— Да, ты большой мастер портрета, Толя. Но всё равно я, кажется, знаю, о ком ты говоришь, и, вероятно, нам ещё придётся иметь дело с этим старикашкой.
   — Ему не поздоровится.
   — Только он вовсе не старикашка.
   — Будь он хоть конь о двух головах… — многозначительно намекнул Толя.
   Софе понравилась его отчаянность:
   — Ты, Толя, очень грозный юноша. Твоим врагам не позавидуешь… Что ж, пора в путь?
   Они шагали бок о бок по пыльной тропе, и Толя раздумывал: насмехается над ним Софа или искренне считает его грозным и опасным человеком? Не успел он прийти к какому-нибудь выводу, как страшная усталость на него навалилась. У него начали заплетаться ноги, и он тряс головой, точно отгонял мух. Софа оглядывалась с гримасой нетерпения.
   — Чего ты спотыкаешься? — упрекнула она. — Нам ведь надо спешить. В город не пускают после захода солнца.
   — У меня такая спортивная походка, — гордо отозвался Толя.
   — Ладно уж тебе, — усмехнулась девочка. — Дай мне руку, скороход.
   — Опять будешь силой хвалиться?
   — Дай руку, тебе говорят!
   На сей раз рука её была горячей как огонь; лишь Толя к ней прикоснулся, как земля перед ними встала на дыбы, горстью сыпанули по светлому небу ночные звёзды — было впечатление короткого замыкания. И тут же они очутились возле высоких металлических ворот, украшенных затейливой чеканкой. На воротах ни замка, ни ручки, и никто их не стережёт.
   — Если ты владеешь нуль-транспортировкой, переправила бы нас прямо в город, — сказал Толя с укоризной.
   Девочка загадочно улыбнулась.
   — Куда смогла, туда и переправила. Скажи спасибо. Ты бы один два дня спотыкался.
   Толя не стал препираться. Он приблизился к воротам и изо всех сил бухнул в них кулаком. Руку отшиб, но звука не было. Пару раз постучал ногой — с тем же результатом.
   — Любопытно! — сказал он.
   Тут беззвучные ворота приоткрылись, и из щели высунулась трёхпалая ладонь. Толя не придумал ничего лучше как её пожать. Ответное пожатие было вялым и щекочущим. Вслед за тем в щель протиснулось существо, которому принадлежала ладонь. Толя отшатнулся. Существо было трёхногое, мохнатое и с головой, похожей на тыкву. Ничего себе страж города…
   — Чего пришли-то? — спросило существо недовольным басом, выставив тонкую волосатую ногу на уровень Толиной груди, словно копьё.
   «Если бы знать!» — подумал Толя, но вслух сказал:
   — В город нам надо. Пропусти, любезный!
   Страж убрался обратно в щель, а из трёх пальцев на прощание сложил им фигу.
   Фига получилась какая-то особенно оскорбительная.
   — Ну вот, — сказал Толя обиженно, — попробуй, поговори с этим народом. Что будем делать?
   Неожиданно ворота широко распахнулись. Страж успел нацепить на голову некое подобие чалмы, а в руке держал короткую дубинку, утыканную гвоздями.
   — Проходи, чего толчёшься. Не чуешь — сквозняк, — буркнула эта малопривлекательная личность и, впустив, полюбопытствовала: — Оброк сразу будете платить или по пришествии?
   — По пришествии, — ответил Толя, даже не вдумываясь в вопрос. Но Софа оказалась дотошней.
   — А какой оброк?
   — Обыкновенный. Три шкуры с одного либо одну с трёх. Как на выбор. У нас это мигом.
   — Пойдём, — потянул Толя, — у них всё равно ничего не разберёшь толком.
   Они пошли в город. Узенькие, совершенно пустынные улочки разбегались от ворот в разные стороны. Дома, сложенные из бурого камня, были разной высоты и наваливались друг на друга. Дверей в домах не было, зато мерцали багровым светом узенькие глазницы окон. Это был не город, а мираж.
   — Грустная картина, — сказал Толя. — Ты не находишь?
   — Не нахожу. — Софа оглядывалась с любопытством. — Архитектура прима-бис. Предполагает примитивный уровень общественных отношений и централизованность власти. Нечто подобное есть на планетах третьей галактики. Там, правда, отсутствует жизнь.
   — Здесь она тоже не очень присутствует. Похоже, жители покинули город.
   Словно в опровержение его слов из переулка вылетел маленький голый человечек и с визгом кинулся им в ноги.
   — Спасите! — завопил он. — Помогите злодею! Они хотят меня укомплектовать!
   Толя не успел как следует разглядеть человечка, как из-за домов с гоготом и улюлюканьем вывалилась компания космачей. Они были как две капли воды похожи на бандитов, похитивших Варвару Петровну. Но они ли это? Наткнувшись на Толю и Софу, волосатики тормознули и перестали улюлюкать. Человечек спрятался за Софу, ухватил её за куртку и что-то жалобное попискивал.
   — Это чего такое? — удивился один волосатик. — Это какие-то не такие.
   Преследователи сделали попытку рассредоточиться и обойти Толю с тыла, но улочка была слишком узка.
   — Вы чего стоите? — спросил второй волосатик. — Вы не стойте, а идите. Стоять-то нельзя.
   — Какие все смешные! — Софа успокаивающе погладила человечка по голове. — Не бойся, малыш. Они тебя не тронут.
   Толя не был уверен в этом. Все трое вооружены палками с заострёнными концами.
   — Где Варвара Петровна? — спросил он, стараясь придать голосу непреклонность.
   Волосатые переглянулись и начали совещаться.
   — Надо шмякнуть этого, который… — предложил один.
   — Лучше проводить на пункт, — возразил второй.
   Третий заметил в раздумье:
   — Может, они с катапультами… Их не тронь.
   Толя обернулся к девочке.
   — У них только и на уме, что шмякнуть кого-нибудь. Такие точно похитили учительницу… Эй, ребята, объясните по-человечески, вы кто? Где ваш командир?
   Волосатиков его слова разозлили, и они начали подталкивать друг друга вперёд. У самого бойкого Толя резким движением вырвал палку с гвоздями.
   — Ой! — сказал волосатик. — Он психованный. Бежим, мужики. На пункте награду дадут.
   — Побежали! — согласились остальные.
   После этого, как Толя и предполагал, они уселись в кружок на землю.
   — Сейчас посидят и уйдут, — объяснил Толя подруге. — Я уж их повадки немного изучил. Гнусный народец. Какая-то местная шпана, что ли. А вы нам не можете что-нибудь разъяснить? Вас как зовут, товарищ?
   — Герин! — пискнул человечек. От ужаса он из бледно-серого стал светло-зелёным.
   — Ты бы, Гена, объяснил нам, что происходит. Чего от тебя хотят эти мордастые? Они кто?
   Человечек прижался к Софе. Та ласково гладила его по волосам.
   — Они из пункта. Я — злодей. Они меня укомплектуют. Спасите!
   — Спасём, спасём, только не впадай в тарабарщину. Какой пункт? В чём твоё злодейство? Что значит — укомплектовать? Говори по порядку.
   — Да перестань ты так дрожать, малыш! — попросила Софа.
   — Я большой злодей. Я прятал Рюмов. Они меня укомплектуют, и я буду немой и босый.
   — Господи! — не выдержал Толя. — Ты и так босый. Куда уж босее.
   Волосатые налётчики, отсидев на земле положенное время, вскочили и, подвывая, умчались в переулок. «Не иначе за подмогой!» — решил Толя. Человечек вдруг весело, с облегчением закудахтал, по-прежнему не выпуская из рук край Софиной куртки.
   — Ты чего смеёшься, Гена? — поинтересовался Толя.
   — Они меня всё равно укомплектуют, — продолжал веселиться человечек. — И всех Рюмов укомплектуют. Ха-ха-ха! Больше не увижу я родных негодяйчиков и скупердяйчиков. Ха-ха!
   Толя затосковал.
   — Главное, ничего нельзя понять. Ты сама понимаешь что-нибудь?
   — Понимаю, — твёрдо сказала Софа. — Я понимаю, что этот малыш ни в чём не виноват, а его преследуют. И мы должны его спасти… Ты где живёшь, Герин? Давай мы тебя проводим.
   — Давай, — согласился Герин.
   Он взял Софу за палец и повёл за собой. Толя плёлся сзади, размышляя о печальной участи Варвары Петровны. Он вспомнил и о своих родителях. Всё же нечестно было со стороны Глена посылать его сюда, ничего предварительно не объяснив. В воздухе пахло опасностью и бедой, а он и представления не имел, как избежать погибели. Вдобавок он зверски устал, его мучил голод. Ещё немного, и он, пожалуй, ляжет поперёк улицы и уснёт.
   Герин сворачивал в один переулок за другим, они углубились в такое хитросплетение невзрачных хибар, где сам чёрт мог заблудиться.
   — Почему на улицах никого нет? — спросил Толя, впрочем не надеясь на вразумительный ответ.
   Человечек, ставший опять бледно-серым, охотно заверещал:
   — Когда Тот разрешит, никто не прячется. Особенно когда сыпятся витамины. Набьёшь пузо и лежишь наповал. Рюмы скачут и пляшут. Им можно, они всё равно погибли. Обычно на улицах звонко. Даже не знаешь, куда деться. Много радости бывает. Один ногу сломал, другой руку. Досмеёшься до колик. Но долго смеяться вредно. Надо ухо держать востро. Того гляди, укомплектуют…
   — Хватит! — взмолился Толя. — Слышь, Софа! У них наверняка есть какой-нибудь административный центр. Нам бы туда попасть поскорее. Навести справки. Иначе я скоро рехнусь от всех этих Рюмов и комплектаций. У меня уже шарики за ролики заходят.
   — Что значит — шарики за ролики, Анатолий?
   — Ну, значит — извилины не шурупят.
   — Толя, я же просила тебя не пользоваться жаргоном.
   — Ой, Софа, гляди!
   Из-за домов выскользнул светящийся розовым огромный шар и плавно проплыл над ними. Человечек, увидя шар, завопил благим матом что-то нечленораздельное. От шара шло тепло, как от маленького солнца. Толя ощутил прилив необъяснимого восторга, ему тоже захотелось кричать и прыгать. «Витамины! Ою-юй!» — визжал Герин. Толя обратил взгляд на девочку и увидел, как лицо её внезапно помертвело. Она упала на колени, с непонятной мольбой протягивая к нему руки.
   — Что с тобой, Софа?! — крикнул он в ужасе, подхватывая её за плечи…
   — Ухожу… мальчик, прости… больше не могу!..
   — Постой, Софа. Да как же так?!
   Она обмякла у него в руках, и он бережно опустил её на булыжную мостовую. Смертоносный шар скрылся за домами. Софа лежала на спине, вытянув вдоль тела белые руки. Она не дышала. Человечек Герин, лепеча невнятное, попытался потрясти её, но Толя грубо его оттолкнул. Герин исчез.
   Толя опустился рядом с девочкой и молча смотрел в её прелестное, уснувшее навеки лицо. Горло свела судорога. Стесняться было некого, и он разрыдался. Он плакал безнадёжно.

7. В городе с багровыми окнами

   В центре города, в одном из роскошных покоев кирпичного десятиэтажного дворца, возлежал на кушетке глава государства, предводитель гвардии и кумир кумиров Бен Аморали. Приглядевшись внимательно, мы с трудом, но смогли бы узнать в этом человеке старика, который заманил в пропасть Толю и Варвару Петровну. Теперь на нём был шёлковый халат с кистями изумрудного цвета, а на голове алый тюрбан наподобие турецкого. Бен Аморали курил длинную трубку и выпускал дым из ушей. Покои были просторные, с высокими потолками, в каждом углу застыл с дубиной наготове мохнатый воин — телохранитель из роты усмирения. Бен Аморали беседовал с первым министром и главным советником Балдоусом. Они оба были раздражены, потому что разговор шёл о важных и трудных государственных делах.
   — Послушайте меня, Бен, — говорил Балдоус, сухонький, костлявый человек, похожий на ящерицу. — Ваши доморощенные эксперименты не раз приводили государство на край гибели. Разве не так?.. Согласен, этот мальчишка с Земли появился в неудачное время. Рюмы поднимают голову, и в пустыне опять неспокойно. Тем более следует принять самые решительные меры. Чем вы объясните, что ему удалось ускользнуть от ваших костоломов? Случайностью? Роковым стечением обстоятельств?
   Бен Аморали от злости захлебнулся дымом и закашлялся. Кашлял он до тех пор, пока из-за занавески не выбежал крохотный шоколадный негритёнок и не постучал его кулачком по спине. Аморали ущипнул негритёнка за бок, и тот, взвизгнув, скрылся за занавеской.
   — Хоть ты и Балдоус, а ума у тебя нет, — высокомерно объявил Бен Аморали. — Я битый час объясняю, что мальчишка попал к нам не сам по себе. У него что-то на уме, и мы обязаны выяснить — что. От гвардейцев он ускользнул, потому что они все раззявы. Ты это знаешь не хуже меня. Но ведь он явился в город и теперь в наших руках. Он в ловушке. Поначалу я опасался влияния этой сопливой инопланетянки, но её удалось отключить с помощью Того. Мальчишка в панике. Зачем теперь торопиться? Пусть созреет. Нам нужны его сведения, а не его голова.
   — В подземелье и так всё расскажет как миленький.
   — Много тебе рассказала учителка? — насмешливо спросил Аморали.
   Советник Балдоус зафыркал, вскочил на ноги и побежал вдоль стен. Сделав три круга, он успокоился.
   — Кто её допрашивал, Бен? Ваши идолопоклонники? Они заслуживают того, чтобы их укомплектовать всем гуртом. Вы не доверяете мне, Бен? Вы не дали мне даже взглянуть на неё, тогда как я уверен, мне не потребовалось бы и часа на дознание. Уж в опыте допросов вы не посмеете мне отказать. Зелёный змей заговорил через три минуты, а ведь всю жизнь считался немым. Никто не способен устоять перед натиском моей железной логики. Разве не так? Почему вы не доверяете мне, Бен? Вы отлично знаете, что я не могу занять ваше место.
   — Почему?
   — Ах, вам угодно иронизировать! Да, мой бедный родитель жил в пустыне. Там вы подобрали меня, когда я подыхал от укуса ледяного жука. Об этом помнит каждый негодяй в трущобах. Мне нет хода наверх. Наше государство — клубок предрассудков. И пока оно такое, а оно будет таким всегда, ибо только на предрассудках держится власть, — мне нет ходу наверх. Так почему вы меня опасаетесь, Бен?
   — Я не тебя опасаюсь, брат! — примирительно заметил Аморали. — Я опасаюсь, что встреча с тобой будет для учителки последней. Уж очень ты не сдержан в справедливом гневе, Балдоус. Что мне в тебе и нравится, если уж быть откровенным.
   — Вы, конечно, большой добряк по сравнению со мной, Бен, — ядовито возразил Балдоус.
   — Я не добряк, но умею сдерживать себя для пользы дела. Кстати, ты уже дважды позволил себе непочтительный тон…
   Бен хлопнул в ладоши. От стены отделился один из телохранителей, приблизился к Балдоусу и огрел его дубинкой по темени. Балдоус ткнулся носом в ковёр и потерял сознание. Но ненадолго. Когда он пришёл в себя, Бен Аморали ласково ему сказал:
   — Извини, брат, это была вынужденная мера.
   — Я понимаю, — согласился Балдоус. — Но пятый раз подряд, не чересчур ли?
   — В самый раз, — заверил его кумир кумиров. — Так на чём мы остановились?
   — Мы говорили об этой учителке, которая явилась вместе с мальчишкой. Дайте мне разок допросить её, Бен, и вы не пожалеете.
   — Хорошо. Но только в моём присутствии. Если с ней что-нибудь случится, ты немедленно будешь укомплектован.
   Балдоус, видимо привыкший к угрозам, не смутился и лишь пожал плечами. В глазах его появился жёлтый блеск. Вскоре двое стражников привели Варвару Петровну. Несмотря на порванное платье и кровоподтёки на лице и шее, выглядела она непреклонно. Она сразу сделала заявление.
   — Всё это беззаконие! — сказала она, твёрдо глядя в глаза Бена Аморали и совершенно не обращая внимания на Балдоуса. — Вам придётся за него ответить.
   — Хорошо, хорошо, — кивнул Аморали. — Мы обязательно ответим… Вот, познакомьтесь, мой советник Балдоус. Он хороший человек, но у него трудный характер. Скажу вам по секрету, я сам его иногда побаиваюсь. Советую вам не раздражать его понапрасну. Он хочет задать вам несколько вопросов — только и всего.
   Варвара Петровна взглянула на Балдоуса и ничего хорошего не увидела. Не человек, а зловещая, оскаленная маска. Он так на неё уставился, словно готовился укусить. Варвара Петровна была обыкновенной женщиной, и сердечко её сжалось.
   — Почему я должна ему отвечать?
   — Хотя бы из вежливости. Ведь мы оказали вам гостеприимство. Накормили, предоставили отдельную комнату.
   — Тюремную камеру!
   Аморали притворно вздохнул.
   — Дорогая Кузьмищева, вы не представляете, в какой страшный мир вы попали. Здесь тюремная камера, возможно, самое безопасное место.
   Балдоусу надоело слушать их пустую светскую болтовню.
   — Говори, зачем ты к нам проникла?! — заорал он неожиданно сиплым голосом. — Какое у тебя задание? Отвечай немедленно! Или пожалеешь, что на свет родилась!
   — Я не буду разговаривать в таком тоне! — отрезала Варвара Петровна.
   Балдоус в ярости закружил по комнате, задержался возле одного из телохранителей и пнул его ногой. Косматый великан захихикал, будто его пощекотали.
   — Видите! — с деланным испугом сказал Аморали. — Я же говорил, что у него трудный характер. Ужас! Нет уж, милейшая, прошу вас, вы больше его не злите, а то нам всем не поздоровится.
   Варвара Петровна прожила на свете немало лет и, конечно, встречалась не только с ангелами. Но то было на Земле, где она всегда знала, как себя вести. Она не давала спуску ни хулиганам, ни лжецам, ни прочим мелким людишкам. Но в этом неведомом мире, одинокая и растерянная, что она могла противопоставить чудовищным созданиям в человеческом обличье? И она решила, что на все их козни и происки ответит презрением. Пусть убедятся: человек, обладающий чувством собственного достоинства, не страшится угроз и пыток и остаётся самим собой у рокового предела.
   — Ты! — гаркнул Балдоус. — Ты знаешь, что я могу с тобой сделать? Я могу тебя всю перековеркать. Никто тебе не поможет. Ты поняла или нет?
   Варвара Петровна отвернулась со скучающим видом.
   Аморали лукаво подмигнул Балдоусу, и тот попробовал переменить тактику:
   — Чего ты упираешься, глупая женщина? Я же не требую от тебя каких-то государственных тайн. Тем более мне всё известно. Мальчишка, который был с тобой, оказался чересчур разговорчивым.
   — Толя?! — насторожилась учительница.
   — Толя или Витя — какая разница. Он у нас в руках и всё рассказал. Вы явились, чтобы подорвать наши внутренние устои. Вы хотели снюхаться с Рюмами и натравить их на законное правительство. Разве не так?
   — Какая чушь!
   — Мальчишка во всём признался. В отличие от тебя, он не хочет умирать.
   — Я не верю, что Толя у вас.
   — Ах, ты не веришь? Ты не веришь советнику Балдоусу? Ну подожди. Скоро ты будешь целовать Балдоусу руки, умоляя о пощаде! Я тебе…
   Бен Аморали повелительно протянул руку, и Балдоус послушно умолк. Он теперь был похож на разъярённую змею.
   — Дорогая гостья, — мягко сказал Аморали. — Разумеется, друг Балдоус порядочный враль, вряд ли за всю свою жизнь он сказал хоть словечко правды. Но сегодня особый случай. Ваш ученик Анатолий действительно у нас в руках, и я скоро представлю вам доказательства. Хочу ещё предупредить: судьба мальчика во многом зависит от вашего благоразумия. Мне не хочется применять к вам обоим крайние меры, но когда Балдоус разойдётся, то даже я не всегда могу его урезонить. Уж очень он кровожаден. К тому же пользуется огромной популярностью у населения. Здешний народец, знаете ли, привык уважать силу и любит зрелища, невыносимые для впечатлительных людей.
   — Не верю, что Толя у вас! — теряя терпение, выкрикнула Варвара Петровна.
   Бен Аморали укоризненно покачал головой, слез с кушетки и заковылял к стене. На нём были разноцветные шерстяные носки: один зелёный, другой красный. Подойдя к стене, он пошарил пальцами и нажал какую-то кнопку. Стена раздвинулась, и открылась ниша, в которой голубовато поблёскивал телевизионный экран. Аморали повертел ручки настройки, по экрану поползли узенькие улочки, крыши домов. Изображение было отчётливое, крупное. Аморали остановил плывущую панораму, и учительница с трудом подавила возглас ужаса. На экране появился Толя Горюхин. Он сидел на мостовой подле лежащей девочки, то ли спящей, то ли убитой, и вся его поза выражала отчаяние и отрешённость. Варваре Петровне показалось, стоит ему поднять голову, и он увидит её. Но он ни разу не пошевелился, пока они его разглядывали. Он плакал и не вытирал слёз. Аморали щёлкнул переключателем — изображение погасло. Нажал кнопку — ниша задвинулась. Довольный произведённым впечатлением, кумир кумиров с кряхтением забрался обратно на кушетку.
   — А вы, уважаемая Варвара Петровна, вероятно, почитали нас дикарями? Отнюдь. Дубинки и прочее — это всё антураж, так сказать, декорация, созданная на потребу обывателю. Мы внимательно следим за движением научной мысли и способны кое в чём дать фору и вам, землянам. Наши учёные работают в великолепных условиях, в ближайшее время мы ожидаем результатов, которые позволят нам вступить в контакт с инопланетными цивилизациями… Но до этого хотелось бы уладить внутренние разногласия, некоторые семейные пустячки. Хе-хе-хе!
   — Вы не посмеете сделать Толе ничего дурного. Он ещё ребёнок!
   — Я-то, положим, не посмею, но вот Балдоус!.. Разве его образумишь? Скажу по секрету, это существо без всяких моральных устоев. Его действиями руководят исключительно первобытные инстинкты. Зная его близко, я не дам за Толину жизнь ломаного гроша. Говорю это с прискорбием, ибо бессилен что-либо изменить.
   — Вы юродствуете, зачем? — устало спросила учительница. — Кому нужна эта глупая, жестокая комедия? Если я могу спасти Толю, я его спасу. Спрашивайте! Вы или ваш раб Балдоус — мне безразлично.
   Балдоус потёр восковые свои ручки, гадко усмехнулся:
   — За «раба» рассчитаемся позже. Гордое сердце Балдоуса не прощает обид… А пока ответьте на прежний вопрос. За каким дьяволом вы просочились в нашу мирную страну? Чего вы тут потеряли?
   — Я никуда не просачивалась и попала к вам случайно.
   — Наглая ложь! — взвизгнул Балдоус.
   — Не судите о людях по себе… Я спешила за Толей, моим учеником. Потом какой-то старик, — она взглянула на Бена, — очень похожий на вас, заманил нас в дом, где не было пола, и я провалилась. Потом меня связали и привели сюда. Вот и всё.
   — Бедный Анатолий! — вздохнул Аморали. — Туго ему придётся в лапах зверюги Балдоуса.
   — Но я и правда больше ничего не знаю! — в отчаянии воскликнула учительница.
   Балдоус дотянулся всё же до неё и пребольно ущипнул. Учительница не издала ни звука. Ошалело поморгав и высморкавшись в полу плаща, Балдоус сказал:
   — О, великий повелитель, рекомендую применить к этой женщине испытание номер один.
   — Согласен. Эй, долгопятые!
   Трое человекообразных существ с непомерно длинными, как ходули, ногами вкатили в комнату деревянную бочку. Из бочки шёл пар. Гримасничая и насвистывая, существа сноровисто установили бочку в наклонном положении. Потом склонились перед Беном Аморали в раболепном поклоне.
   — Мы готовы, о великий!
   Варвара Петровна с опаской следила за этими приготовлениями.
   — В бочке кипяток, — злорадно объяснил ей Балдоус. — Это наш знаменитый детектор лжи. Его никому не удалось обмануть. Сейчас залезешь в бочку. Если ответишь на мой вопрос правдиво, кипяток тебе не повредит. Испытание надёжное.
   — Да, да, — подтвердил Аморали. — Учёный, который изобрёл этот непогрешимый детектор, стал лауреатом премии двуногого осла.
   — А был хоть кто-то, кому кипяток не повредил? — осведомилась учительница.
   — Таких не нашлось! — радостно ответил Балдоус. — Все врали, как и ты.
   По его знаку длинноногие слуги подступили к ней, готовясь запихнуть в бочку.
   — Изверги! Вы ещё ответите за своё хулиганство!
   С этими словами Варвара Петровна храбро шагнула к бочке, опёрлась руками о края и, зажмурив глаза, прыгнула. Тысячи игл пронзили кожу, но спустя мгновение она с изумлением обнаружила, что стоит не в кипятке, а, наоборот, в прохладной воде. Она не успела обрадоваться, потому что сразу сильно замёрзла.
   — Ты почему не корчишься? — удивился Балдоус. — Давай корчись. Все корчились и вопили, а ты что — лучше других? Бен, взгляните на неё, она молчит!
   Лицо Бена выражало крайнюю степень задумчивости.
   — Тебе не печёт? — спросил он заботливо. — Может, добавить кипяточка?
   — Хорошо бы! — ответила Варвара Петровна, у неё уже от холода зуб на зуб не попадал.
   — Отвечать будешь?
   — Конечно.
   — Спрашиваю в последний раз! — зловеще процедил Балдоус. — С какой целью ты и подлый мальчишка проникли в наш мир?
   — С целью искупаться в бочке! — Варвару Петровну часто упрекали за отсутствие юмора, но эта шутка, она считала, ей удалась, и пожалела, что никто из знакомых её не слышит.
   «Слышат!» — донёсся до её слуха шёпот. Она подняла взгляд и заметила свесившуюся из-под стропил забавную пушистую мордочку. Она сразу узнала зверька, за которым гонялась вчера по лесу и из-за которого провалилась в яму. Это был Кудрявый Лист собственной персоной…
 
   Толя полез в карман за платком и наткнулся на металлическую пластинку — прощальный подарок старика в пещере. В сердцах чуть было не отшвырнув ненужную железку, он вдруг заметил, что по вогнутой, матовой поверхности плавают какие-то вибрирующие буквы. «Я здесь! Я Софа! Я здесь!..» — прочитал с изумлением Толя. Буквы то возникали, то таяли, как на вечерней рекламе в Москве. Он взглянул на девочку. Она была неподвижна, но под ниточками сомкнутых ресниц почудилось ему трепетание.
   — Софа, ты живая?! — спросил он осевшим голосом.
   И пластинка тут же засветилась новой надписью: «Я живая, но не могу проснуться».
   — Я разбужу тебя, Софа, дорогая! Я вот только соображу!.. — Он почувствовал необычайный прилив сил.
   Пластинка ответила: «Мне тяжко, Толя! Мне так тяжко! Помоги мне!»