Страница:
прищурившись, он ответил, опуская руку в карман:
- Вы угрожаете мне? Напрасно. Я умею защищаться. Майер понял жест
скупщика и бросился к нему. В ту же минуту скупщик вынул из кармана
револьвер. Но Майер успел выбить ловким ударом револьвер из руки
противника. Завязалась рукопашная борьба. Они катались по песку,
опрокидывая друг друга, как во французской борьбе. Майер был более ловкий,
скупщик - более сильный. Это уравновешивало шансы на исход борьбы. Майер
начал уставать первым. Случайно он заметил лежащий в стороне отброшенный
револьвер. Перекатившись два раза со своим противником с боку на бок, он
оказался рядом с лежащим на земле револьвером. Но скупщик, очевидно, понял
план Майера и также протянул руку к револьверу. В борьбе они вырыли яму,
царапая песок руками. Наконец Майеру удалось левой рукой оттянуть назад
голову врага, а правой ухватиться за револьвер. Однако противник успел
сжать ему руку. Тогда Майер невероятным изгибом кисти повернул револьвер к
голове врага и спустил курок. Глухо прозвучал выстрел, заглушаемый
песчаными дюнами, прибоем и воем ветра. Борьба была окончена. Еще раз
пролилась человеческая кровь.
Майер осмотрелся. Кругом было пустынно. Ни живой души. Только чайки
испуганно кричали, низко пролетая над человеком и трупом. Майер взвалил
труп на спину, отнес его в здание маяка, втащил в верхнюю комнату и бросил
у того самого места, где когда-то Ганс хранил свое сокровище - "вечный
хлеб".
С самым упорным соперником было покончено. Но на смену ему могли
приехать другие. Майер телеграфировал Роденштоку, что нужно принять
какие-нибудь особые меры, чтобы ускорить скупку хлеба.
Когда Роденшток прочитал эту телеграмму Кригману, он сказал:
- Я уже придумал. Назовите меня старой метлой, если мое средство не
выкачает всех запасов теста из лап этих скряг рыбаков. Они сами все
отдадут нам, и мы на этом еще наживемся.
И, как по мановению волшебного жезла, в деревушке вдруг закипела новая,
необычайная жизнь. Подходили корабли, груженные лесом и огромными ящиками.
Наскоро сколоченные здания вырастали вокруг деревни как грибы. Скоро на
зданиях появились красивые вывески: "Бар", "Кинематограф", "Танцевальный
зал", еще и еще "Бар" и над самым большим зданием - "Казино". Жизнь
рыбаков превратилась в вечный праздник. Жены наполняли кинематограф,
упиваясь картинами роскоши привольной жизни, - Кригман сам подбирал
картины, - а мужья пропадали в барах и игорном доме. Отрава азарта крепко
захватила непосредственные натуры рыбаков, и они предавались игре до
самозабвения.
Многие уже спустили все нажитое на спекуляции и в непреоборимой страсти
продолжать игру и отыграться бросали на игорный стол последнюю "валюту",
тесто, которое принималось по весу, как золото. Недалек был тот день,
когда охваченные безумной горячкой азарта рыбаки положат на зеленый стол
последний кусочек заветного теста, хранимый ими, как сокровище. Однако
планы Майера скоро были разрушены самым неожиданным образом.
В один темный, весенний вечер к старому, заброшенному зданию маяка
подошли три молодых рыбака. Несколько лет они работали на заводах в
Эссене, но безработица последнего времени заставила их вернуться в деревню
и вновь заняться рыбным промыслом.
- Зайдемте сюда, - сказал старший из них, Иоганн, указывая рукой на
открытую, изломанную ветром дверь маяка.
Все вошли и поднялись за Иоганном в верхнюю комнату.
- Что это здесь падалью пахнет? - сказал Оскар, потягивая носом.
- Какая-нибудь бродячая кошка подохла, - ответил Роберт.
- Я вам сейчас покажу эту кошку, - Иоганн зажег спичку. В слабом,
дрожащем пламени товарищи Иоганна увидали лежащий на мусоре
полуразложившийся труп человека в городском костюме. Они невольно
вскрикнули.
- Это труп одного из спекулянтов, убитого Майером, - сказал Иоганн. - Я
был свидетелем убийства. Но дело не в этом трупе. Одним спекулянтом меньше
- невелика потеря Я хотел поговорить с вами о другом. Пойдем на берег
моря, здесь трудно дышать. - И когда они вышли на берег и уселись на
песчаную отмель, Иоганн начал говорить:
- Вы видели труп. Вы знаете, что это не первое и, вероятно, не
последнее убийство в нашей деревне. Товарищи, подумайте о том, что
происходит. Люди будто с ума посходили. Убийства, кражи, пьянство,
разврат, азарт... Господа Майеры совершенно развратили наших стариков,
превратили их в завзятых спекулянтов и картежников.
- Да, эти безобразия пора прекратить, - сказал Оскар.
- Конечно, пора, - согласился Иоганн. - Но есть кое-что поважнее
безобразий. Это "вечный хлеб", который и наделал всю кутерьму. Зачем
понаехали сюда господа Майеры и их приспешники? Зачем они развращают,
спаивают, обыгрывают в рулетку наших рыбаков?
- Для того, чтобы выманить хлеб и нажить миллионы, - отозвался Роберт.
- Правильно. Чтобы нажить миллионы за счет голодающих рабочих, надо
прибавить. А между тем этот же хлеб, сделайся он достоянием рабочих, может
стать огромным орудием в их борьбе с капиталистами.
- Довольно, мы поняли тебя! - сказал Оскар, поднимаясь с земли.
- Нам необходимо овладеть тестом, собрать его как можно больше. Но как
это сделать?
- В этом весь вопрос, - ответил Иоганн. - Мы слишком бедны, чтобы
конкурировать с Майерами в скупке хлеба...
- Уговорить, доказать нашим?
- Не докажешь. Поздно. Деньги и азарт сделали свое дело. Рыбаки не
скоро проснутся от угара.
- Может быть, похитить? - предложил Роберт. Иоганн пожал плечами.
- Отчего бы и не похитить, если это нужно для великого дела. Но много
ли мы похитим? Старики дрожат над своим сокровищем. Из-за теста брат
убивает брата. Я кое-что придумал, и, может быть, мне удастся достигнуть
цели. - Иоганн обернулся и посмотрел на дорогу, ведущую в деревню. Дорога
была безлюдна. - Сейчас сюда должен прийти Майер, - сказал Иоганн. - Я
назначил ему здесь свидание, предложив свои услуги по.., организации
бандитской шайки, которая могла бы ограбить рыбаков - отнять у них все
оставшееся тесто. Покончить с тестом одним ударом, вместо того чтобы
"выкручивать" его в рулетку! Майер, кажется, не совсем доверяет мне, но
план ему нравится.
- Значит, ты хочешь, - сказал Оскар, - получить от Майера оружие, с
нашей помощью ограбить рыбаков, овладеть тестом и послать его безработным,
оставив этого спекулянта Майера с носом?
- Не совсем так, - ответил Иоганн. И, обернувшись еще раз к дороге,
сказал:
- Вот он, кажется, идет. Спрячьтесь в маяк и слушайте, о чем я буду
говорить с ним. Может быть, ваша помощь мне будет нужна.
Оскар и Роберт скрылись в здании маяка.
Иоганн зажег трубку и, выпуская клубы дыма, спокойно поджидал Майера.
Шаги Майера уже слышались за спиной Иоганна, но рыбак продолжал смотреть
на море с видом человека, погруженного в думы.
- Здравствуйте, Иоганн! О чем это вы так задумались? - окликнул его
Майер.
Иоганн лениво поднялся.
- Ах, это вы, господин спекулянт? Здравствуйте! Майер дернул головой и
нахмурился. Ему не понравилось это приветствие.
"Как грубы эти люди!" - подумал Майер и любезно спросил:
- Ну, как наши дела?
- Дела прекрасны, - ответил Иоганн. - Труп убитого вами спекулянта
совсем протух.
Майер сразу изменился в лице.
- Труп? Убитого мною? Спекулянта?.. О чем вы говорите, дорогой мой?
- Вот об этом самом, - ответил Иоганн, указывая на маяк. - О трупе,
который там тухнет. Не запирайтесь, Майер. Я был свидетелем вашего
убийства. Вы не видали меня, но я вас хорошо видел. Я случайно бродил по
дюнам.
- Это ловушка? - спросил Майер, чувствуя, что у него стынут конечности.
- Шантаж? Сколько же вы хотите за молчание?
- Ага, наконец-то вы догадались! Я хочу многого, господин убийца. Не
морщитесь и слушайте меня. Во-первых, вы должны мне дать все собранное
вами тесто, все до последнего кусочка. Чтобы вы ничего не утаили, я
самолично обыщу вас на вашей квартире.
- Это.., наглость...
- Во-вторых, - не обращая внимания на Майера, говорил Иоганн, - вы
должны немедленно закрыть все ваши богоугодные заведения. В-третьих,
отдать нашим рыбакам все проигранные деньги. Подождите, это еще не все. И
в-четвертых, вы должны убираться отсюда к черту на рога со всей вашей
шатией. Даю вам три секунды на размышление.
Майер, бывший военный, привык к решительным действиям. Ему даже не
потребовалось трех секунд, чтобы броситься на Иоганна и свалить его с ног.
Повергнув врага на землю, Майер пытался убежать. Но Иоганн, уже лежа на
земле, успел подставить ногу. Майер упал. Через две секунды Иоганн сидел
на нем. Майер отбивался отчаянно. Но на помощь Иоганну уже спешили Оскар и
Роберт. Увидев их, Майер заскрежетал зубами от злобы.
- Сдаюсь, - хрипло проговорил он, - отпустите мне руку, вы сломаете ее,
черт вас возьми.
- Оскар, обыщи его!
Оскар вытащил из карманов Майера два револьвера.
- Ого, целая артиллерия! Ничего нет больше в карманах, Оскар? Ну, вот
теперь можно и руку освободить. Все надо делать в свое время. Принимаете
наши условия или предпочитаете лечь рядом в маяке с вашим уважаемым
конкурентом? - спросил Иоганн.
- При.., нимаю, - задыхаясь, ответил Майер.
- Так идем к вам.
В сопровождении Иоганна, Оскара и Роберта Майер поплелся по дороге. Он
занимал отдельный домик у края деревни. Рыбаки произвели тщательный обыск
и взяли все, как было условлено: тесто и деньги.
Когда наконец они ушли, обещав проводить его на пароход, было уже
далеко за полночь.
Майер в изнеможении опустил голову на стол, просидел так несколько
минут. Потом вдруг поднял голову, стукнул кулаком по столу и крикнул:
- Так опростоволоситься!
Несколько успокоившись, он начал составлять телеграмму Роденштоку.
Работа не ладилась. Вдруг кто-то постучал в дверь. "Неужели опять эти
разбойники?" - подумал Майер.
- Кто там?
- Срочная телеграмма.
Убедившись, что пришел действительно почтальон, Майер открыл дверь,
получил телеграмму и вскрыл ее. Телеграмма была от Роденштока.
"Игорный дом и увеселительные заведения закрыть точка дела
ликвидировать точка выезжайте немедленно".
Майер не мог понять, чем вызвана эта телеграмма, но она пришла весьма
кстати. Теперь он может выполнить требование Иоганна, не нарушая интересов
хозяев.
Рано утром Майер принялся за работу.
Погасли веселые огни в барах, закрылись кинематограф и танцевальные
залы, угрюмо молчало пустое здание казино. Рыбаки, лишенные всех этих
удовольствий, волновались и едва не побили Майера, требуя открытия
игорного дома. Они даже пытались силой овладеть зданием казино, но
оказалось, что душа этого здания, рулетка, была еще ночью вывезена и
погружена на пароход. Игроки были несколько утешены тем, что получили от
Иоганна проигранные в рулетку деньги. Рыбаки ходили, как после тяжелого
похмелья, хмурые, молчаливые. Буйства, драки, пьянство и воровство
понемногу прекратились. Люди бесцельно бродили по деревне, глядя друг на
друга тупым, бессмысленным взглядом, не зная, что делать, о чем говорить.
Иногда они оживлялись, вспоминая веселые, безумные ночи. Но разговор
обрывался, и снова тускнели глаза и рот раскрывался в тяжелом зевке. О
работе никто не думал. Все ожидали, что вновь начнется золотая горячка,
спекуляция, игра и разврат. Но день проходил за днем, а все оставалось
по-прежнему. Только весенний, бодрящий ветер весело проносился над
деревней, освежая мутные головы.
Майер, прибыв в Берлин, узнал крупную новость. Приглашенному Кригманом
химику удалось определить состав "вечного хлеба" и искусственно изготовить
"тесто".
- Нам не нужны теперь ни Бройер, ни рыбаки, - сказал Роден-шток. - Мы
будем сами изготовлять "вечный хлеб".
- Не страшны нам и конкуренты, - добавил Кригман, - пусть они даже
скупают по граммам хлеб и растят его. Мы будем изготовлять его тоннами и
убьем их конкуренцией.
И акционерное общество по продаже и экспорту "вечного хлеба" начало
свои операции.
Крупнейшие капиталисты Германии объединили свои капиталы в этом деле.
Весь земной шар был оклеен кричащими рекламами компании:
Покупайте "вечный хлеб"!
Вкусно! Питательно!
Одного килограмма достаточно, чтобы прокормить человека всю жизнь!
В этой рекламе не было только одного: указания на дешевизну хлеба.
Роденшток и Кригман долго спорили о ценах на хлеб. Кригман настаивал на
том, чтобы хлеб вначале продавался по дорогой цене, доступной только
богачам.
- Мы снимем сливки, а потом пустим хлеб по дешевой цене для массового
распространения.
Против этого возражал Роденшток.
- Не забывайте, что каждый килограмм "хлеба" через некоторое время
превращается в два. Хлебом будут спекулировать. Не можем же мы обязать
купивших не продавать его. Нам необходимо очень быстро повести наши
операции, чтобы вернуть капитал с процентами, прежде чем поступивший на
рынок хлеб будет использован спекулянтами для снижения цен.
Цены скоро пришлось снизить, но по иной причине: богатые люди отнеслись
к хлебу скептически. Они не хотели отказаться от всего разнообразия
изысканной кухни и пикантных блюд, чтобы "сесть на кисель", который
вызывал у них брезгливое чувство.
Зато беднота, когда хлеб подешевел, набросилась на тесто с жадностью.
Агенты компании проникали в самые отдаленные уголки мира. Тысячи
брошюр, кинолент и агитаторов знакомили население с выгодностью и
незаменимыми качествами "вечного хлеба". Дела компании шли блестяще.
Однако борьба вокруг "хлеба" скоро возгорелась.
На этот раз ее начал профессор Бройер. Когда он узнал о продаже хлеба
акционерной компанией, то разослал в редакции газет открытое письмо, в
котором протестовал против использования его изобретений. Он настаивал на
том, чтобы правительство прекратило деятельность компании.
"Я не для того, - писал профессор, - потратил сорок лет моей жизни,
чтобы предоставить возможность обогатиться на моем изобретении кучке
спекулянтов. Я протестую против этого. Но еще больше я протестую против
того, что мое изобретение получило широкое распространение в то время,
когда я еще не закончил моих опытов. Это является не только возмутительным
нарушением авторских прав, но и представляет угрозу для общества,
поскольку хлеб еще не изучен до конца как новое питательное вещество".
- Он хочет запугать наших покупателей, - сказал Кригман, прочитав это
письмо. - Напрасный труд. У нас есть отзывы врачей о полной безвредности
хлеба и разрешение врачебного совета. Все, кто ест наш хлеб, находятся в
полном здравии, благословляют нас и служат нам лучшей рекламой. Нет,
господин профессор, вы опоздали, и вам не удастся испортить нам дело!
Однако письмо профессора произвело большое впечатление на общество.
Поднялись горячие споры. Правительство поняло, что совершило ошибку, дав
разрешение акционерной компании торговать хлебом. Появление на рынке
"вечного хлеба" уже сказалось на лихорадочном изменении цен. Весь
коммерческий и промышленный мир находился в сильнейшем волнении. "Вечный
хлеб" был слишком сильным средством воздействия на экономику не только
страны, но и всего мира. Такое средство нельзя было оставлять в руках
частных лиц.
И правительственные газеты доказывали необходимость объявления
государственной монополии на "хлеб".
Рабочие газеты не соглашались с этим. Ссылаясь на волю изобретателя,
они настаивали на объявлении "хлеба" общим достоянием и на бесплатной его
раздаче.
Пока велись эти горячие споры, в рыбацкой деревне события шли своим
чередом.
Ранним весенним утром рыбаки были удивлены необычайным зрелищем. По
деревне, размахивая руками, без шляпы, с растрепанными волосами бежал
профессор Бройер, направляясь к новому дому старика Ганса. Ганс только
поднялся и наслаждался ароматным кофе со сливками в обществе своей
экономки. Увидав профессора, он, по старой привычке, почтительно встал и,
указывая на удобное кресло рядом с собой, сказал:
- Прошу садиться, господин профессор. Не угодно ли кофе? Профессор в
изнеможении опустился в кресло. Он так устал от быстрого бега, что не мог
выговорить слова и только отрицательно завертел головой. Отдышавшись
немного, профессор сказал:
- Ганс, у вас есть еще "тесто", которое я подарил вам? Ганс
насторожился.
- Нет, господин профессор. Виноват. Слабости человеческие. Все
продавали, и я продавал. А последнее проиграл в рулетку.
Профессор строго посмотрел в глаза Ганса. Старик не выдержал этого
взгляда и отвел глаза в сторону.
- Вы правду говорите, Ганс?
- Сущую правду. Профессор поднялся.
- Яне верю вам, Ганс, вы уже не раз обманули меня. Вы не сдержали
своего слова.
- Виноват, господин профессор. Бройер досадливо махнул рукой.
- Теперь не до извинений. Знаете ли вы, Ганс, что вы сделали? Вы своим
непослушанием наделали много вреда, и наделаете еще больше. Слушайте меня
внимательно, Ганс. Я сейчас производил опыты над "хлебом". И я убедился,
что его есть нельзя. Собачка, которой я дал "хлеб" на неделю раньше вас,
издохла в страшных мучениях. И если вы не вернете мне сейчас же тесто до
последнего кусочка, вас постигнет ужасная смерть. Вы почернеете, вас будут
ломать судороги, пена у вас будет идти изо рта, как у бешеного. И вы
умрете.
Ганс побледнел и присел на край кресла. Смерть! Он давно уже не думал о
ней, наслаждаясь сытым, спокойным существованием. Умереть теперь! Не пить
кофе со сливками, уйти от этих мягких кресел, пуховых перин! Нет, это
слишком ужасно. Он смотрел на профессора, и вдруг хитрый огонек вспыхнул в
глазах Ганса.
- А вы, господин профессор? Вы говорили, что тоже кушали тесто. Вы тоже
умрете?
Бройер смутился, но тотчас овладел собой.
- Да, может быть, и я умру. Но я принял противоядие.
- Тогда, конечно, вы не откажете и мне в противоядии.
- Нет, откажу, - сердито отрезал Бройер. - Пусть это будет
преступление, но я не дам вам противоядия. Вы сами накажете себя за ваше
преступление. Если же вы хотите жить, то сейчас же несите сюда тесто.
Ганс повеселел.
- Если уж так, делать нечего. Умирать никому не хочется. Сейчас,
господин профессор.
Ганс вышел в другую комнату, прикрыл за собой дверь, долго копался там
и наконец вышел. С тяжелым вздохом передал он профессору тесто.
Бройер посмотрел в небольшую металлическую банку.
- Это все?
- Неужели же я еще раз обману вас, господин...
- Хорошо. Если обманете, тем хуже будет для вас.
- А противоядие, господин профессор?
- Я принесу вам. Не беспокойтесь.
Когда Бройер вышел из комнаты, Ганс залился веселым старческим смехом
и, обращаясь к своей экономке, сказал:
- А я ведь оставил себе маленький кусочек. Самый малюсенький. Сдается
мне, что профессор тоже лукавит. Тут не отравление, ему тесто надо на
что-нибудь другое.
У дома Ганса уже толпились рыболовы, ожидая услышать свежую новость от
Ганса. Но эту новость им пришлось услышать от самого профессора. Он
обратился к ним с той же речью, что и к Гансу. Уверял, что все они умрут
через неделю, если не примут противоядия. А противоядие он обещал в обмен
за тесто. Рыбаки слушали: одни с удивлением, другие с испугом. Но все они
уверяли, что теста у них не осталось "ни порошиночки". Расторговались и
проигрались.
Профессор кричал, пугал их, топал ногами, ничего не помогало. Теста
нет, но противоядие он должен им дать. Только трое обещали принести тесто.
Остальные были настроены уже враждебно.
- Обещал всех оделить, а теперь последнее отбираешь!
- Если отравил, так и лечи, - слышались угрожающие выкрики.
- Да поймите вы, несчастные, что я вас жалею, о вас беспокоюсь...
- Видим, как жалеешь...
- Вы сами не знаете, какие несчастья, какой ужас ожидает вас. Истощив
весь запас убеждений, профессор в изнеможении опустился на ступеньки
крыльца и закрыл лицо руками.
- Какой ужас, какой ужас! - тихо говорил он, покачивая головой.
Некоторым рыбакам стало жаль его.
- Дадим уж ему по маленькому кусочку, пусть не убивается. Бройер
услышал это. Подняв голову, он сказал:
- Все или ничего! Кусочками тут не поможешь.
- Вот это я уж и не понимаю, - сказал, выступив вперед, старый рыбак. -
Почему это так выходит, что если все отдадим, то не отравимся?
- Если все не отдадите, то я не дам вам противоядия.
- Как так не дашь?
Настроение толпы вновь резко изменилось.
- Если не дашь, то раньше нас к бабушке пойдешь. Давай сейчас же! Толпа
окружила Бройера, подхватила под руки и повела к дому, как арестованного.
Профессор беспомощно висел на руках рыбаков и только говорил, как в бреду:
- Какой ужас!.. Какое несчастье!..
Придя домой, он шатающейся походкой прошел к себе в лабораторию и вынес
оттуда большую склянку с прозрачной жидкостью.
- Вот, отпейте по глотку. Отнесите Гансу. Дайте отпить всем, кто ел
тесто.
Рыбаки ушли, обсуждая странное поведение профессора.
- Рехнулся человек.
- Очень просто. Он и раньше был с придурью.
А профессор прошел к себе в кабинет и дрожащей рукой написал телеграмму
на имя знакомого депутата.
"Сообщите правительству необходимости немедленного изъятия и
уничтожения всех запасов "вечного хлеба" точка сообщите это иностранным
державам точка противном случае тире массовое отравление точка Бройер".
Так как вопрос о монополии на "вечный хлеб" решен был государством, то
для обсуждения телеграммы Бройера было созвано совещание кабинета
министров. Чтобы не возбуждать паники, телеграмма держалась в полном
секрете. Министр финансов возлагал большие надежды на "хлеб", чтобы
поправить государственные финансы и укрепить курс марки, и потому горячо
убеждал членов кабинета не придавать значения телеграмме.
- Это или кунштюк изобретателя, недовольного тем, что ему не досталась
роль "благодетеля человечества", или, что скорее, бред сумасшедшего. Наши
лучшие профессора производили тщательный анализ "хлеба" и не нашли в нем
никаких вредных веществ.
Заседание было очень бурное. Все соглашались только в одном, что нельзя
спешить с опубликованием приказа об уничтожении "хлеба", пока это дело не
будет всесторонне освещено. Министру здравоохранения спешно поручили
произвести еще раз, через специалистов, исследование "хлеба", а также
людей, которые питались им. Решено было также отправить двух профессоров:
одного - психиатра и другого - химика, личных его знакомых, чтобы они, под
видом дружеского посещения, справились о здоровье Бройера и попытались
разузнать, какая опасность может угрожать тем, кто ел тесто.
Через несколько дней врачи, которым поручено было исследовать "хлеб" и
питавшихся им, сделали доклад; они говорили, что вторичное исследование
"хлеба" дало те же результаты. Хлеб питателен, богат витаминами, настолько
удобоварим, что прекрасно усваивается желудком больных и даже грудных
детей, как дополнительное питание к молоку матери, и совершенно безвреден.
Все питающиеся этим хлебом чувствуют себя прекрасно. Малокровные и
худосочные поправились в короткий срок. В состоянии здоровья
туберкулезных, перешедших на питание "тестом", произошло значительное
улучшение.
Министр торговли, услышав этот доклад, вздохнул с облегчением.
- А я, признаться, из любопытства и по долгу службы скушал кусочек
злополучного теста. И, прочитав эту телеграмму, все время ощущал, как
будто из этой лягушечьей икры у меня в желудке развелись лягушки. Скоро
прибыли и профессора, командированные на остров Фэр. Они сообщили, что
нашли Бройера в очень подавленном состоянии.
- О психозе говорить нельзя, - докладывал психиатр, - но состояние
нервной системы Бройера неутешительно. У него замечаются резкие изменения
настроения, характерные для сильной степени неврастении. От полного
угнетения он вдруг переходит к возбужденному состоянию. Нас встретил не
совсем дружелюбно. Сообщить что-либо конкретное о своих опасениях
отказался. Говорит: "Сами заварили кашу, сами и расхлебывайте. Я исполнил
свой долг и предупредил об опасности. Теперь поступайте как хотите и
принимайте ответственность на себя".
Этим докладом министры были несколько смущены. Если бы не
государственная монополия! Но брать на правительство ответственность за
какую-то грозящую опасность... Однако практические интересы
восторжествовали. С телеграммой Бройера решено было не считаться.
Кригман, которому удалось узнать об этой телеграмме, сказал Роденштоку:
- Правительство отнимает у нас "хлеб". Ну что ж! Свой капитал мы успели
вернуть, хоть и с небольшими процентами. Если теперь и выйдет что
неприятное с этим "хлебом", нас не будут обвинять в отравлении.
Весна принесла Гансу огорчение: от него ушла экономка, вышедшая замуж
за рыбака соседней деревни. Старику трудно было привыкать к жизни
холостяка: самому прибирать комнаты, готовить обед, мыть белье. Он ходил
по деревне и приглашал к себе в услужение вдов и сирот. Но никто не шел.
Женщины, как и мужчины, давно отвыкли от труда. Несмотря на опустошения,
произведенные кабачками и рулетками, никто еще не нуждался так, чтобы идти
работать у других. Старик должен был примириться со своей участью. Чтобы
не готовить себе обед, он опять начал питаться "тестом", которое до сих
пор берег на вырост и продажу.
В теплое весеннее утро он открыл буфет, чтобы взять ложкой тесто из
банки. К своему удивлению, он увидел, что тесто подросло больше
обыкновенного и даже свесилось через край банки, тогда как обычно оно едва
доходило до края. Он побежал в погреб, где у него хранились запасы,
которые он откладывал в расчете на будущую продажу. Там тесто вело себя
- Вы угрожаете мне? Напрасно. Я умею защищаться. Майер понял жест
скупщика и бросился к нему. В ту же минуту скупщик вынул из кармана
револьвер. Но Майер успел выбить ловким ударом револьвер из руки
противника. Завязалась рукопашная борьба. Они катались по песку,
опрокидывая друг друга, как во французской борьбе. Майер был более ловкий,
скупщик - более сильный. Это уравновешивало шансы на исход борьбы. Майер
начал уставать первым. Случайно он заметил лежащий в стороне отброшенный
револьвер. Перекатившись два раза со своим противником с боку на бок, он
оказался рядом с лежащим на земле револьвером. Но скупщик, очевидно, понял
план Майера и также протянул руку к револьверу. В борьбе они вырыли яму,
царапая песок руками. Наконец Майеру удалось левой рукой оттянуть назад
голову врага, а правой ухватиться за револьвер. Однако противник успел
сжать ему руку. Тогда Майер невероятным изгибом кисти повернул револьвер к
голове врага и спустил курок. Глухо прозвучал выстрел, заглушаемый
песчаными дюнами, прибоем и воем ветра. Борьба была окончена. Еще раз
пролилась человеческая кровь.
Майер осмотрелся. Кругом было пустынно. Ни живой души. Только чайки
испуганно кричали, низко пролетая над человеком и трупом. Майер взвалил
труп на спину, отнес его в здание маяка, втащил в верхнюю комнату и бросил
у того самого места, где когда-то Ганс хранил свое сокровище - "вечный
хлеб".
С самым упорным соперником было покончено. Но на смену ему могли
приехать другие. Майер телеграфировал Роденштоку, что нужно принять
какие-нибудь особые меры, чтобы ускорить скупку хлеба.
Когда Роденшток прочитал эту телеграмму Кригману, он сказал:
- Я уже придумал. Назовите меня старой метлой, если мое средство не
выкачает всех запасов теста из лап этих скряг рыбаков. Они сами все
отдадут нам, и мы на этом еще наживемся.
И, как по мановению волшебного жезла, в деревушке вдруг закипела новая,
необычайная жизнь. Подходили корабли, груженные лесом и огромными ящиками.
Наскоро сколоченные здания вырастали вокруг деревни как грибы. Скоро на
зданиях появились красивые вывески: "Бар", "Кинематограф", "Танцевальный
зал", еще и еще "Бар" и над самым большим зданием - "Казино". Жизнь
рыбаков превратилась в вечный праздник. Жены наполняли кинематограф,
упиваясь картинами роскоши привольной жизни, - Кригман сам подбирал
картины, - а мужья пропадали в барах и игорном доме. Отрава азарта крепко
захватила непосредственные натуры рыбаков, и они предавались игре до
самозабвения.
Многие уже спустили все нажитое на спекуляции и в непреоборимой страсти
продолжать игру и отыграться бросали на игорный стол последнюю "валюту",
тесто, которое принималось по весу, как золото. Недалек был тот день,
когда охваченные безумной горячкой азарта рыбаки положат на зеленый стол
последний кусочек заветного теста, хранимый ими, как сокровище. Однако
планы Майера скоро были разрушены самым неожиданным образом.
В один темный, весенний вечер к старому, заброшенному зданию маяка
подошли три молодых рыбака. Несколько лет они работали на заводах в
Эссене, но безработица последнего времени заставила их вернуться в деревню
и вновь заняться рыбным промыслом.
- Зайдемте сюда, - сказал старший из них, Иоганн, указывая рукой на
открытую, изломанную ветром дверь маяка.
Все вошли и поднялись за Иоганном в верхнюю комнату.
- Что это здесь падалью пахнет? - сказал Оскар, потягивая носом.
- Какая-нибудь бродячая кошка подохла, - ответил Роберт.
- Я вам сейчас покажу эту кошку, - Иоганн зажег спичку. В слабом,
дрожащем пламени товарищи Иоганна увидали лежащий на мусоре
полуразложившийся труп человека в городском костюме. Они невольно
вскрикнули.
- Это труп одного из спекулянтов, убитого Майером, - сказал Иоганн. - Я
был свидетелем убийства. Но дело не в этом трупе. Одним спекулянтом меньше
- невелика потеря Я хотел поговорить с вами о другом. Пойдем на берег
моря, здесь трудно дышать. - И когда они вышли на берег и уселись на
песчаную отмель, Иоганн начал говорить:
- Вы видели труп. Вы знаете, что это не первое и, вероятно, не
последнее убийство в нашей деревне. Товарищи, подумайте о том, что
происходит. Люди будто с ума посходили. Убийства, кражи, пьянство,
разврат, азарт... Господа Майеры совершенно развратили наших стариков,
превратили их в завзятых спекулянтов и картежников.
- Да, эти безобразия пора прекратить, - сказал Оскар.
- Конечно, пора, - согласился Иоганн. - Но есть кое-что поважнее
безобразий. Это "вечный хлеб", который и наделал всю кутерьму. Зачем
понаехали сюда господа Майеры и их приспешники? Зачем они развращают,
спаивают, обыгрывают в рулетку наших рыбаков?
- Для того, чтобы выманить хлеб и нажить миллионы, - отозвался Роберт.
- Правильно. Чтобы нажить миллионы за счет голодающих рабочих, надо
прибавить. А между тем этот же хлеб, сделайся он достоянием рабочих, может
стать огромным орудием в их борьбе с капиталистами.
- Довольно, мы поняли тебя! - сказал Оскар, поднимаясь с земли.
- Нам необходимо овладеть тестом, собрать его как можно больше. Но как
это сделать?
- В этом весь вопрос, - ответил Иоганн. - Мы слишком бедны, чтобы
конкурировать с Майерами в скупке хлеба...
- Уговорить, доказать нашим?
- Не докажешь. Поздно. Деньги и азарт сделали свое дело. Рыбаки не
скоро проснутся от угара.
- Может быть, похитить? - предложил Роберт. Иоганн пожал плечами.
- Отчего бы и не похитить, если это нужно для великого дела. Но много
ли мы похитим? Старики дрожат над своим сокровищем. Из-за теста брат
убивает брата. Я кое-что придумал, и, может быть, мне удастся достигнуть
цели. - Иоганн обернулся и посмотрел на дорогу, ведущую в деревню. Дорога
была безлюдна. - Сейчас сюда должен прийти Майер, - сказал Иоганн. - Я
назначил ему здесь свидание, предложив свои услуги по.., организации
бандитской шайки, которая могла бы ограбить рыбаков - отнять у них все
оставшееся тесто. Покончить с тестом одним ударом, вместо того чтобы
"выкручивать" его в рулетку! Майер, кажется, не совсем доверяет мне, но
план ему нравится.
- Значит, ты хочешь, - сказал Оскар, - получить от Майера оружие, с
нашей помощью ограбить рыбаков, овладеть тестом и послать его безработным,
оставив этого спекулянта Майера с носом?
- Не совсем так, - ответил Иоганн. И, обернувшись еще раз к дороге,
сказал:
- Вот он, кажется, идет. Спрячьтесь в маяк и слушайте, о чем я буду
говорить с ним. Может быть, ваша помощь мне будет нужна.
Оскар и Роберт скрылись в здании маяка.
Иоганн зажег трубку и, выпуская клубы дыма, спокойно поджидал Майера.
Шаги Майера уже слышались за спиной Иоганна, но рыбак продолжал смотреть
на море с видом человека, погруженного в думы.
- Здравствуйте, Иоганн! О чем это вы так задумались? - окликнул его
Майер.
Иоганн лениво поднялся.
- Ах, это вы, господин спекулянт? Здравствуйте! Майер дернул головой и
нахмурился. Ему не понравилось это приветствие.
"Как грубы эти люди!" - подумал Майер и любезно спросил:
- Ну, как наши дела?
- Дела прекрасны, - ответил Иоганн. - Труп убитого вами спекулянта
совсем протух.
Майер сразу изменился в лице.
- Труп? Убитого мною? Спекулянта?.. О чем вы говорите, дорогой мой?
- Вот об этом самом, - ответил Иоганн, указывая на маяк. - О трупе,
который там тухнет. Не запирайтесь, Майер. Я был свидетелем вашего
убийства. Вы не видали меня, но я вас хорошо видел. Я случайно бродил по
дюнам.
- Это ловушка? - спросил Майер, чувствуя, что у него стынут конечности.
- Шантаж? Сколько же вы хотите за молчание?
- Ага, наконец-то вы догадались! Я хочу многого, господин убийца. Не
морщитесь и слушайте меня. Во-первых, вы должны мне дать все собранное
вами тесто, все до последнего кусочка. Чтобы вы ничего не утаили, я
самолично обыщу вас на вашей квартире.
- Это.., наглость...
- Во-вторых, - не обращая внимания на Майера, говорил Иоганн, - вы
должны немедленно закрыть все ваши богоугодные заведения. В-третьих,
отдать нашим рыбакам все проигранные деньги. Подождите, это еще не все. И
в-четвертых, вы должны убираться отсюда к черту на рога со всей вашей
шатией. Даю вам три секунды на размышление.
Майер, бывший военный, привык к решительным действиям. Ему даже не
потребовалось трех секунд, чтобы броситься на Иоганна и свалить его с ног.
Повергнув врага на землю, Майер пытался убежать. Но Иоганн, уже лежа на
земле, успел подставить ногу. Майер упал. Через две секунды Иоганн сидел
на нем. Майер отбивался отчаянно. Но на помощь Иоганну уже спешили Оскар и
Роберт. Увидев их, Майер заскрежетал зубами от злобы.
- Сдаюсь, - хрипло проговорил он, - отпустите мне руку, вы сломаете ее,
черт вас возьми.
- Оскар, обыщи его!
Оскар вытащил из карманов Майера два револьвера.
- Ого, целая артиллерия! Ничего нет больше в карманах, Оскар? Ну, вот
теперь можно и руку освободить. Все надо делать в свое время. Принимаете
наши условия или предпочитаете лечь рядом в маяке с вашим уважаемым
конкурентом? - спросил Иоганн.
- При.., нимаю, - задыхаясь, ответил Майер.
- Так идем к вам.
В сопровождении Иоганна, Оскара и Роберта Майер поплелся по дороге. Он
занимал отдельный домик у края деревни. Рыбаки произвели тщательный обыск
и взяли все, как было условлено: тесто и деньги.
Когда наконец они ушли, обещав проводить его на пароход, было уже
далеко за полночь.
Майер в изнеможении опустил голову на стол, просидел так несколько
минут. Потом вдруг поднял голову, стукнул кулаком по столу и крикнул:
- Так опростоволоситься!
Несколько успокоившись, он начал составлять телеграмму Роденштоку.
Работа не ладилась. Вдруг кто-то постучал в дверь. "Неужели опять эти
разбойники?" - подумал Майер.
- Кто там?
- Срочная телеграмма.
Убедившись, что пришел действительно почтальон, Майер открыл дверь,
получил телеграмму и вскрыл ее. Телеграмма была от Роденштока.
"Игорный дом и увеселительные заведения закрыть точка дела
ликвидировать точка выезжайте немедленно".
Майер не мог понять, чем вызвана эта телеграмма, но она пришла весьма
кстати. Теперь он может выполнить требование Иоганна, не нарушая интересов
хозяев.
Рано утром Майер принялся за работу.
Погасли веселые огни в барах, закрылись кинематограф и танцевальные
залы, угрюмо молчало пустое здание казино. Рыбаки, лишенные всех этих
удовольствий, волновались и едва не побили Майера, требуя открытия
игорного дома. Они даже пытались силой овладеть зданием казино, но
оказалось, что душа этого здания, рулетка, была еще ночью вывезена и
погружена на пароход. Игроки были несколько утешены тем, что получили от
Иоганна проигранные в рулетку деньги. Рыбаки ходили, как после тяжелого
похмелья, хмурые, молчаливые. Буйства, драки, пьянство и воровство
понемногу прекратились. Люди бесцельно бродили по деревне, глядя друг на
друга тупым, бессмысленным взглядом, не зная, что делать, о чем говорить.
Иногда они оживлялись, вспоминая веселые, безумные ночи. Но разговор
обрывался, и снова тускнели глаза и рот раскрывался в тяжелом зевке. О
работе никто не думал. Все ожидали, что вновь начнется золотая горячка,
спекуляция, игра и разврат. Но день проходил за днем, а все оставалось
по-прежнему. Только весенний, бодрящий ветер весело проносился над
деревней, освежая мутные головы.
Майер, прибыв в Берлин, узнал крупную новость. Приглашенному Кригманом
химику удалось определить состав "вечного хлеба" и искусственно изготовить
"тесто".
- Нам не нужны теперь ни Бройер, ни рыбаки, - сказал Роден-шток. - Мы
будем сами изготовлять "вечный хлеб".
- Не страшны нам и конкуренты, - добавил Кригман, - пусть они даже
скупают по граммам хлеб и растят его. Мы будем изготовлять его тоннами и
убьем их конкуренцией.
И акционерное общество по продаже и экспорту "вечного хлеба" начало
свои операции.
Крупнейшие капиталисты Германии объединили свои капиталы в этом деле.
Весь земной шар был оклеен кричащими рекламами компании:
Покупайте "вечный хлеб"!
Вкусно! Питательно!
Одного килограмма достаточно, чтобы прокормить человека всю жизнь!
В этой рекламе не было только одного: указания на дешевизну хлеба.
Роденшток и Кригман долго спорили о ценах на хлеб. Кригман настаивал на
том, чтобы хлеб вначале продавался по дорогой цене, доступной только
богачам.
- Мы снимем сливки, а потом пустим хлеб по дешевой цене для массового
распространения.
Против этого возражал Роденшток.
- Не забывайте, что каждый килограмм "хлеба" через некоторое время
превращается в два. Хлебом будут спекулировать. Не можем же мы обязать
купивших не продавать его. Нам необходимо очень быстро повести наши
операции, чтобы вернуть капитал с процентами, прежде чем поступивший на
рынок хлеб будет использован спекулянтами для снижения цен.
Цены скоро пришлось снизить, но по иной причине: богатые люди отнеслись
к хлебу скептически. Они не хотели отказаться от всего разнообразия
изысканной кухни и пикантных блюд, чтобы "сесть на кисель", который
вызывал у них брезгливое чувство.
Зато беднота, когда хлеб подешевел, набросилась на тесто с жадностью.
Агенты компании проникали в самые отдаленные уголки мира. Тысячи
брошюр, кинолент и агитаторов знакомили население с выгодностью и
незаменимыми качествами "вечного хлеба". Дела компании шли блестяще.
Однако борьба вокруг "хлеба" скоро возгорелась.
На этот раз ее начал профессор Бройер. Когда он узнал о продаже хлеба
акционерной компанией, то разослал в редакции газет открытое письмо, в
котором протестовал против использования его изобретений. Он настаивал на
том, чтобы правительство прекратило деятельность компании.
"Я не для того, - писал профессор, - потратил сорок лет моей жизни,
чтобы предоставить возможность обогатиться на моем изобретении кучке
спекулянтов. Я протестую против этого. Но еще больше я протестую против
того, что мое изобретение получило широкое распространение в то время,
когда я еще не закончил моих опытов. Это является не только возмутительным
нарушением авторских прав, но и представляет угрозу для общества,
поскольку хлеб еще не изучен до конца как новое питательное вещество".
- Он хочет запугать наших покупателей, - сказал Кригман, прочитав это
письмо. - Напрасный труд. У нас есть отзывы врачей о полной безвредности
хлеба и разрешение врачебного совета. Все, кто ест наш хлеб, находятся в
полном здравии, благословляют нас и служат нам лучшей рекламой. Нет,
господин профессор, вы опоздали, и вам не удастся испортить нам дело!
Однако письмо профессора произвело большое впечатление на общество.
Поднялись горячие споры. Правительство поняло, что совершило ошибку, дав
разрешение акционерной компании торговать хлебом. Появление на рынке
"вечного хлеба" уже сказалось на лихорадочном изменении цен. Весь
коммерческий и промышленный мир находился в сильнейшем волнении. "Вечный
хлеб" был слишком сильным средством воздействия на экономику не только
страны, но и всего мира. Такое средство нельзя было оставлять в руках
частных лиц.
И правительственные газеты доказывали необходимость объявления
государственной монополии на "хлеб".
Рабочие газеты не соглашались с этим. Ссылаясь на волю изобретателя,
они настаивали на объявлении "хлеба" общим достоянием и на бесплатной его
раздаче.
Пока велись эти горячие споры, в рыбацкой деревне события шли своим
чередом.
Ранним весенним утром рыбаки были удивлены необычайным зрелищем. По
деревне, размахивая руками, без шляпы, с растрепанными волосами бежал
профессор Бройер, направляясь к новому дому старика Ганса. Ганс только
поднялся и наслаждался ароматным кофе со сливками в обществе своей
экономки. Увидав профессора, он, по старой привычке, почтительно встал и,
указывая на удобное кресло рядом с собой, сказал:
- Прошу садиться, господин профессор. Не угодно ли кофе? Профессор в
изнеможении опустился в кресло. Он так устал от быстрого бега, что не мог
выговорить слова и только отрицательно завертел головой. Отдышавшись
немного, профессор сказал:
- Ганс, у вас есть еще "тесто", которое я подарил вам? Ганс
насторожился.
- Нет, господин профессор. Виноват. Слабости человеческие. Все
продавали, и я продавал. А последнее проиграл в рулетку.
Профессор строго посмотрел в глаза Ганса. Старик не выдержал этого
взгляда и отвел глаза в сторону.
- Вы правду говорите, Ганс?
- Сущую правду. Профессор поднялся.
- Яне верю вам, Ганс, вы уже не раз обманули меня. Вы не сдержали
своего слова.
- Виноват, господин профессор. Бройер досадливо махнул рукой.
- Теперь не до извинений. Знаете ли вы, Ганс, что вы сделали? Вы своим
непослушанием наделали много вреда, и наделаете еще больше. Слушайте меня
внимательно, Ганс. Я сейчас производил опыты над "хлебом". И я убедился,
что его есть нельзя. Собачка, которой я дал "хлеб" на неделю раньше вас,
издохла в страшных мучениях. И если вы не вернете мне сейчас же тесто до
последнего кусочка, вас постигнет ужасная смерть. Вы почернеете, вас будут
ломать судороги, пена у вас будет идти изо рта, как у бешеного. И вы
умрете.
Ганс побледнел и присел на край кресла. Смерть! Он давно уже не думал о
ней, наслаждаясь сытым, спокойным существованием. Умереть теперь! Не пить
кофе со сливками, уйти от этих мягких кресел, пуховых перин! Нет, это
слишком ужасно. Он смотрел на профессора, и вдруг хитрый огонек вспыхнул в
глазах Ганса.
- А вы, господин профессор? Вы говорили, что тоже кушали тесто. Вы тоже
умрете?
Бройер смутился, но тотчас овладел собой.
- Да, может быть, и я умру. Но я принял противоядие.
- Тогда, конечно, вы не откажете и мне в противоядии.
- Нет, откажу, - сердито отрезал Бройер. - Пусть это будет
преступление, но я не дам вам противоядия. Вы сами накажете себя за ваше
преступление. Если же вы хотите жить, то сейчас же несите сюда тесто.
Ганс повеселел.
- Если уж так, делать нечего. Умирать никому не хочется. Сейчас,
господин профессор.
Ганс вышел в другую комнату, прикрыл за собой дверь, долго копался там
и наконец вышел. С тяжелым вздохом передал он профессору тесто.
Бройер посмотрел в небольшую металлическую банку.
- Это все?
- Неужели же я еще раз обману вас, господин...
- Хорошо. Если обманете, тем хуже будет для вас.
- А противоядие, господин профессор?
- Я принесу вам. Не беспокойтесь.
Когда Бройер вышел из комнаты, Ганс залился веселым старческим смехом
и, обращаясь к своей экономке, сказал:
- А я ведь оставил себе маленький кусочек. Самый малюсенький. Сдается
мне, что профессор тоже лукавит. Тут не отравление, ему тесто надо на
что-нибудь другое.
У дома Ганса уже толпились рыболовы, ожидая услышать свежую новость от
Ганса. Но эту новость им пришлось услышать от самого профессора. Он
обратился к ним с той же речью, что и к Гансу. Уверял, что все они умрут
через неделю, если не примут противоядия. А противоядие он обещал в обмен
за тесто. Рыбаки слушали: одни с удивлением, другие с испугом. Но все они
уверяли, что теста у них не осталось "ни порошиночки". Расторговались и
проигрались.
Профессор кричал, пугал их, топал ногами, ничего не помогало. Теста
нет, но противоядие он должен им дать. Только трое обещали принести тесто.
Остальные были настроены уже враждебно.
- Обещал всех оделить, а теперь последнее отбираешь!
- Если отравил, так и лечи, - слышались угрожающие выкрики.
- Да поймите вы, несчастные, что я вас жалею, о вас беспокоюсь...
- Видим, как жалеешь...
- Вы сами не знаете, какие несчастья, какой ужас ожидает вас. Истощив
весь запас убеждений, профессор в изнеможении опустился на ступеньки
крыльца и закрыл лицо руками.
- Какой ужас, какой ужас! - тихо говорил он, покачивая головой.
Некоторым рыбакам стало жаль его.
- Дадим уж ему по маленькому кусочку, пусть не убивается. Бройер
услышал это. Подняв голову, он сказал:
- Все или ничего! Кусочками тут не поможешь.
- Вот это я уж и не понимаю, - сказал, выступив вперед, старый рыбак. -
Почему это так выходит, что если все отдадим, то не отравимся?
- Если все не отдадите, то я не дам вам противоядия.
- Как так не дашь?
Настроение толпы вновь резко изменилось.
- Если не дашь, то раньше нас к бабушке пойдешь. Давай сейчас же! Толпа
окружила Бройера, подхватила под руки и повела к дому, как арестованного.
Профессор беспомощно висел на руках рыбаков и только говорил, как в бреду:
- Какой ужас!.. Какое несчастье!..
Придя домой, он шатающейся походкой прошел к себе в лабораторию и вынес
оттуда большую склянку с прозрачной жидкостью.
- Вот, отпейте по глотку. Отнесите Гансу. Дайте отпить всем, кто ел
тесто.
Рыбаки ушли, обсуждая странное поведение профессора.
- Рехнулся человек.
- Очень просто. Он и раньше был с придурью.
А профессор прошел к себе в кабинет и дрожащей рукой написал телеграмму
на имя знакомого депутата.
"Сообщите правительству необходимости немедленного изъятия и
уничтожения всех запасов "вечного хлеба" точка сообщите это иностранным
державам точка противном случае тире массовое отравление точка Бройер".
Так как вопрос о монополии на "вечный хлеб" решен был государством, то
для обсуждения телеграммы Бройера было созвано совещание кабинета
министров. Чтобы не возбуждать паники, телеграмма держалась в полном
секрете. Министр финансов возлагал большие надежды на "хлеб", чтобы
поправить государственные финансы и укрепить курс марки, и потому горячо
убеждал членов кабинета не придавать значения телеграмме.
- Это или кунштюк изобретателя, недовольного тем, что ему не досталась
роль "благодетеля человечества", или, что скорее, бред сумасшедшего. Наши
лучшие профессора производили тщательный анализ "хлеба" и не нашли в нем
никаких вредных веществ.
Заседание было очень бурное. Все соглашались только в одном, что нельзя
спешить с опубликованием приказа об уничтожении "хлеба", пока это дело не
будет всесторонне освещено. Министру здравоохранения спешно поручили
произвести еще раз, через специалистов, исследование "хлеба", а также
людей, которые питались им. Решено было также отправить двух профессоров:
одного - психиатра и другого - химика, личных его знакомых, чтобы они, под
видом дружеского посещения, справились о здоровье Бройера и попытались
разузнать, какая опасность может угрожать тем, кто ел тесто.
Через несколько дней врачи, которым поручено было исследовать "хлеб" и
питавшихся им, сделали доклад; они говорили, что вторичное исследование
"хлеба" дало те же результаты. Хлеб питателен, богат витаминами, настолько
удобоварим, что прекрасно усваивается желудком больных и даже грудных
детей, как дополнительное питание к молоку матери, и совершенно безвреден.
Все питающиеся этим хлебом чувствуют себя прекрасно. Малокровные и
худосочные поправились в короткий срок. В состоянии здоровья
туберкулезных, перешедших на питание "тестом", произошло значительное
улучшение.
Министр торговли, услышав этот доклад, вздохнул с облегчением.
- А я, признаться, из любопытства и по долгу службы скушал кусочек
злополучного теста. И, прочитав эту телеграмму, все время ощущал, как
будто из этой лягушечьей икры у меня в желудке развелись лягушки. Скоро
прибыли и профессора, командированные на остров Фэр. Они сообщили, что
нашли Бройера в очень подавленном состоянии.
- О психозе говорить нельзя, - докладывал психиатр, - но состояние
нервной системы Бройера неутешительно. У него замечаются резкие изменения
настроения, характерные для сильной степени неврастении. От полного
угнетения он вдруг переходит к возбужденному состоянию. Нас встретил не
совсем дружелюбно. Сообщить что-либо конкретное о своих опасениях
отказался. Говорит: "Сами заварили кашу, сами и расхлебывайте. Я исполнил
свой долг и предупредил об опасности. Теперь поступайте как хотите и
принимайте ответственность на себя".
Этим докладом министры были несколько смущены. Если бы не
государственная монополия! Но брать на правительство ответственность за
какую-то грозящую опасность... Однако практические интересы
восторжествовали. С телеграммой Бройера решено было не считаться.
Кригман, которому удалось узнать об этой телеграмме, сказал Роденштоку:
- Правительство отнимает у нас "хлеб". Ну что ж! Свой капитал мы успели
вернуть, хоть и с небольшими процентами. Если теперь и выйдет что
неприятное с этим "хлебом", нас не будут обвинять в отравлении.
Весна принесла Гансу огорчение: от него ушла экономка, вышедшая замуж
за рыбака соседней деревни. Старику трудно было привыкать к жизни
холостяка: самому прибирать комнаты, готовить обед, мыть белье. Он ходил
по деревне и приглашал к себе в услужение вдов и сирот. Но никто не шел.
Женщины, как и мужчины, давно отвыкли от труда. Несмотря на опустошения,
произведенные кабачками и рулетками, никто еще не нуждался так, чтобы идти
работать у других. Старик должен был примириться со своей участью. Чтобы
не готовить себе обед, он опять начал питаться "тестом", которое до сих
пор берег на вырост и продажу.
В теплое весеннее утро он открыл буфет, чтобы взять ложкой тесто из
банки. К своему удивлению, он увидел, что тесто подросло больше
обыкновенного и даже свесилось через край банки, тогда как обычно оно едва
доходило до края. Он побежал в погреб, где у него хранились запасы,
которые он откладывал в расчете на будущую продажу. Там тесто вело себя