– Я может смогу тебе помочь получить паспорт, – неожиданно сказал Игорь.
– Да? Как? – Девушка подскочила от возбуждения на табуретке и замерла в ожидании ответа.
– У меня отец – второй человек в обкоме партии. Он для меня сделает все, что попрошу. Только ты не распространяйся об этом. Хорошо?
– Настенька-а, – позвал ее егерь из соседней комнаты, откуда был слышен гул довольных голосов. Путники были рады отдыху и гостеприимству егеря.
– Иду-у, – откликнулась Настя. – Чай, мясо к водке жарить надо? – И обращаясь к Игорю, сказала: – Пойдем, мне сготовить чего-нибудь надо, чтобы вас угостить. Потом поговорим. Ладно? Не забудешь, что обещал? – Она встала, сделала два шага и, оглянувшись, улыбнулась. От этой улыбки у Игоря возбужденно запрыгало сердце.
– Не забуду. Ты мне спасла жизнь. Спасибо тебе, Настенька, – сказал он, улыбнувшись в ответ, и хромая последовал за ней.
Настя вышла из дома где, как она объяснила, располагалась керосинка и все, что нужно для приготовления еды. Путники принесли свои рюкзаки из лодок, переоделись и выставили две бутылки водки на стол.
– Может, начнем понемногу? – предложил егерь, расставляя стаканы.
– Василий сделал нам дельное предложение, – объявил Федор. – Я предлагаю выпить перво-наперво за гостеприимство, а уж потом, за спасение души. – Егерь медленно выпил, смакуя каждый глоток, и со стуком поставил стакан на стол.
– А почему за спасение души? – поинтересовался он.
– Я бы должен был сказать, за спасение души и тела. Вы спасли Игорю жизнь. А впрочем, все мы, грешники, нуждаемся в спасении души. Оттого и пьем за это, и каждый второй тост у нас – за спасение души.
– Чуднó ты говоришь, – заметил егерь. – Не лишку ли?
– Это моя профессия, Василий, – пояснил весело Федор. – Я – поэт. Пишу стихи. Меня никто, правда, не понимает, и потому я предлагаю выпить по второй. А кому эта причина покажется не достаточно веской, может пропустить.
Эта причина показалась всем вполне достаточной. Они снова выпили, Федор выложил на стол сигареты и начался возбужденный пьяный мужской разговор. Игорь тоже закурил и прислушался к непонятному шуму за окном. Мужской голос что то возбужденно говорил, грубо, отрывисто, нетерпеливо. Настя ответила, негодующе повысив голос, и после этого разговор резко прекратился. Вскоре она появилась с огромной сковородой жаренного мяса, молча разложила на столе глиняные тарелки и положила каждому столько, сколько могло в них войти. Казалось, она было погружена в свои сокровенные, тревожные мысли.
– Ну и мясо, Настенька, – похвалил Федор, жадно откусывая кусок за куском. – Хороший повар, как хороший поэт, встречается крайне редко. И мясо, очевидно, свежее, не мороженное. – Настя ничего не ответила. Она была так задумчива, что вероятно и не слышала, что он сказал.
– Это верно, мясо свежее, – подтвердил егерь. – Сегодня только убил лося.
– Да? – удивился Савва. – И далеко вы ходите охотится?
– Никуда я не хожу, – ответил егерь, пожав плечами. – Зачем ходить? За домом вот и убил. Они сюда часто приходят, то ли комары их выгоняют, то ли на водопой идут.
– Где вы мясо храните? – продолжал любопытствовать Савва. – Есть у вас холодная комната в подвале?
– Ничего мы не храним. – Егерь удивленно рассматривал Савву. – Зачем хранить? Я вот вырезал кусок, килограмм восемь будет, и хватит. А что, хорош свежий лось? Вы, поди, в большом городе то никогда такого и не едали.
– Что вы делаете с остальным мясом? – спросил Сергей.
– Ничего, – ответил егерь. – Что с ним делать?
– На будущее запасти, – неуверенно посоветовал Сергей.
– На какое будущее? – еще больше удивился егерь. Он никогда не слышал за раз такого большого количества глупых вопросов. – В будущем прийдет другой лось. У нас тут нет будущего.
– Это же такое расточительство, – посетовал Сергей. – Сделали бы подвал, запасли бы льда…
– Давайте еще по одной, – предложил егерь. – Пора мне мозги прочистить, а то я чего-то в толк не возьму, зачем мне в подвал лед таскать.
– И зачем тогда нужен в этих краях егерь, не пойму, – не унимался Сергей. – Если так варварски вы относитесь к природе, ее нужно от вас, от егеря, охранять.
– Ты дурацкий идеалист, – вмешался Федор. – Василий дал дельное предложение, нужно разлить еще по одной. А ты, Василий, судя по всему, хороший егерь. На кой ляд нужно запасаться на будущее? Вот так и надо жить, чтобы не было будущего, а только сегодня. Выпьем за СЕГОДНЯ! Ты, Игорь, выпей вдвойне. Я гляжу, ты весь красный, уж не захворал ли? Смотри, здесь нельзя болеть. Здесь род человеческий делится на две категории: здоровые и мертвые. Так выпьем за здоровых!
Мужчины выпили и снова деловито принялись за жаренного лося. Федор время от времени поглядывал на Настю, пытаясь угадать, какое впечатление на нее производит его речь.
– Бог дал нам крошечный отрезок времени на познание мира, и возможность испытать немного радостей, – снова заговорил он в своей высокопарной манере. – А общество заставляет нас тратить время на производство вещей, комфорта. Потому все и вынуждены ходить на работу, от которой плеваться хочется. На что они работают? На ЗАВТРА! Вот для меня, например, самая лучшая профессия на свете, это сторож. Единственная работа, кроме сочинения стихов, на которую я способен. Представляете, тебе платят только за то, что ты есть на белом свете! Как это человечно! У сторожа есть для себя все время, отведенное ему Богом и нанявшей его администрацией. И для поэзии, и для мечты, и даже для вина и веселья. – Он говорил полушутя, полусерьезно. – Как, Настя, вы относитесь к профессии сторожа?
– У нас такой профессии нет, – сказала Настя, присаживаясь за стол. – Я не знаю никого, кто работает сторожем.
Все засмеялись, и даже Игорь улыбнулся, хоть и действительно чувствовал себя скверно.
– А дочь-то ваша, – обратился к егерю Савва, – не похожа на крестьянку. Ни фигурой, ни лицом, ни даже поведением. – Савва, как всегда, замечал все, не упускал ни одной детали.
– Э-э, да мы ведь не все здесь крестьяне, – сказал егерь. – Поселок то наш как образовался? Сюда бежали люди от раскулачивания, от гонений, в тридцатых годах, так что здесь разные люди жили. В те времена досюда никак нельзя было добраться властям. Ее бабка была из городских, однако, из образованных. Мать ее пошла в бабку, и Настенька в ихнюю породу. – Он с любовью посмотрел на Настеньку, а потом нахмурился. – Ее мать, однако, умерла при родах, – пробормотал он. – Я один дочку вырастил. Виш, какая хорошая? Человека пошла спасать.
– Что же здесь удивительного? – спросил Игорь. – А если бы не пошла, разве вы не стали бы меня спасать?
– Нет, – спокойно, почти благодушно ответил егерь.
– А почему? – удивился Игорь.
– А зачем? – ответил егерь вопросом на вопрос и уставился на Игоря в ожидании ответа. Игорь понял, что могло бы произойти не окажись Насти поблизости, и почувствовал холодок в животе.
– Я вижу, вы тут не очень жалуете пришельцев, – заметил Савва.
– Это верно, – согласился егерь. – На што нам они? Наши отцы и деды бежали сюда, чтобы выжить. Тогда у властей не было техники и они не могли сюда добраться. А сейчас? Они, власти то, и не хотят нас знать. Кто, ты думаешь, сюда приходит? Браконьеры! У них лодки с мощными моторами, они могут и за тысячу верст приехать. Ловят рыбу тоннами, большими сетями, им плевать, нерест ли, или еще какой запрет. У всех ружья есть, с ними не легко. Закон тайга, медведь хозяин. Убьют и никто следа не найдет.
– Ну и как вы с ними справляетесь? – спросил Сергей.
– Одному то тяжко, однако, да и опасно. Мне тут Петр помогает, кузнец наш. Он злющий, и ничего не боится.
– А я тоже несколько раз с ними ходила на браконьеров охотиться, – похвасталась Настя. – Я папе везде помогаю, где могу. Только они меня больше не берут с собой. Петр говорит, что больше не возьмет меня никогда. Это после того раза, что в нас стреляли.
– А сами то вы, лося убили из-за куска мяса, – не унимался Сергей. – Чем вы то лучше?
Егерь ничуть не обиделся на его замечание. Он потянулся к лежащей на столе пачке сигарет и первый раз улыбнулся.
– Жалко тебе лося – не ешь мяса. Что тебе этот лось дался? Я его убил, и всякий в деревне отрежет от него, сколько надо, пока свежий. На неделю, если не больше, хватит. А ваши то, городские бандюги, они, если им позволить, будут убивать их сотнями, каждый день. Город все сожрет, всю тайгу, от края до края.
– Не все же бандюги, – возразил Сергей. – У нас есть культура. Хотите, мы как-нибудь приедем к вам с концертом художественной самодеятельности? Я даже ради этого снова за скрипку возьмусь.
– Современное искусство не может принять таких больших жертв, – заметил Федор. – Но есть здесь, в этой идее, здоровое зерно. Я могу прочесть вам стихи, многие о тайге. – Он с надеждой посмотрел на Настю. Игорь ревниво заметил интерес в ее глазах.
– Если у вас водки больше нет, то я могу брагу поставить, – дипломатично предложил егерь.
– Есть у нас водка, есть, – радостно объявил Федор, поднимаясь. – И мы выставим ее всю за такое гостеприимство. А ты, Игорь, иди приляг. Вон, какой красный весь. Не заболел ли?
– Я ему сейчас постелю в маленькой комнате, – засуетилась Настя. – Там лавка есть большая, жестковато, правда, да я найду, что постелить.
– Не надо, – запротестовал Игорь, но Настя ушла, не обращая внимания на его протесты. Федор пошел за водкой к лодкам, поспешив закрыть за собой дверь, чтобы не впустить комаров.
– Разрушается наша жизнь, – посетовал егерь. – Бегут люди отсюда, как могут. Скучно молодым здесь. Вот и Настенька моя хочет уехать. Да я ее и не держу. Она хочет на ветеринара выучиться, ну, да она ведь одна здесь образованная. Ей то будет лучше в большом городе, она самостоятельная, серьезная, не вертихвостка там какая-то. Во всем мне подмога, однако. – Дверь отворилась и в избу ввалился, путаясь в собственных ногах, полупьяный Федор.
– Вот и водка пришла, – провозгласил он торжественно, поставив со стуком очередную бутылку, а потом сел за стол и стал деловито разливать по стаканам драгоценную влагу, всем поровну, с точностью опытного аптекаря. Мужчины молча наблюдали за ним, ревниво оценивая количество в каждом стакане.
– Давайте выпьем, наконец, за спасение души, – предложил Федор, закончив ответственную работу. – Кстати, Василий, – обратился он к егерю, – там возле дома этот рыжий парень ходит. Интересовался, когда мы уедем.
– Ты не обращай внимания, – посоветовал егерь. – Смурной он. За Настенькой, однако, ходит, как тень. Хороший он парень, да не для него она. Она, наверное, найдет свое счастье далеко отсюда. – В этот момент вошла Настя и снова села за стол.
– Что это ты обо мне говорил, папа? – спросила она, и украдкой посмотрела на Игоря. Он поймал ее взгляд и опять у него подпрыгнуло сердце. Ее глаза блестели от возбуждения.
– Мы о Петре говорили, – вмешался Игорь. – Хороший он бы был тебе муж? – Настя зарделась, но быстро овладела собой.
– Хороший, – неожиданно сказала она, глядя на Игоря с вызовом и упреком. – Только я за него не пойду.
– Он здоров, как медведь, – сказал Сергей. – Страшно с таким жить. Такой и зашибить может.
– Не меня, – уверенно сказала Настя. – Я его вперед побью, если захочу. Он меня и пальцем не тронет. – Настя гордо, с юношеским задором осмотрела сидящих, снова встретилась с Игорем взглядом своих голубых, волшебных глаз и плавно опустила вниз ресницы. Савва, мудрый, все замечающий Савва, перевел взгляд с нее на Игоря, улыбнулся, сделал глубокую затяжку и выпустил несколько колец из дыма, внимательно наблюдая как они теряют форму и тают, улетая вдаль. Игорю даже показалось, что Савва ему подмигнул. «Сволочь, этот Савва» – подумал он раздраженно.
Игорь приходил в восторг от внимания женщин. Его студенческие годы прошли в легких романах, коротких и чувственных связях со студентками и знакомствах на вечеринках. Он научился читать женское согласие в их взгляде, походке и речи. Если какая дурочка и влюблялась в него серьезно, то дальше горьких слез последней встречи дело не заходило. Игорь никогда не терял голову и предусмотрительно предохранялся от последствий любви; от беременности, претензий, болезней и других опасностей, которые так хорошо описаны в художественной и специальной медицинской литературе. Настя не была похожа ни на одну из его мимолетных подруг. Она была не опытна ни в любви, ни в флирте. В ее глазах был интерес, но не было согласия. В ее глазах был восторг юности и восхищение, но не было выражения мягкости и податливости, которые часто предшествуют легкой победе. Не было, в сущности, никакой возможности завязать роман с этой девушкой из таежной глуши, окруженной опасным и строгим вниманием. И не было сил оторвать от нее глаз. На нее поглядывали все: и аскет Савва, и женатый Сергей, и, конечно, пламенеющий от женской красоты Федор. Егерь снисходительно улыбался иногда, но делал вид, что ничего не замечает.
Игорь вначале ревниво следил за Настей, пытаясь понять, нравится ли ей Федор. Потом ему стало это почти безразлично, как, впрочем, все, что вокруг происходило. Он чувствовал себя скверно. Очевидно поднималась температура, водка не помогла, а лекарств в этой глуши наверняка не найдешь. Что если он не сможет завтра отправиться в путь со всеми?
– Я, пожалуй, пойду, лягу, – сказал он, прерывая оживленный разговор. – Что то мне нехорошо. Устал, наверное.
– Ты, может, заболел? – предположила Настя. – Давай, иди, ложись, а я сейчас градусник принесу, температуру смеряю.
Игорь прошел в отведенную ему каморку где лавка, расположенная под окном, занимала почти все пространство. Оставался только узкий проход в кладовку, но зато лавка было широкая, было где разместится. Настя постелила на ней для него какой-то тюфяк и подушку, и он с удовольствием растянулся на жестковатой постели. Все равно лучше, чем в спальнике в палатке. Настя бесшумно вошла, прикрыла за собой дверь и протянула ему термометр.
– Поставь, – тихо приказала она. – Нужно смерить температуру. Я тебя вылечу. – Игорь послушно зажал термометр под рукой.
– Спасибо, Настенька. Расскажи мне что-нибудь о себе.
– А что обо мне рассказывать? У нас тут ничего не происходит. Скучная у нас жизнь. А вот есть такие, которым нравится. Мой отец, например, любит эти края. Петр тоже.
– Я заметил, что Петр хромает. Отчего это?
– Он на медведя раз пошел, да ружье не выстрелило. Порох, видимо, отсырел. Он было бежать, чтобы на ходу ружье перезарядить, да нога между двух деревьев лежачих застряла, ну он и сломал ногу. Его друг подоспел, застрелил медведя, когда тот уже на Петра напал. Ну, а нога худо срослась. У нас ведь некому лечить здесь от таких-то увечий. Его потому и в армию не взяли.
– А для чего ему надо было на медведя идти? У вас и так все есть от других зверей.
– Любят наши мужики охоту. Все какое ни есть, а развлечение. Я с папой ходила несколько раз, а потом перестала. Мне всех их жалко, зверей, не могу их убивать. Они тоже свой разум имеют.
– Какой у них разум? – скептически возразил Игорь. – У них нет, как у нас, абстрактного мышления. У них совсем все иначе.
– А если иначе, значит никакого уважения к ним быть не может? – возмутилась Настя. – Это ты так говоришь, потому что не имел с ними дела. А они ведь понимают больше, чем ты думаешь.
– Я еще в школе это изучал, – равнодушно сказал Игорь. – У них только инстинкты, нет там ни души, ни мысли.
– У тебя у самого нет души, если ты так говоришь, – горячо, с упреком возразила Настя. – Я вот, знаешь, раз с отцом на медведя охотится ходила. Я ведь смелая, ты не думай… Я везде отцу помогала, всегда работала с ним почти наравне. Он раз капкан поставил на медведя, знаешь, когда медведь в петлю попадает? Он может ходить немного, но не дальше, чем веревка ему дает. И вот он почуял, что мы идем, заметался, а когда мы были совсем близко, он понял, что конец ему. И знаешь, что он сделал? Он отошел назад, чтобы позволить нам подойти поближе. Он сообразил, что сможет на нас тогда напасть, если мы рядом. Ну, отец, конечно, остановился подальше, чем длина веревки, и поднял ружье. Если бы ты слышал, как жалобно медведь заревел! Он кинулся на отца, да веревка то его далеко не пустила. Он заметался, заплакал, как человек, ну, отец его, конечно, убил. Я так плакала тогда. Я сказала папе, что больше никогда на охоту не пойду. Я лучше лечить зверушек буду. Ох! – вдруг спохватилась она, – про градусник то совсем забыла. Ну ка, дай посмотрю… – Она просунула ладонь к нему под рубаху и вытащила термометр.
– У-у, батюшки! У тебя температура-то тридцать восемь. Нужно тебе срочно какое нибудь лекарство дать. Я сейчас сготовлю, подожди, я знаю, как оно делается. Полежи спокойно, я счас прийду.
Настя вышла и Игорь уставился в потолок, прислушиваясь к обрывкам разговора в соседней комнате. Вскоре он уснул, вернее погрузился в кошмары, не отпускавшие его даже тогда, когда он иногда просыпался. Он дрожал всю ночь, как больной малярией, тщетно пытаясь согреться под двумя одеялами, заботливо наброшенными на него Настей. А ранним утром на пороге появился Савва и скомандовал пронзительным, как звук пилы, голосом:
– Пора вставать и в дорогу. Можешь открыть глаза?
Игорь поднялся, напрягая последние силы и сел, скрестив ноги по-турецки.
– Сейчас соберусь, – со вздохом сказал он. – Дай очухаться.
– Ты не здоров, – озабоченно сказал Савва, внимательно его разглядывая. – Как себя чувствуешь?
– Препахабно. Ничего, пройдет.
В комнату протиснулась Настя и подошла к нему с термометром.
– Смеряй температуру, – скомандовала она. – Смеряй. Ты на смерть похож. Потом будешь собираться.
– В самом деле, – поддержал ее Савва. Игорь взял термометр и зажал его подмышкой.
– Какая разница, есть температура, или нет? – спросил он. – Все-равно нужно идти.
– Представляешь, какая ты будешь нам обуза, если у тебя что то серьезное? – заговорил Савва, озабоченно сдвинув брови. – Ведь сплава то еще дней пять будет. А если срочная медицинская помощь тебе понадобится? Посмотри на себя в зеркало и поймешь, о чем я говорю. – И, обращаясь к Насте, спросил: – Когда вы ожидаете лодку с товарами?
– Должна прийти через три дня.
– А следующая?
– Еще через месяц. Всего три раза за лето сюда лодка приходит.
В дверном проеме появились егерь и остальные участники путешествия.
– Тяжело болеет, – заметил егерь, внимательно разглядывая Игоря.
– Сейчас узнаем, насколько тяжело, – сказал Савва, протягивая руку за термометром. Покрутив его на свету он, наконец, разглядел высоту ртутного столба и нахмурился.
– Тридцать девять. И это с утра! Не можем мы тебя взять, Игорь, – решительно заявил он. – Как хочешь. А сами оставаться ни на день не можем. У всех работа.
– Верно, – подтвердил Федор откуда то сзади. – Даже у меня есть сейчас работа в театре. Сторожем, конечно.
– У нас, сам знаешь, – продолжал Савва – нет такой поддержки, как у тебя. Твой отец тебя из любой ситуации выручит.
– Ему не нужна будет помощь отца, – заметил Сергей, обращаясь к Савве. – Я ведь его начальник на работе, не забывай. Все улажу. Мир не перевернется, если он на несколько дней опоздает.
– Оставайся, в самом деле, до лодки, – предложил егерь. – Глядишь, и быстрее их до дому доберешься. Лодка-то два дня всего назад идет. Мотор хоть куда быстро дотащит.
Настя стояла к Игорю ближе всех. Только он мог видеть ее лицо, просящее, ласковое. Казалось, она беззвучно кричала: – Останься! Останься!
– Ладно, останусь, – вздохнул Игорь, отводя глаза от Насти. – Позвони ты Савва моим родителям и скажи, чтобы не волновались. Если, впрочем, я не приеду раньше вас.
– Добро, – согласился Савва. – До встречи. Мы оставим тебе ружье и немного сухих продуктов, на всякий случай, ну и все твои вещи. Прощай.
Походники взвалили рюкзаки на плечи и вышли из избы. Егерь последовал за ними, прикрыл за собой дверь и вскоре их удаляющийся разговор уступил место тишине и таинственным шорохам. Настя смотрела на Игоря не отрываясь, и голубые, счастливые лучи ее влюбленных глаз заставили подпрыгнуть его сердце, как электрический заряд. Он встал с лавки, крепко обнял ее, покорную, послушную и беспомощную и прижался к ее губам. Она робко обвила его шею руками и ответила на его поцелуй неумело, неловко, не разжимая плотно сжатых губ, конечно же, ни разу в жизни не целовалась до него. Она задрожала всем телом, как это часто бывает с невинными девушками, созревшими для любви, которые первый раз в жизни попадают в жадные, бесстыдные объятия.
– Да? Как? – Девушка подскочила от возбуждения на табуретке и замерла в ожидании ответа.
– У меня отец – второй человек в обкоме партии. Он для меня сделает все, что попрошу. Только ты не распространяйся об этом. Хорошо?
– Настенька-а, – позвал ее егерь из соседней комнаты, откуда был слышен гул довольных голосов. Путники были рады отдыху и гостеприимству егеря.
– Иду-у, – откликнулась Настя. – Чай, мясо к водке жарить надо? – И обращаясь к Игорю, сказала: – Пойдем, мне сготовить чего-нибудь надо, чтобы вас угостить. Потом поговорим. Ладно? Не забудешь, что обещал? – Она встала, сделала два шага и, оглянувшись, улыбнулась. От этой улыбки у Игоря возбужденно запрыгало сердце.
– Не забуду. Ты мне спасла жизнь. Спасибо тебе, Настенька, – сказал он, улыбнувшись в ответ, и хромая последовал за ней.
Настя вышла из дома где, как она объяснила, располагалась керосинка и все, что нужно для приготовления еды. Путники принесли свои рюкзаки из лодок, переоделись и выставили две бутылки водки на стол.
– Может, начнем понемногу? – предложил егерь, расставляя стаканы.
– Василий сделал нам дельное предложение, – объявил Федор. – Я предлагаю выпить перво-наперво за гостеприимство, а уж потом, за спасение души. – Егерь медленно выпил, смакуя каждый глоток, и со стуком поставил стакан на стол.
– А почему за спасение души? – поинтересовался он.
– Я бы должен был сказать, за спасение души и тела. Вы спасли Игорю жизнь. А впрочем, все мы, грешники, нуждаемся в спасении души. Оттого и пьем за это, и каждый второй тост у нас – за спасение души.
– Чуднó ты говоришь, – заметил егерь. – Не лишку ли?
– Это моя профессия, Василий, – пояснил весело Федор. – Я – поэт. Пишу стихи. Меня никто, правда, не понимает, и потому я предлагаю выпить по второй. А кому эта причина покажется не достаточно веской, может пропустить.
Эта причина показалась всем вполне достаточной. Они снова выпили, Федор выложил на стол сигареты и начался возбужденный пьяный мужской разговор. Игорь тоже закурил и прислушался к непонятному шуму за окном. Мужской голос что то возбужденно говорил, грубо, отрывисто, нетерпеливо. Настя ответила, негодующе повысив голос, и после этого разговор резко прекратился. Вскоре она появилась с огромной сковородой жаренного мяса, молча разложила на столе глиняные тарелки и положила каждому столько, сколько могло в них войти. Казалось, она было погружена в свои сокровенные, тревожные мысли.
– Ну и мясо, Настенька, – похвалил Федор, жадно откусывая кусок за куском. – Хороший повар, как хороший поэт, встречается крайне редко. И мясо, очевидно, свежее, не мороженное. – Настя ничего не ответила. Она была так задумчива, что вероятно и не слышала, что он сказал.
– Это верно, мясо свежее, – подтвердил егерь. – Сегодня только убил лося.
– Да? – удивился Савва. – И далеко вы ходите охотится?
– Никуда я не хожу, – ответил егерь, пожав плечами. – Зачем ходить? За домом вот и убил. Они сюда часто приходят, то ли комары их выгоняют, то ли на водопой идут.
– Где вы мясо храните? – продолжал любопытствовать Савва. – Есть у вас холодная комната в подвале?
– Ничего мы не храним. – Егерь удивленно рассматривал Савву. – Зачем хранить? Я вот вырезал кусок, килограмм восемь будет, и хватит. А что, хорош свежий лось? Вы, поди, в большом городе то никогда такого и не едали.
– Что вы делаете с остальным мясом? – спросил Сергей.
– Ничего, – ответил егерь. – Что с ним делать?
– На будущее запасти, – неуверенно посоветовал Сергей.
– На какое будущее? – еще больше удивился егерь. Он никогда не слышал за раз такого большого количества глупых вопросов. – В будущем прийдет другой лось. У нас тут нет будущего.
– Это же такое расточительство, – посетовал Сергей. – Сделали бы подвал, запасли бы льда…
– Давайте еще по одной, – предложил егерь. – Пора мне мозги прочистить, а то я чего-то в толк не возьму, зачем мне в подвал лед таскать.
– И зачем тогда нужен в этих краях егерь, не пойму, – не унимался Сергей. – Если так варварски вы относитесь к природе, ее нужно от вас, от егеря, охранять.
– Ты дурацкий идеалист, – вмешался Федор. – Василий дал дельное предложение, нужно разлить еще по одной. А ты, Василий, судя по всему, хороший егерь. На кой ляд нужно запасаться на будущее? Вот так и надо жить, чтобы не было будущего, а только сегодня. Выпьем за СЕГОДНЯ! Ты, Игорь, выпей вдвойне. Я гляжу, ты весь красный, уж не захворал ли? Смотри, здесь нельзя болеть. Здесь род человеческий делится на две категории: здоровые и мертвые. Так выпьем за здоровых!
Мужчины выпили и снова деловито принялись за жаренного лося. Федор время от времени поглядывал на Настю, пытаясь угадать, какое впечатление на нее производит его речь.
– Бог дал нам крошечный отрезок времени на познание мира, и возможность испытать немного радостей, – снова заговорил он в своей высокопарной манере. – А общество заставляет нас тратить время на производство вещей, комфорта. Потому все и вынуждены ходить на работу, от которой плеваться хочется. На что они работают? На ЗАВТРА! Вот для меня, например, самая лучшая профессия на свете, это сторож. Единственная работа, кроме сочинения стихов, на которую я способен. Представляете, тебе платят только за то, что ты есть на белом свете! Как это человечно! У сторожа есть для себя все время, отведенное ему Богом и нанявшей его администрацией. И для поэзии, и для мечты, и даже для вина и веселья. – Он говорил полушутя, полусерьезно. – Как, Настя, вы относитесь к профессии сторожа?
– У нас такой профессии нет, – сказала Настя, присаживаясь за стол. – Я не знаю никого, кто работает сторожем.
Все засмеялись, и даже Игорь улыбнулся, хоть и действительно чувствовал себя скверно.
– А дочь-то ваша, – обратился к егерю Савва, – не похожа на крестьянку. Ни фигурой, ни лицом, ни даже поведением. – Савва, как всегда, замечал все, не упускал ни одной детали.
– Э-э, да мы ведь не все здесь крестьяне, – сказал егерь. – Поселок то наш как образовался? Сюда бежали люди от раскулачивания, от гонений, в тридцатых годах, так что здесь разные люди жили. В те времена досюда никак нельзя было добраться властям. Ее бабка была из городских, однако, из образованных. Мать ее пошла в бабку, и Настенька в ихнюю породу. – Он с любовью посмотрел на Настеньку, а потом нахмурился. – Ее мать, однако, умерла при родах, – пробормотал он. – Я один дочку вырастил. Виш, какая хорошая? Человека пошла спасать.
– Что же здесь удивительного? – спросил Игорь. – А если бы не пошла, разве вы не стали бы меня спасать?
– Нет, – спокойно, почти благодушно ответил егерь.
– А почему? – удивился Игорь.
– А зачем? – ответил егерь вопросом на вопрос и уставился на Игоря в ожидании ответа. Игорь понял, что могло бы произойти не окажись Насти поблизости, и почувствовал холодок в животе.
– Я вижу, вы тут не очень жалуете пришельцев, – заметил Савва.
– Это верно, – согласился егерь. – На што нам они? Наши отцы и деды бежали сюда, чтобы выжить. Тогда у властей не было техники и они не могли сюда добраться. А сейчас? Они, власти то, и не хотят нас знать. Кто, ты думаешь, сюда приходит? Браконьеры! У них лодки с мощными моторами, они могут и за тысячу верст приехать. Ловят рыбу тоннами, большими сетями, им плевать, нерест ли, или еще какой запрет. У всех ружья есть, с ними не легко. Закон тайга, медведь хозяин. Убьют и никто следа не найдет.
– Ну и как вы с ними справляетесь? – спросил Сергей.
– Одному то тяжко, однако, да и опасно. Мне тут Петр помогает, кузнец наш. Он злющий, и ничего не боится.
– А я тоже несколько раз с ними ходила на браконьеров охотиться, – похвасталась Настя. – Я папе везде помогаю, где могу. Только они меня больше не берут с собой. Петр говорит, что больше не возьмет меня никогда. Это после того раза, что в нас стреляли.
– А сами то вы, лося убили из-за куска мяса, – не унимался Сергей. – Чем вы то лучше?
Егерь ничуть не обиделся на его замечание. Он потянулся к лежащей на столе пачке сигарет и первый раз улыбнулся.
– Жалко тебе лося – не ешь мяса. Что тебе этот лось дался? Я его убил, и всякий в деревне отрежет от него, сколько надо, пока свежий. На неделю, если не больше, хватит. А ваши то, городские бандюги, они, если им позволить, будут убивать их сотнями, каждый день. Город все сожрет, всю тайгу, от края до края.
– Не все же бандюги, – возразил Сергей. – У нас есть культура. Хотите, мы как-нибудь приедем к вам с концертом художественной самодеятельности? Я даже ради этого снова за скрипку возьмусь.
– Современное искусство не может принять таких больших жертв, – заметил Федор. – Но есть здесь, в этой идее, здоровое зерно. Я могу прочесть вам стихи, многие о тайге. – Он с надеждой посмотрел на Настю. Игорь ревниво заметил интерес в ее глазах.
– Если у вас водки больше нет, то я могу брагу поставить, – дипломатично предложил егерь.
– Есть у нас водка, есть, – радостно объявил Федор, поднимаясь. – И мы выставим ее всю за такое гостеприимство. А ты, Игорь, иди приляг. Вон, какой красный весь. Не заболел ли?
– Я ему сейчас постелю в маленькой комнате, – засуетилась Настя. – Там лавка есть большая, жестковато, правда, да я найду, что постелить.
– Не надо, – запротестовал Игорь, но Настя ушла, не обращая внимания на его протесты. Федор пошел за водкой к лодкам, поспешив закрыть за собой дверь, чтобы не впустить комаров.
– Разрушается наша жизнь, – посетовал егерь. – Бегут люди отсюда, как могут. Скучно молодым здесь. Вот и Настенька моя хочет уехать. Да я ее и не держу. Она хочет на ветеринара выучиться, ну, да она ведь одна здесь образованная. Ей то будет лучше в большом городе, она самостоятельная, серьезная, не вертихвостка там какая-то. Во всем мне подмога, однако. – Дверь отворилась и в избу ввалился, путаясь в собственных ногах, полупьяный Федор.
– Вот и водка пришла, – провозгласил он торжественно, поставив со стуком очередную бутылку, а потом сел за стол и стал деловито разливать по стаканам драгоценную влагу, всем поровну, с точностью опытного аптекаря. Мужчины молча наблюдали за ним, ревниво оценивая количество в каждом стакане.
– Давайте выпьем, наконец, за спасение души, – предложил Федор, закончив ответственную работу. – Кстати, Василий, – обратился он к егерю, – там возле дома этот рыжий парень ходит. Интересовался, когда мы уедем.
– Ты не обращай внимания, – посоветовал егерь. – Смурной он. За Настенькой, однако, ходит, как тень. Хороший он парень, да не для него она. Она, наверное, найдет свое счастье далеко отсюда. – В этот момент вошла Настя и снова села за стол.
– Что это ты обо мне говорил, папа? – спросила она, и украдкой посмотрела на Игоря. Он поймал ее взгляд и опять у него подпрыгнуло сердце. Ее глаза блестели от возбуждения.
– Мы о Петре говорили, – вмешался Игорь. – Хороший он бы был тебе муж? – Настя зарделась, но быстро овладела собой.
– Хороший, – неожиданно сказала она, глядя на Игоря с вызовом и упреком. – Только я за него не пойду.
– Он здоров, как медведь, – сказал Сергей. – Страшно с таким жить. Такой и зашибить может.
– Не меня, – уверенно сказала Настя. – Я его вперед побью, если захочу. Он меня и пальцем не тронет. – Настя гордо, с юношеским задором осмотрела сидящих, снова встретилась с Игорем взглядом своих голубых, волшебных глаз и плавно опустила вниз ресницы. Савва, мудрый, все замечающий Савва, перевел взгляд с нее на Игоря, улыбнулся, сделал глубокую затяжку и выпустил несколько колец из дыма, внимательно наблюдая как они теряют форму и тают, улетая вдаль. Игорю даже показалось, что Савва ему подмигнул. «Сволочь, этот Савва» – подумал он раздраженно.
Игорь приходил в восторг от внимания женщин. Его студенческие годы прошли в легких романах, коротких и чувственных связях со студентками и знакомствах на вечеринках. Он научился читать женское согласие в их взгляде, походке и речи. Если какая дурочка и влюблялась в него серьезно, то дальше горьких слез последней встречи дело не заходило. Игорь никогда не терял голову и предусмотрительно предохранялся от последствий любви; от беременности, претензий, болезней и других опасностей, которые так хорошо описаны в художественной и специальной медицинской литературе. Настя не была похожа ни на одну из его мимолетных подруг. Она была не опытна ни в любви, ни в флирте. В ее глазах был интерес, но не было согласия. В ее глазах был восторг юности и восхищение, но не было выражения мягкости и податливости, которые часто предшествуют легкой победе. Не было, в сущности, никакой возможности завязать роман с этой девушкой из таежной глуши, окруженной опасным и строгим вниманием. И не было сил оторвать от нее глаз. На нее поглядывали все: и аскет Савва, и женатый Сергей, и, конечно, пламенеющий от женской красоты Федор. Егерь снисходительно улыбался иногда, но делал вид, что ничего не замечает.
Игорь вначале ревниво следил за Настей, пытаясь понять, нравится ли ей Федор. Потом ему стало это почти безразлично, как, впрочем, все, что вокруг происходило. Он чувствовал себя скверно. Очевидно поднималась температура, водка не помогла, а лекарств в этой глуши наверняка не найдешь. Что если он не сможет завтра отправиться в путь со всеми?
– Я, пожалуй, пойду, лягу, – сказал он, прерывая оживленный разговор. – Что то мне нехорошо. Устал, наверное.
– Ты, может, заболел? – предположила Настя. – Давай, иди, ложись, а я сейчас градусник принесу, температуру смеряю.
Игорь прошел в отведенную ему каморку где лавка, расположенная под окном, занимала почти все пространство. Оставался только узкий проход в кладовку, но зато лавка было широкая, было где разместится. Настя постелила на ней для него какой-то тюфяк и подушку, и он с удовольствием растянулся на жестковатой постели. Все равно лучше, чем в спальнике в палатке. Настя бесшумно вошла, прикрыла за собой дверь и протянула ему термометр.
– Поставь, – тихо приказала она. – Нужно смерить температуру. Я тебя вылечу. – Игорь послушно зажал термометр под рукой.
– Спасибо, Настенька. Расскажи мне что-нибудь о себе.
– А что обо мне рассказывать? У нас тут ничего не происходит. Скучная у нас жизнь. А вот есть такие, которым нравится. Мой отец, например, любит эти края. Петр тоже.
– Я заметил, что Петр хромает. Отчего это?
– Он на медведя раз пошел, да ружье не выстрелило. Порох, видимо, отсырел. Он было бежать, чтобы на ходу ружье перезарядить, да нога между двух деревьев лежачих застряла, ну он и сломал ногу. Его друг подоспел, застрелил медведя, когда тот уже на Петра напал. Ну, а нога худо срослась. У нас ведь некому лечить здесь от таких-то увечий. Его потому и в армию не взяли.
– А для чего ему надо было на медведя идти? У вас и так все есть от других зверей.
– Любят наши мужики охоту. Все какое ни есть, а развлечение. Я с папой ходила несколько раз, а потом перестала. Мне всех их жалко, зверей, не могу их убивать. Они тоже свой разум имеют.
– Какой у них разум? – скептически возразил Игорь. – У них нет, как у нас, абстрактного мышления. У них совсем все иначе.
– А если иначе, значит никакого уважения к ним быть не может? – возмутилась Настя. – Это ты так говоришь, потому что не имел с ними дела. А они ведь понимают больше, чем ты думаешь.
– Я еще в школе это изучал, – равнодушно сказал Игорь. – У них только инстинкты, нет там ни души, ни мысли.
– У тебя у самого нет души, если ты так говоришь, – горячо, с упреком возразила Настя. – Я вот, знаешь, раз с отцом на медведя охотится ходила. Я ведь смелая, ты не думай… Я везде отцу помогала, всегда работала с ним почти наравне. Он раз капкан поставил на медведя, знаешь, когда медведь в петлю попадает? Он может ходить немного, но не дальше, чем веревка ему дает. И вот он почуял, что мы идем, заметался, а когда мы были совсем близко, он понял, что конец ему. И знаешь, что он сделал? Он отошел назад, чтобы позволить нам подойти поближе. Он сообразил, что сможет на нас тогда напасть, если мы рядом. Ну, отец, конечно, остановился подальше, чем длина веревки, и поднял ружье. Если бы ты слышал, как жалобно медведь заревел! Он кинулся на отца, да веревка то его далеко не пустила. Он заметался, заплакал, как человек, ну, отец его, конечно, убил. Я так плакала тогда. Я сказала папе, что больше никогда на охоту не пойду. Я лучше лечить зверушек буду. Ох! – вдруг спохватилась она, – про градусник то совсем забыла. Ну ка, дай посмотрю… – Она просунула ладонь к нему под рубаху и вытащила термометр.
– У-у, батюшки! У тебя температура-то тридцать восемь. Нужно тебе срочно какое нибудь лекарство дать. Я сейчас сготовлю, подожди, я знаю, как оно делается. Полежи спокойно, я счас прийду.
Настя вышла и Игорь уставился в потолок, прислушиваясь к обрывкам разговора в соседней комнате. Вскоре он уснул, вернее погрузился в кошмары, не отпускавшие его даже тогда, когда он иногда просыпался. Он дрожал всю ночь, как больной малярией, тщетно пытаясь согреться под двумя одеялами, заботливо наброшенными на него Настей. А ранним утром на пороге появился Савва и скомандовал пронзительным, как звук пилы, голосом:
– Пора вставать и в дорогу. Можешь открыть глаза?
Игорь поднялся, напрягая последние силы и сел, скрестив ноги по-турецки.
– Сейчас соберусь, – со вздохом сказал он. – Дай очухаться.
– Ты не здоров, – озабоченно сказал Савва, внимательно его разглядывая. – Как себя чувствуешь?
– Препахабно. Ничего, пройдет.
В комнату протиснулась Настя и подошла к нему с термометром.
– Смеряй температуру, – скомандовала она. – Смеряй. Ты на смерть похож. Потом будешь собираться.
– В самом деле, – поддержал ее Савва. Игорь взял термометр и зажал его подмышкой.
– Какая разница, есть температура, или нет? – спросил он. – Все-равно нужно идти.
– Представляешь, какая ты будешь нам обуза, если у тебя что то серьезное? – заговорил Савва, озабоченно сдвинув брови. – Ведь сплава то еще дней пять будет. А если срочная медицинская помощь тебе понадобится? Посмотри на себя в зеркало и поймешь, о чем я говорю. – И, обращаясь к Насте, спросил: – Когда вы ожидаете лодку с товарами?
– Должна прийти через три дня.
– А следующая?
– Еще через месяц. Всего три раза за лето сюда лодка приходит.
В дверном проеме появились егерь и остальные участники путешествия.
– Тяжело болеет, – заметил егерь, внимательно разглядывая Игоря.
– Сейчас узнаем, насколько тяжело, – сказал Савва, протягивая руку за термометром. Покрутив его на свету он, наконец, разглядел высоту ртутного столба и нахмурился.
– Тридцать девять. И это с утра! Не можем мы тебя взять, Игорь, – решительно заявил он. – Как хочешь. А сами оставаться ни на день не можем. У всех работа.
– Верно, – подтвердил Федор откуда то сзади. – Даже у меня есть сейчас работа в театре. Сторожем, конечно.
– У нас, сам знаешь, – продолжал Савва – нет такой поддержки, как у тебя. Твой отец тебя из любой ситуации выручит.
– Ему не нужна будет помощь отца, – заметил Сергей, обращаясь к Савве. – Я ведь его начальник на работе, не забывай. Все улажу. Мир не перевернется, если он на несколько дней опоздает.
– Оставайся, в самом деле, до лодки, – предложил егерь. – Глядишь, и быстрее их до дому доберешься. Лодка-то два дня всего назад идет. Мотор хоть куда быстро дотащит.
Настя стояла к Игорю ближе всех. Только он мог видеть ее лицо, просящее, ласковое. Казалось, она беззвучно кричала: – Останься! Останься!
– Ладно, останусь, – вздохнул Игорь, отводя глаза от Насти. – Позвони ты Савва моим родителям и скажи, чтобы не волновались. Если, впрочем, я не приеду раньше вас.
– Добро, – согласился Савва. – До встречи. Мы оставим тебе ружье и немного сухих продуктов, на всякий случай, ну и все твои вещи. Прощай.
Походники взвалили рюкзаки на плечи и вышли из избы. Егерь последовал за ними, прикрыл за собой дверь и вскоре их удаляющийся разговор уступил место тишине и таинственным шорохам. Настя смотрела на Игоря не отрываясь, и голубые, счастливые лучи ее влюбленных глаз заставили подпрыгнуть его сердце, как электрический заряд. Он встал с лавки, крепко обнял ее, покорную, послушную и беспомощную и прижался к ее губам. Она робко обвила его шею руками и ответила на его поцелуй неумело, неловко, не разжимая плотно сжатых губ, конечно же, ни разу в жизни не целовалась до него. Она задрожала всем телом, как это часто бывает с невинными девушками, созревшими для любви, которые первый раз в жизни попадают в жадные, бесстыдные объятия.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента