Потом гепарды привели меня к тому месту, где лежал Бой, а если бы я не нашла его именно в этот момент, он, безусловно, был бы обречен на гибель. Ведь он был ранен по крайней мере три недели назад и притащился к ближайшему жилищу людей, когда понял, что ему не справиться со своими ранами. И наконец, еще одно совпадение во времени — директор и Джордж встретились как раз тогда, когда они оба были совершенно необходимы, чтобы спасти жизнь Боя и когда любое промедление погубило бы его.
Джордж провел ночь возле Боя — все обошлось спокойно — и дождался ветеринара. Усыпив Боя, ветеринар установил перелом правой плечевой кости и смещение в плечевом суставе. Вряд ли что-нибудь хуже этого могло случиться с хищником, который пользуется по преимуществу правой лапой. Директор, Джордж и ветеринар условились, что Бою сделают операцию в разоренном лагере Джорджа: проволочная сетка там уцелела и можно было устроить хороший вольер. Три дня Бой проведет в вольере, а потом Джордж выпустит его и две недели будет следить за выздоровлением. Если по истечении этого срока Бой сможет снова совершенно самостоятельно жить на свободе, Джордж предоставит его самому себе; если же он к тому времени не поправится, Джордж обязан удалить льва из заповедника, иначе его придется уничтожить.
После этого разговора ветеринар вернулся в Найроби за необходимыми для такой серьезной операции инструментами, а Джордж отвез Боя в свой прежний лагерь. Там он устроил его в палатке, а сам ночевал рядом, в лендровере. Так прошло четыре дня. На пятое утро вернулся врач с ассистентом. До сих пор никто не отваживался оперировать льва прямо в полевых условиях, да еще в такой первобытной обстановке. Джордж натянул полотняный тент, под ним поставили в ряд три походных столика — они должны были изображать операционный стол. Бою ввели наркотик, взвалили его на эти столики, потом выбрили и хорошенько продезинфицировали поврежденные места вокруг перелома. Чтобы дать возможность врачу спокойно оперировать, кто-то должен был держать голову Боя в определенном положении — надо было следить за дыханием и зрачковыми рефлексами, — тогда как другой помощник должен был в течение всей операции вводить многочисленные дозы снотворного. Еще один помощник вводил в вену на хвосте Боя раствор соли с глюкозой — так предотвращалось обезвоживание организма и шоковое состояние. Хвост закрепили веревкой, чтобы Бой им не дернул не вовремя. Затем сломанную лапу поместили в такое положение, чтобы при помощи специального блока совместить кости. Когда все было подготовлено, ветеринар сделал в размозженной ткани разрез длиной в пять с половиной дюймов, вскрыв место перелома. Но у него не было даже рентгеновского снимка, и пришлось срезать довольно много уже сросшейся ткани, чтобы добраться до кости. В костях он просверлил дырочки и продел сквозь них две спицы из нержавеющей стали. Пока удаляли ткани, Бой потерял много крови, и эту кровь нужно было постоянно убирать тампонами; кроме того, приходилось то и дело закреплять разные расширители и зажимы, чтобы кожа не закрывала рану и хирург мог спокойно работать. Когда наконец все было готово и врач уже собирался фиксировать обе стальные спицы, оказалось, что в плечевой кости очень узкая костномозговая полость, да и та почти не отличается от самой кости. Это чрезвычайно усложнило закрепление спиц, и только спустя три часа — хирург ни на минуту не прерывал напряженную работу — рану заполнили антибиотиком и зашили.
Но врачу показалось мало этой изнурительной работы — он взялся еще оперировать недавно появившуюся у Боя грыжу; Джордж смотрел на это о особым интересом и сочувствием — только что ему самому пришлось перенести подобную операцию. Ветеринар сделал небольшой разрез — ровно настолько, чтобы вытащить наружу раздувшуюся кишку, вскрыл ее, затем удалил лишние ткани и, аккуратно зашив края стальной проволочкой, засунул обратно в брюхо Боя.
Наконец-то мы все могли передохнуть и выпить по чашке чаю. Я была восхищена ветеринаром — с каким искусством он сделал операцию при таком сложном переломе и в таких неподходящих условиях! Обычно ему ассистировали четыре ветеринара, а тут мы все помогали по мере сил — иного выхода не было.
Вскоре мы расстались, и я отправилась искать гепардов. Своей непрестанной возней в последние несколько дней мы выжили их из привычных мест, но все же в конце концов мы отыскали их на лавовом плато между реками Муликой и Васоронги, в нескольких милях от того места, где они привели меня к Бою. Почва здесь была бесплодная, и на обнаженной земле не было никакой живности, если не считать пары носорогов. Не знаю, чем эта местность привлекла гепардов, но они бродили взад и вперед по каменистой пустыне, а мы тащились за ними с тяжелой корзиной, полной мяса, спотыкаясь о раскаленные лавовые глыбы, — и нигде ни клочка тени, куда можно было бы спрятаться, чтобы накормить гепардов.
Но нам повезло — мы нашли их на песчаном островке, где так любили играть Уайти, Мбили и Тату. У дерева, о грубую кору которого они часто точили свои когти, теперь точно так же точил когти Тайни. Как непохожи были эти великолепные молодые звери на беднягу Боя! Я молила судьбу, чтобы им никогда не пришлось испытать несчастий, постигших Боя и Пиппу. Но что я могла успеть сделать в тот короткий промежуток времени, который мне разрешили провести с ними рядом? Оставалось только напоследок как можно лучше кормить их — пусть у них будут крепкие кости и острые зубы, когда им придется встать лицом к лицу с опасностями, подстерегающими их впереди.
Биг-Бой стал самым жадным из всех: правда, он и раньше не привередничал, а лопал все, что дадут, лишь бы побольше досталось. Он изобрел трюк — бросал свое мясо в молоко: так уж Сомба и Тайни не доберутся ни до того, ни до другого. Сомба теперь безоговорочно мне доверяла, понимая, что я всегда стараюсь ей помочь, и я держалась поодаль, только пока она ела. А Тайни до сих пор шалил со мной: он мчался ко мне за лишним лакомым кусочком, а когда я подталкивала куски потрохов палочкой прямо у него перед носом, смотрел мимо, как будто там ничего и не было, — настоящий клоун!
Через несколько дней гепарды убили молодого страуса, и мы увидели их среди разбросанных перьев птицы — морды у них были испачканы кровью, а животы набиты до отказа. Я особенно радовалась тому, что они могут прокормиться без моей помощи, — проливные дожди очень мешали нам передвигаться. Пока Бена не было, я не только разыскивала гепардов и следила, чтобы мясо всегда было наготове, если окажется, что они проголодались, ведь мне еще приходилось снабжать Джорджа и Боя всем необходимым, потому что Джордж не мог ни на минуту отойти от Боя. А они были в тридцати милях от того места, где я брала коз. Иногда мне случалось делать два конца по невероятно скользкой дороге; то и дело приходилось вытаскивать лендровер из какой-нибудь канавы, а потом снова тащиться черепахой по непролазной грязи.
Бедняга Бой — ему нужно было восстанавливать силы, и он все ел и ел, но никак не мог насытиться. С болью в сердце мы смотрели, как он торопится нам навстречу — еле-еле ковыляет к воротам своего вольера и падает без сил даже после короткого перехода. Должно быть, весть о возвращении Боя и Джорджа облетела заросли очень быстро, и я очень часто заставала лагерь на осадном положении — все львицы, за которыми присматривал Джордж, собирались сюда вместе со своим потомством. Они явно были озадачены, увидев Боя в столь плачевном состоянии да еще сидящего за решеткой, а он созерцал оттуда свой обширный гарем с очень грустной миной.
Маленькая Сэнди теперь не отставала от прайда, и, судя по ее шалостям и отличному виду, она снова стала полноправным членом львиной семьи. Видимо, она взяла на себя заботу о крошечных львятах другой львицы своего прайда и чрезвычайно серьезно относилась к обязанностям «тетки».
Нам было совершенно ясно, что Бой не успеет поправиться к тому сроку, который назначил нам директор, и не сможет жить на свободе, поэтому я посоветовала Джорджу поставить большой вольер возле нашего нового дома на озере Наиваша, конечно, как можно дальше от нашего жилья, чтобы Бою никто не мешал спокойно выздоравливать. Кроме того, мы решили поставить сборный домик возле вольера, тогда Джордж сможет ночевать рядом с Боем и вообще быть с ним как можно больше. Все наши решения мы обсудили с директором, и он согласился оставить Боя в заповеднике до конца ноября — до того времени, когда все постройки будут закончены.
А дождь все лил и лил, не переставая, так что вскоре большая часть заповедника превратилась в болото. Однажды утром мы нашли утонувшего новорожденного буйволенка — его прибило течением к мостику возле кухни. Мы поскорее убрали его, чтобы не привлекать крокодилов, которые, как правило, держались подальше от лагеря.
Мы снова на несколько дней потеряли детей Пиппы, но потом отыскали их возле Скалы Леопарда, в пятнадцати милях от тех мест, где видели гепардов в последний раз. Очевидно, их спугнули львы, которых мы несколько раз встречали в тех местах. Участники охотничьей экспедиции, проводившие отстрел животных за пределами парка, подарили нам немного слонового мяса, и я попробовала дать его гепардам. Тайни и Сомба не пожелали к нему прикоснуться, зато Биг-Бой до отвала налопался жесткого мяса. Через два дня мне подарили мясо буйвола — его любили все наши гепарды, они мигом растащили все до последнего кусочка, и каждый старался урвать себе побольше.
На следующий день гепарды ушли за четыре мили к повороту кольцевой дороги; здесь росла огромная акация, и вскоре мы стали встречаться под ней ежедневно. Я сняла на кинопленку, как молодые гепарды едят в позиции «звезды», это очень характерная для гепардов привычка: каждый старается держаться на равном расстоянии от других, чтобы не «толкали под локоть». Как раз в момент, когда я перезаряжала камеру, появился носорог, он шел прямехонько на нас. В мгновение ока все гепарды припали к земле, не спуская глаз с толстокожего, который двигался к ним сквозь траву. Но вот, видимо, до него долетел наш запах, он остановился, крутанулся на месте, подозрительно принюхался, но все же опять пошел в нашу сторону. Это было похоже на танец — толстое животное подвигалось короткими шажками и вдруг снова остановилось. Тут Сомба молнией бросилась на носорога, и он с шумом помчался прочь, а она понеслась за ним, едва не повисая у него на хвосте. Я успела зарядить камеру и могла бы запечатлеть эту уморительную сцепу, да на беду прикатила машина с посетителями, и все было испорчено.
На другой день мы обнаружили Сомбу на дереве: взобравшись повыше, она наблюдала за стадом газелей Гранта. Потом она погналась за ними, но вернулась ни с чем и занялась мясом, которое принесли мы; оба ее братца уже успели сцапать по куску. Биг-Бой, как всегда, отхватил «львиную долю» и все еще искал, чем бы поживиться, хотя живот у него уже был тугой, как барабан. Он стал великолепным животным редкостной красоты, гораздо крупнее остальных, держался очень независимо, и наладить контакт с ним мне было труднее, чем с его братом и сестрой.
Когда же наконец и он наелся досыта, гепарды стали гоняться друг за другом вокруг маленьких пальм дум — там было очень здорово устраивать засады. Как изумительно вписывались их элегантные движения в рощицу стройных молодых пальм на фоне ярчайшего синего неба, обрамленного белыми облаками, — в Кении облака почти всегда украшают небо.
Некоторое время молодые гепарды оставались возле Скалы Леопарда.
Там же находились и шесть белых носорогов — по ночам их держали в огороженном загоне, а днем они бродили на свободе, и два егеря пасли их, как обыкновенный скот.
Однажды утром, едва только мы покормили гепардов и они улеглись поспать, как мимо прошествовали эти носороги. Гепарды молнией умчались прочь. Они уже видели ручных белых носорогов и не раз чувствовали их запах, и меня очень удивило, что теперь они удрали от них, как от опаснейших врагов, а ведь всего несколько дней назад они гонялись за диким черным носорогом просто так, из озорства. Неужели они понимали, что белые носороги — «чужаки», и только по этой причине отнеслись к ним так же, как в свое время и Пиппа?
Все дороги в парке во время дождей пришли в полную негодность, и мы были вынуждены вызвать трактор, чтобы попытаться исправить дорогу к лагерю Джорджа. Но он пробился только до полдороги, а потом сломался, увязнув гусеницами в грязи глубиной по колено. Пытаясь добраться до Джорджа, я часто вела лендровер, как по канату, по узкому краю глубокой колеи, но стоило соскользнуть с него — пиши пропало! — я часами не могла выбраться из жидкой грязи. Дорога к Скале Леопарда была ненамного лучше, и однажды мне пришлось прождать семь часов, пока меня не вытащили на буксире из этой жижи. На мое счастье, это случилось недалеко от места, где были гепарды, и мне по крайней мере удалось провести с ними этот день.
Гепарды нашли полоску песчаной земли, которая быстро просыхала после дождя, и, когда кончался очередной ливень, я ложилась на землю рядом с ними. Поначалу Сомба заподозрила какой-то подвох, когда наши головы почти соприкоснулись, и была готова дать мне отпор при малейшем движении. Но я молча глядела ей прямо в глаза, и она, наверное, почувствовала, что я друг, и успокоилась. А ее братцы меня вообще не замечали. Мокрая земля исходила паром под горячими лучами солнца, и мне было слышно только дыхание гепардов да чириканье каких-то сонных птичек — кругом стояла полная тишина. Как я любила этот прекрасный заповедник и всех здешних животных! Я ведь провела здесь больше двадцати семи лет с тех пор, как Джордж занял должность главного инспектора. Двенадцать лет назад этот заповедник стал домом Эльсы, а потом и Пиппы, все пережитое с ними заставило нас полюбить эти места еще больше, и теперь нам казалось, что здесь и наш родной дом.
Мы оба с самого начала знали, что нам придется расстаться с этими местами, как только наши животные смогут сами о себе позаботиться — ведь именно такова была цель наших экспериментов. Но хотя Тайни, Биг-Бой и Сомба могли жить самостоятельно и обходились без нашей помощи уже в возрасте четырнадцати месяцев (Уайти, Мбили и Тату оставались под покровительством Пиппы до семнадцати с половиной месяцев!), мне хотелось побыть с ними по крайней мере до тех пор, пока они не достигнут того же возраста, как и предыдущий помет. Особенно важно было узнать, как сложатся их отношения, когда они станут взрослыми и будут готовы дать потомство.
Я прервала курс лечения в Лондоне, чтобы быть вместе с ними в этот важнейший период их жизни. Наблюдать за ними было тем более интересно, что рядом уже нет матери и некому показать им охотничьи угодья. И вот меня постиг неожиданный удар — я получила письмо от администрации, в котором меня просили покинуть заповедник вместе с Джорджем и Боем в конце ноября. Но я не знала за собой никакой вины, которая повлекла бы сокращение сроков, обусловленных раньше, и тут же написала письмо администрации. К несказанному моему облегчению, мне ответили, что я могу пробыть здесь до конца года, как мы и договаривались раньше.
А Джордж тем временем прилагал все усилия, чтобы вывезти Боя. Но невиданно бурные дожди зачастую нарушали даже радиосвязь — что уж говорить о приземлении самолетов! А о перевозке машиной и речи быть не могло. Джордж теперь ютился вместе с Боем в маленькой палатке. Рана Боя все время сильно гноилась, и нужно было то и дело менять повязки.
Три раза летчик пытался пробиться в просветы между опасными грозами и доставить в Меру ветеринара, но каждый раз ему приходилось отступать и возвращаться в Найроби — приземлиться на размытых посадочных полосах было невозможно.
Но в конце концов он добился своего. Меня попросили помочь, и когда летчик с удивительным искусством сумел проскочить между двух ливней и посадить самолет на скользкую землю, я уже ждала, чтобы немедленно отвезти ветеринара к Джорджу, а директор заповедника с летчиком и шестью егерями должны были подъехать немного позже. По счастливому — хотя и неожиданному — совпадению этим же самолетом прилетел Бен, и в трудном деле, которое нам предстояло, у нас появился еще один помощник. Бен предложил помогать мне до самого конца, пока я не покину заповедник.
Пропетляв по грязи десять миль, мы застали Джорджа врасплох. Но времени терять было нельзя — черные тучи стеной обступили нас, готовые разразиться очередным ливнем. Пока врач усыплял Боя, я побросала вещи Джорджа в большую сумку и помогла погрузить в машину его лагерное оборудование. А остальные тем временем готовились к погрузке Боя на лендровер, ожидая, когда он уснет.
И вдруг среди всей этой суеты появилась Гэрл. Она вспрыгнула на крышу лендровера, который стоял снаружи, и смотрела через ограду, как ее брата взваливают на машину и навсегда увозят от его прайда.
Директор взялся подвезти нас всех, оставался только один Бен, которому было поручено ехать сзади с оборудованием. Но мы напрасно забыли про Гэрл. Она упрямо сидела на крыше лендровера и ни за что не соглашалась слезать. Казалось, она знает, что никогда больше не увидит ни Джорджа, ни Боя… Бену ничего не оставалось, как отправиться в путь с львицей на крыше; так они ехали около мили и вдруг увидели стадо жирафов, в котором был маленький жирафенок. Гэрл моментально соскочила вниз, погналась за малышом, ударила его по ногам, свалила и тут же задушила.
Когда Бен рассказывал нам об этом, я порадовалась, что охота отвлекла Гэрл от расставания с братом: она не только преданно любила его с самого детства, но и дважды принесла от него львят.
А тем временем маленький четырехместный самолетик переделывали так, чтобы уместить в нем льва в четыреста фунтов весом, Джорджа, ветеринара и летчика. Заднее сиденье убрали, и Джорджа с Боем втиснули в освободившийся промежуток. Все это делалось в страшной спешке — надо было добраться до Наиваша засветло, да еще суметь уклониться от сильной грозы, которая двигалась навстречу. Я едва решалась глядеть на Джорджа. Он был бледен и хмурился, когда устраивал Боя как можно удобнее, а потом сам примостился рядом с ним. Ветеринар сел рядом с летчиком, тот запустил мотор и поднял самолет в воздух. Вначале крохотный белый самолетик был ясно виден, потом черное небо поглотило его. Весь вечер я чувствовала внутри какую-то сосущую пустоту.
Хотя полное драматизма расставание показалось мне тогда невыносимо тяжелым, впоследствии выяснилось, что это было самое лучшее, что при сложившихся обстоятельствах мы могли сделать для Боя. Вскоре ему пришлось перенести еще две очень серьезные операции, а потом он провел в Наиваша целых девять месяцев.
Дожди снова превратили сухие, желтые, как солома, равнины в роскошные пастбища, где каждый день расцветали мириады новых цветов.
Когда дети Пиппы проходили полями небесно-голубых пентанезий, какое это было изумительное зрелище! Мне хотелось только, чтобы их мать тоже была здесь, чтобы и она вместе со мной радовалась прелести своих детей. Они все еще держались на расстоянии мили от Скалы Леопарда, где было сравнительно сухо и полным-полно дичи.
В последнее время Биг-Боя как магнитом тянуло к Сомбе: они обнимались и лизали друг друга почти все время. Она стала настоящей красавицей, из всех троих она, безусловно, была самой умной, а уж характера ей и подавно было не занимать; мне становилось стыдно, когда я вспоминала, как в свое время едва не сочла ее «ненормальной». Вот ей захотелось поиграть с моими туфлями, и она стала потихоньку трогать лапой резиновые подошвы, а сама почти незаметно подвигалась ко мне все ближе и ближе. Как же мне было трудно справиться с собой и не пойти навстречу этим попыткам подружиться, но я никогда не простила бы себе, если бы в эти последние месяцы, которые нам оставалось провести вместе, собственными руками испортила все, чего успела добиться.
Любовные игры молодых гепардов
Джордж провел ночь возле Боя — все обошлось спокойно — и дождался ветеринара. Усыпив Боя, ветеринар установил перелом правой плечевой кости и смещение в плечевом суставе. Вряд ли что-нибудь хуже этого могло случиться с хищником, который пользуется по преимуществу правой лапой. Директор, Джордж и ветеринар условились, что Бою сделают операцию в разоренном лагере Джорджа: проволочная сетка там уцелела и можно было устроить хороший вольер. Три дня Бой проведет в вольере, а потом Джордж выпустит его и две недели будет следить за выздоровлением. Если по истечении этого срока Бой сможет снова совершенно самостоятельно жить на свободе, Джордж предоставит его самому себе; если же он к тому времени не поправится, Джордж обязан удалить льва из заповедника, иначе его придется уничтожить.
После этого разговора ветеринар вернулся в Найроби за необходимыми для такой серьезной операции инструментами, а Джордж отвез Боя в свой прежний лагерь. Там он устроил его в палатке, а сам ночевал рядом, в лендровере. Так прошло четыре дня. На пятое утро вернулся врач с ассистентом. До сих пор никто не отваживался оперировать льва прямо в полевых условиях, да еще в такой первобытной обстановке. Джордж натянул полотняный тент, под ним поставили в ряд три походных столика — они должны были изображать операционный стол. Бою ввели наркотик, взвалили его на эти столики, потом выбрили и хорошенько продезинфицировали поврежденные места вокруг перелома. Чтобы дать возможность врачу спокойно оперировать, кто-то должен был держать голову Боя в определенном положении — надо было следить за дыханием и зрачковыми рефлексами, — тогда как другой помощник должен был в течение всей операции вводить многочисленные дозы снотворного. Еще один помощник вводил в вену на хвосте Боя раствор соли с глюкозой — так предотвращалось обезвоживание организма и шоковое состояние. Хвост закрепили веревкой, чтобы Бой им не дернул не вовремя. Затем сломанную лапу поместили в такое положение, чтобы при помощи специального блока совместить кости. Когда все было подготовлено, ветеринар сделал в размозженной ткани разрез длиной в пять с половиной дюймов, вскрыв место перелома. Но у него не было даже рентгеновского снимка, и пришлось срезать довольно много уже сросшейся ткани, чтобы добраться до кости. В костях он просверлил дырочки и продел сквозь них две спицы из нержавеющей стали. Пока удаляли ткани, Бой потерял много крови, и эту кровь нужно было постоянно убирать тампонами; кроме того, приходилось то и дело закреплять разные расширители и зажимы, чтобы кожа не закрывала рану и хирург мог спокойно работать. Когда наконец все было готово и врач уже собирался фиксировать обе стальные спицы, оказалось, что в плечевой кости очень узкая костномозговая полость, да и та почти не отличается от самой кости. Это чрезвычайно усложнило закрепление спиц, и только спустя три часа — хирург ни на минуту не прерывал напряженную работу — рану заполнили антибиотиком и зашили.
Но врачу показалось мало этой изнурительной работы — он взялся еще оперировать недавно появившуюся у Боя грыжу; Джордж смотрел на это о особым интересом и сочувствием — только что ему самому пришлось перенести подобную операцию. Ветеринар сделал небольшой разрез — ровно настолько, чтобы вытащить наружу раздувшуюся кишку, вскрыл ее, затем удалил лишние ткани и, аккуратно зашив края стальной проволочкой, засунул обратно в брюхо Боя.
Наконец-то мы все могли передохнуть и выпить по чашке чаю. Я была восхищена ветеринаром — с каким искусством он сделал операцию при таком сложном переломе и в таких неподходящих условиях! Обычно ему ассистировали четыре ветеринара, а тут мы все помогали по мере сил — иного выхода не было.
Вскоре мы расстались, и я отправилась искать гепардов. Своей непрестанной возней в последние несколько дней мы выжили их из привычных мест, но все же в конце концов мы отыскали их на лавовом плато между реками Муликой и Васоронги, в нескольких милях от того места, где они привели меня к Бою. Почва здесь была бесплодная, и на обнаженной земле не было никакой живности, если не считать пары носорогов. Не знаю, чем эта местность привлекла гепардов, но они бродили взад и вперед по каменистой пустыне, а мы тащились за ними с тяжелой корзиной, полной мяса, спотыкаясь о раскаленные лавовые глыбы, — и нигде ни клочка тени, куда можно было бы спрятаться, чтобы накормить гепардов.
Но нам повезло — мы нашли их на песчаном островке, где так любили играть Уайти, Мбили и Тату. У дерева, о грубую кору которого они часто точили свои когти, теперь точно так же точил когти Тайни. Как непохожи были эти великолепные молодые звери на беднягу Боя! Я молила судьбу, чтобы им никогда не пришлось испытать несчастий, постигших Боя и Пиппу. Но что я могла успеть сделать в тот короткий промежуток времени, который мне разрешили провести с ними рядом? Оставалось только напоследок как можно лучше кормить их — пусть у них будут крепкие кости и острые зубы, когда им придется встать лицом к лицу с опасностями, подстерегающими их впереди.
Биг-Бой стал самым жадным из всех: правда, он и раньше не привередничал, а лопал все, что дадут, лишь бы побольше досталось. Он изобрел трюк — бросал свое мясо в молоко: так уж Сомба и Тайни не доберутся ни до того, ни до другого. Сомба теперь безоговорочно мне доверяла, понимая, что я всегда стараюсь ей помочь, и я держалась поодаль, только пока она ела. А Тайни до сих пор шалил со мной: он мчался ко мне за лишним лакомым кусочком, а когда я подталкивала куски потрохов палочкой прямо у него перед носом, смотрел мимо, как будто там ничего и не было, — настоящий клоун!
Через несколько дней гепарды убили молодого страуса, и мы увидели их среди разбросанных перьев птицы — морды у них были испачканы кровью, а животы набиты до отказа. Я особенно радовалась тому, что они могут прокормиться без моей помощи, — проливные дожди очень мешали нам передвигаться. Пока Бена не было, я не только разыскивала гепардов и следила, чтобы мясо всегда было наготове, если окажется, что они проголодались, ведь мне еще приходилось снабжать Джорджа и Боя всем необходимым, потому что Джордж не мог ни на минуту отойти от Боя. А они были в тридцати милях от того места, где я брала коз. Иногда мне случалось делать два конца по невероятно скользкой дороге; то и дело приходилось вытаскивать лендровер из какой-нибудь канавы, а потом снова тащиться черепахой по непролазной грязи.
Бедняга Бой — ему нужно было восстанавливать силы, и он все ел и ел, но никак не мог насытиться. С болью в сердце мы смотрели, как он торопится нам навстречу — еле-еле ковыляет к воротам своего вольера и падает без сил даже после короткого перехода. Должно быть, весть о возвращении Боя и Джорджа облетела заросли очень быстро, и я очень часто заставала лагерь на осадном положении — все львицы, за которыми присматривал Джордж, собирались сюда вместе со своим потомством. Они явно были озадачены, увидев Боя в столь плачевном состоянии да еще сидящего за решеткой, а он созерцал оттуда свой обширный гарем с очень грустной миной.
Маленькая Сэнди теперь не отставала от прайда, и, судя по ее шалостям и отличному виду, она снова стала полноправным членом львиной семьи. Видимо, она взяла на себя заботу о крошечных львятах другой львицы своего прайда и чрезвычайно серьезно относилась к обязанностям «тетки».
Нам было совершенно ясно, что Бой не успеет поправиться к тому сроку, который назначил нам директор, и не сможет жить на свободе, поэтому я посоветовала Джорджу поставить большой вольер возле нашего нового дома на озере Наиваша, конечно, как можно дальше от нашего жилья, чтобы Бою никто не мешал спокойно выздоравливать. Кроме того, мы решили поставить сборный домик возле вольера, тогда Джордж сможет ночевать рядом с Боем и вообще быть с ним как можно больше. Все наши решения мы обсудили с директором, и он согласился оставить Боя в заповеднике до конца ноября — до того времени, когда все постройки будут закончены.
А дождь все лил и лил, не переставая, так что вскоре большая часть заповедника превратилась в болото. Однажды утром мы нашли утонувшего новорожденного буйволенка — его прибило течением к мостику возле кухни. Мы поскорее убрали его, чтобы не привлекать крокодилов, которые, как правило, держались подальше от лагеря.
Мы снова на несколько дней потеряли детей Пиппы, но потом отыскали их возле Скалы Леопарда, в пятнадцати милях от тех мест, где видели гепардов в последний раз. Очевидно, их спугнули львы, которых мы несколько раз встречали в тех местах. Участники охотничьей экспедиции, проводившие отстрел животных за пределами парка, подарили нам немного слонового мяса, и я попробовала дать его гепардам. Тайни и Сомба не пожелали к нему прикоснуться, зато Биг-Бой до отвала налопался жесткого мяса. Через два дня мне подарили мясо буйвола — его любили все наши гепарды, они мигом растащили все до последнего кусочка, и каждый старался урвать себе побольше.
На следующий день гепарды ушли за четыре мили к повороту кольцевой дороги; здесь росла огромная акация, и вскоре мы стали встречаться под ней ежедневно. Я сняла на кинопленку, как молодые гепарды едят в позиции «звезды», это очень характерная для гепардов привычка: каждый старается держаться на равном расстоянии от других, чтобы не «толкали под локоть». Как раз в момент, когда я перезаряжала камеру, появился носорог, он шел прямехонько на нас. В мгновение ока все гепарды припали к земле, не спуская глаз с толстокожего, который двигался к ним сквозь траву. Но вот, видимо, до него долетел наш запах, он остановился, крутанулся на месте, подозрительно принюхался, но все же опять пошел в нашу сторону. Это было похоже на танец — толстое животное подвигалось короткими шажками и вдруг снова остановилось. Тут Сомба молнией бросилась на носорога, и он с шумом помчался прочь, а она понеслась за ним, едва не повисая у него на хвосте. Я успела зарядить камеру и могла бы запечатлеть эту уморительную сцепу, да на беду прикатила машина с посетителями, и все было испорчено.
На другой день мы обнаружили Сомбу на дереве: взобравшись повыше, она наблюдала за стадом газелей Гранта. Потом она погналась за ними, но вернулась ни с чем и занялась мясом, которое принесли мы; оба ее братца уже успели сцапать по куску. Биг-Бой, как всегда, отхватил «львиную долю» и все еще искал, чем бы поживиться, хотя живот у него уже был тугой, как барабан. Он стал великолепным животным редкостной красоты, гораздо крупнее остальных, держался очень независимо, и наладить контакт с ним мне было труднее, чем с его братом и сестрой.
Когда же наконец и он наелся досыта, гепарды стали гоняться друг за другом вокруг маленьких пальм дум — там было очень здорово устраивать засады. Как изумительно вписывались их элегантные движения в рощицу стройных молодых пальм на фоне ярчайшего синего неба, обрамленного белыми облаками, — в Кении облака почти всегда украшают небо.
Некоторое время молодые гепарды оставались возле Скалы Леопарда.
Там же находились и шесть белых носорогов — по ночам их держали в огороженном загоне, а днем они бродили на свободе, и два егеря пасли их, как обыкновенный скот.
Однажды утром, едва только мы покормили гепардов и они улеглись поспать, как мимо прошествовали эти носороги. Гепарды молнией умчались прочь. Они уже видели ручных белых носорогов и не раз чувствовали их запах, и меня очень удивило, что теперь они удрали от них, как от опаснейших врагов, а ведь всего несколько дней назад они гонялись за диким черным носорогом просто так, из озорства. Неужели они понимали, что белые носороги — «чужаки», и только по этой причине отнеслись к ним так же, как в свое время и Пиппа?
Все дороги в парке во время дождей пришли в полную негодность, и мы были вынуждены вызвать трактор, чтобы попытаться исправить дорогу к лагерю Джорджа. Но он пробился только до полдороги, а потом сломался, увязнув гусеницами в грязи глубиной по колено. Пытаясь добраться до Джорджа, я часто вела лендровер, как по канату, по узкому краю глубокой колеи, но стоило соскользнуть с него — пиши пропало! — я часами не могла выбраться из жидкой грязи. Дорога к Скале Леопарда была ненамного лучше, и однажды мне пришлось прождать семь часов, пока меня не вытащили на буксире из этой жижи. На мое счастье, это случилось недалеко от места, где были гепарды, и мне по крайней мере удалось провести с ними этот день.
Гепарды нашли полоску песчаной земли, которая быстро просыхала после дождя, и, когда кончался очередной ливень, я ложилась на землю рядом с ними. Поначалу Сомба заподозрила какой-то подвох, когда наши головы почти соприкоснулись, и была готова дать мне отпор при малейшем движении. Но я молча глядела ей прямо в глаза, и она, наверное, почувствовала, что я друг, и успокоилась. А ее братцы меня вообще не замечали. Мокрая земля исходила паром под горячими лучами солнца, и мне было слышно только дыхание гепардов да чириканье каких-то сонных птичек — кругом стояла полная тишина. Как я любила этот прекрасный заповедник и всех здешних животных! Я ведь провела здесь больше двадцати семи лет с тех пор, как Джордж занял должность главного инспектора. Двенадцать лет назад этот заповедник стал домом Эльсы, а потом и Пиппы, все пережитое с ними заставило нас полюбить эти места еще больше, и теперь нам казалось, что здесь и наш родной дом.
Мы оба с самого начала знали, что нам придется расстаться с этими местами, как только наши животные смогут сами о себе позаботиться — ведь именно такова была цель наших экспериментов. Но хотя Тайни, Биг-Бой и Сомба могли жить самостоятельно и обходились без нашей помощи уже в возрасте четырнадцати месяцев (Уайти, Мбили и Тату оставались под покровительством Пиппы до семнадцати с половиной месяцев!), мне хотелось побыть с ними по крайней мере до тех пор, пока они не достигнут того же возраста, как и предыдущий помет. Особенно важно было узнать, как сложатся их отношения, когда они станут взрослыми и будут готовы дать потомство.
Я прервала курс лечения в Лондоне, чтобы быть вместе с ними в этот важнейший период их жизни. Наблюдать за ними было тем более интересно, что рядом уже нет матери и некому показать им охотничьи угодья. И вот меня постиг неожиданный удар — я получила письмо от администрации, в котором меня просили покинуть заповедник вместе с Джорджем и Боем в конце ноября. Но я не знала за собой никакой вины, которая повлекла бы сокращение сроков, обусловленных раньше, и тут же написала письмо администрации. К несказанному моему облегчению, мне ответили, что я могу пробыть здесь до конца года, как мы и договаривались раньше.
А Джордж тем временем прилагал все усилия, чтобы вывезти Боя. Но невиданно бурные дожди зачастую нарушали даже радиосвязь — что уж говорить о приземлении самолетов! А о перевозке машиной и речи быть не могло. Джордж теперь ютился вместе с Боем в маленькой палатке. Рана Боя все время сильно гноилась, и нужно было то и дело менять повязки.
Три раза летчик пытался пробиться в просветы между опасными грозами и доставить в Меру ветеринара, но каждый раз ему приходилось отступать и возвращаться в Найроби — приземлиться на размытых посадочных полосах было невозможно.
Но в конце концов он добился своего. Меня попросили помочь, и когда летчик с удивительным искусством сумел проскочить между двух ливней и посадить самолет на скользкую землю, я уже ждала, чтобы немедленно отвезти ветеринара к Джорджу, а директор заповедника с летчиком и шестью егерями должны были подъехать немного позже. По счастливому — хотя и неожиданному — совпадению этим же самолетом прилетел Бен, и в трудном деле, которое нам предстояло, у нас появился еще один помощник. Бен предложил помогать мне до самого конца, пока я не покину заповедник.
Пропетляв по грязи десять миль, мы застали Джорджа врасплох. Но времени терять было нельзя — черные тучи стеной обступили нас, готовые разразиться очередным ливнем. Пока врач усыплял Боя, я побросала вещи Джорджа в большую сумку и помогла погрузить в машину его лагерное оборудование. А остальные тем временем готовились к погрузке Боя на лендровер, ожидая, когда он уснет.
И вдруг среди всей этой суеты появилась Гэрл. Она вспрыгнула на крышу лендровера, который стоял снаружи, и смотрела через ограду, как ее брата взваливают на машину и навсегда увозят от его прайда.
Директор взялся подвезти нас всех, оставался только один Бен, которому было поручено ехать сзади с оборудованием. Но мы напрасно забыли про Гэрл. Она упрямо сидела на крыше лендровера и ни за что не соглашалась слезать. Казалось, она знает, что никогда больше не увидит ни Джорджа, ни Боя… Бену ничего не оставалось, как отправиться в путь с львицей на крыше; так они ехали около мили и вдруг увидели стадо жирафов, в котором был маленький жирафенок. Гэрл моментально соскочила вниз, погналась за малышом, ударила его по ногам, свалила и тут же задушила.
Когда Бен рассказывал нам об этом, я порадовалась, что охота отвлекла Гэрл от расставания с братом: она не только преданно любила его с самого детства, но и дважды принесла от него львят.
А тем временем маленький четырехместный самолетик переделывали так, чтобы уместить в нем льва в четыреста фунтов весом, Джорджа, ветеринара и летчика. Заднее сиденье убрали, и Джорджа с Боем втиснули в освободившийся промежуток. Все это делалось в страшной спешке — надо было добраться до Наиваша засветло, да еще суметь уклониться от сильной грозы, которая двигалась навстречу. Я едва решалась глядеть на Джорджа. Он был бледен и хмурился, когда устраивал Боя как можно удобнее, а потом сам примостился рядом с ним. Ветеринар сел рядом с летчиком, тот запустил мотор и поднял самолет в воздух. Вначале крохотный белый самолетик был ясно виден, потом черное небо поглотило его. Весь вечер я чувствовала внутри какую-то сосущую пустоту.
Хотя полное драматизма расставание показалось мне тогда невыносимо тяжелым, впоследствии выяснилось, что это было самое лучшее, что при сложившихся обстоятельствах мы могли сделать для Боя. Вскоре ему пришлось перенести еще две очень серьезные операции, а потом он провел в Наиваша целых девять месяцев.
Дожди снова превратили сухие, желтые, как солома, равнины в роскошные пастбища, где каждый день расцветали мириады новых цветов.
Когда дети Пиппы проходили полями небесно-голубых пентанезий, какое это было изумительное зрелище! Мне хотелось только, чтобы их мать тоже была здесь, чтобы и она вместе со мной радовалась прелести своих детей. Они все еще держались на расстоянии мили от Скалы Леопарда, где было сравнительно сухо и полным-полно дичи.
В последнее время Биг-Боя как магнитом тянуло к Сомбе: они обнимались и лизали друг друга почти все время. Она стала настоящей красавицей, из всех троих она, безусловно, была самой умной, а уж характера ей и подавно было не занимать; мне становилось стыдно, когда я вспоминала, как в свое время едва не сочла ее «ненормальной». Вот ей захотелось поиграть с моими туфлями, и она стала потихоньку трогать лапой резиновые подошвы, а сама почти незаметно подвигалась ко мне все ближе и ближе. Как же мне было трудно справиться с собой и не пойти навстречу этим попыткам подружиться, но я никогда не простила бы себе, если бы в эти последние месяцы, которые нам оставалось провести вместе, собственными руками испортила все, чего успела добиться.
Любовные игры молодых гепардов
И вот настало 1 декабря — в этот день, как мы договорились с директором заповедника, я кормила гепардов последний раз. Конечно, я позволила им наесться до отвала, и они, хорошенько набив животы, задремали возле меня так же доверчиво, как всегда. Но внезапно павианы подняли лай — и гепардов как ветром сдуло.
На другое утро мы отыскали их под развесистым деревом, ветви которого почти касались земли. Я снова заметила, что Биг-Бой все время льнет к Сомбе, а она очень трогательно отвечает на это ухаживание: обхватывает его лапами и прижимается к нему, даже когда он собирается погрызть какую-нибудь веточку. Бедняга Тайни то сидел поодаль, то карабкался на дерево — делал вид, что их отношения его совершенно не касаются.
Немного погодя все они перешли дальше на несколько сот ярдов — к термитнику, скрытому в густом кустарнике. И тут Биг-Бой с резким раскатистым «прр-прр» — это было похоже на крик — сделал садку на Сомбу. Она присела так же, как это делают львицы, а Биг-Бой повторял быстрые ритмические движения примерно с минуту. Потом оба они успокоились, улеглись бок о бок и с мурлыканьем лизали друг друга.
Тайни отодвинулся как можно дальше — насколько хватало места в тени кустов. К сожалению, все это произошло слишком неожиданно для меня и так быстро, что я не успела ничего сфотографировать — надо было еще установить экспозицию, учитывая густую тень кустарника. Примерно через полчаса гепарды пошли к речке Мурера и улеглись на полуденный отдых под большим деревом. Я устроилась поблизости и то рисовала их, то фотографировала. Но они почти все время просто спали, так что мы решили сходить домой и наскоро перекусить. Вернулись мы часов около пяти, гепарды все еще дремали. Но тут появилась конгони, и они без особого воодушевления стали преследовать крупную антилопу. Очень скоро это им наскучило, и они расселись на большом термитнике. Окружающая равнина походила на парк; по ней были разбросаны небольшие деревья и кусты — настоящий рай для гепардов. Когда стало прохладнее, оба брата «отметились» на нескольких деревьях, выпуская струю жидкости под прямым углом. Я часто наблюдала, как они это делают. Сначала они обнюхивали дерево, потом поворачивались к нему хвостом, вытягивали хвост вверх и пускали струю жидкости на ствол; это продолжалось секунду-две. Они то и дело «опрыскивали» деревья, два-три раза подряд, и я решила, что так они метят свою территорию. Но до сих пор они никогда не делали этого столь старательно, потому я подумала, что они, по-видимому, предупреждают возможных соперников, чтобы они не приближались к Сомбе. А она явно понимала, что привлекает самцов, и вела себя так же соблазнительно, как любая самочка, которая хочет понравиться самцу.
Вскоре братья стали гоняться друг за другом и наконец остановились возле Сомбы. Теперь и Тайни проявлял интерес к своей лукавой сестренке, но еще не очень хорошо соображал что к чему, поэтому лез и к Биг-Бою и к Сомбе сразу, так что все они устроили кучу малу.
Я с глубоким интересом следила, как дети Пиппы становятся взрослыми; очевидно, их ошеломили и захватили врасплох внезапно нахлынувшие новые чувства, но, по-моему, пока что это были скорее любовные игры, чем настоящее спаривание. К сожалению, вскоре стемнело, мы уже ничего не видели и отправились домой.
На следующее утро в восемь часов мы нашли гепардов возле кольцевой дороги, в нескольких сотнях ярдов от речки Мурера. Моросило, и все наши гепарды от избытка сил стали носиться, как бешеные, и внезапно выскакивать из засады, а потом все стали карабкаться на упавшее дерево. Сражаясь за лучшее место, они то и дело срывались вниз, но бросались в игру с еще большим воодушевлением, стараясь ухватить соперника за хвост и стащить с дерева.
Я считала, что первые проявления полового влечения у гепардов очень важно зафиксировать, и поэтому пошла за ними, вооружившись записной книжкой и фотоаппаратами, и старалась подойти к ним как можно ближе, а Стенли и Локаля попросила держаться поодаль. Было уже четверть девятого. До половины девятого гепарды отдыхали, а потом братья стали гоняться друг за другом и под конец вскочили один на другого на несколько секунд. То же самое они повторили через десять минут, а Сомба смотрела на них, затаившись в кустах. Сегодня она не так охотно, как вчера, отвечала на заигрывания своих влюбленных братьев — грызла веточки и пресекала все попытки спариться с ней; так что бедным самцам, которых одолевали эти новые, незнакомые стремления, волей-неволей пришлось обратить внимание друг на друга.
Без десяти девять Биг-Бой в первый раз прыгнул на Сомбу из засады, но она не желала отвечать на его заигрывания, так что он погнался за Тайни, а тот мгновенно взлетел вверх на дерево — попробуй-ка, достань его там! Но немного погодя он улегся рядом с Биг-Боем, и оба дремали до пяти минут десятого, потом снова стали вскакивать друг на друга.
Затем они в сопровождении Сомбы вернулись к тому дереву, где мы встретили их утром, Тайни «отметил» его, и все трое стали самозабвенно носиться вокруг дерева под моросящим дождем, а в половине десятого, запыхавшись, бросились на землю под кустом, чтобы немного перевести дух. Когда дождь перестал, гепарды перешли па термитник и улеглись там.
Гепарды отдыхали до половины двенадцатого, пока поблизости не показалась пара зебр. Все трое тут же стали к ним подкрадываться. В тот же миг появились пять грифов — они кружили совсем близко. Должно быть, они давно следили за гепардами, чтобы не терять ни секунды, если тем удастся кого-нибудь убить. Но их ожидало разочарование: гепарды вскоре прекратили погоню и стали искать тенистое местечко, где можно было бы передохнуть; Сомба улеглась под кустом, а братья — на термитнике поблизости. Биг-Бой поскреб землю, чтобы устроить себе удобное ложе, а потом поел немного травки. Тут к нему присоединился Тайни, и вскоре оба задремали.
На другое утро мы отыскали их под развесистым деревом, ветви которого почти касались земли. Я снова заметила, что Биг-Бой все время льнет к Сомбе, а она очень трогательно отвечает на это ухаживание: обхватывает его лапами и прижимается к нему, даже когда он собирается погрызть какую-нибудь веточку. Бедняга Тайни то сидел поодаль, то карабкался на дерево — делал вид, что их отношения его совершенно не касаются.
Немного погодя все они перешли дальше на несколько сот ярдов — к термитнику, скрытому в густом кустарнике. И тут Биг-Бой с резким раскатистым «прр-прр» — это было похоже на крик — сделал садку на Сомбу. Она присела так же, как это делают львицы, а Биг-Бой повторял быстрые ритмические движения примерно с минуту. Потом оба они успокоились, улеглись бок о бок и с мурлыканьем лизали друг друга.
Тайни отодвинулся как можно дальше — насколько хватало места в тени кустов. К сожалению, все это произошло слишком неожиданно для меня и так быстро, что я не успела ничего сфотографировать — надо было еще установить экспозицию, учитывая густую тень кустарника. Примерно через полчаса гепарды пошли к речке Мурера и улеглись на полуденный отдых под большим деревом. Я устроилась поблизости и то рисовала их, то фотографировала. Но они почти все время просто спали, так что мы решили сходить домой и наскоро перекусить. Вернулись мы часов около пяти, гепарды все еще дремали. Но тут появилась конгони, и они без особого воодушевления стали преследовать крупную антилопу. Очень скоро это им наскучило, и они расселись на большом термитнике. Окружающая равнина походила на парк; по ней были разбросаны небольшие деревья и кусты — настоящий рай для гепардов. Когда стало прохладнее, оба брата «отметились» на нескольких деревьях, выпуская струю жидкости под прямым углом. Я часто наблюдала, как они это делают. Сначала они обнюхивали дерево, потом поворачивались к нему хвостом, вытягивали хвост вверх и пускали струю жидкости на ствол; это продолжалось секунду-две. Они то и дело «опрыскивали» деревья, два-три раза подряд, и я решила, что так они метят свою территорию. Но до сих пор они никогда не делали этого столь старательно, потому я подумала, что они, по-видимому, предупреждают возможных соперников, чтобы они не приближались к Сомбе. А она явно понимала, что привлекает самцов, и вела себя так же соблазнительно, как любая самочка, которая хочет понравиться самцу.
Вскоре братья стали гоняться друг за другом и наконец остановились возле Сомбы. Теперь и Тайни проявлял интерес к своей лукавой сестренке, но еще не очень хорошо соображал что к чему, поэтому лез и к Биг-Бою и к Сомбе сразу, так что все они устроили кучу малу.
Я с глубоким интересом следила, как дети Пиппы становятся взрослыми; очевидно, их ошеломили и захватили врасплох внезапно нахлынувшие новые чувства, но, по-моему, пока что это были скорее любовные игры, чем настоящее спаривание. К сожалению, вскоре стемнело, мы уже ничего не видели и отправились домой.
На следующее утро в восемь часов мы нашли гепардов возле кольцевой дороги, в нескольких сотнях ярдов от речки Мурера. Моросило, и все наши гепарды от избытка сил стали носиться, как бешеные, и внезапно выскакивать из засады, а потом все стали карабкаться на упавшее дерево. Сражаясь за лучшее место, они то и дело срывались вниз, но бросались в игру с еще большим воодушевлением, стараясь ухватить соперника за хвост и стащить с дерева.
Я считала, что первые проявления полового влечения у гепардов очень важно зафиксировать, и поэтому пошла за ними, вооружившись записной книжкой и фотоаппаратами, и старалась подойти к ним как можно ближе, а Стенли и Локаля попросила держаться поодаль. Было уже четверть девятого. До половины девятого гепарды отдыхали, а потом братья стали гоняться друг за другом и под конец вскочили один на другого на несколько секунд. То же самое они повторили через десять минут, а Сомба смотрела на них, затаившись в кустах. Сегодня она не так охотно, как вчера, отвечала на заигрывания своих влюбленных братьев — грызла веточки и пресекала все попытки спариться с ней; так что бедным самцам, которых одолевали эти новые, незнакомые стремления, волей-неволей пришлось обратить внимание друг на друга.
Без десяти девять Биг-Бой в первый раз прыгнул на Сомбу из засады, но она не желала отвечать на его заигрывания, так что он погнался за Тайни, а тот мгновенно взлетел вверх на дерево — попробуй-ка, достань его там! Но немного погодя он улегся рядом с Биг-Боем, и оба дремали до пяти минут десятого, потом снова стали вскакивать друг на друга.
Затем они в сопровождении Сомбы вернулись к тому дереву, где мы встретили их утром, Тайни «отметил» его, и все трое стали самозабвенно носиться вокруг дерева под моросящим дождем, а в половине десятого, запыхавшись, бросились на землю под кустом, чтобы немного перевести дух. Когда дождь перестал, гепарды перешли па термитник и улеглись там.
Гепарды отдыхали до половины двенадцатого, пока поблизости не показалась пара зебр. Все трое тут же стали к ним подкрадываться. В тот же миг появились пять грифов — они кружили совсем близко. Должно быть, они давно следили за гепардами, чтобы не терять ни секунды, если тем удастся кого-нибудь убить. Но их ожидало разочарование: гепарды вскоре прекратили погоню и стали искать тенистое местечко, где можно было бы передохнуть; Сомба улеглась под кустом, а братья — на термитнике поблизости. Биг-Бой поскреб землю, чтобы устроить себе удобное ложе, а потом поел немного травки. Тут к нему присоединился Тайни, и вскоре оба задремали.