- Конфиденциально? Пожалуйста! - и он вышел. Рудольф, взъерошив волосы,
стал бегать по кабинету:
- Фрейлейн!.. Фрейлейн!.. - начал он и вдруг, закрыв лицо руками,
заплакал навзрыд.
- Что с вами? - спросила Эльза, растерявшаяся от такой неожиданности.
Рудольф подбежал к ней, бросился на колени и, ломая руки, стал просить
прерывающимся от слез голосом:
- Умоляю вас!.. Не губите меня. Откажитесь от наследства! Ну на что оно
вам? То есть оно громадно, кто же откажется от богатства? Но ведь оно не
для вас, я хочу сказать, вы ни при чем, оно к вам пришло неожиданно... Ах,
у меня мысли путаются... А я?.. Я ведь только и жил мыслью об этом... Отец
скопидом, дрожит над каждым грошом. Я наделал столько долгов... Вы! Почему
вы? С какой стати вы? Ведь это же нелепо, ни с чем не сообразно,
чудовищно! Ведь это.., я не знаю, что говорю, но вы поймете, поймете и
пожалеете меня... Откажитесь от наследства, иначе.., я покончу с собой.
- Я не могу этого сделать, - спокойно ответила Эльза.
- Как не можете? Кто же вам может помешать? Разве вы не отказывались от
него?
- Я не помню...
- Сжальтесь, сжальтесь, умоляю! Иначе я.., покончу с.., да, я уже
говорил об этом... - Рудольф вскочил и, трепля рукой свою рыжеватую
шевелюру, вновь забегал по комнате. Он казался безумным.
Вдруг он остановился и, уставив взгляд в одну точку, сжал левой рукой
подбородок.
- Проклятие! Проклятие этим рыжим волосам, этому веснушчатому лицу! - и
он дергал себя за волосы и бил по щекам. - Если бы я был хоть красив... А
вы, вы прекрасны... Если бы вы, если бы я.., если бы я сделал вам
предложение?
Эльза улыбнулась. Раскрасневшийся, с взлохмаченными рыжими волосами, он
был необычайно смешон в эту минуту.
- Благодарю вас, но у меня есть жених.
- Конечно, чепуха. Я просто с ума схожу и выбалтываю свои мысли. Вы
прекрасны, но не вы, ваше богатство нужно мне. Я, однако, не мог думать,
чтобы такая красота могла быть такой недоброй и.., корыстной! - добавил он
желчно после короткой паузы.
Эльза нахмурилась.
- Я не корыстна.
- Тогда что же мешает вам отказаться от наследства и сделать меня и
моих сестер счастливейшими людьми?
Подбежав к ней, он вдруг схватил ее за руку и, глядя прямо в глаза, со
всей силы ненасытного желания, задыхаясь, молвил:
- Откажитесь! Откажитесь! Откажитесь!..
По спокойному лицу Эльзы прошла тень. Брови нахмурились, в ней как
будто поднималась борьба.
Рудольф, несмотря на все свое волнение, заметил это и начал просить с
удвоенной силой.
Но в тот момент лицо Эльзы вновь приняло спокойное выражение, веки
полузакрылись, и она тихо, но решительно сказала:
- Пустите, - высвободила руки и, ни слова больше не говоря, пошла к
двери.
- Куда же вы? Подождите! - Рудольф бросился за Эльзой, пытаясь ухватить
ее за руку. Но в этот момент дверь комнаты открылась, вбежала собака и с
угрожающим ворчанием стала между Рудольфом, и Эльзой. Вслед за собакой
появился Штирнер.
- Э, это уж нехорошо! - сказал он. - Кто же хватает за руки чужих
невест?
Рудольф стоял, дрожа как в лихорадке, и мерил Штирнера недружелюбным
взглядом. Штирнер спокойно и насмешливо смотрел на него.
Рудольф топнул ногой, быстро повернулся на каблуках и выбежал из
комнаты. Прыгнув в автомобиль, он стал бормотать, как в бреду:
- Все погибло! Все погибло!..
- Куда прикажете? - спросил шофер.
- Все погибло! Все погибло! К Людерсу... С этими же словами "все
погибло!" он вбежал в кабинет Людерса, не обращая внимания на клиентку,
которая сидела у адвоката.
- Людерс! Все погибло!.. Она отказала... Эльза отказала по всем
пунктам, этого и надо было ожидать... Завтра истекает срок на подачу
апелляции. Отец пропал... Если бы мы хоть знали, что он умер... Но нет, и
тогда было бы поздно!.. Опеку не учредишь в несколько часов... Все
погибло... Остается одно: подать апелляцию... Доверенность моего отца на
ваше имя не уничтожена...
- Но это безнадежно при наличии в деле заявления Оскара Готлиба.
- Все равно, подавайте!.. Может быть, отец найдется к тому времени,
когда дело будет пересматриваться.
Людерс пожал плечами, но подумал, что, пожалуй, это и верно. Главное -
не пропустить срока, а там обстоятельства могут повернуться иначе.
Апелляция была подана. Но Оскар Готлиб по-прежнему не подавал о себе
никаких вестей. Все способы проволочек были исчерпаны, дело было проиграно
Готлибами во всех инстанциях.
Эльза Глюк вступила в права наследства.
Увлечение покойного банкира рационализацией сказалось и на архитектуре
его дома, построенного по последнему слову американизированной
строительной техники. Красота этой новой архитектуры определялась новым
каноном: утилитаризмом. Весь огромный, растянутый в" длину трехэтажный дом
Готлиба был сделан из железа, стекла и бетона и внешне был скучно
прямолинеен, как разграфленный лист гроссбуха. Ни одной радующей глаз
кривой линии, ни одного украшения. Огромные стекла во всю стену придавали
дому вид какого-то гигантского аквариума. Казалось, стекла были слишком
хрупкой защитой для миллионов, которыми ворочал банк Готлиба. Но "золотые
рыбки" этого аквариума хранились глубоко на дне его - в подземном этаже.
Сталь и бетон этого казнохранилища способны были выдержать налет не только
земных, но и воздушных бандитов. Сотни автоматических звонков и световых
сигналов, особые перископы, дающие возможность находящимся в первом этаже
сторожам видеть, что делается в подвале, автоматически захлопывающиеся
двери, электрические заградители и киноаппараты обрекали на неудачу всякую
попытку проникнуть сюда силой или хитростью. В свое время Готлиб не мало
бросил денег на то, чтобы через репортеров, описывающих все эти чудеса
заградительной техники, оповестить весь мир о неприступности его
банковской твердыни и отбить охоту любителей легкой наживы проникнуть в
подвалы. И действительно, за десять лет был только один случай покушения,
и он окончился очень плачевно для смельчаков: двое взломщиков, лучшие
специалисты своего дела, были захлопнуты автоматической дверью, как мыши в
мышеловке.
Автоматически приведенный в действие киноаппарат заснял это
происшествие, и картина демонстрировалась во всех кинематографах, как
образец наказанного порока. Правда, злые языки утверждали, что все это
ограбление было инсценировано самим Готлибом, пригласившим, за приличное
вознаграждение, известных "артистов" уголовного дела и обещавшим им выход
на свободу, когда шум вокруг дела утихнет, но тем не менее картина
возымела действие. Банкир и его вкладчики спали спокойно.
В первом, надземном, этаже помещался банк со всеми его отделениями.
Здесь же помещались вооруженные сторожа, в которых, в сущности, не было и
нужды. Но банкир содержал довольно большой штат их "для декорации".
Квартира Готлиба помещалась во втором этаже, где середину занимали
гостиная, приемная, личный секретариат и кабинет. Правый конец здания был
разделен на две комнаты, соединенные с кабинетом; в одной помещалась
спальня Готлиба, в другой жил Штирнер. Эти комнаты Штирнер держал всегда
на запоре, не допуская туда служащих даже для уборки. В левом же конце
этажа помещался "зверинец" Штирнера: его ученые собаки, волки, свиньи,
кошки и медведь. Все они жили совместно в трогательном единении. Бросив
ученую карьеру, Штирнер продолжал "по-любительски", как говорил он,
изучать психологию животных.
Почти две трети верхнего, третьего, этажа, его середину, занимала
картинная галерея - гордость Готлиба и предмет шуток и острот знатоков.
Здесь в таком же трогательном единении, как звери Штирнера, бок о бок
уживались подлинный Андреа дель Сарто с грубо поддельным Корреджио, мазня
неизвестного дилетанта с карандашным рисунком Леонардо да Винчи. Все
картины были расставлены на станках, расположенных в ряд перпендикулярно
стеклянным стенам; Готлиб называл это "рационализацией освещения".
Середина зала была пуста, если не считать стоявшего на помосте рояля. Для
торжественных обедов приносились из кладовых какие-то замысловатые
раскладные рационализированные Готлибом столы, которые в сложенном виде
занимали очень мало места, но собрать их было истинным мученьем: слуги
выходили из себя, когда им приходилось складывать бесконечные кусочки,
доски, бруски... Эта работа напоминала китайскую головоломку. Отдельные
части, неверно пригнанные, рассыпались, не слушались, не входили в пазы.
Слуги нервничали, Готлиб еще больше.
- Ну как же вы не понимаете? Это так просто! - и он подбегал сам,
складывал, выдергивал, подставлял, ронял, ушибался и сердился больше всех.
Теперь с этим было покончено. Столы мирно почивали в разобранном виде,
как и их разобранный на части несчастный хозяин. Зал был пуст. Поэтому
приятно было отсюда войти в смежный зимний сад. Широкие листья пальм
покрывали большой аквариум. Вьющиеся растения оплетали искусственный грот.
Яркие орхидеи радовали глаз пестротой красок.
Уютные диванчики между лаврами и цветущими олеандрами давали
возможность отдохнуть и послушать певчих птиц, летавших на свободе.
К другому концу зала примыкала библиотека, которая находилась под двумя
кабинетами Готлиба, помещавшимися во втором и первом этажах. Все эти три
комнаты соединялись лифтом с установленным на нем креслом. В библиотеку,
состоявшую исключительно из роскошных изданий в дорогих, тисненных золотом
переплетах, Готлиб любил "взлетать" на своем подъемном кресле после
работы, чтобы выкурить здесь сигару. Но книг он не читал. Изредка вынимал
он какую-нибудь из них, раскрывал и разглядывал рисунки.
- Маки-домовой, Tarsus spectrum.., бывают же такие несуразные животные!
Прямо в очках! Фу, гадость, еще во сне приснится! - и он захлопывал книгу
и сладко потягивался после трудового дня.
Две крайние комнаты пустовали. Одна из них находилась над спальней
покойного Готлиба, другая - над комнатой Штирнера.
В эту последнюю комнату Штирнер ввел Эльзу, когда осмотр дома был
окончен.
- Вот и все ваши владения. Я думаю, что вам здесь будет хорошо. Здесь
много света и воздуха, как, впрочем, и во всем доме, недаром у вашего
завещателя был такой прекрасный, свежий вид и румяные щеки.
При упоминании о завещателе Эльза вздрогнула, и легкая тень пробежала
по ее лицу.
Штирнер нахмурился.
- Эльза, - серьезно сказал он, - неужели все это вас не радует? Ведь вы
сейчас одна из богатейших женщин в мире. Вы можете исполнить всякий ваш
каприз. Если вам не нравится этот дом, вы можете остановиться в любом из
двадцати шести домов, принадлежащих вам теперь в городе, вы можете жить на
ваших виллах в Ницце, в Ментоне, в Оспидалетти, на Майорке, в Алжире, я уж
не помню где... - О чем-то подумав, он продолжал:
- Но вам здесь должно понравиться.
- Да, мне здесь должно понравиться, - как эхо прозвучал ответ Эльзы.
- В соседней комнате будет помещаться ваша прислуга. В этой комнате,
как и везде, электрических звонков больше, чем в мебели обойных гвоздиков,
а телефонов еще больше, чем звонков... Не сходя с кресла, вы можете
потребовать все что угодно. Чашка кофе сама подъедет к вам на
транспортере... До скорого свидания!
Когда он ушел, Эльза устало опустилась в кресло и, склонив голову,
закрыла лицо руками. Где-то далеко пробили часы, и звон их гулко разнесся
по пустому залу.
Эльза долго сидела неподвижно. Она думала о своей жизни, так странно
сложившейся. Дочь бедных родителей, круглая сирота, она рано узнала нужду.
Еще девочкой она была необычайно красива. Эта красота принесла ей в жизни
много радостей и много горя. Одна состоятельная старушка, фрау Беккер,
одинокая вдова, увидя в приюте красивого ребенка, взяла девочку к себе. В
то время Эльзе было двенадцать лет. До семнадцати она прожила у фрау
Беккер. Эти пять лет были лучшими в ее жизни. Старушка любила ее, даже
баловала, дала хорошее образование, и Эльза привязалась к ней, как к
матери. Но старушка неожиданно умерла, не оставив завещания. Родственники
бросили Эльзе подачку в такой оскорбительной форме, что она отказалась от
их помощи и взялась за работу. Прошло два тяжелых года, в продолжение
которых ей пришлось узнать свет с неприглядной стороны.
При ее красоте ей не трудно было получить место в магазине, и она
находила эти места, но быстро бросала их из-за слишком открытых признаний
ее красоты со стороны хозяев. Она решила перейти на другую работу.
Вечерами изучала она стенографию, и когда изучила, ей посчастливилось
поступить к Готлибу. Здесь же она познакомилась с Зауером и полюбила его
за одно то, что он с уважением относился к ней и был всегда корректен и
выдержан.
Получение наследства выбило ее из колеи.
Она никак не могла понять, как и почему она приняла наследство, после
того как решила отказаться от него.
- Почему? Почему? - спрашивала она себя.
Вдруг лицо ее стало спокойным. Глаза полузакрылись. Так она просидела
несколько минут. Наконец она вздохнула полной грудью, как человек,
вышедший из душного помещения на свежий воздух. С удивлением она
чувствовала, что от ее смутной тревоги и тоски не осталось следа. Она
встала, сладко потянулась, как бы разминая затекшие члены, и с
любопытством осмотрела комнату.
- Право, здесь очень занятно. Какой интересный рисунок на ковре! А
сколько света! Как легко дышится!
Она глубоко вздохнула и с новым чувством какого-то обостренного
любопытства стала осматривать свое новое помещение: библиотеку, картинную
галерею и чудесный зимний сад.
- И это все мое!..
В первый раз она подумала: "А ведь Штирнер прав! Какая я счастливая!.."
Штирнер, оставив Эльзу, быстро спустился во второй этаж. В комнате
личного секретариата он застал Зауера, Эмму Фит и старушку экономку фрау
Шмитгоф.
Зауер смотрел на него недружелюбно, Фит и Шмитгоф - с тревогой. После
того как Эльза Глюк стала полноправной хозяйкой, все они не знали, как
сложатся их дальнейшие отношения.
- Здравствуйте, господа! - оживленно сказал Штирнер. - Я от новой
хозяйки! Не беспокойтесь ни о чем: вы все останетесь, я уже говорил с
Эльзой.., фрейлейн Глюк... Работы у нас теперь будет много... Наша
прекрасная хозяйка не знакома с банковским делом, и на нас - главным
образом на меня и вас, Зауер, - выпадает тяжесть управления делами банка
Эльзы Глюк.
- Прошу за меня не решать и не определять моих обязанностей, - желчно
сказал Зауер.
- Да... Но как же иначе? Ну, мы еще поговорим. Меня ждет одно
неотложное дело.
Штирнер быстро прошел в кабинет, что-то написал на письменном столе
Готлиба, спрятал написанное в ящик стола, запер на ключ и прошел в свою
комнату. Скоро он вышел обратно и вновь уселся за письменный стол Готлиба.
В кабинет вошла Эльза, а вслед за ней явились Зауер, Фит и Шмитгоф.
Эмма и экономка благодарили Эльзу за то, что она оставляет их у себя.
- А! Фрейлейн Глюк, очень рад, что вы пожаловали ко мне! - сказал
Штирнер. - Как вы чувствуете себя?
- Благодарю вас, хорошо.
- Вам понравился дом?
- Очень! - ответила она оживленно. - Весь верхний этаж залит солнцем.
Кажется, будто плаваешь в солнечном океане. А этот зимний сад -
очаровательный уголок. Право, нет нужды ездить в Ниццу, имея недалеко это
зеленое убежище!
- Отлично! Значит, все в порядке? - весело улыбнулся Штирнер. На Зауера
неожиданное оживление и жизнерадостность Эльзы произвели обратное
впечатление. Он насторожился, подозрительно посмотрел на нее и стал кусать
губы.
- А теперь будьте любезны снять с ваших плеч деловую обузу, - сказал
Штирнер. - Согласно вашему желанию, я заготовил полную доверенность на мое
имя... Будьте добры подписать ее.
Зауер, Шмитгоф и даже наивная Фит были удивлены. Всем казалось
естественным, что доверенность будет дана Зауеру - жениху Эльзы, или по
крайней мере управление делами будет разделено между ним и Штирнером.
- Да, да, - охотно ответила Эльза и взяла перо.
- Одну минутку! - Штирнер позвонил, и в комнату вошел старичок нотариус
с двумя свидетелями.
- Извините, - встретил его Штирнер, - что мы беспокоим вас, приглашая,
по старой памяти, на дом...
Старичок любезно закивал головой.
Эльза подписала доверенность. В несколько минут формальности были
закончены.
- Надо, чтобы все было по форме. Благодарю вас! Вы свободны, - сказал
Штирнер.
Нотариус, Фит и Шмитгоф вышли.
- Вы, Зауер, остаетесь юрисконсультом. Но наш новый банкир добрее
старого и увеличивает ваше жалованье на пятьдесят процентов. Вы так,
кажется, распорядились?
- Да, да! - ответила Эльза.
- Благодарю вас за честь, но я отказываюсь от ваших прибавок и от
места... - ответил позеленевший Зауер.
- Но почему, Отто? Ты шутишь! - спросила Эльза, глядя на жениха.
- Ну, вы тут договаривайтесь с хозяйкой, а мне некогда. Надо спуститься
в банк, благо старик Карл изобрел такой хороший способ сообщения.
И, нажав кнопку, Штирнер провалился в люк.
- Ты шутишь, Отто? - повторила Эльза, оставшись одна с Зауером, и
ласково прикоснулась к его руке.
Зауер брезгливо отдернул руку и поморщился.
- Не знаю, кто из нас шутит... Мне кажется, что вы, фрейлейн Глюк...
- Отто!..
- Но только ваши шутки похожи на издевательство.., издевательство над
человеческим достоинством, любовью, доверием, дружбой. Зауер заговорил с
обидой в голосе.
- Эльза! Что с тобой, Эльза? Ты уверяла меня, что откажешься от
наследства, и ты обманула меня... Зачем?
- Отто, но разве ты не понимаешь, что так надо было? И не ты ли сам
выступал на суде от моего имени?
- Да, я выступал... Я не знаю, почему я выступал... Это какое-то
бесовское наваждение... Впрочем, ты просила меня и я сделал... Ведь я ни в
чем не могу отказать тебе... Но ты? Ты обманула меня! Ты стала
миллионершей и опять разбудила во мне всех демонов сомнений, которые
терзают меня. Это наследство позорит тебя, пятнает нашу любовь. И это еще
не все: ты вдруг выдаешь доверенность Штирнеру!.. Какие новые черные
подозрения пробуждаешь ты?.. Ты с ним заодно. Ты.., близка ему! Ты
соучастница его преступлений. Ты дурачила меня как мальчишку.
- Отто!
- Молчи! Неужели ты не понимаешь, что вокруг твоего имени сплетут
легенды, тебя смешают с грязью, и эта грязь долетит сюда с улиц, в эти
золотые хоромы - они не защитят тебя. Ты живешь с ним в одном доме, ты...
- Успокойся, Отто, умоляю тебя!
- Нет, не успокоюсь!.. Тебе всего этого оказалось еще мало. Ты хочешь
унизить меня, предлагаешь пятьдесят процентов прибавки. Ха-ха-ха!.. Любовь
и достоинство за пятьдесят процентов!
Зауер закатился истерическим смехом и не мог сдержаться.
Потрясенная Эльза беспомощно смотрела на него. В ней происходила
ужасная, борьба. Наконец нервы ее не выдержали, и она расплакалась.
Зауер утих, нервно всхлипывая, и от времени до времени тяжело вздыхал.
- Как я несчастен.., как я несчастен!.. - тихо говорил он, сидя на
кресле и положив голову на руки. Эльза подошла и обняла его.
- Отто, неужели ты думаешь, что я такая дурная? Ведь я же люблю тебя!
Ну успокойся, милый мой, родной... Я все сделаю, что ты скажешь...
- Правда?
- Правда, - твердо ответила Эльза. - Не вини меня, я сама не знаю, как
все это произошло...
Зауер поднялся. Вслед за ним поднялась и Эльза.
- Мне не надо богатства, я люблю тебя, только тебя, - сказал он, сжимая
ее руки. - И ради моей любви я требую: завтра же, слышишь, завтра, не
позже, мы обвенчаемся с тобой, и завтра же ты выгонишь из дома проклятого
Штирнера со всеми его собаками!
- Я согласна.
- Эльза!
- Отто!..
Площадка лифта бесшумно поднялась.
- Ого! Целуются! - вдруг услышали они за собой насмешливый голос
Штирнера и, оторвавшись друг от друга, оглянулись. - Какая трогательная
сцена!
Штирнер сидел за письменным столом, покуривая сигару.
- Вы здесь зачем? - негодующе воскликнул Зауер.
- По долгу службы, - насмешливо ответил Штирнер. - Доверие, которым
облекла меня наша хозяйка...
Наша хозяйка изменила свое решение и дает вам полный расчет, - перебил
его Зауер, - доверенность на ваше имя будет уничтожена. В вознаграждение
же за ваши заслуги вам будет выдано полностью двухмесячное содержание с
надбавкой пятидесяти процентов.
- Придется мне открывать бродячий цирк, - сказал Штирнер, почесав лоб.
Но, оставшись один, он нахмурился, вынул из ящика стола какие-то
чертежи, просмотрел их, сердито проворчал что-то, поспешно вошел в свою
комнату и надолго заперся в ней.
Прошел месяц. Эмма Фит сидела на своем обычном месте и писала на
ремингтоне.
Зауер, побледневший, небрежно причесанный, небритый, долго ходил
большими шагами по кабинету, искоса поглядывая на Эмму. Потом он подошел к
ней и, покачиваясь из стороны в сторону, в упор стал смотреть ей в лицо.
Резвые пальцы Эммы начали делать перебои на клавишах ремингтона. Она
покраснела под пристальным взглядом Зауера и, не прерывая работы,
спросила:
- Почему вы так смотрите на меня, господин Зауер, как будто никогда не
видали? Вы мешаете мне работать...
- Фрейлейн Эмма, а ведь вы прехорошенькая! Эмма покраснела еще больше,
но попыталась сделать вид, что не расслышала его слов.
- Странное дело! - продолжал Зауер. - Более года, как вы здесь служите,
я встречаюсь с вами каждый день, но только за последний месяц у меня как
будто открылись глаза: приятный овал лица, мягкие волосы, к которым
хочется прикоснуться и погладить, изумительные глаза! В них детская
наивность и лукавство маленького бесенка. Вы живая "Девушка с разбитым
кувшином".
- Я не разбивала никаких кувшинов.
- Это картина Греза. А вы...
- Перестаньте, Зауер.
Эмме приятно было слушать Зауера, но она скрывала свои чувства, боясь
гнева Эльзы. А Эльза уже не раз заставала их за такой беседой. Эльза с
достоинством проходила мимо, но Эмма чувствовала, что ее "хозяйка", как
шутя теперь она звала ее, все видит и понимает.
- Господин Зауер, я не узнаю вас!
- Я сам не узнаю себя, деточка. Философы уверяют, что познать самого
себя - самая трудная задача в мире...
Зауера действительно нельзя было узнать.
Корректный, аккуратный, педантичный Зауер перестал, чего никогда не
было раньше, заботиться о своей внешности, начал ходить по ресторанам,
покучивать в подозрительной компании, халатно относиться к делу.
- Вот что, дорогая фрейлейн Фит, довольно вам трещать на этом
неблагодарном музыкальном инструменте. Пора кончать. Идемте наверх, я
покажу вам в зимнем саду новых золотых рыбок в аквариуме. Их недавно
выписал Штирнер в подарок нашей хозяйке.
Эмма колебалась.
Зауер, улыбаясь, многозначительно посмотрел на дверь кабинета.
- Боитесь хозяйки?
Эмма вспыхнула и поднялась.
- Только на одну минуту! Я спешу домой... Но эта минута длилась более
получаса. Зауер болтал и любезничал без умолку. Эмма краснела от тайного
страха быть застигнутой. Посмотрев на часы, Эмма вдруг поднялась.
- Боже, я опоздала!.. - и она, поправляя прическу, вышла из зимнего
сада в пустынный зал.
- Послушайте, Эмма, едем сегодня с вами в театр, а вечером поужинаем в
"Континентале" и послушаем джаз-банд.
Эмма, привыкшая видеть Зауера серьезным, не могла удержаться от смеха.
Зауер подхватил ее под руку и, скользя по паркету, повлек к выходу.
Эту сцену наблюдала Эльза, стоявшая меж станками картин. Она часто
бродила по галерее.
Когда Зауер и Эмма удалились, побледневшая Эльза вышла из своего угла,
прошла в зимний сад и устало опустилась на скамейку перед аквариумом.
Журчал фонтан, золотые рыбки медленно двигались за зеленью стекла,
всплывали на поверхность и пускали пузырьки воздуха. Было тихо. Птицы
сидели на ветвях, нахохлившись, как под дождем.
Эльза опустила голову и увидела лежащий на полу портфель из желтой
кожи, с серебряными инициалами "О.З.".
В то же время она услышала приближающиеся шаги.
"Отто Зауер забыл портфель и идет за ним", - мелькнула у нее мысль. Она
хотела скрыться в грот, чтобы не встречаться с ним, но, подумав, осталась
на месте.
Зауер вошел, напевая шансонетку. Увидев Эльзу, он сделал удивленное
лицо, немного смутился, но тотчас принял непринужденный вид.
- А! Изволите прогуливаться по садам? Как вам нравятся золотые рыбки? Я
думаю, под хорошим соусом они очаровательны. Но Эльзу не рассмешила шутка.
- Послушайте, Зауер, что все это значит?
- О чем вы говорите, повелительница?
- О том, что было здесь сейчас, и вообще о всем вашем поведении за
последний месяц. Зауер покраснел.
- Фрейлейн Глюк, я могу задать вам тот же вопрос. Что значит ваше
поведение? Вы исполнили ваше обещание? Разве вы уже моя жена, а Штирнер
уволен? На каком основании вы предъявляете права на свободу моих
поступков?
- Никаких прав я не предъявляю. Я не отказываюсь от своих обещаний,
хотя и не выполнила их.
- Почему?
Эльза смутилась в свою очередь. Почему? Она сама не знала. Здесь опять
был провал в ее сознании. И она испытала знакомое уже ей неприятное
ощущение утраты памяти. Ее мысль билась о невидимую преграду, как муха о
прозрачное стекло. Эльза опустила голову и молчала.
А Зауер пытливо рассматривал черты ее лица и ее фигуру и думал,
удивляясь:
"И как только я мог любить ее? Ничего особенного! Таких красивых живых
манекенов сколько угодно в любом магазине модного платья. Ее шея красива,
но несколько длинна, странно, что я не замечал этого раньше. А эти узкие
плечи... А родинка у левого глаза - она совсем не на месте. Эта родинка
решительно портит ее!.."
- Вы не отвечаете!.. Вам нечего сказать? Наконец Эльза ответила:
- Но ведь и вы не оставили службу. Почему?
Она попала в больное место Зауера. Он действительно не ушел по
непонятной для него самого причине. Месяц тому назад, как-то неожиданно
стал бегать по кабинету:
- Фрейлейн!.. Фрейлейн!.. - начал он и вдруг, закрыв лицо руками,
заплакал навзрыд.
- Что с вами? - спросила Эльза, растерявшаяся от такой неожиданности.
Рудольф подбежал к ней, бросился на колени и, ломая руки, стал просить
прерывающимся от слез голосом:
- Умоляю вас!.. Не губите меня. Откажитесь от наследства! Ну на что оно
вам? То есть оно громадно, кто же откажется от богатства? Но ведь оно не
для вас, я хочу сказать, вы ни при чем, оно к вам пришло неожиданно... Ах,
у меня мысли путаются... А я?.. Я ведь только и жил мыслью об этом... Отец
скопидом, дрожит над каждым грошом. Я наделал столько долгов... Вы! Почему
вы? С какой стати вы? Ведь это же нелепо, ни с чем не сообразно,
чудовищно! Ведь это.., я не знаю, что говорю, но вы поймете, поймете и
пожалеете меня... Откажитесь от наследства, иначе.., я покончу с собой.
- Я не могу этого сделать, - спокойно ответила Эльза.
- Как не можете? Кто же вам может помешать? Разве вы не отказывались от
него?
- Я не помню...
- Сжальтесь, сжальтесь, умоляю! Иначе я.., покончу с.., да, я уже
говорил об этом... - Рудольф вскочил и, трепля рукой свою рыжеватую
шевелюру, вновь забегал по комнате. Он казался безумным.
Вдруг он остановился и, уставив взгляд в одну точку, сжал левой рукой
подбородок.
- Проклятие! Проклятие этим рыжим волосам, этому веснушчатому лицу! - и
он дергал себя за волосы и бил по щекам. - Если бы я был хоть красив... А
вы, вы прекрасны... Если бы вы, если бы я.., если бы я сделал вам
предложение?
Эльза улыбнулась. Раскрасневшийся, с взлохмаченными рыжими волосами, он
был необычайно смешон в эту минуту.
- Благодарю вас, но у меня есть жених.
- Конечно, чепуха. Я просто с ума схожу и выбалтываю свои мысли. Вы
прекрасны, но не вы, ваше богатство нужно мне. Я, однако, не мог думать,
чтобы такая красота могла быть такой недоброй и.., корыстной! - добавил он
желчно после короткой паузы.
Эльза нахмурилась.
- Я не корыстна.
- Тогда что же мешает вам отказаться от наследства и сделать меня и
моих сестер счастливейшими людьми?
Подбежав к ней, он вдруг схватил ее за руку и, глядя прямо в глаза, со
всей силы ненасытного желания, задыхаясь, молвил:
- Откажитесь! Откажитесь! Откажитесь!..
По спокойному лицу Эльзы прошла тень. Брови нахмурились, в ней как
будто поднималась борьба.
Рудольф, несмотря на все свое волнение, заметил это и начал просить с
удвоенной силой.
Но в тот момент лицо Эльзы вновь приняло спокойное выражение, веки
полузакрылись, и она тихо, но решительно сказала:
- Пустите, - высвободила руки и, ни слова больше не говоря, пошла к
двери.
- Куда же вы? Подождите! - Рудольф бросился за Эльзой, пытаясь ухватить
ее за руку. Но в этот момент дверь комнаты открылась, вбежала собака и с
угрожающим ворчанием стала между Рудольфом, и Эльзой. Вслед за собакой
появился Штирнер.
- Э, это уж нехорошо! - сказал он. - Кто же хватает за руки чужих
невест?
Рудольф стоял, дрожа как в лихорадке, и мерил Штирнера недружелюбным
взглядом. Штирнер спокойно и насмешливо смотрел на него.
Рудольф топнул ногой, быстро повернулся на каблуках и выбежал из
комнаты. Прыгнув в автомобиль, он стал бормотать, как в бреду:
- Все погибло! Все погибло!..
- Куда прикажете? - спросил шофер.
- Все погибло! Все погибло! К Людерсу... С этими же словами "все
погибло!" он вбежал в кабинет Людерса, не обращая внимания на клиентку,
которая сидела у адвоката.
- Людерс! Все погибло!.. Она отказала... Эльза отказала по всем
пунктам, этого и надо было ожидать... Завтра истекает срок на подачу
апелляции. Отец пропал... Если бы мы хоть знали, что он умер... Но нет, и
тогда было бы поздно!.. Опеку не учредишь в несколько часов... Все
погибло... Остается одно: подать апелляцию... Доверенность моего отца на
ваше имя не уничтожена...
- Но это безнадежно при наличии в деле заявления Оскара Готлиба.
- Все равно, подавайте!.. Может быть, отец найдется к тому времени,
когда дело будет пересматриваться.
Людерс пожал плечами, но подумал, что, пожалуй, это и верно. Главное -
не пропустить срока, а там обстоятельства могут повернуться иначе.
Апелляция была подана. Но Оскар Готлиб по-прежнему не подавал о себе
никаких вестей. Все способы проволочек были исчерпаны, дело было проиграно
Готлибами во всех инстанциях.
Эльза Глюк вступила в права наследства.
Увлечение покойного банкира рационализацией сказалось и на архитектуре
его дома, построенного по последнему слову американизированной
строительной техники. Красота этой новой архитектуры определялась новым
каноном: утилитаризмом. Весь огромный, растянутый в" длину трехэтажный дом
Готлиба был сделан из железа, стекла и бетона и внешне был скучно
прямолинеен, как разграфленный лист гроссбуха. Ни одной радующей глаз
кривой линии, ни одного украшения. Огромные стекла во всю стену придавали
дому вид какого-то гигантского аквариума. Казалось, стекла были слишком
хрупкой защитой для миллионов, которыми ворочал банк Готлиба. Но "золотые
рыбки" этого аквариума хранились глубоко на дне его - в подземном этаже.
Сталь и бетон этого казнохранилища способны были выдержать налет не только
земных, но и воздушных бандитов. Сотни автоматических звонков и световых
сигналов, особые перископы, дающие возможность находящимся в первом этаже
сторожам видеть, что делается в подвале, автоматически захлопывающиеся
двери, электрические заградители и киноаппараты обрекали на неудачу всякую
попытку проникнуть сюда силой или хитростью. В свое время Готлиб не мало
бросил денег на то, чтобы через репортеров, описывающих все эти чудеса
заградительной техники, оповестить весь мир о неприступности его
банковской твердыни и отбить охоту любителей легкой наживы проникнуть в
подвалы. И действительно, за десять лет был только один случай покушения,
и он окончился очень плачевно для смельчаков: двое взломщиков, лучшие
специалисты своего дела, были захлопнуты автоматической дверью, как мыши в
мышеловке.
Автоматически приведенный в действие киноаппарат заснял это
происшествие, и картина демонстрировалась во всех кинематографах, как
образец наказанного порока. Правда, злые языки утверждали, что все это
ограбление было инсценировано самим Готлибом, пригласившим, за приличное
вознаграждение, известных "артистов" уголовного дела и обещавшим им выход
на свободу, когда шум вокруг дела утихнет, но тем не менее картина
возымела действие. Банкир и его вкладчики спали спокойно.
В первом, надземном, этаже помещался банк со всеми его отделениями.
Здесь же помещались вооруженные сторожа, в которых, в сущности, не было и
нужды. Но банкир содержал довольно большой штат их "для декорации".
Квартира Готлиба помещалась во втором этаже, где середину занимали
гостиная, приемная, личный секретариат и кабинет. Правый конец здания был
разделен на две комнаты, соединенные с кабинетом; в одной помещалась
спальня Готлиба, в другой жил Штирнер. Эти комнаты Штирнер держал всегда
на запоре, не допуская туда служащих даже для уборки. В левом же конце
этажа помещался "зверинец" Штирнера: его ученые собаки, волки, свиньи,
кошки и медведь. Все они жили совместно в трогательном единении. Бросив
ученую карьеру, Штирнер продолжал "по-любительски", как говорил он,
изучать психологию животных.
Почти две трети верхнего, третьего, этажа, его середину, занимала
картинная галерея - гордость Готлиба и предмет шуток и острот знатоков.
Здесь в таком же трогательном единении, как звери Штирнера, бок о бок
уживались подлинный Андреа дель Сарто с грубо поддельным Корреджио, мазня
неизвестного дилетанта с карандашным рисунком Леонардо да Винчи. Все
картины были расставлены на станках, расположенных в ряд перпендикулярно
стеклянным стенам; Готлиб называл это "рационализацией освещения".
Середина зала была пуста, если не считать стоявшего на помосте рояля. Для
торжественных обедов приносились из кладовых какие-то замысловатые
раскладные рационализированные Готлибом столы, которые в сложенном виде
занимали очень мало места, но собрать их было истинным мученьем: слуги
выходили из себя, когда им приходилось складывать бесконечные кусочки,
доски, бруски... Эта работа напоминала китайскую головоломку. Отдельные
части, неверно пригнанные, рассыпались, не слушались, не входили в пазы.
Слуги нервничали, Готлиб еще больше.
- Ну как же вы не понимаете? Это так просто! - и он подбегал сам,
складывал, выдергивал, подставлял, ронял, ушибался и сердился больше всех.
Теперь с этим было покончено. Столы мирно почивали в разобранном виде,
как и их разобранный на части несчастный хозяин. Зал был пуст. Поэтому
приятно было отсюда войти в смежный зимний сад. Широкие листья пальм
покрывали большой аквариум. Вьющиеся растения оплетали искусственный грот.
Яркие орхидеи радовали глаз пестротой красок.
Уютные диванчики между лаврами и цветущими олеандрами давали
возможность отдохнуть и послушать певчих птиц, летавших на свободе.
К другому концу зала примыкала библиотека, которая находилась под двумя
кабинетами Готлиба, помещавшимися во втором и первом этажах. Все эти три
комнаты соединялись лифтом с установленным на нем креслом. В библиотеку,
состоявшую исключительно из роскошных изданий в дорогих, тисненных золотом
переплетах, Готлиб любил "взлетать" на своем подъемном кресле после
работы, чтобы выкурить здесь сигару. Но книг он не читал. Изредка вынимал
он какую-нибудь из них, раскрывал и разглядывал рисунки.
- Маки-домовой, Tarsus spectrum.., бывают же такие несуразные животные!
Прямо в очках! Фу, гадость, еще во сне приснится! - и он захлопывал книгу
и сладко потягивался после трудового дня.
Две крайние комнаты пустовали. Одна из них находилась над спальней
покойного Готлиба, другая - над комнатой Штирнера.
В эту последнюю комнату Штирнер ввел Эльзу, когда осмотр дома был
окончен.
- Вот и все ваши владения. Я думаю, что вам здесь будет хорошо. Здесь
много света и воздуха, как, впрочем, и во всем доме, недаром у вашего
завещателя был такой прекрасный, свежий вид и румяные щеки.
При упоминании о завещателе Эльза вздрогнула, и легкая тень пробежала
по ее лицу.
Штирнер нахмурился.
- Эльза, - серьезно сказал он, - неужели все это вас не радует? Ведь вы
сейчас одна из богатейших женщин в мире. Вы можете исполнить всякий ваш
каприз. Если вам не нравится этот дом, вы можете остановиться в любом из
двадцати шести домов, принадлежащих вам теперь в городе, вы можете жить на
ваших виллах в Ницце, в Ментоне, в Оспидалетти, на Майорке, в Алжире, я уж
не помню где... - О чем-то подумав, он продолжал:
- Но вам здесь должно понравиться.
- Да, мне здесь должно понравиться, - как эхо прозвучал ответ Эльзы.
- В соседней комнате будет помещаться ваша прислуга. В этой комнате,
как и везде, электрических звонков больше, чем в мебели обойных гвоздиков,
а телефонов еще больше, чем звонков... Не сходя с кресла, вы можете
потребовать все что угодно. Чашка кофе сама подъедет к вам на
транспортере... До скорого свидания!
Когда он ушел, Эльза устало опустилась в кресло и, склонив голову,
закрыла лицо руками. Где-то далеко пробили часы, и звон их гулко разнесся
по пустому залу.
Эльза долго сидела неподвижно. Она думала о своей жизни, так странно
сложившейся. Дочь бедных родителей, круглая сирота, она рано узнала нужду.
Еще девочкой она была необычайно красива. Эта красота принесла ей в жизни
много радостей и много горя. Одна состоятельная старушка, фрау Беккер,
одинокая вдова, увидя в приюте красивого ребенка, взяла девочку к себе. В
то время Эльзе было двенадцать лет. До семнадцати она прожила у фрау
Беккер. Эти пять лет были лучшими в ее жизни. Старушка любила ее, даже
баловала, дала хорошее образование, и Эльза привязалась к ней, как к
матери. Но старушка неожиданно умерла, не оставив завещания. Родственники
бросили Эльзе подачку в такой оскорбительной форме, что она отказалась от
их помощи и взялась за работу. Прошло два тяжелых года, в продолжение
которых ей пришлось узнать свет с неприглядной стороны.
При ее красоте ей не трудно было получить место в магазине, и она
находила эти места, но быстро бросала их из-за слишком открытых признаний
ее красоты со стороны хозяев. Она решила перейти на другую работу.
Вечерами изучала она стенографию, и когда изучила, ей посчастливилось
поступить к Готлибу. Здесь же она познакомилась с Зауером и полюбила его
за одно то, что он с уважением относился к ней и был всегда корректен и
выдержан.
Получение наследства выбило ее из колеи.
Она никак не могла понять, как и почему она приняла наследство, после
того как решила отказаться от него.
- Почему? Почему? - спрашивала она себя.
Вдруг лицо ее стало спокойным. Глаза полузакрылись. Так она просидела
несколько минут. Наконец она вздохнула полной грудью, как человек,
вышедший из душного помещения на свежий воздух. С удивлением она
чувствовала, что от ее смутной тревоги и тоски не осталось следа. Она
встала, сладко потянулась, как бы разминая затекшие члены, и с
любопытством осмотрела комнату.
- Право, здесь очень занятно. Какой интересный рисунок на ковре! А
сколько света! Как легко дышится!
Она глубоко вздохнула и с новым чувством какого-то обостренного
любопытства стала осматривать свое новое помещение: библиотеку, картинную
галерею и чудесный зимний сад.
- И это все мое!..
В первый раз она подумала: "А ведь Штирнер прав! Какая я счастливая!.."
Штирнер, оставив Эльзу, быстро спустился во второй этаж. В комнате
личного секретариата он застал Зауера, Эмму Фит и старушку экономку фрау
Шмитгоф.
Зауер смотрел на него недружелюбно, Фит и Шмитгоф - с тревогой. После
того как Эльза Глюк стала полноправной хозяйкой, все они не знали, как
сложатся их дальнейшие отношения.
- Здравствуйте, господа! - оживленно сказал Штирнер. - Я от новой
хозяйки! Не беспокойтесь ни о чем: вы все останетесь, я уже говорил с
Эльзой.., фрейлейн Глюк... Работы у нас теперь будет много... Наша
прекрасная хозяйка не знакома с банковским делом, и на нас - главным
образом на меня и вас, Зауер, - выпадает тяжесть управления делами банка
Эльзы Глюк.
- Прошу за меня не решать и не определять моих обязанностей, - желчно
сказал Зауер.
- Да... Но как же иначе? Ну, мы еще поговорим. Меня ждет одно
неотложное дело.
Штирнер быстро прошел в кабинет, что-то написал на письменном столе
Готлиба, спрятал написанное в ящик стола, запер на ключ и прошел в свою
комнату. Скоро он вышел обратно и вновь уселся за письменный стол Готлиба.
В кабинет вошла Эльза, а вслед за ней явились Зауер, Фит и Шмитгоф.
Эмма и экономка благодарили Эльзу за то, что она оставляет их у себя.
- А! Фрейлейн Глюк, очень рад, что вы пожаловали ко мне! - сказал
Штирнер. - Как вы чувствуете себя?
- Благодарю вас, хорошо.
- Вам понравился дом?
- Очень! - ответила она оживленно. - Весь верхний этаж залит солнцем.
Кажется, будто плаваешь в солнечном океане. А этот зимний сад -
очаровательный уголок. Право, нет нужды ездить в Ниццу, имея недалеко это
зеленое убежище!
- Отлично! Значит, все в порядке? - весело улыбнулся Штирнер. На Зауера
неожиданное оживление и жизнерадостность Эльзы произвели обратное
впечатление. Он насторожился, подозрительно посмотрел на нее и стал кусать
губы.
- А теперь будьте любезны снять с ваших плеч деловую обузу, - сказал
Штирнер. - Согласно вашему желанию, я заготовил полную доверенность на мое
имя... Будьте добры подписать ее.
Зауер, Шмитгоф и даже наивная Фит были удивлены. Всем казалось
естественным, что доверенность будет дана Зауеру - жениху Эльзы, или по
крайней мере управление делами будет разделено между ним и Штирнером.
- Да, да, - охотно ответила Эльза и взяла перо.
- Одну минутку! - Штирнер позвонил, и в комнату вошел старичок нотариус
с двумя свидетелями.
- Извините, - встретил его Штирнер, - что мы беспокоим вас, приглашая,
по старой памяти, на дом...
Старичок любезно закивал головой.
Эльза подписала доверенность. В несколько минут формальности были
закончены.
- Надо, чтобы все было по форме. Благодарю вас! Вы свободны, - сказал
Штирнер.
Нотариус, Фит и Шмитгоф вышли.
- Вы, Зауер, остаетесь юрисконсультом. Но наш новый банкир добрее
старого и увеличивает ваше жалованье на пятьдесят процентов. Вы так,
кажется, распорядились?
- Да, да! - ответила Эльза.
- Благодарю вас за честь, но я отказываюсь от ваших прибавок и от
места... - ответил позеленевший Зауер.
- Но почему, Отто? Ты шутишь! - спросила Эльза, глядя на жениха.
- Ну, вы тут договаривайтесь с хозяйкой, а мне некогда. Надо спуститься
в банк, благо старик Карл изобрел такой хороший способ сообщения.
И, нажав кнопку, Штирнер провалился в люк.
- Ты шутишь, Отто? - повторила Эльза, оставшись одна с Зауером, и
ласково прикоснулась к его руке.
Зауер брезгливо отдернул руку и поморщился.
- Не знаю, кто из нас шутит... Мне кажется, что вы, фрейлейн Глюк...
- Отто!..
- Но только ваши шутки похожи на издевательство.., издевательство над
человеческим достоинством, любовью, доверием, дружбой. Зауер заговорил с
обидой в голосе.
- Эльза! Что с тобой, Эльза? Ты уверяла меня, что откажешься от
наследства, и ты обманула меня... Зачем?
- Отто, но разве ты не понимаешь, что так надо было? И не ты ли сам
выступал на суде от моего имени?
- Да, я выступал... Я не знаю, почему я выступал... Это какое-то
бесовское наваждение... Впрочем, ты просила меня и я сделал... Ведь я ни в
чем не могу отказать тебе... Но ты? Ты обманула меня! Ты стала
миллионершей и опять разбудила во мне всех демонов сомнений, которые
терзают меня. Это наследство позорит тебя, пятнает нашу любовь. И это еще
не все: ты вдруг выдаешь доверенность Штирнеру!.. Какие новые черные
подозрения пробуждаешь ты?.. Ты с ним заодно. Ты.., близка ему! Ты
соучастница его преступлений. Ты дурачила меня как мальчишку.
- Отто!
- Молчи! Неужели ты не понимаешь, что вокруг твоего имени сплетут
легенды, тебя смешают с грязью, и эта грязь долетит сюда с улиц, в эти
золотые хоромы - они не защитят тебя. Ты живешь с ним в одном доме, ты...
- Успокойся, Отто, умоляю тебя!
- Нет, не успокоюсь!.. Тебе всего этого оказалось еще мало. Ты хочешь
унизить меня, предлагаешь пятьдесят процентов прибавки. Ха-ха-ха!.. Любовь
и достоинство за пятьдесят процентов!
Зауер закатился истерическим смехом и не мог сдержаться.
Потрясенная Эльза беспомощно смотрела на него. В ней происходила
ужасная, борьба. Наконец нервы ее не выдержали, и она расплакалась.
Зауер утих, нервно всхлипывая, и от времени до времени тяжело вздыхал.
- Как я несчастен.., как я несчастен!.. - тихо говорил он, сидя на
кресле и положив голову на руки. Эльза подошла и обняла его.
- Отто, неужели ты думаешь, что я такая дурная? Ведь я же люблю тебя!
Ну успокойся, милый мой, родной... Я все сделаю, что ты скажешь...
- Правда?
- Правда, - твердо ответила Эльза. - Не вини меня, я сама не знаю, как
все это произошло...
Зауер поднялся. Вслед за ним поднялась и Эльза.
- Мне не надо богатства, я люблю тебя, только тебя, - сказал он, сжимая
ее руки. - И ради моей любви я требую: завтра же, слышишь, завтра, не
позже, мы обвенчаемся с тобой, и завтра же ты выгонишь из дома проклятого
Штирнера со всеми его собаками!
- Я согласна.
- Эльза!
- Отто!..
Площадка лифта бесшумно поднялась.
- Ого! Целуются! - вдруг услышали они за собой насмешливый голос
Штирнера и, оторвавшись друг от друга, оглянулись. - Какая трогательная
сцена!
Штирнер сидел за письменным столом, покуривая сигару.
- Вы здесь зачем? - негодующе воскликнул Зауер.
- По долгу службы, - насмешливо ответил Штирнер. - Доверие, которым
облекла меня наша хозяйка...
Наша хозяйка изменила свое решение и дает вам полный расчет, - перебил
его Зауер, - доверенность на ваше имя будет уничтожена. В вознаграждение
же за ваши заслуги вам будет выдано полностью двухмесячное содержание с
надбавкой пятидесяти процентов.
- Придется мне открывать бродячий цирк, - сказал Штирнер, почесав лоб.
Но, оставшись один, он нахмурился, вынул из ящика стола какие-то
чертежи, просмотрел их, сердито проворчал что-то, поспешно вошел в свою
комнату и надолго заперся в ней.
Прошел месяц. Эмма Фит сидела на своем обычном месте и писала на
ремингтоне.
Зауер, побледневший, небрежно причесанный, небритый, долго ходил
большими шагами по кабинету, искоса поглядывая на Эмму. Потом он подошел к
ней и, покачиваясь из стороны в сторону, в упор стал смотреть ей в лицо.
Резвые пальцы Эммы начали делать перебои на клавишах ремингтона. Она
покраснела под пристальным взглядом Зауера и, не прерывая работы,
спросила:
- Почему вы так смотрите на меня, господин Зауер, как будто никогда не
видали? Вы мешаете мне работать...
- Фрейлейн Эмма, а ведь вы прехорошенькая! Эмма покраснела еще больше,
но попыталась сделать вид, что не расслышала его слов.
- Странное дело! - продолжал Зауер. - Более года, как вы здесь служите,
я встречаюсь с вами каждый день, но только за последний месяц у меня как
будто открылись глаза: приятный овал лица, мягкие волосы, к которым
хочется прикоснуться и погладить, изумительные глаза! В них детская
наивность и лукавство маленького бесенка. Вы живая "Девушка с разбитым
кувшином".
- Я не разбивала никаких кувшинов.
- Это картина Греза. А вы...
- Перестаньте, Зауер.
Эмме приятно было слушать Зауера, но она скрывала свои чувства, боясь
гнева Эльзы. А Эльза уже не раз заставала их за такой беседой. Эльза с
достоинством проходила мимо, но Эмма чувствовала, что ее "хозяйка", как
шутя теперь она звала ее, все видит и понимает.
- Господин Зауер, я не узнаю вас!
- Я сам не узнаю себя, деточка. Философы уверяют, что познать самого
себя - самая трудная задача в мире...
Зауера действительно нельзя было узнать.
Корректный, аккуратный, педантичный Зауер перестал, чего никогда не
было раньше, заботиться о своей внешности, начал ходить по ресторанам,
покучивать в подозрительной компании, халатно относиться к делу.
- Вот что, дорогая фрейлейн Фит, довольно вам трещать на этом
неблагодарном музыкальном инструменте. Пора кончать. Идемте наверх, я
покажу вам в зимнем саду новых золотых рыбок в аквариуме. Их недавно
выписал Штирнер в подарок нашей хозяйке.
Эмма колебалась.
Зауер, улыбаясь, многозначительно посмотрел на дверь кабинета.
- Боитесь хозяйки?
Эмма вспыхнула и поднялась.
- Только на одну минуту! Я спешу домой... Но эта минута длилась более
получаса. Зауер болтал и любезничал без умолку. Эмма краснела от тайного
страха быть застигнутой. Посмотрев на часы, Эмма вдруг поднялась.
- Боже, я опоздала!.. - и она, поправляя прическу, вышла из зимнего
сада в пустынный зал.
- Послушайте, Эмма, едем сегодня с вами в театр, а вечером поужинаем в
"Континентале" и послушаем джаз-банд.
Эмма, привыкшая видеть Зауера серьезным, не могла удержаться от смеха.
Зауер подхватил ее под руку и, скользя по паркету, повлек к выходу.
Эту сцену наблюдала Эльза, стоявшая меж станками картин. Она часто
бродила по галерее.
Когда Зауер и Эмма удалились, побледневшая Эльза вышла из своего угла,
прошла в зимний сад и устало опустилась на скамейку перед аквариумом.
Журчал фонтан, золотые рыбки медленно двигались за зеленью стекла,
всплывали на поверхность и пускали пузырьки воздуха. Было тихо. Птицы
сидели на ветвях, нахохлившись, как под дождем.
Эльза опустила голову и увидела лежащий на полу портфель из желтой
кожи, с серебряными инициалами "О.З.".
В то же время она услышала приближающиеся шаги.
"Отто Зауер забыл портфель и идет за ним", - мелькнула у нее мысль. Она
хотела скрыться в грот, чтобы не встречаться с ним, но, подумав, осталась
на месте.
Зауер вошел, напевая шансонетку. Увидев Эльзу, он сделал удивленное
лицо, немного смутился, но тотчас принял непринужденный вид.
- А! Изволите прогуливаться по садам? Как вам нравятся золотые рыбки? Я
думаю, под хорошим соусом они очаровательны. Но Эльзу не рассмешила шутка.
- Послушайте, Зауер, что все это значит?
- О чем вы говорите, повелительница?
- О том, что было здесь сейчас, и вообще о всем вашем поведении за
последний месяц. Зауер покраснел.
- Фрейлейн Глюк, я могу задать вам тот же вопрос. Что значит ваше
поведение? Вы исполнили ваше обещание? Разве вы уже моя жена, а Штирнер
уволен? На каком основании вы предъявляете права на свободу моих
поступков?
- Никаких прав я не предъявляю. Я не отказываюсь от своих обещаний,
хотя и не выполнила их.
- Почему?
Эльза смутилась в свою очередь. Почему? Она сама не знала. Здесь опять
был провал в ее сознании. И она испытала знакомое уже ей неприятное
ощущение утраты памяти. Ее мысль билась о невидимую преграду, как муха о
прозрачное стекло. Эльза опустила голову и молчала.
А Зауер пытливо рассматривал черты ее лица и ее фигуру и думал,
удивляясь:
"И как только я мог любить ее? Ничего особенного! Таких красивых живых
манекенов сколько угодно в любом магазине модного платья. Ее шея красива,
но несколько длинна, странно, что я не замечал этого раньше. А эти узкие
плечи... А родинка у левого глаза - она совсем не на месте. Эта родинка
решительно портит ее!.."
- Вы не отвечаете!.. Вам нечего сказать? Наконец Эльза ответила:
- Но ведь и вы не оставили службу. Почему?
Она попала в больное место Зауера. Он действительно не ушел по
непонятной для него самого причине. Месяц тому назад, как-то неожиданно