Афанасьев Роман
Чувства на продажу

   Роман Афанасьев
   ЧУВСТВА НА ПРОДАЖУ
   Откуда-то изнутри рвались слова. Выдирались с мясом из сердца, выплескивались наружу и, словно мертвые птицы, падали к ногам. Мои чувства превратились в пламя слов и жгли меня, жгли. Я не помнил слов. Я не слышал слов. Я видел только ее глаза, ее печальные глаза. И я не видел отклика в них. Ни огонька. Только печаль. Я говорил что-то важное, что-то ласковое. Но я видел ее таза, в которых затаилась жалость. Я не мог остановиться. Так бывает: ты видишь, что идешь к пропасти, но не можешь остановиться. Ты видишь край и пустоту за ним, но не можешь остановиться, продолжаешь идти вперед, понимая, что через секунду шагнешь в пустоту и будешь долго падать... Но я говорил, - я шагал вперед, холодея от ужаса, и видел, что она тоже не слышит этих слов, а видит только мои таза. И она тоже шагала к краю, тоже понимая, что иначе нельзя.
   Слова кончились. Я разом выдохнул последнюю фразу и застыл, балансируя на краю пропасти, ожидая приговора. Ее таза... Я увидел боль в ее глазах отражение своей боли. Ей было жаль, очень жаль. Ее губы дрогнули, собираясь сказать мне об этом. И ветер засвистел в моих ушах, обрыв остался ще-то высоко, а черная бездна распахнула свою пасть...
   - Стоп! Запись!
   Голос прозвучал в моих ушах, как трубы Апокалипсиса, рванув нервы ржавой пилой.
   - Запись, стоп! Все в порядке! Снимите с него шлем! Жадно глотая сухой воздух, я осознал, что сижу в кресле и ничего не вижу.
   "Неужели ослеп?" - мелькнула молнией мысль, но тут же память вернулась ко мне. Я позволил стащить с себя тяжелый шлем и неохотно разлепил таза.
   - Эй, Генрих, с тобой все в порядке?
   Я вяло шевельнул рукой в ответ и перевел взгляд на спрашивающего. Высокий, тощий, белобрысый парень в цветастом пиджаке. Лет двадцать на вид, улыбающиеся голубые таза. Мой агент. Агент по продаже чувств, как он называл себя. Ричард Клео. Ричи.
   - О, старик, вижу, что порядок! - Ричи потрепал меня по плечу Недовольно хмыкнув, я заворочался в кресле, пытаясь встать. Тут же на меня навалились привычные звуки студии записи. Я услышал, как переругиваются звукооператор и режиссер, как нервно кашляет техник. Вставая, я неловко повернулся, и кресло, похожее больше на зубоврачебное ложе, противно скрипнуло.
   Маленькая подвальная комната, опутанная проводами вдоль и поперек. Стены и потолок выкрашены в белый цвет, чтобы казалось, что здесь всегда светло. Провода от кресла тянутся к стеклянной стене. За ней режиссерский пульт и записывающая аппаратура. Запись.
   Ричи подхватил меня под локоть и помог дотащиться до стеклянной стены. Я прислонился к ней спиной, игнорируя возмущенный крик режиссера, и помотал головой.
   - Порядок, - хрипло сказал я. - Ричи, как там?
   - Старик, десять единиц по шкале Рейнолдса.
   Десять из десяти! Это купят! Более того, я знаю, куда это пойдет! В парижском отделении Голливуда сейчас снимают мелодраму. Я уже договорился о твоих пробах!
   Я с сомнением покачал головой и, отлепившись от стены, двинулся в направлении выхода. Очень хотелось курить.
   - Да что я говорю, - продолжал Ричи, - никаких проб! Старик, они оторвут эту пленку вместе с моими руками! О, как мне жалко мои руки!
   Ричи зашелся мелким смешком и хлопнул меня по плечу - Я вспоминаю великого Лоуренса! Твои сцены ничуть не хуже. Ты записывал эту сцену уже десять раз и постоянно привносил что-то новое!
   Какой надрыв! Попробуй еще раз, обязательно.
   Я резко развернулся и надвинулся на Ричарда, нос к носу - Заткнись, тихо сказал я, четко выговаривая каждую букву, - сегодня я потерял себя в одиннадцатый раз. Остался там. АЛоуренс, между прочим, сдох в двадцать восемь, в клинике для душевнобольных.
   Улыбка сползла с узких губ Ричарда. Но он не обиделся. Он знал, как мне тяжело после каждого сеанса.
   - Ну что ты, старик, - тихо сказал он, - давай домой, отдохни. У нас все еще впереди!
   Я отвернулся и зашагал по длинному коридору без дверей. Половина ламп в нем не горела, и я переходил из белой полосы в черную. Генрих! - донеслось мне вслед, - я уже договорился об одном хэппи-энде в студии "Орион"! Послезавтра съемки последней серии мыльной оперы "Любовь на побережье". Завтра тебя будет записывать в студии сам Дирт! Вот и расслабишься! Прогонишь свое самое лучшее воспоминание.
   - Извини, .Ричи, - бросил я через плечо, - я не хотел тебя обидеть.
   - Все в порядке, старик! Я знаю, как тебе тяжело после сеанса! Я даже спиной почувствовал, как мой агент по продажам расплылся в улыбке.
   - Что сегодня с качеством? - спросил я, нащупывая в кармане пачку сигарет.
   - Полный порядок, - заверил меня Ричард, - сегодня Ламберт был на высоте! И аппаратура не подвела!
   Я резко моргнул и замедлил шаг - передо мной еще стоял черный провал пропасти. Ах, нет. Это дверь. Где-то за спиной Ричард нудил о каких-то гигагерцах и шкале Фройда. Но мне было все равно. Сейчас я хотел как можно скорее попасть домой. И я шагнул в черный провал, который на самом деле был дверью.
   * * *
   Взяв ключ у консьержа, я поднялся по лестнице на третий этаж. Старый дом в старом квартале Парижа. Здесь все осталось таким же, как и полвека назад. Дом в хорошем состоянии, и квартиры в нем стоят довольно дорого. Но я мог себе это позволить. Теперь.
   Вставив брусочек ключа в прорезь, я набрал код.
   Дверь послушно распахнулась, пропуская хозяина внутрь. Вот я и дома. После каждого сеанса у меня паршивое настроение. Ричи подбросил меня на своем электрокаре прямо к подъезду. На прощанье он крикнул, чтобы я был готов записать завтра с утра эпизод для детского фильма. Эпизод, черт побери!
   Я бросил ключи на столик в прихожей и направился в гостиную. Распахнул дверцу старого деревянного бюро у окна. Здесь располагался бар. Обозрев баррикаду из пустых и полупустых бутылок, я захлопнул дверцу и направился на кухню. К холодильнику. На улице стояла жара, и мне хотелось пить. Ледяное пиво - вот что мне нужно.
   Достав несколько бутылок "Гиннеса", я вернулся в гостиную и завалился на диван, закинув ноги на журнальный столик. Закурил, открыл первую бутылку. Все в порядке.
   Пиво холодным ручейком скользнуло к желудку, приятно охладило надсаженное горло - по дороге я наорал на Ричи. Но он, как всегда, не обиделся.
   Ведь я сенсетив. Сен-се-тив. Моя профессия в том, чтобы выворачивать наизнанку душу перед зрителями, обнажать свои чувства и записывать их на пленку. Делать мнемозапись. А работа Ричи - продавать все это. После появления объемного телевидения с запахом и иллюзией присутствия появился еще один эффект - сопереживания.
   Волновая техника передавала прямо в мозг зрителя эмоции актера-сенсетива с помощью усовершенствованного шлема для устройств виртуальной реальности. И зритель мог почувствовать, что происходит в душе главного героя фильма. Или второстепенного. Для этого существовали специальные режиссеры. Режиссеры чувств. Они были одновременно и операторами, и звукорежиссерами, и еще Бог знает кем. Появились и актеры, которые продавали свои чувства, потому что они более ярко переживали, чем те, чьи тела мелькают на экране. Их и стали называть сенсетивами. Вскоре среди них "зажглись" звезды.
   Их не узнавали в лицо на улицах. Просто покупали оцифрованные чувства отдельно от видео. Взять того же Лоуренса. Пять лет назад его эпизод из фильма "Серенада" потряс мир. В этой сцене главный герой просит руки своей возлюбленной в летнем лесу. Сразу после грозы. Непередаваемые ощущения. Разумеется, это было одно из реальных воспоминаний Лоуренса, а не его фантазия. Все так изящно, тонко... Стоит вспомнить и другой фильм, с Рикардо, где смертельно раненый солдат водружает флаг на башне захваченной крепости.
   Это, конечно, вымысел, Рикардо никогда не служил в армии, не воевал. И уж тем более не был смертельно ранен. Но как все сделано! Мастерство высшей пробы.
   Я глотнул пива и заерзал на диване, устраиваясь поудобней. В бок впился "вампир" - прибор для записи эмоций. Небольшая такая коробочка висит на поясе, пара поводков крепится к коже. Это хитрое устройство записывает все мои чувства, превращая их в электронный код. Таково одно из главных условий контракта - включенный "вампир"
   всегда должен быть с тобой. Я настолько к нему привык, что уже забываю про этот аппарат. Запись с "вампира", конечно, не используют в фильме - не тот уровень качества. Эту запись, если получится хорошее воспоминание, "прослушивают"
   перед очередным сеансом. Чтобы воскресить в памяти ощущения, которые затем лягут на "чистовой" трек. При необходимости помогут эти записи и психологу, что обычно наблюдает за сенсетивом.
   Бутылка опустела, и я потянулся за следующей...
   Сенсетивы. Первые звезды. Ведь это недавно началось - лет десять назад. Тогда я был еще обычным парнишкой, засматривался видеофантастикой и влюблялся в главных героинь, не отличая экранных актеров от сенсетивов.
   Потом, конечно, все понял. И так разочаровался в сенсофильмах, что даже перестал смотреть их. Я отрастил длинные патлы и ходил на вечеринки со старым плоским кино, называя новомодные ощущения "искусственной жизнью".
   Но большинству зрителей это нравилось. Правда, со временем восторги насчет очередного "технического чуда" поутихли. Сенсетивы слишком быстро "сгорали" на работе. Их нервная система не выдерживала такой нагрузки. Они сходили с ума, стрелялись, спивались, умирали от передозировки наркотиков в поисках новых ощущений. Лоуренс - в двадцать восемь лет.
   Рикардо - в тридцать. Софи-в двадцать пять.
   Вивальди - годом старше... Разумеется, многие еще живы. Более того, продолжают работу. Но это те, кто не выкладывался полностью, а сдерживал свои чувства. Таких многие называют "посредственностью", только напрасно. Они - просто осторожные люди. Теперь я знаю это...
   Меня самого привел в этот бизнес случай.
   Случайная знакомая по имени Роза, случайная встреча с ее отчимом. Он оказался режиссером чувств в одной из микроскопических фирм звукозаписи, что пишут эпизоды для второстепенных персонажей фильмов-ужастиков. Это дешево. Три человека - вот и вся фирма.
   Любопытства ради я записал у них трехминутное воспоминание. О том, как в первый раз попробовал коньяк. Отчиму Розы это понравилось. Я записал у него пару сцен, он познакомил меня с неким "агентом". Потом я записывался еще - для рекламы какой-то фирмы, но ролик не пошел. Это меня не смутило, мне стало интересно. Я уже забыл Розу, фирма ее отчима разорилась, но я заводил новые знакомства, записывался, получая какие-то гроши... А полгода назад я встретил Ричи. Он искал меня. У него, по-видимому, был кое-какой опыт работы с сенсетивами, потому что он мгновенно все понял. И предложил свои услуги.
   Как агент. Надо признать, что его расценки показались мне грабительскими, о чем я ему и поведал. Но он лишь задорно, по-мальчишески, усмехнулся и сказал, что мои гонорары со временем возрастут, что все будет в порядке. И я поверил ему. А что мне оставалось делать? Самому искать себе "на пропитание" становилось все труднее. Сенсетивам вообще трудно находить с кем-либо общий язык, а тем более с режиссерами.
   И те, и другие - существа крайне нервные и с трудом переваривают друг друга. Но и жить друг без дружки не могут. Поэтому я и пошел за Ричи.
   К тому же он гарантировал мне безопасность, что было совсем не лишнее. Едва лишь удавалось перехватить выгодный контракт или получить пару заказов, как к тебе в баре подсаживалась пара крепких молодцов и предлагала защиту от вымогателей.Тоесть-от самих себя. Ричи же, по-видимому, могсними договориться "по-хорошему". А быть может, регулярно платил какому-нибудь крупному "деляге", чтобы его не трогали мелкие прохвосты. Слава Богу, теперь меня эти вопросы не касались. Их решал мой агент Ричард Клео.
   Очередная бутылка опустела. Чертыхнувшись, я потянулся за новой. Очень полезная штука - пиво.
   Это ведь такой маленький огнетушитель, причем, как тому и положено, с пеной. Если у тебя внутри горит огонь, который больно жжется и который необходимо потушить, - протяни руку за бутылочкой пива. Божественный напиток. Глоток, другой - и все приходит в норму Все становится хорошо, пусть и ненадолго...
   Когда я получил первые настоящие деньги с помощью Ричи и понял, что у меня на носу новая запись, я страшно обрадовался. Будущее показалось мне светлым и безоблачным. Я снял эту квартиру и исполнил детскую мечту купил себе белоснежный костюм. В нем я отправился в ближайший бар и надрался до потери памяти, разумеется, уделав свою обнову В общем, все было замечательно. Записывали меня минимум раз в неделю, тонким ручейком прибывали деньги. Но что-то не давало мне покоя. Нет, гонорары меня устраивали. Я понимал, что на данный момент никто не заплатит больше, ведь деньги не дают просто так, верно? Их платят за имя. За марку.
   Мне захотелось сделаться маркой. Обрести имя.
   Встать на одну ступеньку с Лоуренсом. И не из-за больших бабок, нет. Просто чувство честолюбия у меня побеждает жажду денег. Вот так. Я хотел быть звездой. Но не мог ею быть. И отчетливо понимал это. Нет у меня такого таланта, который нужен для звезды. Нет, и все тут. К тому же я слишком разбрасывапся. Кто-то специализируется только на воспоминаниях, кто-то - на фантазиях.
   Я хватал понемногу отовсюду Уверенный такой середнячок, подтвердивший старую истину: все многофункциональное хуже специального. И вот что еще: у меня никак не получались радостные эпизоды. Почему-то всегда страшно клонило в тоску, в уныние. Я не мог припомнить ни одного счастливого момента из своей жизни. Казалось, меня всегда преследовали горести и печали.
   Этакий мрачный, депрессивный тип. Я понимал, что это не так, просто острее всего я переживал именно такие эпизоды. Именно они запоминались больше всего. А радость была просто расплывчатым светлым пятном. Вот я и копошился в своей нише, не пытаясь играть на чужом поле. И это сводило с ума. В буквальном смысле. Одно дело переживать искрящееся чувство радости каждый день, вспоминая все самое лучшее, другое дело - постоянно грустить. А может, я уже рехнулся, только еще не знаю об этом? Ведь у меня пока не хватает денег на профессионального психотерапевта, который занимался бы только мной. Но больше меня беспокоило другое. Ричи тоже начинал понимать ситуацию. Он неоднократно просил меня сделать кое-какие записи для разных фильмов или для сопровождения музыки. Те самые "радостные" моменты высоко ценятся на рынке.
   Говорят, они даже продлевают жизнь, и некоторые богатенькие старички делают специальные заказы звездам мнемозаписей. Чтобы каждый день прокручивать "радость" вместо зарядки. Мне приходилось отказывать Ричи, мы даже поругались пару раз. Потом мне все же пришлось сделать подобную запись. Это было так сыро, так по-детски неубедительно, что Ричи на время отстал от меня. Хотя поссорились мы крепко: он тыкал мне в лицо контракт и громко орал о конкуренции. И это не было блефом. Я сам знаю парочку талантливых ребят, которые не прочь познакомиться с Ричардом Клео. Вот когда у меня возникнут проблемы. Ведь я не умею ничего делать. В буквальном смысле. У меня нет образования, я никогда не занимался физическим трудом. И подозреваю, что не смогу, слишком избалован... На остатки денег я просто сопьюсь, и правительство отправит меня на общественно полезные работы. Там я и загнусь...
   Я жадно припал к бутылке, со шкворчанием высосав из нее остатки пива. Вот так. Что-то у меня сегодня мрачное настроение. Надо о работе думать, а не дурью маяться. Ричи опять просил посмотреть пару новых эпизодов. Я коснулся пальцами нагрудного кармана. Там лежал маленький диск для мнеморекордера. Чужие чувства, - быть может, они подстегнут мои собственные? Но не сейчас. Сейчас мне хочется спать. Вытянуться на диване, не раздеваясь, и закрыть глаза...
   * * *
   Дерево слегка покачивалось. Я вскарабкался к самой вершине, I | осторожно переступая по тонким гибким ветвям. Сердце тревожно замирало кто еще из знакомых мальчишек решится залезть на самое высокое дерево в парке? К тому же в любой момент может появиться смотритель парка. Я покрепче ухватился за ветку. Кроссовки скользили по влажной коре, и приходилось постоянно переступать на месте. Можно, конечно, сесть и поболтать ногами, но это несерьезно. Надо подняться к самой верхушке и привязать там черный платок - таково условие спора. Шмыгнув носом, я ухватился за верхнюю ветку и подтянулся, елозя подошвами по мокрому стволу.
   Если честно, то было страшно. В животе сидел какой-то ледяной зверек, который постоянно царапался и пытался выскочить. И руки заметно дрожали. Но я предпочитал думать, что это от волнения. Так всегда говорит мама, когда у нее дрожат руки и когда отец кричит на нее, чтобы она больше не пила. Ветка хрустнула под моей рукой, и я сразу забыл про маму. Потому что вдруг понял, что сейчас произойдет. Правой рукой я держался за тоненькую веточку, левой пытался дотянуться до ствола, а под ногами почему-то ничего не было. В этот момент ветка снова хрустнула и подалась вниз... Я видел, как удаляется от меня верхушка с молодыми ярко-зелеными ветвями, и сердце вдруг перестало биться. Все замерло на секунду: так бывает, когда летаешь во сне. Спиной я вдруг почувствовал землю - нет, я еще не упал, просто моя спина уже как бы представила, что я упал, и напряглась в ожидании страшной боли. Сладкое чувство страха молнией проскочило вдоль позвоночника, завораживая меня. На секунду мне показалось, что это сон. "Мама", прошептал я, и в ту же секунду мир снова рванулся с места, мимо меня промелькнула зеленая крона. Я раскрыл рот, чтобы закричать, задыхаясь от страха, но сильный удар...
   - Стоп! Записано! Снимите с него шлем! Яркий свет ударил в таза. Я замычал от боли в висках и опустил веки. - Эй, старик, ты жив? - раздалось прямо над ухом.
   - Жив, жив, - промычал я, не разжимая зубов.
   Отстегнув с запястий браслеты датчиков, я поднял руки и помассировал виски. Проклятье! Почему у меня всезда болит голова после сеанса?!
   Меня похлопали по плечу и отстегнули ремни.
   Разлепив таза, я увидел задорное лицо Ричи.
   - Отлично, старик! - сказал он. - Все в порядке!
   А как упирался-то!
   - Ненавижу детей, - прошипел я, аккуратно вставая. В тазах потемнело.
   - Ха, - улыбнулся Ричи, - так обычно говорят сами дети! Те, которые постарше.
   - Угу, - отозвался я и направился к выходу. За прозрачной стеной суетились два оператора.
   Режиссер задумчиво сидел за пультом, смотря на экран перед собой. На суету он не реагировал. У него было такое странное лицо - мягкое...
   Похоже, вспомнил свое детство. Он поднял руку и коснулся затылка. Точно. Наверняка упал в детстве с дерева и крепко стукнулся головой.
   Иначе никогда бы не стал режиссером мнемозаписей.
   - Генрих, - Ричи взял меня под руку, - пойдем поговорим. Я знаю, что сейчас не время, но это очень важно. Тут прекрасный бар, прямо в студии, для своих. Пойдем, посидим, попьем пивка, а?
   - Пойдем, - обреченно согласился я, - только пиво за твой счет.
   - Лады! - радостно улыбнулся Ричи.
   И мы побрели по коридору.. Это была диснеевская студия - в одном из многочисленных европейских отделений Диснея. Я даже не знал, пойдет моя запись в игровое кино или в анимацию.
   Представив, что моим героем будет мультяшка, я сморщился.
   Ричи внезапно остановился и потянул меня вправо.
   Он распахнул дверь, и мы очутились в студийной столовой. Все чисто, аккуратно, вдоль стен - персонажи диснеевских мультфильмов. Я плюхнулся за ближайший свободный столик, а Ричи направился к стойке бара. Народу было мало. В основном одиночки, торопливо глотающие кофе, - сейчас самый разгар рабочего дня. Лишь у самой стойки сидели два бородача и яростно орали друг на друга, размахивая руками. Наверняка, режиссеры - не поделили сюжет.
   - Вот твое пиво, - Ричи поставил передо мной бутылку "Миллера". Ишь ты! Интересно, какой сегодня праздник? Я быстрым движением свинтил пробку и приник к горлышку.
   Ричи опустился в пластиковое кресло напротив меня.
   - Красуешься? - ухмыльнулся он, наливая свое пиво в высокий бокал. Побрился бы!
   - Говори, чего хотел, - оторвался я от бутылки.
   - У меня раскалывается голова, и больше всего на свете я хочу домой.
   - Слушай, - оживился Ричи, - а почему ты не пьешь водку? Говорят, актерам помогает.
   От неожиданности я чуть не захлебнулся. Ричи никогда раньше не заговаривал об этом.
   - Не знаю. Но вообще-то от водки я зверею.
   Крепкие напитки возбуждают. А пиво для меня - как успокоительное.
   - Ага, - сказал Ричи и аккуратно глотнул из бокала. - А ты знаешь, что это путь к безразличию? К твоей профессиональной смерти? В конце концов, тебе будет ОЧЕНЬ спокойно, и твои записи потеряют яркость.
   - Ричи, - поразился я, - ты что, читаешь мне мораль?
   - Да нет, старик, расслабься, это я так, к слову Но разговор будет именно о твоей профессии.
   - Ну-ну, - я откинулся на пластиковую спинку стула, держа бутылку в руке.
   - Сколько ты со мной работаешь, полгода? - Лицо Ричи стало серьезным. Таким я его еще не видел.
   - Ты всем доволен?
   - Да, я всем доволен.
   - Контракт у нас на год. Как думаешь, мы продлим его?
   - Ну, еще рановато об этом говорить, - уклончиво сказал я, пытаясь понять, куда он клонит, - но я бы не прочь. Говорю же, что всем доволен.
   - А вот я - не всем, - серьезно сказал Ричи. Я промолчал.
   - Тебе пора понять, что мнемозаписи - не вольное искусство, а поточное ремесло, - продолжал мой агент, отставив стакан, - и что с художествами пора завязывать. Если я приношу тебе заказ, его надо выполнять. Твой дар средство получения денег. И для тебя, и для меня.
   Я молчал. Ричи еще никогда не говорил со мной в таком тоне. Обычно он просил сделать какой-то эпизод, а я отвечал ему "да" или "нет". - У меня есть еще несколько клиентов твоего класса, - продолжил Ричи, - но ты самый одаренный. Неужели тебе доставляет удовольствие перебиваться эпизодами? Что ты ломаешься, как девица, когда я приношу очередной заказ? Ты должен работать, ну... более широко, что ли. Тебе надо расширять диапазон своих ролей. Почему тебя всегда тянет на тоску и боль?
   - Потому что у меня это лучше всего выходит, - спокойно ответил я.
   Ну вот, дождался. Ричи, конечно, неплохой парень. Но он никогда бы не пробился к деньгам, не будь у него хватки. И на самом деле он никакой не "парень". Не "паренек", не "чувак" и не "братишка". Он агент. Агент по продажам. И наверняка трясет своих клиентов, как груши.
   - Нет, не поэтому. А потому, что ты не хочешь постараться и сделать наконец что-то серьезное.
   Если я достану тебе полную роль в каком-нибудь фильме, допустим, главную, - ты справишься?
   - Не знаю, - нехотя протянул я.
   - Подумай об этом. У меня на примете есть пара ролей. В этом месяце я жду от тебя два-три эпизода, в которых не будет тоски. Потом посмотрим.
   Ричи одним глотком опустошил бокал и поднялся из-за стола.
   - Подумай над этим, - серьезно повторил он. - Посмотри чужие ленты, сходи в бордель, набей кому-нибудь морду. Покури травки, наконец.
   Изменись.
   Агент по продаже чувств поставил пустой бокал на стол и пристально посмотрел на меня. Я уныло кивнул в ответ. Я словно увидел Ричи в первый раз. Сейчас он был совсем другим. Смешливый подросток исчез, на его месте появился опытный делец. Холодный, расчетливый. Я даже засомневался, сколько ему лет. Мне всегда казалось, что Ричи моложе меня. Но сейчас я в этом не был уверен. Его лицо побледнело и заострилось. Голубые глаза стали ледяными - до прозрачности. Резко выступили скулы, а короткая стрижка неожиданно напомнила уставную армейскую.
   Я вдруг отчетливо увидел, как в руке Ричи появляется пистолет. Его рот сжимается в тонкую полоску, он наводит ствол на чей-то затылок и с каменным лицом спускает курок.
   - Генрих?
   Я вздрогнул. Агент стоял напротив меня, внимательно всматриваясь в мое лицо.
   - Извини, Ричард. Мне немного не по себе. Я все понял и обязательно подумаю над твоими словами, - скороговоркой выдал я, глядя в его ледяные таза.
   Ричард расплылся в улыбке. Он снова превратился в смешливого паренька.
   - Отлично, старик! - сказал он и коротко засмеялся. - Ну, тогда до завтра! Он хлопнул меня по плечу и направился к выходу.
   - Ричи, - окликнул я его. Он обернулся.
   - Ричи, у тебя есть пистолет?
   Улыбка на его лице дрогнула и исчезла. На меня снова смотрел холодный делец. Ледяной взгляд кольнул меня, словно иголкой. Рот сжался в тонкую полоску и неохотно выцедил отрывистые слова:
   - Есть. "Магнум". Последней модели. А что?
   - Да так, - с деланным равнодушием отозвался я, внутренне содрогаясь, извини, Ричи, все в порядке, до завтра!
   И я шутливо отсалютовал бутылкой с пивом. Ричи криво усмехнулся и, развернувшись на каблуках, вышел из бара. Я же подумал, что ни за какие деньги не повернусь спиной к своему агенту, если в его руке будет пистолет. Пусть даже игрушечный.
   * * *
   Вечер я решил провести в баре. Ричи прав. Пора уже бросить все эти дурацкие размышления о смысле жизни. Надо просто жить. Зарабатывать деньги, в конце концов. Придя к такому решению, я клятвенно пообещал себе, что буду записывать все, что попросит Ричи. Или хотя бы попытаюсь это делать.
   Я вышел из дома, когда летнее солнце уже садилось. Но было еще светло. Привычно поправил "вампира" на поясе. Пусть записывает, может, потом пригодится. Порадую своего агента. На улицах было людно. Позвякивая мелочью в кармане, я направился к остановке городского транспорта.
   Ну не обзавелся я еще машиной. Хотя деньги есть.
   Просто не нужна мне она... Я окинул взглядом улицу. По асфальту катил непрерывный поток электромобилей. А я ведь застал еще то время, когда железные коробки на колесах жутко дымили.