Страница:
— Опять-таки, мы были готовы к тому, что проведем определенный период времени в изоляции, без плавучих баз, без ремонтных мастерских. Вам следует заглянуть в наши судовые мастерские, капитан, — сказал адмирал, и в голосе его зазвучала гордость. — В случае необходимости мы можем сами собрать любой самолет, подобный тем, что находятся на борту «Йонаги». Правда, на это уйдет много времени, и такая сборка будет проводиться вручную, но главное состоит в том, что мы это способны сделать. Иначе выражаясь, мы в состоянии удвоить наш арсенал. Мы даже в состоянии в точности повторить любой элемент нашей материальной части, в том числе и основные узлы «Йонаги» от цилиндров до ведущих валов. Я говорил, что мы ежегодно устраивали проверку нашим самолетам и турбинам «Йонаги», запуская их в рабочем режиме. Нетрудно догадаться, — японец махнул рукой, — что все работает нормально. — Возникла пауза, во время которой были слышны лишь гул вентиляторов и шум турбин. Затем взревели самолетные двигатели — около десятка машин прогревали моторы. — Тренировочный полет, капитан, — сказал Фудзита.
— Знаю, вы постоянно их проводите, — сказал Росс, а затем, прокашлявшись, произнес: — Вы сами говорили, что воевали с русскими при Цусиме в девятьсот пятом году…
— Вас интересует моя биография? Я вполне понимаю ваш интерес. — Адмирал явно не имел ничего против того, чтобы рассказать о себе. — Я родился в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году, капитан. Мой отец был известным профессором математики, он преподавал в небольшом университете под Нагоей. В тысяча девятисотом году я поступил в университет Эта Дзима.
— Вам было всего лишь шестнадцать лет?
— Да. Моложе шестнадцати туда никого не принимали. — В голосе Фудзиты снова зазвучали горделивые нотки. — Принимали лишь одного из пятидесяти соискателей. Среди моих однокашников был Исоруку Ямамото.
— Да, да. Я ведь говорил вам, что он погиб. В сорок третьем году его самолет был сбит над Соломоновыми островами летчиком Ламфьером.
Адмирал раздраженно махнул рукой.
— Прошу вас, капитан, не надо ваших исторических гипотез.
Порох Росс вовремя взял себя в руки, выбросил из головы необходимость держаться реальности и сказал:
— Виноват, пожалуйста, продолжайте.
— Я окончил университет в девятьсот четвертом году и был направлен на линкор «Фудзи». Я воевал с русскими под командованием знаменитого адмирала Того. — В его глазах появилось нечто отстраненное. — Мы тогда их уничтожили.
— Ямамото ведь тоже был там?
— Да, на крейсере «Нисина». Он потерял три пальца. Ну, а я воевал на линкоре, потом учился в военном колледже и затем, — со вздохом добавил он, — в девятьсот шестом году, я был представлен императору Мейдзи.
— Он умер в девятьсот двенадцатом. Генерал Ноги и его супруга совершили харакири.
— Капитан, вы поразительно много знаете о Японии. Росс принял комплимент, коротко кивнув. Адмирал продолжал с новым воодушевлением. — Харакири Ноги было удивительным, прекрасным…
— Да, это было прекрасно, — невозмутимо заметил Росс.
— Вы и об этом знаете? — удивился Фудзита.
— Ноги и его жена оделись во все белое. Ноги написал свои стихи, потом они подождали, пока не пройдет траурная процессия, и затем выпустили себе кишки.
— Вы очень грубо выразились, — резко заметил Фудзита.
— Извините, но этот поступок кажется мне бессмысленным.
— Вам, возможно. Но для нас это деяние, наделенное высоким смыслом. Вы знаете, о чем говорилось в его стихотворении?
— Нет.
— Его учат японские школьники. — Адмирал откинулся на спинку кресла, переносясь в заоблачные выси. — Он написал ее на древнеяпонском. — Адмирал стал декламировать с большим благоговением: — Мой повелитель, покинув нашу мимолетную жизнь, поднялся к богам, и я, преисполненный благодарности, желаю последовать за ним. — Наступила пауза. Затем взгляд адмирала упал на Пороха Росса. — Восхитительно, — сказал он.
Росс благоразумно оставил скепсис и сказал, надеясь, что Фудзита на этом не остановится:
— Итак, ваша карьера. Вы добились успеха. Но в вашем распоряжении оказалось почти целое столетие. — Затем он задал вопрос, который уже давно мучил его. — Ваш английский безупречен — откуда он у вас. Вы часом не учились в Йейле?
— Я учился не в Йейле, а в УЮК.
Порох Росс снова вернулся в действительность, причем от этого перехода в голове у него возник определенный сумбур.
— Простите, что такое УЮК?
— Это очень просто. Университет Южной Калифорнии. В вашей родной Америке.
— Не может быть!
— Почему же? — фыркнул старик. — В том же двадцать первом году Ямамото поступил в Гарвард.
Росс знал, что японские офицеры учились за границей, в первую очередь в Англии и Соединенных Штатах. Он также вспомнил об обучении Ямамото в Гарварде, но все-таки он смотрел на адмирала с каким-то недоверием. Видя это, старик усмехнулся:
— Я провел там два года. В двадцать третьем получил степень магистра — английский язык и литература. Я был лучшим на нашем курсе.
— И в американский футбол тоже играли?
Впервые за все это время Росс увидел, как адмирал смеется.
— Нет, но в двадцать третьем я добрался автостопом до Мексики. Там я встретил Исоруко.
Росс вздохнул, помотал головой, попытался напомнить себе, где именно он сейчас находится и с кем говорит, но невероятный рассказ адмирала мешал ему сосредоточиться.
— Что же было дальше, адмирал?
— В двадцать четвертом я вернулся в Японию. Меня послали в летную школу Касумигаура. Я научился летать, когда мне было сорок лет. Затем я служил на таких кораблях, как «Кага» и «Акаги». Мы осваивали торпедные атаки с воздуха и учились летать на пикирующих бомбардировщиках.
— Вы были женаты?
— Да, я женился в двадцать четвертом году. Моя жена Акико подарила мне двоих сыновей, Казуто и Макото. Двух прекрасных сыновей.
— Где они живут?
— В Хиросиме.
Росс чуть не задохнулся. Но морщинистое лицо собеседника было спокойным, умиротворенным. Адмирал наслаждался воспоминаниями. Непроизвольно Росс сказал:
— Надеюсь, они живы-здоровы.
Старик кивнул. Тут с полетной палубы донеслись новые звуки: нарастающий рев моторов, визг шин, лязг тросов. Старик выпрямился, посмотрел на часы.
— Это наши разведчики, — коротко сказал он, переходя из прошлого в настоящее.
— Могу ли я вернуться к матросу Эдмундсону? — осведомился Росс, приподнимаясь со стула.
— Нет, останьтесь, — сказал адмирал, и в голосе уже не было прежней мягкости. Это был приказ. — Нам может понадобиться ваше знание судоходства в этих местах.
— В этом районе можно встретить корабли разных стран, адмирал, но я решительно отказываюсь предоставлять вам какие-либо сведения, которые могут быть использованы вами в разрушительных целях.
— Капитан, я ценю ваши убеждения. Но вы можете спасти жизнь очень многим…
— Адмирал, это в высшей степени сомнительно. Однако ради того, чтобы и впрямь помочь кому-то из ни в чем не повинных людей избежать гибели, я готов остаться.
В дверь постучали. Адмирал показал на нее. Росс встал открыл ее. На пороге он увидел подполковника Симицу, за ним маячил незнакомый офицер. Они вошли. Оба были в полном летном снаряжении, в руках они держали шлемы и очки.
Встав по стойке «смирно», летчики отдали честь и поклонились адмиралу. Затем летчики обернулись к Теду Россу. Он поклонился, и, к его полному удивлению, они сделали то же самое, поклонились глубоко, до пояса.
Адмирал показал на три стула. Офицеры сели, Фудзита сказал:
— Это лейтенант Такео Сугуйра. — Он показал на незнакомца, коренастого темноглазого человека с плоским, широким, круглым лицом и смуглой кожей. — Лейтенант — один из ведомых подполковника Симицу.
Сугуйра снова поклонился, на сей раз коротко. Росс ответил глубоким поклоном. Адмирал нетерпеливо осведомился:
— Ну, как полет? Что можете доложить?
— Китобойное судно, адмирал, — сказал Сугуйра. — Относительный пеленг один — девять — ноль, дальность сто километров. Движется медленно. Возможно, тащит добычу. На флаге серп и молот.
— А вы видели русское судно? — обратился адмирал к подполковнику Симицу.
— Нет, адмирал. Он был не в моем секторе. Его видел только лейтенант Сугуйра.
Адмирал снова перевел взгляд на лейтенанта:
— А они вас видели?
— Над морем был туман.
— Вы шли низко, лейтенант?
— Семьдесят метров, адмирал.
— Дальность?
— Десять тысяч метров.
— Как же вы удостоверились, что это китобойное судно?
— Оно было маленьким, метров сорок в длину, и на носу имелась одна пушка на платформе.
— Больше никакого вооружения не было?
— Нет, адмирал.
— Разделочная палуба?
— Не видел.
Адмирал перевел взгляд на Росса.
— У такого судна может быть радар?
— Вполне.
— Не пытайтесь напугать нас, капитан.
— И в мыслях не держу. Но даже у личных яхт теперь имеются радары.
Старик постучал пальцами по столу, на лице его отразилась работа мысли.
— Хорошо, капитан, спасибо. — Затем он обратился к Симицу: — Мы нанесем удар по китобойцу. Атакуем с воздуха. — При этих словах у Росса что-то оборвалось внутри. Он взглянул на Симицу. Тот улыбнулся, глаза загорелись зловещим огнем. Россу подумалось, что у Симицу сейчас потекут слюнки от удовольствия. Фудзита снова обратился к американцу: — Вряд ли китобоец совершает одиночное плавание, так?
Россу показалось, что где-то вдали блеснул лучик надежды.
— Верно, адмирал, — сказал он. — Я вовсе не собираюсь испортить вам удовольствие, но, как правило, там, где промышляют китобойцы, имеется и большой плавзавод. Обычно действует целая китобойная флотилия. Одни убивают китов, другие перерабатывают…
— Как вы уже догадались, капитан, мы готовы рискнуть.
— Но чего ради, адмирал? Если они заметили вашего разведчика, — Росс кивнул на Сугуйру, — и сообщили об этом по радио, вы опоздали. Если они его не заметили, вы можете избежать нежелательных контактов. Ваш человек говорит, что скорее всего они убили кита. В таком случае они будут двигаться очень медленно: им сейчас надо закачать в тушу воздух и пометить добычу, чтобы никто уже не мог на нее претендовать.
— Нам необходима практика, — сказал Фудзита таким будничным тоном, словно речь шла о меню обеда.
— Практика? Значит, вы готовы убивать ни в чем не повинных людей лишь для того, чтобы не утратить кое-какие навыки? — искренне изумился Росс.
В глазах старика появились насмешливые искорки.
— Почему бы нет, капитан? Американцы, например, только и знают, что занимаются этим. Они убивают для практики, а их радио с восторгом разносит это по всему белому свету.
Росс уже успел убедиться, что Фудзита — человек удивительно эрудированный, а потому он осторожно посмотрел в его глаза, вдруг превратившиеся в тлеющие угли, и спросил:
— Что вы имеете в виду? — хотя прекрасно знал, какой последует ответ.
— Вы слышали о Маршалловых островах, капитан?
— Слышал, — вздохнул Росс, поражаясь цепкой памяти старика. На его скулах заиграли желваки. Он помолчал и сказал: — Вы еще не упомянули Марианские острова… Или, может, вы забыли?
— Вовсе нет, капитан. Если верить вашему радио, японские гарнизоны, находившиеся там, были оставлены американцами, как они выразились, «сохнуть на корню». Их превратили в мишени для упражнений в стрельбе с воздуха и с моря. — Затем адмирал спросил не без любопытства: — А почему, собственно, это вас так возмутило, капитан?
— Тогда речь шла о вооруженных группах людей, тогда была война… Случившееся стало результатом стратегической необходимости.
— Вы уже высказывались в этом духе, капитан, — сказал Фудзита, и его губы искривила легкая усмешка. — В гневе вы делаетесь весьма красноречивы. Однако вы меня не убедили. Стратегическая необходимость заставляет меня нанести удар по Иванам. По обнаруженному нами судну.
— В таком случае честь и достоинство заставляют меня перестать поставлять вам какую-либо информацию. Мне и ранее не удавалось помешать вам убивать — сначала вы уничтожили вертолет, потом самолет, а теперь вот вам помешал и китобоец. Он же совершенно беспомощен.
— Беспомощность — понятие весьма относительное, капитан, — усмехнулся адмирал. — Спросите об этом кита, в которого вонзился их гарпун. — Еще один довольный смешок.
— Разрешите уйти, — глухо произнес Росс. — Его пальцы вцепились в подлокотники.
— Нет, оставайтесь здесь.
Росс замолчал, чувствуя, как внутри начинает разгораться пожар. Его уже не интересовали мотивы адмирала. Он знал одно: пора прекратить это безумие, помешать этим маньякам. Только как? Разумеется, ему не сделать этого здесь и сейчас. Он вынужден играть роль внимательной аудитории. Сорок два года они не имели возможности пообщаться со свежим человеком… И тут его внезапно осенило. Он не просто аудитория! Он еще и свидетель. Скорее всего так оно и есть. Живой дневник. Он выпрямился, взял себя в руки. Нет, он еще померится силами с этими функционирующими реликвиями. Брифинг продолжался, и Росс то и дело переводил взгляд с одного японца на другого.
— Возьмите девять «Зеро», — говорил между тем адмирал Симицу. — «Айти» и «Накадзимы» тут не нужны. Вряд ли есть смысл применять торпеды против сорокаметрового судна. И я не хочу, чтобы «Айти» набирали большую высоту для захода на бомбометание.
— Есть, адмирал, — сказал Симицу, облизывая пересохшие губы кончиком языка.
— Каждый истребитель возьмет с собой по две стодвадцатикилограммовые бомбы, — продолжал адмирал, а летчики кивали. — И еще, подполковник. Пусть самолеты атакуют единой цепочкой.
— Единой цепочкой?
— Да, и с интервалом в тысячу метров. — Летчики были явно сбиты с толку этим распоряжением. Росс сидел сгорбившись и удивлялся, как устроена голова у того, кто находился напротив него за письменным столом. Фудзита же продолжал: — Все дело в их радарах. Если все «Зеро» выстроятся в линию, это затруднит работу их радаров. Они зафиксируют лишь один объект… — Летчики переглянулись. — И первым делом уничтожьте радиорубку, она в задней части надстройки. Сразу за мостиком.
— Есть, адмирал, — хором отозвались летчики.
— Адмирал, — заговорил лейтенант Сугуйра, сверкая черными глазами, превратившимися в отполированные кусочки оникса. — Это я обнаружил противника. Позвольте мне быть наконечником стрелы. Обещаю, что с первого же захода радиорубка будет уничтожена.
Адмирал посмотрел на Симицу, тот сказал:
— Лейтенант Сугуйра, безусловно, заслужил эту честь. — Но в голосе его не было искренности.
— Отлично, подполковник, — сказал адмирал. — Итак, ваши люди представляют, что являет собой цель?
— Так точно. Они сейчас находятся на взлетной палубе. Их машины заправляют горючим.
— Хорошо. Объясните им план атаки и через десять минут взлетайте. Сейчас я прикажу развернуть «Йонагу» против ветра и распоряжусь, чтобы ваши самолеты загрузили бомбами. — Он снял трубку телефона и отдал распоряжения с какой-то юношеской четкостью.
Летчики крикнули «банзай!» и удалились.
Росс обмяк на своем стуле. Он тяжело дышал. Адмирал откинулся на спинку кресла. Он устремил взор в потолок и сложил руки на груди так, что пальцы переплелись в хитрую фигуру. На его лице появилось умиротворенное выражение.
Когда подполковник Масао Симицу и лейтенант Такео Сугуйра вышли на палубу, они сразу поняли, что команда адмирала была почти выполнена. Девять «Зеро», по трое в ряд, стояли наготове, вокруг них копошились техники и их ассистенты вручную закачивали в баки горючее из баллонов на стальных, тележках, прилаживали под крыльями бомбы. У самого горизонта, над водой кружили бомбардировщики и истребители, двигаясь против часовой стрелки. После исчезновения Аосимы все тренировочные полеты проводились в зоне видимости с авианосца.
Взмахом руки командир отряда созвал своих летчиков на инструктаж. Некогда было идти в пилотскую, поэтому они просто собрались в кружок на палубе, держа в руках планшеты и вслушиваясь в слова командира, который говорил громко, чтобы его не заглушали вой ветра и рокот двигателей самолетов.
— Как известно, лейтенант Сугуйра обнаружил небольшое русское китобойное судно, — говорил Симицу, — относительный пеленг ноль — один — ноль, дальность сто. — Восемь голов кивнули одновременно. — Нам выпала честь нанести удар по противнику.
Раздались крики «банзай!».
Подняв руку, подполковник заставил крики стихнуть.
— Мы будем атаковать стрелой. Первым пойдет лейтенант Сугуйра, затем остальные с интервалом в тысячу метров — никак не меньше, нам ни к чему испытывать на себе мощь собственных бомб, — я, потом Хино, потом Ямаучи и Хаттори. В районе нахождения цели скорее всего будет обычный для этих мест туман. Русские, похоже, убили кита. Не исключено, что они легли в дрейф, а если и двигаются, то малым ходом. — Летчики изо всех сил записывали. — Наша скорость — двести узлов, курс один — семь — пять. — Летчики снова закивали. — Первым делом надо вывести из строя радиорубку. Она находится в той части надстройки, что ближе к корме. Когда будете проходить над кораблем на бреющем полете, то сбросите бомбы. — Взгляд Симицу поочередно падал то на одно непроницаемое плоское лицо, то на другое. — Помните, что наша стрела должна поразить наверняка. Мы не можем допустить, чтобы кто-то уцелел. Все ясно?
Ответом ему стало дружное «банзай!».
Заурчал один мотор, затем второй, третий. Вскоре все девять «Зеро» были готовы к полету, и в каждой кабине уже сидело по технику. Оружейники покинули палубу. Только оставались матросы у тросов и колодок. Все шло как положено. Подполковник Симицу крикнул: «По машинам!» Раздался радостный вопль, и девять фигур в коричневых комбинезонах бросились бегом к самолетам.
На бегу Симицу увидел, что в кабине его самолета сидит опытный техник Кантаро Такахаси. Он запускал двигатель на полную мощь, проводил контрольную проверку приборов и рычагов управления. Симицу бросил взгляд на мостик. Там стоял адмирал, а рядом с ним тот самый американец. Масао почувствовал прилив ярости. Почему адмирал так носится с этим варваром? Неужели ему были так необходимы эти долгие разговоры? Главное, наглец-американец держался как равный! Почему адмиралу вздумалось покровительствовать этому мерзавцу? Но ничего, скоро будет праздник на его, Симицу, улице! Эх, с каким удовольствием он проверил бы, крепко ли сидит голова на шее этого негодяя, попробовал бы на этом варваре свой клинок. Круглоглазый пес! Симицу посмотрел на Росса, и его пальцы непроизвольно потянулись к рукоятке меча. Росс и не подумал отвести глаз, смотрел прямо на Симицу.
«Что ж, у этого капитана есть отвага», — подумал Симицу. Как он безжалостно расправился тогда с Хиратой! Но ему, конечно, сильно повезло. Хирата — болван! Позволил чувствам взять верх. Утратил над собой контроль. Позволил втянуть себя в идиотский поединок на скользкой от крови палубе. Разве так ведут себя самураи?! Вот и помер жуткой смертью. Избит и убит головой лейтенанта Мори. Как это американец додумался до такого? Ничего, глядишь, и ему, Масао Симицу, доведется помериться силами с неустрашимым капитаном Тедом Россом. И тогда уж пусть американец пеняет на себя. Симицу разберется с ним в два счета. Как с сопливым мальчишкой.
Пока Симицу обегал крыло своего «Зеро», Такахаси выбирался из кабины. Симицу ухватился за ручку под фонарем кабины, а Такахаси спрыгнул на палубу, крикнув: «Порядок!» Симицу пробормотал: «Угу!», подтянулся и шагнул с крыла в свою кабину, такую крошечную, словно она была специально выкроена по его фигуре.
Симицу пристегнул ремень, проверил тормоза. Затем, не спуская глаз с приборной доски, чуть газанул. Так, баки полные… давление в норме… температура двигателя тоже в норме… и с маслом порядок… Симицу убрал газ, глянул на тахометр. Затем поочередно покосился на ведомых. Справа — лейтенант Такео Сугуйра, слева — военно-морской летчик первого класса Сусуми Хино. Оба склонились над приборами. Симицу испытал прилив уверенности. Эти ребята были его ведомыми и в Китае. Отличные, надежные летчики, доказавшие это в деле.
Подполковник посмотрел вперед, туда, где стоял регулировщик взлета, офицер в желтом. В руках у него было два красных, похожих на веера флажка. Он стоял, опустив руки, глядя в сторону кормы. Симицу вытянул шею. Затем он понял, в чем дело. На истребителе Ямаучи бомба провисала хвостом вперед, почти касаясь палубы. Симицу выругался. Тотчас же к бомбе кинулись оружейники и совместными усилиями начали ставить ее как положено.
Задержка. Симицу в раздражении дернулся, отчего голова его стукнулась о подголовник. Затем он выругался на чем свет стоит. Этого еще не хватало! Он был бессилен что-либо сделать. Приходилось сидеть и ждать. Он уставился на рацию. Только зря занимает место. Потом его взгляд упал на дальномер. Тут его губы скривила легкая улыбка. Напряженное выражение исчезло, он погрузился в приятные воспоминания.
Его последние две победы. Седьмая и восьмая. Во время одного боевого вылета. Дело было над Поньяном. Вот уже сорок лет он то и дело возвращался памятью к тому радостному дню. Особенно ночью, лежа на спине и глядя в темный потолок своей каюты, он уносился в прошлое, в тот воздушный бой. Припоминая в тысячный раз его подробности, он засыпал со счастливой улыбкой на губах. Но сейчас он вспоминал об этих русских… Его очереди прошивали самолет-гигант, кромсали его, разрывая на куски… О радость уничтожения! Какое воодушевление охватило его, особенно когда он увидел ту самую лодочку и в ней двоих пилотов! Это было лучше, чем с женщиной в постели даже после десятилетий целомудрия. Но русские были уже обречены. Тадаси Киносита и зенитки «Йонаги» неплохо позаботились об этом. И все же китайские воспоминания особенно возбуждали. Доставляли самое большое наслаждение. Да, да! Именно в бою над аэродромом Поньяна он испытал самое большое наслаждение в жизни. Он помнил тот великий миг так, словно все это случилось только вчера.
И тем не менее это произошло сорок два года назад, когда ему, младшему лейтенанту военно-воздушных сил, был двадцать один год и он не слышал ни о группе Семьсот тридцать один, ни об авианосце «Йонага». Это было второго февраля сорок первого года, и он тогда повел девять «Зеро» на боевое задание. Справа от него шел Сугуйра, слева — Хино, и еще шесть истребителей, по две тройки, шли за ними. Тогда они прикрывали двадцать семь средних бомбардировщиков «Мицубиси G4M», получивших задание атаковать крупный военный аэродром Поньяна. Они должны были преодолеть восемьсот километров от своей базы в Ханьгоу до Поньяна. Согласно приказу, им нужно было выйти на цель с восходом солнца, и они вылетели в три часа утра. Было темным-темно, и единственным ориентиром оставалась долина реки Янцзы, чуть светлевшей в кромешном мраке.
Они подлетели к Поньяну на рассвете. Симицу вел свой отряд на высоте трех тысяч метров. Самолеты медленно сделали круг над аэродромом, сложным авиационным комплексом с четырьмя огромными ангарами и тремя взлетными полосами. Странным образом были видны лишь три истребителя в укрытиях у дороги, проходившей вдоль северной границы аэродрома. Что-то показалось Симицу подозрительным. Он хорошо помнил это странное чувство.
Симицу с удовольствием поднялся бы выше, но на трех с половиной тысячах метров уже начинались кучевые облака. Эти облака настораживали. Там могли прятаться истребители противника. Толстый слой этих облаков тянулся почти до самого горизонта на восток, где над невысокой горной грядой уже проглядывали первые лучи солнца, слабые, словно отблески свечки в комнате. Они придавали местности странный, неземной облик.
Затем солнце поднялось выше, и его отблески показались на крышах строений, вокруг крон деревьев возникли серебряные нимбы, и по земле побежали длинные тени от всего, на что падали его лучи. Отражаясь от облаков, солнечный свет придавал пространству причудливо-зловещие очертания. Симицу казалось, что он заглянул под крышу гигантского храма, где зажглись сотни факелов о-бон в честь ежегодного праздника мертвых. Эта обстановка была словно специально создана для того, чтобы убивать.
Затем вовсю заработали зенитки, и вокруг неуклюжих бомбардировщиков стали возникать черные клубочки разрывов. Зенитки неистовствовали, но бомбардировщики делали свое дело, сбрасывая бомбы на высоте тысячи метров. Черные цилиндры стремительно неслись вниз, на землю, и внезапно на ВПП стали вырастать гигантские цветки, а ангары превратились в вулканы, изрыгавшие пламя. Во все стороны летели какие-то полыхающие обломки.
Но противник либо был предупрежден об атаке, либо заранее выслал патрули. Внезапно из облаков, злобно урча, выскочили двенадцать истребителей, на воздухозаборниках которых были изображены шестеренки и оскаленные зубы. Словно цепные псы, они набросились на бомбардировщики. Это были самолеты АДО — американские наемники. Симицу ненавидел тех, кто воевал из-за денег. Либо американцы не обратили внимания на «Зеро», либо просто игнорировали их, так рьяно набросились они на бомбардировщики. Впрочем, возможно, янки просто не понимали, с кем имеют дело.
«Зеро» был великолепным истребителем. Но он был слишком легок, поэтому плохо пикировал, уступая в этом отношении более тяжелым машинам противника. Рации и парашюты японских летчиков остались на базе — нужно было соблюдать радиомолчание, а приземлиться с парашютом на китайской территории означало обречь себя на медленную и мучительную смерть. Поэтому, не имея в своем распоряжении рации, Симицу покачал крыльями, а затем ткнул вниз двумя пальцами. Его ведомые тотчас же воспроизвели этот жест.
— Знаю, вы постоянно их проводите, — сказал Росс, а затем, прокашлявшись, произнес: — Вы сами говорили, что воевали с русскими при Цусиме в девятьсот пятом году…
— Вас интересует моя биография? Я вполне понимаю ваш интерес. — Адмирал явно не имел ничего против того, чтобы рассказать о себе. — Я родился в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году, капитан. Мой отец был известным профессором математики, он преподавал в небольшом университете под Нагоей. В тысяча девятисотом году я поступил в университет Эта Дзима.
— Вам было всего лишь шестнадцать лет?
— Да. Моложе шестнадцати туда никого не принимали. — В голосе Фудзиты снова зазвучали горделивые нотки. — Принимали лишь одного из пятидесяти соискателей. Среди моих однокашников был Исоруку Ямамото.
— Да, да. Я ведь говорил вам, что он погиб. В сорок третьем году его самолет был сбит над Соломоновыми островами летчиком Ламфьером.
Адмирал раздраженно махнул рукой.
— Прошу вас, капитан, не надо ваших исторических гипотез.
Порох Росс вовремя взял себя в руки, выбросил из головы необходимость держаться реальности и сказал:
— Виноват, пожалуйста, продолжайте.
— Я окончил университет в девятьсот четвертом году и был направлен на линкор «Фудзи». Я воевал с русскими под командованием знаменитого адмирала Того. — В его глазах появилось нечто отстраненное. — Мы тогда их уничтожили.
— Ямамото ведь тоже был там?
— Да, на крейсере «Нисина». Он потерял три пальца. Ну, а я воевал на линкоре, потом учился в военном колледже и затем, — со вздохом добавил он, — в девятьсот шестом году, я был представлен императору Мейдзи.
— Он умер в девятьсот двенадцатом. Генерал Ноги и его супруга совершили харакири.
— Капитан, вы поразительно много знаете о Японии. Росс принял комплимент, коротко кивнув. Адмирал продолжал с новым воодушевлением. — Харакири Ноги было удивительным, прекрасным…
— Да, это было прекрасно, — невозмутимо заметил Росс.
— Вы и об этом знаете? — удивился Фудзита.
— Ноги и его жена оделись во все белое. Ноги написал свои стихи, потом они подождали, пока не пройдет траурная процессия, и затем выпустили себе кишки.
— Вы очень грубо выразились, — резко заметил Фудзита.
— Извините, но этот поступок кажется мне бессмысленным.
— Вам, возможно. Но для нас это деяние, наделенное высоким смыслом. Вы знаете, о чем говорилось в его стихотворении?
— Нет.
— Его учат японские школьники. — Адмирал откинулся на спинку кресла, переносясь в заоблачные выси. — Он написал ее на древнеяпонском. — Адмирал стал декламировать с большим благоговением: — Мой повелитель, покинув нашу мимолетную жизнь, поднялся к богам, и я, преисполненный благодарности, желаю последовать за ним. — Наступила пауза. Затем взгляд адмирала упал на Пороха Росса. — Восхитительно, — сказал он.
Росс благоразумно оставил скепсис и сказал, надеясь, что Фудзита на этом не остановится:
— Итак, ваша карьера. Вы добились успеха. Но в вашем распоряжении оказалось почти целое столетие. — Затем он задал вопрос, который уже давно мучил его. — Ваш английский безупречен — откуда он у вас. Вы часом не учились в Йейле?
— Я учился не в Йейле, а в УЮК.
Порох Росс снова вернулся в действительность, причем от этого перехода в голове у него возник определенный сумбур.
— Простите, что такое УЮК?
— Это очень просто. Университет Южной Калифорнии. В вашей родной Америке.
— Не может быть!
— Почему же? — фыркнул старик. — В том же двадцать первом году Ямамото поступил в Гарвард.
Росс знал, что японские офицеры учились за границей, в первую очередь в Англии и Соединенных Штатах. Он также вспомнил об обучении Ямамото в Гарварде, но все-таки он смотрел на адмирала с каким-то недоверием. Видя это, старик усмехнулся:
— Я провел там два года. В двадцать третьем получил степень магистра — английский язык и литература. Я был лучшим на нашем курсе.
— И в американский футбол тоже играли?
Впервые за все это время Росс увидел, как адмирал смеется.
— Нет, но в двадцать третьем я добрался автостопом до Мексики. Там я встретил Исоруко.
Росс вздохнул, помотал головой, попытался напомнить себе, где именно он сейчас находится и с кем говорит, но невероятный рассказ адмирала мешал ему сосредоточиться.
— Что же было дальше, адмирал?
— В двадцать четвертом я вернулся в Японию. Меня послали в летную школу Касумигаура. Я научился летать, когда мне было сорок лет. Затем я служил на таких кораблях, как «Кага» и «Акаги». Мы осваивали торпедные атаки с воздуха и учились летать на пикирующих бомбардировщиках.
— Вы были женаты?
— Да, я женился в двадцать четвертом году. Моя жена Акико подарила мне двоих сыновей, Казуто и Макото. Двух прекрасных сыновей.
— Где они живут?
— В Хиросиме.
Росс чуть не задохнулся. Но морщинистое лицо собеседника было спокойным, умиротворенным. Адмирал наслаждался воспоминаниями. Непроизвольно Росс сказал:
— Надеюсь, они живы-здоровы.
Старик кивнул. Тут с полетной палубы донеслись новые звуки: нарастающий рев моторов, визг шин, лязг тросов. Старик выпрямился, посмотрел на часы.
— Это наши разведчики, — коротко сказал он, переходя из прошлого в настоящее.
— Могу ли я вернуться к матросу Эдмундсону? — осведомился Росс, приподнимаясь со стула.
— Нет, останьтесь, — сказал адмирал, и в голосе уже не было прежней мягкости. Это был приказ. — Нам может понадобиться ваше знание судоходства в этих местах.
— В этом районе можно встретить корабли разных стран, адмирал, но я решительно отказываюсь предоставлять вам какие-либо сведения, которые могут быть использованы вами в разрушительных целях.
— Капитан, я ценю ваши убеждения. Но вы можете спасти жизнь очень многим…
— Адмирал, это в высшей степени сомнительно. Однако ради того, чтобы и впрямь помочь кому-то из ни в чем не повинных людей избежать гибели, я готов остаться.
В дверь постучали. Адмирал показал на нее. Росс встал открыл ее. На пороге он увидел подполковника Симицу, за ним маячил незнакомый офицер. Они вошли. Оба были в полном летном снаряжении, в руках они держали шлемы и очки.
Встав по стойке «смирно», летчики отдали честь и поклонились адмиралу. Затем летчики обернулись к Теду Россу. Он поклонился, и, к его полному удивлению, они сделали то же самое, поклонились глубоко, до пояса.
Адмирал показал на три стула. Офицеры сели, Фудзита сказал:
— Это лейтенант Такео Сугуйра. — Он показал на незнакомца, коренастого темноглазого человека с плоским, широким, круглым лицом и смуглой кожей. — Лейтенант — один из ведомых подполковника Симицу.
Сугуйра снова поклонился, на сей раз коротко. Росс ответил глубоким поклоном. Адмирал нетерпеливо осведомился:
— Ну, как полет? Что можете доложить?
— Китобойное судно, адмирал, — сказал Сугуйра. — Относительный пеленг один — девять — ноль, дальность сто километров. Движется медленно. Возможно, тащит добычу. На флаге серп и молот.
— А вы видели русское судно? — обратился адмирал к подполковнику Симицу.
— Нет, адмирал. Он был не в моем секторе. Его видел только лейтенант Сугуйра.
Адмирал снова перевел взгляд на лейтенанта:
— А они вас видели?
— Над морем был туман.
— Вы шли низко, лейтенант?
— Семьдесят метров, адмирал.
— Дальность?
— Десять тысяч метров.
— Как же вы удостоверились, что это китобойное судно?
— Оно было маленьким, метров сорок в длину, и на носу имелась одна пушка на платформе.
— Больше никакого вооружения не было?
— Нет, адмирал.
— Разделочная палуба?
— Не видел.
Адмирал перевел взгляд на Росса.
— У такого судна может быть радар?
— Вполне.
— Не пытайтесь напугать нас, капитан.
— И в мыслях не держу. Но даже у личных яхт теперь имеются радары.
Старик постучал пальцами по столу, на лице его отразилась работа мысли.
— Хорошо, капитан, спасибо. — Затем он обратился к Симицу: — Мы нанесем удар по китобойцу. Атакуем с воздуха. — При этих словах у Росса что-то оборвалось внутри. Он взглянул на Симицу. Тот улыбнулся, глаза загорелись зловещим огнем. Россу подумалось, что у Симицу сейчас потекут слюнки от удовольствия. Фудзита снова обратился к американцу: — Вряд ли китобоец совершает одиночное плавание, так?
Россу показалось, что где-то вдали блеснул лучик надежды.
— Верно, адмирал, — сказал он. — Я вовсе не собираюсь испортить вам удовольствие, но, как правило, там, где промышляют китобойцы, имеется и большой плавзавод. Обычно действует целая китобойная флотилия. Одни убивают китов, другие перерабатывают…
— Как вы уже догадались, капитан, мы готовы рискнуть.
— Но чего ради, адмирал? Если они заметили вашего разведчика, — Росс кивнул на Сугуйру, — и сообщили об этом по радио, вы опоздали. Если они его не заметили, вы можете избежать нежелательных контактов. Ваш человек говорит, что скорее всего они убили кита. В таком случае они будут двигаться очень медленно: им сейчас надо закачать в тушу воздух и пометить добычу, чтобы никто уже не мог на нее претендовать.
— Нам необходима практика, — сказал Фудзита таким будничным тоном, словно речь шла о меню обеда.
— Практика? Значит, вы готовы убивать ни в чем не повинных людей лишь для того, чтобы не утратить кое-какие навыки? — искренне изумился Росс.
В глазах старика появились насмешливые искорки.
— Почему бы нет, капитан? Американцы, например, только и знают, что занимаются этим. Они убивают для практики, а их радио с восторгом разносит это по всему белому свету.
Росс уже успел убедиться, что Фудзита — человек удивительно эрудированный, а потому он осторожно посмотрел в его глаза, вдруг превратившиеся в тлеющие угли, и спросил:
— Что вы имеете в виду? — хотя прекрасно знал, какой последует ответ.
— Вы слышали о Маршалловых островах, капитан?
— Слышал, — вздохнул Росс, поражаясь цепкой памяти старика. На его скулах заиграли желваки. Он помолчал и сказал: — Вы еще не упомянули Марианские острова… Или, может, вы забыли?
— Вовсе нет, капитан. Если верить вашему радио, японские гарнизоны, находившиеся там, были оставлены американцами, как они выразились, «сохнуть на корню». Их превратили в мишени для упражнений в стрельбе с воздуха и с моря. — Затем адмирал спросил не без любопытства: — А почему, собственно, это вас так возмутило, капитан?
— Тогда речь шла о вооруженных группах людей, тогда была война… Случившееся стало результатом стратегической необходимости.
— Вы уже высказывались в этом духе, капитан, — сказал Фудзита, и его губы искривила легкая усмешка. — В гневе вы делаетесь весьма красноречивы. Однако вы меня не убедили. Стратегическая необходимость заставляет меня нанести удар по Иванам. По обнаруженному нами судну.
— В таком случае честь и достоинство заставляют меня перестать поставлять вам какую-либо информацию. Мне и ранее не удавалось помешать вам убивать — сначала вы уничтожили вертолет, потом самолет, а теперь вот вам помешал и китобоец. Он же совершенно беспомощен.
— Беспомощность — понятие весьма относительное, капитан, — усмехнулся адмирал. — Спросите об этом кита, в которого вонзился их гарпун. — Еще один довольный смешок.
— Разрешите уйти, — глухо произнес Росс. — Его пальцы вцепились в подлокотники.
— Нет, оставайтесь здесь.
Росс замолчал, чувствуя, как внутри начинает разгораться пожар. Его уже не интересовали мотивы адмирала. Он знал одно: пора прекратить это безумие, помешать этим маньякам. Только как? Разумеется, ему не сделать этого здесь и сейчас. Он вынужден играть роль внимательной аудитории. Сорок два года они не имели возможности пообщаться со свежим человеком… И тут его внезапно осенило. Он не просто аудитория! Он еще и свидетель. Скорее всего так оно и есть. Живой дневник. Он выпрямился, взял себя в руки. Нет, он еще померится силами с этими функционирующими реликвиями. Брифинг продолжался, и Росс то и дело переводил взгляд с одного японца на другого.
— Возьмите девять «Зеро», — говорил между тем адмирал Симицу. — «Айти» и «Накадзимы» тут не нужны. Вряд ли есть смысл применять торпеды против сорокаметрового судна. И я не хочу, чтобы «Айти» набирали большую высоту для захода на бомбометание.
— Есть, адмирал, — сказал Симицу, облизывая пересохшие губы кончиком языка.
— Каждый истребитель возьмет с собой по две стодвадцатикилограммовые бомбы, — продолжал адмирал, а летчики кивали. — И еще, подполковник. Пусть самолеты атакуют единой цепочкой.
— Единой цепочкой?
— Да, и с интервалом в тысячу метров. — Летчики были явно сбиты с толку этим распоряжением. Росс сидел сгорбившись и удивлялся, как устроена голова у того, кто находился напротив него за письменным столом. Фудзита же продолжал: — Все дело в их радарах. Если все «Зеро» выстроятся в линию, это затруднит работу их радаров. Они зафиксируют лишь один объект… — Летчики переглянулись. — И первым делом уничтожьте радиорубку, она в задней части надстройки. Сразу за мостиком.
— Есть, адмирал, — хором отозвались летчики.
— Адмирал, — заговорил лейтенант Сугуйра, сверкая черными глазами, превратившимися в отполированные кусочки оникса. — Это я обнаружил противника. Позвольте мне быть наконечником стрелы. Обещаю, что с первого же захода радиорубка будет уничтожена.
Адмирал посмотрел на Симицу, тот сказал:
— Лейтенант Сугуйра, безусловно, заслужил эту честь. — Но в голосе его не было искренности.
— Отлично, подполковник, — сказал адмирал. — Итак, ваши люди представляют, что являет собой цель?
— Так точно. Они сейчас находятся на взлетной палубе. Их машины заправляют горючим.
— Хорошо. Объясните им план атаки и через десять минут взлетайте. Сейчас я прикажу развернуть «Йонагу» против ветра и распоряжусь, чтобы ваши самолеты загрузили бомбами. — Он снял трубку телефона и отдал распоряжения с какой-то юношеской четкостью.
Летчики крикнули «банзай!» и удалились.
Росс обмяк на своем стуле. Он тяжело дышал. Адмирал откинулся на спинку кресла. Он устремил взор в потолок и сложил руки на груди так, что пальцы переплелись в хитрую фигуру. На его лице появилось умиротворенное выражение.
Когда подполковник Масао Симицу и лейтенант Такео Сугуйра вышли на палубу, они сразу поняли, что команда адмирала была почти выполнена. Девять «Зеро», по трое в ряд, стояли наготове, вокруг них копошились техники и их ассистенты вручную закачивали в баки горючее из баллонов на стальных, тележках, прилаживали под крыльями бомбы. У самого горизонта, над водой кружили бомбардировщики и истребители, двигаясь против часовой стрелки. После исчезновения Аосимы все тренировочные полеты проводились в зоне видимости с авианосца.
Взмахом руки командир отряда созвал своих летчиков на инструктаж. Некогда было идти в пилотскую, поэтому они просто собрались в кружок на палубе, держа в руках планшеты и вслушиваясь в слова командира, который говорил громко, чтобы его не заглушали вой ветра и рокот двигателей самолетов.
— Как известно, лейтенант Сугуйра обнаружил небольшое русское китобойное судно, — говорил Симицу, — относительный пеленг ноль — один — ноль, дальность сто. — Восемь голов кивнули одновременно. — Нам выпала честь нанести удар по противнику.
Раздались крики «банзай!».
Подняв руку, подполковник заставил крики стихнуть.
— Мы будем атаковать стрелой. Первым пойдет лейтенант Сугуйра, затем остальные с интервалом в тысячу метров — никак не меньше, нам ни к чему испытывать на себе мощь собственных бомб, — я, потом Хино, потом Ямаучи и Хаттори. В районе нахождения цели скорее всего будет обычный для этих мест туман. Русские, похоже, убили кита. Не исключено, что они легли в дрейф, а если и двигаются, то малым ходом. — Летчики изо всех сил записывали. — Наша скорость — двести узлов, курс один — семь — пять. — Летчики снова закивали. — Первым делом надо вывести из строя радиорубку. Она находится в той части надстройки, что ближе к корме. Когда будете проходить над кораблем на бреющем полете, то сбросите бомбы. — Взгляд Симицу поочередно падал то на одно непроницаемое плоское лицо, то на другое. — Помните, что наша стрела должна поразить наверняка. Мы не можем допустить, чтобы кто-то уцелел. Все ясно?
Ответом ему стало дружное «банзай!».
Заурчал один мотор, затем второй, третий. Вскоре все девять «Зеро» были готовы к полету, и в каждой кабине уже сидело по технику. Оружейники покинули палубу. Только оставались матросы у тросов и колодок. Все шло как положено. Подполковник Симицу крикнул: «По машинам!» Раздался радостный вопль, и девять фигур в коричневых комбинезонах бросились бегом к самолетам.
На бегу Симицу увидел, что в кабине его самолета сидит опытный техник Кантаро Такахаси. Он запускал двигатель на полную мощь, проводил контрольную проверку приборов и рычагов управления. Симицу бросил взгляд на мостик. Там стоял адмирал, а рядом с ним тот самый американец. Масао почувствовал прилив ярости. Почему адмирал так носится с этим варваром? Неужели ему были так необходимы эти долгие разговоры? Главное, наглец-американец держался как равный! Почему адмиралу вздумалось покровительствовать этому мерзавцу? Но ничего, скоро будет праздник на его, Симицу, улице! Эх, с каким удовольствием он проверил бы, крепко ли сидит голова на шее этого негодяя, попробовал бы на этом варваре свой клинок. Круглоглазый пес! Симицу посмотрел на Росса, и его пальцы непроизвольно потянулись к рукоятке меча. Росс и не подумал отвести глаз, смотрел прямо на Симицу.
«Что ж, у этого капитана есть отвага», — подумал Симицу. Как он безжалостно расправился тогда с Хиратой! Но ему, конечно, сильно повезло. Хирата — болван! Позволил чувствам взять верх. Утратил над собой контроль. Позволил втянуть себя в идиотский поединок на скользкой от крови палубе. Разве так ведут себя самураи?! Вот и помер жуткой смертью. Избит и убит головой лейтенанта Мори. Как это американец додумался до такого? Ничего, глядишь, и ему, Масао Симицу, доведется помериться силами с неустрашимым капитаном Тедом Россом. И тогда уж пусть американец пеняет на себя. Симицу разберется с ним в два счета. Как с сопливым мальчишкой.
Пока Симицу обегал крыло своего «Зеро», Такахаси выбирался из кабины. Симицу ухватился за ручку под фонарем кабины, а Такахаси спрыгнул на палубу, крикнув: «Порядок!» Симицу пробормотал: «Угу!», подтянулся и шагнул с крыла в свою кабину, такую крошечную, словно она была специально выкроена по его фигуре.
Симицу пристегнул ремень, проверил тормоза. Затем, не спуская глаз с приборной доски, чуть газанул. Так, баки полные… давление в норме… температура двигателя тоже в норме… и с маслом порядок… Симицу убрал газ, глянул на тахометр. Затем поочередно покосился на ведомых. Справа — лейтенант Такео Сугуйра, слева — военно-морской летчик первого класса Сусуми Хино. Оба склонились над приборами. Симицу испытал прилив уверенности. Эти ребята были его ведомыми и в Китае. Отличные, надежные летчики, доказавшие это в деле.
Подполковник посмотрел вперед, туда, где стоял регулировщик взлета, офицер в желтом. В руках у него было два красных, похожих на веера флажка. Он стоял, опустив руки, глядя в сторону кормы. Симицу вытянул шею. Затем он понял, в чем дело. На истребителе Ямаучи бомба провисала хвостом вперед, почти касаясь палубы. Симицу выругался. Тотчас же к бомбе кинулись оружейники и совместными усилиями начали ставить ее как положено.
Задержка. Симицу в раздражении дернулся, отчего голова его стукнулась о подголовник. Затем он выругался на чем свет стоит. Этого еще не хватало! Он был бессилен что-либо сделать. Приходилось сидеть и ждать. Он уставился на рацию. Только зря занимает место. Потом его взгляд упал на дальномер. Тут его губы скривила легкая улыбка. Напряженное выражение исчезло, он погрузился в приятные воспоминания.
Его последние две победы. Седьмая и восьмая. Во время одного боевого вылета. Дело было над Поньяном. Вот уже сорок лет он то и дело возвращался памятью к тому радостному дню. Особенно ночью, лежа на спине и глядя в темный потолок своей каюты, он уносился в прошлое, в тот воздушный бой. Припоминая в тысячный раз его подробности, он засыпал со счастливой улыбкой на губах. Но сейчас он вспоминал об этих русских… Его очереди прошивали самолет-гигант, кромсали его, разрывая на куски… О радость уничтожения! Какое воодушевление охватило его, особенно когда он увидел ту самую лодочку и в ней двоих пилотов! Это было лучше, чем с женщиной в постели даже после десятилетий целомудрия. Но русские были уже обречены. Тадаси Киносита и зенитки «Йонаги» неплохо позаботились об этом. И все же китайские воспоминания особенно возбуждали. Доставляли самое большое наслаждение. Да, да! Именно в бою над аэродромом Поньяна он испытал самое большое наслаждение в жизни. Он помнил тот великий миг так, словно все это случилось только вчера.
И тем не менее это произошло сорок два года назад, когда ему, младшему лейтенанту военно-воздушных сил, был двадцать один год и он не слышал ни о группе Семьсот тридцать один, ни об авианосце «Йонага». Это было второго февраля сорок первого года, и он тогда повел девять «Зеро» на боевое задание. Справа от него шел Сугуйра, слева — Хино, и еще шесть истребителей, по две тройки, шли за ними. Тогда они прикрывали двадцать семь средних бомбардировщиков «Мицубиси G4M», получивших задание атаковать крупный военный аэродром Поньяна. Они должны были преодолеть восемьсот километров от своей базы в Ханьгоу до Поньяна. Согласно приказу, им нужно было выйти на цель с восходом солнца, и они вылетели в три часа утра. Было темным-темно, и единственным ориентиром оставалась долина реки Янцзы, чуть светлевшей в кромешном мраке.
Они подлетели к Поньяну на рассвете. Симицу вел свой отряд на высоте трех тысяч метров. Самолеты медленно сделали круг над аэродромом, сложным авиационным комплексом с четырьмя огромными ангарами и тремя взлетными полосами. Странным образом были видны лишь три истребителя в укрытиях у дороги, проходившей вдоль северной границы аэродрома. Что-то показалось Симицу подозрительным. Он хорошо помнил это странное чувство.
Симицу с удовольствием поднялся бы выше, но на трех с половиной тысячах метров уже начинались кучевые облака. Эти облака настораживали. Там могли прятаться истребители противника. Толстый слой этих облаков тянулся почти до самого горизонта на восток, где над невысокой горной грядой уже проглядывали первые лучи солнца, слабые, словно отблески свечки в комнате. Они придавали местности странный, неземной облик.
Затем солнце поднялось выше, и его отблески показались на крышах строений, вокруг крон деревьев возникли серебряные нимбы, и по земле побежали длинные тени от всего, на что падали его лучи. Отражаясь от облаков, солнечный свет придавал пространству причудливо-зловещие очертания. Симицу казалось, что он заглянул под крышу гигантского храма, где зажглись сотни факелов о-бон в честь ежегодного праздника мертвых. Эта обстановка была словно специально создана для того, чтобы убивать.
Затем вовсю заработали зенитки, и вокруг неуклюжих бомбардировщиков стали возникать черные клубочки разрывов. Зенитки неистовствовали, но бомбардировщики делали свое дело, сбрасывая бомбы на высоте тысячи метров. Черные цилиндры стремительно неслись вниз, на землю, и внезапно на ВПП стали вырастать гигантские цветки, а ангары превратились в вулканы, изрыгавшие пламя. Во все стороны летели какие-то полыхающие обломки.
Но противник либо был предупрежден об атаке, либо заранее выслал патрули. Внезапно из облаков, злобно урча, выскочили двенадцать истребителей, на воздухозаборниках которых были изображены шестеренки и оскаленные зубы. Словно цепные псы, они набросились на бомбардировщики. Это были самолеты АДО — американские наемники. Симицу ненавидел тех, кто воевал из-за денег. Либо американцы не обратили внимания на «Зеро», либо просто игнорировали их, так рьяно набросились они на бомбардировщики. Впрочем, возможно, янки просто не понимали, с кем имеют дело.
«Зеро» был великолепным истребителем. Но он был слишком легок, поэтому плохо пикировал, уступая в этом отношении более тяжелым машинам противника. Рации и парашюты японских летчиков остались на базе — нужно было соблюдать радиомолчание, а приземлиться с парашютом на китайской территории означало обречь себя на медленную и мучительную смерть. Поэтому, не имея в своем распоряжении рации, Симицу покачал крыльями, а затем ткнул вниз двумя пальцами. Его ведомые тотчас же воспроизвели этот жест.