Алекс Маркман. Заблудшие души (сборник)

   Никодимыч, денежный мешок, был на дружеской ноге с начальством. Многие одалживали у него деньги, а так как отдавать было нечем, доставляли ему любую информацию или оказывали любую услугу. Сергей знал все обо всех. И вот вдруг он узнает, что Амбал подбивает клинья к Лене. От самой Лены. Как же нужно было отпустить вожжи, чтобы его во время не предупредили? Может, еще что произошло? Ведь здесь, среди дикого сброда, все меняется очень быстро.
   Сергей отвлекся от своих мыслей только после того, как Лена как следует потрясла его голову.
   – Очнись ты, – скомандовала она с шутливым гневом. – Я никогда не променяю тебя на такое животное, как Амбал. Даже и не думай.
   – Не буду, – пообещал Сергей.
   – Завтра будут показывать кино в клубе, передвижка прибыла с баржой. Может сходим? – спросила Лена.
   – Давай. Что там будут показывать?
   – Не знаю. Какая разница? Все какое-то развлечение.
 
   В эту ночь они уснули раньше обычного. Утром Сергей встал вместе с Леной и, поцеловав ее, направился в авторемонтную мастерскую. Там уже работа было в разгаре. Амбала нигде не было, да ему и не обязательно было здесь находиться. Сергей оформлял на него наряды и Амбал приходил только для формальности. Но Бобер был в мастерской и сидел возле разгорающейся печки. Он тоже не работал: те, кто проиграл ему в карты, отрабатывали за него свой долг. Сергей сразу понял, что Бобер ждет его.
   – Заварить чифирок? – спросил Бобер. Он не торопился приступить к главному.
   – Завари, – согласился Сергей. Он тоже не торопился. Бобер начал обычный ритуал приготовления чифира, а когда ковш стал закипать, снял его с печки и спросил:
   – Не слышал ты что Амбал тут несколько раз к медсестре в кабинет захаживал? Ничего она тебе не говорила?
   – Только вчера узнал, – ответил Сергей. – А почему ты мне не сказал раньше?
   – Ты же редко появляешься здесь последнее время, – неопределенно объяснил Бобер. Он отхлебнул чифир и протянул кружку Сергею. – Если надо с ним чего, ты знаешь…
   – Не вздумай, – тихо скомандовал Сергей. – Он не сделал ничего такого. Что еще?
   Сергей достал из кармана американские сигареты и протянул Бобру. Бобер едва заметно улыбнулся, но Сергей знал, что он очень доволен. Никто в леспромхозе никогда не видел американских сигарет, и не знал о их существовании. Сергей делился ими только с самыми приближенными, и Бобер был один из них. Бобер закурил, жадно втягивая дым, а потом отпил глоток чифира.
   – Появился здесь недели две назад один блатной, Руль по кликухе. Я с ним однажды был на одной зоне. Вором себя называет. – Бобер презрительно скривился. – Каждая шваль нынче себя вором называет. Ну и времена пошли.
   – Тебе то что? – спросил Сергей.
   – Сколотил он вокруг себя шоблу уже, очень шустрый. Сели мы играть в карты, а у него на пальце кольцо полированное, чтобы снизу масть видеть при раздаче. Я его за руку схватил, так они меня поприжать хотели. Доиграются, что я пошлю кого-нибудь к нему. Его кодляк, однако, все время вокруг него, ну, ты знаешь все это.
   – Мы найдем, что делать, – кивнул головой Сергей. – Найдем.
   В мастерскую вошел Амбал и сразу почувствовал неладное. Кто много сидит в тюрьмах, приобретает звериное чутье. Тем, кому это не удается, рано или поздно платятся за это. Когда нужно решать, убегать или вступать в драку, времени для размышления нет и ошибка может быть последней в жизни. Амбал угодливо улыбнулся и спросил: – Не найдется ли глотнуть?
   – Возьми. – Сергей протянул ему кружку с чифиром. – Как у тебя дела? – Тут Бобер поднялся.
   – Я пойду – сказал он. Бобер знал, что важные решения должны созреть. Пусть Сергей сам разберется. Когда Бобер ушел, Амбал приободрился.
   – Поговорить с тобой надо, – сказал Амбал. – Может, выйдем и на бревнах посидим, покурим?
   – Пойдем, – согласился Сергей, поднимаясь. За пределами мастерской было тихо и тепло. Амбал сел напротив и угодливо схватил протянутую ему американскую сигарету.
   – Я тут несколько раз к Лене заходил, – начал он. – Не говорила она тебе? – Амбал не был такой буйный дурак, каким он представлял себя окружающим. Сергей знал это, и также догадывался, о чем Амбал будет говорить. Убедившись, что Сергей не намерен отвечать, он продолжал.
   – Тебе скоро уходить. Ее одну в покое здешняя шерсть не оставит. – Это то, что Сергей ожидал от него услышать. Нет, он не был такой дурак, каким себя представлял.
   – Так уж лучше я, чем кто другой. А? Не возьмешь же ты ее с собой?
   – Почему ты не можешь подождать, пока я уеду?
   – А я и жду. Только надо, чтоб никто и не помышлял сюда соваться. Ты знаешь, что может начаться, если она – ничья.
   – Вот что, Амбал, – сказал Сергей, гася сигарету. – Остановись пока-что. Я тебе скажу, когда твое время прийдет. Хорошо? – Амбал кивнул в знак согласия.
 
   Вечером Сергей с Леной пришли в клуб, который был не что иное как убогий сарай, в котором расставили ряды стульев и повесили белое полотно для экрана. Недалеко от входа располагались два стола, сколоченные из грубых толстых досок. Каждая доска могла выдержать по крайней мере тяжесть трактора. Вокруг столов было расставлено несколько таких же грубых самодельных стульев, на которых уже расположились те, кто считал себя в силе. Пришло несколько женщин в сопровождении своих мужей или опекунов. Сергей подошел к одному из столов и все сидевшие рядом поднялись и прошли в зал занимать места отведенные для обычной публики. Перед самым сеансом появился Гога. В такие дни у него было много забот и дел. Народ напивался, и в пьяном разгуле неизбежно начинались разборки и драки, последствием которых были ножевые раны, убийства и суды. Гога сел напротив Сергея и молча поглядывал в зал, успевая заметить все детали. В клуб с шумом ввалилась ватага пьяных парней. Одного из них он раньше никогда не видел, но сразу определил: это Руль. Он подошел с пьяной и угрожающей улыбкой, с треском подвинул к себе стул и с размаху сел, нагло встретив взгляд Сергея. Остальная ватага разместилась рядом, громко разговаривая и порой матерясь.
   – Вы тут потише, – строго сказал Гога, внимательно разглядывая каждого. – Без мата здесь, а не то…
   – Не будем, не будем, – развязно ответил за всех Руль. – Все будет нормально, земеля, я отвечаю. Но вот есть у меня один вопрос к тебе, Гога.
   – Какой вопрос? – удивился Гога.
   – А вот какой. Почему ты не торгуешь фруктами, Гога, как все грузины? – Руль веселился напропалую, демонстрируя наглость бывалого урки. Гога посмотрел на него серьезно и ответил с грустью:
   – Я бы торговал, но у меня фруктов нет. Последний раз я ел свежие фрукты год назад. – Гога встал и, на секунду задержавшись, сказал:
   – Я тут буду в комнате администрации. Если чего, позовете. Чтобы был порядок здесь, а не то… – Гога многозначительно хлопнул ладонью по кобуре пистолета и ушел. Руль подождал, пока Гога скроется за дверью, и стал нагло разглядывать Лену, которая сидела сбоку от него, напротив Сергея.
   – Эй, бикса, – обратился он к Лене, – ты давно здесь? Почему я тебя раньше не видел?
   – Ты, земляк, наверное, слишком пьян и не соображаешь, что делаешь, – не повышая голос, почти равнодушно сказал Сергей. – Пошел бы ты поспать. Неровен час. – Руль пьяно и презрительно усмехнулся.
   – Умри ты, – ответил он Сергею, оскалившись, и положил Лене руку на колени. Лена вскочила со стула, и попыталась уйти, но ее обступили те, что пришли с Рулем. Сергей встал и, обойдя стол, попытался растолкать пьяную братию, но в ответ они его отбросили назад. Зал затих в ожидании: предстояло увидеть такое, что ни в каких фильмах не покажут.
   Сергей быстрым, цепким взглядом окинул сидящих. Никого из преданных ему людей не было поблизости. Амбал и Бобер очевидно играли в карты, да и все остальные наверняка пьянствовали, как и весь поселок. Никодимыч сидел в нескольких шагах от него, но он не в счет. Он не станет участвовать в поножовщине, и стар он для этого. У Сергея с собой никакого оружия не было, да он давно его не носил. Его настолько хорошо знали все, что никому, даже бессознательно пьяному, в голову не могло прийти стать ему поперек дороги. Видимо, давно уже не напоминал он этому стаду, что такое твердая рука, забыли или не знают, чем это грозит. Он снова осмотрел стоящих перед ним парней. Нетрудно было распознать в них бывалых лагерников, одурманенных водкой и ищущих приключений. Этих никакими словами и уговорами сейчас образумить нельзя. Сергей стоял бледный от ярости, ему нужно было только несколько секунд, чтобы решить, что делать. Лена, перепуганная насмерть, в отчаянии смотрела на него. В ее глазах не было никакой надежды.
   В Сергее поднималось чувство, выработанное годами лагерей и стычек с такими, что не боятся ничего. В этот момент ненависть и желание убить, разорвать на куски бьет горячим, пульсирующим зарядом по мозгам, не оставляя места ни для каких чувств и мыслей. Нет ни страха, ни рассуждений о последствиях, нет никакой работы мозга. И огромная физическая сила, во много раз превышающая нормальные возможности человека, вдруг вырывается наружу, как тигр из клетки, и все тело дрожит от испепеляющей ненависти и ни с чем не сравнимой радости разрушения, крови и возмездия.
   Сергей обошел стоявшую перед ним банду и вышел из клуба. В зале тишина еще больше сгустилась. Те, кто знал Сергея, сидели, не в силах поверить в происходящее. Сергей отступил? Да, меняются люди, на смену одним главарям приходят другие, это бывает рано или поздно.
   – Пустите меня! – со слезами в голосе проговорила Лена, пытаясь выйти из пугающего кольца жестоких, безжалостных лиц. Кто то силой толкнул ее на стул.
   – Ты сиди, бикса, и отвечай, когда я с тобой говорю, – лениво и угрожающе наставлял ее Руль.
   – Сейчас же пустите меня, – твердила Лена и слезы потекли по ее щекам. В этот момент Никодимыч подошел к Рулю.
   – Вы, ребята, угомонитесь, – начал увещевать он спокойно и дружелюбно, стараясь не возбуждать распоясавшуюся банду. – Отпустите бабу, пусть идет.
   – Ты отвали, дед, – оборвал его Руль. – Эта баба мне нравится. Дергай, пока цел.
   Никодимыч ничего не ответил. Он повернулся и пошел между рядами к комнате администрации, где должен был находиться Гога.
   – Эй ты, козел, – крикнул Рул вдогонку Никодимычу. – Если позовешь мента, тебе не жить. – Никодимыч задержался на секунду у двери в комнату администрации и оглянулся на окрик. Руль сидел, нагло развалившись и смотрел на Никодимыча, как на зайца, которого он намеревался зарезать. И еще Никодимыч успел заметить то, что в первый момент не мог увидеть Руль, ибо сидел он спиной ко входной двери. А эта дверь вдруг с треском распахнулась и в проеме появился Сергей. В руках он держал занесенный над головой топор. Сергей стремительно побежал к тому месту, где сидел Руль. Раздались крики ужаса, женский визг, все понеслись кто куда, включая банду, окружавшую Руля, Руль замешкался, не понимая в первый момент, что происходит. Правая рука его лежала на столе, а левая – на спинке стула. Сергей с размаху опустил топор, пытаясь отрубить ему руку, но Руль в последний миг успел ее убрать и отскочить. В то место где лежала его рука с треском врезался топор, застряв до обуха в толстых досках. Руль понял, что пришел конец. Панически крича он схватил стул, подбежал к окну, вышиб им раму и выпрыгнул в пустой проем головой вперед. Сергей изо всех сил пытался вытащить топор, крепко застрявший в плотном дереве самодельного стола. Никодимыч в это время распахнул дверь в комнату администрации и закричал: – Гога, помогай!
   Гога выбежал, не теряя ни секунды и, вытащив пистолет из кобуры, закричал:
   – Ложись! Буду стрелять!
   Он действительно выстрелил в воздух и тогда все, кто еще не успел убежать, повалились на пол. Сергей, наконец, вырвал топор из доски, но тут Гога наставил на него пистолет и скомандовал:
   – Положи топор на пол. Положи, не то буду стрелять.
   Сергей выпустил топор из рук. Он тяжело дышал и озирался, как безумный. Но выстрел напомнил ему что Гоге в такие моменты нельзя возражать.
   – Руки на затылок! – продолжал командовать Гога. Сергей поднял руки вверх и положил ладони на затылок. Гога подошел к нему и пролаял: – На выход!
   – Возьмем с собой Лену, – попросил Сергей. – Не оставаться же ей здесь.
   – Вставай, – разрешил Гога и Лена поднялась с пола. Ее щеки и губы тряслись от страха, она была смертельно бледна и едва передвигала ослабевшие ноги. Они вышли на улицу и Гога, оглянувшись, дал команду тем, кто лежал на полу: – Можете подняться. Я скоро вернусь. – Гога закрыл за собой дверь и Сергей опустил руки.
   – Ты сумасшедший! – закричал на него Гога, опуская пистолет в кобуру. – Ты знаешь, что ты наделал? Мне теперь на тебя дело заводить надо!
   – А что же мне оставалось? – спросил Сергей. – Чтобы на глазах у всех какая-то мразь к Лене приставала? При мне! Да я лучше в тюрьму пойду, чем позволю такое.
   – Кто такой приставал? – спросил Гога. – Этот, что сидел рядом?
   – Ну да. Руль его кликуха.
   – Подумал ты, что будет потом? – не унимался Гога. – Лучше тебе от этого станет?
   – У меня к тебе последняя просьба, Гога – сказал Сергей. – Прежде чем отвезти меня в камеру, давай доведем Лену до дому.
   – Хорошо, – угрюмо пробормотал Гога.
   – А они не прийдут сегодня ко мне? Не ворвутся? – прерывающимся голосом спросила Лена. Она дрожала, как в лихорадке.
   – Не прийдут, – уверенно сказал Сергей. – Уж во всяком случае, не сегодня. Этот Руль наверное прячется сейчас где-нибудь и трясется.
   – Никто тебя сегодня беспокоить не будет, – подтвердил Гога. – Но я буду неподалеку, ты не бойся.
   Подойдя к дому Лена открыла, после нескольких попыток, входную дверь и вошла в дом. Гога тронул Сергея за рукав и они молча зашагали рядом. Сергей с удивлением отметил что они прошли мимо КПЗ. Гога подвел Сергея к своему дому, отпер дверь и пропустил его в комнату.
   – Садись. – Гога, властно указал пальцем на единственную табуретку, а сам сел на незастеленную кровать. Гога жил бобылем, и не уделял внимания быту. У него никогда не была застелена кровать, для него это не имело смысла: через несколько часов опять расстилать, кому это нужно делать такую бессмысленную, бесконечную работу? Гога занимался только серьезными делами.
   – Ты чокнутый, – продолжал удивляться Гога, но в голосе его уже не было гнева и раздражения. – Разве можно так? Ведь ты же знал, что я неподалеку. Мог позвать.
   Сергей промолчал, уныло разглядывая захламленную комнату.
   – Я не заведу на тебя дело сегодня, – решил Гога. – Возьму грех на душу, да и ответственность тоже. С бабами тут одни беспокойства. – Сергей продолжал молчать, не понимая, куда клонит Гога.
   – А попадают сюда иногда бабы за пустяк, и тут их быстро начинают все трахать. Только позавчера прислали сюда одну, и вот, пожалуйста, поймали ее по дороге домой, считай, среди бела дня. Сейчас дело заводить приходится. – Гога ткнул пальцем туда, где находился стол. На столе, заваленном объедками, засохшими консервами и пустыми бутылками, лежала папка, на которой крупными, кривыми буквами было написано: «ДЕЛО ОБ УЕБЛЭНИИ». Вначале Сергей не поверил собственным глазам. Когда же он убедился, что это ему не мерещится, у него начался припадок нервного смеха.
   – Охх-хохх-хохх-хо-о! – надрывался он, захлебываясь и кашляя. – Охх-хохх-хо-о!
   – Смеешься, – укоризненно пожурил его Гога, подходя к столу. Он взял недопитую бутылку водки и стал разливать ее по стаканам.
   – Ты, Гога, дай мне прочесть, что в этом деле написано, – продолжал хохотать Сергей. – По названию могу представить, что там. Я сохраню это дело для истории. Ведь я же почти историк по образованию! Я, может, прославлюсь после этого!
   – Тебе бы смыться отсюда, бежать без оглядки, – продолжал Гога без улыбки. Он не видел ничего смешного в этом трагическом «ДЕЛЕ ОБ…». – А ты добровольно хочешь остаться. Начальник сказал, что ты может задержишься здесь, как вольный. Я удивляюсь. Из – за кого? Лярвы какой-то. Ты… – Он не успел договорить. Сергей вскочил с табуретки, подбежал к Гоге и схватил его за ворот куртки.
   – Ты скажи еще слово, – прохрипел он с искаженным от гнева лицом. – Еще одно слово.
   Гога схватил его за запястья рук, пытаясь освободиться.
   – Хватит! – закричал он. – Хватит! Все, хорош о ней. Не буду больше.
   Сергей отпустил Гогу и пошел прочь. Возле двери он остановился и, не оборачиваясь, сказал.
   – Извини, Гога. Бес меня попутал. И спасибо тебе. Не сердись на меня.
   – Ладно уж, – смягчился Гога. – Бог с тобой. Только никуда не иди сегодня, ступай домой. И не посылай никого к Рулю. Не устраивай тут резню. Я сам все сделаю. Я его отправлю отсюда. Не нужно мне здесь еще одного убийства. Договорились?
   – Договорились, – согласился Сергей.
 
   Время безжалостно меняет все: характеры, связи, судьбы и души. И все процессы, которые замышляет и осуществляет этот властелин, необратимы. Не стой на пути всемогущих! Покорись, уйди, ибо ты всего лишь человек, а не Бог, и власть твоя дана тебе над самим собой только, а не над людьми. Но мудрость приходит к нам тогда, когда ничего уже нельзя изменить. И уж совсем невозможно быть мудрым тому, кто попал в цепкие, безжалостные когти любви.
   День за днем Лена менялась. Она часто ссылалась на усталость, на дела, по нескольку дней уклонялась от встреч. А ведь было время когда она не знала усталости. Каждую ночь она была разная: то стыдливая, как целомудренная монахиня, нежно и беспомощно прося не рассматривать ее бесстыдно во время любовных игр, то вдруг становилась настоящей куртизанкой, похотливой и искусной. Но день за днем огонь ее медленно угасал, все холоднее она отвечала на его ласки, скучнее становились вечера. Сергей становился все более хмурым и замкнутым. Он согласился задержаться на неопределенный срок в леспромхозе, к удовольствию всех. Бобер надеялся уйти отсюда вместе с Сергеем, Амбал всецело от него зависел, да и Никодимыч был доволен по разным причинам. Сергей рассказал о своем решении Лене. Она обрадовалась, но умеренно, как будто ничего необычного в этом решении не было.
   – Это хорошо, – сказала она. – Куда тебе торопиться?
   – Через месяц, когда горячий сезон пойдет на спад, я полечу на вертолете в город. Посмотрю, как можно там пристроится. Уеду недели на две. Поедешь со мной?
   – Что ты, – почти испуганно возразила Лена. – Кто меня отпустит? Тут столько работы. Может, найдут мне замену или помощь, тогда поговорим. А съездить бы мне очень хотелось. Пойти в театр, на концерт. Давно это было.
   – Кстати, – вспомнил вдруг Сергей, – забыл тебе сказать. К нам на следующей неделе приезжает группа с концертом. Будут здесь всего день. Дадут концерт в клубе, для всех, а позже – только для начальства. Я, конечно, буду там. Пойдешь со мной?
   – Разумеется! – обрадовалась Лена. – А кто приезжает? Не знаешь ли фамилии?
   – Спроси что нибудь попроще, – ответил Сергей. – Никогда не интересовался фамилиями музыкантов и актеров. Для меня они все на одно лицо. Они существуют, чтобы развлекать людей, вот и все.
   – Напрасно ты так говоришь, – упрекнула его Лена. – Я, к твоему сведению, училась играть на фортепьяно и у меня неплохо получалось. Представь себе, люди в этой среде очень интересные, с ними весело. Лучше, чем люди твоей среды.
   – У меня нет среды, – недовольно проворчал Сергей. – А там, где я скоро буду, люди совсем другие. Это те, кому принадлежит мир.
   – Ты уверен, что и тебе будет принадлежать мир?
   – Уверен. Но это – дело будущего. А пока – будет тебе возможность побывать на концерте.
 
   Они встретились после работы у Лены в доме и, докурив последние остатки гашиша, в веселом настроении направились в клуб посмотреть на актерскую труппу. Оставалось еще часа два до концерта и в пустом зале шли последние приготовления. На том месте, где должна быть сцена, музыканты озабоченно настраивали свои инструменты. Там были две гитары, аккордеон, скрипка и барабан. Все музыканты были молодые, длинноволосые, небрежно, нарочито неряшливо одетые. К ним присоединился еще один из труппы, по всей вероятности не музыкант, поскольку никакого инструмента на сцене для него не было. Он был высокого роста, широк в плечах, с гордой осанкой и мужественным, красивым лицом. Он что-то сказал аккордеонисту, тот засмеялся и кивнул головой в сторону примитивно приготовленного зала. Мужественный красавец снисходительно посмотрел на горстку людей, расставляющих стулья, рассеянно окинул взглядом Сергея и Лену и повернулся к залу спиной.
   – Эдик! – вдруг радостно вскрикнула Лена и, обращаясь к Сергею, пояснила, просияв: – Это Эдик. Я его давно знаю. – Она побежала между стульев к сцене, откуда актеры в секундном замешательстве пытались ее разглядеть.
   – Лена! – первым откликнулся красавец актер и, поймав ее в объятия своих длинных рук, оторвал ее от пола и закружил в воздухе. Потом поставил ее на пол и, отступив на шаг, выразительно продекламировал, как перед зрителями: – Так вот куда тебя занесло! Не ожидал тебя уже встретить.
   – Не будем об этом сейчас, хорошо? – попросила Лена с холодком в голосе. – Вот, познакомься – указала она на подходящего Сергея, меняя тон. – Это Сергей. Сережа, это Эдик, актер из театра музкомедии, мой давнишний приятель. – И, снова обращаясь к Эдику, продолжала:
   – Ох, как я рада вас видеть, ребята, вы себе представить не можете. – Эдик коротко и презрительно кивнул Сергею и бесцеремонно обнял Лену за талию, положив свою большую ладонь на ее бедро. Глаза у Лены искрились счастьем. Она была возбуждена, обнималась со всеми музыкантами, снова кидалась в объятия Эдика, беспрерывно задавая вопросы о своих старых знакомых. Сергей пытался присоединиться к оживленной беседе, но его никто не удостоил даже взглядом. И не удивительно: он был в грубых ботинках, приспособленных для грязных дорог леспромхоза, поношенных, вспухших на коленях брюках и выцветшей рубахе, как заурядный работяга с лесосплава. У него лучшей одежды не было, да и не нужна она была здесь, среди грубого народа, грубых вещей и нравов. Лицо у Сергея стало непроницаемым, ничего не выражающим, за которым обычно скрывалась закипающую ярость.
   – Может пойдем, Лена? – напомнил он о своем существовании, положив ей руку на плечо в тот момент, когда она снова оказалась в объятиях Эдика.
   – Ой, Сережа, пожалуйста, дай мне побыть с друзьями, – жалобно попросила она. – Я так рада. Хорошо? – Сергей кивнул и вышел из клуба, не оборачиваясь. Он направился к берегу реки, где можно было побыть одному и успокоиться. Впервые за много лет он не знал, что делать. Злоба, ревность и ненависть терзали его, и еще больше – чувство бессилия перед людьми которые не имели сотой доли той силы духа, которая была у него.
   Вернулся в клуб он к началу концерта и сел в первом ряду, где ему с Леной были отведены места. Лена пришла к нему, когда концерт уже начался. Посмотрев на его хмурое лицо она положила свою нежную ладонь на его грубую руку и зашептала:
   – Не сердись. Это мои старые друзья. Представляешь, как я рада? Как будто окунулась в свою прежнюю жизнь.
   – Ты можешь иметь ее хоть завтра. Хочешь, уедем отсюда в твою прежнюю жизнь? – предложил Сергей.
   – Не спеши, – прошептала она. – Уедем, когда время прийдет.
   Эдик вел концерт. Он неплохо рассказывал смешные короткие истории, умело объявлял следующий музыкальный номер и развлекал публику плоскими прибаутками. Но для не избалованной аудитории леспромхоза этого было вполне достаточно.
   После официального концерта рабочие расставили несколько столов, навели порядок в клубе, и выставили водку и кое-какую закуску. Пришло начальство с их женами и взрослыми детьми. Большинство из них не намного отличалось от той массы, которая населяла леспромхоз. Они много пили, курили и шумели. Музыканты были по настоящему довольны: как истинные артисты, они пили водку, пьянели, играли и снова пили. Для танцев было много места и кто помоложе, стал танцевать. Эдик и Лена не отходили друг от друга, танцевали, тесно прижавшись, и Эдик, под влиянием алкоголя и музыки, стал позволять себе вольности, на которые Лена отвечала протестующими движениями бедер и смешками.
   К Сергею подсел начальник отдела снабжения, бывший уголовник, с черной повязкой на глазу, который был выбит в драке. Засматривался начальник только на мужчин. Однако его понимание любовных переживаний далеко выходило за пределы узкого кругозора гомосексуалиста. Умом, но не сердцем, он понимал, что мужчина может ревновать к женщине тоже. И потому он счел необходимым выразить Сергею свое сочувствие. Опустившись со вздохом на соседний стул начальник снабжения пробурчал: – Этот козел, что с твоей танцует, просится, чтобы его насадили. Мне тут пару парней помогут. Хочешь?
   – Оставь это, – отозвался Сергей раздраженно, но одноглазый не хотел бросать такую хорошую идею на произвол судьбы. Он рыгнул и вытащил папиросы из кармана.