Алекс Паншин. Обряд перехода

   - Потише тут, - сказала я. - Мне ничего не стоит тебя пристрелить. И если хочешь жить, подними руки вверх!
   Полицейский повиновался.
   - Отлично. Иди сюда.
   Джимми открыл камеру, и полицейский шагнул внутрь. На миг он повернулся ко мне спиной, и я опустила ему на затылок рукоятку пистолета. Эта штука потверже, чем носок с песком, и ему досталось посильнее, чем добряку Робардсу. Но совесть меня не мучила, ведь я его не знала. Полицейский со стоном рухнул на пол, и я даже не подумала помешать его падению. Я просто закрыла камеру и повернула ключ в замке.
   В соседней камере послышались голоса, и я отчетливо услышала, как кто-то прошептал:
   - Заткнись...
   Повернувшись, я спросила в темноту:
   - Хотите получить пулю?
   - Ничего, ничего, не беспокойтесь... - быстро ответили голоса.
   - Может, вас выпустить? У меня есть ключ.
   Их, казалось, позабавило это предложение. Затем голос ответил:
   - Нет, спасибо. Меня должны завтра выпустить и так. Лучше мне, наверное, подождать.
   - Ладно, брось, - сказал Джимми. - Идем.
   - Нам нужно твое сигнальное устройство, - сказала я уже на лестнице. - Ты знаешь, где оно?
   - У меня его нет, - ответил Джимми. - Солдаты забрали все мое снаряжение при аресте. В тюрьме только моя одежда.
   - Черт. - Я закусила губу. - Тогда мы попали в беду. Мое сигнальное устройство разбито.
   - Ничего себе, - встревожился Джимми. - А я рассчитывал на тебя... Придется нам попробовать вернуть мое.
   Да уж, утешительная перспектива!
   Забрав одежду и куртку Джимми, мы канули в ночь. И только в трех кварталах от тюрьмы мы остановились в какой-то боковой улочке, обнялись, поцеловались, а затем я отдала Джимми один из пистолетов и половину патронов. Он сразу же зарядил оружие. А потом спросил:
   - Скажи, Миа, а ты бы действительно выстрелила в того полицейского?
   - Я не смогла бы, - ответила я. - Пистолет был не заряжен.
   Он засмеялся и спросил уже другим тоном:
   - Ну, а что мы будем делать теперь?
   - Украдем лошадей, - сказала я. - И я даже знаю, где и у кого.
   - Надо ли? - В голосе Джимми слышалось сомнение.
   - Этот человек сам вор. Он украл у меня Филю и все остальное. Он разбил вдребезги мое сигнальное устройство. И он избил меня...
   - Что? Он избил тебя? - переспросил Джимми взволнованно.
   - Уже все в порядке, - успокоила я его. - Больно было совсем недолго. Повсюду в этом районе висело страшное зловоние, и даже непрекращающийся дождь не мог его смыть. Сырость, наоборот, казалось, задерживала запах на месте, и все вокруг было словно укутано вонючим туманом. Загоны лоселей тянулись вдоль всей улицы. Подойдя к участку Фангера, мы проскользнули в конюшню. Джимми закрыл дверь. Лошади вели себя тихо. Лосели - тоже, хотя они наверняка нас услышали, когда мы крались вдоль их загонов.
   - Покарауль снаружи, - сказала я. - Это подлые, отвратительные люди. А я пока найду лошадей.
   Джимми согласно кивнул.
   Когда дверь за ним закрылась, я чиркнула спичкой и зажгла лампу, весьма кстати валявшуюся на полу. Пройдя вдоль стойл, я нашла Филю, своего старого, доброго Простофилю, седло, надувную палатку - Хорст и компания явно не разобрались, для чего она нужна и как ею пользоваться. Еще я нашла свой спальный мешок и седельные сумки. Пистолета не было, одежды тоже, и я подумала, что придется мне попросить Джимми поделиться. Для него я выбрала небольшую черно-белую лошадку. И, подчиняясь мгновенному порыву, я вырвала из блокнота листок и карандашом написала: "Я девочка, грязеед!" И повесила записку на гвоздь.
   Вскочив на лошадей, мы поскакали прочь от этого гнусного места. И почему-то я подумала, что "грязеед" - это слишком мягко сказано для Хорста Фангера.
   - А как ты попался? - спросила я Джимми.
   - Тут на севере недалеко есть армейский лагерь, - сказал Джимми. -Там у них есть разведкорабль с какого-то другого Корабля.
   - Да, я его видела.
   - Ну вот, пока я там все разглядывал, они меня и схватили. Там и находится мое снаряжение. По крайней мере, должно находиться.
   - У меня есть карта, - сказала я. - Неважная, правда, копия. - И я рассказала Джимми о мистере Куцове. - Он уехал днем. Я потом собрала кое-чего, что нам может пригодиться, надо только это забрать, и чем быстрее мы уберемся из этого гадкого Фортона, тем лучше.
   К дому мистера Куцова мы подъехали с тыльной стороны.
   - Подержи лошадей, - сказала я Джимми. - Я сейчас вернусь.
   Бросив ему поводья Фили, я поднялась на крыльцо и вошла в дом.
   - Здравствуй, Миа, - сказал мистер Куцов.
   Я растерянно закрыла дверь.
   - Хелло...
   - Я вернулся, - сказал он. - И прочел записку.
   - Почему же вы вернулись?
   - Знаешь, мне показалось, что это нехорошо - оставлять тебя здесь одну, на произвол судьбы, - печально проговорил мистер Куцов. - Мне жаль, что я недооценил тебя. Тот, другой ребенок, он тоже с Корабля?
   - Вы не сердитесь на меня?
   Он медленно покачал головой.
   - Нет, я не сержусь. Я понимаю. Я и не мог удержать тебя. Я думал, что смогу, но я - просто глупый старый чудак.
   Я вдруг разревелась. Никак было не остановиться, слезы катились по моему лицу градом.
   - Простите, - лепетала я, - простите меня...
   - Видишь, - сказал мистер Куцов, - ты даже говоришь уже по-своему, все мои уроки пропали...
   В этот момент в передней раздался сигнал, удар молотка. Мистер Куцов подошел к двери, открыл - в проеме стоял полицейский в зеленой форме, лицо его в свете свечи отливало желтизной.
   - Даниэль Куцов? - спросил он.
   Инстинктивно отпрянув назад, я вытерла лицо рукавом. Полицейский, шагнув через порог, сказал ровным голосом:
   - У меня ордер на ваш арест.
   Я в страхе следила за ними обоими. Мистер Куцов, казалось, забыл о моем присутствии. У полицейского было молодое суровое лицо, и ничем, кроме формы, он не походил на сержанта Робардса. Робардс был добрым человеком, но в этом типе никакой доброты не было и в помине.
   - Снова в тюрьму? За мою книгу? - Мистер Куцов покачал головой. - Ну уж нет.
   - Книга здесь ни при чем, Куцов. Я ничего о ней не знаю. Это превентивный арест всех диссидентов по приказу Губернатора Морея. Известно, что вы являетесь антиредемпционистом. Идемте, Куцов. -Полицейский протянул руку и схватил мистера Куцова за плечо.
   Старик вырвался.
   - Нет. Я не пойду опять в тюрьму. Выступать против глупости - это не преступление. Я никуда не пойду.
   - Вы пойдете со мной, нравится вам это или нет, - сказал полицейский. - Вы арестованы.
   Мистер Куцов был всего на несколько лет младше моего отца, но по здешним меркам он был глубоким стариком. И я подозревала, что разум у него уже не так ясен, как когда-то, сказывался возраст. Отступив на пару шагов, старик проговорил дрожащим от гнева голосом:
   - Вот из моего дома!
   Полицейский сделал еще один шаг. Словно завороженная, я стояла как столб, не в состоянии ни говорить, ни двигаться. Я могла только следить за происходящим. Такое со мной происходило впервые, и я поняла, что должна была испытывать Зена Эндрюс там, на лестнице между уровнями. Правда, мною владел не один лишь страх. Просто события, выйдя вдруг из-под контроля, понеслись мимо вскачь - ты словно тщетно ждешь, когда остановится бешеная карусель, хочешь соскочить с нее, но никак не можешь отважиться на прыжок...
   Полицейский вытащил из кобуры пистолет.
   - Вы пойдете со мной, или я вынужден буду стрелять.
   И мистер Куцов ударил полицейского в лицо. Конечно, тот ответил, и если бы старик упал сразу, этим бы все и кончилось, но он не упал и получил еще удар, еще, еще... И только потом он упал.
   Должно быть, я закричала, хотя я этого не помню. (Джимми потом уверял, что я кричала, именно поэтому он и вошел в дом.) Но во всяком случае, полицейский отвлекся от мистера Куцова и уставился на меня в упор. Этот взгляд я никогда не забуду. Потом он поднял пистолет, рукояткой которого только что бил мистера Куцова, и направил на меня.
   Что-то трижды щелкнуло за моей спиной; полицейский с минуту постоял, сохраняя равновесие, затем сила воли, державшая его на ногах, ослабла, и он рухнул, так и не выстрелив из своего пистолета. Еще секунду назад он мог отнять у меня жизнь; сейчас он был мертв.
   Я переступила через труп, даже не взглянув на него, и склонилась над мистером Куцовым. Глаза старика открылись, и он посмотрел на меня. Держа его голову, я снова заплакала без остановки.
   - Простите... - бормотала я, - простите...
   Он улыбнулся и слабо, но отчетливо произнес:
   - Все в порядке, Наташа.
   Он закрыл глаза, словно страшно устал. И умер.
   Через минуту Джимми коснулся моей руки. Я подняла взгляд. Лицо его было бледно.
   - Ничего нельзя сделать, Миа, - сказал он. - Давай уходить, пока можно.
   Он задул свечу. Мы сели на лошадей, а дождь все продолжал лить.
   Много часов мы скакали на север сквозь ночь и дождь. Сначала мы придерживались дороги, но когда начался подъем и местность стала пересеченной, съехали с нее и стали медленно прокладывать путь через холмы и лес. Это было тяжелое путешествие. Дождь лил не переставая, мы промокли до костей. Часто нам приходилось спешиваться и вести лошадей через мокрый и жесткий кустарник, нещадно хлеставший и царапавший ноги. Ледяной ветер визгливо выл на одной ноте в кронах деревьев, швыряясь сорванными ветками. Единственное, что радовало: при таком дожде преследовать нас было почти невозможно. Впрочем, если учесть характер местности, это было бы трудно и в хорошую погоду.
   Наконец, почувствовав, что теперь уж мы точно находимся вне досягаемости погони, мы решили остановиться. До военного городка, где нас ждало снаряжение Джимми, оставался еще целый день пути, но мы выдохлись окончательно.
   Я видела, что Джимми переживал: у него не было ни практики в убийстве людей, ни пороху для этого. В книгах, которые мне доводилось читать, убийство представлялось эдаким забавным действом, а трупы были просто способом учета очков. Но настоящая смерть оказалась другой, и никакому нормальному человеку убийство не может доставить удовольствия. Конечно, кому-то может показаться элегантным навести на человека револьвер, а в плавном нажатии на курок кто-то усмотрит забавное развлечение, но результат останется неизменным... Тот полицейский больше не поднимется на ноги, никогда, и мистер Куцов тоже. Оба они были мертвы - отныне и навсегда. И этот факт терзал нас обоих, Джимми и меня.
   Меня всегда занимал вопрос: каково это - быть копьеносцем в чужой драме? Кто такой копьеносец? Это тот, кто стоит в коридоре и, когда мимо проходит Цезарь, вытягивается по стойке "смирно" и стукает копьем об пол. Копьеносец безымянный персонаж, закалываемый героем, когда он рвется вперед, чтобы спасти попавшую в беду героиню; это персонаж, вставляемый в произведение в качестве половой тряпки - вытер и выбросил. Копьеносец никогда не "качает права", отбрасывая в сторону копье и заявляя: "Я ухожу в отставку. Я не хочу, чтобы меня использовали". Они и существуют для того, чтобы их использовали, они обречены быть мелким препятствием на пути главного героя. Беда, однако, в том, что каждый из нас сам для себя главный герой, живущий в мире копьеносцев. Мы не испытываем никакой радости, когда нас используют и отбрасывают другие, мнящие себя подлинными героями. Но той несчастной и ненастной ночью я поняла, что то, как используют и отбрасывают других людей, мне не нравится тоже.
   Мистер Куцов для полицейского был именно копьеносцем, который в неподходящий момент стал отстаивать свои права и потому подлежал ликвидации. Но неожиданно для себя полицейский вдруг оказался разжалованным из героев, и пьеса, в которой он так замечательно играл свою роль, кончилась...
   Я не винила Джимми. Будь я тогда в состоянии действовать, я сделала бы то же самое - просто для того, чтобы остаться в живых. И Джимми не видел в полицейском копьеносца. Он всегда был более гуманным, более открытым человеком, чем я, и ему было тяжело стрелять в человека. Признаюсь, в моих глазах полицейский был скорее именно копьеносцем. Но тем не менее обе смерти на меня очень сильно подействовали.
   Будь это реально, я предложила бы вот что: любого человека должен убивать только тот, у кого есть очень веские причины для совершения этого акта. Ничья смерть не может быть просто плевком. Смерть - слишком серьезная вещь, слишком сильно она действует на душу того, кто совершает убийство, пусть даже вынужденно.
   Наконец мы разбили лагерь и, как могли, позаботились о лошадях, укрыв их под кронами каких-то деревьев. Установили на ровном месте палатку, Джимми принес седла, сумки и спальный мешок, и когда мы рассовали вещи по углам, места в палатке осталось как раз на этот самый спальный мешок. Дождь выбивал по палатке барабанную дробь, ветер завывал на всех нотах. Мы не гасили в палатке свет, пока не стащили с себя всю мокрую насквозь одежду. Раздеваться было неудобно, места не хватало, а холодное седло - не самая приятная штука, чтобы садиться на него голым задом. Джимми оказался волосатым, чего я совсем не ожидала. Но в конце концов мы умудрились развесить одежду на просушку, выключили свет и забрались в спальный мешок.
   Дрожа от холода, я обняла Джимми, прижавшись к нему всем телом. У него были удивительно твердые мышцы. Это почему-то успокаивало, а я как раз нуждалась в утешении. Впрочем, он, кажется, тоже.
   - Знаешь, я больше не сержусь на тебя, - сказала я, коснувшись ладонью его щеки.
   - Ага, - ответил он. - Я и не думал, что ты злишься. Но ты все равно извини меня. Я должен принимать тебя такой, какая ты есть, даже если ты глупости говоришь... Ты же ничего не можешь поделать со своими убеждениями...
   Он нежно поцеловал меня, и я ответила на поцелуй.
   - Я рад, что ты меня нашла, - сказал Джимми. Он провел ладонью мне по спине и плечам. Я вздрогнула.
   - Тебе холодно? - спросил он.
   - Нет. Ты ждал, что я приду?
   - Я надеялся. И я рад, что ты пришла. И что пришла именно ты.
   Он подвинулся и положил руку мне на грудь, а я прижала ее своей.
   - Ты очень красивая... - проговорил Джимми.
   - Ты мне никогда не говорил этого раньше... Почему?
   Я поцеловала его в щеку и в губы. Мне было хорошо: Джимми словно излучал тепло и безопасность, с ним рядом мне даже не хотелось вспоминать прошедшие дни. Я выпустила его руку, и она нежно заскользила по моему телу.
   - Я боялся сказать, - шепнул Джимми. - Ты бы надо мной посмеялась, разве нет? А знаешь, вот странно, когда я прикасаюсь к этой груди, я слышу твое сердце, а когда к этой - то не слышу.
   - Я тоже слышу твое сердце, - сказала я. - Тум-тум-тум.
   Поцеловав кончики своих пальцев, я провела ими по его лицу.
   - Тебе нравится, как я выгляжу?
   - Очень. Ты очень красивая. У тебя приятный голос, и тело, - Джимми погладил меня, - и волосы, у них такой запах... - Он зарылся лицом в мои волосы.
   - Странно, правда? Ведь мне тоже нравится твой запах, а я раньше никогда об этом не думала. А почему ты решил, что я бы над тобой посмеялась?
   - Конечно. - Джимми дернул плечом. - Сказала бы какую-нибудь гадость. Я просто не мог рисковать.
   Джимми был прав. В самом деле, язык у меня подвешен неплохо, поддеть кого-нибудь мне ничего не стоило. Но я и представить не могла, что он так раним.
   - Я ни за что не обидела бы тебя, если бы ты мне так сказал, -призналась я.
   Он поцеловал мне грудь, пробуя, провел языком по соску, и тот набух против моей воли. Сердце, казалось, сейчас просто разорвется на кусочки. Стиснув друг друга в объятиях, мы принялись исступленно целоваться. И я сама не заметила, как колени мои раздвинулись...
   На Корабле секс - это для взрослых. Если ты взрослый, то никакого значения не имеет, с кем ты спишь. Никого это не волнует. Но, как и везде, на Корабле люди тоже довольно последовательны и небезразличны к тому, что они делают. Не думаю, что мне захотелось бы сойтись с человеком, который ставит зарубки на спинке кровати по числу женщин, с которыми он спал. Те, кто только и ищет где бы да кого бы, те, кому все равно - где и с кем, слишком легкомысленно относятся к сексу. Я так не могу, я слишком уязвима. Мне нравится секс, но я никогда не стану им заниматься без симпатии, доверия и уважения к партнеру. Я знала Джимми почти два года, и почти все это время он мне нравился, но я не стала бы заниматься с ним любовью раньше, чем это произошло, так сказать, естественным путем.
   В определенном смысле мы с Джимми были предназначены друг для друга. Встретились бы мы или нет, понравились бы мы друг другу или нет, но мы обязаны были бы произвести на свет минимум одного ребенка. Такова была рекомендация Корабельного Евгеника. Но это - почти механический процесс, не имеющий никакого отношения ни к совместной жизни, ни тем более к любви. И это прекрасно, что, узнав друг друга, мы смогли полюбить. В четырнадцать лет любовь еще не зрела, но не вечно же нам будет по четырнадцать лет. Официально мы еще не были взрослыми, но мы нуждались во взаимной поддержке, и к тому времени я уже не видела особого смысла в суровом соблюдении всех канонов. Если мы не вернемся на Корабль, то какое кому до нас дело? А если мы все-таки вернемся, то официально станем взрослыми, и вопрос вообще снимается.
   И мы занимались любовью в палатке, под стук дождя и завывание ветра, и в объятиях друг друга мы чувствовали себя в безопасности. Это было здорово! Ни один из нас не знал - что и как нужно делать, только теоретически, и мы были неуклюжи, словно слепые котята. Но платой за нашу неопытность была радость познания, и в самой высшей точке наслаждения таился намек на нечто еще не достигнутое.
   Позже, когда мы тихо лежали, обнявшись, Джимми спросил:
   - Ну, как оно было?
   - Нужна постоянная практика, - ответила я. И, уже засыпая, добавила: - Это здорово утешает.
   На следующую ночь мы привязали лошадей в лесу - за много миль от того места, где разбивали лагерь вчера. Достигнув склона гигантской горы в конце дня, мы затем прокрались сквозь подлесок - посмотреть на армейский комплекс. Внизу, в чаще между холмов, купаясь в золотистом закатном свете, лежал городок. На окраине его, ближе к нам, находилась наша цель - военная база, которая, как и положено, охранялась часовыми со всех сторон, а на плацу стоял тот самый разведкорабль.
   - Любопытство, понимаешь, меня одолело, - рассказывал Джимми, -откуда у них взялся разведкорабль. Я туда прокрался, чтобы все рассмотреть, и попался по глупости, совершенно случайно.
   С трех сторон плац окружали здания. Открытый торец его был дальним от нас и, соответственно, ближайшим к городку. Среди построек базы росло несколько деревьев, и вся ее территория была обнесена частоколом из металлических пик. От ограды до ближайших зданий было примерно футов сто. Джимми показал сквозь листву:
   - Видишь, вон там, прямо, двухэтажный дом? Это их штаб. Они меня держали там, пока из города не прибыла полиция. Там и должно быть мое снаряжение.
   Двухэтажное из красного кирпича здание штаба было самым большим на базе. Остальные постройки почти все были одноэтажными - казармы, конюшни и прочее.
   Мы засекли, сколько времени нужно часовым для обхода, - медленным шагом они промеряли свои участки из конца в конец минут за двадцать, останавливаясь поболтать при встрече на границе участков. Так они коротали дежурство.
   - Если даже мы оглушим часового, больше чем на двадцать минут рассчитывать нельзя, - сказала я.
   - Да, - согласился Джимми. - Но лучше никого не глушить, а проскочить незаметно.
   Все тщательно осмотрев, мы уползли обратно в лес, к привязанным лошадям, и наскоро перекусили. Ошибка Джимми заключалась в том, что он сунулся в лагерь слишком рано, когда часовые были настороже. Оба мы устали от езды верхом и поэтому отправились спать задолго до темноты.
   Проснулась я от толчка.
   - Подъем, - шепнул Джимми. - Пора.
   Мы не пожалели времени, чтобы спуститься с горы как можно тише. Я радовалась, что рядом со мной идет Джимми, вместе мы составляли отряд, и я чувствовала себя тигром и "сущей фурией" в гораздо большей степени, чем если бы шла на штурм базы в одиночку.
   От кустарников до ограды было футов двадцать расчищенного пространства, и мы скорчились на последней линии кустов, с трудом различая в темноте за оградой контуры двухэтажного здания.
   - Тихо, ш-ш-ш, - прошипел Джимми, сжав мою руку. - Часовой...
   Дождавшись, когда часовой прошел мимо, мы, пригнувшись, подбежали к ограде. Джимми подсадил меня, и я ухватилась за острые кончики пик. Последовал толчок вверх, я подтянулась, встала на верхнюю связку между пик и легко соскочила на землю; только одна штанина, зацепившись, слегка порвалась.
   Осмотревшись по сторонам и прислушавшись - не насторожил ли кого шум моего падения, я повернулась к ограде и просунула на ту сторону сцепленные в замок руки. Джимми встал на них одной ногой, я подтолкнула его вверх, и он без труда перелетел на мою сторону. Приземлился он, правда, потяжелее, чем я, но сразу вскочил, и мы, не теряя ни секунды, помчались в тень здания штаба.
   Над нашими головами неслись клочья облаков; лунный свет, и без того тусклый, то и дело пропадал, заслоненный серой пеленой туч.
   Джимми шел первым. Осторожно завернув за угол здания, мы увидели пустынный плац и пару слабых огоньков в домах по сторонам. Стоящий на грязной площадке разведкорабль был едва различим. Заглянув за следующий угол, мы, словно призраки, проскользнули вдоль фасада штабного здания.
   - Там должен дежурить один человек, - сказал Джимми. - Его кабинет сразу за дверью, справа.
   Он показал на окно над нашими головами, оно слабо светилось, и на потолке комнаты маячила тень. Мы поднялись на крыльцо, бесшумно просочились в дверь и вытащили пистолеты. Холл был темен и тих, но дверь в комнату направо была открыта.
   Джимми возник на пороге с пистолетом в руке.
   - Руки вверх! - приказал он.
   Сидевший за столом человек явно дремал, но, услышав голос Джимми, моментально проснулся и посмотрел на нас.
   - Опять ты, - произнес он.
   Дежурный офицер оказался маленьким кругленьким человечком, на вид совсем невзрачным, одетым в зеленую форму с красными нашивками и красными же, шнурованными эполетами на плечах. В просторной комнате стояло несколько столов. Лампа, чадящая на столе офицера, была в комнате единственным источником света.
   - Советую не повышать голоса, - сказал Джимми. - Я вас застрелю, если понадобится. Мне нужно мое снаряжение. Где оно?
   - Не знаю, - ответил офицер, но в голосе его особой уверенности не чувствовалось. Наверное, он еще не до конца проснулся или от удивления не очухался.
   Джимми кивком показал, чтобы я обошла вокруг стола, - и вовремя. Офицер попытался было подняться со стула, но я толчком заставила его сесть обратно. Больше он не дергался, только проговорил грубовато:
   - Потише, ты, щенок!..
   Я вытащила нож и слегка кольнула его в ухо, чуть-чуть, даже кровь не показалась, просто для острастки.
   - Где снаряжение, ну?!
   Человечек кашлянул, прочищая горло, которое сжалось от страха (я так полагаю).
   - В разных местах, - проговорил он. - Я не знаю, где что.
   - Где мои седельные сумки? - спросил Джимми.
   Офицер беспомощно пожал плечами.
   - В конюшне, наверное.
   - А их содержимое?
   - Кое-кто развлекался с этим в офицерской столовой...
   - Ведите нас туда.
   - Я не могу, - сказал офицер. - Я не могу оставить свой пост.
   Я потыкала ножом его эполет.
   - Вам придется это сделать.
   - Не порежь эполет, мальчик... - заволновался офицер.
   - Веди нас в столовую! - Я подняла нож перед его лицом и с удовлетворением отметила, что он не сводит с него глаз.
   - Ладно. Ваша взяла, - сказал он. - Это на втором этаже.
   Я взяла со стола лампу, и Джимми тычком поднял офицера на ноги. Следом за ним мы прошли по коридору, затем поднялись на второй этаж и остановились у одной из дверей. Шаги наши эхом отдавались в пустынном здании.
   - Вот, - произнес толстяк, отпирая дверь. - Рядом есть комната отдыха.
   Свет лампы озарил длинный зал, в центре которого стоял почти столь же длинный стол, окруженный рядами стульев. Стол был накрыт белой скатертью. Пошли дальше, - велел Джимми.
   В комнате отдыха были газеты, игры, а на одном из столов лежали...
   Шахматы Джимми, та самая доска. Уж не знаю, с кем Джимми собирался здесь играть. Остальные его вещи были разбросаны вокруг.
   - Джимми, - сказала я полным страха голосом, - я его не вижу...
   Джимми быстро просмотрел все сам.
   - Да, - сказал он и повернулся к офицеру. - Мы ищем маленький кубик. Примерно вот таких размеров. - Джимми показал на пальцах. - Вы его не видели?
   - Нет. Я не занимался вашим добром.
   Я ткнула его ножом.
   - Вы в этом уверены?
   - Уверен! - ответил он злобно. - Я не видел ничего подобного.
   - Что же нам теперь делать? - спросила я Джимми.
   - Не знаю. Оно должно быть где-то здесь, но где его искать? - Он пожал плечами.
   Я здорово испугалась. Мы не могли оставаться тут слишком долго без риска попасться, но если мы не отыщем сигнальное устройство, то никогда больше не увидим дом.
   Мы спустились обратно в дежурку, и тут меня осенило!
   - Да ведь здесь есть разведкорабль! Мы его захватим! Если уж эти люди могут на нем летать, то мы и подавно сможем!
   - Черта с два! - заявил вдруг коротышка офицер. - Вы, с Кораблей, думаете, что можете все на свете, но мы вам еще покажем! Вы не захватите наш корабль! Он наш, и мы теперь померяемся силами...
   - Не нужен нам ваш корабль, - сказал вдруг Джимми, беря с одного из столов пресс-папье. И это было пропавшее сигнальное устройство! Джимми повернулся к офицеру. - Так, говорите, вы не видели ничего подобного? -спросил он с усмешкой.