Другой суперсенсацией тогдашней прессы стала вспышка сверхновой звезды, в которую несколько часов спустя превратилась звезда Неавоось. В системе Неавооси находятся — то есть находились — крупнейшие страховые компании Галактики.
Меж тем как об этих звездолетах, а также других кораблях-легендах, например линкорах Галактической Армады («Храбром», «Безрассудном» и «Камикадзе»), говорят с благоговением, гордостью, упоением, энтузиазмом, восторгом, симпатией, сожалением, завистью, ревностью — в общем, почти со всеми людскими эмоциями, но подлинного чувства изумления удостоился лишь корабль, который всем вышеперечисленным не чета — «Криккит-1», первый звездолет, который построили криккитяне.
«Криккит-1» не был хорошим кораблем. Отнюдь.
Это была безумная колымага из подручных материалов. Казалось, его соорудили где-то в сарае — собственно, так оно и было. Корабль этот был изумителен не своей конструкцией (мягко говоря, неудачной), но самим фактом своего появления. Между мигом, когда криккитяне впервые узнали о существовании космоса как такового, и запуском этой первой ласточки среди космических кораблей прошел ровно год.
Пристегиваясь ремнями, Форд Префект только возносил хвалу судьбе за то, что это всего лишь безопасная инфоиллюзия. По жизни он не согласился бы взойти на борт такого корабля даже за всю рисовую водку страны Китай. Первая реакция: «На соплях держится». Вторая реакция: «Извините, можно выйти?»
— И что, эта штука полетит? — спросил Артур, сочувственно косясь на связанные веревочками трубы и приклеенные к картонной обшивке провода, что составляли интерьер корабля.
Слартибартфаст уверил его, что полет состоится, что они в полной безопасности, что их ожидает крайне поучительное, хоть и довольно мучительное зрелище.
Форд с Артуром решили покориться судьбе и претерпеть мучения.
— Сходить с ума, так сходить, — рассудил Форд.
Впереди них сидели трое пилотов. Разумеется, экипаж не реагировал на присутствие посторонних — ведь их тут, в сущности, и не было. Три пилота были одновременно и конструкторами корабля. Это они шли в тот вечер по тропе, распевая мелодичные, проникновенные песни. Авария инопланетного звездолета сдвинула какие-то шарики в их головах. День за днем они исследовали останки сгоревшего корабля, разгрызая секрет за секретом, распевая звонкие кораблеразборочные марши. Затем они построили собственный корабль — он-то и готовился сейчас к взлету. Это было их творение, и сейчас они пели о нем песенку, изливая в ней двойную радость успеха и обладания. Припев был немного печальный. В нем они выражали сожаление, что из-за работы им приходилось долгими часами корпеть в сарае, не видя ни жен, ни детей, которые страшно по ним скучали, но подбадривали их бесконечными новостями о приключениях растущего щенка.
«Трень-сдззз…» — корабль взлетел.
Он с грохотом понесся по небу, словно точно знал, что делает.
— Быть такого не может, — сказал Форд, когда наблюдатели оправились от ускорения, а корабль уже рассекал верхние слои атмосферы. — Быть такого не может. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но за год спроектировать и построить такой корабль… Не верю. Докажете — все равно не поверю. — И уставился в крохотный иллюминатор — на кромешную тьму.
Некоторое время полет протекал без происшествий, и Слартибартфаст включил убыстренную перемотку.
И потому вскорости они оказались у внутренней границы сферического, полого изнутри Пылевого Облака, со всех сторон окружавшего Криккит и его солнце.
Пространство не просто изменило текстуру и состав. Мерещилось, будто мрак гудит, с треском лопается на носу корабля. И мрак этот был особый — студеный, беспросветный, тяжелый мрак ночного неба над Криккитом.
Холод, тяжесть, беспросветность потихоньку проникли в сердце Артура, и он остро ощутил переживания пилотов-криккитян, повисшие в воздухе кабины, точно грозовое электричество. Они находились перед Рубиконом исторического самосознания своего народа. Это был рубеж, за который никто из криккитян не заглядывал даже в мечтах, поскольку не знал о его существовании.
Тьма пылевого облака сдавила корабль. Внутри царила историческая тишина. Миссия «Криккита-1» заключалась в том, чтобы выяснить, есть ли что-то с той стороны неба, откуда, вероятно, и происходил разбившийся корабль. Может, там находится другая планета — ох, как трудно далось это предположение самозамкнутым умам сынов Криккита с его глухой стеной вместо неба.
История собиралась с силами, чтобы нанести криккитянам новый удар.
Но тьма — глухой кокон, оберегающий внутренний мрак, — все еще гудела вокруг корабля. Стена, казалось, все близилась и близилась, густела и густела, тяжелела и тяжелела. И вдруг исчезла.
Корабль вылетел из облака.
Пилоты увидели алмазную россыпь созвездий — и их души в ужасе взвыли.
Некоторое время они летели вперед, неподвижные на фоне глазастого тела Галактики, которое само было неподвижно на фоне бесконечных просторов Вселенной. А потом развернулись.
— Это необходимо убрать, — сказали криккитяне, направив корабль в сторону дома.
На обратном пути они спели немало мелодичных, наполненных глубоким смыслом песен на темы мира, справедливости, нравственности, культуры, спорта, семейной жизни и ликвидации всех прочих форм жизни.
Он двинулся дальше, а его слова гулко повисли в воздухе.
— Представьте себе, ни разу не подумать: «Мы одни-одинешеньки» — просто потому что не знаешь, что можно жить по-другому.
И вновь зашагал вперед.
— Боюсь, это зрелище подействует вам на нервы, — предупредил он.
Тут наблюдатели услышали высоко в безглазых небесах тоненький визг. Они тревожно задрали головы, но пока ничего не было видно.
Затем Артур заметил, что идущая впереди компания тоже обратила внимание на визг и пришла в замешательство. Криккитяне смотрели друг на друга, направо, налево, вперед, назад, даже на землю. Но только не вверх.
Ужасное потрясение, которое они испытали, когда, завывая и гремя, горящий звездолет упал с небес, врезавшись в холм примерно в полумиле от них, словами не передашь.
Кое-кто с придыханием произносит имя «Золотое сердце», другие благоговейно повествуют о «Бистроматолете».
Но несть числа тем, кто упивается историей «Звездного Титаника», легендарного корабля-колосса. И поистине, она того стоит. Этот величественный, сказочно-роскошный лайнер сошел со стапелей знаменитого Артефактоволя — астероида-верфи — несколько сот лет тому назад.
Умопомрачительно красивый, уникально огромный и к тому же самый уютный корабль в истории Галактики (точнее, в нынешней, сильно обкарнанной опровержениями версии этой самой истории — подробности см. ниже, в главе о «Движении за Реальное Время») имел несчастье быть построенным в эпоху младенчества физики невероятности, задолго до постижения законов этой смутной и дикорастущей научной отрасли.
Инженеры и конструкторы в своей великой наивности решили снабдить «Титаник» экспериментальным генератором невероятностного поля, которое, по их расчетам, должно было обеспечить бесконечную невероятность каких бы то ни было неполадок на борту.
Они и не догадывались, что всем вычислениям в области невероятности свойственны квазивзаимообратимость и кольцеобразность, благодаря чему все Бесконечно Невероятное почти немедленно осуществляется в реальности.
Ах, как прекрасен — аж глазам больно — был «Звездный Титаник», когда, точно арктурианский мегавакуумный серебристый кит, он качался в лазерных тенетах гибких строительных лесов. Сияющее облако булавок и иголок на знойно-черном бархате открытого космоса. Но едва сойдя со стапелей, он и первой своей радиограммы — сигнала SOS — передать не успел, как все его системы беспричинно отказали.
Однако это событие оказалось не только кошмарным крахом одной начинающей науки, но и апофеозом другой. Было неопровержимо доказано, что количество зрителей, смотревших телерепортаж о запуске «Титаника», превосходило все население Вселенной на тот момент. Этот факт был расценен как величайшее достижение социологии телевидения.
Другой суперсенсацией тогдашней прессы стала вспышка сверхновой звезды, в которую несколько часов спустя превратилась звезда Неавоось. В системе Неавооси находятся — то есть находились — крупнейшие страховые компании Галактики.
Меж тем как об этих звездолетах, а также других кораблях-легендах, например линкорах Галактической Армады («Храбром», «Безрассудном» и «Камикадзе»), говорят с благоговением, гордостью, упоением, энтузиазмом, восторгом, симпатией, сожалением, завистью, ревностью — в общем, почти со всеми людскими эмоциями, но подлинного чувства изумления удостоился лишь корабль, который всем вышеперечисленным не чета — «Криккит-1», первый звездолет, который построили криккитяне.
«Криккит-1» не был хорошим кораблем. Отнюдь.
Это была безумная колымага из подручных материалов. Казалось, его соорудили где-то в сарае — собственно, так оно и было. Корабль этот был изумителен не своей конструкцией (мягко говоря, неудачной), но самим фактом своего появления. Между мигом, когда криккитяне впервые узнали о существовании космоса как такового, и запуском этой первой ласточки среди космических кораблей прошел ровно год.
Пристегиваясь ремнями, Форд Префект только возносил хвалу судьбе за то, что это всего лишь безопасная инфоиллюзия. По жизни он не согласился бы взойти на борт такого корабля даже за всю рисовую водку страны Китай. Первая реакция: «На соплях держится». Вторая реакция: «Извините, можно выйти?»
— И что, эта штука полетит? — спросил Артур, сочувственно косясь на связанные веревочками трубы и приклеенные к картонной обшивке провода, что составляли интерьер корабля.
Слартибартфаст уверил его, что полет состоится, что они в полной безопасности, что их ожидает крайне поучительное, хоть и довольно мучительное зрелище.
Форд с Артуром решили покориться судьбе и претерпеть мучения.
— Сходить с ума, так сходить, — рассудил Форд.
Впереди них сидели трое пилотов. Разумеется, экипаж не реагировал на присутствие посторонних — ведь их тут, в сущности, и не было. Три пилота были одновременно и конструкторами корабля. Это они шли в тот вечер по тропе, распевая мелодичные, проникновенные песни. Авария инопланетного звездолета сдвинула какие-то шарики в их головах. День за днем они исследовали останки сгоревшего корабля, разгрызая секрет за секретом, распевая звонкие кораблеразборочные марши. Затем они построили собственный корабль — он-то и готовился сейчас к взлету. Это было их творение, и сейчас они пели о нем песенку, изливая в ней двойную радость успеха и обладания. Припев был немного печальный. В нем они выражали сожаление, что из-за работы им приходилось долгими часами корпеть в сарае, не видя ни жен, ни детей, которые страшно по ним скучали, но подбадривали их бесконечными новостями о приключениях растущего щенка.
«Трень-сдззз…» — корабль взлетел.
Он с грохотом понесся по небу, словно точно знал, что делает.
— Быть такого не может, — сказал Форд, когда наблюдатели оправились от ускорения, а корабль уже рассекал верхние слои атмосферы. — Быть такого не может. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но за год спроектировать и построить такой корабль… Не верю. Докажете — все равно не поверю. — И уставился в крохотный иллюминатор — на кромешную тьму.
Некоторое время полет протекал без происшествий, и Слартибартфаст включил убыстренную перемотку.
И потому вскорости они оказались у внутренней границы сферического, полого изнутри Пылевого Облака, со всех сторон окружавшего Криккит и его солнце.
Пространство не просто изменило текстуру и состав. Мерещилось, будто мрак гудит, с треском лопается на носу корабля. И мрак этот был особый — студеный, беспросветный, тяжелый мрак ночного неба над Криккитом.
Холод, тяжесть, беспросветность потихоньку проникли в сердце Артура, и он остро ощутил переживания пилотов-криккитян, повисшие в воздухе кабины, точно грозовое электричество. Они находились перед Рубиконом исторического самосознания своего народа. Это был рубеж, за который никто из криккитян не заглядывал даже в мечтах, поскольку не знал о его существовании.
Тьма пылевого облака сдавила корабль. Внутри царила историческая тишина. Миссия «Криккита-1» заключалась в том, чтобы выяснить, есть ли что-то с той стороны неба, откуда, вероятно, и происходил разбившийся корабль. Может, там находится другая планета — ох, как трудно далось это предположение самозамкнутым умам сынов Криккита с его глухой стеной вместо неба.
История собиралась с силами, чтобы нанести криккитянам новый удар.
Но тьма — глухой кокон, оберегающий внутренний мрак, — все еще гудела вокруг корабля. Стена, казалось, все близилась и близилась, густела и густела, тяжелела и тяжелела. И вдруг исчезла.
Корабль вылетел из облака.
Пилоты увидели алмазную россыпь созвездий — и их души в ужасе взвыли.
Некоторое время они летели вперед, неподвижные на фоне глазастого тела Галактики, которое само было неподвижно на фоне бесконечных просторов Вселенной. А потом развернулись.
— Это необходимо убрать, — сказали криккитяне, направив корабль в сторону дома.
На обратном пути они спели немало мелодичных, наполненных глубоким смыслом песен на темы мира, справедливости, нравственности, культуры, спорта, семейной жизни и ликвидации всех прочих форм жизни.
13
— Думаю, теперь вам ясно, как все случилось, — сказал Слартибартфаст. Он медленно размешивал ложкой свой искусственный кофе, тем самым приводя в движение жидкие интерфейсы между реальными и нереальными числами, между интерактивными перцепциями сознания и Вселенной, что, в свою очередь, изменяло матрицы потаенной субъективности, которая и позволяла его кораблю лихо переиначивать саму сущность пространства и времени.
— Да, — произнес Артур.
— Да, — произнес Форд.
— А что я должен делать с этой куриной ножкой? — спросил Артур.
Слартибартфаст окинул его суровым взглядом и сказал:
— Да просто вози ею по тарелке. — И продемонстрировал, что именно надо делать.
Последовав его примеру, Артур ощутил легкую вибрацию: в куриной ножке, четырехмерно движущейся сквозь пятимерное (если верить Слартибартфасту) пространство, пульсировала некая математическая функция.
— Не прошло и дня, как все жители Криккита превратились из обаятельных, сердечных, умных…
— …хоть и чудаковатых… — вставил Артур.
— …обыкновенных людей, — продолжал Слартибартфаст, — в обаятельных, сердечных, умных…
— …чудаковатых…
— …маньяков-ксенофобов. Идея существования Вселенной, так сказать, не вписывалась в их картину мира. Они просто не были способны с ней свыкнуться. И потому со всем своим обаянием, сердечием, умом, чудаковатостью, если хотите, решили ее уничтожить. Что такое, Артур?
— Что-то мне это вино не очень нравится, — сказал тот, обнюхивая бокал.
— Ну так отошли его обратно. Все это элементы математического процесса.
Артур так и поступил. Ему не понравилась топография ухмылки официанта, но это ничего — Артур с детства не любил никаких графиков.
— Куда теперь? — спросил Форд.
— Назад, в Зал информационных иллюзий, — ответил Слартибартфаст, промокая губы математической моделью бумажной салфетки, — смотреть вторую часть.
— Да, — произнес Артур.
— Да, — произнес Форд.
— А что я должен делать с этой куриной ножкой? — спросил Артур.
Слартибартфаст окинул его суровым взглядом и сказал:
— Да просто вози ею по тарелке. — И продемонстрировал, что именно надо делать.
Последовав его примеру, Артур ощутил легкую вибрацию: в куриной ножке, четырехмерно движущейся сквозь пятимерное (если верить Слартибартфасту) пространство, пульсировала некая математическая функция.
— Не прошло и дня, как все жители Криккита превратились из обаятельных, сердечных, умных…
— …хоть и чудаковатых… — вставил Артур.
— …обыкновенных людей, — продолжал Слартибартфаст, — в обаятельных, сердечных, умных…
— …чудаковатых…
— …маньяков-ксенофобов. Идея существования Вселенной, так сказать, не вписывалась в их картину мира. Они просто не были способны с ней свыкнуться. И потому со всем своим обаянием, сердечием, умом, чудаковатостью, если хотите, решили ее уничтожить. Что такое, Артур?
— Что-то мне это вино не очень нравится, — сказал тот, обнюхивая бокал.
— Ну так отошли его обратно. Все это элементы математического процесса.
Артур так и поступил. Ему не понравилась топография ухмылки официанта, но это ничего — Артур с детства не любил никаких графиков.
— Куда теперь? — спросил Форд.
— Назад, в Зал информационных иллюзий, — ответил Слартибартфаст, промокая губы математической моделью бумажной салфетки, — смотреть вторую часть.
14
— Криккитяне, — сказал Его Высочайшая Судебная Инстанция, УБНДР (Ученейший, Беспристрастный и На Диво Раскованный) Председатель Судейской Коллегии Общегалактического трибунала, который рассматривал дело о военных преступлениях Криккита, — они, ну сами понимаете… Это просто довольно милые ребята, которые, так уж вышло, увлеклись идеей всех поубивать. Черт, по себе знаю — иногда утром просыпаешься, так просто руки чешутся… Ну да фиг с ним. Лады, — продолжал он после того, как закинул ноги на ограждение и удалил постороннюю нитку из своих пляжных шлепанцев (форма обуви, предписанная протоколом), — отсюда следует, что вряд ли кому захочется жить с этими ребятами в одной Галактике.
И был абсолютно прав.
Нашествие криккитян на Галактику было настоящим кошмаром. Тысячи и тысячи громадных криккитянских крейсеров вывалились как снег на голову из гиперпространства и одновременно атаковали тысячи и тысячи крупных планет. Вначале они захватывали стратегические ресурсы для сооружения кораблей новой волны, а потом хладнокровно превращали обобранные планеты в прах и пыль.
Галактика, в то время наслаждавшаяся периодом необычайного спокойствия и процветания, опешила, как человек, вышедший полюбоваться природой, а встретивший разбойников.
— Я хочу сказать, — продолжал Председатель, озирая ультрасовременный (дело было десять биллионов лет назад, и «ультрасовременный стиль» предполагал злоупотребление нержавеющей сталью и волнистым бетоном) и просторный зал суда, — что эти ребята — самые натуральные фанатики.
Что также было верно. Это единственное удовлетворительное объяснение необъяснимой быстроты, с которой криккитяне взялись осуществлять свою новую главную цель в жизни: уничтожение всего, что не есть Криккит.
Аналогично только эта версия объясняет, почему они столь молниеносно создали суперсложную науку и технику, необходимые для производства тысяч крейсеров и миллионов страшных белых роботов.
Это белое воинство сеяло глубочайший ужас в сердцах всех, кто с ними сталкивался, — правда, в большинстве случаев ужас длился недолго, обрываясь вместе с жизнью реципиента. То были жестокие и упрямые летающие боевые машины. Они размахивали многофункциональными боевыми битами, которые в одном режиме разваливали дома, в другом испускали жгучие омни-деструктивные лучи, а в третьем метали разнообразные гранаты — от простых зажигательных до макси-бумных гиперядерных устройств, которыми можно взорвать большую звезду. Одним ударом биты по гранате робот одновременно выдергивал чеку и с феноменальной меткостью поражал ею цели на расстоянии от считанных ярдов до сотен тысяч миль.
— Лады, — снова сказал Председатель, — наша взяла.
Помолчал, жуя резинку.
— Наша взяла, но хвалиться тут нечего. Это самое — галактика средней величины против одной мелкой планетки, и сколько мы колупались? Секретарь Суда, алло!
— Ваша честь? — спросил малорослый строгий мужчина в черном, поднявшись со своего места.
— Сколько мы колупались, братец?
— Ваша честь, дать точный ответ несколько сложно. Время и расстояния…
— Спокойно, приятель, валяй округленно.
— Ваша честь, вряд ли возможно прибегать к округлениям в подобн…
— Невозможно только штаны через голову надеть. Ну же, будь дерзким!
Секретарь Суда только захлопал глазами. Очевидно, он вместе с большинством юристов Галактики считал Председателя (известного в частной жизни под странным именем Зипо Биброк 5х10 в восьмой степени) довольно неприятным субъектом. Несомненно, он был хамом и фанфароном. Судя по всему, он мнил, что обладание величайшим в истории талантом к юриспруденции дает ему право выделывать что заблагорассудится — и, увы, не ошибался.
— Э-э… гм, ваша честь, примерно две тысячи лет, — пробурчал сквозь зубы секретарь.
— А сколько народу положили?
— Два гриллиона, ваша честь. — Секретарь сел. Если бы в этот миг его сфотографировали влагочувствительной камерой, стало бы видно, что он слегка дымится.
Председатель вновь обозрел зал суда, где присутствовали сотни высочайших чиновных особ со всей Галактики, все в своих официальных костюмах или телах (в зависимости от метаболизма и обычаев). За стеной из тотальностойкого стекла стояли представители криккитян, глядя на всех этих чужаков, слетевшихся их судить, со спокойным, вежливым отвращением. То был наиважнейший момент в истории юриспруденции, и Председатель это сознавал.
Он вынул изо рта жвачку и прилепил ее под сиденье.
— Целая куча мертвяков, — заметил он.
Аудитория мрачным молчанием выразила свою солидарность с этим мнением.
— Так-то вот. Как я сказал, это милые ребята, но никому неохота жить с ними в одной Галактике, ежели они собираются продолжать дальше в том же духе. То есть если не научатся смотреть на вещи попроще. Я хочу сказать, что получится одна бесконечная нервотрепка, верно ведь? Брр-брр-брр, вдруг они завтра снова на нас нападут, верно? Мирное сосуществование на соплях, верно? Принесите мне воды, кто-нибудь, спасибо.
Развалившись в кресле, он глубокомысленно отхлебнул из стакана.
— Ладно, послушайте-ка, что я вам скажу. Итак: эти ребята, сами понимаете, имеют право на свое мнение о Вселенной. А согласно их мнению. Вселенная оскорбила их своим существованием, а они дали ей сдачи и были правы. Звучит дико, но, думаю, вы согласны. Они верят в…
Он заглянул в бумажку, извлеченную из заднего кармана своих протокольных джинсов.
— Они верят в «мир, справедливость, нравственность, культуру, спорт, семейную жизнь и ликвидацию всех прочих форм жизни».
И пожал плечами.
— Я лично слыхивал вещи и похуже.
После чего задумчиво почесал свое тело пониже живота.
— О-хо-хм, — произнес он.
Еще раз отхлебнул из стакана с водой, затем поглядел сквозь него на свет и нахмурился. Повертел стакан в руках.
— Эй, к этой воде что-нибудь подмешано? — вопросил он.
— Э-э, нет, ваша честь, — нервно ответил Судебный Пристав, который и принес стакан.
— Так унесите ее, — рявкнул Председатель, — и подмешайте к ней что-нибудь. У меня есть идея. — Отодвинув стакан, он подпер голову рукой и заговорил: — Слушайте, что я вам скажу.
Решение было блестящим. Состояло оно в следующем:
Планету Криккит следовало на веки вечные заключить в кокон из темпоральной канители, внутри которого жизнь будет продолжаться с почти бесконечной медлительностью. Кокон будет преломлять свет и потому пребудет незримым и непроницаемым. Вырваться из кокона абсолютно невозможно — если только кто-то не отопрет наружный замок.
Когда вся остальная Вселенная бесповоротно окончит свои дни, когда все сущее придет к своей кончине (разумеется, в то время еще не знали, что «Конец Вселенной» — это помпезный ресторан) и не будет больше ни жизни, ни материи, тогда только нити темпоральной канители расплетутся, и планета Криккит со своим солнцем вылетит наружу, чтобы влачить, как ей и мечталось, уединенное существование в сумраке Вселенского Ничто.
Замок будет размещен на астероиде, медленно обращающемся вокруг кокона.
Ключом станет символ Галактики — Трикетная Калитка.
Когда публика устала аплодировать, Председатель уже был в транссенсуальной душевой, сопровождаемый миленькой присяжной заседательницей, которой он полчаса назад перебросил записку.
И был абсолютно прав.
Нашествие криккитян на Галактику было настоящим кошмаром. Тысячи и тысячи громадных криккитянских крейсеров вывалились как снег на голову из гиперпространства и одновременно атаковали тысячи и тысячи крупных планет. Вначале они захватывали стратегические ресурсы для сооружения кораблей новой волны, а потом хладнокровно превращали обобранные планеты в прах и пыль.
Галактика, в то время наслаждавшаяся периодом необычайного спокойствия и процветания, опешила, как человек, вышедший полюбоваться природой, а встретивший разбойников.
— Я хочу сказать, — продолжал Председатель, озирая ультрасовременный (дело было десять биллионов лет назад, и «ультрасовременный стиль» предполагал злоупотребление нержавеющей сталью и волнистым бетоном) и просторный зал суда, — что эти ребята — самые натуральные фанатики.
Что также было верно. Это единственное удовлетворительное объяснение необъяснимой быстроты, с которой криккитяне взялись осуществлять свою новую главную цель в жизни: уничтожение всего, что не есть Криккит.
Аналогично только эта версия объясняет, почему они столь молниеносно создали суперсложную науку и технику, необходимые для производства тысяч крейсеров и миллионов страшных белых роботов.
Это белое воинство сеяло глубочайший ужас в сердцах всех, кто с ними сталкивался, — правда, в большинстве случаев ужас длился недолго, обрываясь вместе с жизнью реципиента. То были жестокие и упрямые летающие боевые машины. Они размахивали многофункциональными боевыми битами, которые в одном режиме разваливали дома, в другом испускали жгучие омни-деструктивные лучи, а в третьем метали разнообразные гранаты — от простых зажигательных до макси-бумных гиперядерных устройств, которыми можно взорвать большую звезду. Одним ударом биты по гранате робот одновременно выдергивал чеку и с феноменальной меткостью поражал ею цели на расстоянии от считанных ярдов до сотен тысяч миль.
— Лады, — снова сказал Председатель, — наша взяла.
Помолчал, жуя резинку.
— Наша взяла, но хвалиться тут нечего. Это самое — галактика средней величины против одной мелкой планетки, и сколько мы колупались? Секретарь Суда, алло!
— Ваша честь? — спросил малорослый строгий мужчина в черном, поднявшись со своего места.
— Сколько мы колупались, братец?
— Ваша честь, дать точный ответ несколько сложно. Время и расстояния…
— Спокойно, приятель, валяй округленно.
— Ваша честь, вряд ли возможно прибегать к округлениям в подобн…
— Невозможно только штаны через голову надеть. Ну же, будь дерзким!
Секретарь Суда только захлопал глазами. Очевидно, он вместе с большинством юристов Галактики считал Председателя (известного в частной жизни под странным именем Зипо Биброк 5х10 в восьмой степени) довольно неприятным субъектом. Несомненно, он был хамом и фанфароном. Судя по всему, он мнил, что обладание величайшим в истории талантом к юриспруденции дает ему право выделывать что заблагорассудится — и, увы, не ошибался.
— Э-э… гм, ваша честь, примерно две тысячи лет, — пробурчал сквозь зубы секретарь.
— А сколько народу положили?
— Два гриллиона, ваша честь. — Секретарь сел. Если бы в этот миг его сфотографировали влагочувствительной камерой, стало бы видно, что он слегка дымится.
Председатель вновь обозрел зал суда, где присутствовали сотни высочайших чиновных особ со всей Галактики, все в своих официальных костюмах или телах (в зависимости от метаболизма и обычаев). За стеной из тотальностойкого стекла стояли представители криккитян, глядя на всех этих чужаков, слетевшихся их судить, со спокойным, вежливым отвращением. То был наиважнейший момент в истории юриспруденции, и Председатель это сознавал.
Он вынул изо рта жвачку и прилепил ее под сиденье.
— Целая куча мертвяков, — заметил он.
Аудитория мрачным молчанием выразила свою солидарность с этим мнением.
— Так-то вот. Как я сказал, это милые ребята, но никому неохота жить с ними в одной Галактике, ежели они собираются продолжать дальше в том же духе. То есть если не научатся смотреть на вещи попроще. Я хочу сказать, что получится одна бесконечная нервотрепка, верно ведь? Брр-брр-брр, вдруг они завтра снова на нас нападут, верно? Мирное сосуществование на соплях, верно? Принесите мне воды, кто-нибудь, спасибо.
Развалившись в кресле, он глубокомысленно отхлебнул из стакана.
— Ладно, послушайте-ка, что я вам скажу. Итак: эти ребята, сами понимаете, имеют право на свое мнение о Вселенной. А согласно их мнению. Вселенная оскорбила их своим существованием, а они дали ей сдачи и были правы. Звучит дико, но, думаю, вы согласны. Они верят в…
Он заглянул в бумажку, извлеченную из заднего кармана своих протокольных джинсов.
— Они верят в «мир, справедливость, нравственность, культуру, спорт, семейную жизнь и ликвидацию всех прочих форм жизни».
И пожал плечами.
— Я лично слыхивал вещи и похуже.
После чего задумчиво почесал свое тело пониже живота.
— О-хо-хм, — произнес он.
Еще раз отхлебнул из стакана с водой, затем поглядел сквозь него на свет и нахмурился. Повертел стакан в руках.
— Эй, к этой воде что-нибудь подмешано? — вопросил он.
— Э-э, нет, ваша честь, — нервно ответил Судебный Пристав, который и принес стакан.
— Так унесите ее, — рявкнул Председатель, — и подмешайте к ней что-нибудь. У меня есть идея. — Отодвинув стакан, он подпер голову рукой и заговорил: — Слушайте, что я вам скажу.
Решение было блестящим. Состояло оно в следующем:
Планету Криккит следовало на веки вечные заключить в кокон из темпоральной канители, внутри которого жизнь будет продолжаться с почти бесконечной медлительностью. Кокон будет преломлять свет и потому пребудет незримым и непроницаемым. Вырваться из кокона абсолютно невозможно — если только кто-то не отопрет наружный замок.
Когда вся остальная Вселенная бесповоротно окончит свои дни, когда все сущее придет к своей кончине (разумеется, в то время еще не знали, что «Конец Вселенной» — это помпезный ресторан) и не будет больше ни жизни, ни материи, тогда только нити темпоральной канители расплетутся, и планета Криккит со своим солнцем вылетит наружу, чтобы влачить, как ей и мечталось, уединенное существование в сумраке Вселенского Ничто.
Замок будет размещен на астероиде, медленно обращающемся вокруг кокона.
Ключом станет символ Галактики — Трикетная Калитка.
Когда публика устала аплодировать, Председатель уже был в транссенсуальной душевой, сопровождаемый миленькой присяжной заседательницей, которой он полчаса назад перебросил записку.
15
Прошло два месяца. Зипо Биброк 5х10 в восьмой степени, обрезав выше колена свои протокольные джинсы Верховного галактического судьи, отправился тратить свои астрономические судейские гонорары в разных солнечных местах.
В данный момент мы видим его лежащим на алмазном песке, причем уже знакомая нам миленькая присяжная заседательница натирает ему спину «Калантинской эссенцией». Это девушка с кожей, подобной лимонному шелку, сульлафиньянка из области Галактики, лежащей за Туманным Поясом Яги. Она страшно увлечена юриспруденцией в лице всех ее аспектов и представителей.
— Слышал новость? — спросила она.
— Ууууйяяяя-ха! — вскричал Зипо Биброк 5х10 в восьмой степени.
С чего вдруг — мог бы пояснить только очевидец. В инфоиллюзионном фильме эта сцена была реконструирована по свидетельствам из вторых рук.
— Не-а, — добавил он, когда причины для ууууйяяяхаханья отпали.
Он заворочался, подставляя свое тело первым лучам третьего и величайшего из трех солнц девственной планеты Водья, которое только что выбралось из-за красивейшего в целой Вселенной горизонта, тем самым увеличив до максимума предлагаемую загорающим мощность.
Соленый бриз прилетел со спокойного моря, пошатался над пляжем и вновь вернулся в море, размышляя, куда бы еще сунуться. В безумном порыве он вновь устремился на пляж и опять вернулся к морю.
— Надеюсь, это не хорошая новость, — пробормотал Зипо Биброк 5х10 в восьмой степени, — хорошей я просто не выдержу.
— Сегодня был приведен в исполнение твой приговор по делу Криккита, — сказала девушка величественно. Никакой величественной интонации для этой элементарной информации не требовалось, но такой уж выдался день — величественный. — Это сказали по радио, — пояснила она, — когда я ходила на яхту за маслом.
— Ага, — пробурчал Зипо, роняя голову на алмазный песок.
— И еще кое-что произошло.
— Мммм?
— Как только темпорально-канительный кокон заперли на замок, — сказала она, на миг отвлекшись от растирания спины Зипо, — выяснилось, что один криккитский крейсер, который пропал без вести и считался погибшим, вовсе не погиб. Он появился и попытался захватить Ключ.
Зипо резко сел на песке:
— Чего-о?
— Да все нормально, — произнесла она голоском, который угомонил бы даже Большой Взрыв. — Как сказали, произошел недолгий бой. Ключ и крейсер были уничтожены и развеяны на все стороны пространства и времени. Судя по всему, они исчезли навеки.
Улыбнувшись, она выжала на свои пальцы еще несколько капель «Калантинской эссенции». Успокоенный, Зипо опять растянулся на песке.
— Сделай это самое… что ты сделала минуты две назад, — пробормотал он.
— Это? — спросила она.
— Нет, нет, — сказал он, — это.
Она сделала еще одну попытку.
— Так?
— Ууууйяяяя-ха!
Это тоже не поймешь без контекста.
С моря снова приплелся соленый бриз.
По пляжу бродил волшебник, но в нем никто не нуждался.
В данный момент мы видим его лежащим на алмазном песке, причем уже знакомая нам миленькая присяжная заседательница натирает ему спину «Калантинской эссенцией». Это девушка с кожей, подобной лимонному шелку, сульлафиньянка из области Галактики, лежащей за Туманным Поясом Яги. Она страшно увлечена юриспруденцией в лице всех ее аспектов и представителей.
— Слышал новость? — спросила она.
— Ууууйяяяя-ха! — вскричал Зипо Биброк 5х10 в восьмой степени.
С чего вдруг — мог бы пояснить только очевидец. В инфоиллюзионном фильме эта сцена была реконструирована по свидетельствам из вторых рук.
— Не-а, — добавил он, когда причины для ууууйяяяхаханья отпали.
Он заворочался, подставляя свое тело первым лучам третьего и величайшего из трех солнц девственной планеты Водья, которое только что выбралось из-за красивейшего в целой Вселенной горизонта, тем самым увеличив до максимума предлагаемую загорающим мощность.
Соленый бриз прилетел со спокойного моря, пошатался над пляжем и вновь вернулся в море, размышляя, куда бы еще сунуться. В безумном порыве он вновь устремился на пляж и опять вернулся к морю.
— Надеюсь, это не хорошая новость, — пробормотал Зипо Биброк 5х10 в восьмой степени, — хорошей я просто не выдержу.
— Сегодня был приведен в исполнение твой приговор по делу Криккита, — сказала девушка величественно. Никакой величественной интонации для этой элементарной информации не требовалось, но такой уж выдался день — величественный. — Это сказали по радио, — пояснила она, — когда я ходила на яхту за маслом.
— Ага, — пробурчал Зипо, роняя голову на алмазный песок.
— И еще кое-что произошло.
— Мммм?
— Как только темпорально-канительный кокон заперли на замок, — сказала она, на миг отвлекшись от растирания спины Зипо, — выяснилось, что один криккитский крейсер, который пропал без вести и считался погибшим, вовсе не погиб. Он появился и попытался захватить Ключ.
Зипо резко сел на песке:
— Чего-о?
— Да все нормально, — произнесла она голоском, который угомонил бы даже Большой Взрыв. — Как сказали, произошел недолгий бой. Ключ и крейсер были уничтожены и развеяны на все стороны пространства и времени. Судя по всему, они исчезли навеки.
Улыбнувшись, она выжала на свои пальцы еще несколько капель «Калантинской эссенции». Успокоенный, Зипо опять растянулся на песке.
— Сделай это самое… что ты сделала минуты две назад, — пробормотал он.
— Это? — спросила она.
— Нет, нет, — сказал он, — это.
Она сделала еще одну попытку.
— Так?
— Ууууйяяяя-ха!
Это тоже не поймешь без контекста.
С моря снова приплелся соленый бриз.
По пляжу бродил волшебник, но в нем никто не нуждался.
16
— Нет на свете ничего, что было бы потеряно навеки. Кроме Халезмийского собора, — проговорил Слартибартфаст. Его лицо казалось алым в свете свечки, которую робот-официант все порывался унести.
— Какого собора? — удивленно переспросил Артур.
— Халезмийского. Это было, когда я занимался исследованиями по заказу Движения за Реальное Время…
— Какого движения? — снова удивился Артур.
Старец умолк, собираясь с мыслями, чтобы наконец-то завершить эту историю. Робот-официант, скользя по пространственно-временным матрицам с одновременно подобострастным и угрюмым видом, цапнул свечку и унес ее. Они уже получили счет, убедительно поспорили о том, кто ел спагетти и сколько бутылок выпили, чем, как смутно сознавал Артур, успешно вывели корабль из субъективного пространства на орбиту незнакомой планеты. И теперь официанту не терпелось доиграть свою роль в балагане до конца и вытурить всех из бистро.
— Вам все станет ясно, — сказал Слартибартфаст.
— Скоро?
— Через минуту. Слушайте. Потоки времени сейчас ужасно загрязнены. В них плавает масса мусора — наподобие отходов и обломков кораблекрушений. И все больше этого утиля попадает назад в физический мир. Возмущения в пространственно-временном континууме, этакие протечки, знаете ли.
— Слыхивали, — заметил Артур.
— Послушай, так куда же мы летим? — спросил Форд, нетерпеливо отодвигая свой стул. — Потому что мне ужасно хочется туда наконец попасть.
— Мы летим, — медленно, с расстановкой сказал Слартибартфаст, — чтобы опередить криккитянских роботов и помешать им обрести недостающие части Ключа, которые они ищут, чтобы выпустить планету Криккит из темпорально-канительного кокона и выпустить на свободу своих безумных Повелителей и остальную армию роботов.
— Просто ты упомянул какую-то вечеринку, вот я и подумал… — протянул Форд.
— Упомянул, — подтвердил Слартибартфаст, уронив голову на грудь.
Он понял, что совершил оплошность — слово «вечеринка» вызывало у Форда Префекта какое-то нездоровое возбуждение. Причем с каждым новым витком трагической истории Криккита и его народа Фордом Префектом все сильнее овладевало желание танцевать с девушками и пить, пить и танцевать.
Старец сознавал, что лучше было бы до последнего момента молчать о вечеринке. Но слово не воробей, а все же вылетело, и теперь Форд Префект уцепился за идею вечеринки со всем рвением арктурианской мегапиявки, которая, крепко прильнув к жертве, откусывает ей голову и забирает звездолет жертвы себе.
— И скоро мы там будем? — спросил Форд, просияв.
— Как только я объясню вам, зачем нам туда надо.
— Я-то и так знаю, зачем мне туда надо, — пробормотал Форд и откинулся на спинку дивана, заложив руки за голову и ухмыляясь своей коронной мурашки-по-спине-посылающей ухмылкой.
Уходя на пенсию, Слартибартфаст надеялся пожить наконец спокойно.
Он собирался научиться играть на октавентральном милляляфоне — прелестное в своей тщетности занятие, ибо он не обладал необходимым для этого инструмента количеством ртов.
Также он думал написать фантасмагорическую, последовательно-неточную монографию об экваториальных фьордах, дабы навек затуманить мозги науке относительно пары аспектов этого вопроса, которые казались ему важными.
Вместо чего он, черт знает зачем, дал себя уговорить на выполнение необременительной работы по заказу Движения за Реальное Время. И впервые в жизни отнесся к делу серьезно. Что не осталось безнаказанным — в результате он, человек уже не первой старости, мотается по Галактике, пытаясь побороть зло и спасти человечество.
«Лучше камни ворочать», — подумал он, тяжело вздыхая.
— Послушайте, — сказал он, — в ДРТ…
— Где? — воскликнул Артур.
— В Движении за Реальное Время, я вам о нем попозже расскажу. Итак, я уловил соответствия между пятью предметами из числа темпорального мусора, которые в сравнительно недавние времена вновь вынырнули в реальности, и пятью составляющими уничтоженного Ключа. Я смог проследить точную судьбу только двух — Деревянного Столба, который оказался на вашей планете, и Серебряной Перекладины. Она, похоже, находится на некой вечеринке. Мы должны отправиться туда и забрать ее, чтобы она не попала в руки криккитянских роботов. Иначе за судьбу Галактики ручаться нельзя.
— Нет, — твердо сказал Форд. — Мы пойдем на эту вечеринку, чтобы напиться вдребадан и потанцевать с девушками.
— Но разве ты не понял, что я…
— Какого собора? — удивленно переспросил Артур.
— Халезмийского. Это было, когда я занимался исследованиями по заказу Движения за Реальное Время…
— Какого движения? — снова удивился Артур.
Старец умолк, собираясь с мыслями, чтобы наконец-то завершить эту историю. Робот-официант, скользя по пространственно-временным матрицам с одновременно подобострастным и угрюмым видом, цапнул свечку и унес ее. Они уже получили счет, убедительно поспорили о том, кто ел спагетти и сколько бутылок выпили, чем, как смутно сознавал Артур, успешно вывели корабль из субъективного пространства на орбиту незнакомой планеты. И теперь официанту не терпелось доиграть свою роль в балагане до конца и вытурить всех из бистро.
— Вам все станет ясно, — сказал Слартибартфаст.
— Скоро?
— Через минуту. Слушайте. Потоки времени сейчас ужасно загрязнены. В них плавает масса мусора — наподобие отходов и обломков кораблекрушений. И все больше этого утиля попадает назад в физический мир. Возмущения в пространственно-временном континууме, этакие протечки, знаете ли.
— Слыхивали, — заметил Артур.
— Послушай, так куда же мы летим? — спросил Форд, нетерпеливо отодвигая свой стул. — Потому что мне ужасно хочется туда наконец попасть.
— Мы летим, — медленно, с расстановкой сказал Слартибартфаст, — чтобы опередить криккитянских роботов и помешать им обрести недостающие части Ключа, которые они ищут, чтобы выпустить планету Криккит из темпорально-канительного кокона и выпустить на свободу своих безумных Повелителей и остальную армию роботов.
— Просто ты упомянул какую-то вечеринку, вот я и подумал… — протянул Форд.
— Упомянул, — подтвердил Слартибартфаст, уронив голову на грудь.
Он понял, что совершил оплошность — слово «вечеринка» вызывало у Форда Префекта какое-то нездоровое возбуждение. Причем с каждым новым витком трагической истории Криккита и его народа Фордом Префектом все сильнее овладевало желание танцевать с девушками и пить, пить и танцевать.
Старец сознавал, что лучше было бы до последнего момента молчать о вечеринке. Но слово не воробей, а все же вылетело, и теперь Форд Префект уцепился за идею вечеринки со всем рвением арктурианской мегапиявки, которая, крепко прильнув к жертве, откусывает ей голову и забирает звездолет жертвы себе.
— И скоро мы там будем? — спросил Форд, просияв.
— Как только я объясню вам, зачем нам туда надо.
— Я-то и так знаю, зачем мне туда надо, — пробормотал Форд и откинулся на спинку дивана, заложив руки за голову и ухмыляясь своей коронной мурашки-по-спине-посылающей ухмылкой.
Уходя на пенсию, Слартибартфаст надеялся пожить наконец спокойно.
Он собирался научиться играть на октавентральном милляляфоне — прелестное в своей тщетности занятие, ибо он не обладал необходимым для этого инструмента количеством ртов.
Также он думал написать фантасмагорическую, последовательно-неточную монографию об экваториальных фьордах, дабы навек затуманить мозги науке относительно пары аспектов этого вопроса, которые казались ему важными.
Вместо чего он, черт знает зачем, дал себя уговорить на выполнение необременительной работы по заказу Движения за Реальное Время. И впервые в жизни отнесся к делу серьезно. Что не осталось безнаказанным — в результате он, человек уже не первой старости, мотается по Галактике, пытаясь побороть зло и спасти человечество.
«Лучше камни ворочать», — подумал он, тяжело вздыхая.
— Послушайте, — сказал он, — в ДРТ…
— Где? — воскликнул Артур.
— В Движении за Реальное Время, я вам о нем попозже расскажу. Итак, я уловил соответствия между пятью предметами из числа темпорального мусора, которые в сравнительно недавние времена вновь вынырнули в реальности, и пятью составляющими уничтоженного Ключа. Я смог проследить точную судьбу только двух — Деревянного Столба, который оказался на вашей планете, и Серебряной Перекладины. Она, похоже, находится на некой вечеринке. Мы должны отправиться туда и забрать ее, чтобы она не попала в руки криккитянских роботов. Иначе за судьбу Галактики ручаться нельзя.
— Нет, — твердо сказал Форд. — Мы пойдем на эту вечеринку, чтобы напиться вдребадан и потанцевать с девушками.
— Но разве ты не понял, что я…