Страница:
что имеет дело с корреспондентом. - Редакция поручила мне побеседовать с
вами по поводу вашего величайшего изобретения...
- Какого изобретения? - насторожился Бройер.
- Изобретения "вечного хлеба", разумеется. Ведь это открывает такие
грандиозные перспективы...
- Как, и вы о "вечном хлебе"? - крикнул профессор, весь побагровев. -
Откуда вы взяли? Все это глупости, праздная болтовня. Никакого "вечного
хлеба" я не изобретал.
Молодой человек выслушал эту горячую речь с улыбкой, которая еще больше
раздражила профессора.
- Уважаемый профессор, - ответил он, - мы не смели бы проникнуть в
тайны вашего творчества, если бы их не открыл нам случай. Это вышло помимо
нас.
- Какой случай? - спросил профессор, чувствуя, что его тайна
действительно раскрыта.
- Вы дали в виде опыта часть "вечного хлеба", или теста, как его
называют, старому рыбаку Гансу. Ганс начал торговать этим хлебом среди
своих односельчан...
- Не может быть! - вскричал профессор.
- Увы, это так. Он не оправдал вашего доверия. Одна из жен рыбаков не
утерпела и послала кусочек теста в соседнюю деревню своей бедной, больной
матери. Вторая дочь этой матери, живущая с ней, написала о чудесном тесте
своему брату в Берлин. А этот брат - какая счастливая для нас случайность!
- служит в нашей редакции рассыльным.
- Какая несчастная для меня случайность! - тихо проговорил профессор.
- Таким образом, наша газета узнала первая об изобретении, которому
суждено перевернуть мир. Новость была столь ошеломляющей, что, признаться,
мы не поверили словам нашего курьера и редакция командировала меня на
место, чтобы проверить все.
Всякие отпирательства были бесполезны. Профессор понурил голову.
- Продолжайте.
- На месте я узнал, правда прибегнув к некоторой хитрости, что все
действительно так и есть, как говорил рассыльный. "Вечный хлеб" существует
в природе.
Бройер порывисто подошел к молодому человеку и крепко сжал ему руку.
- Послушайте, - задыхаясь, сказал он, - я очень прошу вас, не сообщайте
ничего в газетах. Опыт еще не окончен, и его нельзя разглашать... Это
может наделать неисчислимые беды. Обещаю, даю вам слово, что вы первые
узнаете о моем изобретении, когда я найду это своевременным. Я сам напишу
вам об этом.
Молодой человек с участливой улыбкой на лице отрицательно покачал
головой.
- К сожалению, это невозможно, дорогой профессор. В газете уже была
помещена заметка. Не могли же мы ожидать, пока такую сенсационную новость
перехватят другие газеты!
- Вам все только бы сенсации, - с горечью проговорил Бройер. - Ну
напишите другую заметку, что при проверке на месте слухи оказались
вздорными.
- Теперь уже поздно. Сюда наедут другие корреспонденты. Впрочем, я
поговорю с редактором и сделаю все, что возможно. Но услуга за услугу. Я
просил бы вас сообщить мне хотя бы краткие сведения о сущности вашего
изобретения. Не для немедленного опубликования, а на тот случай, если
потушить это дело не удастся. Чтобы, по крайней мере, в нашей газете
первой появились кое-какие подробности об этом изобретении.
Бройер прошелся в волнении по комнате. Желая задобрить корреспондента,
он решил удовлетворить его просьбу. И начал говорить, как перед
аудиторией, невольно воодушевляясь, а корреспондент, открыв блокнот и
вынув вечное перо, записывал речь профессора стенографически.
- Как вам, вероятно, известно, мысль о создании "искусственного хлеба",
изготовляемого в лаборатории, давно занимала ученых. Но все они шли
неверным путем, пытаясь решить вопрос исключительно силами одной химии.
Химия - великая наука и великая сила, но каждая наука имеет свои
пределы. Если бы даже химикам удалось, скажем, получить белок химическим
путем, а рано или поздно это, конечно, будет достигнуто, то проблема
питания еще не будет разрешена. Первый вопрос - практический. Ученым
удалось получить золото химическим путем, осуществить мечту древних
алхимиков о превращении неблагородных металлов в благородные. Но стоимость
добывания грамма золота лабораторным путем во много превышает рыночную
стоимость того же грамма обыкновенного золота. Научно - великое открытие,
практически - нуль. Второе - это то, что для нашего питания требуются не
только белки, но и углеводы и жиры. Создать химически все необходимое для
питания организма - разрешимая, но чрезвычайно трудна!! задача при
современном состоянии наших знаний. И я решил призвать на помощь биологию.
Живые организмы - та же лаборатория, где происходят самые изумительные
химические процессы, но лаборатория, не требующая участия человеческих
рук. И я уже много десятков лет тому назад начал работать над культурой
простейших организмов, пытаясь вырастить такую "породу", которая заключила
бы в себе все необходимые для питания элементы. Эта задача была выполнена
мною успешно ровно двадцать лет тому назад.
- Двадцать лет! И вы молчали о ней? - удивленно воскликнул
корреспондент.
- Да, молчал, потому что этим разрешалась только половина дела. Мои
простейшие представляли великолепное кушанье. Как одноклеточные, они
размножались простым делением и в этом смысле представляли тоже "вечный
хлеб". Но чтобы поддерживать их "вечную" жизнь, требовался большой уход за
ними, требовалось особое питание. А это обходилось не дешевле, чем
выращивать, скажем, свиней. Словом, мое лабораторное золото стоило дороже,
чем обыкновенное. И последние двадцать лет я посвятил тому, чтобы найти
такую культуру простейших, которая не требовала бы никаких забот и
расходов на "кормление".
- И вам удалось это?
- Удалось. Но, повторяю, опыты не закончены. Вот почему я так
настоятельно прошу повременить немного с их опубликованием. Я нашел и
вывел искусственным подбором такую "породу" простейших одноклеточных,
которые добывают все необходимое им для питания непосредственно из
воздуха.
- Из воздуха! - снова не удержался от восклицания молодой человек. - Но
какое же питание может дать воздух? Воздух состоит только из азота и
кислорода...
- И аргона, и водорода, - продолжал профессор, - и неона, и криптона, и
гелия, и ксенона. Но кроме этих постоянных элементов, в атмосфере
находятся еще в переменном количестве водяные пары, углекислый газ,
азотная кислота, озон, хлор, аммиак, бром, перекись водорода, йод,
сероводород, хлористый натрий, эманация радиоактивных элементов - радия,
тория и актиния, затем неорганическая и, заметьте себе хорошенько,
органическая пыль - бактерии. А это уже "мясо". Не правда ли, хорошенькая
кухня?
Корреспондент даже бросил писать и с удивлением смотрел на профессора.
Молодой человек никогда не думал, что воздушная "пустота" имеет такой
сложный состав.
- Правда, не все в этой воздушной кладовой съедобно в сыром виде. Но
мои простейшие берут то, что надо, перерабатывают в своем организме и
изготовляют нам великолепное блюдо.
Профессор увлекся и еще долго говорил бы, если бы корреспондент сам не
прервал его речь. Молодому человеку не терпелось. Он вскочил со стула,
спрятал записную книжку и начал бегать по комнате, ероша свои волосы.
- Изумительно, непостижимо! Ведь это новая эра в истории человечества.
Нет больше голода, нет бедности, нет войн, нет классовой вражды...
- Хотелось, чтобы это было так, - сказал профессор. - Но я не питаю
таких надежд. Люди всегда найдут, из-за чего ссориться. Кроме хлеба, им
нужна одежда, и дома, и автомобили, и искусство, и слава.
- Но все-таки это грандиозно! Но как вы думаете использовать ваше
изобретение?
- Разумеется, я не стану спекулировать этим хлебом, как Ганс. "Вечный
хлеб" должен быть общим достоянием.
- О, разумеется! Вы не только ученый. Вы прекрасный человек. Вы.., вы -
благодетель человечества! Позвольте пожать вашу руку. И молодой человек
крепко пожал руку Бройера.
- Так помните же о вашем обещании, - сказал на прощание профессор.
- О, разумеется! Сделаю все возможное и невозможное.
И он выбежал из комнаты.
"Какие перспективы! - думал он, спеша на пристань. - И.., сколько
строк, сколько можно написать статей, какие гонорары заработать..."
А профессор Бройер сидел в своем кабинете над тиглями и колбами и думал
о том, какие неприятности ждут его еще впереди.
В читальном зале Коммерческого клуба было тихо. В эту обширную комнату,
устланную толстыми пушистыми коврами, не долетало ни одного звука уличного
шума. Мягкий матовый свет падал на круглые столы с разбросанными на них
журналами и газетами, зажигал золото солидных переплетов в массивных
книжных шкафах, сверкал на стекла" очков солидных людей, развалившихся в
глубоких удобных креслах. Эта тишина нарушалась только шелестом газетных
листов, музыкальным боем часов и короткими фразами, которыми изредка
перебрасывались посетители. Библиотечный зал - "самое тихое место в
Берлине" - был излюбленным уголком высшей денежной знати. Сюда приходили
они отдохнуть "в своем кругу" от лихорадочной суеты делового дня; нужно
было иметь капитал не меньше миллиона, чтобы проникнуть в стены этого
клуба.
Роденшток, полный, пожилой человек с сонными, заплывшими глазками и
ленивыми движениями, - владелец большого завода сельскохозяйственных машин
- отбросил в сторону газету, попыхтел сигарой и вяло спросил своего
соседа, тонкого, остролицего банкира Кригмана:
- Вы читали это?.. "Новая эра в истории человечества. Величайшее
изобретение. Нет больше голода".
Кригман молча, движением кошки, поймавшей мышь, схватил газету и быстро
пробежал газетную заметку. Отбросив в сторону золотое пенсне, он с
недоумением посмотрел на Роденштока.
- Я не совсем понимаю. Это шутка или очередная газетная утка?
- Боюсь, что это бомба. Бомба страшной разрушительной силы, которая
может взорвать всех нас.
- Но разве это мыслимо? "Вечный хлеб" - химера.
- Черт возьми, после аэропланов, рентгенов, радио и прочего нам пора бы
уже привыкнуть к химерам. От этих ученых всего можно ожидать. Я уже
наводил справки. Увы, одной химерой стало больше: "вечный хлеб"
действительно существует...
Кригман тем же движением кошки схватил свое пенсне, бросил его на нос и
воскликнул, нарушая тишину священного места:
- Но тогда ведь это действительно переворот!.. Что же произойдет с
нашим экономическим строем? Рабочие, получив "вечный хлеб", бросят
работать...
- Рабочие не бросят работать, - довольно грубо прервал Роденшток своего
собеседника. Представитель старой, "довоенной" фирмы, Роденшток презирал в
душе своего собеседника, только недавно составившего себе состояние на
спекуляции валютой.
- Рабочие не бросят работать, - продолжал Роденшток. - Кроме хлеба, им
нужно обуваться и одеваться. Цены на хлеб падут, зато поднимутся цены на
промышленные товары. И нужда заставит их работать. Но пертурбации
действительно могут произойти ужасные. Все цены потерпят колоссальнейшие
изменения. Сельское хозяйство уничтожится. Крестьянам нечего будет
продавать городу, их покупательная способность будет убита. Мы потеряем
огромный сельский рынок. Это приведет к колоссальным кризисам
производства, безработице, волнениям рабочих. Целые отрасли производства,
обслуживающие сельское хозяйство, принуждены будут совершенно прекратить
существование. Кому нужны будут тракторы, сеялки, молотилки? Экономические
потрясения вызовут сотрясения социальные, революционные. И быть может, вся
наша цивилизация погибнет в этом катаклизме... Вот что такое "вечный
хлеб"!
Роденшток рисовал все эти ужасы своим обычным, спокойным, вялым тоном,
и это сбивало Кригмана с толку: может быть, Роденшток только шутит?
Слушая пророчество старого коммерсанта, Кригман то откидывал голову
назад, втягивал ее в плечи, то, вытянув тонкую шею, выбрасывал голову
вперед.
- Что же делать? - спросил он.
- Уничтожить "вечный хлеб", весь, до последнего остатка, - ответил
Роденшток. И, понизив голос, добавил:
- А если понадобится, то уничтожить и "пекаря" этого хлеба.
Теперь Кригман знал, что Роденшток не шутит. Старый коммерсант,
очевидно, все обдумал и принял определенное решение. Поэтому он и говорил
так спокойно о таких страшных вещах. На душе Кригмана отлегло.
- А это можно.., уничтожить?
- Это нужно, и этим решается вопрос. Уничтожить всегда легче, чем
создать.
- Но как? В этой газете сообщается, что "вечным хлебом" питается уже
целая рыбацкая деревушка. Не можем же мы взорвать ее на воздух.
- Зачем такие ужасы? Мы просто скупим хлеб у рыбаков. Эти люди не
понимают всей его ценности. Они во всю свою жизнь не видали в глаза
кредитного билета в сто марок. Если им предложить тысячу, они будут
считать себя обеспеченными на всю жизнь.
- А изобретатель, этот профессор Бройер? Роденшток помолчал и затем
сказал сквозь зубы:
- О нем другой разговор.
Роденшток посмотрел на часы и продолжал:
- Мои агенты уже действуют. Я послал скупщиков "хлеба" в рыбацкую
деревню. И сегодня в девять Майер должен был привезти мне известие о том,
как идут дела. Но он что-то запоздал.
Собеседники замолчали. Роденшток повесил голову на грудь и, казалось,
дремал. Кригман вертелся в кресле, что-то бормотал. Взгляд его был
сосредоточен, брови сдвинуты, - он думал.
Большие стенные часы, роняя мелодичный звон, пробили десять.
Роденшток встрепенулся и зажег потухшую сигару. В ту же минуту в
комнату вошел молодой человек в штатском, но с военной выправкой. Это был
секретарь Роденштока Майер.
Роденшток молча показал ему на свободное кресло около себя и, прикрыв
глаза, сказал:
- Говорите.
Майер был, видимо, утомлен с дороги. Он с удовольствием опустился в
мягкое кресло, откинулся, но тотчас выпрямил спину и начал свой доклад:
- Мы не можем похвалиться успехом, господин Роденшток. Несмотря на все
наши старания и уговоры, рыбаки решительно отказывались продать нам
"тесто", как они называют "вечный хлеб". Они не хотели с нами даже
разговаривать. И только когда мы предложили каждому рыбаку по три тысячи
марок, они стали колебаться.
- Скоты! - пробурчал Роденшток.
- И все же не соглашались. Пришлось поднять цену до пяти тысяч...
- Грабители!..
- Тогда двое из них согласились: Фриц и Людвиг, как называли их.
Фамилии их я еще не знаю.
- Ага, все-таки согласились?
- Да, и с остальными пошло легче. Мы уже скупили тесто более чем у
половины рыбаков и надеялись к вечеру закончить скупку "хлеба", но тут
обнаружилось одно обстоятельство, которое заставило меня прекратить скупку
до получения ваших дальнейших распоряжений.
Роденшток поднял веки и сонно спросил:
- Какое обстоятельство?
- Вся операция имела смысл только в том случае, если нам удастся
скупить весь "хлеб" до последнего грамма. Однако оказалось, что Фриц и
Людвиг утаили часть "хлеба" "на вырост", как они говорили.
- Мошенники!
- Об этом они проболтались своим односельчанам, похваляясь перед ними,
как-де хорошо им удалось одурачить скупщиков. А рыбаки, продавшие нам
"хлеб" без остатка, конечно, были огорчены тем, что не поступили так же,
как Фриц с Людвигом. И с досады выдали своих односельчан. Несчастье в том,
что мы не знаем точно количества запасов теста, и потому нет никакой
гарантии, что нам удастся извлечь весь "хлеб", особенно после того урока,
который нам дали Фриц и Людвиг. Вот почему я прекратил дальнейшую скупку
"вечного хлеба". По этой же причине я не приступал к выполнению и второй
задачи, в отношении профессора Бройера.
Лицо Роденштока было еще сонно, но его брови уже ползли к переносице,
собирая в складки кожу на лбу. Майер знал, что значит эта перемена, и
вытянулся еще больше.
- Скверно, - тихо сказал Роденшток, но в этом тихом голосе уже слышался
отдаленный удар грома.
- Скверно! - повторил он неожиданно громко, и лицо его побагровело.
"Ага, и ты умеешь волноваться", - не без злорадства подумал Кригман. И
вдруг, поднявшись, он поднял вверх указательный палец и нагнул голову к
Роденштоку.
- Слушайте меня, я хочу что-то сказать.
Глаза Роденштока не спали, теперь они метали молнии. Но он внимательно
выслушал Кригмана.
- Кризисы, революции, войны - это все ужасно, - начал Кригман свой
проект. - Но то, что ужасно для масс, может быть совсем не ужасным для
отдельных людей. Умный человек должен из всего извлекать выгоду для себя,
даже из войн.
"Да, ты не можешь пожаловаться на войну", - подумал Роденшток, глядя на
Кригмана.
Кригман как будто уловил эту мысль.
- Вот вы, например, господин Роденшток, вы во время войны перековали на
своих заводах орала на мечи и работали на оборону.
Роденшток поморщился. Это была правда. Он тоже не мог пожаловаться на
войну.
- Вы говорите, "вечный хлеб" - это бомба. - И, мотнув головой, Кригман
продолжал:
- На бомбах люди тоже неплохо зарабатывали. Пока там и кризисы и
революции, на этом "вечном хлебе" можно сделать хороший оборот. Чтобы
долго не распространяться, я скажу прямо. Зачем уничтожать "вечный хлеб"?
Лучше будем торговать им. Купим патент на изобретение у профессора
Бройера, заплатим ему какие угодно суммы - я для такого дела не пожалею
всей наличности моего банка, - организуем акционерное общество по продаже
и экспорту "вечного хлеба" и наживем миллиарды, прежде чем случатся всякие
там поражения. А тогда - пусть хоть потоп. Ведь перед нами мировой рынок.
Шутка сказать! И мы единственные монополисты. Да ведь это греза, мечта!
Нет, "вечный хлеб" не бомба. Хлеб есть хлеб, и он очень хорошо прокормит
нас.
- Но мои заводы сельскохозяйственных машин...
- Они все равно обречены. "Вечный хлеб" существует, и вы его уже больше
не уничтожите. Я думаю, не один Фриц и кто еще там припрятали себе кусочек
теста хоть с горошину. Из горошины через год, может быть, вырастет гора. А
будем мы монополисты, у нас будут горы золота.
- Пожалуй, вы правы, - задумчиво сказал Роденшток. - Майер, поезжайте
немедленно к профессору Бройеру. Предложите ему миллион, два, сколько
запросит. Не останавливайтесь ни перед какой ценой!
Майер встал, поклонился одной головой и, круто повернувшись на
каблуках, вышел.
Через несколько дней Майер делал доклад Роденштоку и Кригману.
- Профессор решительно отказывается продать свое изобретение для
коммерческой эксплуатации. Он говорит, что мечтой всей его жизни было
избавить человечество от голода, и он решил предоставить "вечный хлеб"
бесплатно всем нуждающимся.
- Идеалист! - иронически сказал Кригман.
- Просто дурак, - коротко отрезал Роденшток. - Вы называли ему сумму,
которую мы предлагаем за его изобретение?
- Называл.
- И что же?
- Когда я сказал: "миллион", он весь закипел гневом. Когда я сказал:
"пять", он.., он выставил меня за дверь. Мне кажется, он не совсем
нормален. Он даже не взял патента на свое изобретение.
- Как, не взял патента! - вскричал Кригман - Тогда мы с ним и считаться
не будем. Сами заявим патент. И будем торговать. Пригласим какого-нибудь
химика с головой, но без штанов, дадим ему пару-другую тысяч, он нам
поклонится в ножки и произведет анализ хлеба. Кое-что можем изменить в
составе "хлеба", сдобрить чем-нибудь ароматическим, что ли, и дело пойдет.
Это все пустое!
- Но другим тоже известно о хлебе. Не одному вам могут приходить в
голову такие гениальные коммерческие планы! - иронически сказал Роденшток.
Кригман задумался.
- Да, надо охранить наши "золотоносные россыпи" на острове Фэр, -
сказал он. - Но я думаю, что при наших деньгах и связях это нам удастся.
- Другие тоже имеют деньги и связи, - не унимался Роденшток.
- Но что же делать? Это необходимо, и этим решается все, не так ли вы
сказали?
Другого исхода не было. Роденшток принужден был согласиться. И, уже не
споря больше, они начали обдумывать план действий.
Фриц, в новом узком городском костюме, так не шедшем к его дюжей,
коренастой фигуре, приехал из города и хвастал перед Людвигом своими
покупками. Небольшая комната была похожа на магазин случайных вещей.
- Вот, садись на это кресло.
Людвиг недоверчиво осмотрел высокое, узкое кресло с бархатным сиденьем,
сделанное из белого полированного металла, и уселся.
Фриц что-то повертел сзади, и вдруг кресло скользнуло вниз. Людвиг
испуганно схватился за ручки, нелепо подняв ноги. Фриц, его жена и сын
засмеялись.
- Вот занятная штука! Дорого стоит, но очень интересно.
Это было зубоврачебное кресло.
Людвиг вылез из кресла и продолжал осмотр.
- А это что? Биллиардные шары? Зачем они тебе?
- Сын играть будет вместо мяча. Уж больно гладкие, понравились мне. А
вот, смотри, труба.
Фриц показал большую медную трубу.
- Эх, блестит как! Золото. Ну, конечно, купил кое-что жене: зонтик, на
платье бархату, шубу лисью. Людвиг осмотрел трубу.
- Играть умеешь?
- Научусь.
- Ты трубу, а я пианино себе купил. Дочка играть учиться будет. Это
получше твоей трубы.
- Что пианино! У меня еще на пристани одна штука лежит. Всем вам нос
утру. Хочешь, идем посмотрим.
Людвиг согласился, и они пошли, продолжая хвастать друг перед другом
своими покупками.
На пристани уже толпились рыбаки. Они давно оставили рыбную ловлю и все
обратились в завзятых спекулянтов с тех пор, как их маленькая деревушка
неожиданно сделалась "золотым дном". Фриц оказался хитрее всех. Он первый
сообразил, что если тесто так дорого, то питаться можно и рыбой, а все
тесто растить на продажу. В последнее время он продавал тесто агентам
Роденштока чуть ли не на вес золота и очень разбогател, далеко оставив за
собой своих односельчан.
- А ну-ка, покажи, что у тебя есть? - говорили они, разглядывая с
завистью и любопытством большой ящик. Фриц с помощью нескольких
добровольцев из рыбаков вскрыл ящик и извлек оттуда новенький мотоцикл с
коляской. Это было невиданное в деревне зрелище. Все ахнули. Ну и Фриц!
Действительно утер всем нос. Фриц хлопотал около мотоцикла, налил масла,
смазал, что-то покрутил.
- И когда ты успел научиться? Неужто поедешь? Мотор заработал. Фриц
вскочил на мотоцикл и проехал несколько шагов вверх. Но на глубоком песке
колеса застряли. Мотоцикл пострелял немного и остановился. Эта неудача
была встречена радостно-ироническими замечаниями. Как ни бился Фриц, он не
мог оживить мотор.
- Ничего, выпишу шофера, пойдет. - И он поволок машину в гору.
Людвиг шел следом, прикованный взглядом к блестящему мотоциклу. Зависть
разъедала сердце Людвига. Он уже ненавидел Фрица. Того самого Фрица, с
которым не раз разделял смертельные опасности на море.
Нет, Людвиг не успокоится до тех пор, пока у него не будет такой же
машины. Для этого только надо достать хороший кусок теста. У Фрица еще
есть. Он сам хвалился. И Людвиг знает, где Фриц хранит это сокровище.
Сегодня вечером Фриц, вероятно, опять напьется пьяный и будет лежать как
убитый... Сегодня ночью...
Людвиг не мог дождаться ночи. Когда в окнах погасли последние огни,
Людвиг пробрался к дому Фрица. Собака залаяла, но скоро затихла, узнав
Людвига. Он переждал немного и начал осторожно выдавливать окно. Осколки
стекла зазвенели, но никто не проснулся. Людвиг пролез через окно в дом и
стал ощупью пробираться к новому дубовому буфету, где у Фрица хранилось
теперь тесто.
Дверца буфета заскрипела. Людвиг замер. В соседней комнате кто-то
повернулся, скрипнув кроватью, что-то пробормотал во сне и захрапел.
Людвиг достал небольшой кувшинчик и с драгоценной ношей стал пробираться к
окну. Впотьмах он задел рукой за медную трубу. Она упала с ужасным
грохотом. Фриц проснулся и выпрыгнул из спальни.
- Кто здесь?
Фигура Людвига вырисовывалась на фоне окна, освещенного взошедшей
луной.
"Воры!" - в одно мгновение подумал Фриц, и его вдруг охватила
необычайная злоба. Он осмотрелся. На столе лежали биллиардные шары. Фриц
схватил один шар и, не помня себя, бросил им в голову вора. Людвиг упал
как подкошенный, опрокинувшись на зубоврачебное кресло. Поднялась
испуганная жена и пришла с фонарем. Фриц осмотрел вора.
- Людвиг! - с удивлением воскликнул он, рассматривая огромную рану на
голове. Биллиардный шар с такой силой врезался в череп, что вошел в него
до половины и выглядывал из кровавой массы, как огромный, выпученный глаз.
Жена плакала. Фриц растерялся. Он убийца! Что теперь будет? Но скоро
успокоился.
- Довольно тебе выть, - сказал он жене. - Я не совершил никакого
преступления. Ко мне в дом забрался грабитель, напал на меня. Я стал
защищаться. Ты скажешь это, должна сказать. Понимаешь? И мне ничего не
будет.
Убийство Людвига взволновало всю деревню. Но рыбаки были на стороне
Фрица. Каждый защищает свою собственность. Его даже не арестовали, и дело
было прекращено. Жизнь пошла своим чередом. Майер со своими агентами
успешно скупали тесто. Но нужно было спешить, чтобы сюда не наехали другие
скупщики. Несколько подозрительных личностей уже появилось в деревушке.
Майеру удалось сманить их на свою сторону, предложив большую сумму. Только
с одним недавно приехавшим скупщиком Майеру пришлось повозиться. Этот
скупщик не шел ни на какие переговоры, его нельзя было подкупить. Майер не
спускал с него глаз. Скупщику удалось скупить более ста граммов теста, и
он, видимо, старался уехать с добычей незамеченным. Но Майер ходил за ним
как тень.
Однажды вечером они встретились у берега, недалеко от старого,
безлюдного теперь маяка.
- Вы преследуете меня? - сказал неизвестный.
- Да, - ответил Майер, - и буду преследовать до тех пор, пока вы не
согласитесь на мои предложения. Я не пущу вас с острова, и вы не унесете
отсюда ни одного грамма теста.
Скупщик был, очевидно, человек не робкого десятка. Презрительно
вами по поводу вашего величайшего изобретения...
- Какого изобретения? - насторожился Бройер.
- Изобретения "вечного хлеба", разумеется. Ведь это открывает такие
грандиозные перспективы...
- Как, и вы о "вечном хлебе"? - крикнул профессор, весь побагровев. -
Откуда вы взяли? Все это глупости, праздная болтовня. Никакого "вечного
хлеба" я не изобретал.
Молодой человек выслушал эту горячую речь с улыбкой, которая еще больше
раздражила профессора.
- Уважаемый профессор, - ответил он, - мы не смели бы проникнуть в
тайны вашего творчества, если бы их не открыл нам случай. Это вышло помимо
нас.
- Какой случай? - спросил профессор, чувствуя, что его тайна
действительно раскрыта.
- Вы дали в виде опыта часть "вечного хлеба", или теста, как его
называют, старому рыбаку Гансу. Ганс начал торговать этим хлебом среди
своих односельчан...
- Не может быть! - вскричал профессор.
- Увы, это так. Он не оправдал вашего доверия. Одна из жен рыбаков не
утерпела и послала кусочек теста в соседнюю деревню своей бедной, больной
матери. Вторая дочь этой матери, живущая с ней, написала о чудесном тесте
своему брату в Берлин. А этот брат - какая счастливая для нас случайность!
- служит в нашей редакции рассыльным.
- Какая несчастная для меня случайность! - тихо проговорил профессор.
- Таким образом, наша газета узнала первая об изобретении, которому
суждено перевернуть мир. Новость была столь ошеломляющей, что, признаться,
мы не поверили словам нашего курьера и редакция командировала меня на
место, чтобы проверить все.
Всякие отпирательства были бесполезны. Профессор понурил голову.
- Продолжайте.
- На месте я узнал, правда прибегнув к некоторой хитрости, что все
действительно так и есть, как говорил рассыльный. "Вечный хлеб" существует
в природе.
Бройер порывисто подошел к молодому человеку и крепко сжал ему руку.
- Послушайте, - задыхаясь, сказал он, - я очень прошу вас, не сообщайте
ничего в газетах. Опыт еще не окончен, и его нельзя разглашать... Это
может наделать неисчислимые беды. Обещаю, даю вам слово, что вы первые
узнаете о моем изобретении, когда я найду это своевременным. Я сам напишу
вам об этом.
Молодой человек с участливой улыбкой на лице отрицательно покачал
головой.
- К сожалению, это невозможно, дорогой профессор. В газете уже была
помещена заметка. Не могли же мы ожидать, пока такую сенсационную новость
перехватят другие газеты!
- Вам все только бы сенсации, - с горечью проговорил Бройер. - Ну
напишите другую заметку, что при проверке на месте слухи оказались
вздорными.
- Теперь уже поздно. Сюда наедут другие корреспонденты. Впрочем, я
поговорю с редактором и сделаю все, что возможно. Но услуга за услугу. Я
просил бы вас сообщить мне хотя бы краткие сведения о сущности вашего
изобретения. Не для немедленного опубликования, а на тот случай, если
потушить это дело не удастся. Чтобы, по крайней мере, в нашей газете
первой появились кое-какие подробности об этом изобретении.
Бройер прошелся в волнении по комнате. Желая задобрить корреспондента,
он решил удовлетворить его просьбу. И начал говорить, как перед
аудиторией, невольно воодушевляясь, а корреспондент, открыв блокнот и
вынув вечное перо, записывал речь профессора стенографически.
- Как вам, вероятно, известно, мысль о создании "искусственного хлеба",
изготовляемого в лаборатории, давно занимала ученых. Но все они шли
неверным путем, пытаясь решить вопрос исключительно силами одной химии.
Химия - великая наука и великая сила, но каждая наука имеет свои
пределы. Если бы даже химикам удалось, скажем, получить белок химическим
путем, а рано или поздно это, конечно, будет достигнуто, то проблема
питания еще не будет разрешена. Первый вопрос - практический. Ученым
удалось получить золото химическим путем, осуществить мечту древних
алхимиков о превращении неблагородных металлов в благородные. Но стоимость
добывания грамма золота лабораторным путем во много превышает рыночную
стоимость того же грамма обыкновенного золота. Научно - великое открытие,
практически - нуль. Второе - это то, что для нашего питания требуются не
только белки, но и углеводы и жиры. Создать химически все необходимое для
питания организма - разрешимая, но чрезвычайно трудна!! задача при
современном состоянии наших знаний. И я решил призвать на помощь биологию.
Живые организмы - та же лаборатория, где происходят самые изумительные
химические процессы, но лаборатория, не требующая участия человеческих
рук. И я уже много десятков лет тому назад начал работать над культурой
простейших организмов, пытаясь вырастить такую "породу", которая заключила
бы в себе все необходимые для питания элементы. Эта задача была выполнена
мною успешно ровно двадцать лет тому назад.
- Двадцать лет! И вы молчали о ней? - удивленно воскликнул
корреспондент.
- Да, молчал, потому что этим разрешалась только половина дела. Мои
простейшие представляли великолепное кушанье. Как одноклеточные, они
размножались простым делением и в этом смысле представляли тоже "вечный
хлеб". Но чтобы поддерживать их "вечную" жизнь, требовался большой уход за
ними, требовалось особое питание. А это обходилось не дешевле, чем
выращивать, скажем, свиней. Словом, мое лабораторное золото стоило дороже,
чем обыкновенное. И последние двадцать лет я посвятил тому, чтобы найти
такую культуру простейших, которая не требовала бы никаких забот и
расходов на "кормление".
- И вам удалось это?
- Удалось. Но, повторяю, опыты не закончены. Вот почему я так
настоятельно прошу повременить немного с их опубликованием. Я нашел и
вывел искусственным подбором такую "породу" простейших одноклеточных,
которые добывают все необходимое им для питания непосредственно из
воздуха.
- Из воздуха! - снова не удержался от восклицания молодой человек. - Но
какое же питание может дать воздух? Воздух состоит только из азота и
кислорода...
- И аргона, и водорода, - продолжал профессор, - и неона, и криптона, и
гелия, и ксенона. Но кроме этих постоянных элементов, в атмосфере
находятся еще в переменном количестве водяные пары, углекислый газ,
азотная кислота, озон, хлор, аммиак, бром, перекись водорода, йод,
сероводород, хлористый натрий, эманация радиоактивных элементов - радия,
тория и актиния, затем неорганическая и, заметьте себе хорошенько,
органическая пыль - бактерии. А это уже "мясо". Не правда ли, хорошенькая
кухня?
Корреспондент даже бросил писать и с удивлением смотрел на профессора.
Молодой человек никогда не думал, что воздушная "пустота" имеет такой
сложный состав.
- Правда, не все в этой воздушной кладовой съедобно в сыром виде. Но
мои простейшие берут то, что надо, перерабатывают в своем организме и
изготовляют нам великолепное блюдо.
Профессор увлекся и еще долго говорил бы, если бы корреспондент сам не
прервал его речь. Молодому человеку не терпелось. Он вскочил со стула,
спрятал записную книжку и начал бегать по комнате, ероша свои волосы.
- Изумительно, непостижимо! Ведь это новая эра в истории человечества.
Нет больше голода, нет бедности, нет войн, нет классовой вражды...
- Хотелось, чтобы это было так, - сказал профессор. - Но я не питаю
таких надежд. Люди всегда найдут, из-за чего ссориться. Кроме хлеба, им
нужна одежда, и дома, и автомобили, и искусство, и слава.
- Но все-таки это грандиозно! Но как вы думаете использовать ваше
изобретение?
- Разумеется, я не стану спекулировать этим хлебом, как Ганс. "Вечный
хлеб" должен быть общим достоянием.
- О, разумеется! Вы не только ученый. Вы прекрасный человек. Вы.., вы -
благодетель человечества! Позвольте пожать вашу руку. И молодой человек
крепко пожал руку Бройера.
- Так помните же о вашем обещании, - сказал на прощание профессор.
- О, разумеется! Сделаю все возможное и невозможное.
И он выбежал из комнаты.
"Какие перспективы! - думал он, спеша на пристань. - И.., сколько
строк, сколько можно написать статей, какие гонорары заработать..."
А профессор Бройер сидел в своем кабинете над тиглями и колбами и думал
о том, какие неприятности ждут его еще впереди.
В читальном зале Коммерческого клуба было тихо. В эту обширную комнату,
устланную толстыми пушистыми коврами, не долетало ни одного звука уличного
шума. Мягкий матовый свет падал на круглые столы с разбросанными на них
журналами и газетами, зажигал золото солидных переплетов в массивных
книжных шкафах, сверкал на стекла" очков солидных людей, развалившихся в
глубоких удобных креслах. Эта тишина нарушалась только шелестом газетных
листов, музыкальным боем часов и короткими фразами, которыми изредка
перебрасывались посетители. Библиотечный зал - "самое тихое место в
Берлине" - был излюбленным уголком высшей денежной знати. Сюда приходили
они отдохнуть "в своем кругу" от лихорадочной суеты делового дня; нужно
было иметь капитал не меньше миллиона, чтобы проникнуть в стены этого
клуба.
Роденшток, полный, пожилой человек с сонными, заплывшими глазками и
ленивыми движениями, - владелец большого завода сельскохозяйственных машин
- отбросил в сторону газету, попыхтел сигарой и вяло спросил своего
соседа, тонкого, остролицего банкира Кригмана:
- Вы читали это?.. "Новая эра в истории человечества. Величайшее
изобретение. Нет больше голода".
Кригман молча, движением кошки, поймавшей мышь, схватил газету и быстро
пробежал газетную заметку. Отбросив в сторону золотое пенсне, он с
недоумением посмотрел на Роденштока.
- Я не совсем понимаю. Это шутка или очередная газетная утка?
- Боюсь, что это бомба. Бомба страшной разрушительной силы, которая
может взорвать всех нас.
- Но разве это мыслимо? "Вечный хлеб" - химера.
- Черт возьми, после аэропланов, рентгенов, радио и прочего нам пора бы
уже привыкнуть к химерам. От этих ученых всего можно ожидать. Я уже
наводил справки. Увы, одной химерой стало больше: "вечный хлеб"
действительно существует...
Кригман тем же движением кошки схватил свое пенсне, бросил его на нос и
воскликнул, нарушая тишину священного места:
- Но тогда ведь это действительно переворот!.. Что же произойдет с
нашим экономическим строем? Рабочие, получив "вечный хлеб", бросят
работать...
- Рабочие не бросят работать, - довольно грубо прервал Роденшток своего
собеседника. Представитель старой, "довоенной" фирмы, Роденшток презирал в
душе своего собеседника, только недавно составившего себе состояние на
спекуляции валютой.
- Рабочие не бросят работать, - продолжал Роденшток. - Кроме хлеба, им
нужно обуваться и одеваться. Цены на хлеб падут, зато поднимутся цены на
промышленные товары. И нужда заставит их работать. Но пертурбации
действительно могут произойти ужасные. Все цены потерпят колоссальнейшие
изменения. Сельское хозяйство уничтожится. Крестьянам нечего будет
продавать городу, их покупательная способность будет убита. Мы потеряем
огромный сельский рынок. Это приведет к колоссальным кризисам
производства, безработице, волнениям рабочих. Целые отрасли производства,
обслуживающие сельское хозяйство, принуждены будут совершенно прекратить
существование. Кому нужны будут тракторы, сеялки, молотилки? Экономические
потрясения вызовут сотрясения социальные, революционные. И быть может, вся
наша цивилизация погибнет в этом катаклизме... Вот что такое "вечный
хлеб"!
Роденшток рисовал все эти ужасы своим обычным, спокойным, вялым тоном,
и это сбивало Кригмана с толку: может быть, Роденшток только шутит?
Слушая пророчество старого коммерсанта, Кригман то откидывал голову
назад, втягивал ее в плечи, то, вытянув тонкую шею, выбрасывал голову
вперед.
- Что же делать? - спросил он.
- Уничтожить "вечный хлеб", весь, до последнего остатка, - ответил
Роденшток. И, понизив голос, добавил:
- А если понадобится, то уничтожить и "пекаря" этого хлеба.
Теперь Кригман знал, что Роденшток не шутит. Старый коммерсант,
очевидно, все обдумал и принял определенное решение. Поэтому он и говорил
так спокойно о таких страшных вещах. На душе Кригмана отлегло.
- А это можно.., уничтожить?
- Это нужно, и этим решается вопрос. Уничтожить всегда легче, чем
создать.
- Но как? В этой газете сообщается, что "вечным хлебом" питается уже
целая рыбацкая деревушка. Не можем же мы взорвать ее на воздух.
- Зачем такие ужасы? Мы просто скупим хлеб у рыбаков. Эти люди не
понимают всей его ценности. Они во всю свою жизнь не видали в глаза
кредитного билета в сто марок. Если им предложить тысячу, они будут
считать себя обеспеченными на всю жизнь.
- А изобретатель, этот профессор Бройер? Роденшток помолчал и затем
сказал сквозь зубы:
- О нем другой разговор.
Роденшток посмотрел на часы и продолжал:
- Мои агенты уже действуют. Я послал скупщиков "хлеба" в рыбацкую
деревню. И сегодня в девять Майер должен был привезти мне известие о том,
как идут дела. Но он что-то запоздал.
Собеседники замолчали. Роденшток повесил голову на грудь и, казалось,
дремал. Кригман вертелся в кресле, что-то бормотал. Взгляд его был
сосредоточен, брови сдвинуты, - он думал.
Большие стенные часы, роняя мелодичный звон, пробили десять.
Роденшток встрепенулся и зажег потухшую сигару. В ту же минуту в
комнату вошел молодой человек в штатском, но с военной выправкой. Это был
секретарь Роденштока Майер.
Роденшток молча показал ему на свободное кресло около себя и, прикрыв
глаза, сказал:
- Говорите.
Майер был, видимо, утомлен с дороги. Он с удовольствием опустился в
мягкое кресло, откинулся, но тотчас выпрямил спину и начал свой доклад:
- Мы не можем похвалиться успехом, господин Роденшток. Несмотря на все
наши старания и уговоры, рыбаки решительно отказывались продать нам
"тесто", как они называют "вечный хлеб". Они не хотели с нами даже
разговаривать. И только когда мы предложили каждому рыбаку по три тысячи
марок, они стали колебаться.
- Скоты! - пробурчал Роденшток.
- И все же не соглашались. Пришлось поднять цену до пяти тысяч...
- Грабители!..
- Тогда двое из них согласились: Фриц и Людвиг, как называли их.
Фамилии их я еще не знаю.
- Ага, все-таки согласились?
- Да, и с остальными пошло легче. Мы уже скупили тесто более чем у
половины рыбаков и надеялись к вечеру закончить скупку "хлеба", но тут
обнаружилось одно обстоятельство, которое заставило меня прекратить скупку
до получения ваших дальнейших распоряжений.
Роденшток поднял веки и сонно спросил:
- Какое обстоятельство?
- Вся операция имела смысл только в том случае, если нам удастся
скупить весь "хлеб" до последнего грамма. Однако оказалось, что Фриц и
Людвиг утаили часть "хлеба" "на вырост", как они говорили.
- Мошенники!
- Об этом они проболтались своим односельчанам, похваляясь перед ними,
как-де хорошо им удалось одурачить скупщиков. А рыбаки, продавшие нам
"хлеб" без остатка, конечно, были огорчены тем, что не поступили так же,
как Фриц с Людвигом. И с досады выдали своих односельчан. Несчастье в том,
что мы не знаем точно количества запасов теста, и потому нет никакой
гарантии, что нам удастся извлечь весь "хлеб", особенно после того урока,
который нам дали Фриц и Людвиг. Вот почему я прекратил дальнейшую скупку
"вечного хлеба". По этой же причине я не приступал к выполнению и второй
задачи, в отношении профессора Бройера.
Лицо Роденштока было еще сонно, но его брови уже ползли к переносице,
собирая в складки кожу на лбу. Майер знал, что значит эта перемена, и
вытянулся еще больше.
- Скверно, - тихо сказал Роденшток, но в этом тихом голосе уже слышался
отдаленный удар грома.
- Скверно! - повторил он неожиданно громко, и лицо его побагровело.
"Ага, и ты умеешь волноваться", - не без злорадства подумал Кригман. И
вдруг, поднявшись, он поднял вверх указательный палец и нагнул голову к
Роденштоку.
- Слушайте меня, я хочу что-то сказать.
Глаза Роденштока не спали, теперь они метали молнии. Но он внимательно
выслушал Кригмана.
- Кризисы, революции, войны - это все ужасно, - начал Кригман свой
проект. - Но то, что ужасно для масс, может быть совсем не ужасным для
отдельных людей. Умный человек должен из всего извлекать выгоду для себя,
даже из войн.
"Да, ты не можешь пожаловаться на войну", - подумал Роденшток, глядя на
Кригмана.
Кригман как будто уловил эту мысль.
- Вот вы, например, господин Роденшток, вы во время войны перековали на
своих заводах орала на мечи и работали на оборону.
Роденшток поморщился. Это была правда. Он тоже не мог пожаловаться на
войну.
- Вы говорите, "вечный хлеб" - это бомба. - И, мотнув головой, Кригман
продолжал:
- На бомбах люди тоже неплохо зарабатывали. Пока там и кризисы и
революции, на этом "вечном хлебе" можно сделать хороший оборот. Чтобы
долго не распространяться, я скажу прямо. Зачем уничтожать "вечный хлеб"?
Лучше будем торговать им. Купим патент на изобретение у профессора
Бройера, заплатим ему какие угодно суммы - я для такого дела не пожалею
всей наличности моего банка, - организуем акционерное общество по продаже
и экспорту "вечного хлеба" и наживем миллиарды, прежде чем случатся всякие
там поражения. А тогда - пусть хоть потоп. Ведь перед нами мировой рынок.
Шутка сказать! И мы единственные монополисты. Да ведь это греза, мечта!
Нет, "вечный хлеб" не бомба. Хлеб есть хлеб, и он очень хорошо прокормит
нас.
- Но мои заводы сельскохозяйственных машин...
- Они все равно обречены. "Вечный хлеб" существует, и вы его уже больше
не уничтожите. Я думаю, не один Фриц и кто еще там припрятали себе кусочек
теста хоть с горошину. Из горошины через год, может быть, вырастет гора. А
будем мы монополисты, у нас будут горы золота.
- Пожалуй, вы правы, - задумчиво сказал Роденшток. - Майер, поезжайте
немедленно к профессору Бройеру. Предложите ему миллион, два, сколько
запросит. Не останавливайтесь ни перед какой ценой!
Майер встал, поклонился одной головой и, круто повернувшись на
каблуках, вышел.
Через несколько дней Майер делал доклад Роденштоку и Кригману.
- Профессор решительно отказывается продать свое изобретение для
коммерческой эксплуатации. Он говорит, что мечтой всей его жизни было
избавить человечество от голода, и он решил предоставить "вечный хлеб"
бесплатно всем нуждающимся.
- Идеалист! - иронически сказал Кригман.
- Просто дурак, - коротко отрезал Роденшток. - Вы называли ему сумму,
которую мы предлагаем за его изобретение?
- Называл.
- И что же?
- Когда я сказал: "миллион", он весь закипел гневом. Когда я сказал:
"пять", он.., он выставил меня за дверь. Мне кажется, он не совсем
нормален. Он даже не взял патента на свое изобретение.
- Как, не взял патента! - вскричал Кригман - Тогда мы с ним и считаться
не будем. Сами заявим патент. И будем торговать. Пригласим какого-нибудь
химика с головой, но без штанов, дадим ему пару-другую тысяч, он нам
поклонится в ножки и произведет анализ хлеба. Кое-что можем изменить в
составе "хлеба", сдобрить чем-нибудь ароматическим, что ли, и дело пойдет.
Это все пустое!
- Но другим тоже известно о хлебе. Не одному вам могут приходить в
голову такие гениальные коммерческие планы! - иронически сказал Роденшток.
Кригман задумался.
- Да, надо охранить наши "золотоносные россыпи" на острове Фэр, -
сказал он. - Но я думаю, что при наших деньгах и связях это нам удастся.
- Другие тоже имеют деньги и связи, - не унимался Роденшток.
- Но что же делать? Это необходимо, и этим решается все, не так ли вы
сказали?
Другого исхода не было. Роденшток принужден был согласиться. И, уже не
споря больше, они начали обдумывать план действий.
Фриц, в новом узком городском костюме, так не шедшем к его дюжей,
коренастой фигуре, приехал из города и хвастал перед Людвигом своими
покупками. Небольшая комната была похожа на магазин случайных вещей.
- Вот, садись на это кресло.
Людвиг недоверчиво осмотрел высокое, узкое кресло с бархатным сиденьем,
сделанное из белого полированного металла, и уселся.
Фриц что-то повертел сзади, и вдруг кресло скользнуло вниз. Людвиг
испуганно схватился за ручки, нелепо подняв ноги. Фриц, его жена и сын
засмеялись.
- Вот занятная штука! Дорого стоит, но очень интересно.
Это было зубоврачебное кресло.
Людвиг вылез из кресла и продолжал осмотр.
- А это что? Биллиардные шары? Зачем они тебе?
- Сын играть будет вместо мяча. Уж больно гладкие, понравились мне. А
вот, смотри, труба.
Фриц показал большую медную трубу.
- Эх, блестит как! Золото. Ну, конечно, купил кое-что жене: зонтик, на
платье бархату, шубу лисью. Людвиг осмотрел трубу.
- Играть умеешь?
- Научусь.
- Ты трубу, а я пианино себе купил. Дочка играть учиться будет. Это
получше твоей трубы.
- Что пианино! У меня еще на пристани одна штука лежит. Всем вам нос
утру. Хочешь, идем посмотрим.
Людвиг согласился, и они пошли, продолжая хвастать друг перед другом
своими покупками.
На пристани уже толпились рыбаки. Они давно оставили рыбную ловлю и все
обратились в завзятых спекулянтов с тех пор, как их маленькая деревушка
неожиданно сделалась "золотым дном". Фриц оказался хитрее всех. Он первый
сообразил, что если тесто так дорого, то питаться можно и рыбой, а все
тесто растить на продажу. В последнее время он продавал тесто агентам
Роденштока чуть ли не на вес золота и очень разбогател, далеко оставив за
собой своих односельчан.
- А ну-ка, покажи, что у тебя есть? - говорили они, разглядывая с
завистью и любопытством большой ящик. Фриц с помощью нескольких
добровольцев из рыбаков вскрыл ящик и извлек оттуда новенький мотоцикл с
коляской. Это было невиданное в деревне зрелище. Все ахнули. Ну и Фриц!
Действительно утер всем нос. Фриц хлопотал около мотоцикла, налил масла,
смазал, что-то покрутил.
- И когда ты успел научиться? Неужто поедешь? Мотор заработал. Фриц
вскочил на мотоцикл и проехал несколько шагов вверх. Но на глубоком песке
колеса застряли. Мотоцикл пострелял немного и остановился. Эта неудача
была встречена радостно-ироническими замечаниями. Как ни бился Фриц, он не
мог оживить мотор.
- Ничего, выпишу шофера, пойдет. - И он поволок машину в гору.
Людвиг шел следом, прикованный взглядом к блестящему мотоциклу. Зависть
разъедала сердце Людвига. Он уже ненавидел Фрица. Того самого Фрица, с
которым не раз разделял смертельные опасности на море.
Нет, Людвиг не успокоится до тех пор, пока у него не будет такой же
машины. Для этого только надо достать хороший кусок теста. У Фрица еще
есть. Он сам хвалился. И Людвиг знает, где Фриц хранит это сокровище.
Сегодня вечером Фриц, вероятно, опять напьется пьяный и будет лежать как
убитый... Сегодня ночью...
Людвиг не мог дождаться ночи. Когда в окнах погасли последние огни,
Людвиг пробрался к дому Фрица. Собака залаяла, но скоро затихла, узнав
Людвига. Он переждал немного и начал осторожно выдавливать окно. Осколки
стекла зазвенели, но никто не проснулся. Людвиг пролез через окно в дом и
стал ощупью пробираться к новому дубовому буфету, где у Фрица хранилось
теперь тесто.
Дверца буфета заскрипела. Людвиг замер. В соседней комнате кто-то
повернулся, скрипнув кроватью, что-то пробормотал во сне и захрапел.
Людвиг достал небольшой кувшинчик и с драгоценной ношей стал пробираться к
окну. Впотьмах он задел рукой за медную трубу. Она упала с ужасным
грохотом. Фриц проснулся и выпрыгнул из спальни.
- Кто здесь?
Фигура Людвига вырисовывалась на фоне окна, освещенного взошедшей
луной.
"Воры!" - в одно мгновение подумал Фриц, и его вдруг охватила
необычайная злоба. Он осмотрелся. На столе лежали биллиардные шары. Фриц
схватил один шар и, не помня себя, бросил им в голову вора. Людвиг упал
как подкошенный, опрокинувшись на зубоврачебное кресло. Поднялась
испуганная жена и пришла с фонарем. Фриц осмотрел вора.
- Людвиг! - с удивлением воскликнул он, рассматривая огромную рану на
голове. Биллиардный шар с такой силой врезался в череп, что вошел в него
до половины и выглядывал из кровавой массы, как огромный, выпученный глаз.
Жена плакала. Фриц растерялся. Он убийца! Что теперь будет? Но скоро
успокоился.
- Довольно тебе выть, - сказал он жене. - Я не совершил никакого
преступления. Ко мне в дом забрался грабитель, напал на меня. Я стал
защищаться. Ты скажешь это, должна сказать. Понимаешь? И мне ничего не
будет.
Убийство Людвига взволновало всю деревню. Но рыбаки были на стороне
Фрица. Каждый защищает свою собственность. Его даже не арестовали, и дело
было прекращено. Жизнь пошла своим чередом. Майер со своими агентами
успешно скупали тесто. Но нужно было спешить, чтобы сюда не наехали другие
скупщики. Несколько подозрительных личностей уже появилось в деревушке.
Майеру удалось сманить их на свою сторону, предложив большую сумму. Только
с одним недавно приехавшим скупщиком Майеру пришлось повозиться. Этот
скупщик не шел ни на какие переговоры, его нельзя было подкупить. Майер не
спускал с него глаз. Скупщику удалось скупить более ста граммов теста, и
он, видимо, старался уехать с добычей незамеченным. Но Майер ходил за ним
как тень.
Однажды вечером они встретились у берега, недалеко от старого,
безлюдного теперь маяка.
- Вы преследуете меня? - сказал неизвестный.
- Да, - ответил Майер, - и буду преследовать до тех пор, пока вы не
согласитесь на мои предложения. Я не пущу вас с острова, и вы не унесете
отсюда ни одного грамма теста.
Скупщик был, очевидно, человек не робкого десятка. Презрительно