Алекс Паншин. Обряд перехода

   - Вы эту штуку искали?! Я никогда не обращал на нее внимания...
   Он очень удачно стоял ко мне спиной, и я аккуратно стукнула его рукояткой пистолета чуть ниже уха.
   - Джимми, - сказала я, - раз сигнализатор у тебя, то уходим отсюда.
   Мы выскочили в ночь. Но лишь только завернули за угол здания, как вдруг Джимми заставил меня остановиться и прошептал прямо в ухо:
   - Часовой, видишь?
   Скорчившись в тени, мы терпеливо ждали, пока часовой неторопливо шел вдоль ограды к другому концу здания. И тут, совершенно неожиданно, темноту прорезал вопль:
   - Охрана!! Охрана!!
   Крик доносился с крыльца. Часовой моментально обернулся, но как хороший солдат, он не покинул свой пост - тем самым отрезав нам путь к отступлению.
   - Идем, - шепнул Джимми, и мы прошмыгнули вдоль какого-то домика, расположенного параллельно ограде. В углу плаца Джимми остановился. Отсюда нам была видна ограда в двух направлениях.
   - Неужели ты не могла врезать этому толстяку посильнее? - спросил он. - Не хотела гробить человека.
   Отовсюду доносились крики. Что происходит, видеть мы не могли, но зато могли слышать. Что-то надо было предпринимать.
   - Джимми, ты знаешь, что это за дом? - спросила я.
   - Нет.
   - Это же склад боеприпасов. Видишь, знак опасности? Давай устроим диверсию? Давай взорвем разведкорабль?!
   Джимми улыбнулся, протянул руку и на миг коснулся моих волос. Я не ошиблась!
   Мы нашли вход, и Джимми сбил замок рукояткой пистолета. О соблюдении тишины мы больше не заботились: производимый нами шум никто не заметил бы в общем кавардаке. Мы ввалились внутрь и, заперев дверь, принялись наблюдать сквозь небольшие оконца, как бегают по плацу солдаты, зажигая лампы и факелы. В их резком свете разведкорабль с выпущенным трапом был виден как на ладони. Солдаты наконец выстроились на плацу в шеренгу, и им растолковали, что произошло.
   - Сейчас они начнут обыскивать все вокруг, - сказал Джимми.
   Найдя небольшой бочонок с порохом, я вставила в него примерно пятифутовый фитиль. Принцип действия этой нехитрой штуковины достаточно прост, я много раз читала об этом в книгах. Единственное, чего я не знала, - сколько времени будет гореть фитиль. Здесь был определенный риск.
   Пока мы с Джимми соображали, что нужно делать, солдаты на плацу получали приказы. Это было похоже на старинную игру "бумага - ножницы -камень", где обе стороны сперва загадывают предмет, затем раскрывают карты одновременно, и тут выясняется, кто победил...
   Я отдала свой пистолет Джимми, он его зарядил, и мы снова выскользнули через заднюю дверь, таща за собой кончик фитиля. В руках у меня был еще один, маленький, но тяжелый, бочонок с порохом.
   - Начинай стрелять секунд через сорок, - велела я Джимми.
   Он кивнул и, пригибаясь, побежал прочь вдоль шеренги зданий.
   Скрючившись в темноте спиной к ограде, я достала спичку и, старательно загородившись от ветра, чиркнула ею о коробок. Со второго раза огонь вспыхнул, и я поднесла его к фитилю. Раздалось громкое шипение, и я, подхватив свой второй бочонок и не теряя ни секунды, устремилась прямо на плац. Бочонок был тяжел, и я забыла обо всем, кроме своей цели - трапа разведкорабля. Не знаю, может быть, в меня даже стреляли, я ничего не замечала, сосредоточившись только на беге. И я уже ступила на трап, когда склад боеприпасов взорвался с ослепительной вспышкой и чудовищным грохотом. В воздух полетели обломки здания. Взрывная волна сбила меня с ног, но я сразу же вскочила и ринулась по трапу вверх.
   Справа Джимми стрелял по солдатам из двух пистолетов, не стараясь попасть, а просто - поверх голов. Солдаты, лежа, вели ответную стрельбу, и я подумала, что Джимми догадается пригнуть голову.
   Свой бочонок я установила прямо возле главного пульта, на сиденье пилота. Сквозь прозрачный купол я видела мечущихся в суматохе солдат. Никто уже не стрелял - с порохового склада огонь перекинулся на одну из казарм, и солдаты бежали за водой.
   Я подпалила фитиль и бросилась вниз по трапу. На тусклом металле бортов разведкорабля метались отблески пламени и огромные тени.
   - Прочь с дороги! - заорал кто-то и, толкнув меня в бок, побежал дальше. По плацу взад и вперед сновали солдаты.
   Я уже начала отчаиваться, вообразив, что придется снова подняться в разведкорабль и поджечь погасший фитиль, как вдруг послышалось глухое "бум-м-м"... Больше этим воякам не придется пользоваться своим разведкораблем.
   С трудом в одиночку перебравшись через ограду, я медленно стала подниматься по косогору, петляя меж кустов и деревьев и периодически оглядываясь на освещенный армейский лагерь. Огонь перекинулся уже на вторую казарму, и люди, словно муравьи, кишели вокруг пожара. Несколько минут понаблюдав за ними, я подошла к нашей палатке. Джимми ждал меня возле лошадей.
   - Все в порядке? - спросила я.
   - Да, со мной все в порядке, но я обронил сигнальное устройство...
   Я ахнула.
   - Шутка, - улыбнулся Джимми.
   Я обессиленно присела на камень, завернула порванную штанину и робко дотронулась до ноги.
   - Что случилось? - спросил он.
   - Да, порезалась, когда в первый раз через ограду лезли.
   Джимми осмотрел мою ногу.
   - Ничего страшного. Хочешь, я ее поцелую, и все сразу пройдет?
   - Правда?!
   Джимми вдруг встал и показал рукой на озаренное далеким пожаром небо. Видишь, как много хлопот возникает только из-за того, что не можешь себя заставить как следует трахнуть врага по голове...
   Последнее утро на Тинтере было прекрасным. Вместе с лошадьми мы сидели в окруженном со всех сторон скалами "орлином гнезде" недалеко от побережья. На небольшой площадке росла трава, струился горный ручеек; день был ясным, и только далеко в вышине плыло несколько кучевых облаков. Было тепло, и мы, сняв куртки, позавтракали, упаковали вещи и теперь просто спокойно сидели и грелись на солнце.
   С одной стороны наша скала круто обрывалась к океану, серому, с белыми барашками волн, накатывавшихся на узкий пляж. Редкие птицы парили на ветру, и нам казалось, что мы слышим их крики. Взглянув в глубь материка, можно было увидеть луга в предгорьях и прорезанные долинами холмы, покрытые волнующимся морем деревьев ровного оливкового цвета. Где-то в этом море бродили дикие лосели и рыскали охотящиеся за нами люди. Лоселей мы видели, и они видели нас; они пошли своей дорогой, мы - своей. Людей за последние четыре дня мы не встречали совсем. И где-то в этом лесном море затерялись другие ребята с Корабля. Их мы не нашли тоже. Жаль. Свое сигнальное устройство - одно на двоих - мы включили рано утром.
   Но прилетели за нами только через шесть часов. И все это время мы оставались настороже, изредка переговариваясь вполголоса.
   Возвращение прошло удивительно буднично. Разведкорабль сел, выпустил трап, и мы, поднявшись на борт, отвели в стойла лошадей. Мистер Писарро отметил нас в списке - шестым и седьмым номерами.
   - Пойду наверх, поговорю с Джорджем, - сказала я Джимми.
   - Ладно, - он кивнул, - а я пока расскажу мистеру Писарро, что с нами было.
   Почему-то нам казалось, что они должны об этом узнать. И, пожалуй, действительно, на нашу долю выпало больше приключений, чем хотелось бы.
   - Поздравляю тебя, Взрослая, - сказал Джордж, когда я появилась в рубке. Я так и знал, что ты преуспеешь в Испытании.
   - Спасибо, Джордж, - ответила я ему. - Скажи мне, у тебя пока не было затруднений с подъемом ребят?
   - Нет пока, - ответил он. - Но я беспокоюсь. Смотри. - Джордж показал на координатную сетку, которая служила ориентиром для посадок. На ней не горели двенадцать лампочек из двадцати девяти. - Последняя зажглась всего два часа назад. Боюсь, мы не досчитаемся слишком многих.
   Вкратце я рассказала ему о том, что с нами произошло, и сверху наблюдала, как поднимали Вени Морлок и еще двоих. Затем я спустилась вниз и села рядом с Джимми.
   - Осталось поднять только шестерых, - сказала я. - Смотри, как нас тут мало.
   - Неужели так плохо?! Хотел бы я знать, что по этому поводу скажет Совет.
   На борту находились всего десять ребят. Из нашей шестерки я сама, Джимми и Вени были в безопасности, но Ат, Эллен и Ригги все еще оставались внизу.
   Вдруг по внутренней связи Джордж потребовал общего внимания.
   - Эй! Заткнитесь и слушайте! Один из наших там, внизу. Не знаю, кто это, но по нему стреляют. Придется нам его отбивать. Даю вам две минуты, чтобы разобрать оружие. Потом я спикирую, выброшу трапы, вы выскочите наружу и поведете настильный огонь. Ясно?
   У некоторых ребят оружие было при себе, а мы с Джимми бросились к козлам со снаряжением и вытащили свои пистолеты. Я сама зарядила свой. Нас было одиннадцать человек, включая мистера Писарро. Мы разбились на группы; Джимми, я и Джек Фернандес встали у одного трапа. Затем Джордж спикировал до земли, как перышко посадив Корабль, и выбросил все четыре трапа одновременно. Мы сбежали вниз: Джимми в центре, Джек слева, я справа. Корабль опустился на вершине покрытого лесом холма, и инерция моего тела плюс наклон отправили меня по назначению - носом в землю. Но именно это мне и было нужно. Откатившись за ближайшее дерево, я оглянулась и увидела почти скрытого кустом Джимми.
   Здесь, в сотнях миль от того места, где подобрали нас, в воздухе висел туман и знакомые серые облака закрывали небо. С другой стороны Корабля снизу доносилась стрельбы. Нашего парня прижали к земле в пятидесяти ярдах под нами среди каких-то камней, которые вряд ли могли послужить укрытием кому-нибудь, кроме того маленького зверька, которого я накормила крошками от завтрака еще в "орлином гнезде". Крошечное такое было создание... Парнем среди камней был Ригги Аллен, и он отчаянно отбивался. Я видела, как хлестал луч его ультразвукового пистолета, а примерно в тридцати футах выше по склону лежал труп его лошади.
   Ригги повернул голову и посмотрел на нас.
   Нападавшие укрывались за деревьями и валунами. Отчасти это спасало их от огня Ригги, но с того места, где находись мы, они были видны как на ладони. В несколько секунд оценив ситуацию, я подняла свой пистолет и выстрелила, целясь в солдата с винтовкой. Дистанция была больше, чем мне показалось, пуля вспахала землю футов на десять ближе, но солдат отпрянул назад.
   Из порохового пистолета я стреляла впервые. Он с грохотом дергался в руке, и, однако, это доставляло определенное удовольствие. Ультразвуковой пистолет бесшумен, и если промахнешься, то получишь какой-нибудь увядший и пожелтевший листок, не более того. Этот же револьвер даже в случае промаха производил куда больший эффект - пули поднимали фонтанчики пыли, зарываясь в грунт, смачно визжали, рикошетируя от камней, и оставляли на деревьях заметные царапины: вполне достаточно, чтобы заставить пригнуть голову даже самого стойкого человека.
   Взяв прицел повыше, я начала выпускать пулю за пулей. Джимми делал то же самое, и огонь по Ригги сразу прекратился, солдаты попрятались в укрытия. Ригги понял нас, вскочил и рысью понесся в гору. И вдруг мой пистолет щелкнул вхолостую, джиммин тоже. Из нас троих продолжал стрелять только Джек из своего ультразвукового, но, за исключением одной обожженной руки, результат был нулевым. Нападавшие его не воспринимали, если говорить точнее. И лишь наш огонь прекратился, они опять подняли головы и принялись стрелять. Ригги дернулся, прыгнул назад и распластался за трупом своей лошади. Как можно быстрее перезарядив пистолеты, мы с Джимми снова открыли стрельбу. И снова Ригги вскочил и побежал к Кораблю. Хладнокровно поразмыслив, я решила подождать, пока у Джимми не кончатся патроны, и, как только его револьвер сухо щелкнул, я снова открыла огонь, нажимая и нажимая на курок, не заботясь о том, чтобы в кого-нибудь попасть, стараясь лишь прижать к земле этих солдат.
   Так мы стреляли по очереди, пока Ригги не промчался наконец мимо и не взбежал по трапу. Распластавшись в проеме люка, он стал прикрывать нас; я отступила первой, затем поднялся Джек, за ним Джимми. Я крикнула Джорджу, что можно убирать трап, и - либо он услышал, либо следил за нами с самого начала трап медленно поднялся и замер в своем гнезде.
   С других сторон все еще доносилась стрельба, и, крикнув Джимми, чтобы он бежал налево, я рванула через центральный отсек и чуть было не сломала себе шею, налетев на кресло.
   В проеме люка я затормозила, уткнулась носом в пол и, почти не целясь, принялась стрелять. Те трое, которых я прикрывала, все оценили верно и один за другим проскочили на борт. В промежутке между выстрелами я слышала голос Джимми: он кричал, чтобы Джордж поднимал трап с его стороны. Последней из прикрываемых мною ребят на борт взбежала Вени Морлок, и я не смогла удержаться, чтобы не подставить ей ножку. И только потом я дала команду Джорджу.
   Вени прожгла меня взглядом.
   - Зачем ты это сделала? - процедила она сквозь зубы, когда трап встал на место.
   - Для гарантии, что тебя не подстрелят, - ответила я, конечно, соврав.
   Мгновение спустя послышался крик Джека, четвертый трап поднялся, и последней картиной Тинтеры перед моими глазами остался мокрый склон горы и люди вокруг... Люди, которые изо всех сил старались нас убить, и это почему-то казалось самым для них подходящим занятием.
   Ригги совершенно не пострадал при обстреле, но на руке у него был довольно глубокий порез, который только-только начинал заживать.
   Вот и все преимущества политики черепахи, по крайней мере на Тинтере. Про свой порез Ригги рассказывал так: однажды в лесу, когда он занимался какими-то своими делами, из-за кустов вдруг выскочил лосель и цапнул его за руку. Я бы поверила, если бы не знала, что такое Ригги. Скорее всего, было иначе: мирный лосель шел по лесу, а из-за кустов, напугав его, выскочил Ригги. Он частенько проделывает такие шутки.
   - Где ты достала этот пистолет? - спросил Ригги. - Можно посмотреть? Минуту повертев револьвер в руках, Ригги предложил:
   - Хочешь, давай на что-нибудь поменяемся, а?
   - Можешь взять его себе просто так, - сказала я, зная, что никогда больше им не воспользуюсь. Револьвер меня не привлекал.
   На борт разведкорабля было принято семнадцать ребят. Остальных двенадцати либо не было в живых, либо они не сумели включить свои сигнальные устройства. Размышляя об этом по пути к Кораблю, я подсчитала, сколько раз могли убить меня саму. Получилось, что не меньше пяти. И если допустить, что шансы пережить каждую из этих опасностей в отдельности были девять из десяти, то для всех пяти ситуаций их оставалось лишь из десяти шесть. Пятьдесят девять из ста, если точнее. И если у каждого из ребят был такой же опыт, как у меня, то понятно, почему не смогли вернуться эти двенадцать. Среди них был и Ат, и это не давало мне покоя.
   Прибыв на Корабль, мы сдали своих лошадей, быстро прошли дезинфекцию, а затем нас провели в Зал Встречи. На стенах по случаю Конца Года висели украшения, над головой мерцали разноцветные фонарики. Играл оркестр, и Папа, как официальный представитель Совета, приветствовал новых Взрослых. Мне он пожал руку.
   Нас встречали многие: там была и моя мать, и мать Джимми с мужем, и его отец с женой. Заметив Джимми, они замахали руками. И еще я увидела мать Ата.
   - Встретимся позже, - шепнула я Джимми и, подойдя к матери Ата, сказала: Мне очень жаль, что его с нами нет...
   Голос у меня дрогнул. Я не хотела причинить ей боль, но мне было больно самой, слова давались с трудом. Она должна была догадаться, что я хочу сказать... Коснувшись моего плеча, она заплакала и отвернулась. Постояв немного рядом, я подошла к своей матери, и она, улыбнувшись, взяла меня за руку.
   - Я рада, что ты вернулась домой, - сказала она и вдруг, совершенно неожиданно, расплакалась тоже.
   Подошел Папа, обнял меня и провел рукой у меня над головой.
   - Э, Миа, да ты, кажется, подросла! - сказал он весело, и я кивнула в ответ, потому что и сама думала так.
   Как это здорово - снова вернуться домой!
   ЭПИЛОГ
   ОБРЯД ПЕРЕХОДА
   Слово "зрелость" меня всегда раздражало. Потому, наверное, что его чаще всего употребляют как синоним воспитанности. Ведь если вы что-нибудь делаете, а это кому-то не нравится, то вы, так сказать, не зрелы, пусть даже ваши действия идут всем на пользу. И мне кажется, то, что чаще всего называют зрелостью, на самом деле не что иное, как отстраненность от жизни. Сталкиваясь с жизнью в лоб, вы просто обречены совершать ошибки, это неизбежно: вы будете делать то, чего не хотели бы делать, говорить то, что хотели бы сказать не так, не в силах найти более удачные выражения... Короче, ваш удел - нащупывать дорогу вслепую. Но тем, так называемым зрелым людям, в чьей жизни нет ни единой фальшивой нотки, ни единой, даже самой маленькой, ошибочки, которые никогда не идут на ощупь, мысля и поступая всегда единственно верно, этим людям неведомы ни поражения, ни успехи. Убогая жизнь! Такие люди никогда меня не привлекали, и это еще одна причина, по которой я не могла с уважением относиться к общепринятому эталону зрелости.
   Но только после возвращения с Испытания я сумела выработать собственное суждение об этом. По-моему, зрелость - это способность отсортировать крупицы истины из обыденных заблуждений и самообмана, в которых вы выросли. Сегодня, например, нетрудно понять бессмысленность средневековых религиозных войн или что капитализм не есть сам по себе зло; что убивать человека ради так называемой чести чаще всего просто глупо; что в двадцать первом веке национализм уже не уместен; что правильно завязанный галстук весьма слабо соотносится с общественной ценностью... Список можно было бы продолжить. Но зато куда как труднее столь же критически проанализировать безумства своего времени, тем более что вы всю жизнь, сколько себя помните, воспринимали их как должное. И если вы еще не сделали такой попытки, то, кем бы вы ни были, до зрелости вам далеко.
   К этому выводу я пришла после Корабельной Ассамблеи, созванной после нашего возвращения с Тинтеры.
   Для людей Корабля результат нашего Испытания был просто чудовищным. Тинтера казалась им преддверием ада. Тинтерийцы, вне всякого сомнения, были Бесконтрольно Рождающими (эта мысль не нравится мне даже сейчас), их общество жило за счет рабства, они каким-то преступным путем завладели разведкораблем и собирались использовать его против нас, и, наконец, они убили беспрецедентное количество наших детей. Случайная смерть на Испытании - это одно, а преднамеренное убийство детей грязеедами - другое. Слухи полетели по Кораблю почти сразу же, как мы прибыли домой. Через день после нашего возвращения было созвано заседание Совета, отчет о нем транслировался по всему Кораблю, и для большинства людей действительность оказалась куда хуже, чем даже самые страшные слухи. Присутствуя на Совете и давая показания, я видела, насколько встревожил наш рассказ всех его членов. По вердикту Совета два дня спустя должна была состояться Корабельная Ассамблея - предстояло принять как можно скорее крайне важное решение.
   Единственными взрослыми, не присутствовавшими в тот день в Амфитеатре Ассамблеи, были те несколько сотен вахтенных, без которых существование нашего Корабля было бы просто невозможно. Семнадцать прошедших Испытание ребят, мистер Писарро, Джордж Фахонин и члены Совета находились на подиуме, в центре Амфитеатра. В свое время я видела, как на том месте, где я сейчас сидела, разыгрывались театральные действа.
   Потребовав внимания Ассамблеи, Папа начал с извинений за то, что праздник Конца Года прерван таким серьезным делом.
   - Но, я полагаю, - сказал он, - большинство из вас наблюдало по видео достаточно дискуссий о Тинтере и понимает всю серьезность проблемы. Месяц назад мы высадили на эту планету группу ребят, двадцать девять человек. Вот это - все, что от группы осталось. Мы предложим им повторить то, что они рассказывали Совету об увиденном и пережитом, и когда они закончат, вы сможете задавать им вопросы и вести дискуссии.
   Все эти факты уже были известны почти всем. Теперь они звучали как бы из первых рук. Я дала показания о неконтролируемом рождении, Джек Фернандес - о лоселях, Джимми рассказал о захваченном разведкорабле. Один за другим мы выкладывали информацию, руководствуясь Папиными вопросами, а затем мистер Писарро и Джордж добавили свои свидетельства к нашим. Потом посыпались вопросы из Амфитеатра.
   Мистер Табмен принял сигнал от маленького человечка, сидевшего в верхнем левом ряду, и тот появился на экранах мониторов. Голос его четко доносился из динамиков.
   - Я так понял, что они использовали этих самых лоселей в качестве рабов? Верно?
   - Мы не знаем этого точно, - честно ответил мистер Персон. - Они определенно используют их в качестве подневольной рабочей силы, и, как вы слышали от мистера Фернандеса, имеются доводы как в пользу их разумности, так и против. Вопрос именно в этом: достаточно ли они разумны, чтобы называться рабами? Но я думаю, что мы должны учитывать эту возможность. Маленький человечек кивнул, и мистер Табмен передал следующему.
   - Они действительно хотели двинуть против нашего Корабля свои вооруженные силы? Это правда?
   - В этом мы тоже не уверены, - сказал мистер Персон. - Но, так или иначе, такой ход событий уже невозможен, их единственный разведкорабль уничтожен.
   - Варвары, - произнес человек, задавший вопрос, и затем добавил: - Я считаю, нам следует объявить благодарность молодым людям, которые разрешили для нас эту проблему. - Он сел.
   Следующий оратор поддержал это предложение, и я почувствовала, как лицо мое запылало. Украдкой я взглянула на Джимми - он тоже был смущен. И мне очень захотелось, чтобы предложение не прошло, мне не нужна была благодарность, которая камнем повисла бы на шее.
   - Прекрасная идея. Прошу проголосовать, - согласно предложил мистер Персон, но один из членов Совета возражающе поднял руку.
   - Мне кажется, это уводит нас от цели данной Ассамблеи, - сказал он. Если эта идея столь привлекательна, то мы сможем обсудить ее в следующий раз, ничто нам не помешает.
   Зал заволновался, потом шум стих, и Папа объявил:
   - Давайте продолжим.
   И я, понимая, что именно хотел Папа от этой Ассамблеи, была очень рада, что избавилась от ненужной и официозной благодарности.
   - По-моему, - сказал следующий оратор, - мы упускаем важный, если не главный, момент. Эти люди - Бесконтрольно-Рождающие! Вот в чем все дело! Мы знаем, к чему это приводит. И они снова доказали это захватом разведкорабля кого они убили, чтобы его заполучить? Они доказали это заточением в тюрьмы и убийствами наших ребят... Они - угроза, и из этого мы обязаны исходить.
   - Это их планета, мистер Финдли, и я не могу отрицать их право иметь законы о нарушении границы, - произнес мистер Персон. - А что касается... Он не договорил, его прервал Папа.
   - Не согласен, - произнес он. - Мистер Финдли поднял вопрос, который, по-моему, имеет огромное значение. Его следует обсудить со всей серьезностью.
   По Амфитеатру прокатился шум, но четко было слышно только мистера Персона и Папу. Каждый из них, я это отлично знала, придерживался твердо своего мнения. Вежливо и внешне ничем не проявляя своих эмоций и заинтересованности, Папа с помощью мистера Табмена направлял Ассамблею к определенной цели, а мистер Персон столь же упорно старался склонить ее на свою сторону.
   Когда наконец воцарилась относительная тишина, мистер Персон заявил: - Мы все отлично сознаем. Мы отдаем себе отчет в том, какую потенциальную опасность представляют для нас эти люди. Но этот вопрос на настоящий момент я считаю неактуальным. Да, они Бесконтрольно Рождающие, но их не больше нескольких миллионов. Они первобытны, они отсталы. У них нет ни средств, ни возможностей причинить нам вред. В худшем случае их можно будет изолировать. Я считаю, что мы должны оставить этих бедолаг в покое, пусть они сами решают свою судьбу.
   - Не согласен! - сказал Папа упрямо.
   Кто-то с места стал кричать о продолжении дебатов, крик подхватили другие люди, и вся Ассамблея стала походить на растревоженный улей. В этом, наверное, и заключается вся прелесть подобных мероприятий. Но затем, постепенно, все успокоились, и мистер Табмен назначил выступающего.
   - Вам хорошо, наверное, сидеть тут и рассуждать, мистер Персон, -сказал мужчина, - но можете ли вы гарантировать нам, что они каким-либо образом не заполучат другого разведкорабля? Ведь они сумели обзавестись первым. Вы можете гарантировать это?
   - Если предупредить другие Корабли, - ответил мистер Персон, - то я не вижу здесь никакой проблемы. Но мы забываем главное: суть не в том, какой вред может причинить нам эта отсталая планета. Суть в том, почему вообще возникла возможность нанесения нам этого вреда. И я утверждаю, что причина заключается именно в отсталости и дикости этих людей!..
   - Мы не должны рассматривать этот вопрос, - заявил Папа. - Сейчас мы обсуждаем конкретный случай, а не общие темы. Они сейчас и здесь неуместны. Таково мое решение!
   - Они уместны! - горячо возразил мистер Персон. - Более того, они чрезвычайно уместны. Этот вопрос шире, чем вы хотите признать, мистер Хаверо. Вы избегаете выносить вопрос о политике, об основном принципе политики нашего Корабля, на открытое обсуждение. Я настаиваю на этом! Сейчас для этого самое время.
   - Вы нарушаете регламент!
   - Ничего я не нарушаю! Я заявляю, что мы обязаны пересмотреть генеральную линию политики Корабля, и требую голосования по этому вопросу прямо сейчас. Я требую голосования, мистер Хаверо!
   Народ в Амфитеатре снова заволновался. Одни требовали голосования, другие возражали, но в конце концов сторонники голосования возобладали, и Папа поднял руку.