Страница:
обратила внимание на Мореля. Час его настал. Мягкой волнистой походкой
пума приближалась к человеку.
"Только бы не показать, что я боюсь ее!" - подумал Морель и сделал
несколько шагов навстречу зверю. Пума махнула хвостом, сделала небольшой
прыжок и остановилась перед Морелем. Глаза их встретились. Животное
сощурило глаза, подобрав находившиеся под ними белые пятнышки. Оно будто
смеялось...
"Да ну же, ешь скорее!" - подумал Морель, не будучи в силах перенести
эту пытку. Но пума продолжала свою странную игру. Оно подошла к Морелю
вплотную и толкнула его пушистой головой, как бы ласкаясь. Этого мягкого
толчка было достаточно, чтобы сбить Мореля с ног. "Конец!" - подумал он.
Но это было только начало. Пума упала на землю рядом с Морелем,
перевернулась на спину и начала толкать его в бок головой, как бы
приглашая играть. При этом она мурлыкала, как кот.
"Это какая-то сумасшедшая пума! - думал Морель. - Она, вероятно,
помешалась от жары, поэтому и делает такие безумные поступки: ласкается,
вместо того чтобы сожрать меня".
Морель не был склонен поддерживать игру. Подражая животным, он решил
притвориться мертвым. Пуме это не понравилось. Чтобы растормошить свою
игрушку, она легла на грудь Мореля, слегка прижав его плечо одной лапой,
другую подняла над его лицом, и открыла пасть, обнаруживая ряд страшных
клыков.
"Вот когда конец!" - подумал Морель. Но и на этот раз он ошибся.
Неодобрительно фыркнув, пума вскочила и убежала в заросли кустарников.
Это было невероятно! Морель поднялся без единой царапины. Оправившись
от потрясения, он почувствовал сильный приступ голода и отправился на
поиски орехов.
Вечером Морель вновь почувствовал приближение приступа малярии. Но
прежде чем он потерял сознание, "сумасшедшая" пума еще раз навестила его.
Она, как тень, выскользнула из кустарников, уже погруженных в сумрак,
подошла к лежавшему Морелю и обнюхала его лицо. Морель не шевелился. Пума
улеглась рядом с ним и широко зевнула, как бы располагаясь на ночлег
вместе с ним.
Почти совсем стемнело. Стихли крики обезьян, хлопотливо размещавшихся
на ночлег в высоких ветвях, умолкли птичьи голоса. Не слышалось даже
лягушачьих заунывных песен. Лес засыпал. Ни звука. Только тонкое жужжанье
комаров, не нарушая безмолвия ночи, пронизывало воздух...
"Гаучосы называют пуму другом человека. Они уверяют, что она никогда не
нападает на человека и не трогает ни спящего, ни ребенка. Неужели это
правда?" - подумал Морель, искоса поглядывая на своего косматого соседа.
Пума лежала неподвижно. Только уши зверя едва заметно шевелились, точно он
прислушивался к отдаленным звукам. Как ни напрягал Морель слух, он ничего
не мог уловить, кроме жужжанья комаров. Лихорадка все сильнее овладевала
Морелем. Он старался не дрожать, но от времени до времени его тело
судорожно напрягалось, и его подбрасывало вверх, как на пружине. Однако,
видимо, не это беспокоило зверя. Пума протянула лапы, выпустила когти и
собралась в клубок, словно готовясь к прыжку на невидимого врага. Прошла
еще минута напряженного ожидания, и Морель заметил в густых зарослях у
ручья две светившиеся зеленоватым огнем точки. Это могли быть только глаза
хищного зверя. Мысли Мореля мутились. Бред охватывал его, и ему казалось,
что зеленые точки расширяются, на них вырастают мохнатые лапы... Два
чудовищных зеленых паука приближаются к нему. Морель застонал и потерял
сознание... Среди бредовых кошмаров ему слышались ужасающий рев, крики,
стоны, словно тысячи злых духов сорвались с цепи, ревел ураган, завывал
ветер, рычали звери, и кто-то хохотал громовыми раскатами. И опять черная
бездна тишины. Небытие...
Зарево тропического утра. Солнце еще не видно, но небо уже пылает
пурпуром. Морель открывает глаза. Он все еще жив. Кругом буйная жизнь
играет всеми цветами, кричит тысячеголосым хором пернатых и насекомых. И
опять жажда, нестерпимая жажда...
Морель тащится по земле, как змея с перешибленной спиной, к ручью.
Здесь он видит необычайное зрелище. У самой воды лежит распростертый труп
огромного ягуара - этого вечного врага пумы. Его красивая золотистая
шерсть с черными продолговатыми пятнами изорвана в клочья. Правое ухо
откушено. Один глаз вытек. На шее огромная рана. Земля залита вокруг
кровью. Трава вырвана и разбросана, кустарник изломан. Здесь была страшная
битва не на жизнь, а на смерть. Морель наклонился над убитым зверем и с
жутким любопытством посмотрел в единственный сохранившийся глаз, тусклый,
остекленевший. Неужели глаза этого зверя преследовали его по ночам? Морель
вспомнил, что несколько раз замечал две фосфорические точки, мелькавшие в
кустах. Но он не был охотником и думал, что это ночные светящиеся
насекомые, которых так много в тропических лесах. Да, его подстерегал
ягуар. И вот он лежит поверженный! Морель оглянулся кругом и увидел, Что
кровавый след уходит в сторону и пропадает в кустах. Ученый не верил своим
глазам. Но все, что он видел, не оставляло сомнения в том, что пума спасла
его. Она охраняла его во время болезни и, рискуя сама, храбро бросилась на
врага, чтобы спасти жизнь человека.
Это была неразрешимая загадка инстинкта. Невольно Морель почувствовал
благодарность и даже нежность к своему спасителю. Но спаслась ли она сама?
Бедная необычайная пума! Она уползла в чащу зализывать свои раны и теперь,
быть может, издыхает, даже не сознавая своего героизма.
Мореля охватило желание разыскать раненого зверя и, если можно, помочь
ему. Несмотря на слабость, он отправился по следу. Но кровавый след уходил
в густую чащу. Морель был еще слишком слаб, чтобы продолжать поиски.
Сделав несколько десятков шагов, он упал у зарослей хинного дерева, вдыхая
душистый запах розовых и желто-белых цветов. У ног его валялась
четырехгранная сломанная ветка.
"А ведь это хина! Почему бы мне не полечить свою лихорадку?" - подумал
он и, отодрав зубами кору, начал жевать ее, морщась от горечи. Морель
начал лечить лихорадку хинной корой, подобно индейцам, которые издавна
пользуются этим народным средством. Приступы лихорадки стали ослабевать, и
скоро Морель почувствовал себя здоровым. Но он был еще очень слаб. Ему
приходилось питаться только растительной пищей. К орехам он скоро прибавил
новое блюдо - муку, которую он добывал из корня кассовы. Из этой муки он
умудрялся даже печь лепешки, разжигая огонь увеличительным стеклом. Иногда
ему удавалось даже полакомиться печеной рыбой. Он ловил ее на крючок,
сделанный из булавки и воткнутый в конец прута. Приманкой служили черви и
насекомые.
Морель еще не оставлял мысли найти своих спутников или спуститься по
одному из притоков к Амазонке и достигнуть жилых мест. Для этого он хотел
использовать дождливое время года: с ноября по март беспрерывные ливни
превращают ручьи в широкие реки. О направлении заботиться не нужно. Морель
устроит плот, сделает запасы пищи и отправится в путь.
Однако в ожидании этого времени надо было подумать о более оседлом
существовании. До сих пор Морель жил, как лесной зверь: день бродил в
поисках добычи и засыпал там, где заставала его ночь. Но так продолжаться
не могло. Его лицо и руки были совершенно изъедены москитами и комарами.
Когда Морель смотрелся в стоячие воды, он не узнавал себя: так опухло его
лицо. Клещи заползали под одежду. Вырвать их с головой не удавалось. Если
же в теле оставалась голова, на этом месте образовывался нарыв, который
причинял Морелю большие страдания, чем живой, сосущий его кровь клещ.
Но это было еще не все. Каждую минуту он рисковал встретиться с лесными
хищниками: ягуаром, мексиканской дикой кошкой, красным волком, дикой
собакой. Из них ягуар был самым страшным. Один ягуар погиб в борьбе с
пумой, но тысячи их еще бродили в лесу. Иногда Морель замечал во тьме
зеленые точки и спешил развести костер, добывая огонь кремнем. Но огонь
нужно было поддерживать, и Морель не высыпался. В конце концов он решил,
что самое безопасное - проводить ночь на ветвях высокого дерева,
усаживался среди сучьев и привязывал себя ремнем к стволу. Морель долго не
мог привыкнуть к такой "спальне". Когда он засыпал, голова его опускалась,
и ему казалось, что он падает с дерева. Морель в ужасе просыпался,
инстинктивно хватаясь за ветви. Но со временем он привык к своей воздушной
кровати и хорошо высыпался. На высоте москиты и комары меньше беспокоили
его. Крупные хищники не замечали добычи, укрывшейся в густой зелени
дерева.
Постепенно из каких-то глубин его существа поднимались и оживали
первобытные инстинкты, утраченные человеком на протяжении тысячелетий
культурной жизни. Морель научился крепко спать и в то же время
прислушиваться к малейшему шуму. Слух и обоняние его обострились. Только
глаза ученого оставались такими же близорукими. Впрочем, в очках он видел
неплохо. Эти очки составляли предмет его непрестанных забот. Однажды,
когда он спал на земле, положив возле себя очки, какая-то птица, очевидно
такая же любительница блестящих вещей, как сорока, подхватила клювом очки
и унесла. Взмахи крыльев разбудили Море-ля, и он погнался за птицей. К
счастью, она уронила очки. С тех пор Морель никогда не снимал очков, даже
во время сна.
Была середина сентября, и дожди перепадали уже довольно часто. Они
неожиданно налетали, опрокидывая на лес целые водопады, и так же быстро
проходили. Ветви деревьев не могли защитить Мореля, и он промокал до
костей. И Морель занялся устройством кровли над головой из ветвей и
листьев. Это была трудная работа. Несколько раз он едва не срывался с
дерева. Вдобавок ему приходилось вести борьбу с обезьянами. Достаточно
было Морелю спуститься с дерева за сучьями и хворостом, как целые стаи
обезьян собирались на его стройку и пытались "помогать". Может быть, они
делали это с самыми лучшими намерениями, но после их набегов Морелю каждый
раз приходилось начинать строить заново. Так продолжалось несколько дней,
пока Морелю не посчастливилось найти очень прочные и тонкие вьющиеся
растения, которыми он туго связал остов крыши. Убедились ли обезьяны, что
человек хорошо справляется с работой без их помощи, или им надоела эта
новая забава, но скоро они оставили его в покое, и Морель благополучно
достроил свое временное жилище. Теперь он был защищен от дождя. Морель
втащил к себе на дерево даже некоторые запасы пищи: муки из кассовы,
орехов и меда медовых мух - свое новое приобретение. Эти запасы могли
пригодиться во время плавания. Вместе с тем они освобождали его от
необходимости искать пищу во время дождя.
В его новом жилище было подобие кровати, сделанной на ветвях и
устланной мхом и листьями. Теперь он мог с некоторым комфортом
растянуться. Когда дождь мешал ему заниматься устройством плота, Морель
лежал у себя на дереве и переносился мыслью в Париж. Но это было так
далеко и так не похоже на то, что окружало Мореля, что Париж казался ему
далеким сном.
В солнечные дни Морель усиленно трудился над устройством плота. Без
топора работать было трудно. Морель нашел несколько острых кремней и
попытался сделать каменный топор, перейдя, таким образом, к следующей
ступени культуры - в каменный век. Зажав кремень в рогатину, Морель
привязал его к топорищу тонкими лианами. Но кремень соскочил с топорища
при первом же ударе. Тогда Морель решил сделать топор по всем правилам
искусства, пробив дыру в кремне ударами другого кремня. Этот египетский
труд истомил его. Морель с отчаяньем бросил работу.
"Нет, видно, я не гожусь в робинзоны!"
Однако мысль о топоре не оставляла его. Дерево легче поддается
обработке. Надо начинать с топорища. Морель нашел подходящий корявый сук
крепкого железного дерева и начал прожигать углями "игольное ушко" -
продолговатую дыру. Это была тоже египетская работа, но все же дерево
поддавалось обделке легче кремня. Скоро "игольное ушко" было готово.
Морель вставил острый плоский камень и закрепил его растительными
волокнами, старательно для этого приготовленными. Этот топор скорее
напоминал булаву с необычайно большим набалдашником - так много намотал
Морель "веревок", но все же это был топор. Он перерубал, вернее, перебивал
ветви в палец толщиной. Он мог служить некоторой защитой. Таким топором
можно было даже срубить толстое дерево. Но, занявшись "хронометражем",
Морель высчитал, что на каждое дерево потребовалось бы не менее месяца. А
ему для плота нужен был по крайней мере десяток деревьев.
Морель приуныл. При такой быстроте работы ему не выбраться ранее чем
через год.
Тогда Морель решил использовать для плота бурелом и стволы подходящей
длины, валявшиеся в руслах высохших рек. Их приходилось тащить отовсюду,
часто издалека. Морель изнемогал от этой непосильной работы. Чтобы найти
бревно подходящей длины, ему иногда приходилось уходить на расстояние
целого дня пути от своего жилища. В этом лесу, однообразном, несмотря на
все расточительное многообразие древесных пород, очень легко заблудиться.
И Морель, уходя на поиски стволов, делал кремневым топором отметки на
деревьях.
Наконец материал для плота был собран. Морель торопился. Проливные
дожди шли уже каждый день, и высохшие русла речек наполнялись водой. К
счастью, вода прибывала не так быстро, как ожидал Морель: высохшая почва
впитывала в себя огромное количество влаги, прежде чем насыщалась и
пропускала воду дальше.
Морель связал плот, сделал небольшое прикрытие от дождя для себя и
запасов пищи, сзади прикрепил руль из шеста с вилкообразным концом,
переплетенным растениями, и начал ждать, ежедневно посматривая на уровень
воды. Наконец она поднялась до плота, лежавшего на берегу. В этот день
дождя не было.
"Сегодняшнюю ночь я еще могу провести на дереве, - подумал Морель. - Но
это будет моя последняя ночь. Через несколько дней из древесного жителя я
превращусь в человека двадцатого века".
И он забрался на свое дерево.
Ночь была тихая, но необычайно душная. Изредка бесшумно вспыхивали
молнии далекой грозы. "А дождь все-таки будет. Ни комаров, ни москитов нет
- попрятались", - думал Морель, засыпая.
Перед утром страшный удар грома разбудил его. Гроза разразилась
внезапно: кругом гремело, словно кто-то открыл двери гигантской кузницы.
Лес полыхал голубым мерцающим пламенем. Раскаты, словно канонада пушек,
стрелявших у самого уха, слились в невообразимый гул. Зловещий
зеленовато-белый свет зажегся в небе. Ветер все усиливался, но дождя еще
не было. Внезапно небо опрокинуло на землю целый океан воды. Это был не
дождь, даже не ливень. Водная стихия обрушилась сплошною массой.
- Пора! - крикнул Морель, но он не услышал своего голоса. Наскоро
собрав свои пожитки, Морель спустился по дереву, цепляясь за сучья.
Несмотря на то, что его защищали навес и густая листва, Морель через
минуту был мокр, как рыба в воде. Падавший с неба водопад оглушал его,
слепил глаза, давил на череп. Но Морель бежал, не останавливаясь. Вот он у
плота. При свете непрекращавшейся молнии Морель увидал, что вода залила
половину плота. Морель взбежал на плот и влез в шатер. К его удивлению,
здесь было почти сухо. Недаром он потрудился, густо устилая крышу крупными
и плотными листьями!
"По крайней мере я не буду испытывать во время путешествия недостатка в
пресной воде", - подумал он, чувствуя нервный подъем духа. Однако эта
радость скоро сменилась беспокойством: вскоре он почувствовал, что вода
появилась на поверхности плота. Морель приподнялся, но вода скоро достигла
щиколоток ног и прибывала беспрерывно. Его плот решительно не всплывал.
Быть может, он зацепился за что-нибудь? Должен же подняться хоть один его
край! Для рассуждении, однако, не было времени. Вода уже доходила до пояса
и угрожала смыть с плота неудачного путешественника вместе с шатром и
пожитками.
Морелю ничего не оставалось, как спастись бегством на берег. Но и это
было нелегкой задачей. Вокруг него бушевал поток, унося в своем бешеном
стремлении вывороченные с корнями деревья. К счастью, Морель был неплохой
пловец. Бросив на произвол судьбы запасы продовольствия, он решил спасать
только себя и научные инструменты, помещавшиеся в мешке за спиной. Морель
кинулся в поток. Его завертело как щепку и понесло. Не менее получаса ему
пришлось бороться с течением, пока, наконец, на крутом повороте его не
прибило к берегу.
Морель вылез, весь покрытый зеленой тиной и тонкими длинными листьями.
"Часы безнадежно испорчены, - подумал он. - Придется жить по солнцу. Но
это не беда. Главное, плот. Почему он не поплыл?"
Буря промчалась с такой быстротой, как это бывает только в тропиках.
Ветер сдернул сизую завесу с неба, открыв второй, голубой полог. Выглянуло
солнце, и лес внезапно ожил. Вылезли обезьяны, отряхнули, как собаки,
намокшую шерсть и стали сушиться на солнце, шумно болтая и, вероятно,
делясь на своем языке впечатлениями о пронесшейся буре. Деревья расцвели
яркими красками перьев попугаев; пчелы и осы спешили пополнить запасы пищи
до нового ливня. Лес жил полной жизнью, все живое веселилось, пожирая друг
друга...
Один Морель был чужд этому веселью. Понуро возвращался он берегом
бушевавшей реки к своему брошенному жилищу.
Вот и место, где он строил плот. Но от него не осталось и следа. Шалаш
сорвало, а плот по-прежнему покоился на дне.
- Но в чем же дело, черт возьми? - раздраженно крикнул Морель. Он взял
валявшийся на берегу кусок железного дерева, из которого был сделан плот,
бросил в воду и тотчас воскликнул:
- Есть ли еще на свете такой осел, как я? Обрубок потонул, подобно
камню. Железное дерево было слишком тяжело и не могло держаться на воде.
Тяжелый урок! Опустив голову, Морель смотрел на кипевшую реку, в водах
которой было погребено столько усилий и труда.
Дожди шли почти беспрерывно. Морель был похож на земноводное животное,
так как тело его почти не просыхало. Он жил как бы в водной стихии, только
более насыщенной воздухом, чем воды океана. Температура почти не
понизилась, но влажность невероятно увеличилась. Едва утихал дождь, как
белая пелена тумана застилала все вокруг. Горячий влажный туман до такой
степени наполнял легкие, что у Мореля по временам поднимался удушливый
кашель. Его организм так напитался влагой, что Морель почти не пил воды.
Единственным утешением этого времени года было то, что Морель отдохнул от
комаров и москитов. Клещи, смытые с листьев деревьев, также меньше
беспокоили его.
Мореля приводила в ужас мысль, что ему придется отложить путешествие на
год. И он решил во что бы то ни стало отправиться в путь до окончания
периода дождей. Глядя на грязные бурные воды потока, поднявшего со дна
тысячи тонн ила, Морель обратил внимания на огромное количество тростников
и вырванных с корнем стволов бамбука, плывших по поверхности. Легкие,
полые внутри, они как бы самой природой были предназначены для устройства
плота. К тому же с этими стволами легко мог справиться кремневый топор
Мореля.
- Вот из чего надо делать плот! - воскликнул Морель.
И он вновь принялся за работу под непрекращавшимся проливным дождем.
Работа пошла быстрее, чем он ожидал. Ему не приходилось даже искать и
собирать бамбук: каждый день река выбрасывала на берег огромное количество
бамбуковых палок. Морелю приходилось только выбирать, связывать и
складывать стволы. Через несколько дней плот был готов. Оставалось лишь
стащить его в воду. Несмотря на легкость материала, из которого был сделан
плот, он представлял значительную тяжесть для одного человека. Берега были
размыты, и работать приходилось в непролазной грязи. Морель придумал целую
систему рычагов, пользуясь вместо веревок тонкими гибкими стволами
ползучих растений. Но сдвинуть плот оказалось труднее, чем построить его.
Концы бамбуковых палок то и дело врезывались в грязь и застопоривали
движение. Приходилось бросать работу, чтобы поднимать увязший в грязи край
плота. Иногда в продолжение целого дня работы Морелю удавалось сдвинуть
плот на несколько дюймов. Морель приходил в отчаяние. Наконец сама природа
пришла ему на помощь. Напоенная дождями земля уже не вбирала в себя
прежнего количества влаги; между тем небесные запасы воды казались
неистощимыми.
Уровень воды в реке быстро поднимался. Морель сделал последние
приготовления и переселился на плот. В тот же вечер он почувствовал, что
плот медленно поворачивается, накренясь набок. Еще один момент - и плот
был подхвачен течением и понесся по бурлящей реке. Морель торжествующе
крикнул.
Однако радость оказалась преждевременной. Его закрутило в водовороте,
как волчок. Огромный конец дерева вынырнул из воды и ударил в плот с такой
силой, что тот едва не перевернулся. Морель перебежал на высоко
поднявшийся край плота, выровнял его и взялся за шест. Теперь он мог
торжествовать. Плот летел стрелой среди мусора, обломков деревьев и
вырванных с корнем пальм - туда, к людям, в двадцатый век.
Морель внимательно оглядел воду. Река разлилась на огромное
пространство, затопив низменные берега. Целые рощи пальм стояли в воде,
задерживая своими стволами кучи хвороста и листьев.
Перед утром Морель заметил, что плот движется медленнее. Когда
рассвело, он увидел, что его занесло в одну из обширных речных заводей.
Положение Мореля было не из веселых. Рассчитывая на течение, он не
догадался сделать весло. Он еще раз выругал себя ослом, однако это не
помогало делу.
Морель попробовал отталкиваться шестом. Но как только ему удавалось
протолкнуть плот в русло реки, шест переставал достигать дна и плот снова
медленно относило в заводь. Морель решил отдаться на волю течения,
надеясь, что оно, совершив круг, вынесет его из заводи. Плот медленно
поплыл к тинистому берегу и, наконец, дрогнув, остановился. Рискуя
надорваться, Морель налегал на шест, но от этого плот, погрузившийся
нижними палками в тину, еще больше увязал.
Морель бросил шест, упал на плот и уснул, истомленный волнениями
прошлого дня и бессонной ночью.
Проснулся Морель только вечером. Обдумав свое положение, он решил, что
ему ничего не остается, как высадиться на берег, вернее, выйти на сухое
место, так как он находился не в русле реки, а на затопленной поляне леса,
окруженной со всех сторон деревьями. Ночью он не решился этого сделать,
улегся на плоту. Дождь прекратился, и тысячи комаров поднялись над водой.
В заболоченной почве что-то чавкало, вздыхало, шевелилось... Из чащи леса
доносился странный свист. Временами трещали кусты под чьими-то тяжелыми
шагами. Морель яростно отгонял от себя тучи комаров, прислушивался к
свисту и не мог уснуть.
Утром он посмотрел на почву, на которую должен был ступить, и
содрогнулся от ужаса. Она вся словно дышала. От времени до времени на
поверхности появлялась голова ужа или змеи-слепуна. Толстые жабы рылись в
иле. Казалось, гады со всего света собрались сюда, чтобы полакомиться в
жирном, напоенном водой или червями и личинками насекомых иле. Морель
безнадежно посмотрел на плот. Нет, не сдвинуть. Выхода не было, и Морель,
забрав мешок с инструментами и запасом пищи, вошел в грязную воду. Ноги
увязли в тине; Морель с трудом вытаскивал их и медленно пробирался к
берегу. Наконец он вышел из воды и добрался до полосы грязи. Змеи шипели
на него и уползали в сторону. Огромные цветные жабы с угрожающим видом
бросались ему вслед. К счастью, жидкая грязь была плохим трамплином для
прыжка и они не достигали Мореля.
Морель обошел заводь и пошел вниз по реке. Но чем дальше он шел, тем
тинистее становилась почва и течение воды в реке делалось все медленнее.
Наконец перед ним открылось огромное пространство, залитое водою.
"Неужели река не впадает в Амазонку?" - с тревогой подумал Морель.
Несколько дней употребил он на исследования этого лесного озера с
заболоченными берегами, но воде, казалось, не было края. Конечно, этого
озера не найти ни на каких картах, так как в сухое время года оно
высыхает. К тому же едва ли здесь когда-либо ступала нога географа.
Морель окончательно заблудился. Он целые годы может бродить по этим
неисследованным дебрям и не выбраться отсюда. Неужели всю жизнь он
принужден будет жить в этом лесу? Правда, этот тропический лес дает
неизмеримо богатый материал для научных работ. Но к чему трудиться, если
его открытия погибнут вместе с ним? Нет, Морель должен выбраться отсюда!
Рано или поздно ему посчастливится напасть на какой-нибудь приток
Амазонки. То, что река, по которой он пустился в путь, никуда не впадала,
было только несчастной случайностью. Однако он слишком устал. Ему
необходимо переждать дождливый период, с этим надо примириться, - он
отдохнет, соберет коллекцию редчайших насекомых и с новыми силами пустится
в путь. Но, чтобы лучше отдохнуть, надо устроиться с большими удобствами,
чем он это делал до сих пор. У него уже есть опыт. Он не новичок. Прежде
всего надо выбрать хорошее место, потом построить настоящее жилище,
конечно на деревьях.
И Морель начал бродить по лесу в поисках подходящего участка. В одном
месте леса почва поднималась и была более твердой. Скоро под ногами он
почувствовал камни. Это уже не было сплошное царство пальм и папоротников.
Здесь росли фернамбуковые деревья с двояко-перистыми листьями, мангровые,
пума приближалась к человеку.
"Только бы не показать, что я боюсь ее!" - подумал Морель и сделал
несколько шагов навстречу зверю. Пума махнула хвостом, сделала небольшой
прыжок и остановилась перед Морелем. Глаза их встретились. Животное
сощурило глаза, подобрав находившиеся под ними белые пятнышки. Оно будто
смеялось...
"Да ну же, ешь скорее!" - подумал Морель, не будучи в силах перенести
эту пытку. Но пума продолжала свою странную игру. Оно подошла к Морелю
вплотную и толкнула его пушистой головой, как бы ласкаясь. Этого мягкого
толчка было достаточно, чтобы сбить Мореля с ног. "Конец!" - подумал он.
Но это было только начало. Пума упала на землю рядом с Морелем,
перевернулась на спину и начала толкать его в бок головой, как бы
приглашая играть. При этом она мурлыкала, как кот.
"Это какая-то сумасшедшая пума! - думал Морель. - Она, вероятно,
помешалась от жары, поэтому и делает такие безумные поступки: ласкается,
вместо того чтобы сожрать меня".
Морель не был склонен поддерживать игру. Подражая животным, он решил
притвориться мертвым. Пуме это не понравилось. Чтобы растормошить свою
игрушку, она легла на грудь Мореля, слегка прижав его плечо одной лапой,
другую подняла над его лицом, и открыла пасть, обнаруживая ряд страшных
клыков.
"Вот когда конец!" - подумал Морель. Но и на этот раз он ошибся.
Неодобрительно фыркнув, пума вскочила и убежала в заросли кустарников.
Это было невероятно! Морель поднялся без единой царапины. Оправившись
от потрясения, он почувствовал сильный приступ голода и отправился на
поиски орехов.
Вечером Морель вновь почувствовал приближение приступа малярии. Но
прежде чем он потерял сознание, "сумасшедшая" пума еще раз навестила его.
Она, как тень, выскользнула из кустарников, уже погруженных в сумрак,
подошла к лежавшему Морелю и обнюхала его лицо. Морель не шевелился. Пума
улеглась рядом с ним и широко зевнула, как бы располагаясь на ночлег
вместе с ним.
Почти совсем стемнело. Стихли крики обезьян, хлопотливо размещавшихся
на ночлег в высоких ветвях, умолкли птичьи голоса. Не слышалось даже
лягушачьих заунывных песен. Лес засыпал. Ни звука. Только тонкое жужжанье
комаров, не нарушая безмолвия ночи, пронизывало воздух...
"Гаучосы называют пуму другом человека. Они уверяют, что она никогда не
нападает на человека и не трогает ни спящего, ни ребенка. Неужели это
правда?" - подумал Морель, искоса поглядывая на своего косматого соседа.
Пума лежала неподвижно. Только уши зверя едва заметно шевелились, точно он
прислушивался к отдаленным звукам. Как ни напрягал Морель слух, он ничего
не мог уловить, кроме жужжанья комаров. Лихорадка все сильнее овладевала
Морелем. Он старался не дрожать, но от времени до времени его тело
судорожно напрягалось, и его подбрасывало вверх, как на пружине. Однако,
видимо, не это беспокоило зверя. Пума протянула лапы, выпустила когти и
собралась в клубок, словно готовясь к прыжку на невидимого врага. Прошла
еще минута напряженного ожидания, и Морель заметил в густых зарослях у
ручья две светившиеся зеленоватым огнем точки. Это могли быть только глаза
хищного зверя. Мысли Мореля мутились. Бред охватывал его, и ему казалось,
что зеленые точки расширяются, на них вырастают мохнатые лапы... Два
чудовищных зеленых паука приближаются к нему. Морель застонал и потерял
сознание... Среди бредовых кошмаров ему слышались ужасающий рев, крики,
стоны, словно тысячи злых духов сорвались с цепи, ревел ураган, завывал
ветер, рычали звери, и кто-то хохотал громовыми раскатами. И опять черная
бездна тишины. Небытие...
Зарево тропического утра. Солнце еще не видно, но небо уже пылает
пурпуром. Морель открывает глаза. Он все еще жив. Кругом буйная жизнь
играет всеми цветами, кричит тысячеголосым хором пернатых и насекомых. И
опять жажда, нестерпимая жажда...
Морель тащится по земле, как змея с перешибленной спиной, к ручью.
Здесь он видит необычайное зрелище. У самой воды лежит распростертый труп
огромного ягуара - этого вечного врага пумы. Его красивая золотистая
шерсть с черными продолговатыми пятнами изорвана в клочья. Правое ухо
откушено. Один глаз вытек. На шее огромная рана. Земля залита вокруг
кровью. Трава вырвана и разбросана, кустарник изломан. Здесь была страшная
битва не на жизнь, а на смерть. Морель наклонился над убитым зверем и с
жутким любопытством посмотрел в единственный сохранившийся глаз, тусклый,
остекленевший. Неужели глаза этого зверя преследовали его по ночам? Морель
вспомнил, что несколько раз замечал две фосфорические точки, мелькавшие в
кустах. Но он не был охотником и думал, что это ночные светящиеся
насекомые, которых так много в тропических лесах. Да, его подстерегал
ягуар. И вот он лежит поверженный! Морель оглянулся кругом и увидел, Что
кровавый след уходит в сторону и пропадает в кустах. Ученый не верил своим
глазам. Но все, что он видел, не оставляло сомнения в том, что пума спасла
его. Она охраняла его во время болезни и, рискуя сама, храбро бросилась на
врага, чтобы спасти жизнь человека.
Это была неразрешимая загадка инстинкта. Невольно Морель почувствовал
благодарность и даже нежность к своему спасителю. Но спаслась ли она сама?
Бедная необычайная пума! Она уползла в чащу зализывать свои раны и теперь,
быть может, издыхает, даже не сознавая своего героизма.
Мореля охватило желание разыскать раненого зверя и, если можно, помочь
ему. Несмотря на слабость, он отправился по следу. Но кровавый след уходил
в густую чащу. Морель был еще слишком слаб, чтобы продолжать поиски.
Сделав несколько десятков шагов, он упал у зарослей хинного дерева, вдыхая
душистый запах розовых и желто-белых цветов. У ног его валялась
четырехгранная сломанная ветка.
"А ведь это хина! Почему бы мне не полечить свою лихорадку?" - подумал
он и, отодрав зубами кору, начал жевать ее, морщась от горечи. Морель
начал лечить лихорадку хинной корой, подобно индейцам, которые издавна
пользуются этим народным средством. Приступы лихорадки стали ослабевать, и
скоро Морель почувствовал себя здоровым. Но он был еще очень слаб. Ему
приходилось питаться только растительной пищей. К орехам он скоро прибавил
новое блюдо - муку, которую он добывал из корня кассовы. Из этой муки он
умудрялся даже печь лепешки, разжигая огонь увеличительным стеклом. Иногда
ему удавалось даже полакомиться печеной рыбой. Он ловил ее на крючок,
сделанный из булавки и воткнутый в конец прута. Приманкой служили черви и
насекомые.
Морель еще не оставлял мысли найти своих спутников или спуститься по
одному из притоков к Амазонке и достигнуть жилых мест. Для этого он хотел
использовать дождливое время года: с ноября по март беспрерывные ливни
превращают ручьи в широкие реки. О направлении заботиться не нужно. Морель
устроит плот, сделает запасы пищи и отправится в путь.
Однако в ожидании этого времени надо было подумать о более оседлом
существовании. До сих пор Морель жил, как лесной зверь: день бродил в
поисках добычи и засыпал там, где заставала его ночь. Но так продолжаться
не могло. Его лицо и руки были совершенно изъедены москитами и комарами.
Когда Морель смотрелся в стоячие воды, он не узнавал себя: так опухло его
лицо. Клещи заползали под одежду. Вырвать их с головой не удавалось. Если
же в теле оставалась голова, на этом месте образовывался нарыв, который
причинял Морелю большие страдания, чем живой, сосущий его кровь клещ.
Но это было еще не все. Каждую минуту он рисковал встретиться с лесными
хищниками: ягуаром, мексиканской дикой кошкой, красным волком, дикой
собакой. Из них ягуар был самым страшным. Один ягуар погиб в борьбе с
пумой, но тысячи их еще бродили в лесу. Иногда Морель замечал во тьме
зеленые точки и спешил развести костер, добывая огонь кремнем. Но огонь
нужно было поддерживать, и Морель не высыпался. В конце концов он решил,
что самое безопасное - проводить ночь на ветвях высокого дерева,
усаживался среди сучьев и привязывал себя ремнем к стволу. Морель долго не
мог привыкнуть к такой "спальне". Когда он засыпал, голова его опускалась,
и ему казалось, что он падает с дерева. Морель в ужасе просыпался,
инстинктивно хватаясь за ветви. Но со временем он привык к своей воздушной
кровати и хорошо высыпался. На высоте москиты и комары меньше беспокоили
его. Крупные хищники не замечали добычи, укрывшейся в густой зелени
дерева.
Постепенно из каких-то глубин его существа поднимались и оживали
первобытные инстинкты, утраченные человеком на протяжении тысячелетий
культурной жизни. Морель научился крепко спать и в то же время
прислушиваться к малейшему шуму. Слух и обоняние его обострились. Только
глаза ученого оставались такими же близорукими. Впрочем, в очках он видел
неплохо. Эти очки составляли предмет его непрестанных забот. Однажды,
когда он спал на земле, положив возле себя очки, какая-то птица, очевидно
такая же любительница блестящих вещей, как сорока, подхватила клювом очки
и унесла. Взмахи крыльев разбудили Море-ля, и он погнался за птицей. К
счастью, она уронила очки. С тех пор Морель никогда не снимал очков, даже
во время сна.
Была середина сентября, и дожди перепадали уже довольно часто. Они
неожиданно налетали, опрокидывая на лес целые водопады, и так же быстро
проходили. Ветви деревьев не могли защитить Мореля, и он промокал до
костей. И Морель занялся устройством кровли над головой из ветвей и
листьев. Это была трудная работа. Несколько раз он едва не срывался с
дерева. Вдобавок ему приходилось вести борьбу с обезьянами. Достаточно
было Морелю спуститься с дерева за сучьями и хворостом, как целые стаи
обезьян собирались на его стройку и пытались "помогать". Может быть, они
делали это с самыми лучшими намерениями, но после их набегов Морелю каждый
раз приходилось начинать строить заново. Так продолжалось несколько дней,
пока Морелю не посчастливилось найти очень прочные и тонкие вьющиеся
растения, которыми он туго связал остов крыши. Убедились ли обезьяны, что
человек хорошо справляется с работой без их помощи, или им надоела эта
новая забава, но скоро они оставили его в покое, и Морель благополучно
достроил свое временное жилище. Теперь он был защищен от дождя. Морель
втащил к себе на дерево даже некоторые запасы пищи: муки из кассовы,
орехов и меда медовых мух - свое новое приобретение. Эти запасы могли
пригодиться во время плавания. Вместе с тем они освобождали его от
необходимости искать пищу во время дождя.
В его новом жилище было подобие кровати, сделанной на ветвях и
устланной мхом и листьями. Теперь он мог с некоторым комфортом
растянуться. Когда дождь мешал ему заниматься устройством плота, Морель
лежал у себя на дереве и переносился мыслью в Париж. Но это было так
далеко и так не похоже на то, что окружало Мореля, что Париж казался ему
далеким сном.
В солнечные дни Морель усиленно трудился над устройством плота. Без
топора работать было трудно. Морель нашел несколько острых кремней и
попытался сделать каменный топор, перейдя, таким образом, к следующей
ступени культуры - в каменный век. Зажав кремень в рогатину, Морель
привязал его к топорищу тонкими лианами. Но кремень соскочил с топорища
при первом же ударе. Тогда Морель решил сделать топор по всем правилам
искусства, пробив дыру в кремне ударами другого кремня. Этот египетский
труд истомил его. Морель с отчаяньем бросил работу.
"Нет, видно, я не гожусь в робинзоны!"
Однако мысль о топоре не оставляла его. Дерево легче поддается
обработке. Надо начинать с топорища. Морель нашел подходящий корявый сук
крепкого железного дерева и начал прожигать углями "игольное ушко" -
продолговатую дыру. Это была тоже египетская работа, но все же дерево
поддавалось обделке легче кремня. Скоро "игольное ушко" было готово.
Морель вставил острый плоский камень и закрепил его растительными
волокнами, старательно для этого приготовленными. Этот топор скорее
напоминал булаву с необычайно большим набалдашником - так много намотал
Морель "веревок", но все же это был топор. Он перерубал, вернее, перебивал
ветви в палец толщиной. Он мог служить некоторой защитой. Таким топором
можно было даже срубить толстое дерево. Но, занявшись "хронометражем",
Морель высчитал, что на каждое дерево потребовалось бы не менее месяца. А
ему для плота нужен был по крайней мере десяток деревьев.
Морель приуныл. При такой быстроте работы ему не выбраться ранее чем
через год.
Тогда Морель решил использовать для плота бурелом и стволы подходящей
длины, валявшиеся в руслах высохших рек. Их приходилось тащить отовсюду,
часто издалека. Морель изнемогал от этой непосильной работы. Чтобы найти
бревно подходящей длины, ему иногда приходилось уходить на расстояние
целого дня пути от своего жилища. В этом лесу, однообразном, несмотря на
все расточительное многообразие древесных пород, очень легко заблудиться.
И Морель, уходя на поиски стволов, делал кремневым топором отметки на
деревьях.
Наконец материал для плота был собран. Морель торопился. Проливные
дожди шли уже каждый день, и высохшие русла речек наполнялись водой. К
счастью, вода прибывала не так быстро, как ожидал Морель: высохшая почва
впитывала в себя огромное количество влаги, прежде чем насыщалась и
пропускала воду дальше.
Морель связал плот, сделал небольшое прикрытие от дождя для себя и
запасов пищи, сзади прикрепил руль из шеста с вилкообразным концом,
переплетенным растениями, и начал ждать, ежедневно посматривая на уровень
воды. Наконец она поднялась до плота, лежавшего на берегу. В этот день
дождя не было.
"Сегодняшнюю ночь я еще могу провести на дереве, - подумал Морель. - Но
это будет моя последняя ночь. Через несколько дней из древесного жителя я
превращусь в человека двадцатого века".
И он забрался на свое дерево.
Ночь была тихая, но необычайно душная. Изредка бесшумно вспыхивали
молнии далекой грозы. "А дождь все-таки будет. Ни комаров, ни москитов нет
- попрятались", - думал Морель, засыпая.
Перед утром страшный удар грома разбудил его. Гроза разразилась
внезапно: кругом гремело, словно кто-то открыл двери гигантской кузницы.
Лес полыхал голубым мерцающим пламенем. Раскаты, словно канонада пушек,
стрелявших у самого уха, слились в невообразимый гул. Зловещий
зеленовато-белый свет зажегся в небе. Ветер все усиливался, но дождя еще
не было. Внезапно небо опрокинуло на землю целый океан воды. Это был не
дождь, даже не ливень. Водная стихия обрушилась сплошною массой.
- Пора! - крикнул Морель, но он не услышал своего голоса. Наскоро
собрав свои пожитки, Морель спустился по дереву, цепляясь за сучья.
Несмотря на то, что его защищали навес и густая листва, Морель через
минуту был мокр, как рыба в воде. Падавший с неба водопад оглушал его,
слепил глаза, давил на череп. Но Морель бежал, не останавливаясь. Вот он у
плота. При свете непрекращавшейся молнии Морель увидал, что вода залила
половину плота. Морель взбежал на плот и влез в шатер. К его удивлению,
здесь было почти сухо. Недаром он потрудился, густо устилая крышу крупными
и плотными листьями!
"По крайней мере я не буду испытывать во время путешествия недостатка в
пресной воде", - подумал он, чувствуя нервный подъем духа. Однако эта
радость скоро сменилась беспокойством: вскоре он почувствовал, что вода
появилась на поверхности плота. Морель приподнялся, но вода скоро достигла
щиколоток ног и прибывала беспрерывно. Его плот решительно не всплывал.
Быть может, он зацепился за что-нибудь? Должен же подняться хоть один его
край! Для рассуждении, однако, не было времени. Вода уже доходила до пояса
и угрожала смыть с плота неудачного путешественника вместе с шатром и
пожитками.
Морелю ничего не оставалось, как спастись бегством на берег. Но и это
было нелегкой задачей. Вокруг него бушевал поток, унося в своем бешеном
стремлении вывороченные с корнями деревья. К счастью, Морель был неплохой
пловец. Бросив на произвол судьбы запасы продовольствия, он решил спасать
только себя и научные инструменты, помещавшиеся в мешке за спиной. Морель
кинулся в поток. Его завертело как щепку и понесло. Не менее получаса ему
пришлось бороться с течением, пока, наконец, на крутом повороте его не
прибило к берегу.
Морель вылез, весь покрытый зеленой тиной и тонкими длинными листьями.
"Часы безнадежно испорчены, - подумал он. - Придется жить по солнцу. Но
это не беда. Главное, плот. Почему он не поплыл?"
Буря промчалась с такой быстротой, как это бывает только в тропиках.
Ветер сдернул сизую завесу с неба, открыв второй, голубой полог. Выглянуло
солнце, и лес внезапно ожил. Вылезли обезьяны, отряхнули, как собаки,
намокшую шерсть и стали сушиться на солнце, шумно болтая и, вероятно,
делясь на своем языке впечатлениями о пронесшейся буре. Деревья расцвели
яркими красками перьев попугаев; пчелы и осы спешили пополнить запасы пищи
до нового ливня. Лес жил полной жизнью, все живое веселилось, пожирая друг
друга...
Один Морель был чужд этому веселью. Понуро возвращался он берегом
бушевавшей реки к своему брошенному жилищу.
Вот и место, где он строил плот. Но от него не осталось и следа. Шалаш
сорвало, а плот по-прежнему покоился на дне.
- Но в чем же дело, черт возьми? - раздраженно крикнул Морель. Он взял
валявшийся на берегу кусок железного дерева, из которого был сделан плот,
бросил в воду и тотчас воскликнул:
- Есть ли еще на свете такой осел, как я? Обрубок потонул, подобно
камню. Железное дерево было слишком тяжело и не могло держаться на воде.
Тяжелый урок! Опустив голову, Морель смотрел на кипевшую реку, в водах
которой было погребено столько усилий и труда.
Дожди шли почти беспрерывно. Морель был похож на земноводное животное,
так как тело его почти не просыхало. Он жил как бы в водной стихии, только
более насыщенной воздухом, чем воды океана. Температура почти не
понизилась, но влажность невероятно увеличилась. Едва утихал дождь, как
белая пелена тумана застилала все вокруг. Горячий влажный туман до такой
степени наполнял легкие, что у Мореля по временам поднимался удушливый
кашель. Его организм так напитался влагой, что Морель почти не пил воды.
Единственным утешением этого времени года было то, что Морель отдохнул от
комаров и москитов. Клещи, смытые с листьев деревьев, также меньше
беспокоили его.
Мореля приводила в ужас мысль, что ему придется отложить путешествие на
год. И он решил во что бы то ни стало отправиться в путь до окончания
периода дождей. Глядя на грязные бурные воды потока, поднявшего со дна
тысячи тонн ила, Морель обратил внимания на огромное количество тростников
и вырванных с корнем стволов бамбука, плывших по поверхности. Легкие,
полые внутри, они как бы самой природой были предназначены для устройства
плота. К тому же с этими стволами легко мог справиться кремневый топор
Мореля.
- Вот из чего надо делать плот! - воскликнул Морель.
И он вновь принялся за работу под непрекращавшимся проливным дождем.
Работа пошла быстрее, чем он ожидал. Ему не приходилось даже искать и
собирать бамбук: каждый день река выбрасывала на берег огромное количество
бамбуковых палок. Морелю приходилось только выбирать, связывать и
складывать стволы. Через несколько дней плот был готов. Оставалось лишь
стащить его в воду. Несмотря на легкость материала, из которого был сделан
плот, он представлял значительную тяжесть для одного человека. Берега были
размыты, и работать приходилось в непролазной грязи. Морель придумал целую
систему рычагов, пользуясь вместо веревок тонкими гибкими стволами
ползучих растений. Но сдвинуть плот оказалось труднее, чем построить его.
Концы бамбуковых палок то и дело врезывались в грязь и застопоривали
движение. Приходилось бросать работу, чтобы поднимать увязший в грязи край
плота. Иногда в продолжение целого дня работы Морелю удавалось сдвинуть
плот на несколько дюймов. Морель приходил в отчаяние. Наконец сама природа
пришла ему на помощь. Напоенная дождями земля уже не вбирала в себя
прежнего количества влаги; между тем небесные запасы воды казались
неистощимыми.
Уровень воды в реке быстро поднимался. Морель сделал последние
приготовления и переселился на плот. В тот же вечер он почувствовал, что
плот медленно поворачивается, накренясь набок. Еще один момент - и плот
был подхвачен течением и понесся по бурлящей реке. Морель торжествующе
крикнул.
Однако радость оказалась преждевременной. Его закрутило в водовороте,
как волчок. Огромный конец дерева вынырнул из воды и ударил в плот с такой
силой, что тот едва не перевернулся. Морель перебежал на высоко
поднявшийся край плота, выровнял его и взялся за шест. Теперь он мог
торжествовать. Плот летел стрелой среди мусора, обломков деревьев и
вырванных с корнем пальм - туда, к людям, в двадцатый век.
Морель внимательно оглядел воду. Река разлилась на огромное
пространство, затопив низменные берега. Целые рощи пальм стояли в воде,
задерживая своими стволами кучи хвороста и листьев.
Перед утром Морель заметил, что плот движется медленнее. Когда
рассвело, он увидел, что его занесло в одну из обширных речных заводей.
Положение Мореля было не из веселых. Рассчитывая на течение, он не
догадался сделать весло. Он еще раз выругал себя ослом, однако это не
помогало делу.
Морель попробовал отталкиваться шестом. Но как только ему удавалось
протолкнуть плот в русло реки, шест переставал достигать дна и плот снова
медленно относило в заводь. Морель решил отдаться на волю течения,
надеясь, что оно, совершив круг, вынесет его из заводи. Плот медленно
поплыл к тинистому берегу и, наконец, дрогнув, остановился. Рискуя
надорваться, Морель налегал на шест, но от этого плот, погрузившийся
нижними палками в тину, еще больше увязал.
Морель бросил шест, упал на плот и уснул, истомленный волнениями
прошлого дня и бессонной ночью.
Проснулся Морель только вечером. Обдумав свое положение, он решил, что
ему ничего не остается, как высадиться на берег, вернее, выйти на сухое
место, так как он находился не в русле реки, а на затопленной поляне леса,
окруженной со всех сторон деревьями. Ночью он не решился этого сделать,
улегся на плоту. Дождь прекратился, и тысячи комаров поднялись над водой.
В заболоченной почве что-то чавкало, вздыхало, шевелилось... Из чащи леса
доносился странный свист. Временами трещали кусты под чьими-то тяжелыми
шагами. Морель яростно отгонял от себя тучи комаров, прислушивался к
свисту и не мог уснуть.
Утром он посмотрел на почву, на которую должен был ступить, и
содрогнулся от ужаса. Она вся словно дышала. От времени до времени на
поверхности появлялась голова ужа или змеи-слепуна. Толстые жабы рылись в
иле. Казалось, гады со всего света собрались сюда, чтобы полакомиться в
жирном, напоенном водой или червями и личинками насекомых иле. Морель
безнадежно посмотрел на плот. Нет, не сдвинуть. Выхода не было, и Морель,
забрав мешок с инструментами и запасом пищи, вошел в грязную воду. Ноги
увязли в тине; Морель с трудом вытаскивал их и медленно пробирался к
берегу. Наконец он вышел из воды и добрался до полосы грязи. Змеи шипели
на него и уползали в сторону. Огромные цветные жабы с угрожающим видом
бросались ему вслед. К счастью, жидкая грязь была плохим трамплином для
прыжка и они не достигали Мореля.
Морель обошел заводь и пошел вниз по реке. Но чем дальше он шел, тем
тинистее становилась почва и течение воды в реке делалось все медленнее.
Наконец перед ним открылось огромное пространство, залитое водою.
"Неужели река не впадает в Амазонку?" - с тревогой подумал Морель.
Несколько дней употребил он на исследования этого лесного озера с
заболоченными берегами, но воде, казалось, не было края. Конечно, этого
озера не найти ни на каких картах, так как в сухое время года оно
высыхает. К тому же едва ли здесь когда-либо ступала нога географа.
Морель окончательно заблудился. Он целые годы может бродить по этим
неисследованным дебрям и не выбраться отсюда. Неужели всю жизнь он
принужден будет жить в этом лесу? Правда, этот тропический лес дает
неизмеримо богатый материал для научных работ. Но к чему трудиться, если
его открытия погибнут вместе с ним? Нет, Морель должен выбраться отсюда!
Рано или поздно ему посчастливится напасть на какой-нибудь приток
Амазонки. То, что река, по которой он пустился в путь, никуда не впадала,
было только несчастной случайностью. Однако он слишком устал. Ему
необходимо переждать дождливый период, с этим надо примириться, - он
отдохнет, соберет коллекцию редчайших насекомых и с новыми силами пустится
в путь. Но, чтобы лучше отдохнуть, надо устроиться с большими удобствами,
чем он это делал до сих пор. У него уже есть опыт. Он не новичок. Прежде
всего надо выбрать хорошее место, потом построить настоящее жилище,
конечно на деревьях.
И Морель начал бродить по лесу в поисках подходящего участка. В одном
месте леса почва поднималась и была более твердой. Скоро под ногами он
почувствовал камни. Это уже не было сплошное царство пальм и папоротников.
Здесь росли фернамбуковые деревья с двояко-перистыми листьями, мангровые,