- Нижний шар Киана!
- Вот именно. Где-то должен быть люк.
Они поплыли по кругу между искрящей стеной и белым шаром. Ломов видел, как мерно поднимались и опускались манипуляторы товарища.
- Вот он!
В круге света появился овальный люк. Ломов с умилением разглядывал головки прижимных болтов.
- Работай!
Подгребая нижними манипуляторами, чтобы не относило в сторону, они ослабили и откинули болты. Галин ухватился за скобу, потянул на себя. Люк не поддался. Галин, чуть ли не целиком высунувшись из расплава, повис на скобе.
- Ты чего?
- Люк... заблокирован...
- Давление уравняй!
- А, черт!
Галин торопливо завращал игольчатый натекатель. Сквозь пластолитовые стенки скафандра пробился рев, с которым венерианская атмосфера ворвалась в переходную камеру. Люк отошел, открывая небольшое помещение, по-домашнему освещенное белыми плафонами.
Помогая друг другу, забрались в переходник. Пока Галин задраивал люк и откачивал из камеры газ, Ломов стоял, привалившись к переборке. По лицу, по спине струйками сбегал пот. Ломов задыхался:
- Не могу...
- Старичок, потерпи. Надо охладить скафандры.
"Все, - подумал Ломов. - Сейчас увижу Галилея". Он чувствовал, что плывет в зеленых волнах, и те его покачивают, поглаживают, убаюкивают. Это было не страшно, это было сладостно, как в детстве...
- Разрядник! - рявкнул Гал. - Включи разрядник!
Назойливый голос мешал покачиваться и плыть. Чтобы избавиться от него, Ломов ткнул пальцем в кнопку. И опять блаженная ухмылка поползла по лицу...
В лицо ударил холодный воздух. Пот высох, тело взяло ознобом. Сладостное покачивание прошло, напрасно Ломов пытался удержать его. Зато пришло другое ощущение, будто он лежит на колючем песке и безудержно пьет шипучую ледяную воду, которая хлещет в рот, мимо рта, на шею, на грудь... Он окончательно пришел в себя. "Блуза" была поднята, яркий свет плафонов резал глаза. Гал откручивал болты входного люка. Обернулся.
- Жив, Микель? - Нос его был заострен, глаза запали.
Ломов, кряхтя, выбрался из "колготок". Шатнуло. Чтобы не упасть, опустился на корточки.
- Полезай, - сказал Галин, оттягивая массивную крышку.
Ломов на карачках подполз к люку, со стоном перевалил через высокое ребро. В рубке хотел подняться, но недостало сил. Повалился на бок, сразу уснул...
Его разбудил зудящий звук электробритвы. Ломов открыл глаза и перевернулся на спину, раскинув руки. Блаженно зевнул.
- Доброе утро, - приветствовал Гал.
Планетолог успел переодеться в голубой комбинезон и вышагивал по рубке, насколько хватало шнура. Бритва ездила по широкому лицу, словно хлебоуборочный комбайн. Галин корчил рожи, вертел головой. Весело было глядеть на него.
- Связь? - спросил Ломов.
- Связи нет. Киан тоже отмалчивается.
- Сейчас я его разговорю. Научу уважать людей.
- Сперва приведи себя в порядок. Стыдно смотреть - зарос, неумыт, валяется на полу. Не космонавт, а бродяга.
Пока Ломов занимался туалетом, Галин на скорую руку собрал поесть. Давненько они не сидели за столом...
- Однако, - пробормотал Ломов. - Никогда не думал, что можно так проголодаться.
- Еще парочка переходов, и ты вырастешь из штанишек юнги.
Ломов хотел сострить, но слова и кусок лепешки застряли в горле. Рубку наполнил вибрирующий голос:
- Ломов! Ты слышишь, Ломов?
Бионетик торопливо сглотнул. Зачем-то придал лицу приторно-сладкое выражение.
- Слышу, Кианушка, слышу. Как ты...
- Заявление. Необходимо обменяться информацией.
Ломов посмотрел на Гала, пожал плечами.
- Согласен.
- Предложение. Исследуй содержимое контейнера шесть.
Галин прошел к блоку контейнеров, извлек шестой ящик, в котором обычно лежала микропленка. Ломов поспешно сдвинул остатки еды.
- Тяжеловат что-то, - шепнул Галин. - Это не кассеты.
Контейнер сверху прикрывала пористая прокладка. Из-под нее в глаза полыхнуло серебристое сияние, переливчатое, как солнечные лучи на снегу. Красные, оранжевые, желтые тончайшие лучики кололи глаза почти до болевого ощущения. Покалывание распространялось даже на переносицу и лоб.
- Вах! - сказал по-татарски Галин. - Бриллианты.
- Брось... Откуда?
Гал погрузил ладони в контейнер, и они наполнились вспышками света. Словно камни беззвучно вскрикивали. На общем серебристом фоне отчетливо выделялись удлиненные желтоватые кристаллы, покрытые странными письменами; усеченные многогранные пирамидки голубоватого цвета; синие овалы, ограненные мелкими треугольными фацетами; ярко-зеленые камни каплевидной формы; янтарно-желтые квадраты. Лучи света, исходящие из кристаллов, сплетались в прозрачную невесомую ткань, которая струилась и трепетала. Размеры некоторых камней достигали пяти-шести сантиметров.
Ломов таращил глаза, Галин осторожно брал кристаллы, разглядывал со всех сторон, возвращал на место.
- Не просто бриллианты, - сказал он наконец. - Исторические алмазы. Вот эти два с арабскими письменами называются "Шах". Дико держать в руках сразу два "Шаха"... А вот еще один! Хм... А это, пожалуй, "Звезда Африки". Она получена при огранке "Куллинана", самого крупного алмаза. Смотри-ка, даже "Регент" есть. Раз, два... шесть "Регентов". Его нашли в Южной Индии, огранили в Амстердаме. Он украшал корону какого-то из Людовиков. Наполеон закладывал его ростовщикам, чтобы обеспечить военные походы... А вот этот один из самых древних. Украден мародером с трупа Карла Смелого, через сотни лет попал к Демидову. Входил в регалии английских и французских корон, оценен в миллион франков. Пропадал и появлялся в самых неожиданных местах. Называется "Санси"...
- Ясно, - оборвал Ломов. - Никакие это не исторические камни. Обыкновенный углерод из венерианской атмосферы, продукт жизнедеятельности Киана.
- Не скромничай. Самые настоящие бриллианты - уж ты поверь. В молодости я специально занимался историческими алмазами. - Галин не мог оторваться от драгоценной груды. - Я начинаю уважать бионетику. Это фирма! Мало того что Киан выдал на-гора алмазы, он еще сотворил уникальные бриллианты. Полагаю, они не отличаются от оригиналов. Может быть, даже на атомарном уровне. Цвет, структура поверхности, надписи на "Шахе"... Поистине фирма веники не вяжет!
- Ты серьезно?
- То есть серьезнее некуда!.. Как же Киан смог? Впрочем, понятно температура и давление на Венере соответствуют нижним пределам перехода графита в алмаз. А расплавленный свинец использован в качестве растворителя. Очень остроумно! Конечно, есть какие-то тонкости. Какие-то ваши бионетические штучки... Надо поспрошать Киана, как он вырастил уникальные копии.
- Ну смотри. - Ломов откинулся и сказал в пространство: - Киан! Информация принята и усвоена.
- Предложение, - завибрировал голос. - Дай оценку.
- Просто великолепно! - воскликнул Галин. - Ты сделал то, чего люди добиваются сотни лет!
- Ломов, не слышу тебя, не слышу, не слышу...
- Информация оценена положительно.
Послышались быстрые хлопки, будто из десятка бутылок последовательно вылетели пробки.
- Предложение. Ты берешь полированные кристаллы. Ты меня не рубишь.
- Не понял. - Ломов нервно усмехнулся. - Почему ты решил, что тебя срубят? Это чепуха!
- Ты человек, я береза. Человек сажает березу. Человек рубит березу. Информация достоверна.
- Какой дурак наболтал?
- Информация во мне. Была всегда. Заблокирована.
- Генная память! - вспомнил наконец Ломов. - Гал, это плохо. Мы не договоримся.
Галин пожал плечами. Бионетик задумался, потирая продолговатую голову. Решительно хлопнул по колену.
- Надо начистоту, без всякой политики... Киан, прошу рассказать все, что тебе приснилось. Если можешь, конечно.
- Даю дополнительную информацию, - пророкотал Киан.
...Лето выдалось жаркое, засушливое, и Береза целыми днями дремала. Чтобы увлажнить листья, хватало утренней росы, а мощные разветвленные корни уходили глубоко в торфянистую почву, собирая толику воды. Солнце - вот без чего она не жилица. Солнце кружило вокруг, ненадолго прячась за дальний лес, согревало каждый листок. Она тянулась к Солнцу, словно к жениху, и надеялась через несколько лет обвить рыжую голову зелеными ветвями.
Ни морозов, ни засухи Береза не боялась. Но помнила страшное лето, когда беспричинно разгневанный жених убил родники, выжелтил траву, иссушил торф. Сизый удушливый дым затянул окрестные леса. Подземными ходами пламя добралось до соседней рощицы и скосило ее. Береза видела, как кренились и проваливались деревья, как злые огоньки взбегали по согнутым в поклоне стволам. Солнце сожгло бы и ее, но она умолила, убедила в своей невиновности. Пошли дожди, пожары погасли...
С той поры минуло несколько лет. Леса залечили раны свежей зеленью, на месте сгоревшей рощицы веселится молодая поросль. Глубоко под годовые кольца упрятала Береза тонкое колечко страшного лета. И снова потянулась к Солнцу.
Весной приходили люди за целебными почками и березовицей, прозрачным пахучим соком; летом и осенью - за подберезовиками. В густой кроне свила гнездо березовка, а под корнями обитала малая серая ящерка-берестовка. Зимой Береза крепко спала и не чуяла, как припрыгивал длинноухий заяц поглодать вкусной коры или с криком и смехом катили лыжники.
Нынешней весной она опушилась раньше ольхи. В ожидании сухого лета Береза задумала вырастить берестовик. От грибников слыхала, что березовый гриб, или чага, - верное средство от плохой болезни. Она думала, что может спасти чью-то жизнь, что кто-то будет улыбаться синему ветру и зеленым запахам.
Потом случилась неприятность, о которой даже думать неловко. Под нижней коленкой завелся жук-древесинник. Омерзительно черно-бурый, с раздутой головой, он терзал белое тело, прогрызая длинные прямоугольные ходы. Муравьи не могли справиться с ним, и Береза попросила березовку слетать за лекарем. Дятел обещал быть, но все задерживался в дальнем лесу, где многие деревья тоже болели.
Береза в ожидании дремала...
Ее разбудили острые резкие удары пониже первого разветвления. "Слава богу, прилетел, - подумала Береза, медленно просыпаясь. - Только чего колотиться без толку? Зараза совсем в другом месте..." Она зашумела под ветром и наклонилась. Дятла не было. Под ней стоял голый по пояс загорелый мужик. В здоровенной руке он держал топорик, каким рубят мясо. Мужик зверски скалил зубы и неловко лупил по стволу, каждый раз попадая в другое место. Во все стороны брызгала мелкая щепа.
- Ты что?! - ужаснулась Береза.
Мужик прихлопнул комара, который жег жалом щеку, почесал стриженую голову. Ему было жарко - спина лоснилась от пота, мутные струйки, огибая брови, ползли по широким скулам. Достав из заднего кармана джинсов сигареты, закурил.
Только теперь Береза увидела, что ее рощицы нет. Все соседки - ивы и молодые березки - мертво лежали на земле. Вокруг торчали голые стволы-обрубки, страшно иссеченные на уровне груди мужика. Трава была усыпана ярко-белой щепой, словно кровью забрызгана.
- Помогите! - закричала Береза. - Муравьи, комарики, кусайте его! Ящерка-берестовка, беги за старой гадюкой. Птаха-березовка, зови ворон. Всех зовите - убийца в лесу!
Мужик не слышал. Отбросив сигарету, косыми торопливыми ударами врубился в податливый ствол. Морщась от боли в ладони, перекладывал топорик в другую руку и снова озлобленно рубил. Вздрагивали от ударов ветви, сыпались щепки. Мужик забежал с подветренной стороны, подпрыгнул и повис на ветках. Послышался треск, будто кости ломались. Береза кренилась все быстрее и вдруг рухнула, взметнув торфяную пыль.
Мужик облегченно вздохнул, засунул топорик за ремень. Стер с лица горький пот, впрягся в ствол Березы и поволок к дороге, где рубили ветки и вязали большие веники другие мужики и бабы...
- Да-а-а, - сказал Галин. - Картинка, что и говорить, жутковатая.
- Так это когда было!
- Как видишь, память осталась. Ты же выступал за сохранение генетического фонда. С Багратом чуть не подрался... Или понятие генофонда на деревья не распространяется?
- Ерунду говоришь! Фауна и флора находятся под защитой. Никто не имеет права срубить дерево или погубить пичужку. Да это и в голову не придет. Вся Земля - заповедник!
- Не впадай в идеализм. И теперь находятся индивиды, которые рассуждают примерно так: "Проблема охраны природы? Хм... Есть такая проблема. Никто не говорит, что проблемы нет. Только у природы свои проблемы, а у нас свои".
- За подобные рассуждения человечество уже поплатилось. Пустыни, загаженные реки и озера, отравленный воздух... На своей шкуре испытали. Дураков больше нет!
- Вот как? - язвительно спросил Галин. - А ты?
- Не понял...
- Ты Киана для чего породил? Сюда зачем прилетел?
- Венеру готовим для заселения. Что в этом плохого?
- А у "ос" спросил? Они же без углекислого газа погибнут в планетарном масштабе!
- Елки-палки! - Ломов выпучил глаза. - На самом деле... Но я же не знал...
- Теперь знаешь!
- Да-а-а... Венеру надо объявлять заповедником. Зря мы сюда летели.
- Почему зря? Генная память и алмазы - результат более чем утешительный. Работай и работай.
Ломов тупо молчал.
- Кстати, статус Киана надо пересматривать. Теперь он не разведчик, а полноправный житель Венеры. Высокая договаривающаяся сторона! Если, конечно, ты договоришься...
Ломов покопался в банках с соками. Чертыхнулся. Прошел к блоку контейнеров, достал канистру с водой. Выпил подряд два стакана. Галин рассеянно крошил лепешку. Вскользь заметил:
- Имей в виду, я на стороне Киана.
- Ладно, попробую, - решился Ломов. - Киан, дополнительная информация усвоена.
- Слушаю.
- Ты никогда не будешь срублен или уничтожен каким-либо другим способом. Живи, пока хочешь. За выращенные кристаллы можешь требовать любой товар.
- Я автономен. Хочу размножаться.
Брови Ломова поползли вверх и едва не коснулись отросшей на голове щетины. Он с трудом взял себя в руки.
- Ты способен производить себе подобных?
- Я способен.
- Так на здоровье! Живи и размножайся, никто не мешает.
- Гарантии.
К этому требованию Ломов был готов. Уверенно сказал:
- Понятия отца и сына тебе известны. Отец кровно заинтересован в благополучии сына. Ты мой сын. Я не могу убить тебя.
Опять словно пробки из бутылок захлопали.
- Информация ложная.
- Киан, опомнись! Человек не может лгать!
- Имею противоположную информацию. Тарас Бульба убил своего сына Андрия.
Галин зашелся мелким смехом, показал большой палец. Сердито глянув на него, Ломов возразил:
- Киан, это было давно. В эпоху, когда неразумные люди рубили деревья. И потом это же художественная литература!
- Вопрос. Художественная литература дает ложную информацию?
- Нет, но... - Ломов застыл, осененный внезапной идеей. Глаза его засверкали. - Киан, прошу принять и усвоить единственно достоверную информацию:
Я б монумент воздвиг
тем, кто в душе сберег
осенний звон осин
и золото берез,
кто вырастил сады великой красоты,
кто рассадил тенистые сады,
кто бирюзу бездонной выси
и чистоту озер хранит.
Их имена на мраморе бы высек
и врезал бы в гранит!
Надо отдать должное, Ломов читал прекрасно. Голос звенел от волнения, взмахи руки словно высекали рифмы. Он знал, что Киан не воспринимает эмоции, но по-иному читать не мог.
Пусть всякий выручит птенца,
на землю сброшенного ветром,
пускай рассадит деревца,
чтобы на каждой ветке
в сладкой муке
схваток
рождались листья.
Пусть ручьи смеются.
Пусть наши чувства, наши мысли
с Природою не расстаются!..*
______________
* Стихи Р.Ахмеджанова. Перевел с татарского С.Ахметов.
Ломов умолк. Галин смотрел на друга во все глаза. Восхищенно развел руками: ну ты, дед, даешь! Секунду спустя Киан прогрохотал:
- Корабль "Венера" входит в зону радиовидимости. Все бортовые системы включены.
- Вот именно. Где-то должен быть люк.
Они поплыли по кругу между искрящей стеной и белым шаром. Ломов видел, как мерно поднимались и опускались манипуляторы товарища.
- Вот он!
В круге света появился овальный люк. Ломов с умилением разглядывал головки прижимных болтов.
- Работай!
Подгребая нижними манипуляторами, чтобы не относило в сторону, они ослабили и откинули болты. Галин ухватился за скобу, потянул на себя. Люк не поддался. Галин, чуть ли не целиком высунувшись из расплава, повис на скобе.
- Ты чего?
- Люк... заблокирован...
- Давление уравняй!
- А, черт!
Галин торопливо завращал игольчатый натекатель. Сквозь пластолитовые стенки скафандра пробился рев, с которым венерианская атмосфера ворвалась в переходную камеру. Люк отошел, открывая небольшое помещение, по-домашнему освещенное белыми плафонами.
Помогая друг другу, забрались в переходник. Пока Галин задраивал люк и откачивал из камеры газ, Ломов стоял, привалившись к переборке. По лицу, по спине струйками сбегал пот. Ломов задыхался:
- Не могу...
- Старичок, потерпи. Надо охладить скафандры.
"Все, - подумал Ломов. - Сейчас увижу Галилея". Он чувствовал, что плывет в зеленых волнах, и те его покачивают, поглаживают, убаюкивают. Это было не страшно, это было сладостно, как в детстве...
- Разрядник! - рявкнул Гал. - Включи разрядник!
Назойливый голос мешал покачиваться и плыть. Чтобы избавиться от него, Ломов ткнул пальцем в кнопку. И опять блаженная ухмылка поползла по лицу...
В лицо ударил холодный воздух. Пот высох, тело взяло ознобом. Сладостное покачивание прошло, напрасно Ломов пытался удержать его. Зато пришло другое ощущение, будто он лежит на колючем песке и безудержно пьет шипучую ледяную воду, которая хлещет в рот, мимо рта, на шею, на грудь... Он окончательно пришел в себя. "Блуза" была поднята, яркий свет плафонов резал глаза. Гал откручивал болты входного люка. Обернулся.
- Жив, Микель? - Нос его был заострен, глаза запали.
Ломов, кряхтя, выбрался из "колготок". Шатнуло. Чтобы не упасть, опустился на корточки.
- Полезай, - сказал Галин, оттягивая массивную крышку.
Ломов на карачках подполз к люку, со стоном перевалил через высокое ребро. В рубке хотел подняться, но недостало сил. Повалился на бок, сразу уснул...
Его разбудил зудящий звук электробритвы. Ломов открыл глаза и перевернулся на спину, раскинув руки. Блаженно зевнул.
- Доброе утро, - приветствовал Гал.
Планетолог успел переодеться в голубой комбинезон и вышагивал по рубке, насколько хватало шнура. Бритва ездила по широкому лицу, словно хлебоуборочный комбайн. Галин корчил рожи, вертел головой. Весело было глядеть на него.
- Связь? - спросил Ломов.
- Связи нет. Киан тоже отмалчивается.
- Сейчас я его разговорю. Научу уважать людей.
- Сперва приведи себя в порядок. Стыдно смотреть - зарос, неумыт, валяется на полу. Не космонавт, а бродяга.
Пока Ломов занимался туалетом, Галин на скорую руку собрал поесть. Давненько они не сидели за столом...
- Однако, - пробормотал Ломов. - Никогда не думал, что можно так проголодаться.
- Еще парочка переходов, и ты вырастешь из штанишек юнги.
Ломов хотел сострить, но слова и кусок лепешки застряли в горле. Рубку наполнил вибрирующий голос:
- Ломов! Ты слышишь, Ломов?
Бионетик торопливо сглотнул. Зачем-то придал лицу приторно-сладкое выражение.
- Слышу, Кианушка, слышу. Как ты...
- Заявление. Необходимо обменяться информацией.
Ломов посмотрел на Гала, пожал плечами.
- Согласен.
- Предложение. Исследуй содержимое контейнера шесть.
Галин прошел к блоку контейнеров, извлек шестой ящик, в котором обычно лежала микропленка. Ломов поспешно сдвинул остатки еды.
- Тяжеловат что-то, - шепнул Галин. - Это не кассеты.
Контейнер сверху прикрывала пористая прокладка. Из-под нее в глаза полыхнуло серебристое сияние, переливчатое, как солнечные лучи на снегу. Красные, оранжевые, желтые тончайшие лучики кололи глаза почти до болевого ощущения. Покалывание распространялось даже на переносицу и лоб.
- Вах! - сказал по-татарски Галин. - Бриллианты.
- Брось... Откуда?
Гал погрузил ладони в контейнер, и они наполнились вспышками света. Словно камни беззвучно вскрикивали. На общем серебристом фоне отчетливо выделялись удлиненные желтоватые кристаллы, покрытые странными письменами; усеченные многогранные пирамидки голубоватого цвета; синие овалы, ограненные мелкими треугольными фацетами; ярко-зеленые камни каплевидной формы; янтарно-желтые квадраты. Лучи света, исходящие из кристаллов, сплетались в прозрачную невесомую ткань, которая струилась и трепетала. Размеры некоторых камней достигали пяти-шести сантиметров.
Ломов таращил глаза, Галин осторожно брал кристаллы, разглядывал со всех сторон, возвращал на место.
- Не просто бриллианты, - сказал он наконец. - Исторические алмазы. Вот эти два с арабскими письменами называются "Шах". Дико держать в руках сразу два "Шаха"... А вот еще один! Хм... А это, пожалуй, "Звезда Африки". Она получена при огранке "Куллинана", самого крупного алмаза. Смотри-ка, даже "Регент" есть. Раз, два... шесть "Регентов". Его нашли в Южной Индии, огранили в Амстердаме. Он украшал корону какого-то из Людовиков. Наполеон закладывал его ростовщикам, чтобы обеспечить военные походы... А вот этот один из самых древних. Украден мародером с трупа Карла Смелого, через сотни лет попал к Демидову. Входил в регалии английских и французских корон, оценен в миллион франков. Пропадал и появлялся в самых неожиданных местах. Называется "Санси"...
- Ясно, - оборвал Ломов. - Никакие это не исторические камни. Обыкновенный углерод из венерианской атмосферы, продукт жизнедеятельности Киана.
- Не скромничай. Самые настоящие бриллианты - уж ты поверь. В молодости я специально занимался историческими алмазами. - Галин не мог оторваться от драгоценной груды. - Я начинаю уважать бионетику. Это фирма! Мало того что Киан выдал на-гора алмазы, он еще сотворил уникальные бриллианты. Полагаю, они не отличаются от оригиналов. Может быть, даже на атомарном уровне. Цвет, структура поверхности, надписи на "Шахе"... Поистине фирма веники не вяжет!
- Ты серьезно?
- То есть серьезнее некуда!.. Как же Киан смог? Впрочем, понятно температура и давление на Венере соответствуют нижним пределам перехода графита в алмаз. А расплавленный свинец использован в качестве растворителя. Очень остроумно! Конечно, есть какие-то тонкости. Какие-то ваши бионетические штучки... Надо поспрошать Киана, как он вырастил уникальные копии.
- Ну смотри. - Ломов откинулся и сказал в пространство: - Киан! Информация принята и усвоена.
- Предложение, - завибрировал голос. - Дай оценку.
- Просто великолепно! - воскликнул Галин. - Ты сделал то, чего люди добиваются сотни лет!
- Ломов, не слышу тебя, не слышу, не слышу...
- Информация оценена положительно.
Послышались быстрые хлопки, будто из десятка бутылок последовательно вылетели пробки.
- Предложение. Ты берешь полированные кристаллы. Ты меня не рубишь.
- Не понял. - Ломов нервно усмехнулся. - Почему ты решил, что тебя срубят? Это чепуха!
- Ты человек, я береза. Человек сажает березу. Человек рубит березу. Информация достоверна.
- Какой дурак наболтал?
- Информация во мне. Была всегда. Заблокирована.
- Генная память! - вспомнил наконец Ломов. - Гал, это плохо. Мы не договоримся.
Галин пожал плечами. Бионетик задумался, потирая продолговатую голову. Решительно хлопнул по колену.
- Надо начистоту, без всякой политики... Киан, прошу рассказать все, что тебе приснилось. Если можешь, конечно.
- Даю дополнительную информацию, - пророкотал Киан.
...Лето выдалось жаркое, засушливое, и Береза целыми днями дремала. Чтобы увлажнить листья, хватало утренней росы, а мощные разветвленные корни уходили глубоко в торфянистую почву, собирая толику воды. Солнце - вот без чего она не жилица. Солнце кружило вокруг, ненадолго прячась за дальний лес, согревало каждый листок. Она тянулась к Солнцу, словно к жениху, и надеялась через несколько лет обвить рыжую голову зелеными ветвями.
Ни морозов, ни засухи Береза не боялась. Но помнила страшное лето, когда беспричинно разгневанный жених убил родники, выжелтил траву, иссушил торф. Сизый удушливый дым затянул окрестные леса. Подземными ходами пламя добралось до соседней рощицы и скосило ее. Береза видела, как кренились и проваливались деревья, как злые огоньки взбегали по согнутым в поклоне стволам. Солнце сожгло бы и ее, но она умолила, убедила в своей невиновности. Пошли дожди, пожары погасли...
С той поры минуло несколько лет. Леса залечили раны свежей зеленью, на месте сгоревшей рощицы веселится молодая поросль. Глубоко под годовые кольца упрятала Береза тонкое колечко страшного лета. И снова потянулась к Солнцу.
Весной приходили люди за целебными почками и березовицей, прозрачным пахучим соком; летом и осенью - за подберезовиками. В густой кроне свила гнездо березовка, а под корнями обитала малая серая ящерка-берестовка. Зимой Береза крепко спала и не чуяла, как припрыгивал длинноухий заяц поглодать вкусной коры или с криком и смехом катили лыжники.
Нынешней весной она опушилась раньше ольхи. В ожидании сухого лета Береза задумала вырастить берестовик. От грибников слыхала, что березовый гриб, или чага, - верное средство от плохой болезни. Она думала, что может спасти чью-то жизнь, что кто-то будет улыбаться синему ветру и зеленым запахам.
Потом случилась неприятность, о которой даже думать неловко. Под нижней коленкой завелся жук-древесинник. Омерзительно черно-бурый, с раздутой головой, он терзал белое тело, прогрызая длинные прямоугольные ходы. Муравьи не могли справиться с ним, и Береза попросила березовку слетать за лекарем. Дятел обещал быть, но все задерживался в дальнем лесу, где многие деревья тоже болели.
Береза в ожидании дремала...
Ее разбудили острые резкие удары пониже первого разветвления. "Слава богу, прилетел, - подумала Береза, медленно просыпаясь. - Только чего колотиться без толку? Зараза совсем в другом месте..." Она зашумела под ветром и наклонилась. Дятла не было. Под ней стоял голый по пояс загорелый мужик. В здоровенной руке он держал топорик, каким рубят мясо. Мужик зверски скалил зубы и неловко лупил по стволу, каждый раз попадая в другое место. Во все стороны брызгала мелкая щепа.
- Ты что?! - ужаснулась Береза.
Мужик прихлопнул комара, который жег жалом щеку, почесал стриженую голову. Ему было жарко - спина лоснилась от пота, мутные струйки, огибая брови, ползли по широким скулам. Достав из заднего кармана джинсов сигареты, закурил.
Только теперь Береза увидела, что ее рощицы нет. Все соседки - ивы и молодые березки - мертво лежали на земле. Вокруг торчали голые стволы-обрубки, страшно иссеченные на уровне груди мужика. Трава была усыпана ярко-белой щепой, словно кровью забрызгана.
- Помогите! - закричала Береза. - Муравьи, комарики, кусайте его! Ящерка-берестовка, беги за старой гадюкой. Птаха-березовка, зови ворон. Всех зовите - убийца в лесу!
Мужик не слышал. Отбросив сигарету, косыми торопливыми ударами врубился в податливый ствол. Морщась от боли в ладони, перекладывал топорик в другую руку и снова озлобленно рубил. Вздрагивали от ударов ветви, сыпались щепки. Мужик забежал с подветренной стороны, подпрыгнул и повис на ветках. Послышался треск, будто кости ломались. Береза кренилась все быстрее и вдруг рухнула, взметнув торфяную пыль.
Мужик облегченно вздохнул, засунул топорик за ремень. Стер с лица горький пот, впрягся в ствол Березы и поволок к дороге, где рубили ветки и вязали большие веники другие мужики и бабы...
- Да-а-а, - сказал Галин. - Картинка, что и говорить, жутковатая.
- Так это когда было!
- Как видишь, память осталась. Ты же выступал за сохранение генетического фонда. С Багратом чуть не подрался... Или понятие генофонда на деревья не распространяется?
- Ерунду говоришь! Фауна и флора находятся под защитой. Никто не имеет права срубить дерево или погубить пичужку. Да это и в голову не придет. Вся Земля - заповедник!
- Не впадай в идеализм. И теперь находятся индивиды, которые рассуждают примерно так: "Проблема охраны природы? Хм... Есть такая проблема. Никто не говорит, что проблемы нет. Только у природы свои проблемы, а у нас свои".
- За подобные рассуждения человечество уже поплатилось. Пустыни, загаженные реки и озера, отравленный воздух... На своей шкуре испытали. Дураков больше нет!
- Вот как? - язвительно спросил Галин. - А ты?
- Не понял...
- Ты Киана для чего породил? Сюда зачем прилетел?
- Венеру готовим для заселения. Что в этом плохого?
- А у "ос" спросил? Они же без углекислого газа погибнут в планетарном масштабе!
- Елки-палки! - Ломов выпучил глаза. - На самом деле... Но я же не знал...
- Теперь знаешь!
- Да-а-а... Венеру надо объявлять заповедником. Зря мы сюда летели.
- Почему зря? Генная память и алмазы - результат более чем утешительный. Работай и работай.
Ломов тупо молчал.
- Кстати, статус Киана надо пересматривать. Теперь он не разведчик, а полноправный житель Венеры. Высокая договаривающаяся сторона! Если, конечно, ты договоришься...
Ломов покопался в банках с соками. Чертыхнулся. Прошел к блоку контейнеров, достал канистру с водой. Выпил подряд два стакана. Галин рассеянно крошил лепешку. Вскользь заметил:
- Имей в виду, я на стороне Киана.
- Ладно, попробую, - решился Ломов. - Киан, дополнительная информация усвоена.
- Слушаю.
- Ты никогда не будешь срублен или уничтожен каким-либо другим способом. Живи, пока хочешь. За выращенные кристаллы можешь требовать любой товар.
- Я автономен. Хочу размножаться.
Брови Ломова поползли вверх и едва не коснулись отросшей на голове щетины. Он с трудом взял себя в руки.
- Ты способен производить себе подобных?
- Я способен.
- Так на здоровье! Живи и размножайся, никто не мешает.
- Гарантии.
К этому требованию Ломов был готов. Уверенно сказал:
- Понятия отца и сына тебе известны. Отец кровно заинтересован в благополучии сына. Ты мой сын. Я не могу убить тебя.
Опять словно пробки из бутылок захлопали.
- Информация ложная.
- Киан, опомнись! Человек не может лгать!
- Имею противоположную информацию. Тарас Бульба убил своего сына Андрия.
Галин зашелся мелким смехом, показал большой палец. Сердито глянув на него, Ломов возразил:
- Киан, это было давно. В эпоху, когда неразумные люди рубили деревья. И потом это же художественная литература!
- Вопрос. Художественная литература дает ложную информацию?
- Нет, но... - Ломов застыл, осененный внезапной идеей. Глаза его засверкали. - Киан, прошу принять и усвоить единственно достоверную информацию:
Я б монумент воздвиг
тем, кто в душе сберег
осенний звон осин
и золото берез,
кто вырастил сады великой красоты,
кто рассадил тенистые сады,
кто бирюзу бездонной выси
и чистоту озер хранит.
Их имена на мраморе бы высек
и врезал бы в гранит!
Надо отдать должное, Ломов читал прекрасно. Голос звенел от волнения, взмахи руки словно высекали рифмы. Он знал, что Киан не воспринимает эмоции, но по-иному читать не мог.
Пусть всякий выручит птенца,
на землю сброшенного ветром,
пускай рассадит деревца,
чтобы на каждой ветке
в сладкой муке
схваток
рождались листья.
Пусть ручьи смеются.
Пусть наши чувства, наши мысли
с Природою не расстаются!..*
______________
* Стихи Р.Ахмеджанова. Перевел с татарского С.Ахметов.
Ломов умолк. Галин смотрел на друга во все глаза. Восхищенно развел руками: ну ты, дед, даешь! Секунду спустя Киан прогрохотал:
- Корабль "Венера" входит в зону радиовидимости. Все бортовые системы включены.