Страница:
В Брауне Джейк, как и Бейб, был чужаком. Он учился там лишь благодаря стипендии. Беспутный сын матери-одиночки, не имеющей никакого образования, он всегда испытывал враждебность и озлобленность к детям из богатых семей, обладавших многочисленными преимуществами и привилегиями. С точки зрения обитателей кампуса, он все студенческие годы был неудачником. Но девушки продолжали влюбляться в задиристого парня из другого мира. Чему немало способствовали легенды о его сексуальной удали. Вообще все, что касалось Джейка, становилось предметом бурных обсуждений: размер его «мужского достоинства», его мастерство в куннилингусе и феноменальная способность сохранять эрекцию на протяжении долгих сексуальных игр. Но что буквально сводило с ума сокурсниц, так это снобизм Джейка, своеобразный снобизм наоборот. Его почти не интересовали сексуально озабоченные девочки с модельной внешностью. Одна из его фирменных отповедей подобным девицам звучала так: «Почему я должен хотеть переспать с костлявой шлюхой вроде тебя, когда в любой момент могу получить настоящие ляжки и попку?»
Джейк имел в виду девочек из «Прелестниц» — местного клуба. Тамошние танцовщицы обожали его. «После тяжелой смены» в объятиях сексуальных извращенцев и пьяных, ни на что не способных хвастунов из колледжа Джейк был для них желанным гостем, хотя не мог заплатить ни гроша. Он был веселым, обращался с девушками по-человечески, как с равными. К тому же с ним они обычно всегда кончали, и даже не один раз.
То, что он имел возможность бесплатного секса со стриптизершами, создавало еще большую дистанцию между ним и остальными обитателями кампуса. Женщин это интриговало. Настоящий «плохой мальчик» и секс-машина в постели? Такие парни всегда займут достойное место. Что же касается мужчин, то они его совершенно не выносили. Джейк для них был всего лишь самонадеянным, болтливым, жалким сукиным сыном. Они приходили в бешенство от его внешности, спортивной фигуры, сексуальной потенции, поражавшей любую девицу… а иногда даже заставлявшей извиваться от страсти.
Между Джейком и Дином Полом разгорелось настоящее соперничество, Бейб никогда толком не могла понять, почему Джейк так ненавидит Дина Пола. Казалось, эта вражда сама себя питает. В интеллектуальном плане они соперничали на занятиях и в различных студенческих акциях. Физически — шли «ноздря в ноздрю» на университетских спортивных состязаниях. А однажды в пять утра, после особенно крутой вечеринки, принц и нищий устроили настоящую потасовку в «Руби» — местной забегаловке.
К чести Джейка, он жил в соответствии со своими громко провозглашаемыми принципами. Он ушел из Брауна и начал работать репортером в одном из местных отделений Эн-би-си. Роскошная внешность и дерзкое поведение сразу сделали его заметной фигурой. Последовательно блистая сначала в программах местного масштаба, потом в региональных, а затем и национальных, он постепенно превратился в корреспондента ленты новостей, пока его не сманили на Эм-эс-эн-би-си вести собственную программу. Видимо, руководство таким образом стремилось «омолодить» канал, привлечь новых зрителей. Задача была выполнена. Аудиторию «На ринге с Джейком Джеймсом» составляли в основном женщины от восемнадцати до сорока девяти. Им импонировал его дерзкий, нагловатый стиль «стоять, бояться» — стиль настоящего мачо. Его появление на экране привлекло интерес издателей. Выход первой книги Джейка с его портретом на обложке — в боксерских трусах, обнаженным по пояс — был тщательно подготовлен, и задолго до официальной публикации она заняла верхние строчки в книжных рейтингах.
Дину Полу похвастать было особо нечем. Годы после окончания университета были в лучшем случае рассеянно-бессистемными. Не слишком успешная работа в адвокатской школе, попытки попробовать себя в качестве актера в Лос-Анджелесе, год лыжного бума в Вайле, восемнадцатимесячное приключение в Европе. Родители взбунтовались и даже пригрозили отказаться от него, когда он решил участвовать в кастинге для «Последнего героя». Дин Пол повиновался, но завис в Лос-Анджелесе, где в конце концов встретил Эспен. В течение многих лет ходили слухи о возможном выходе Дина Пола на политическую арену, даже о месте в конгрессе от Нью-Йорка. Его невероятная харизма вполне могла бы компенсировать отсутствие реальных достижений.
В своей новой книге Джейк написал о любовной истории между Дином Полом Локхартом и средствами массовой информации. Бейб прочла несколько фрагментов в гранках. Это станет настоящей бомбой. В тот момент она испытала странное извращенное удовольствие от нападок Джейка. Но сейчас, стоя здесь, рядом с самим Дином Полом, она почувствовала себя виноватой из-за того, что знает об этой книге. Черт побери! Отчего она испытывает к нему такие сложные чувства? На расстоянии она еще могла его ненавидеть. За то, что именно из-за него рухнули две замечательные дружбы. За то, что он бросил ее так скоро. За то, что был недосягаем во время своих бессмысленных странствий по миру. Но сейчас, здесь, лицом к лицу, она почти готова была все ему простить. Правда, ключевым словом оставалось почти.
— Поверить не могу, что ты встречаешься с этим парнем, — сказал Дин Пол. — Ты могла подыскать себе кого-нибудь получше.
Взгляд Бейб наткнулся на его молодую жену, которая была уже почти совершенно пьяна и хохотала сейчас со своим приятелем из «Реального мира».
— Так же, как и ты.
Дин Пол приоткрыл было рот, пытаясь возразить, но слова застряли у него в горле. Он, вытаращив глаза, разглядывал что-то или кого-то позади Бейб.
— Дин Пол Локхарт, это твоя жизнь, — пробормотал он.
Бейб обернулась.
Это была не Габриэль Фостер. Та была прелестной девушкой, черной американской принцессой с берегов Мичигана. Эта же была как черный сахар. Метаморфоза была полной. Словно гусеница превратилась в бабочку. Девочка из высшего слоя афро-американского общества стала дивой хип-хопа, объектом всеобщего поклонения. Отчаянная, сексуальная, вульгарная — когда хотела такой казаться. Поклонники шептали ей вслед коротенькое слово из пяти букв… икона.
Бейб была поражена тем, как появление Черного Сахарка внезапно растопило холод официального приема, словно кто-то крикнул: «Сибирская язва!» — в переполненном лифте. Явление великосветской стервы с неограниченным бюджетом, одетой соответственно обеим ролям. На ней была длинная норковая накидка, обтягивающий топ, подчеркивающий напряженные соски, пикантные брюки и широкий пояс с огромной пряжкой, на которой переливаюсь бриллиантами слово «Шик», высокие кожаные сапоги и достаточное количество драгоценностей, чтобы оправдать присутствие телохранителя весом в триста фунтов.
Шок и благоговение на лицеДина Пола — это забавно.
Бейб не могла удержаться от соблазна запечатлеть этот волшебный момент. Легкий взмах рукой. Поворот запястья. Чуть поправить браслет.
Щелк.
3.
Габриэль Фостер хотела бы крикнуть об этом во всю мощь легких.
Изготовленные Мими Coy по индивидуальному заказу серьги с розовыми сапфирами и бриллиантами, колыхавшиеся в мочках ее ушей, стоили три миллиона. Еще три миллиона — кольцо с розовым бриллиантом в шестьдесят два карата от Шварца. Сколько стоят бриллианты от Дамиани у нее на шее? Этого она не знала. Ожерелье было подарком к выходу нового альбома, «Королева Шика», от ее продюсера по прозвищу Угроза Взрыва.
Габриэль остановилась, не обращая внимания на прикованные к ней взгляды. Она покачивалась в ритме музыки, двигая бедрами, подхватывая ими мелодию, которую глубоко и проникновенно выводила Рита Кулидж. Хит середины 80-х. «Что-то подсказывает — это она… что-то подсказывает — ты не можешь упустить ее… что-то подсказывает — это любовь…»
Все время, пока звучала эта волнующая мелодия с такими таинственными словами, она не сводила глаз с Дина Пола, поскольку песня очень точно описывала то, что она испытала, когда он впервые поцеловал ее. А также насколько она изменилась с тех пор. Рита Кулидж, Нейл Даймонд и Барбра Стрейзанд были любимыми исполнителями ее родителей. Габриэль хорошо помнила, как в детстве часто слушала записи из их коллекции белых певцов. Единственными темнокожими певицами, представленными там, были Роберта Флек и Дайана Росс. Как все это было далеко… это детство в коконе… родительская любовь… попытки не замечать ее цвета кожи и того, что это означает на самом деле в реальном, грубом, порой жестоком мире. Неужели это было ее детство?
Габриэль попыталась отбросить эти мысли. Сейчас все изменилось. Жизнь стала жесткой и цельной. Она не нуждается в том, чтобы ее баловали. Ее мантра: дуй вперед, х. м. Да, да, «х. м.» означает именно «хрен моржовый». Именно так. И никаких смягченных вариантов.
Дин Пол шел к ней, направляясь к той Габриэль, которая осталась в прошлом, а не к нынешнему Черному Сахарку. С неуверенной улыбкой он наконец приблизился.
Габриэль стоило немало усилий сохранить безразличный вид. Изнеженный белый мальчик ничего не заподозрил. Не важно, прошлое и так стремительно возвращалось… Боже, как он прекрасен! По-другому не скажешь. Она стояла как завороженная, на некоторое время утратив самообладание.
— Это напоминает какой-то дьявольский план, — произнес Дин Пол.
Габриэль холодно взглянула на него, вопросительно приподняв бровь Он не сводил своих восхитительных, по-детски голубых глаз с ее изумрудно-зеленых, которые персональный визажист Джи-Джи еще слегка увеличил, добавив у внутренних уголков оттенок фуксии.
— Сразу три мои бывшие подруги выглядят сегодня убийственно потрясающе, — пояснил он, подойдя еще ближе с намерением поцеловать ее.
Но прежде чем Габриэль успела остановить его, ее телохранитель стремительно шагнул вперед, грубо схватив Дина Пола за руку.
— Все в порядке, Медвежонок, — успокоила его Габриэль. — Это мой старый приятель.
Потрясенный и порядком напуганный, Дин Пол освободился от жесткой хватки Медвежонка и встряхнул рукой, восстанавливая кровообращение.
— Господи, Габби, тебе в самом деле необходим этот громила? Здесь, на моей свадьбе?
Габби. Он единственный на свете называл ее так. Произнесенное вслух, это имя выпустило на волю целый поток воспоминаний, сладких и горьких одновременно. Она дала себе слово отчаянно бороться с подобными мыслями, затем шепотом попросила Медвежонка удалиться на некоторое расстояние, но держать их в поле зрения.
Покорно кивнув, Медвежонок с явной неохотой отошел в сторону.
В качестве жеста примирения Габриэль потянулась к Дину Полу и сделала то, что незадолго до этого предотвратил Медвежонок, — запечатлела на его губах короткий поцелуй.
— Прости. Он всегда со мной. Порой ситуация с фанатами выходит из-под контроля. А недавно поступило несколько угрожающих писем и звонков.
— Угрожающих? — нахмурился Дин Пол. Габриэль кивнула.
Теперь взгляд его стал еще более пристальным.
— Но существуют частные агентства, которые расследуют подобные случаи.
Она потянулась к его руке, и сверкающий розовый перстень со звоном коснулся запонки от Тиффани.
— Все в порядке. Просто есть одна экстремистская правая группировка, представители которой считают, что мои стихи несут в себе опасность для детей. Собака лает, ветер носит. Но на такие вещи никогда нельзя полностью закрывать глаза.
Он чуть отступил, охватывая взглядом ее всю, нежно положил руки ей на плечи, и его длинные ухоженные пальцы скользнули по роскошному меху накидки от Луи Феро.
— Пойми меня правильно. Ты выглядишь потрясающе. Но куда подевалась девушка, которую я знал?
— Ее давным-давно нет, — ответила Габриэль. — А перед тобой новая, усовершенствованная модель.
Короткая пауза.
— Черный Сахарок. И такой сладкий на вкус.
Глаза Дина Пола полыхнули желанием. Но тут Габриэль мягко сняла его ладони со своих плеч:
— Ты женатый мужчина. А кроме того, не думаю, что ты сумел бы со мной справиться.
— Ты плохая девочка, Габби, — тихонько засмеялся он. — Что ты пытаешься сделать со мной? Сегодня день моей свадьбы Габби.
Вновь это слово вызвало в ее голове смятение. Дин Пол остановил официанта с шампанским и галантно предложил Габриэль бокал:
— Прошу. Попробуй, Королева Шика, это дорогое вино. Тебе понравится.
Она взяла искрящийся бокал и сделала большой глоток, не сводя с него взгляда. Легкая улыбка скользнула по ее губам. Он определенно знаком с ее последним диском.
Дин Пол тряхнул головой.
— Мне надо выпить. Ты и твой горячий сундучок — это чересчур для меня. Надо немного остыть. Поболтаем позже.
И, прежде чем с важным видом удалиться, он наградил ее еще одним полным сожаления о невозможном взглядом.
Габриэль посмотрела ему вслед и наконец позволила себе удивиться. Судя по его намекам, он знал о ней гораздо больше, чем она думала. «Мой горячий сундучок» — это песня из ее нового альбома. Вообще-то она должна была стать первой в серии, которую продолжат «Как много карат» и «Проверь его кредитку». Угроза Взрыва сейчас как раз находился в студии, сводя новый ремикс, который Габриэль исполнит с вездесущим рэпером Пятьдесят Центов. На следующей неделе Габриэль должна была встретиться с видеорежиссерами, чтобы обсудить концепцию.
— Чертовски жаль, что он не шафер жениха, — проговорила неслышно подкравшаяся Бейб, наблюдая, как Габриэль провожает взглядом Дина Пола. — С ними гораздо легче найти общий язык.
Обе молча смотрели на Дина Пола, вступившего в разговор с женоподобным юнцом, явно потрясенным его вниманием.
— Трудно его ненавидеть, правда? — заметила Бейб.
— Невозможно, — согласилась Габриэль.
Бейб бросила короткий оценивающий взгляд на наряд Габриэль.
— Кажется, ты не слишком стараешься обратить на себя внимание на этом мероприятии.
Габриэль, в свою очередь, пристально уставилась на вызывающие дизайнерские кожаные брюки Бейб:
— Забавно, что ты это заметила.
— Тише, — усмехнулась Бейб и наклонила голову вправо. — Полагаю, мы все втроем сделали одно и то же.
Габриэль проследила за взглядом Бейб и заметила сногсшибательную Лару, которая оживленно болтала с Софи Миллс, матерью Дина Пола. Присмотревшись повнимательнее, она заметила, что Лара слегка покачивается на своих шпильках от Армани.
— Сколько она выпила?
— Пока недостаточно, — бросила Бейб. — Она встречалась с ним два года.
Со времени драматического разрыва, произошедшего в колледже, Габриэль и Бейб вынуждены были оставаться внешне любезными друг с другом, поскольку часто сталкивались на светских тусовках. Даже если Габриэль случайно заглядывала на какое-нибудь мероприятие, вроде открытия магазина Джимми Чу на Мэдисон-авеню, Бейб почти наверняка тоже оказывалась там, работая для очередного выпуска «212». Им ничего не оставалось, кроме как, забыв о прошлом, вести себя как подобает интеллигентным разумным женщинам. Они часто говорили, что надо бы встретиться, поболтать, но так и не назначали точного времени и места. То же и с Ларой. Габриэль виделась с ней довольно часто, но лишь на празднествах, устраиваемых фирмой Лары, где та бывала полностью поглощена организацией вечеринки, а Габриэль обычно выступала в роли приглашенной звезды.
Слушая остроумные комментарии Бейб и наблюдая за Ларой, пытающейся утопить тоску в шампанском, Габриэль внезапно поняла, как сильно скучает по ним. Ведь на свете нет ничего лучше глубокой, эмоциональной и шумной женской дружбы. Ей это было прекрасно известно, поскольку она уже много лет жила без нее…
Никто не знал, что произошло в ту ночь, когда Дин Пол порвал с ней, и Габриэль это вполне устраивало. Все осталось между ней, Господом и человеком, который открыл ей глаза на порочность этого мира.
Окончание университета стало почти освобождением. Слишком много потерь было с ним связано. Дружба с Ларой и Бейб. Отношения с Дином Полом. Наивные представления о расовой проблеме в Америке. Пришла пора найти место, откуда можно начать все сначала.
Нью-Йорк. Переехать туда было безумием. Работа на студенческой радиостанции могла бы помочь завести связи в музыкальном бизнесе. Здесь было полно бывших питомцев Брауна, начиная с художников, вроде Мэри Чапен Карпентер, Дункана Шейка и Лизы Лосб, и кончая множеством продюсеров.
Габриэль устроилась на Эм-ти-ви ассистентом вице-президента по музыке и поиску талантливых исполнителей. Это означало полный рабочий день, паршивый крошечный кабинет и дерьмовую зарплату, из чего она, однако, извлекла максимальную пользу, научившись всему, чему могла. И сейчас, как и в свой первый рабочий день, она твердо знала, что работа за кулисами не для нее. Габриэль хотела быть главной фигурой на сцене.
Она искала новые сюжеты для пилотных серий передачи «Все, кроме дела» — о музыкантах, талантливых, утонченных, готовых к большому будущему, но пока не имеющих контрактов с крупными студиями. Однажды вечером эти поиски привели ее в «Флюидологию» — эклектичный клуб, известный в среде музыкантов как место, где можно встретить талантливых чернокожих исполнителей. Габриэль прикинула, что неплохо бы устроить вечер «открытого микрофона» с участием тех, кто видит себя будущими Бейбифейс или Трейси Чэпмен.
Но все оказалось иначе. Никакой музыки. Только слова. Пылкие, страстные, дерзкие слова. Один за другим к микрофону выходили поэты, провозглашали каждый свою истину, возбуждая толпу и вдохновляя Габриэль. Казалось, что мир распахнулся и указал путь к убежищу, эмоциональному спасению. В глубине души она сознавала, что этот ренессанс черной поэзии андеграунда и есть ее выигрышный билет. Она не собиралась пассивно слушать, в то время как могла активно читать сама. Свои стихи. У нее были причины заполнять блокноты и тетради своими самыми сокровенными мыслями. С той ночи это стало для нее своего рода психотерапией. А сейчас могло стать неплохим началом публичных выступлений. Габриэль не боялась эмоциональной откровенности, именно в ней и была вся соль. Как ни странно, микрофон в данной обстановке давал ей ощущение безопасности, уверенности в том, что ее услышат и поймут.
Габриэль попыталась поделиться своим восторгом по поводу этого открытия с руководством Эм-ти-ви. Каждую неделю в «Флюидологии» появлялись блестящие мастера, вполне достойные общенационального внимания. Но чистая поэзия вызвала у публики слабый интерес. «Найди богемного рэпера с классным ритмом», — заявил ее непосредственный начальник. «Это звучит, конечно, круто. Но нам нужен будущий Пафф Дэдди», — сказал другой продюсер.
Габриэль вернулась в «Флюидологию», преследуя собственные интересы. Ее первое выступление значилось в программе пятым, и представил ее публике Теори, обаятельный сексуальный ведущий.
— Могу ли я заинтересовать вас притоком свежей крови? — воскликнул Теори.
В ответ зал взорвался воплями одобрения.
— Не знаю, как вы, но я хочу послушать, что скажет эта сестренка. И должен признаться, я уже покорен ее зелеными глазами.
Из зала раздались свист и мяуканье. Теори одарил ее улыбкой — безупречно белые, как альпийский снег, зубы ослепительно сверкнули на фоне темно-шоколадной кожи. Одет он был в белую крестьянскую блузу навыпуск и винтажные джинсы. Короткие дреды на голове прикрывала пестрая растаманская шапочка, а на ногах красовались грязные сандалии. Не прилагая к этому никаких усилий, Теори умудрялся выглядеть крайне эффектно: эдакий Блэр Андервуд антиистеблишмента.
— Если мне позволят высказать собственное мнение, то она просто прекрасна, — проворковал он, обращаясь к залу. — И это ее первое выступление перед микрофоном, так что сестренка ко всему еще и отважна. Приветствуйте… Габриэль.
Со странной смесью страха и восторга она ступила в освещенный круг на крошечной сцене и заняла место перед микрофоном. Посмотрев по сторонам, Габриэль обнаружила целое море лиц, более темных, более светлых, различного типа и выдававших различное происхождение. Но все собравшиеся в этом зале имели между собой нечто общее: они были темнокожими.
И это поразило Габриэль, как удар молнии. Никогда в жизни она не бывала в зале, где было бы так много своих. Она выросла в Гросс-Пойнте, штат Мичиган, расположенном в пятнадцати минутах езды от Детройта. Это был респектабельный пригород богачей, протянувшийся вдоль берегов озера Сент-Клер. Дом, в котором родилась Габриэль, представлял собой особняк в колониальном стиле площадью пять тысяч футов, с пятью спальнями, пятью ванными комнатами, цокольным этажом, который использовался как зона отдыха, и двумя гаражами — все это для семьи из трех человек. Ее отец был топ-менеджером в автомобильной компании, а мать занималась общественной деятельностью, являясь председателем правления Дома Эдсела и Элеанор Форд — величественного особняка начала двадцатого века, превращенного в общественный культурный центр.
В детстве она никогда не думала о себе как о черной. Она была просто Габриэль, а ее дом был местом игр для всех соседских ребят. У Фостеров был бассейн с горкой и трамплином для прыжков. В их комнате отдыха имелись видеоигры, бильярд, настольный теннис. В кухне всегда было полно лакомств, телефон пиццерии «Мама Роза» был занесен в автоматическую записную книжку, а в специальном ящичке лежала мелочь для чаевых посыльному. Друзья Габриэль считали дом Фостеров своим вторым родным домом.
Сейчас, оглядываясь назад, Габриэль понимала, что ее родители чуждались черной культуры. Все подруги матери были белыми. Отец достиг таких высот в карьере, каких не смог достичь до него ни один темнокожий за всю историю корпорации Форда. И это было не результатом ассимиляции, а просто следствием их положения в этом мире. Ее родители, Мэтью и Дайана Фостер, целиком и полностью принадлежали к миру белых людей. Просто по чистой случайности они родились с темной кожей.
Габриэль никогда не задавалась подобными вопросами, да для этого и не было повода. Ее детство напоминало большой воздушный шар, в котором любящие руки создали атмосферу безопасности и надежности, где она жила среди друзей и постоянного веселья. То же можно было сказать и о юности. Габриэль была одной из самых популярных личностей в частной средней школе Гросс-Пойнта, участвовала во всех мероприятиях и была для многих объектом зависти, как девочка, у которой есть все, в том числе и один из лучших парней. В течение трех лет ее бойфрендом был Морган Этвуд. Белый, блестящий ученик и спортсмен, из старого известного семейства. И расовой проблемы никогда не возникало. Союз Моргана и Габриэль не рассматривали как межрасовый. Для всех они были просто великолепной парой. А после окончания школы, уже поступив в колледж, они просто дружески расстались. Он отправился в Стэнфорд, в Калифорнию; она — в Браун, Род-Айленд. Они были молоды, а расстояние — огромно. Так что их разрыв был хотя и печален, но неизбежен.
Поначалу жизнь в Брауне ничем не отличалась от предшествующих лет. Габриэль сразу же попала в местную элиту, а вскоре подружилась с Ларой. Чуть позже к ним присоединилась Бейб, добавив их союзу чуточку беспутства. Эти почти сестринские отношения продлились более двух лет. Вплоть до инцидента в Билтморе.
Идиллию разрушила Бейб. Одно дело просто положить глаз на Дина Пола, мечтать о нем издалека, как делали практически все девушки в университете и даже некоторые определенного типа мужчины. Но она довела это до предельной степени, до откровенного предательства. В глубине души Габриэль должна была признаться себе, что не может слишком сурово осуждать Бейб. Потому что понимала, как велико было искушение. Она не могла бы с уверенностью сказать, что не воспользовалась бы подобной возможностью, окажись сама на месте Бейб. Дин Пол был слишком желанным. И несколько месяцев спустя Габриэль обнаружила, что повторила порочный путь подруги…
— Говори об этом, девочка! — выкрикнул женский голос из толпы зрителей в «Флюидологии».
— Точно, — вторил ему другой. — Расскажи!
Улыбка Габриэль словно выплыла из глубин ее существа. Они подбадривали ее, их любовь и поддержка поднимали ее ввысь, а ведь она не произнесла еще ни слова. Даже сейчас, сегодня, она до мельчайших подробностей помнила то чувство, которое ее охватило и которое можно было описать единственным словом: возвышенное. Подчиняясь порыву, она сунула листочек с текстом в карман, прикрыла глаза и начала читать свое произведение наизусть, извлекая из памяти строку за строкой.
Он был.
Он был божеством, мифом, предметом страсти.
Но он принадлежал ей, она была подругой.
Джейк имел в виду девочек из «Прелестниц» — местного клуба. Тамошние танцовщицы обожали его. «После тяжелой смены» в объятиях сексуальных извращенцев и пьяных, ни на что не способных хвастунов из колледжа Джейк был для них желанным гостем, хотя не мог заплатить ни гроша. Он был веселым, обращался с девушками по-человечески, как с равными. К тому же с ним они обычно всегда кончали, и даже не один раз.
То, что он имел возможность бесплатного секса со стриптизершами, создавало еще большую дистанцию между ним и остальными обитателями кампуса. Женщин это интриговало. Настоящий «плохой мальчик» и секс-машина в постели? Такие парни всегда займут достойное место. Что же касается мужчин, то они его совершенно не выносили. Джейк для них был всего лишь самонадеянным, болтливым, жалким сукиным сыном. Они приходили в бешенство от его внешности, спортивной фигуры, сексуальной потенции, поражавшей любую девицу… а иногда даже заставлявшей извиваться от страсти.
Между Джейком и Дином Полом разгорелось настоящее соперничество, Бейб никогда толком не могла понять, почему Джейк так ненавидит Дина Пола. Казалось, эта вражда сама себя питает. В интеллектуальном плане они соперничали на занятиях и в различных студенческих акциях. Физически — шли «ноздря в ноздрю» на университетских спортивных состязаниях. А однажды в пять утра, после особенно крутой вечеринки, принц и нищий устроили настоящую потасовку в «Руби» — местной забегаловке.
К чести Джейка, он жил в соответствии со своими громко провозглашаемыми принципами. Он ушел из Брауна и начал работать репортером в одном из местных отделений Эн-би-си. Роскошная внешность и дерзкое поведение сразу сделали его заметной фигурой. Последовательно блистая сначала в программах местного масштаба, потом в региональных, а затем и национальных, он постепенно превратился в корреспондента ленты новостей, пока его не сманили на Эм-эс-эн-би-си вести собственную программу. Видимо, руководство таким образом стремилось «омолодить» канал, привлечь новых зрителей. Задача была выполнена. Аудиторию «На ринге с Джейком Джеймсом» составляли в основном женщины от восемнадцати до сорока девяти. Им импонировал его дерзкий, нагловатый стиль «стоять, бояться» — стиль настоящего мачо. Его появление на экране привлекло интерес издателей. Выход первой книги Джейка с его портретом на обложке — в боксерских трусах, обнаженным по пояс — был тщательно подготовлен, и задолго до официальной публикации она заняла верхние строчки в книжных рейтингах.
Дину Полу похвастать было особо нечем. Годы после окончания университета были в лучшем случае рассеянно-бессистемными. Не слишком успешная работа в адвокатской школе, попытки попробовать себя в качестве актера в Лос-Анджелесе, год лыжного бума в Вайле, восемнадцатимесячное приключение в Европе. Родители взбунтовались и даже пригрозили отказаться от него, когда он решил участвовать в кастинге для «Последнего героя». Дин Пол повиновался, но завис в Лос-Анджелесе, где в конце концов встретил Эспен. В течение многих лет ходили слухи о возможном выходе Дина Пола на политическую арену, даже о месте в конгрессе от Нью-Йорка. Его невероятная харизма вполне могла бы компенсировать отсутствие реальных достижений.
В своей новой книге Джейк написал о любовной истории между Дином Полом Локхартом и средствами массовой информации. Бейб прочла несколько фрагментов в гранках. Это станет настоящей бомбой. В тот момент она испытала странное извращенное удовольствие от нападок Джейка. Но сейчас, стоя здесь, рядом с самим Дином Полом, она почувствовала себя виноватой из-за того, что знает об этой книге. Черт побери! Отчего она испытывает к нему такие сложные чувства? На расстоянии она еще могла его ненавидеть. За то, что именно из-за него рухнули две замечательные дружбы. За то, что он бросил ее так скоро. За то, что был недосягаем во время своих бессмысленных странствий по миру. Но сейчас, здесь, лицом к лицу, она почти готова была все ему простить. Правда, ключевым словом оставалось почти.
— Поверить не могу, что ты встречаешься с этим парнем, — сказал Дин Пол. — Ты могла подыскать себе кого-нибудь получше.
Взгляд Бейб наткнулся на его молодую жену, которая была уже почти совершенно пьяна и хохотала сейчас со своим приятелем из «Реального мира».
— Так же, как и ты.
Дин Пол приоткрыл было рот, пытаясь возразить, но слова застряли у него в горле. Он, вытаращив глаза, разглядывал что-то или кого-то позади Бейб.
— Дин Пол Локхарт, это твоя жизнь, — пробормотал он.
Бейб обернулась.
Это была не Габриэль Фостер. Та была прелестной девушкой, черной американской принцессой с берегов Мичигана. Эта же была как черный сахар. Метаморфоза была полной. Словно гусеница превратилась в бабочку. Девочка из высшего слоя афро-американского общества стала дивой хип-хопа, объектом всеобщего поклонения. Отчаянная, сексуальная, вульгарная — когда хотела такой казаться. Поклонники шептали ей вслед коротенькое слово из пяти букв… икона.
Бейб была поражена тем, как появление Черного Сахарка внезапно растопило холод официального приема, словно кто-то крикнул: «Сибирская язва!» — в переполненном лифте. Явление великосветской стервы с неограниченным бюджетом, одетой соответственно обеим ролям. На ней была длинная норковая накидка, обтягивающий топ, подчеркивающий напряженные соски, пикантные брюки и широкий пояс с огромной пряжкой, на которой переливаюсь бриллиантами слово «Шик», высокие кожаные сапоги и достаточное количество драгоценностей, чтобы оправдать присутствие телохранителя весом в триста фунтов.
Шок и благоговение на лицеДина Пола — это забавно.
Бейб не могла удержаться от соблазна запечатлеть этот волшебный момент. Легкий взмах рукой. Поворот запястья. Чуть поправить браслет.
Щелк.
СВЕТСКАЯ ХРОНИКА ОТ ДЖИНКС УАЙЕТТ
Читаем между строк
Всем известно, что чересчур восторженные журналисты порой грешат против истины, рассуждая о шансах скаковых лошадей еще до начала забега. Кто из нас не помнит, как уверенно предсказывали «Оскар» новым картинам, выход которых в действительности оборачивался полным провалом? Но PR-агенты одной из звукозаписывающих компаний зашли еще дальше. Они не просто исказили факты. Они сочинили настоящую сказку. Интересно, как почувствуют себя поклонники знаменитой рэп-жрицы, когда узнают, что она появилась на свет вовсе не в трущобах Детройта, а в особняке с пятью ванными комнатами?
3.
ГАБРИЭЛЬ
Да, черт возьми, они настоящие!Габриэль Фостер хотела бы крикнуть об этом во всю мощь легких.
Изготовленные Мими Coy по индивидуальному заказу серьги с розовыми сапфирами и бриллиантами, колыхавшиеся в мочках ее ушей, стоили три миллиона. Еще три миллиона — кольцо с розовым бриллиантом в шестьдесят два карата от Шварца. Сколько стоят бриллианты от Дамиани у нее на шее? Этого она не знала. Ожерелье было подарком к выходу нового альбома, «Королева Шика», от ее продюсера по прозвищу Угроза Взрыва.
Габриэль остановилась, не обращая внимания на прикованные к ней взгляды. Она покачивалась в ритме музыки, двигая бедрами, подхватывая ими мелодию, которую глубоко и проникновенно выводила Рита Кулидж. Хит середины 80-х. «Что-то подсказывает — это она… что-то подсказывает — ты не можешь упустить ее… что-то подсказывает — это любовь…»
Все время, пока звучала эта волнующая мелодия с такими таинственными словами, она не сводила глаз с Дина Пола, поскольку песня очень точно описывала то, что она испытала, когда он впервые поцеловал ее. А также насколько она изменилась с тех пор. Рита Кулидж, Нейл Даймонд и Барбра Стрейзанд были любимыми исполнителями ее родителей. Габриэль хорошо помнила, как в детстве часто слушала записи из их коллекции белых певцов. Единственными темнокожими певицами, представленными там, были Роберта Флек и Дайана Росс. Как все это было далеко… это детство в коконе… родительская любовь… попытки не замечать ее цвета кожи и того, что это означает на самом деле в реальном, грубом, порой жестоком мире. Неужели это было ее детство?
Габриэль попыталась отбросить эти мысли. Сейчас все изменилось. Жизнь стала жесткой и цельной. Она не нуждается в том, чтобы ее баловали. Ее мантра: дуй вперед, х. м. Да, да, «х. м.» означает именно «хрен моржовый». Именно так. И никаких смягченных вариантов.
Дин Пол шел к ней, направляясь к той Габриэль, которая осталась в прошлом, а не к нынешнему Черному Сахарку. С неуверенной улыбкой он наконец приблизился.
Габриэль стоило немало усилий сохранить безразличный вид. Изнеженный белый мальчик ничего не заподозрил. Не важно, прошлое и так стремительно возвращалось… Боже, как он прекрасен! По-другому не скажешь. Она стояла как завороженная, на некоторое время утратив самообладание.
— Это напоминает какой-то дьявольский план, — произнес Дин Пол.
Габриэль холодно взглянула на него, вопросительно приподняв бровь Он не сводил своих восхитительных, по-детски голубых глаз с ее изумрудно-зеленых, которые персональный визажист Джи-Джи еще слегка увеличил, добавив у внутренних уголков оттенок фуксии.
— Сразу три мои бывшие подруги выглядят сегодня убийственно потрясающе, — пояснил он, подойдя еще ближе с намерением поцеловать ее.
Но прежде чем Габриэль успела остановить его, ее телохранитель стремительно шагнул вперед, грубо схватив Дина Пола за руку.
— Все в порядке, Медвежонок, — успокоила его Габриэль. — Это мой старый приятель.
Потрясенный и порядком напуганный, Дин Пол освободился от жесткой хватки Медвежонка и встряхнул рукой, восстанавливая кровообращение.
— Господи, Габби, тебе в самом деле необходим этот громила? Здесь, на моей свадьбе?
Габби. Он единственный на свете называл ее так. Произнесенное вслух, это имя выпустило на волю целый поток воспоминаний, сладких и горьких одновременно. Она дала себе слово отчаянно бороться с подобными мыслями, затем шепотом попросила Медвежонка удалиться на некоторое расстояние, но держать их в поле зрения.
Покорно кивнув, Медвежонок с явной неохотой отошел в сторону.
В качестве жеста примирения Габриэль потянулась к Дину Полу и сделала то, что незадолго до этого предотвратил Медвежонок, — запечатлела на его губах короткий поцелуй.
— Прости. Он всегда со мной. Порой ситуация с фанатами выходит из-под контроля. А недавно поступило несколько угрожающих писем и звонков.
— Угрожающих? — нахмурился Дин Пол. Габриэль кивнула.
Теперь взгляд его стал еще более пристальным.
— Но существуют частные агентства, которые расследуют подобные случаи.
Она потянулась к его руке, и сверкающий розовый перстень со звоном коснулся запонки от Тиффани.
— Все в порядке. Просто есть одна экстремистская правая группировка, представители которой считают, что мои стихи несут в себе опасность для детей. Собака лает, ветер носит. Но на такие вещи никогда нельзя полностью закрывать глаза.
Он чуть отступил, охватывая взглядом ее всю, нежно положил руки ей на плечи, и его длинные ухоженные пальцы скользнули по роскошному меху накидки от Луи Феро.
— Пойми меня правильно. Ты выглядишь потрясающе. Но куда подевалась девушка, которую я знал?
— Ее давным-давно нет, — ответила Габриэль. — А перед тобой новая, усовершенствованная модель.
Короткая пауза.
— Черный Сахарок. И такой сладкий на вкус.
Глаза Дина Пола полыхнули желанием. Но тут Габриэль мягко сняла его ладони со своих плеч:
— Ты женатый мужчина. А кроме того, не думаю, что ты сумел бы со мной справиться.
— Ты плохая девочка, Габби, — тихонько засмеялся он. — Что ты пытаешься сделать со мной? Сегодня день моей свадьбы Габби.
Вновь это слово вызвало в ее голове смятение. Дин Пол остановил официанта с шампанским и галантно предложил Габриэль бокал:
— Прошу. Попробуй, Королева Шика, это дорогое вино. Тебе понравится.
Она взяла искрящийся бокал и сделала большой глоток, не сводя с него взгляда. Легкая улыбка скользнула по ее губам. Он определенно знаком с ее последним диском.
Дин Пол тряхнул головой.
— Мне надо выпить. Ты и твой горячий сундучок — это чересчур для меня. Надо немного остыть. Поболтаем позже.
И, прежде чем с важным видом удалиться, он наградил ее еще одним полным сожаления о невозможном взглядом.
Габриэль посмотрела ему вслед и наконец позволила себе удивиться. Судя по его намекам, он знал о ней гораздо больше, чем она думала. «Мой горячий сундучок» — это песня из ее нового альбома. Вообще-то она должна была стать первой в серии, которую продолжат «Как много карат» и «Проверь его кредитку». Угроза Взрыва сейчас как раз находился в студии, сводя новый ремикс, который Габриэль исполнит с вездесущим рэпером Пятьдесят Центов. На следующей неделе Габриэль должна была встретиться с видеорежиссерами, чтобы обсудить концепцию.
— Чертовски жаль, что он не шафер жениха, — проговорила неслышно подкравшаяся Бейб, наблюдая, как Габриэль провожает взглядом Дина Пола. — С ними гораздо легче найти общий язык.
Обе молча смотрели на Дина Пола, вступившего в разговор с женоподобным юнцом, явно потрясенным его вниманием.
— Трудно его ненавидеть, правда? — заметила Бейб.
— Невозможно, — согласилась Габриэль.
Бейб бросила короткий оценивающий взгляд на наряд Габриэль.
— Кажется, ты не слишком стараешься обратить на себя внимание на этом мероприятии.
Габриэль, в свою очередь, пристально уставилась на вызывающие дизайнерские кожаные брюки Бейб:
— Забавно, что ты это заметила.
— Тише, — усмехнулась Бейб и наклонила голову вправо. — Полагаю, мы все втроем сделали одно и то же.
Габриэль проследила за взглядом Бейб и заметила сногсшибательную Лару, которая оживленно болтала с Софи Миллс, матерью Дина Пола. Присмотревшись повнимательнее, она заметила, что Лара слегка покачивается на своих шпильках от Армани.
— Сколько она выпила?
— Пока недостаточно, — бросила Бейб. — Она встречалась с ним два года.
Со времени драматического разрыва, произошедшего в колледже, Габриэль и Бейб вынуждены были оставаться внешне любезными друг с другом, поскольку часто сталкивались на светских тусовках. Даже если Габриэль случайно заглядывала на какое-нибудь мероприятие, вроде открытия магазина Джимми Чу на Мэдисон-авеню, Бейб почти наверняка тоже оказывалась там, работая для очередного выпуска «212». Им ничего не оставалось, кроме как, забыв о прошлом, вести себя как подобает интеллигентным разумным женщинам. Они часто говорили, что надо бы встретиться, поболтать, но так и не назначали точного времени и места. То же и с Ларой. Габриэль виделась с ней довольно часто, но лишь на празднествах, устраиваемых фирмой Лары, где та бывала полностью поглощена организацией вечеринки, а Габриэль обычно выступала в роли приглашенной звезды.
Слушая остроумные комментарии Бейб и наблюдая за Ларой, пытающейся утопить тоску в шампанском, Габриэль внезапно поняла, как сильно скучает по ним. Ведь на свете нет ничего лучше глубокой, эмоциональной и шумной женской дружбы. Ей это было прекрасно известно, поскольку она уже много лет жила без нее…
Никто не знал, что произошло в ту ночь, когда Дин Пол порвал с ней, и Габриэль это вполне устраивало. Все осталось между ней, Господом и человеком, который открыл ей глаза на порочность этого мира.
Окончание университета стало почти освобождением. Слишком много потерь было с ним связано. Дружба с Ларой и Бейб. Отношения с Дином Полом. Наивные представления о расовой проблеме в Америке. Пришла пора найти место, откуда можно начать все сначала.
Нью-Йорк. Переехать туда было безумием. Работа на студенческой радиостанции могла бы помочь завести связи в музыкальном бизнесе. Здесь было полно бывших питомцев Брауна, начиная с художников, вроде Мэри Чапен Карпентер, Дункана Шейка и Лизы Лосб, и кончая множеством продюсеров.
Габриэль устроилась на Эм-ти-ви ассистентом вице-президента по музыке и поиску талантливых исполнителей. Это означало полный рабочий день, паршивый крошечный кабинет и дерьмовую зарплату, из чего она, однако, извлекла максимальную пользу, научившись всему, чему могла. И сейчас, как и в свой первый рабочий день, она твердо знала, что работа за кулисами не для нее. Габриэль хотела быть главной фигурой на сцене.
Она искала новые сюжеты для пилотных серий передачи «Все, кроме дела» — о музыкантах, талантливых, утонченных, готовых к большому будущему, но пока не имеющих контрактов с крупными студиями. Однажды вечером эти поиски привели ее в «Флюидологию» — эклектичный клуб, известный в среде музыкантов как место, где можно встретить талантливых чернокожих исполнителей. Габриэль прикинула, что неплохо бы устроить вечер «открытого микрофона» с участием тех, кто видит себя будущими Бейбифейс или Трейси Чэпмен.
Но все оказалось иначе. Никакой музыки. Только слова. Пылкие, страстные, дерзкие слова. Один за другим к микрофону выходили поэты, провозглашали каждый свою истину, возбуждая толпу и вдохновляя Габриэль. Казалось, что мир распахнулся и указал путь к убежищу, эмоциональному спасению. В глубине души она сознавала, что этот ренессанс черной поэзии андеграунда и есть ее выигрышный билет. Она не собиралась пассивно слушать, в то время как могла активно читать сама. Свои стихи. У нее были причины заполнять блокноты и тетради своими самыми сокровенными мыслями. С той ночи это стало для нее своего рода психотерапией. А сейчас могло стать неплохим началом публичных выступлений. Габриэль не боялась эмоциональной откровенности, именно в ней и была вся соль. Как ни странно, микрофон в данной обстановке давал ей ощущение безопасности, уверенности в том, что ее услышат и поймут.
Габриэль попыталась поделиться своим восторгом по поводу этого открытия с руководством Эм-ти-ви. Каждую неделю в «Флюидологии» появлялись блестящие мастера, вполне достойные общенационального внимания. Но чистая поэзия вызвала у публики слабый интерес. «Найди богемного рэпера с классным ритмом», — заявил ее непосредственный начальник. «Это звучит, конечно, круто. Но нам нужен будущий Пафф Дэдди», — сказал другой продюсер.
Габриэль вернулась в «Флюидологию», преследуя собственные интересы. Ее первое выступление значилось в программе пятым, и представил ее публике Теори, обаятельный сексуальный ведущий.
— Могу ли я заинтересовать вас притоком свежей крови? — воскликнул Теори.
В ответ зал взорвался воплями одобрения.
— Не знаю, как вы, но я хочу послушать, что скажет эта сестренка. И должен признаться, я уже покорен ее зелеными глазами.
Из зала раздались свист и мяуканье. Теори одарил ее улыбкой — безупречно белые, как альпийский снег, зубы ослепительно сверкнули на фоне темно-шоколадной кожи. Одет он был в белую крестьянскую блузу навыпуск и винтажные джинсы. Короткие дреды на голове прикрывала пестрая растаманская шапочка, а на ногах красовались грязные сандалии. Не прилагая к этому никаких усилий, Теори умудрялся выглядеть крайне эффектно: эдакий Блэр Андервуд антиистеблишмента.
— Если мне позволят высказать собственное мнение, то она просто прекрасна, — проворковал он, обращаясь к залу. — И это ее первое выступление перед микрофоном, так что сестренка ко всему еще и отважна. Приветствуйте… Габриэль.
Со странной смесью страха и восторга она ступила в освещенный круг на крошечной сцене и заняла место перед микрофоном. Посмотрев по сторонам, Габриэль обнаружила целое море лиц, более темных, более светлых, различного типа и выдававших различное происхождение. Но все собравшиеся в этом зале имели между собой нечто общее: они были темнокожими.
И это поразило Габриэль, как удар молнии. Никогда в жизни она не бывала в зале, где было бы так много своих. Она выросла в Гросс-Пойнте, штат Мичиган, расположенном в пятнадцати минутах езды от Детройта. Это был респектабельный пригород богачей, протянувшийся вдоль берегов озера Сент-Клер. Дом, в котором родилась Габриэль, представлял собой особняк в колониальном стиле площадью пять тысяч футов, с пятью спальнями, пятью ванными комнатами, цокольным этажом, который использовался как зона отдыха, и двумя гаражами — все это для семьи из трех человек. Ее отец был топ-менеджером в автомобильной компании, а мать занималась общественной деятельностью, являясь председателем правления Дома Эдсела и Элеанор Форд — величественного особняка начала двадцатого века, превращенного в общественный культурный центр.
В детстве она никогда не думала о себе как о черной. Она была просто Габриэль, а ее дом был местом игр для всех соседских ребят. У Фостеров был бассейн с горкой и трамплином для прыжков. В их комнате отдыха имелись видеоигры, бильярд, настольный теннис. В кухне всегда было полно лакомств, телефон пиццерии «Мама Роза» был занесен в автоматическую записную книжку, а в специальном ящичке лежала мелочь для чаевых посыльному. Друзья Габриэль считали дом Фостеров своим вторым родным домом.
Сейчас, оглядываясь назад, Габриэль понимала, что ее родители чуждались черной культуры. Все подруги матери были белыми. Отец достиг таких высот в карьере, каких не смог достичь до него ни один темнокожий за всю историю корпорации Форда. И это было не результатом ассимиляции, а просто следствием их положения в этом мире. Ее родители, Мэтью и Дайана Фостер, целиком и полностью принадлежали к миру белых людей. Просто по чистой случайности они родились с темной кожей.
Габриэль никогда не задавалась подобными вопросами, да для этого и не было повода. Ее детство напоминало большой воздушный шар, в котором любящие руки создали атмосферу безопасности и надежности, где она жила среди друзей и постоянного веселья. То же можно было сказать и о юности. Габриэль была одной из самых популярных личностей в частной средней школе Гросс-Пойнта, участвовала во всех мероприятиях и была для многих объектом зависти, как девочка, у которой есть все, в том числе и один из лучших парней. В течение трех лет ее бойфрендом был Морган Этвуд. Белый, блестящий ученик и спортсмен, из старого известного семейства. И расовой проблемы никогда не возникало. Союз Моргана и Габриэль не рассматривали как межрасовый. Для всех они были просто великолепной парой. А после окончания школы, уже поступив в колледж, они просто дружески расстались. Он отправился в Стэнфорд, в Калифорнию; она — в Браун, Род-Айленд. Они были молоды, а расстояние — огромно. Так что их разрыв был хотя и печален, но неизбежен.
Поначалу жизнь в Брауне ничем не отличалась от предшествующих лет. Габриэль сразу же попала в местную элиту, а вскоре подружилась с Ларой. Чуть позже к ним присоединилась Бейб, добавив их союзу чуточку беспутства. Эти почти сестринские отношения продлились более двух лет. Вплоть до инцидента в Билтморе.
Идиллию разрушила Бейб. Одно дело просто положить глаз на Дина Пола, мечтать о нем издалека, как делали практически все девушки в университете и даже некоторые определенного типа мужчины. Но она довела это до предельной степени, до откровенного предательства. В глубине души Габриэль должна была признаться себе, что не может слишком сурово осуждать Бейб. Потому что понимала, как велико было искушение. Она не могла бы с уверенностью сказать, что не воспользовалась бы подобной возможностью, окажись сама на месте Бейб. Дин Пол был слишком желанным. И несколько месяцев спустя Габриэль обнаружила, что повторила порочный путь подруги…
— Говори об этом, девочка! — выкрикнул женский голос из толпы зрителей в «Флюидологии».
— Точно, — вторил ему другой. — Расскажи!
Улыбка Габриэль словно выплыла из глубин ее существа. Они подбадривали ее, их любовь и поддержка поднимали ее ввысь, а ведь она не произнесла еще ни слова. Даже сейчас, сегодня, она до мельчайших подробностей помнила то чувство, которое ее охватило и которое можно было описать единственным словом: возвышенное. Подчиняясь порыву, она сунула листочек с текстом в карман, прикрыла глаза и начала читать свое произведение наизусть, извлекая из памяти строку за строкой.
Он был.
Он был божеством, мифом, предметом страсти.
Но он принадлежал ей, она была подругой.