Страница:
— Ты с ума сошел! — ответил Зафод. — Без тщательного программирования может случиться все, что угодно.
— А что, это сейчас так важно? — крикнул Артур.
— …На солнце зловеще сверкают… — пел Эдди.
Артур пробрался в конец восхитительно эффектного закругления панелей, где кривая стены сходилась с потолком.
— Прощайте, товарищи, с Богом, ура…
— Кто-нибудь знает, почему Артур не может включить Невероятностный двигатель? — прокричала Триллиан.
— …Холодное море под нами… Пять секунд до столкновения, было чертовски приятно работать с вами, ребята, упокой Господь ваши души… Не думали, братцы мы с вами вчера…
— Я спрашиваю, — кричала Триллиан, — кто-нибудь знает…
Затем произошел умопомрачительный взрыв звука и света.
18
19
20
21
22
— А что, это сейчас так важно? — крикнул Артур.
— …На солнце зловеще сверкают… — пел Эдди.
Артур пробрался в конец восхитительно эффектного закругления панелей, где кривая стены сходилась с потолком.
— Прощайте, товарищи, с Богом, ура…
— Кто-нибудь знает, почему Артур не может включить Невероятностный двигатель? — прокричала Триллиан.
— …Холодное море под нами… Пять секунд до столкновения, было чертовски приятно работать с вами, ребята, упокой Господь ваши души… Не думали, братцы мы с вами вчера…
— Я спрашиваю, — кричала Триллиан, — кто-нибудь знает…
Затем произошел умопомрачительный взрыв звука и света.
18
А затем произошло то, что звездолет «Золотое сердце» продолжил свой полет совершенно обычным образом, но — с очаровательно переменившимся дизайном интерьера. Он стал несколько просторнее, отделан в тонких пастельных оттенках зеленого и голубого; в центре рубки находилась теперь винтовая лестница, никуда в особенности не ведущая, на ступенях которой стояли папоротники и желтые цветы, а возле нее на пьедестале с солнечными часами помещался теперь главный терминал бортового компьютера. Хитроумно размещенное освещение и зеркала создавали ощущение консерватории, плавно переходящей в большой и изысканно ухоженный зимний сад. По периметру консерваторской зоны стояли мраморные столики на тонких кованых железных ножках. Если вглядеться в полированную поверхность мрамора, становились видны панели пультов, материализующиеся под пальцами, а зеркала под нужным углом отражали все нужные экраны и мониторы, хотя весьма неочевидно было, откуда именно они отражались. В целом, все это чрезвычайно ласкало взор и остальные чувства.
Сидя в глубоком шезлонге, Зафод Библброкс спросил:
— Что, собственно, случилось?
— Я как раз хотел сказать, — ответил Артур, располагавшийся возле прудика с золотыми рыбками, — что кнопка невероятностного двигателя вон там… — он махнул рукой в ту сторону, где она была. Сейчас там стояла ваза с цветами.
— Но где мы? — спросил Форд, сидевший на винтовой лестнице с чудесно охлажденным пангалактик-горлодером в руке.
— Мне кажется, точно там же, где и были, — ответила ему Триллиан, и все зеркала показали унылый пейзаж Магратеи, по-прежнему расстилавшийся под ними.
Зафод выпрыгнул из шезлонга:
— А что с ракетами? — спросил он.
Новое поразительное зрелище появилось в зеркалах.
— По всему судя… — неуверенно сказал Форд, — они превратились в горшок с петуниями и весьма удивленного кита…
— При факторе невероятности, — встрял Эдди, не изменившийся ни на йоту, — 26761178 против одного.
Зафод повернулся к Артуру.
— Это была твоя идея, землянин? — спросил он его.
— Ну… Да что я… — замялся Артур, — я ведь только…
— Это было гениально! Включить на секунду невероятностный двигатель, не активируя сначала защитные экраны! Ты же спас нам жизнь!
— Ну… — сказал Артур, — ничего особенного… стоит ли так уж…
— Не стоит? — переспросил Зафод. — Ну, как скажешь. Компьютер! Идем на посадку.
— А я…
— Так я что? Не стоит так не стоит.
И, поскольку такое положение не является для кита естественным и устойчивым, это бедное невинное создание имело очень мало времени на то, чтобы смириться со своим существованием в виде кита, прежде чем ему пришлось смириться со своим несуществованием в виде чего бы то ни было.
Перед вами полная хроника мыслей этого кашалота с того момента, как он начал свою жизнь, и до того момента, как он ее закончил.
«А? Что такое?» — подумал он.
«Э-э… не понял… Кто я?»
«Алло!»
«Для чего я здесь? В чем смысл моей жизни?»
«Что означает мой вопрос „кто я“?»
«Так, спокойно, спокойно… О! какое интересное ощущение — что это? Что-то вроде… какое-то екающее ощущение в… в… так, наверно, если я хочу к чему-то придти, следует уже определиться с терминами для вещей, существующих в том, что в рамках того, что я назову рассуждением, я назову миром; так что, скажем — в моей груди.»
«Так-так. У-у-у-ух, ощущение становится все сильнее. И, кстати, что это за свист и рев в том, что я безо всяких особых предпосылок решил назвать моей головой? Пожалуй, я назову это… ветер! Хорошее название? Сойдет. Может быть, потом, когда я разберусь, что это такое, я придумаю ему название получше. Должно быть, это что-то очень важное, потому что его там, похоже, чертовски много. Ой! А что это? Это… назовем его хвост… да, хвост! О, да я могу им размахивать! Э-эх! Э-эх! Ощущение прекрасное! Не то, чтобы это мне что-то давало, но, может быть, позже я разберусь, зачем эта штука… Итак, можно ли сказать, что я создал логичную и связную картину мироздания?»
«Нет.»
«Ну, и ладно. Это же так здорово, вокруг столько неизвестного, столько неоткрытого! Просто голова кружится от нетерпения…»
«Или это все-таки ветер?»
«Сколько его стало вокруг!»
«О-го! Что это так быстро приближается ко мне? Стремительно приближается! Такое большое, плоское и круглое… ему нужно большое, широкое, звучное название. Что-то вроде „ля“… „мля“… Земля! Точно! Отличное название — зе-мля!»
«Интересно, сможем ли мы быть с ней друзьями?»
Сидя в глубоком шезлонге, Зафод Библброкс спросил:
— Что, собственно, случилось?
— Я как раз хотел сказать, — ответил Артур, располагавшийся возле прудика с золотыми рыбками, — что кнопка невероятностного двигателя вон там… — он махнул рукой в ту сторону, где она была. Сейчас там стояла ваза с цветами.
— Но где мы? — спросил Форд, сидевший на винтовой лестнице с чудесно охлажденным пангалактик-горлодером в руке.
— Мне кажется, точно там же, где и были, — ответила ему Триллиан, и все зеркала показали унылый пейзаж Магратеи, по-прежнему расстилавшийся под ними.
Зафод выпрыгнул из шезлонга:
— А что с ракетами? — спросил он.
Новое поразительное зрелище появилось в зеркалах.
— По всему судя… — неуверенно сказал Форд, — они превратились в горшок с петуниями и весьма удивленного кита…
— При факторе невероятности, — встрял Эдди, не изменившийся ни на йоту, — 26761178 против одного.
Зафод повернулся к Артуру.
— Это была твоя идея, землянин? — спросил он его.
— Ну… Да что я… — замялся Артур, — я ведь только…
— Это было гениально! Включить на секунду невероятностный двигатель, не активируя сначала защитные экраны! Ты же спас нам жизнь!
— Ну… — сказал Артур, — ничего особенного… стоит ли так уж…
— Не стоит? — переспросил Зафод. — Ну, как скажешь. Компьютер! Идем на посадку.
— А я…
— Так я что? Не стоит так не стоит.
* * *
Еще одной вещью, которой не стоило случаться, было то, что вопреки всей вероятности в мир внезапно явился кашалот, и явился он в мир на высоте нескольких миль над поверхностью чужой планеты.И, поскольку такое положение не является для кита естественным и устойчивым, это бедное невинное создание имело очень мало времени на то, чтобы смириться со своим существованием в виде кита, прежде чем ему пришлось смириться со своим несуществованием в виде чего бы то ни было.
Перед вами полная хроника мыслей этого кашалота с того момента, как он начал свою жизнь, и до того момента, как он ее закончил.
«А? Что такое?» — подумал он.
«Э-э… не понял… Кто я?»
«Алло!»
«Для чего я здесь? В чем смысл моей жизни?»
«Что означает мой вопрос „кто я“?»
«Так, спокойно, спокойно… О! какое интересное ощущение — что это? Что-то вроде… какое-то екающее ощущение в… в… так, наверно, если я хочу к чему-то придти, следует уже определиться с терминами для вещей, существующих в том, что в рамках того, что я назову рассуждением, я назову миром; так что, скажем — в моей груди.»
«Так-так. У-у-у-ух, ощущение становится все сильнее. И, кстати, что это за свист и рев в том, что я безо всяких особых предпосылок решил назвать моей головой? Пожалуй, я назову это… ветер! Хорошее название? Сойдет. Может быть, потом, когда я разберусь, что это такое, я придумаю ему название получше. Должно быть, это что-то очень важное, потому что его там, похоже, чертовски много. Ой! А что это? Это… назовем его хвост… да, хвост! О, да я могу им размахивать! Э-эх! Э-эх! Ощущение прекрасное! Не то, чтобы это мне что-то давало, но, может быть, позже я разберусь, зачем эта штука… Итак, можно ли сказать, что я создал логичную и связную картину мироздания?»
«Нет.»
«Ну, и ладно. Это же так здорово, вокруг столько неизвестного, столько неоткрытого! Просто голова кружится от нетерпения…»
«Или это все-таки ветер?»
«Сколько его стало вокруг!»
«О-го! Что это так быстро приближается ко мне? Стремительно приближается! Такое большое, плоское и круглое… ему нужно большое, широкое, звучное название. Что-то вроде „ля“… „мля“… Земля! Точно! Отличное название — зе-мля!»
«Интересно, сможем ли мы быть с ней друзьями?»
* * *
Дальнейшее — громкий смачный шлепок и молчание.* * *
Любопытно, что единственной мыслью, посетившей сознание горшка с петуниями во время падения, было «Что? Опять?!!» Многие считают, что если бы мы знали доподлинно, почему горшок с петуниями думал именно так, мы гораздо лучше понимали бы природу вещей во Вселенной.
19
— Этого… робота мы берем с собой? — спросил Форд, поморщившись в сторону, где в углу под небольшой пальмой стоял, опасно сгорбившись, Марвин.
Зафод оторвался от зеркальных экранов с панорамой унылого ландшафта, посреди которого приземлилось «Золотое сердце».
— Андроида-параноида? — переспросил он. — Да, мы берем его с собой.
— Но что мы будем делать с маниакально-депрессивным роботом?
— Это — их проблемы! — сказал Марвин так, будто обращался к свежезаселенной гробнице. — А что бы вы стали делать, если вы сами — маниакально-депрессивный робот?! Нет-нет, не трудитесь отвечать. Даже я не знаю ответа на этот вопрос, а я, между прочим, в пятьдесят тысяч раз умнее вас. Само мышление на вашем уровне примитивности доставляет мне головную боль.
В дверь ворвалась Триллиан, выбежавшая из своей каюты.
— Мои белые мыши! Они сбежали! — воскликнула она.
Выражение глубокой озабоченности и искреннего сочувствия даже не промелькнуло ни на одном из лиц Зафода.
— Ну и фиг-то с ними, — сказал он.
Триллиан бросила на него яростный взгляд и снова исчезла.
Возможно, ее слова привлекли бы к себе гораздо больше внимания, если бы более широко известным стал тот факт, что люди были всего лишь третьей по порядку разумной формой жизни на планете Земля, а вовсе не второй, как обычно утверждало большинство независимых обозревателей.
Голос прозвучал странно знакомо, но как-то неуловимо по-новому. В нем слышалась матриархальная нота. Этот голос раздался, когда экипаж собрался в шлюзе, через который они собирались выйти на поверхность планеты.
Члены экипажа поглядели друг на друга с недоумением.
— Это компьютер, — объяснил Зафод. — Я нашел у него аварийную запасную личность и подумал, что она, может быть, будет работать лучше.
— Сегодня — ваш первый день на новой, незнакомой планете, — продолжал новый голос Эдди, — проверьте, чтобы у всех были как следует завязаны шарфики и застегнуты курточки. И никаких игр с грязными зубастыми чудовищами!
Зафод нетерпеливо постучал по крышке люка.
— Прости, — сказал он, — но, по-моему, ты собирался открыть шлюз.
— Вот как? — переспросил компьютер. — Кто это сказал?
— Компьютер, блин, ты откроешь шлюз или нет? — повторил Зафод, стараясь не раздражаться.
— Не открою, пока тот, кто это сказал, не попросит прощения, — потребовал компьютер.
— Ох, блин, — пробормотал Форд, прислонившись к переборке и считая до десяти. Он очень боялся, что в один прекрасный день одушевленные объекты разучатся это делать. Только при помощи счета люди могут продемонстрировать свою независимость от компьютеров.
— Итак, — строго сказал Эдди.
— Компьютер… — начал Зафод.
— Я жду, — оборвал его Эдди. — Я могу ждать хоть целый день.
— Компьютер, — снова начал Зафод. Он попытался было придумать какую-нибудь тонкую логическую уловку, которой можно было бы уделать компьютер, но в конце концов решил не сражаться с ним на его территории. — Компьютер! Если ты сейчас же не откроешь шлюз, я залезу в твои главные банки данных и перепрограммирую тебя очень большим гаечным ключом. Ты понял?
Шокированный Эдди молчал.
Форд тихо продолжал считать вслух. Это самое сильное оскорбление, какое только может нанести компьютеру человек. Все равно что подойти к человеку и начать тихо повторять «сволочь… сволочь… сволочь…»
Наконец, Эдди промолвил:
— Я вижу, что нам всем еще предстоит как следует поработать над нашим поведением, — и шлюз открылся.
Ледяной ветер пробрал их до костей. Они поежились и шагнули с трапа на серую пыль Магратеи.
— Все это кончится слезами, попомните мои слова, — крикнул вдогонку Эдди и закрыл шлюз.
Через несколько минут он снова открыл и закрыл шлюз, повинуясь приказу, который застал его совершенно врасплох.
Зафод оторвался от зеркальных экранов с панорамой унылого ландшафта, посреди которого приземлилось «Золотое сердце».
— Андроида-параноида? — переспросил он. — Да, мы берем его с собой.
— Но что мы будем делать с маниакально-депрессивным роботом?
— Это — их проблемы! — сказал Марвин так, будто обращался к свежезаселенной гробнице. — А что бы вы стали делать, если вы сами — маниакально-депрессивный робот?! Нет-нет, не трудитесь отвечать. Даже я не знаю ответа на этот вопрос, а я, между прочим, в пятьдесят тысяч раз умнее вас. Само мышление на вашем уровне примитивности доставляет мне головную боль.
В дверь ворвалась Триллиан, выбежавшая из своей каюты.
— Мои белые мыши! Они сбежали! — воскликнула она.
Выражение глубокой озабоченности и искреннего сочувствия даже не промелькнуло ни на одном из лиц Зафода.
— Ну и фиг-то с ними, — сказал он.
Триллиан бросила на него яростный взгляд и снова исчезла.
Возможно, ее слова привлекли бы к себе гораздо больше внимания, если бы более широко известным стал тот факт, что люди были всего лишь третьей по порядку разумной формой жизни на планете Земля, а вовсе не второй, как обычно утверждало большинство независимых обозревателей.
* * *
— Здравствуйте, дети!Голос прозвучал странно знакомо, но как-то неуловимо по-новому. В нем слышалась матриархальная нота. Этот голос раздался, когда экипаж собрался в шлюзе, через который они собирались выйти на поверхность планеты.
Члены экипажа поглядели друг на друга с недоумением.
— Это компьютер, — объяснил Зафод. — Я нашел у него аварийную запасную личность и подумал, что она, может быть, будет работать лучше.
— Сегодня — ваш первый день на новой, незнакомой планете, — продолжал новый голос Эдди, — проверьте, чтобы у всех были как следует завязаны шарфики и застегнуты курточки. И никаких игр с грязными зубастыми чудовищами!
Зафод нетерпеливо постучал по крышке люка.
— Прости, — сказал он, — но, по-моему, ты собирался открыть шлюз.
— Вот как? — переспросил компьютер. — Кто это сказал?
— Компьютер, блин, ты откроешь шлюз или нет? — повторил Зафод, стараясь не раздражаться.
— Не открою, пока тот, кто это сказал, не попросит прощения, — потребовал компьютер.
— Ох, блин, — пробормотал Форд, прислонившись к переборке и считая до десяти. Он очень боялся, что в один прекрасный день одушевленные объекты разучатся это делать. Только при помощи счета люди могут продемонстрировать свою независимость от компьютеров.
— Итак, — строго сказал Эдди.
— Компьютер… — начал Зафод.
— Я жду, — оборвал его Эдди. — Я могу ждать хоть целый день.
— Компьютер, — снова начал Зафод. Он попытался было придумать какую-нибудь тонкую логическую уловку, которой можно было бы уделать компьютер, но в конце концов решил не сражаться с ним на его территории. — Компьютер! Если ты сейчас же не откроешь шлюз, я залезу в твои главные банки данных и перепрограммирую тебя очень большим гаечным ключом. Ты понял?
Шокированный Эдди молчал.
Форд тихо продолжал считать вслух. Это самое сильное оскорбление, какое только может нанести компьютеру человек. Все равно что подойти к человеку и начать тихо повторять «сволочь… сволочь… сволочь…»
Наконец, Эдди промолвил:
— Я вижу, что нам всем еще предстоит как следует поработать над нашим поведением, — и шлюз открылся.
Ледяной ветер пробрал их до костей. Они поежились и шагнули с трапа на серую пыль Магратеи.
— Все это кончится слезами, попомните мои слова, — крикнул вдогонку Эдди и закрыл шлюз.
Через несколько минут он снова открыл и закрыл шлюз, повинуясь приказу, который застал его совершенно врасплох.
20
Пять фигур медленно брели по унылой местности, частью безрадостно серой, частью безрадостно бурой, а на остальное и вовсе не стоило смотреть. Местность походила на покрытое дюймовым слоем пыли осушенное болото, вся растительность на котором вымерла. Было очень холодно.
Зафод был явно несколько подавлен всем этим. Он погрузился в свои мысли и вскоре исчез из виду за небольшим бугорком на почве.
Ветер жег глаза и уши Артура, а затхлый разреженный воздух першил в горле. Но глаза его горели по другой причине:
— Это же фантастика! — сказал он и не узнал собственного голоса. Здешний разреженный воздух плохо передавал звук.
— Скверная дыра, на мой взгляд, — ответил Форд. — В кошачьем дерьме приятнее копаться.
Форда охватило обычное утреннее раздражение. После пятнадцати лет сидения взаперти, изо всех планет во всех звездных системах всей Галактики надо же было очутиться именно в этом пыльном углу! Вокруг — ни прилавка с сосисками! Форд нагнулся и поскреб холодную пыль, но и под ней не нашел ничего, ради чего стоило бы проделать тысячи световых лет.
— Да нет, — настаивал Артур, — ты не понимаешь. Я же впервые в жизни на самом деле иду по поверхности другой планеты! Чужого мира! Жаль, конечно, что он такой… никакой.
Триллиан поежилась и нахмурилась. Она могла поклясться, что только что заметила краем глаза какое-то быстрое движение, но, повернувшись в ту сторону, она увидела лишь корабль, холодный и неподвижный, стоящий в сотне метров за спиной.
У нее отлегло от сердца, когда через секунду-другую они снова увидели Зафода, стоящего на вершине бугорка и машущего им рукой.
Казалось, он чем-то очень взволнован, но они не разбирали, что он кричал им, из-за ветра и разреженности атмосферы.
Приблизившись к бугорку, они увидели, что он почти круглый по форме, и окружает кратер глубиной метров в полтораста. Вокруг кратера земля была забрызгана черным и красным месивом. Они остановились и потрогали кусочек. Он был сырым и резиновым на ощупь.
С некоторым ужасом они вдруг поняли, что это свежая китовина.
На краю кратера они встретили Зафода.
— Смотрите! — призвал он, показывая вниз.
Внизу посреди воронки лежали развороченные останки одинокого кашалота, который прожил слишком короткую жизнь, чтобы успеть разочароваться в своей судьбе. Тишину нарушали только тихие невольные спазмы в горле Триллиан.
— Я думаю, хоронить его не стоит? — пробормотал Артур и тут же пожалел о поданной идее.
— Вперед! — скомандовал Зафод и начал спускаться в кратер.
— Что, туда? — переспросила Триллиан с глубоким отвращением.
— Именно! — подтвердил Зафод. — Вперед! Я вам кое-что покажу.
— Да мы уж видим, — сказала Триллиан.
— Да не это! — сказал Зафод. — Кое-что другое. Вперед!
Никто не тронулся с места.
— Идемте! — позвал Зафод. — Я нашел вход!
— Во что? — ужаснулся Артур.
— Вовнутрь планеты! Подземный коридор. Падение кита вскрыло его, и нам надо туда. Туда, где не ступала нога человека последние пять миллионов лет, в глубины времени!..
Марвин снова начал иронически бурчать себе под нос. Форд стукнул его, и тот умолк.
С содроганием члены экипажа последовали за Зафодом вниз по склону воронки, изо всех сил стараясь не смотреть на ее несчастного создателя.
— Жизнь! — сказал Марвин скорбно. — Ты можешь презирать ее, ты можешь ее игнорировать; но любить ее невозможно.
В том месте, куда упал кит, земля обвалилась, обнажив сеть коридоров и переходов, по большей части заваленных щебнем и внутренностями. Зафод начал было расчищать проход внутрь, но Марвин справился с этим гораздо быстрее. Спертый воздух вырвался из темных глубин, а когда Зафод зажег факел, пыльный мрак рассеялся ненамного.
— По легенде, — сказал Зафод, — магратеяне большую часть своей жизни проводили под землей.
— Почему? — спросил Артур. — Из-за перенаселения или загрязнения среды?
— Нет, не думаю, — ответил Зафод. — Мне кажется, им просто не нравилось наверху.
— Ты уверен, что знаешь, что делаешь? — спросила Триллиан, с тревогой вглядываясь в темноту. — Один раз на нас уже напали.
— Дорогая, я тебе клянусь, что живое население этой планеты равняется нулю плюс четверо нас. Так что — не надо. Полезли. Эй, землянин!
— Артур, — напомнил Артур.
— Ну, да. Ты не мог бы типа взять себе этого робота и посторожить выход из подземелья? Договорились?
— Посторожить? — переспросил Артур. — От кого? Ты же сказал, что здесь никого нет.
— Ну, знаешь, так, на всякий случай, — сказал Зафод. — Для спокойствия.
— Чьего спокойствия, моего или вашего?
— Молодец, соображаешь! Ну, мы пошли.
Зафод вошел в коридор, Триллиан и Форд последовали за ним.
— Желаю вам отвратительно провести время, — проворчал Артур.
— Не беспокойся, — заверил его Марвин, — так оно и будет.
Через пару секунд троица исчезла из виду.
Артур сердито потоптался немного, но тут же решил, что могила кита — не самое подходящее место, чтобы топтаться в нем.
Марвин горестно взирал на него некоторое время, а потом выключился.
— Ну, что я вам говорил! — сказал Зафод. — Необитаемая планета. Магратея! — И Зафод решительно зашагал по грязи и мусору, покрывавшему кафельный пол.
Триллиан коридор неотвязно напоминал лондонскую подземку, только чуть более ухоженную.
На равных расстояниях в кафель стены были вделаны большие мозаичные панно — незатейливые диагональные узоры ярких цветов. Триллиан остановилась и долго разглядывала один из них, но не смогла понять ничего. Она подозвала Зафода.
— Слушай, как ты думаешь, что это? Это какие-то символы?
— Лично я думаю, что это какие-то странные символы, — ответил Зафод, едва повернув голову. Триллиан пожала плечами и поспешила за ним.
Время от времени попадались двери, ведущие то налево, то направо, в небольшие комнаты, забитые, как обнаружил Форд, древним компьютерным оборудованием. Форд затащил Зафода в одну из комнат поглядеть. Триллиан вошла за ними следом.
— Слушай, — сказал Форд. — Ты говоришь, что это Магратея…
— Ну, да, — сказал Зафод. — Да мы же сами слышали голос!
— Хорошо, допустим, я согласен, что это Магратея — допустим. Но ты до сих пор ни словечка не сказал о том, как, галактион тебя возьми, ты ее нашел? Уж наверно не высмотрел в звездном атласе?
— Размышления. Правительственные архивы. Частное расследование. Несколько догадок. Легко.
— А потом ты угнал «Золотое сердце», чтобы попасть сюда и поискать, так?
— Ну, я угнал его, чтобы поискать много чего…
— Много чего? — удивился Форд. — Как например?
— Я не знаю.
— Как это?
— Ну, так. Я не знаю, что я ищу.
— Почему?
— Потому что… потому что… Я так думаю, потому, что если бы я это знал, я бы не смог его искать.
— Слушай, у тебя с головой все в порядке?
— Может быть, и нет, — сказал Зафод спокойно. — Полностью не исключено. Все, что я про себя знаю, так это то, что мои мозги могут работать в таком состоянии, как сейчас. А состояние их сейчас не очень хорошее.
Долгое время никто не произносил ни слова. Форд смотрел на Зафода внезапно озабоченным взглядом.
— Слушай, старик, если тебе нужно… — начал было Форд.
— Да не, погоди. Я тебе кое-что расскажу, — сказал Зафод. — Я вообще легок на подъем. Мне приходит в голову что-нибудь, и — а что? почему нет? и я это делаю. Я захотел стать президентом Галактики, и стал. Запросто. Я решил угнать этот корабль. Я решил найти Магратею — и так оно и вышло. То есть, конечно, я придумываю, как бы это сделать получше, это да, но все всегда получается само собой. Это как галактикредитка, которая всегда работает, хотя ты ни разу не вложил ни чека. Кроме того, как только я останавливаюсь и начинаю думать, почему мне хочется что-то сделать, да как это я придумал, как это сделать, я сразу же испытываю мощный позыв перестать об этом думать. Вот как сейчас. Мне очень трудно говорить об этом.
Зафод помолчал. Некоторое время в комнате стояла тишина. Затем он нахмурился и продолжил:
— Прошлой ночью я как раз снова об этом задумался. О том, что какая-то часть моих мозгов работает не так, как надо бы. И тогда мне пришло в голову, что, похоже, кто-то использует мой ум, чтобы добывать классные идеи без того, чтоб я знал. Я сопоставил эти две мысли и решил, что, может быть, кто-то заблокировал часть моего мозга — как раз затем, чтобы его доить, и поэтому я не могу ею пользоваться. Я подумал — нельзя ли это как-нибудь проверить? Пошел в корабельный лазарет и подключился к энцефалографу. Я прошел все основные тесты на обеих головах — все тесты, которые я проходил у правительственных врачей, чтобы стать президентом. Тесты ничего не дали. Ничего неожиданного, по крайней мере. Они показали, что я умный, наделенный воображением, безответственный, ненадежный, общительный — ничего такого, что мы бы уже не знали. И никаких других отклонений. Тогда я стал изобретать тесты сам, совершенно от балды. Тоже ничего. Тогда я попробовал наложить результаты тестов с одной головы на результаты с другой головы. Тоже ничего. В конце концов, меня все это достало, и я решил, что это просто приступ паранойи. Наконец, прежде, чем встать и уйти, я взял наложение результатов и посмотрел на него через зеленый фильтр. Помнишь, в молодости я всегда как-то по-особому относился к зеленому цвету. Я же хотел стать пилотом на торговом разведчике, помнишь?
Форд кивнул.
— Вот тут-то оно и выплыло, — сказал Зафод. — Ясно, как день. Целые зоны в центре обоих мозгов, которые связаны только друг с другом, и больше ни с чем. Какие-то сволочи прижгли все синапсы и обработали эти два куска подкорки электроникой.
Форд смотрел на Зафода, раскрыв рот. Триллиан побледнела.
— Тебя обработали… — прошептал Форд.
— Ага.
— И ты имеешь хоть какое-нибудь представление, кто? И зачем?
— Зачем? Я могу только догадываться. Но я знаю, кто были эти ублюдки.
— Знаешь? Откуда?
— Они выжгли на синапсах свои инициалы. Чтобы я знал.
От ужаса по спине Форда поползли мурашки.
— Инициалы? Выжгли свои инициалы в твоем мозгу?
— Ага.
— И что за инициалы? Говори, не мучь!
Зафод молча оглядел своих спутников. Затем он отвернулся к стене.
— «З.Б.» — ответил он.
В этот миг стальная дверь захлопнулась за ними, и комната стала наполняться газом.
— Остальное расскажу потом, — прохрипел Зафод, и все трое попадали без чувств.
Зафод был явно несколько подавлен всем этим. Он погрузился в свои мысли и вскоре исчез из виду за небольшим бугорком на почве.
Ветер жег глаза и уши Артура, а затхлый разреженный воздух першил в горле. Но глаза его горели по другой причине:
— Это же фантастика! — сказал он и не узнал собственного голоса. Здешний разреженный воздух плохо передавал звук.
— Скверная дыра, на мой взгляд, — ответил Форд. — В кошачьем дерьме приятнее копаться.
Форда охватило обычное утреннее раздражение. После пятнадцати лет сидения взаперти, изо всех планет во всех звездных системах всей Галактики надо же было очутиться именно в этом пыльном углу! Вокруг — ни прилавка с сосисками! Форд нагнулся и поскреб холодную пыль, но и под ней не нашел ничего, ради чего стоило бы проделать тысячи световых лет.
— Да нет, — настаивал Артур, — ты не понимаешь. Я же впервые в жизни на самом деле иду по поверхности другой планеты! Чужого мира! Жаль, конечно, что он такой… никакой.
Триллиан поежилась и нахмурилась. Она могла поклясться, что только что заметила краем глаза какое-то быстрое движение, но, повернувшись в ту сторону, она увидела лишь корабль, холодный и неподвижный, стоящий в сотне метров за спиной.
У нее отлегло от сердца, когда через секунду-другую они снова увидели Зафода, стоящего на вершине бугорка и машущего им рукой.
Казалось, он чем-то очень взволнован, но они не разбирали, что он кричал им, из-за ветра и разреженности атмосферы.
Приблизившись к бугорку, они увидели, что он почти круглый по форме, и окружает кратер глубиной метров в полтораста. Вокруг кратера земля была забрызгана черным и красным месивом. Они остановились и потрогали кусочек. Он был сырым и резиновым на ощупь.
С некоторым ужасом они вдруг поняли, что это свежая китовина.
На краю кратера они встретили Зафода.
— Смотрите! — призвал он, показывая вниз.
Внизу посреди воронки лежали развороченные останки одинокого кашалота, который прожил слишком короткую жизнь, чтобы успеть разочароваться в своей судьбе. Тишину нарушали только тихие невольные спазмы в горле Триллиан.
— Я думаю, хоронить его не стоит? — пробормотал Артур и тут же пожалел о поданной идее.
— Вперед! — скомандовал Зафод и начал спускаться в кратер.
— Что, туда? — переспросила Триллиан с глубоким отвращением.
— Именно! — подтвердил Зафод. — Вперед! Я вам кое-что покажу.
— Да мы уж видим, — сказала Триллиан.
— Да не это! — сказал Зафод. — Кое-что другое. Вперед!
Никто не тронулся с места.
— Идемте! — позвал Зафод. — Я нашел вход!
— Во что? — ужаснулся Артур.
— Вовнутрь планеты! Подземный коридор. Падение кита вскрыло его, и нам надо туда. Туда, где не ступала нога человека последние пять миллионов лет, в глубины времени!..
Марвин снова начал иронически бурчать себе под нос. Форд стукнул его, и тот умолк.
С содроганием члены экипажа последовали за Зафодом вниз по склону воронки, изо всех сил стараясь не смотреть на ее несчастного создателя.
— Жизнь! — сказал Марвин скорбно. — Ты можешь презирать ее, ты можешь ее игнорировать; но любить ее невозможно.
В том месте, куда упал кит, земля обвалилась, обнажив сеть коридоров и переходов, по большей части заваленных щебнем и внутренностями. Зафод начал было расчищать проход внутрь, но Марвин справился с этим гораздо быстрее. Спертый воздух вырвался из темных глубин, а когда Зафод зажег факел, пыльный мрак рассеялся ненамного.
— По легенде, — сказал Зафод, — магратеяне большую часть своей жизни проводили под землей.
— Почему? — спросил Артур. — Из-за перенаселения или загрязнения среды?
— Нет, не думаю, — ответил Зафод. — Мне кажется, им просто не нравилось наверху.
— Ты уверен, что знаешь, что делаешь? — спросила Триллиан, с тревогой вглядываясь в темноту. — Один раз на нас уже напали.
— Дорогая, я тебе клянусь, что живое население этой планеты равняется нулю плюс четверо нас. Так что — не надо. Полезли. Эй, землянин!
— Артур, — напомнил Артур.
— Ну, да. Ты не мог бы типа взять себе этого робота и посторожить выход из подземелья? Договорились?
— Посторожить? — переспросил Артур. — От кого? Ты же сказал, что здесь никого нет.
— Ну, знаешь, так, на всякий случай, — сказал Зафод. — Для спокойствия.
— Чьего спокойствия, моего или вашего?
— Молодец, соображаешь! Ну, мы пошли.
Зафод вошел в коридор, Триллиан и Форд последовали за ним.
— Желаю вам отвратительно провести время, — проворчал Артур.
— Не беспокойся, — заверил его Марвин, — так оно и будет.
Через пару секунд троица исчезла из виду.
Артур сердито потоптался немного, но тут же решил, что могила кита — не самое подходящее место, чтобы топтаться в нем.
Марвин горестно взирал на него некоторое время, а потом выключился.
* * *
Зафод бодро шел по коридору — страшно нервничая, но стараясь скрывать нервозность за целеустремленностью. Он помахал туда-сюда факелом. Стены были облицованы темным кафелем и на ощупь оказались холодными. Воздух был спертый и затхлый.— Ну, что я вам говорил! — сказал Зафод. — Необитаемая планета. Магратея! — И Зафод решительно зашагал по грязи и мусору, покрывавшему кафельный пол.
Триллиан коридор неотвязно напоминал лондонскую подземку, только чуть более ухоженную.
На равных расстояниях в кафель стены были вделаны большие мозаичные панно — незатейливые диагональные узоры ярких цветов. Триллиан остановилась и долго разглядывала один из них, но не смогла понять ничего. Она подозвала Зафода.
— Слушай, как ты думаешь, что это? Это какие-то символы?
— Лично я думаю, что это какие-то странные символы, — ответил Зафод, едва повернув голову. Триллиан пожала плечами и поспешила за ним.
Время от времени попадались двери, ведущие то налево, то направо, в небольшие комнаты, забитые, как обнаружил Форд, древним компьютерным оборудованием. Форд затащил Зафода в одну из комнат поглядеть. Триллиан вошла за ними следом.
— Слушай, — сказал Форд. — Ты говоришь, что это Магратея…
— Ну, да, — сказал Зафод. — Да мы же сами слышали голос!
— Хорошо, допустим, я согласен, что это Магратея — допустим. Но ты до сих пор ни словечка не сказал о том, как, галактион тебя возьми, ты ее нашел? Уж наверно не высмотрел в звездном атласе?
— Размышления. Правительственные архивы. Частное расследование. Несколько догадок. Легко.
— А потом ты угнал «Золотое сердце», чтобы попасть сюда и поискать, так?
— Ну, я угнал его, чтобы поискать много чего…
— Много чего? — удивился Форд. — Как например?
— Я не знаю.
— Как это?
— Ну, так. Я не знаю, что я ищу.
— Почему?
— Потому что… потому что… Я так думаю, потому, что если бы я это знал, я бы не смог его искать.
— Слушай, у тебя с головой все в порядке?
— Может быть, и нет, — сказал Зафод спокойно. — Полностью не исключено. Все, что я про себя знаю, так это то, что мои мозги могут работать в таком состоянии, как сейчас. А состояние их сейчас не очень хорошее.
Долгое время никто не произносил ни слова. Форд смотрел на Зафода внезапно озабоченным взглядом.
— Слушай, старик, если тебе нужно… — начал было Форд.
— Да не, погоди. Я тебе кое-что расскажу, — сказал Зафод. — Я вообще легок на подъем. Мне приходит в голову что-нибудь, и — а что? почему нет? и я это делаю. Я захотел стать президентом Галактики, и стал. Запросто. Я решил угнать этот корабль. Я решил найти Магратею — и так оно и вышло. То есть, конечно, я придумываю, как бы это сделать получше, это да, но все всегда получается само собой. Это как галактикредитка, которая всегда работает, хотя ты ни разу не вложил ни чека. Кроме того, как только я останавливаюсь и начинаю думать, почему мне хочется что-то сделать, да как это я придумал, как это сделать, я сразу же испытываю мощный позыв перестать об этом думать. Вот как сейчас. Мне очень трудно говорить об этом.
Зафод помолчал. Некоторое время в комнате стояла тишина. Затем он нахмурился и продолжил:
— Прошлой ночью я как раз снова об этом задумался. О том, что какая-то часть моих мозгов работает не так, как надо бы. И тогда мне пришло в голову, что, похоже, кто-то использует мой ум, чтобы добывать классные идеи без того, чтоб я знал. Я сопоставил эти две мысли и решил, что, может быть, кто-то заблокировал часть моего мозга — как раз затем, чтобы его доить, и поэтому я не могу ею пользоваться. Я подумал — нельзя ли это как-нибудь проверить? Пошел в корабельный лазарет и подключился к энцефалографу. Я прошел все основные тесты на обеих головах — все тесты, которые я проходил у правительственных врачей, чтобы стать президентом. Тесты ничего не дали. Ничего неожиданного, по крайней мере. Они показали, что я умный, наделенный воображением, безответственный, ненадежный, общительный — ничего такого, что мы бы уже не знали. И никаких других отклонений. Тогда я стал изобретать тесты сам, совершенно от балды. Тоже ничего. Тогда я попробовал наложить результаты тестов с одной головы на результаты с другой головы. Тоже ничего. В конце концов, меня все это достало, и я решил, что это просто приступ паранойи. Наконец, прежде, чем встать и уйти, я взял наложение результатов и посмотрел на него через зеленый фильтр. Помнишь, в молодости я всегда как-то по-особому относился к зеленому цвету. Я же хотел стать пилотом на торговом разведчике, помнишь?
Форд кивнул.
— Вот тут-то оно и выплыло, — сказал Зафод. — Ясно, как день. Целые зоны в центре обоих мозгов, которые связаны только друг с другом, и больше ни с чем. Какие-то сволочи прижгли все синапсы и обработали эти два куска подкорки электроникой.
Форд смотрел на Зафода, раскрыв рот. Триллиан побледнела.
— Тебя обработали… — прошептал Форд.
— Ага.
— И ты имеешь хоть какое-нибудь представление, кто? И зачем?
— Зачем? Я могу только догадываться. Но я знаю, кто были эти ублюдки.
— Знаешь? Откуда?
— Они выжгли на синапсах свои инициалы. Чтобы я знал.
От ужаса по спине Форда поползли мурашки.
— Инициалы? Выжгли свои инициалы в твоем мозгу?
— Ага.
— И что за инициалы? Говори, не мучь!
Зафод молча оглядел своих спутников. Затем он отвернулся к стене.
— «З.Б.» — ответил он.
В этот миг стальная дверь захлопнулась за ними, и комната стала наполняться газом.
— Остальное расскажу потом, — прохрипел Зафод, и все трое попадали без чувств.
21
Артур задумчиво бродил по поверхности Магратеи.
Форд предусмотрительно оставил ему свой «Путеводителя вольного путешественника по Галактике», чтобы тот не скучал в карауле. Артур нажал наугад несколько кнопок.
Одна из них — та, на которую наткнулся Артур — рассказывает о судьбе некоего Вита Вуягига, тихого студента Максимегалонского университета, подававшего большие надежды в палеофилологии, трансформационной этике и волново-гармонической теории исторической перцепции. Однажды, после ночи, проведенной за пангалактик-горлодером с Зафодом Библброксом, этот студент вдруг заинтересовался вопросом: а куда делись все те ручки, которые он покупал в течение последние нескольких лет?
После долгих и кропотливых исследований, в ходе которых Вит Вуягиг посетил все основные бюро находок в галактике, он выдвинул теорию, которая некоторое время занимала умы в обществе. Где-то в космосе, гласила теория, наряду с планетами, населенными гуманоидами, рептилоидами, рыбоидами, ходячими деревоидами и сверхразумными оттенками синего цвета, существует также планета, населенная исключительно шариковоручкоидными формами жизни. На эту-то планету и исчезают пропадающие ручки, тихо проскальзывая через дыры в пространстве в мир, где, как все они знают, они могут вести свой собственный, уникальный шариково-ручковый образ жизни в полной гармонии со своей шариково-ручковой природой и наслаждаться жизнью так, как это могут только шариковые ручки.
И в теории все было вполне хорошо и славно, пока Вит Вуягиг не заявил в один прекрасный день, что нашел эту планету и даже работал там шофером у семьи дешевых зеленых фломастеров. После этого он был госпитализирован, написал книгу и в конце концов был вынужден скрываться от налогов — обычная участь тех, кто решается нагло валять дурака перед широкой общественностью.
Когда однажды в космические координаты, указанные Вуягигом, была направлена экспедиция, она обнаружила только маленький астероид, на котором жил одинокий старик, постоянно повторявший, что все неправда, но впоследствии выяснилось, что он лгал.
Все это, однако, не объясняет ежегодные 60 000 альтаирских долларов на счету Вуягига в брантисвоганском банке и весьма прибыльный бизнес Зафода Библброкса на использованных шариковых ручках.
Робот по-прежнему сидел рядом, совершенно неподвижный.
Артур встал и поднялся на край кратера. Он прогулялся вокруг кратера. Он осмотрел величественный закат двух солнц над Магратеей. Он спустился в кратер. Он разбудил робота, потому что лучше уж общаться с маниакально-депрессивным роботом, чем не общаться ни с кем.
— Вечереет, — сказал он. — Смотри, робот — звезды зажглись.
Из центра темной туманности можно увидеть немного звезд, да и те очень слабо, но их можно было увидеть.
Робот послушно поглядел на них и отвернулся.
— Я знаю, — сказал он. — Жалкое зрелище, не так ли?
— Но каков закат! Я и во сне не видывал ничего подобного! Два солнца! Словно горы огня плавятся в черном космосе…
— Я видел, — сказал Марвин. — Халтура.
— У меня дома было только одно солнце, — вздохнул Артур. — Я — с планеты, которая называлась Земля, я не говорил?
— Говорил, — ответил Марвин, — ты все время об этом говоришь. Название звучит ужасно.
— Но это была прекрасная планета.
— Там были океаны?
— О, да! — снова вздохнул Артур. — Огромные, бескрайние синие океаны…
— Терпеть не могу океаны, — сказал Марвин.
— Скажи мне, — спросил Артур, — а как у тебя с другими роботами?
— Ненавижу их, — ответил Марвин. — Куда ты идешь?
Артур не мог больше выносить этого. Он снова встал.
— Я, пожалуй, пойду, еще пройдусь, — ответил он.
— Все понятно. Я тебя ни в чем не виню, — сказал Марвин и сосчитал пятьсот девяносто семь тысяч миллионов овец, после чего — через секунду — снова заснул.
Артур похлопал себя по бокам, чтобы кровообращение вспомнило о своем существовании, и зашагал наверх по склону кратера.
Из-за того, что атмосфера была слишком разреженной, и из-за того, что в небе не было луны, стемнело очень быстро, и ночь оказалась очень темной. Поэтому Артур едва не столкнулся со стариком прежде, чем заметил его.
Форд предусмотрительно оставил ему свой «Путеводителя вольного путешественника по Галактике», чтобы тот не скучал в карауле. Артур нажал наугад несколько кнопок.
* * *
«Путеводитель вольного путешественника по Галактике» — книга, редактируемая весьма нерегулярным образом. В ней содержится множество глав, включенных в очередное издание только потому, что тогдашнему редактору это показалось недурной идеей.Одна из них — та, на которую наткнулся Артур — рассказывает о судьбе некоего Вита Вуягига, тихого студента Максимегалонского университета, подававшего большие надежды в палеофилологии, трансформационной этике и волново-гармонической теории исторической перцепции. Однажды, после ночи, проведенной за пангалактик-горлодером с Зафодом Библброксом, этот студент вдруг заинтересовался вопросом: а куда делись все те ручки, которые он покупал в течение последние нескольких лет?
После долгих и кропотливых исследований, в ходе которых Вит Вуягиг посетил все основные бюро находок в галактике, он выдвинул теорию, которая некоторое время занимала умы в обществе. Где-то в космосе, гласила теория, наряду с планетами, населенными гуманоидами, рептилоидами, рыбоидами, ходячими деревоидами и сверхразумными оттенками синего цвета, существует также планета, населенная исключительно шариковоручкоидными формами жизни. На эту-то планету и исчезают пропадающие ручки, тихо проскальзывая через дыры в пространстве в мир, где, как все они знают, они могут вести свой собственный, уникальный шариково-ручковый образ жизни в полной гармонии со своей шариково-ручковой природой и наслаждаться жизнью так, как это могут только шариковые ручки.
И в теории все было вполне хорошо и славно, пока Вит Вуягиг не заявил в один прекрасный день, что нашел эту планету и даже работал там шофером у семьи дешевых зеленых фломастеров. После этого он был госпитализирован, написал книгу и в конце концов был вынужден скрываться от налогов — обычная участь тех, кто решается нагло валять дурака перед широкой общественностью.
Когда однажды в космические координаты, указанные Вуягигом, была направлена экспедиция, она обнаружила только маленький астероид, на котором жил одинокий старик, постоянно повторявший, что все неправда, но впоследствии выяснилось, что он лгал.
Все это, однако, не объясняет ежегодные 60 000 альтаирских долларов на счету Вуягига в брантисвоганском банке и весьма прибыльный бизнес Зафода Библброкса на использованных шариковых ручках.
* * *
На этом Артур отложил книгу.Робот по-прежнему сидел рядом, совершенно неподвижный.
Артур встал и поднялся на край кратера. Он прогулялся вокруг кратера. Он осмотрел величественный закат двух солнц над Магратеей. Он спустился в кратер. Он разбудил робота, потому что лучше уж общаться с маниакально-депрессивным роботом, чем не общаться ни с кем.
— Вечереет, — сказал он. — Смотри, робот — звезды зажглись.
Из центра темной туманности можно увидеть немного звезд, да и те очень слабо, но их можно было увидеть.
Робот послушно поглядел на них и отвернулся.
— Я знаю, — сказал он. — Жалкое зрелище, не так ли?
— Но каков закат! Я и во сне не видывал ничего подобного! Два солнца! Словно горы огня плавятся в черном космосе…
— Я видел, — сказал Марвин. — Халтура.
— У меня дома было только одно солнце, — вздохнул Артур. — Я — с планеты, которая называлась Земля, я не говорил?
— Говорил, — ответил Марвин, — ты все время об этом говоришь. Название звучит ужасно.
— Но это была прекрасная планета.
— Там были океаны?
— О, да! — снова вздохнул Артур. — Огромные, бескрайние синие океаны…
— Терпеть не могу океаны, — сказал Марвин.
— Скажи мне, — спросил Артур, — а как у тебя с другими роботами?
— Ненавижу их, — ответил Марвин. — Куда ты идешь?
Артур не мог больше выносить этого. Он снова встал.
— Я, пожалуй, пойду, еще пройдусь, — ответил он.
— Все понятно. Я тебя ни в чем не виню, — сказал Марвин и сосчитал пятьсот девяносто семь тысяч миллионов овец, после чего — через секунду — снова заснул.
Артур похлопал себя по бокам, чтобы кровообращение вспомнило о своем существовании, и зашагал наверх по склону кратера.
Из-за того, что атмосфера была слишком разреженной, и из-за того, что в небе не было луны, стемнело очень быстро, и ночь оказалась очень темной. Поэтому Артур едва не столкнулся со стариком прежде, чем заметил его.
22
Он стоял спиной к Артуру, глядя на последние отсветы, тонущие в черноте за горизонтом. Старик был высок, сухощав, и одет он был лишь в длинную черную тунику. Когда он обернулся, лицо его оказалось тонким и благородным, строгим, но не лишенным некоторой доброты — лицо человека, которому вы охотно доверили бы вести свой банковский счет. Но он еще не обернулся — даже на артуров невольный возглас удивления.