Страница:
Гнездо они сделали – но первые же два часа показали, что ни о какой разведке, ни о каком костре для приготовления пищи, даже бездымном, не может идти и речи. Помимо беспилотников, были еще и наземные патрули. Не пешие, а намного более опасные – на кроссовых мотоциклах. Два человека и кроссовый мотоцикл – современная кавалерия, скоростная, малоуязвимая для всего, кроме вертолета, и опасная.
И эти подонки на кроссовых мотоциклах не унимались – для них вообще не было дорог, они могли появиться в любом месте, трескучий шум их моторов мог раздаться с любой стороны – слева, справа, спереди, сзади, они могли в любой момент свалиться тебе на голову, – Игал впервые за долгие годы службы испугался.
Если бы тут были минные поля – их можно было бы пройти, у них было спецоборудование и были опытные саперы. Если бы тут была колючая проволока и высокий забор – это тоже не было бы проблемой. Но это...
Тот, кто ставил оборону этого места – знал, что делать. Ни одна диверсионная группа не пойдет по местности, по которой носятся бессистемно эти проклятые мотоциклисты, готовые в любой момент выскочить из-за ближайшего холма. Да еще и беспилотники...
– Что было ночью? – едва шевеля губами, спросил Игал у проводника. Оба они лежали под маскировочной сетью, каждые полчаса рассасывая по паре кубиков горького шоколада, лучшая пища в такой ситуации. Им придется лежать неподвижно до темноты.
– Пост. Скрытый. Винтовка и какая-то оптика наподобие ночной.
– Драгунов?
– Нет. Что-то другое. Большая.
Игал попытался вспомнить, какая винтовка может быть у иранских басиджей больше размером, чем «СВД», которая тут же и производится. Steyr HS-50? Может быть, австрийцы продали Ирану восемьсот винтовок пятидесятого калибра и из-за этого попали в стоп-лист BATF[17]. Как будто Иран не может сделать винтовку пятидесятого калибра сам... дело, в общем-то, нехитрое. А может быть – это что-то другое.
Игал не ошибся, это и в самом деле было кое-что другое. Это была полуавтоматическая винтовка калибра 14,5*114 со сложным названием на корейском, что-то вроде «ярость трудового народа». Судьба ее тоже была сложной: первые экземпляры выпустил Азербайджан, затем эти винтовки были проданы в Пакистан и частично попали в руки талибов. Эта же винтовка попала в руки китайских военных советников, они отправили ее в Китай, и фирма «Poly engineering», производитель тяжелых снайперских винтовок и гранатометов, ее скопировала, не сильно заботясь о соблюдении авторских прав. Затем уже китайская копия винтовки попала в Северную Корею, где основным тяжелым пулеметом, устанавливаемым и на танках, и на БМП, является не «ДШК» и не «НСВ» – а «КПВТ», который как нельзя лучше подходит для того, чтобы отбиваться от американских вертолетов. Трудолюбивые и тоже не слишком заботящиеся о соблюдении авторских прав северные корейцы скопировали эту винтовку в пару к производимому ими «КПВТ», причем скопировали с довольно хорошим качеством. Оптический прицел на винтовке тоже был северокорейский, в массивном стальном корпусе – а вот ночной прицел, стоящий перед оптическим, был китайский, потому что Северная Корея не владела технологиями производства ночной оптики. Именно из Северной Кореи это оружие попало в Иран, и о нем стоило побеспокоиться. Такая винтовка весила больше двадцати килограммов – но ею можно было запросто сбить вертолет и можно было выиграть дуэль со снайпером, вооруженным «Барреттом-107». Это была не столько винтовка, сколько мелкокалиберная полуавтоматическая пушка высокой точности на пулеметном станке.
– Там точно была ночная оптика? – уточнил Игал.
– Точно. Или похуже.
Похуже – это термооптика. Ее тут точно не может быть. Или может?!
– Сколько там человек?
– Шесть. Хорошо замаскировались. Кроме этой винтовки там еще и «диско»[18] на станке.
Шесть человек, «диско», какая-то тяжелая винтовка с ночной оптикой. Скорее всего еще автоматы и как минимум одна «СВД». Для того чтобы гарантированно пройти, придется свести всех снайперов с «М107» в одну ударную группу, чтобы подавить укрепленную точку противника одним залпом. Да... почему-то на снимках такого не было, они этого не увидели. Нет, они видели стационарные посты – но винтовок с ночной оптикой там не предполагалось.
– Еще что-то?
– Да. Мне показалось, что там есть и скрытый пост.
– Показалось?
– Да... Я не рассмотрел. Скрытый пост, контролирующий первый.
Час от часу не легче. Получается, первый пост, хорошо вооруженный и оснащенный – не более чем приманка, где-то рядом есть еще один, скрытый – и там всего один человек. Задача этого человека – не высовываться и, как только что-то произойдет с первым постом, просто поднять тревогу.
– На снимках этого не было.
– Знаю. Но там что-то есть...
Ракетная база
Специальная группа «Саарет Маткаль»
Ракетная база
Аэродром
И эти подонки на кроссовых мотоциклах не унимались – для них вообще не было дорог, они могли появиться в любом месте, трескучий шум их моторов мог раздаться с любой стороны – слева, справа, спереди, сзади, они могли в любой момент свалиться тебе на голову, – Игал впервые за долгие годы службы испугался.
Если бы тут были минные поля – их можно было бы пройти, у них было спецоборудование и были опытные саперы. Если бы тут была колючая проволока и высокий забор – это тоже не было бы проблемой. Но это...
Тот, кто ставил оборону этого места – знал, что делать. Ни одна диверсионная группа не пойдет по местности, по которой носятся бессистемно эти проклятые мотоциклисты, готовые в любой момент выскочить из-за ближайшего холма. Да еще и беспилотники...
– Что было ночью? – едва шевеля губами, спросил Игал у проводника. Оба они лежали под маскировочной сетью, каждые полчаса рассасывая по паре кубиков горького шоколада, лучшая пища в такой ситуации. Им придется лежать неподвижно до темноты.
– Пост. Скрытый. Винтовка и какая-то оптика наподобие ночной.
– Драгунов?
– Нет. Что-то другое. Большая.
Игал попытался вспомнить, какая винтовка может быть у иранских басиджей больше размером, чем «СВД», которая тут же и производится. Steyr HS-50? Может быть, австрийцы продали Ирану восемьсот винтовок пятидесятого калибра и из-за этого попали в стоп-лист BATF[17]. Как будто Иран не может сделать винтовку пятидесятого калибра сам... дело, в общем-то, нехитрое. А может быть – это что-то другое.
Игал не ошибся, это и в самом деле было кое-что другое. Это была полуавтоматическая винтовка калибра 14,5*114 со сложным названием на корейском, что-то вроде «ярость трудового народа». Судьба ее тоже была сложной: первые экземпляры выпустил Азербайджан, затем эти винтовки были проданы в Пакистан и частично попали в руки талибов. Эта же винтовка попала в руки китайских военных советников, они отправили ее в Китай, и фирма «Poly engineering», производитель тяжелых снайперских винтовок и гранатометов, ее скопировала, не сильно заботясь о соблюдении авторских прав. Затем уже китайская копия винтовки попала в Северную Корею, где основным тяжелым пулеметом, устанавливаемым и на танках, и на БМП, является не «ДШК» и не «НСВ» – а «КПВТ», который как нельзя лучше подходит для того, чтобы отбиваться от американских вертолетов. Трудолюбивые и тоже не слишком заботящиеся о соблюдении авторских прав северные корейцы скопировали эту винтовку в пару к производимому ими «КПВТ», причем скопировали с довольно хорошим качеством. Оптический прицел на винтовке тоже был северокорейский, в массивном стальном корпусе – а вот ночной прицел, стоящий перед оптическим, был китайский, потому что Северная Корея не владела технологиями производства ночной оптики. Именно из Северной Кореи это оружие попало в Иран, и о нем стоило побеспокоиться. Такая винтовка весила больше двадцати килограммов – но ею можно было запросто сбить вертолет и можно было выиграть дуэль со снайпером, вооруженным «Барреттом-107». Это была не столько винтовка, сколько мелкокалиберная полуавтоматическая пушка высокой точности на пулеметном станке.
– Там точно была ночная оптика? – уточнил Игал.
– Точно. Или похуже.
Похуже – это термооптика. Ее тут точно не может быть. Или может?!
– Сколько там человек?
– Шесть. Хорошо замаскировались. Кроме этой винтовки там еще и «диско»[18] на станке.
Шесть человек, «диско», какая-то тяжелая винтовка с ночной оптикой. Скорее всего еще автоматы и как минимум одна «СВД». Для того чтобы гарантированно пройти, придется свести всех снайперов с «М107» в одну ударную группу, чтобы подавить укрепленную точку противника одним залпом. Да... почему-то на снимках такого не было, они этого не увидели. Нет, они видели стационарные посты – но винтовок с ночной оптикой там не предполагалось.
– Еще что-то?
– Да. Мне показалось, что там есть и скрытый пост.
– Показалось?
– Да... Я не рассмотрел. Скрытый пост, контролирующий первый.
Час от часу не легче. Получается, первый пост, хорошо вооруженный и оснащенный – не более чем приманка, где-то рядом есть еще один, скрытый – и там всего один человек. Задача этого человека – не высовываться и, как только что-то произойдет с первым постом, просто поднять тревогу.
– На снимках этого не было.
– Знаю. Но там что-то есть...
Ракетная база
Объект «Имам Али»
Район Тебриза
Саргорд Арад Бешехти, вымотавшийся после двухдневных учений, связанных с отражением возможного десанта противника, и теперь прикорнувший на раскладной кушетке прямо в казарме дежурной смены охраны, проснулся, подскочил так, как будто в плечо ему воткнули нож...
Это был не нож. В плечо ему выстрелил снайпер... американцы тайно окружили дом в Басре, где они прятались, – и «safe house», безопасный дом, моментально превратился в гибельную ловушку. На следующий день, когда накал поисковой операции спал, они вышли к машине, сели в нее, поехали – и тут снайперы американцев дали залп. Его спасло то, что один из снайперов промедлил или промахнулся – в результате пуля, «Лейк Сити Матч», сто шестьдесят восемь гран, которой убиты сотни и тысячи воинов Аллаха, попала не в сердце, а много правее, чудом не задев ни позвоночник, ни легкое. Тогда саргорд Арад Бешехти выкрутился. Но с тех пор резкая боль в ране, которая так до конца и не залечилась, давала ему понять, что что-то не так...
Что-то не так...
Он не знал, что именно не так, но был достаточно опытен, чтобы не отмахиваться от своих предчувствий. Предчувствие – это продолжение опыта.
Что-то не так...
Он поднял с пола свой автомат, повесил его на плечо. Осмотрелся... в караулке ничего не изменилось, все было по-прежнему. Автоматы в открытой пирамиде, за стеной – голоса, чтобы не заснуть, солдаты из бодрствующей смены предпочитают разнообразить свой досуг картами или еще чем-то. В этом нет ничего неправильного, они не часовые, это что-то вроде мобильного резерва, им можно...
Саргорд вышел к солдатам, командующий ими лейтенант вскочил:
– Господин саргорд...
– Не надо доклада. Дайте мне четырех солдат и оружие. Хочу сделать внезапный обход караульных постов.
– Так точно! Есть!
Через минуту перед саргордом стояли четверо солдат – огневая группа, саргорд ввел здесь такие же порядки, как в американской морской пехоте, с боевой работой которой он имел возможность познакомиться весьма близко. Четыре бойца – огневая группа, минимальная тактическая единица. На четверых – один пулемет и один гранатомет. У морских пехотинцев США не было выделенных стрелков с гранатометчиками, они носили одноразовые пехотные гранаты «АТ-4» и применяли их по необходимости. Но саргорд гранатометчика оставил – он видел, что делает гранатомет «РПГ-7» с различными видами боевой техники, со времен ирано-иракской войны в иранском пехотном отделении было не один, а два гранатометчика. Гранатомет поможет и против пехоты, и против боевой техники – тем более что теперь каждый стрелок по настоянию саргорда помимо своего штатного снаряжения носил одну две гранаты к гранатомету, так, как это делалось в Ираке.
– Как тебя зовут? – спросил саргорд высокого солдата, единственного из всех аккуратно побритого и с маленькими аккуратными усиками.
– Али, господин саргорд! – отрапортовал солдат.
– Ты старший?
– Так точно.
– Тогда боевая задача. Я поеду один, на квадроцикле. Проверю посты. Вы едете передо мной на машине, там, где она сможет пройти. Сеанс связи каждые десять минут, если абонент не отвечает – тревога. Все поняли?
– Так точно.
– Тогда все. Аллах с нами.
Это был не нож. В плечо ему выстрелил снайпер... американцы тайно окружили дом в Басре, где они прятались, – и «safe house», безопасный дом, моментально превратился в гибельную ловушку. На следующий день, когда накал поисковой операции спал, они вышли к машине, сели в нее, поехали – и тут снайперы американцев дали залп. Его спасло то, что один из снайперов промедлил или промахнулся – в результате пуля, «Лейк Сити Матч», сто шестьдесят восемь гран, которой убиты сотни и тысячи воинов Аллаха, попала не в сердце, а много правее, чудом не задев ни позвоночник, ни легкое. Тогда саргорд Арад Бешехти выкрутился. Но с тех пор резкая боль в ране, которая так до конца и не залечилась, давала ему понять, что что-то не так...
Что-то не так...
Он не знал, что именно не так, но был достаточно опытен, чтобы не отмахиваться от своих предчувствий. Предчувствие – это продолжение опыта.
Что-то не так...
Он поднял с пола свой автомат, повесил его на плечо. Осмотрелся... в караулке ничего не изменилось, все было по-прежнему. Автоматы в открытой пирамиде, за стеной – голоса, чтобы не заснуть, солдаты из бодрствующей смены предпочитают разнообразить свой досуг картами или еще чем-то. В этом нет ничего неправильного, они не часовые, это что-то вроде мобильного резерва, им можно...
Саргорд вышел к солдатам, командующий ими лейтенант вскочил:
– Господин саргорд...
– Не надо доклада. Дайте мне четырех солдат и оружие. Хочу сделать внезапный обход караульных постов.
– Так точно! Есть!
Через минуту перед саргордом стояли четверо солдат – огневая группа, саргорд ввел здесь такие же порядки, как в американской морской пехоте, с боевой работой которой он имел возможность познакомиться весьма близко. Четыре бойца – огневая группа, минимальная тактическая единица. На четверых – один пулемет и один гранатомет. У морских пехотинцев США не было выделенных стрелков с гранатометчиками, они носили одноразовые пехотные гранаты «АТ-4» и применяли их по необходимости. Но саргорд гранатометчика оставил – он видел, что делает гранатомет «РПГ-7» с различными видами боевой техники, со времен ирано-иракской войны в иранском пехотном отделении было не один, а два гранатометчика. Гранатомет поможет и против пехоты, и против боевой техники – тем более что теперь каждый стрелок по настоянию саргорда помимо своего штатного снаряжения носил одну две гранаты к гранатомету, так, как это делалось в Ираке.
– Как тебя зовут? – спросил саргорд высокого солдата, единственного из всех аккуратно побритого и с маленькими аккуратными усиками.
– Али, господин саргорд! – отрапортовал солдат.
– Ты старший?
– Так точно.
– Тогда боевая задача. Я поеду один, на квадроцикле. Проверю посты. Вы едете передо мной на машине, там, где она сможет пройти. Сеанс связи каждые десять минут, если абонент не отвечает – тревога. Все поняли?
– Так точно.
– Тогда все. Аллах с нами.
Специальная группа «Саарет Маткаль»
Объект «Имам Али»
Район Тебриза
– Наблюдаю цель. Правее четыреста от точки зеро, одиночная, – доложил один из двух снайперов, которых Игал отрядил в свободный поиск. – Убрать?[19]
– Красный свет, – мгновенно отреагировал Игал, – жди.
– Принял.
Может быть – и это подсадной? Может быть – и за этим следят? А может быть – у него на руке есть датчик пульса, простейшая вещь, можно в любом спортивном магазине купить, и как только пульс оборвется – прозвучит сигнал тревоги в казармах?
Игал, столкнувшись с гораздо более серьезной системой обеспечения безопасности объекта, чем это виделось на спутниковых снимках, теперь уже не верил ничему. Даже сам себе. И готов был дуть на воду.
А если они каким-то образом перехватили переговоры? Или просто отметили всплеск радиообмена?
Игал посмотрел на часы – сигнал «два» уже передан, чуть больше часа до удара, и они все еще топчутся перед линией внешних постов. Не говоря уж о том, чтобы продвинуться дальше и занять позиции.
Нет, так нельзя.
– Одиннадцатый, огонь по готовности. Группа «Стрела» – выстрел плюс два. Начали, – приказал Игал.
Пятьсот метров – довольно далеко для ночной оптики, даже столь совершенной, как у него, но все же он видел наблюдателя. Ожидая приказа, он успел рассмотреть его, наблюдателя, лежащего в ложбинке на голой земле и неотрывно смотрящего в бинокль на основной пост. Прежде всего – это был пацан. Не маленький, наверное, лет четырнадцати – но все равно, по меркам цивилизованного государства и «правильной» войны это пацан. Даже непонятно, было ли у него оружие, может быть, все его оружие – это рация и ракетница, чтобы поднять тревогу. Было видно, что пацан очень легко одет, а ночью в этих местах температура падает по сравнению с дневной очень существенно, самого снайпера защищал комбинезон, а этого пацана ничто не защищало. Он вообще не должен был здесь находиться, этот пацан, потому что это не его дело, это дело взрослых мужчин, которые – и с той и с другой стороны – защищают свою страну. А этот пацан должен ходить в школу, может быть, в военное училище, если он хочет защищать страну, – но вместо этого пацан был здесь и собирался, по-видимому, лежать так всю ночь.
И это беспокоило снайпера.
Юный басидж – в басиджах есть и женские, и подростковые формирования. Снайпер был израильтянином, он хорошо знал, что происходит в Иране, нужно было просто взять и почитать. Жестокое, угрожающее всему миру теократическое государство, где у власти стоят подавляющие свободы религиозные фанатики. Эти фанатики не просто приказывают хватать на улице молодых людей и бить их палками только за то, что они целуют незамужних женщин[21]. Эти фанатики подгребли под себя все земельные угодья, весь бизнес, они не дают людям зарабатывать на жизнь коммерцией, произвольно отбирают собственность, получают из госбюджета огромные деньги просто за то, что произносят проповеди и читают Коран. Можно сказать, что эти фанатики угнетают и обворовывают иранский народ, а всех, кто против этого, они гноят в тюрьмах или убивают. Это не то государство, это не тот строй, который стоит защищать.
Но тогда почему же этот пацан его защищает?
Что заставляет лежать его на голой земле? Снайпер был уверен, что ни за сегодняшнюю ночь, ни за любую другую, проведенную в таком скрытом дозоре, ему не заплатят денег, разве что покормят. Так ради чего же он здесь лежит?
Снайперу внезапно стало неуютно. Он подумал, что там, наверху, в штабе чего-то не рассчитали, и сейчас им лучше не делать того, что они собираются сделать. Потому что если они это сделают – ничего не закончится.
Все только начнется.
– Лев! Лев, ты слышишь меня? Одиннадцатый!
Снайпер вдруг понял, что вызывают именно его.
– На приеме.
– Черт бы тебя побрал! Ты получил приказ, подтверди.
Приказ...
– Так точно. Отработать цель по готовности.
– Ты готов?
– Готов, начинаю работать.
Снайпер чуть подвигался – тело затекло от лежания в напряженной позе, приложился к большой, массивной винтовке, которую он с радостью поменял бы на «М21» с глушителем, не в пример более легкую. Цель было видно плохо – пацан занял позицию в какой-то промоине, была видна только голова, рука и часть бока.
Черт...
Снайпер чуть сдвинул перекрестье прицела – и выстрелил. Винтовка солидно и в то же время растянуто, плавно толкнула в плечо, и он увидел, как пацана отбросило пулей в промоину, а перед этим брызнула осколками голова и в сторону полетела часть руки, держащей что-то вроде бинокля. Снайпер предпочел бы этого не видеть и знал, что на Страшном суде с него спросят и за это.
– Цель поражена, – доложил он.
– Цель поражена! – выдал эфир.
Похоже, что ночная, почти безветренная тишина сыграла с ними злую шутку. «Барретт», пусть и с глушителем, стреляет не так уж и бесшумно, слышен и сам приглушенный выстрел, и звук работающего механизма винтовки. Один из караульных что-то услышал, вероятно, какой-то звук, похожий на удар железа об железо. Он резко повернулся – и уставился как раз в ту сторону, где должен был находиться снайпер – Одиннадцатый по имени Лев. Причем в руке у него что-то было, бинокль, и скорее всего не обычный, а ночной. Ситуация выходила из-под контроля.
– Всем – огонь! – приказал снайпер.
Пять снайперских винтовок хлопнули в унисон, и следом за ними, отставанием на долю секунды – еще одна.
На позиции иранцев, которую ради маскировки не прикрыли бетонными плитами, все изменилось в одно мгновение. Того, кто поднес к глазам бинокль, едва не разорвала пуля, ударившая в середину груди, он начал валиться назад с того, на чем он сидел – и в этот же момент вторая пуля оторвала незадачливому наблюдателю голову, случайное попадание, но чертовски эффективное. Откинулся назад стрелок, который сидел за тяжелой снайперской винтовкой на сиденье, предназначенном для пулеметчика, и его отбросило назад, так что он исчез из поля зрения, стрелка на «диско», который похоже что дремал, навалившись на пулемет.
– Минус два.
– Минус три, – доложил один из снайперов, который увидел больше остальных.
Еще трое.
Один из иранцев вскочил – это было видно в ночном прицеле, резкое движение – и сразу был убит как минимум двумя пулями, прилетевшими из темноты.
Пули такого калибра клали раз и навсегда, не стоило даже задаваться вопросом – надежно ли поражена цель.
Еще один иранец вскочил и кинулся к пулемету. Ему надо было просто начать стрелять из пистолета, ночной воздух далеко разносит звуки – и поднялась бы тревога. Но он кинулся к пулемету – и не добежал...
– Минус пять.
– Наблюдаю шестого, – вдруг доложил снайпер, который «пас поляну» слева, – он пытается скрыться.
Последний из оставшихся в живых, видимо, понял, что происходит, и сейчас, каким-то образом выбравшийся из простреливаемого укрепления, быстро улепетывал на четырех костях, полуползком, полубегом на четвереньках.
– Цель уничтожить.
– Цель принял, веду, – доложил один из снайперов, – есть попадание. Он готов.
От удара пули калибра 50 басиджа перевернуло и грохнуло оземь. После такого – не живут.
Все? Или нет?
– Все цели поражены, – принял решение Игал, – мы выдвигаемся. Снайперам держать линию, докладывать по ситуации...
Игал и еще трое израильских коммандос, у одного из которых был пулемет «ПКМ», осторожно подобрались по узкому проходу, оставленному для них сапером, к самой позиции иранцев, начали обходить ее, потому что просто так забраться туда было невозможно, иранцы знали что делали, когда строили ее. Там могли оставаться еще боевики, в том числе смертники, они могли выбросить наружу гранату – в общем, следовало соблюдать осторожность. Сапер проверил подход, показал – чисто, после чего спецназовцы осторожно подобрались к самому бункеру. Два мощных фонаря со светофильтрами, отсекающими свет в видимом спектре, шарили по самому бункеру, по выставленному на позиции тяжелому вооружению, по трупам...
Один из спецназовцев показал на пальцах – готовы, чисто...
В бункер они спрыгнули одновременно двое, сверху, держа оружие наготове. Но оружие было не нужно.
На точке не было ничего и никого, кроме трупов.
Один из коммандос достал инфракрасный фонарик, отсигналил в темноту азбукой Морзе – все чисто. Второй сунулся в крысиный лаз, предварительно бросив туда гранату. Крысиный лаз почему-то был открыт, хотя у него был люк, и люк крепкий, задраивающийся изнутри...
Сверху спрыгнул еще один спецназовец:
– Сюда кто-то едет! С севера!
– Красный свет, – мгновенно отреагировал Игал, – жди.
– Принял.
Может быть – и это подсадной? Может быть – и за этим следят? А может быть – у него на руке есть датчик пульса, простейшая вещь, можно в любом спортивном магазине купить, и как только пульс оборвется – прозвучит сигнал тревоги в казармах?
Игал, столкнувшись с гораздо более серьезной системой обеспечения безопасности объекта, чем это виделось на спутниковых снимках, теперь уже не верил ничему. Даже сам себе. И готов был дуть на воду.
А если они каким-то образом перехватили переговоры? Или просто отметили всплеск радиообмена?
Игал посмотрел на часы – сигнал «два» уже передан, чуть больше часа до удара, и они все еще топчутся перед линией внешних постов. Не говоря уж о том, чтобы продвинуться дальше и занять позиции.
Нет, так нельзя.
– Одиннадцатый, огонь по готовности. Группа «Стрела» – выстрел плюс два. Начали, – приказал Игал.
* * *
Израильский снайпер, вооруженный винтовкой «Барретт М82» с глушителем и ночным прицелом[20] последнего поколения, лежал на земле – он не чувствовал ни холода, ни насекомых, потому что его костюм позволял и в снегу ночевать – и рассматривал лежащего на склоне, примерно в пятистах метрах от него, иранца.Пятьсот метров – довольно далеко для ночной оптики, даже столь совершенной, как у него, но все же он видел наблюдателя. Ожидая приказа, он успел рассмотреть его, наблюдателя, лежащего в ложбинке на голой земле и неотрывно смотрящего в бинокль на основной пост. Прежде всего – это был пацан. Не маленький, наверное, лет четырнадцати – но все равно, по меркам цивилизованного государства и «правильной» войны это пацан. Даже непонятно, было ли у него оружие, может быть, все его оружие – это рация и ракетница, чтобы поднять тревогу. Было видно, что пацан очень легко одет, а ночью в этих местах температура падает по сравнению с дневной очень существенно, самого снайпера защищал комбинезон, а этого пацана ничто не защищало. Он вообще не должен был здесь находиться, этот пацан, потому что это не его дело, это дело взрослых мужчин, которые – и с той и с другой стороны – защищают свою страну. А этот пацан должен ходить в школу, может быть, в военное училище, если он хочет защищать страну, – но вместо этого пацан был здесь и собирался, по-видимому, лежать так всю ночь.
И это беспокоило снайпера.
Юный басидж – в басиджах есть и женские, и подростковые формирования. Снайпер был израильтянином, он хорошо знал, что происходит в Иране, нужно было просто взять и почитать. Жестокое, угрожающее всему миру теократическое государство, где у власти стоят подавляющие свободы религиозные фанатики. Эти фанатики не просто приказывают хватать на улице молодых людей и бить их палками только за то, что они целуют незамужних женщин[21]. Эти фанатики подгребли под себя все земельные угодья, весь бизнес, они не дают людям зарабатывать на жизнь коммерцией, произвольно отбирают собственность, получают из госбюджета огромные деньги просто за то, что произносят проповеди и читают Коран. Можно сказать, что эти фанатики угнетают и обворовывают иранский народ, а всех, кто против этого, они гноят в тюрьмах или убивают. Это не то государство, это не тот строй, который стоит защищать.
Но тогда почему же этот пацан его защищает?
Что заставляет лежать его на голой земле? Снайпер был уверен, что ни за сегодняшнюю ночь, ни за любую другую, проведенную в таком скрытом дозоре, ему не заплатят денег, разве что покормят. Так ради чего же он здесь лежит?
Снайперу внезапно стало неуютно. Он подумал, что там, наверху, в штабе чего-то не рассчитали, и сейчас им лучше не делать того, что они собираются сделать. Потому что если они это сделают – ничего не закончится.
Все только начнется.
– Лев! Лев, ты слышишь меня? Одиннадцатый!
Снайпер вдруг понял, что вызывают именно его.
– На приеме.
– Черт бы тебя побрал! Ты получил приказ, подтверди.
Приказ...
– Так точно. Отработать цель по готовности.
– Ты готов?
– Готов, начинаю работать.
Снайпер чуть подвигался – тело затекло от лежания в напряженной позе, приложился к большой, массивной винтовке, которую он с радостью поменял бы на «М21» с глушителем, не в пример более легкую. Цель было видно плохо – пацан занял позицию в какой-то промоине, была видна только голова, рука и часть бока.
Черт...
Снайпер чуть сдвинул перекрестье прицела – и выстрелил. Винтовка солидно и в то же время растянуто, плавно толкнула в плечо, и он увидел, как пацана отбросило пулей в промоину, а перед этим брызнула осколками голова и в сторону полетела часть руки, держащей что-то вроде бинокля. Снайпер предпочел бы этого не видеть и знал, что на Страшном суде с него спросят и за это.
– Цель поражена, – доложил он.
* * *
– Движение, – резко сказал один из снайперов, назначенных в группу подавления укрепленной позиции противника, – на двенадцать часов! Они что-то увидели!– Цель поражена! – выдал эфир.
Похоже, что ночная, почти безветренная тишина сыграла с ними злую шутку. «Барретт», пусть и с глушителем, стреляет не так уж и бесшумно, слышен и сам приглушенный выстрел, и звук работающего механизма винтовки. Один из караульных что-то услышал, вероятно, какой-то звук, похожий на удар железа об железо. Он резко повернулся – и уставился как раз в ту сторону, где должен был находиться снайпер – Одиннадцатый по имени Лев. Причем в руке у него что-то было, бинокль, и скорее всего не обычный, а ночной. Ситуация выходила из-под контроля.
– Всем – огонь! – приказал снайпер.
Пять снайперских винтовок хлопнули в унисон, и следом за ними, отставанием на долю секунды – еще одна.
На позиции иранцев, которую ради маскировки не прикрыли бетонными плитами, все изменилось в одно мгновение. Того, кто поднес к глазам бинокль, едва не разорвала пуля, ударившая в середину груди, он начал валиться назад с того, на чем он сидел – и в этот же момент вторая пуля оторвала незадачливому наблюдателю голову, случайное попадание, но чертовски эффективное. Откинулся назад стрелок, который сидел за тяжелой снайперской винтовкой на сиденье, предназначенном для пулеметчика, и его отбросило назад, так что он исчез из поля зрения, стрелка на «диско», который похоже что дремал, навалившись на пулемет.
– Минус два.
– Минус три, – доложил один из снайперов, который увидел больше остальных.
Еще трое.
Один из иранцев вскочил – это было видно в ночном прицеле, резкое движение – и сразу был убит как минимум двумя пулями, прилетевшими из темноты.
Пули такого калибра клали раз и навсегда, не стоило даже задаваться вопросом – надежно ли поражена цель.
Еще один иранец вскочил и кинулся к пулемету. Ему надо было просто начать стрелять из пистолета, ночной воздух далеко разносит звуки – и поднялась бы тревога. Но он кинулся к пулемету – и не добежал...
– Минус пять.
– Наблюдаю шестого, – вдруг доложил снайпер, который «пас поляну» слева, – он пытается скрыться.
Последний из оставшихся в живых, видимо, понял, что происходит, и сейчас, каким-то образом выбравшийся из простреливаемого укрепления, быстро улепетывал на четырех костях, полуползком, полубегом на четвереньках.
– Цель уничтожить.
– Цель принял, веду, – доложил один из снайперов, – есть попадание. Он готов.
От удара пули калибра 50 басиджа перевернуло и грохнуло оземь. После такого – не живут.
Все? Или нет?
– Все цели поражены, – принял решение Игал, – мы выдвигаемся. Снайперам держать линию, докладывать по ситуации...
* * *
Дот был необычным, совсем не похожим на классические доты. Классический дот оставляет для стрельбы лишь узкие бойницы, а здесь был открыт весь лоб дота, больше это было похоже не на дот, а на пулеметную позицию афганских моджахедов, которые они делали во время войны с Советской армией. Позиция довольно открытая, можно стрелять во все стороны – но там же есть лаз в глубокую, хорошо укрепленную пещеру, в которой есть припасы и в которой можно отсидеться во время авианалета.Игал и еще трое израильских коммандос, у одного из которых был пулемет «ПКМ», осторожно подобрались по узкому проходу, оставленному для них сапером, к самой позиции иранцев, начали обходить ее, потому что просто так забраться туда было невозможно, иранцы знали что делали, когда строили ее. Там могли оставаться еще боевики, в том числе смертники, они могли выбросить наружу гранату – в общем, следовало соблюдать осторожность. Сапер проверил подход, показал – чисто, после чего спецназовцы осторожно подобрались к самому бункеру. Два мощных фонаря со светофильтрами, отсекающими свет в видимом спектре, шарили по самому бункеру, по выставленному на позиции тяжелому вооружению, по трупам...
Один из спецназовцев показал на пальцах – готовы, чисто...
В бункер они спрыгнули одновременно двое, сверху, держа оружие наготове. Но оружие было не нужно.
На точке не было ничего и никого, кроме трупов.
Один из коммандос достал инфракрасный фонарик, отсигналил в темноту азбукой Морзе – все чисто. Второй сунулся в крысиный лаз, предварительно бросив туда гранату. Крысиный лаз почему-то был открыт, хотя у него был люк, и люк крепкий, задраивающийся изнутри...
Сверху спрыгнул еще один спецназовец:
– Сюда кто-то едет! С севера!
Ракетная база
Объект «Имам Али»
Саргорд Бешехти
Саргорд Бешехти предусмотрительно отпустил моторизованный отряд вперед, и отпустил на расстояние намного большее, чем обычно. Только поэтому он остался жив.
За то время, пока он командовал этим объектом – диверсант, занимающийся противодиверсионной обороной объекта, – он выучил местное плоскогорье, местные холмы и все их тропы так, что мог найти дорогу в любую точку охраняемого комплекса с закрытыми глазами. По его настоянию из системы обороны вывели лишние мины, потому что мины не только прикрывают объект – они сковывают и обороняющихся, лишают их инициативы и возможности маневрировать. Мины были сняты – и теперь можно было выбирать маршруты движения. Так он и сделал – он не просто ехал прямо за вторым патрулем, он следовал параллельной дорогой, не подставляясь под возможный удар.
Да, по сути, он бросил патруль на смерть только для того, чтобы проверить свои подозрения, – но разве мы живем не для того, чтобы в конце концов предстать перед Аллахом? И разве тот, кто погибнет на пути джихада против неверных, не есть шахид? А они здесь ведут именно джихад, вся страна ведет джихад против наступающей со всех сторон заразы, кто бы что ни говорил.
Выключив фару, он катил по холмам, привычно помогая легкому кроссовику ногами там, где удержаться в вертикальном положении было сложно. Он старался не выкручивать мотор до ограничителя оборотов, чтобы его звук не был слишком слышен.
Что-то не так...
Ныло плечо, ныл бок. Почему-то было холодно. Ночью в этих местах даже летом кажется, что холодно, большой перепад температуры, – но раньше он переносил это совершенно спокойно, не раз и не два ему приходилось целыми днями скрываться в иракских пустынях и болотах. Но тогда не было так холодно...
Гора. Даже не гора, а холм, большой и круглый, с него хорошо видно.
Лишь в последний момент, перед тем как взлететь на вершину, саргорд понял – он не слышит больше звука двигателя багги. Не слышит!
Упал на землю вместе с мотоциклом, больно ударился больным боком, чуть не взвыл. Извиваясь как ящерица, выполз, высвободил ногу, пополз вперед. Десять метров до вершины. Пять...
Метр...
Внедорожник стоял в нескольких сотнях метров от него, стоял мертво и безжизненно, без движения, и два человека – он отчетливо видел этих двоих, потому что глаз опытного человека может прекрасно видеть в темноте, – приближались к машине, держа на изготовку странное, но явно не иранское оружие.
Американцы!
Американцы пришли в Иран. Американцы пришли на их землю!
Враги!
Саргорд сдал назад, извиваясь, начал отползать – и тут буквально перед лицом вздыбилась земля, хлестанула по лицу мелкими камешками.
Снайперы! Американские снайперы, как тогда! Американские снайперы, умеющие убивать в тишине!
Саргорд перевернулся, вскочил на четвереньки и бросился назад, к мотоциклу.
Рация! Надо предупредить! Американцы здесь!
Рация была на мотоцикле, довольно большая и мощная, способная добить до казарм, до укреплений, до подземного комплекса, предупредить всех. Саргорд схватил трубку, переключил тангету на передачу.
– Я Зульфикар-один, я Зульфикар-один! «Гнев Аллаха», повторяю – «гнев Аллаха!» «Гнев Аллаха», действовать по первому варианту, действовать по первому варианту!
Ничего. Невидимая буря помех, зародившаяся в нескольких километрах от границы, ложилась на иранскую землю, укутывая ее плотным одеялом безмолвия.
Саргорд подхватил мотоцикл, скорчился от резкой боли – все-таки он уже не так силен, как раньше, не так, американцы что-то навсегда отняли у него. Дернул за стартер. Еще раз. Только бы успеть, только бы мотоцикл донес его до объекта, только бы он успел предупредить всех. Только бы успеть...
Мотоцикл взревел, трескуче, шумно – и саргорд, оседлав его, рванулся вниз по склону, петляя как безумец, как заяц, спасающийся от охотника, и в голове его была только одна мысль, только об одном он молил Аллаха.
Успеть!
Кто-то плюхнулся на колено рядом.
– Доклад, ефрейтор!
– Он ушел. Слишком поздно. Слишком поздно!
За то время, пока он командовал этим объектом – диверсант, занимающийся противодиверсионной обороной объекта, – он выучил местное плоскогорье, местные холмы и все их тропы так, что мог найти дорогу в любую точку охраняемого комплекса с закрытыми глазами. По его настоянию из системы обороны вывели лишние мины, потому что мины не только прикрывают объект – они сковывают и обороняющихся, лишают их инициативы и возможности маневрировать. Мины были сняты – и теперь можно было выбирать маршруты движения. Так он и сделал – он не просто ехал прямо за вторым патрулем, он следовал параллельной дорогой, не подставляясь под возможный удар.
Да, по сути, он бросил патруль на смерть только для того, чтобы проверить свои подозрения, – но разве мы живем не для того, чтобы в конце концов предстать перед Аллахом? И разве тот, кто погибнет на пути джихада против неверных, не есть шахид? А они здесь ведут именно джихад, вся страна ведет джихад против наступающей со всех сторон заразы, кто бы что ни говорил.
Выключив фару, он катил по холмам, привычно помогая легкому кроссовику ногами там, где удержаться в вертикальном положении было сложно. Он старался не выкручивать мотор до ограничителя оборотов, чтобы его звук не был слишком слышен.
Что-то не так...
Ныло плечо, ныл бок. Почему-то было холодно. Ночью в этих местах даже летом кажется, что холодно, большой перепад температуры, – но раньше он переносил это совершенно спокойно, не раз и не два ему приходилось целыми днями скрываться в иракских пустынях и болотах. Но тогда не было так холодно...
Гора. Даже не гора, а холм, большой и круглый, с него хорошо видно.
Лишь в последний момент, перед тем как взлететь на вершину, саргорд понял – он не слышит больше звука двигателя багги. Не слышит!
Упал на землю вместе с мотоциклом, больно ударился больным боком, чуть не взвыл. Извиваясь как ящерица, выполз, высвободил ногу, пополз вперед. Десять метров до вершины. Пять...
Метр...
Внедорожник стоял в нескольких сотнях метров от него, стоял мертво и безжизненно, без движения, и два человека – он отчетливо видел этих двоих, потому что глаз опытного человека может прекрасно видеть в темноте, – приближались к машине, держа на изготовку странное, но явно не иранское оружие.
Американцы!
Американцы пришли в Иран. Американцы пришли на их землю!
Враги!
Саргорд сдал назад, извиваясь, начал отползать – и тут буквально перед лицом вздыбилась земля, хлестанула по лицу мелкими камешками.
Снайперы! Американские снайперы, как тогда! Американские снайперы, умеющие убивать в тишине!
Саргорд перевернулся, вскочил на четвереньки и бросился назад, к мотоциклу.
Рация! Надо предупредить! Американцы здесь!
Рация была на мотоцикле, довольно большая и мощная, способная добить до казарм, до укреплений, до подземного комплекса, предупредить всех. Саргорд схватил трубку, переключил тангету на передачу.
– Я Зульфикар-один, я Зульфикар-один! «Гнев Аллаха», повторяю – «гнев Аллаха!» «Гнев Аллаха», действовать по первому варианту, действовать по первому варианту!
Ничего. Невидимая буря помех, зародившаяся в нескольких километрах от границы, ложилась на иранскую землю, укутывая ее плотным одеялом безмолвия.
Саргорд подхватил мотоцикл, скорчился от резкой боли – все-таки он уже не так силен, как раньше, не так, американцы что-то навсегда отняли у него. Дернул за стартер. Еще раз. Только бы успеть, только бы мотоцикл донес его до объекта, только бы он успел предупредить всех. Только бы успеть...
Мотоцикл взревел, трескуче, шумно – и саргорд, оседлав его, рванулся вниз по склону, петляя как безумец, как заяц, спасающийся от охотника, и в голове его была только одна мысль, только об одном он молил Аллаха.
Успеть!
* * *
Израильский пулеметчик взбежал по склону – он оказался там раньше снайперов. Грохнулся на землю, пытаясь установить пулемет на какую-то твердую поверхность, на сошки. Не получилось. Тогда он встал на колено, перехватил сошки рукой, прижал локтем к боку приклад, дал одну очередь, другую. Но было уже поздно.Кто-то плюхнулся на колено рядом.
– Доклад, ефрейтор!
– Он ушел. Слишком поздно. Слишком поздно!
Аэродром
Остров Харк
Южная группа
Порт и аэродром на острове Харк были одними из ключевых точек в системе обороны, выстроенной иранцами для Персидского залива, здесь были сосредоточены силы, которые прикрывали Бушир с моря. Раньше, во времена шахиншаха, это было довольно процветающее торговое место, сейчас, в связи с санкциями, оно захирело и больше использовалось контрабандистами. И военными. Хотя и порт, и аэродром были построены властью шахиншаха – иранские аятоллы без стеснения заявляли, что только благодаря им Иран сделал громадный шаг вперед, превратившись из страны для избранных в страну для всех. Остров Харк был известен и как отправная точка для танкеров, вывозящих нефть и нефтепродукты из Ирана, там был построен крупный нефтеперегонный завод и нефтепровод, идущий с материка.
Поскольку нормально прикрыть остров от боевых пловцов было невозможно – нужно было оставить проходы для танкеров, тут и так мелководье, – прибрежные воды постоянно патрулировались легкими катерами, с них иногда сбрасывали в воду гранаты. Приходилось идти на риск...
Поскольку нормально прикрыть остров от боевых пловцов было невозможно – нужно было оставить проходы для танкеров, тут и так мелководье, – прибрежные воды постоянно патрулировались легкими катерами, с них иногда сбрасывали в воду гранаты. Приходилось идти на риск...