Страница:
Поговорили о московских делах и опять вернулись сюда к городским.
Мэрия, само собой, делишками с землеотводом и прочими «разрешениями» промышляет, но предшественник Виктора их неплохо зажал. И «подходов» к нему не было – честный мужик. Хотя злые языки говорят, потому что дочка с мужем – продвинутые биологи, крупные деньги в Америке заколачивают.
– Ты, Вить, визит к нему не откладывай, он тебя в ряде вопросов лучше, чем я, сориентирует.
– А с убийством священника что?
– Предварительные материалы с час назад к вам отправили. Кто у тебя этим делом займется?
– Владимир. Я его на следственную работу по «особо важным» перевожу.
– Разумно, он толковый парень. А в общих чертах с этим убийством…
Хозяин прервался, потому что принесли шашлычки.
Соус к ним.
Запах очень хорошо приготовленного мяса со специями.
– Это откуда такая прелесть?
– Ребята съездили. Всего метров шестьсот отсюда у Черного леса азербайджанец шашлычную держит. Недавно открыл.
– Тоже торгует наркотиками?
– Вить, они все тут завязаны и перевязаны. Доскажу, пока шашлыки чуть остынут. Да… собор старый в центре города ты помнишь?
– Прекрасно помню, и вид его запущенный, обветшалый.
– Сейчас – в хорошем состоянии. И действуют еще шесть церквей. Убитый сначала работал вторым священником у протопопа в соборе, а год назад один наш авторитет – тот самый, что крупный строитель сейчас, – поставил у Черного леса, по случаю смерти брата, новую небольшую церковь. Так вот этот священник перешел, значит, туда как самостоятельный поп.
Хозяин наполнил рюмки и снова заговорил:
– Видимо, была попытка ограбления церкви. Священника ударили небольшой садовой лопатой в висок. Время эксперт называет между одиннадцатью вечера и первым часом ночи. Однако воров кто-то спугнул, выломали из иконостаса несколько икон… кажется, одну только выломали до конца, – в общем, бросили все и сбежали.
– Почему во множественном числе, вы сказали «воров»?
– А-а, синяки обнаружены на подмышках и голенях. Ударили при входе, потом втаскивали внутрь.
К шести вечера Виктора доставили на машине домой.
Времени было достаточно, чтобы заняться своими делами – начать налаживать обиход.
Прежде всего – сходить в магазин, он привык в Москве, чтобы холодильник был с нормальным резервом.
Выпили они в разумных пределах, и, действительно, очень хорошей водки, но на вечер пару бутылок пива взять смысл имело.
Дом в центре города – рядом супермаркет, еще что-то продовольственное.
Воздух на улице показался заметно теплее, чем днем.
Исправляется, вроде, погода в сторону лета.
В супермаркете, сразу стало понятно – ассортимент, как и в московских больших магазинах, цены… он никогда их толком не запоминал, но похоже – того же уровня.
Вспомнилось по материалам, которые он читал, что город очень даже не бедный. Здесь удобная транспортная линия – до столицы губернии всего час и полтора до столицы соседней губернии. Крупные склады работают – их дешево тут держать – разбрасывают потом завозную продукцию по удобному радиусу. С рабочими местами совсем неплохо, предприятия ожившие почти все, некоторые – на хорошем подъеме.
Из супермаркета он вышел с двумя большими пакетами, и у перехода на другую сторону улицы наткнулся на юношу школьного возраста с синей безрукавке поверх свитера, на которой крупными буквами значилось «Еще не вечер», рядом – сумка с газетами.
Виктор купил номер и сунул в карман пиджака.
Ужинать было рановато, сытный обед оставлял еще ощущенье достаточности.
Прокурор сел под торшер в кресло, развернул газету и, как всегда, начал смотреть ее с середины.
Газета на восьми полосах… со второй половины уже начинает пестреть реклама… сгущаясь и превращаясь почти в сплошную на восьмой полосе.
Что там вначале?
Политика.
…
Дают в виде сжатой информации, вытащенной, разумеется, большей частью из Интернета, но внятно, доходчиво для широкой аудитории.
А на второй полосе он сразу увидел свою фотографию. Не анфас, а в несколько вольном боковом ракурсе, и хорошо виден погон с тремя звездочками.
Сам так никогда не снимался.
Отретушированный фон, однако ясно – снимок мог быть сделан только сегодня на улице.
То есть госпожа Шестова не взяла с собой фотографа на тот случай, если прокурор не захочет сниматься. А так – взятки гладки.
Виктор начал читать.
В тексте его слова были переданы не прямой речью, но в целом без искажений. Дальше, однако, нахально повествовалось, что «по данным газеты от источника из московской прокуратуры» человек он не только принципиальный, но и с начальством конфликтный. Чуть ли ни чтоб избавиться, его сюда и сослали. И в том же уверенном тоне и в смысле «ужо погодите», шли намеки, что в городе кое-кому теперь очень не поздоровится.
Насчет кому именно «не поздоровится», он сам еще никакого понятия не имеет, и Игорь Петрович прав – откладывать с визитом к предшественнику не нужно. Пожалуй, послезавтра и надо туда смотаться.
Черные вихри выплеснулись из земли, стали рваться наружу, бросились вверх и, не найдя пути, разбежались в стороны с такой силой, что заколебались ближние ветки, – возмущенное сознание требовало ответа: как такое могло случиться? Еще мгновенье назад казалось – все идет к нужному результату, по рассчитанному, с запасом времени плану… мозг хочет теперь пересчитать-проверить, но чувства бунтуют и не дают… мозг, чувства, он сам – всё отдельно и всё в раздоре.
=================
Утро было гораздо теплее вчерашнего, прокурор сразу открыл дверное стекло машины, внутрь стал забиваться приятный ветерок.
– Это что? – он указал на овальное этажей уже в девять здание, за пластиковым строительным забором: – Действительно пятизвездочная гостиница строится?
– На плакате она пятизвездочная, – с ухмылкой ответил шофер, однако добавил: – Нет, Зубакин, конечно, нормально построит, на четыре звезды, надо думать, потянет.
– Зубакин, который из авторитетов строителем стал?
– Он самый.
В прокураторе в приемной уже сидел Владимир – служебная папка покоилась на соседнем стуле – он встал и вытянулся.
– С материалами по священнику, Володь?
– Да. Сейчас вам удобно?
– Очень удобно, проходи.
Вошли в кабинет.
Молодой человек подождал, когда сядет начальник, положил перед ним папку нужной для чтения стороной и сел напротив.
Прокурор поблагодарил, открыл папку…
Так, протокол осмотра… заключение судмедэкспертизы… фотографии с места преступления.
Он начал с фотографий.
– Ты рассказывай, я пока рассмотрю.
– Значит, история следующая.
Снимок с номером один в правом верхнем углу: человек лежит на полу, под головой что-то похожее на пиджак.
– Убит был ударом в висок концом небольшой садовой лопаты.
– Лопату, Игорь Петрович говорил, они на месте преступления бросили?
– Да, она есть на одной из фотографий.
Второй снимок, сделанный ближе: голова и плечи лежат на пиджаке, который развернут изнанкой.
– Дьякон тамошний сказал – лопата их собственная. Стояла всегда у заборчика, там сбоку от дорожки к входу в церковь цветочные клумбы.
Снимок головы убитого: струйка крови вдоль уха и вниз по скуле, но не дошла до шеи.
Помощник продолжал:
– Дьякон этот, мальчишка совсем. Прибыл после трех лет семинарии. О священнике рассказал очень мало.
– Черепную кость не пробили, но обширное внутреннее кровоизлияние, так в экспертизе сказано?
– Так. Это вы по малому количеству крови?
– В том числе. А что именно рассказал этот дьякон?
– Со священником ему мало удалось пообщаться. Тот его по делам службы инструктировал, но больше почти ни о чем не беседовали.
Еще фотография – волосы и борода с небольшой сединой… ага, голова очень характерно в сторону сдвинута.
– Говорил, убитый был с ним, что называется, на дистанции. Еще говорил, тот задерживался допоздна. Там вроде маленького кабинетика у него.
– Экспертиза контрактуру шейных мышц справа обнаружила?
– Обнаружила. Как вы это?
– Насмотрелся, Володь. Первые пять лет службы только убийствами и занимался. Не заметил дьякон в священнике опасливости какой-нибудь, ну, что-то на эту тему?
– Нет, я спросил, разумеется.
На других снимках фрагменты внутреннего церковного помещения… вон, икона валяется.
– Отпечатков на лопатке, она есть на фотографии…
– Я видел.
– Отпечатков не оставили.
– Протерли, не дураки же совсем. В смысле ценностей, на которые покушались, что дьякон сказал?
– В иконостасе, ну и отдельно, на стенах, под которыми подсвечники высокие стоят… – Прокурору удалось разглядеть: кровь прошла еще вбок по скуле под волосами и, наверное, прокапала на пиджак. – В иконостасе были две старые иконы ярославской школы пятнадцатого века, их настоятель городского собора на открытие церкви отдал. Одну пытались выломать, она, вот, удобно как раз стоит почти по центру. Видите, там стрелочка небольшая?
– Вижу. А та, что на полу валяется?
– Новое письмо, дьякон сказал – тысяч двадцать.
– Рублей?
– Да. Это что-то вроде серийной продукции. Мастерские выполняют их в основном по лекалам.
– А другая ярославская где?
– Очень неудобно расположена, сбоку вверху.
– Да, вижу вторую стрелку.
– У них, оказывается, для каждой иконы свое непростое место, в зависимости от того, что изображается, – поделился молодой человек как большим откровением.
– А насколько эти ярославские тянут?
– Дьякон сам толком не знает. Но дорогие.
Прокурор поднял голову, что-то припоминая…
Потом вернулся в прежнее положение и быстро снял телефонную трубку.
– Чего мучиться, сейчас в Москву позвоним, всё узнаем.
Через полминуты молодой человек услышал, как шеф поприветствовал какого-то Яшу и стал спрашивать про иконы.
– Сюжет? Я тебе, сам понимаешь, могу сказать только сухим прокурорским словом, без богословского смысла.
Он стал вглядываться в фотографии и описывать.
Однако для человека на том конце, видимо, не очень толково.
– Не ругай меня, Яша. Я, как аксакал, что вижу, то и говорю… Чаша? Где нарисованы двое? Погоди, я лупу возьму.
Шеф быстро двинул на себя ящик и извлек лупу.
– Где двое, где двое… да, у одного в руках чаша.
Он еще с полминуты послушал и громко присвистнул.
– А года четыре назад у нас по убийству тоже иконы проходили, помнишь… цены по экспоненте растут? Значит, я от жизни отстал… Правильно говоришь, от уголовной жизни нам отставать нельзя. Однако получается, с реализацией преступники могут не очень себя торопить, отличный актив?.. Ну, спасибо тебе, родной… Да, очень помог.
Трубка опустилась, а глаза начальника уперлись в подчиненного.
– Растут, Володя, цены.
– И сколько?
– Обе на черном рынке при первой перекупке легко по пятьдесят тысяч баксов пойдут. А реально, сто пятьдесят и двести. Та, что с чашей, тянет на двести.
– Так ее и выламывали! Вернее, пытались.
Шеф пробарабанил пальцами по столу.
– Виктор Сергеевич…
– Слушаю.
– Иконы эти к нам на хранение принимать надо. Церковь пока заперта, вход опечатан, но надежности никакой.
– Не надо пока принимать на хранение.
– А как?
– Я с полковником этот вопрос вчера обсудил. Доступа в церковь сейчас ни у кого нет, сигнализация там самая современная, сунутся – сработает обязательно. Сергей Петрович еще вчера приказал закольцевать сигнал с их дежурки на всю дорожно-патрульную службу. Там от двух ближайших маршрутов езды меньше минуты. – В выражении лица молодого сотрудника появилось сомнение, прокурор понял причину: – Конечно, шансов, что второй раз сунутся очень мало, но какие-то есть, а кроме того, все формальные подстраховки насчет принятых мер делать нужно.
– Подстраховки?
– Об этом я позже скажу. Теперь как можно скорей про этого дьякона разузнай – всю его подноготную.
– В смысле, что от него наводка могла идти?
– В этом самом. Какая семья, что за ним числится по семинарии. Думаешь, там среди современной молодежи святоши одни?.. Учти следующее обстоятельство: в семинариях сейчас учатся пять лет, с дальнейшей карьерой в академию и так далее, но через три года семинарист может выйти из семинарии для работы сельским попом или дьяконом в местах получше, вроде нашего города. Недоучился парень до хорошей карьеры. Вопрос? Короче – все справки о нем.
– Понял.
– Далее. Отправишься в собор к настоятелю, где убитый раньше служил вторым священником, тоже понятно, да? Только, Володь, в гражданской одежде, и очень вежливо веди разговор.
По селектору прозвучал голос секретарши:
– Виктор Сергеевич, из газеты «Еще не вечер» звонят, главный редактор.
– Надя, скажи, я скоро перезвоню. Теперь, Владимир, давай обстоятельства убийства проанализируем. Не нравится мне тут кое-что.
– А я не все еще рассказал.
– Досказывай.
– Кровь на пиджаке, на подкладке.
– Я уже заметил по фотографии, да, немного протекло, – прокурор взял снимок с крупным планом: – вот здесь у уха.
– В том то и дело, что есть и в других местах – ниже головы значительно. Немного, но есть.
– Вот как?.. Странно. Ну-ну, твоя версия?
– Преступники не убивать шли, а просто ограбить.
– Вероятно вполне.
– Но увидели свет, там узенькое оконце в его кабинете. Стали раздумывать. На эти иконы, скорее всего, есть заказчик. А исполнители – чмо, отвязанные какие-нибудь.
– Продолжай.
– Стали раздумывать, аванс в таких случаях, дело обычное, какие-то деньги они получили. Раз взялись за работу – выполнить надо. А дальше вы сами от контрактуры шейных мышц подсказали.
– Молодец, въехал.
– Преступники заметили у изгороди небольшую лопату, которой очень удобно оглушить сверху по голове. Но у священника реакция сработала – дернул головой в сторону и получил концом прямо в висок.
– Весьма похоже.
– Однако сами они испугались. Жив, не жив – разбираться не стали, сняли с него пиджак, ну и, пока на пиджак укладывали, кровь еще в двух местах прокапала.
– Хочешь сказать, мокрое дело им не нужно, позаботиться решили о жертве?
– Да, вдруг очухается. Но страх уже появился, преступников напрягло. А дальше ерунды было достаточно. Вдоль Черного леса – дорога, гудка автомобильного могло им хватить, еще чего-нибудь в этом роде. Паника, и бежать.
– Ответь, пожалуйста, если шли по наводке на те две иконы, зачем выдрали дешевую, что на полу валялась?
– Просто, Виктор Сергеевич! – молодой человек от радости поднял голос: – Она рядом с ярославской стояла, вплотную, мешала просто. Выдрали, чтоб с ярославской аккуратно уже разобраться.
Шеф чуть подумал и довольно кивнул:
– Хвалю, Володя, хорошо выстроил. Знаешь только, что в данном сюжете паршиво?
– Что?
– На «висяк» к нам это дело просится. Отпечатков нет – это раз, два – ничего не взяли, то есть нет розыскных улик. Если отвязанные, как ты говоришь, чтобы не сталкиваться с заказчиком, сбегут в крупный город, на простую работу устроятся – это ж перекати-поле. И не факт, что заказчик после убийства вообще станет на них выходить.
Подчиненный погрустнел, по-детски совсем.
– Что же я, как следователь, с «висяка» начинаю?
– Ты не кручинься. Во-первых, все могло быть не так.
– А как?
– Могли идти намеренно на убийство. И лопатку приглядели заранее. Они ведь место, куда пойдут, предварительно изучали – это наверняка. Во-вторых, почему в такое позднее время священник им дверь открыл? Не знает, что церкви грабят?
– В двери есть глазок, и фонарь над входом дает сильный свет.
– Вот видишь, стал бы он открывать неизвестным людям?
– Преступники могли, например, сказать, что кто-то умирает и причаститься хочет.
Прокурор, не соглашаясь, мотнул головой и даже слегка повысил голос:
– Сказать могли, только впускать их внутрь ему не было никакой нужды. Кроме того, он должен был пойти взять священническое облачение, еще кое-какой, так сказать, реквизит. Ну, выманили, а потом в панике, как ты говоришь, всё это барахло с собой захватили?
– Нет, – подчиненный грустно вздохнул, – там бы и валялось.
– Теперь насчет «висяка». По такому делу о священнике, если следствие забуксует, обязательно будет серьезная проверка. Я не хочу быть циничным, Володя, но на «висяке» тоже можно набрать очки.
– Каким образом?
– Показать исчерпывающую, высокопрофессиональную работу следствия. Давай, поэтому, не грузись лишними мыслями и действуй по нашему плану.
Молодой человек повеселел:
– Свободен?
– Свободен.
Оставшись один, прокурор хотел было внимательно перечитать заключение медэкспертизы, но вспомнил о приятном – обещании перезвонить Маше Шестовой.
Сначала подошла секретарь, затем он услышал обращенный к кому-то мелодичный голос:
– Передайте этому обормоту, за дохлую статью в номер я ему голову оторву. Алло?
– Госпожа Шестова, нельзя так громогласно объявлять свои преступные замыслы. Мне прямо сейчас выписать ордер или вы предпочтете лично дать объяснения?
– О, господин прокурор! Очень приятно вас слышать. Если я раскаюсь в этом преступном намерении и дам признательные показания еще по нескольким, мне зачтется?
– Вплоть до незаключения под стражу.
– Тогда в восемь вечера. Вы легко доберетесь от своего дома пешком в наше уютное полуподвальное помещение.
Прокурор попросил секретаршу принести чаю и принялся внимательно изучать медицинское заключение.
===============
Спокойствие пришло – неожиданное и словно чужое со стороны, – тупое, остановившее чувства и мысли.
Кроме одной – сделать уже ничего нельзя.
Время встало…
Снова пошло.
От другой мысли – холодной, как этот воздух перед рассветом, и такой же от всего независимой: надо восстановить справедливость, иначе мир окончательно потеряет себя.
Мир может зависеть от одного человека.
===============
Новый шеф Владимиру нравился: легкий и действительно искренний, а не с той нарочитой непосредственностью, которой любят прикрываться некоторые начальники. К тому же, по всему ясно – отличный профессионал. С предыдущим «главным» проблемы, правда, тоже не возникали, корректный был человек. Но дистантный, с ощущением своего серьезного уровня; терпеть не мог повторять дважды, казарменный несколько стиль держал, холодком от него отдавало. И предупреждал напрямую: возиться с проверками не станет – сами заботьтесь, чтобы никаких компроматов на вас было, выставить из прокуратуры он всегда способ найдет. В мэрии его даже очень побаивались, хотя делишки свои обделывали. Но как-то он рулил ими, чтобы не зарывались.
У собора Владимир остановился, осмотрел брюки, поправил галстук.
Робость некоторая возникла – со священниками никогда разговаривать не приходилось, и почти индифферентный к религии, относился он к ним, как к людям другого, малопонятного мира, отдаленного от привычного еще больше, чем мир, например, театральных кулис или иной какой-то экзотики.
Мысль озадачила – а как до этого настоятеля добраться, а если служба в храме идет?
Внутри… нет, службы не было.
Десятка два человек на большом пространстве.
Подсвечники массивные чеканной выделки, дорогие оклады икон, огромный иконостас – торжественно очень.
Та небольшая церковь у леса в сравнение не идет.
Служка какой-то сбоку продает свечи; в секциях лежат разные, цена по размеру.
Владимир подошел и тихо представился.
Тот не с первого раза понял, чего он хочет.
Потом понял, попросил подождать.
Быстро очень вернулся, следом за ним шел другой – в строгой черной одежде, шапочка с красным вышитым крестиком.
Владимир снова представился и услышал: «пойдемте».
Прошли из зала в боковой проход, лесенка вверх металлическая, старая очень, но крепкая еще и отменно начищенная.
Поворот по лесенке, снова вверх…
Дверь.
Провожатый вошел первым.
Владимир, следом за ним, оказался в маленькой темноватой прихожей.
Стало светлей от отодвинутой занавески, он ступил на порог комнаты средних размеров, дверь у противоположной стены вела далее во второе какое-то помещенье.
Тут похоже на кабинет: стол письменный с бумагами, кресло – обычное офисное – и два таких же для посетителей по другой стороне стола. Скромно вполне, непримечательно.
Провожатый постучал в ту дальше дверь, надо понимать – во внутренние покои, что-то ему ответили, он всунулся, прикрыв дверь за собой.
Скоро совсем она широко отворилась, вышел человек – небольшой, толстоватый, в простой темно-серой рясе, волосы седые, не особо учесанные, и такая же неприбранная борода.
– Здравствуйте, присаживайтесь, – хозяин проворно устроился за своим рабочим столом, – вы, полагаю, в связи с убийством?
– Совершенно верно, я бы хотел задать вам несколько вопросов о личности погибшего. Не очень вас этим обеспокою?
– Спрашивайте, сын мой, до службы времени еще много. Да, не желаете ли чаю?
Пить, в общем, немного хотелось, но деликатность предпочла отказаться.
Он показал кивком ожидавшему клирику, что тот может идти.
– Погибший раньше работал, – начал Владимир и сразу замялся, – э… служил – не знаю, как правильно выразиться – с вами в соборе.
– Одинаково правильно. Да, нес службу в соборе два года. До этого занимал место проректора губернской семинарии, – гость уже обратил внимание, что настоятель говорит быстро и приятно молодым голосом. – Боюсь, впрочем, вас несколько разочаровать – покойный был необщительным человеком, уединенного склада. Беседовали мы с ним почти исключительно о текущих делах, даже по богословским вопросам, где он был признанным специалистом, не помню, чтоб приходилось всерьез разговаривать. – Молодого человека сказанное совсем не обрадовало, и священник, это заметив, попытался ободрить: – Однако же вдруг вспомнится какая-нибудь деталь, вы спрашивайте.
Владимир отметил себе – покойный работал здесь в городе в целом недолго, отчего-то поменяв должность, и хотя он не разбирается в иерархиях, сомнений нет – проректор семинарии никак не меньше, чем рядовой батюшка в церкви на окраине города.
– Первое, с чего мы в таких случаях начинаем: были ли у убитого враги, не выказывал ли он, прямым или косвенным образом, опасений, страхов, признаков подозрительности?
Седая голова напротив, отрицая, качнулась:
– Никаких признаков не наблюдали. – И пояснил: – После убийства мы тоже обсуждали разные версии. – Он сразу поправился: – Точнее, пытались.
– И ничего определенного?
– Увы.
– Информация, которую я сейчас сообщу, в интересах следствия пока не раскрывается. Вы понимаете?
Ему со снисходительной улыбкой кивнули.
– Преступники, судя по всему, не собирались его убивать. Их интересовали две ярославские иконы пятнадцатого века, переданные, как нам известно, в церковь из вашего собора.
Сообщение не то чтобы вызвало у хозяина замешательство, но как-то подействовало и затруднило ответить сразу.
– Вы ведь передавали для его церкви две эти иконы?
– Передавал.
Снова пауза.
– Простите, вас что-то смущает?
– Смущает… вы правильно сказали. – Он снова заговорил в прежней манере: – Вы сами иконописным искусством не интересовались?
– Нет, не пришлось.
– Вот. Искусство это очень отдельное от прочих художеств. И разбираются в нем, естественно, очень немногие люди. Даже профессиональные художники в этом часто не смыслят. Хотя, разумеется, сами они, хе, другого мнения. Я с некоторым основанием говорю, так как прежде чем Бог обратил меня к вере, два курса Суриковского института в Москве закончил. Скажу теперь про детали: различить в иконостасе – а там больше двух десятков икон – достоинство этих двух, ярославской школы, совсем непросто. Тем более, церковь совсем недавно открыта и ее посещало незначительное число прихожан.
Владимир позволил себе возразить:
– А что особенного-то, если раньше иконы в соборе висели? Тут их и могли заприметить.
– Не могли, в том-то и дело. Они находились в запасниках. Собор, милостию Божьей, имел много хороших икон. В двадцатые годы, когда большевики организовали погромы церквей, тогдашний настоятель собора сумел договориться с местным главой коммунистов – а среди них и приличные люди случались: сдали все золотые оклады, прочее ценное, а те, со своей стороны, оставили собор в покое и даже службу в нем, хотя ограничили, но не запретили совсем. Прослышав, сюда из губернии, тайком, разумеется, везли наиболее чтимые в приходах иконы. А позже, при сталинских репрессиях, приносили и граждане – боялись люди, что обвинят «в чуждой идеологии». Теперь, с новым временем, мы начали передавать хранившиеся в запасниках иконы, но что касается икон исторической значимости – только в места, где обеспечены необходимые для них условия. Та церковь имеет кондиционирование – хороший температурный режим.
Мэрия, само собой, делишками с землеотводом и прочими «разрешениями» промышляет, но предшественник Виктора их неплохо зажал. И «подходов» к нему не было – честный мужик. Хотя злые языки говорят, потому что дочка с мужем – продвинутые биологи, крупные деньги в Америке заколачивают.
– Ты, Вить, визит к нему не откладывай, он тебя в ряде вопросов лучше, чем я, сориентирует.
– А с убийством священника что?
– Предварительные материалы с час назад к вам отправили. Кто у тебя этим делом займется?
– Владимир. Я его на следственную работу по «особо важным» перевожу.
– Разумно, он толковый парень. А в общих чертах с этим убийством…
Хозяин прервался, потому что принесли шашлычки.
Соус к ним.
Запах очень хорошо приготовленного мяса со специями.
– Это откуда такая прелесть?
– Ребята съездили. Всего метров шестьсот отсюда у Черного леса азербайджанец шашлычную держит. Недавно открыл.
– Тоже торгует наркотиками?
– Вить, они все тут завязаны и перевязаны. Доскажу, пока шашлыки чуть остынут. Да… собор старый в центре города ты помнишь?
– Прекрасно помню, и вид его запущенный, обветшалый.
– Сейчас – в хорошем состоянии. И действуют еще шесть церквей. Убитый сначала работал вторым священником у протопопа в соборе, а год назад один наш авторитет – тот самый, что крупный строитель сейчас, – поставил у Черного леса, по случаю смерти брата, новую небольшую церковь. Так вот этот священник перешел, значит, туда как самостоятельный поп.
Хозяин наполнил рюмки и снова заговорил:
– Видимо, была попытка ограбления церкви. Священника ударили небольшой садовой лопатой в висок. Время эксперт называет между одиннадцатью вечера и первым часом ночи. Однако воров кто-то спугнул, выломали из иконостаса несколько икон… кажется, одну только выломали до конца, – в общем, бросили все и сбежали.
– Почему во множественном числе, вы сказали «воров»?
– А-а, синяки обнаружены на подмышках и голенях. Ударили при входе, потом втаскивали внутрь.
К шести вечера Виктора доставили на машине домой.
Времени было достаточно, чтобы заняться своими делами – начать налаживать обиход.
Прежде всего – сходить в магазин, он привык в Москве, чтобы холодильник был с нормальным резервом.
Выпили они в разумных пределах, и, действительно, очень хорошей водки, но на вечер пару бутылок пива взять смысл имело.
Дом в центре города – рядом супермаркет, еще что-то продовольственное.
Воздух на улице показался заметно теплее, чем днем.
Исправляется, вроде, погода в сторону лета.
В супермаркете, сразу стало понятно – ассортимент, как и в московских больших магазинах, цены… он никогда их толком не запоминал, но похоже – того же уровня.
Вспомнилось по материалам, которые он читал, что город очень даже не бедный. Здесь удобная транспортная линия – до столицы губернии всего час и полтора до столицы соседней губернии. Крупные склады работают – их дешево тут держать – разбрасывают потом завозную продукцию по удобному радиусу. С рабочими местами совсем неплохо, предприятия ожившие почти все, некоторые – на хорошем подъеме.
Из супермаркета он вышел с двумя большими пакетами, и у перехода на другую сторону улицы наткнулся на юношу школьного возраста с синей безрукавке поверх свитера, на которой крупными буквами значилось «Еще не вечер», рядом – сумка с газетами.
Виктор купил номер и сунул в карман пиджака.
Ужинать было рановато, сытный обед оставлял еще ощущенье достаточности.
Прокурор сел под торшер в кресло, развернул газету и, как всегда, начал смотреть ее с середины.
Газета на восьми полосах… со второй половины уже начинает пестреть реклама… сгущаясь и превращаясь почти в сплошную на восьмой полосе.
Что там вначале?
Политика.
…
Дают в виде сжатой информации, вытащенной, разумеется, большей частью из Интернета, но внятно, доходчиво для широкой аудитории.
А на второй полосе он сразу увидел свою фотографию. Не анфас, а в несколько вольном боковом ракурсе, и хорошо виден погон с тремя звездочками.
Сам так никогда не снимался.
Отретушированный фон, однако ясно – снимок мог быть сделан только сегодня на улице.
То есть госпожа Шестова не взяла с собой фотографа на тот случай, если прокурор не захочет сниматься. А так – взятки гладки.
Виктор начал читать.
В тексте его слова были переданы не прямой речью, но в целом без искажений. Дальше, однако, нахально повествовалось, что «по данным газеты от источника из московской прокуратуры» человек он не только принципиальный, но и с начальством конфликтный. Чуть ли ни чтоб избавиться, его сюда и сослали. И в том же уверенном тоне и в смысле «ужо погодите», шли намеки, что в городе кое-кому теперь очень не поздоровится.
Насчет кому именно «не поздоровится», он сам еще никакого понятия не имеет, и Игорь Петрович прав – откладывать с визитом к предшественнику не нужно. Пожалуй, послезавтра и надо туда смотаться.
* * *
================Черные вихри выплеснулись из земли, стали рваться наружу, бросились вверх и, не найдя пути, разбежались в стороны с такой силой, что заколебались ближние ветки, – возмущенное сознание требовало ответа: как такое могло случиться? Еще мгновенье назад казалось – все идет к нужному результату, по рассчитанному, с запасом времени плану… мозг хочет теперь пересчитать-проверить, но чувства бунтуют и не дают… мозг, чувства, он сам – всё отдельно и всё в раздоре.
=================
Утро было гораздо теплее вчерашнего, прокурор сразу открыл дверное стекло машины, внутрь стал забиваться приятный ветерок.
– Это что? – он указал на овальное этажей уже в девять здание, за пластиковым строительным забором: – Действительно пятизвездочная гостиница строится?
– На плакате она пятизвездочная, – с ухмылкой ответил шофер, однако добавил: – Нет, Зубакин, конечно, нормально построит, на четыре звезды, надо думать, потянет.
– Зубакин, который из авторитетов строителем стал?
– Он самый.
В прокураторе в приемной уже сидел Владимир – служебная папка покоилась на соседнем стуле – он встал и вытянулся.
– С материалами по священнику, Володь?
– Да. Сейчас вам удобно?
– Очень удобно, проходи.
Вошли в кабинет.
Молодой человек подождал, когда сядет начальник, положил перед ним папку нужной для чтения стороной и сел напротив.
Прокурор поблагодарил, открыл папку…
Так, протокол осмотра… заключение судмедэкспертизы… фотографии с места преступления.
Он начал с фотографий.
– Ты рассказывай, я пока рассмотрю.
– Значит, история следующая.
Снимок с номером один в правом верхнем углу: человек лежит на полу, под головой что-то похожее на пиджак.
– Убит был ударом в висок концом небольшой садовой лопаты.
– Лопату, Игорь Петрович говорил, они на месте преступления бросили?
– Да, она есть на одной из фотографий.
Второй снимок, сделанный ближе: голова и плечи лежат на пиджаке, который развернут изнанкой.
– Дьякон тамошний сказал – лопата их собственная. Стояла всегда у заборчика, там сбоку от дорожки к входу в церковь цветочные клумбы.
Снимок головы убитого: струйка крови вдоль уха и вниз по скуле, но не дошла до шеи.
Помощник продолжал:
– Дьякон этот, мальчишка совсем. Прибыл после трех лет семинарии. О священнике рассказал очень мало.
– Черепную кость не пробили, но обширное внутреннее кровоизлияние, так в экспертизе сказано?
– Так. Это вы по малому количеству крови?
– В том числе. А что именно рассказал этот дьякон?
– Со священником ему мало удалось пообщаться. Тот его по делам службы инструктировал, но больше почти ни о чем не беседовали.
Еще фотография – волосы и борода с небольшой сединой… ага, голова очень характерно в сторону сдвинута.
– Говорил, убитый был с ним, что называется, на дистанции. Еще говорил, тот задерживался допоздна. Там вроде маленького кабинетика у него.
– Экспертиза контрактуру шейных мышц справа обнаружила?
– Обнаружила. Как вы это?
– Насмотрелся, Володь. Первые пять лет службы только убийствами и занимался. Не заметил дьякон в священнике опасливости какой-нибудь, ну, что-то на эту тему?
– Нет, я спросил, разумеется.
На других снимках фрагменты внутреннего церковного помещения… вон, икона валяется.
– Отпечатков на лопатке, она есть на фотографии…
– Я видел.
– Отпечатков не оставили.
– Протерли, не дураки же совсем. В смысле ценностей, на которые покушались, что дьякон сказал?
– В иконостасе, ну и отдельно, на стенах, под которыми подсвечники высокие стоят… – Прокурору удалось разглядеть: кровь прошла еще вбок по скуле под волосами и, наверное, прокапала на пиджак. – В иконостасе были две старые иконы ярославской школы пятнадцатого века, их настоятель городского собора на открытие церкви отдал. Одну пытались выломать, она, вот, удобно как раз стоит почти по центру. Видите, там стрелочка небольшая?
– Вижу. А та, что на полу валяется?
– Новое письмо, дьякон сказал – тысяч двадцать.
– Рублей?
– Да. Это что-то вроде серийной продукции. Мастерские выполняют их в основном по лекалам.
– А другая ярославская где?
– Очень неудобно расположена, сбоку вверху.
– Да, вижу вторую стрелку.
– У них, оказывается, для каждой иконы свое непростое место, в зависимости от того, что изображается, – поделился молодой человек как большим откровением.
– А насколько эти ярославские тянут?
– Дьякон сам толком не знает. Но дорогие.
Прокурор поднял голову, что-то припоминая…
Потом вернулся в прежнее положение и быстро снял телефонную трубку.
– Чего мучиться, сейчас в Москву позвоним, всё узнаем.
Через полминуты молодой человек услышал, как шеф поприветствовал какого-то Яшу и стал спрашивать про иконы.
– Сюжет? Я тебе, сам понимаешь, могу сказать только сухим прокурорским словом, без богословского смысла.
Он стал вглядываться в фотографии и описывать.
Однако для человека на том конце, видимо, не очень толково.
– Не ругай меня, Яша. Я, как аксакал, что вижу, то и говорю… Чаша? Где нарисованы двое? Погоди, я лупу возьму.
Шеф быстро двинул на себя ящик и извлек лупу.
– Где двое, где двое… да, у одного в руках чаша.
Он еще с полминуты послушал и громко присвистнул.
– А года четыре назад у нас по убийству тоже иконы проходили, помнишь… цены по экспоненте растут? Значит, я от жизни отстал… Правильно говоришь, от уголовной жизни нам отставать нельзя. Однако получается, с реализацией преступники могут не очень себя торопить, отличный актив?.. Ну, спасибо тебе, родной… Да, очень помог.
Трубка опустилась, а глаза начальника уперлись в подчиненного.
– Растут, Володя, цены.
– И сколько?
– Обе на черном рынке при первой перекупке легко по пятьдесят тысяч баксов пойдут. А реально, сто пятьдесят и двести. Та, что с чашей, тянет на двести.
– Так ее и выламывали! Вернее, пытались.
Шеф пробарабанил пальцами по столу.
– Виктор Сергеевич…
– Слушаю.
– Иконы эти к нам на хранение принимать надо. Церковь пока заперта, вход опечатан, но надежности никакой.
– Не надо пока принимать на хранение.
– А как?
– Я с полковником этот вопрос вчера обсудил. Доступа в церковь сейчас ни у кого нет, сигнализация там самая современная, сунутся – сработает обязательно. Сергей Петрович еще вчера приказал закольцевать сигнал с их дежурки на всю дорожно-патрульную службу. Там от двух ближайших маршрутов езды меньше минуты. – В выражении лица молодого сотрудника появилось сомнение, прокурор понял причину: – Конечно, шансов, что второй раз сунутся очень мало, но какие-то есть, а кроме того, все формальные подстраховки насчет принятых мер делать нужно.
– Подстраховки?
– Об этом я позже скажу. Теперь как можно скорей про этого дьякона разузнай – всю его подноготную.
– В смысле, что от него наводка могла идти?
– В этом самом. Какая семья, что за ним числится по семинарии. Думаешь, там среди современной молодежи святоши одни?.. Учти следующее обстоятельство: в семинариях сейчас учатся пять лет, с дальнейшей карьерой в академию и так далее, но через три года семинарист может выйти из семинарии для работы сельским попом или дьяконом в местах получше, вроде нашего города. Недоучился парень до хорошей карьеры. Вопрос? Короче – все справки о нем.
– Понял.
– Далее. Отправишься в собор к настоятелю, где убитый раньше служил вторым священником, тоже понятно, да? Только, Володь, в гражданской одежде, и очень вежливо веди разговор.
По селектору прозвучал голос секретарши:
– Виктор Сергеевич, из газеты «Еще не вечер» звонят, главный редактор.
– Надя, скажи, я скоро перезвоню. Теперь, Владимир, давай обстоятельства убийства проанализируем. Не нравится мне тут кое-что.
– А я не все еще рассказал.
– Досказывай.
– Кровь на пиджаке, на подкладке.
– Я уже заметил по фотографии, да, немного протекло, – прокурор взял снимок с крупным планом: – вот здесь у уха.
– В том то и дело, что есть и в других местах – ниже головы значительно. Немного, но есть.
– Вот как?.. Странно. Ну-ну, твоя версия?
– Преступники не убивать шли, а просто ограбить.
– Вероятно вполне.
– Но увидели свет, там узенькое оконце в его кабинете. Стали раздумывать. На эти иконы, скорее всего, есть заказчик. А исполнители – чмо, отвязанные какие-нибудь.
– Продолжай.
– Стали раздумывать, аванс в таких случаях, дело обычное, какие-то деньги они получили. Раз взялись за работу – выполнить надо. А дальше вы сами от контрактуры шейных мышц подсказали.
– Молодец, въехал.
– Преступники заметили у изгороди небольшую лопату, которой очень удобно оглушить сверху по голове. Но у священника реакция сработала – дернул головой в сторону и получил концом прямо в висок.
– Весьма похоже.
– Однако сами они испугались. Жив, не жив – разбираться не стали, сняли с него пиджак, ну и, пока на пиджак укладывали, кровь еще в двух местах прокапала.
– Хочешь сказать, мокрое дело им не нужно, позаботиться решили о жертве?
– Да, вдруг очухается. Но страх уже появился, преступников напрягло. А дальше ерунды было достаточно. Вдоль Черного леса – дорога, гудка автомобильного могло им хватить, еще чего-нибудь в этом роде. Паника, и бежать.
– Ответь, пожалуйста, если шли по наводке на те две иконы, зачем выдрали дешевую, что на полу валялась?
– Просто, Виктор Сергеевич! – молодой человек от радости поднял голос: – Она рядом с ярославской стояла, вплотную, мешала просто. Выдрали, чтоб с ярославской аккуратно уже разобраться.
Шеф чуть подумал и довольно кивнул:
– Хвалю, Володя, хорошо выстроил. Знаешь только, что в данном сюжете паршиво?
– Что?
– На «висяк» к нам это дело просится. Отпечатков нет – это раз, два – ничего не взяли, то есть нет розыскных улик. Если отвязанные, как ты говоришь, чтобы не сталкиваться с заказчиком, сбегут в крупный город, на простую работу устроятся – это ж перекати-поле. И не факт, что заказчик после убийства вообще станет на них выходить.
Подчиненный погрустнел, по-детски совсем.
– Что же я, как следователь, с «висяка» начинаю?
– Ты не кручинься. Во-первых, все могло быть не так.
– А как?
– Могли идти намеренно на убийство. И лопатку приглядели заранее. Они ведь место, куда пойдут, предварительно изучали – это наверняка. Во-вторых, почему в такое позднее время священник им дверь открыл? Не знает, что церкви грабят?
– В двери есть глазок, и фонарь над входом дает сильный свет.
– Вот видишь, стал бы он открывать неизвестным людям?
– Преступники могли, например, сказать, что кто-то умирает и причаститься хочет.
Прокурор, не соглашаясь, мотнул головой и даже слегка повысил голос:
– Сказать могли, только впускать их внутрь ему не было никакой нужды. Кроме того, он должен был пойти взять священническое облачение, еще кое-какой, так сказать, реквизит. Ну, выманили, а потом в панике, как ты говоришь, всё это барахло с собой захватили?
– Нет, – подчиненный грустно вздохнул, – там бы и валялось.
– Теперь насчет «висяка». По такому делу о священнике, если следствие забуксует, обязательно будет серьезная проверка. Я не хочу быть циничным, Володя, но на «висяке» тоже можно набрать очки.
– Каким образом?
– Показать исчерпывающую, высокопрофессиональную работу следствия. Давай, поэтому, не грузись лишними мыслями и действуй по нашему плану.
Молодой человек повеселел:
– Свободен?
– Свободен.
Оставшись один, прокурор хотел было внимательно перечитать заключение медэкспертизы, но вспомнил о приятном – обещании перезвонить Маше Шестовой.
Сначала подошла секретарь, затем он услышал обращенный к кому-то мелодичный голос:
– Передайте этому обормоту, за дохлую статью в номер я ему голову оторву. Алло?
– Госпожа Шестова, нельзя так громогласно объявлять свои преступные замыслы. Мне прямо сейчас выписать ордер или вы предпочтете лично дать объяснения?
– О, господин прокурор! Очень приятно вас слышать. Если я раскаюсь в этом преступном намерении и дам признательные показания еще по нескольким, мне зачтется?
– Вплоть до незаключения под стражу.
– Тогда в восемь вечера. Вы легко доберетесь от своего дома пешком в наше уютное полуподвальное помещение.
Прокурор попросил секретаршу принести чаю и принялся внимательно изучать медицинское заключение.
===============
Спокойствие пришло – неожиданное и словно чужое со стороны, – тупое, остановившее чувства и мысли.
Кроме одной – сделать уже ничего нельзя.
Время встало…
Снова пошло.
От другой мысли – холодной, как этот воздух перед рассветом, и такой же от всего независимой: надо восстановить справедливость, иначе мир окончательно потеряет себя.
Мир может зависеть от одного человека.
===============
Новый шеф Владимиру нравился: легкий и действительно искренний, а не с той нарочитой непосредственностью, которой любят прикрываться некоторые начальники. К тому же, по всему ясно – отличный профессионал. С предыдущим «главным» проблемы, правда, тоже не возникали, корректный был человек. Но дистантный, с ощущением своего серьезного уровня; терпеть не мог повторять дважды, казарменный несколько стиль держал, холодком от него отдавало. И предупреждал напрямую: возиться с проверками не станет – сами заботьтесь, чтобы никаких компроматов на вас было, выставить из прокуратуры он всегда способ найдет. В мэрии его даже очень побаивались, хотя делишки свои обделывали. Но как-то он рулил ими, чтобы не зарывались.
У собора Владимир остановился, осмотрел брюки, поправил галстук.
Робость некоторая возникла – со священниками никогда разговаривать не приходилось, и почти индифферентный к религии, относился он к ним, как к людям другого, малопонятного мира, отдаленного от привычного еще больше, чем мир, например, театральных кулис или иной какой-то экзотики.
Мысль озадачила – а как до этого настоятеля добраться, а если служба в храме идет?
Внутри… нет, службы не было.
Десятка два человек на большом пространстве.
Подсвечники массивные чеканной выделки, дорогие оклады икон, огромный иконостас – торжественно очень.
Та небольшая церковь у леса в сравнение не идет.
Служка какой-то сбоку продает свечи; в секциях лежат разные, цена по размеру.
Владимир подошел и тихо представился.
Тот не с первого раза понял, чего он хочет.
Потом понял, попросил подождать.
Быстро очень вернулся, следом за ним шел другой – в строгой черной одежде, шапочка с красным вышитым крестиком.
Владимир снова представился и услышал: «пойдемте».
Прошли из зала в боковой проход, лесенка вверх металлическая, старая очень, но крепкая еще и отменно начищенная.
Поворот по лесенке, снова вверх…
Дверь.
Провожатый вошел первым.
Владимир, следом за ним, оказался в маленькой темноватой прихожей.
Стало светлей от отодвинутой занавески, он ступил на порог комнаты средних размеров, дверь у противоположной стены вела далее во второе какое-то помещенье.
Тут похоже на кабинет: стол письменный с бумагами, кресло – обычное офисное – и два таких же для посетителей по другой стороне стола. Скромно вполне, непримечательно.
Провожатый постучал в ту дальше дверь, надо понимать – во внутренние покои, что-то ему ответили, он всунулся, прикрыв дверь за собой.
Скоро совсем она широко отворилась, вышел человек – небольшой, толстоватый, в простой темно-серой рясе, волосы седые, не особо учесанные, и такая же неприбранная борода.
– Здравствуйте, присаживайтесь, – хозяин проворно устроился за своим рабочим столом, – вы, полагаю, в связи с убийством?
– Совершенно верно, я бы хотел задать вам несколько вопросов о личности погибшего. Не очень вас этим обеспокою?
– Спрашивайте, сын мой, до службы времени еще много. Да, не желаете ли чаю?
Пить, в общем, немного хотелось, но деликатность предпочла отказаться.
Он показал кивком ожидавшему клирику, что тот может идти.
– Погибший раньше работал, – начал Владимир и сразу замялся, – э… служил – не знаю, как правильно выразиться – с вами в соборе.
– Одинаково правильно. Да, нес службу в соборе два года. До этого занимал место проректора губернской семинарии, – гость уже обратил внимание, что настоятель говорит быстро и приятно молодым голосом. – Боюсь, впрочем, вас несколько разочаровать – покойный был необщительным человеком, уединенного склада. Беседовали мы с ним почти исключительно о текущих делах, даже по богословским вопросам, где он был признанным специалистом, не помню, чтоб приходилось всерьез разговаривать. – Молодого человека сказанное совсем не обрадовало, и священник, это заметив, попытался ободрить: – Однако же вдруг вспомнится какая-нибудь деталь, вы спрашивайте.
Владимир отметил себе – покойный работал здесь в городе в целом недолго, отчего-то поменяв должность, и хотя он не разбирается в иерархиях, сомнений нет – проректор семинарии никак не меньше, чем рядовой батюшка в церкви на окраине города.
– Первое, с чего мы в таких случаях начинаем: были ли у убитого враги, не выказывал ли он, прямым или косвенным образом, опасений, страхов, признаков подозрительности?
Седая голова напротив, отрицая, качнулась:
– Никаких признаков не наблюдали. – И пояснил: – После убийства мы тоже обсуждали разные версии. – Он сразу поправился: – Точнее, пытались.
– И ничего определенного?
– Увы.
– Информация, которую я сейчас сообщу, в интересах следствия пока не раскрывается. Вы понимаете?
Ему со снисходительной улыбкой кивнули.
– Преступники, судя по всему, не собирались его убивать. Их интересовали две ярославские иконы пятнадцатого века, переданные, как нам известно, в церковь из вашего собора.
Сообщение не то чтобы вызвало у хозяина замешательство, но как-то подействовало и затруднило ответить сразу.
– Вы ведь передавали для его церкви две эти иконы?
– Передавал.
Снова пауза.
– Простите, вас что-то смущает?
– Смущает… вы правильно сказали. – Он снова заговорил в прежней манере: – Вы сами иконописным искусством не интересовались?
– Нет, не пришлось.
– Вот. Искусство это очень отдельное от прочих художеств. И разбираются в нем, естественно, очень немногие люди. Даже профессиональные художники в этом часто не смыслят. Хотя, разумеется, сами они, хе, другого мнения. Я с некоторым основанием говорю, так как прежде чем Бог обратил меня к вере, два курса Суриковского института в Москве закончил. Скажу теперь про детали: различить в иконостасе – а там больше двух десятков икон – достоинство этих двух, ярославской школы, совсем непросто. Тем более, церковь совсем недавно открыта и ее посещало незначительное число прихожан.
Владимир позволил себе возразить:
– А что особенного-то, если раньше иконы в соборе висели? Тут их и могли заприметить.
– Не могли, в том-то и дело. Они находились в запасниках. Собор, милостию Божьей, имел много хороших икон. В двадцатые годы, когда большевики организовали погромы церквей, тогдашний настоятель собора сумел договориться с местным главой коммунистов – а среди них и приличные люди случались: сдали все золотые оклады, прочее ценное, а те, со своей стороны, оставили собор в покое и даже службу в нем, хотя ограничили, но не запретили совсем. Прослышав, сюда из губернии, тайком, разумеется, везли наиболее чтимые в приходах иконы. А позже, при сталинских репрессиях, приносили и граждане – боялись люди, что обвинят «в чуждой идеологии». Теперь, с новым временем, мы начали передавать хранившиеся в запасниках иконы, но что касается икон исторической значимости – только в места, где обеспечены необходимые для них условия. Та церковь имеет кондиционирование – хороший температурный режим.