Алекс Паншин. Обряд перехода

   - Я не сдвинусь с места...
   Но это была неправильная тактика по отношению к Папе. Он лишь убедился в том, что я упрямая девчонка, хотя это было уже не упрямство. Я боялась и была уверена, что, если мы переедем, там мне никогда не будет так хорошо, как здесь. Но я не могла сказать этого Папе, я не могла признаться ему, что боюсь.
   Он подошел к креслу, в котором я сидела, вызывающе скрестив руки, с застрявшими в уголках глаз слезинками, и положил ладони мне на плечи.
   - Миа, - произнес Папа, - я понимаю, что тебе нелегко переезжать. Но меньше чем через два года ты будешь сама себе хозяйкой, будешь жить где пожелаешь, и делать что захочешь. Но если ты сейчас не можешь принять неприятное для тебя решение, то какой же ты будешь взрослой? А теперь, -резко добавил он, - никаких споров. Я переезжаю. У тебя есть выбор: либо переезжай вместе со мной, либо перебирайся в интернат здесь, в Альфинг-Куоде.
   В интернате я уже жила и возвращаться туда не имела ни малейшего желания. Я хотела остаться с Папой. В конце концов я решилась.
   Насухо вытерев глаза полой рубашки, я медленно вернулась во двор Куода. Обе игры в футбол уже кончились, и весь двор превратился в калейдоскоп разбросанных повсюду разноцветных рубашек и шорт. Не увидев в массе игравших ребят Вени Морлок, я спросила о ней у одного знакомого мальчика.
   - Она вон там, - показал он рукой.
   - Спасибо, - ответила я.
   Я свалила ее с ног. Потерла носом о землю и заставила молить о пощаде. За усердие я получила синяк под глазом, но он стоил того, чтобы заставить Вени помнить, кто есть кто, даже если я буду жить на Пятом Уровне.
   Потом мы с Папой переехали.
   Администрации школ очень консервативны. Вероятно, так обстоит дело везде, не только на нашем Корабле. Если тебя прикрепили к учителю, ты годами не сменишь его на другого. Я знала в Альфинг-Куоде одного мальчика, который настолько ненавидел своего опекуна и так плохо с ним ладил, что оба они могли похвастаться шрамами. Так вот, этому парню потребовалось три года, чтобы поменять своего учителя на другого.
   По сравнению с этим все остальное должно казаться пустяком.
   Утром в понедельник, спустя два дня после нашего переезда, я отметилась у своего нового директора школы в Гео-Куоде. Он был худощав, официален и чопорен, и звали его мистер Куинс.
   Мистер Куинс посмотрел на меня, стоящую перед его столом, поднял брови, отметив мой синяк под глазом, и наконец предложил:
   - Садитесь.
   На директоре школы лежит вся административная работа. Он назначает учителей, контролирует переводы из класса в класс и программы для обучающих машин, разнимает драки, если таковые случаются, и прочее. Для большинства людей такая работа малопривлекательная, поэтому никого не заставляют оставаться на ней дольше трех лет.
   После того, как мистер Куинс, поджав губы, просмотрел все мои бумаги и сделал запись в картотеке, он изрек:
   - Мистер Уикершем.
   - Извините? - не поняла я.
   - Вашим учителем будет мистер Уикершем. Он живет в Гео-Куоде, 15/37. Вы встретитесь у него дома в среду в два часа пополудни и в дальнейшем будете встречаться три раза в неделю, когда вам будет удобнее. И пожалуйста, не опаздывайте в среду. Теперь пойдемте на первый урок, я покажу вам ваш класс.
   Школа - для детей с четырех до пятнадцати лет. После четырнадцати, если выживешь, разрешается бросить все несущественные уроки. Ты просто работаешь со своим учителем или мастером, идя в соответствии со своими интересами к своей же цели.
   Примерно через два года мне предстояло на этот счет принять какое-то решение. Беда заключалась в том, что кроме математики и чтения старых романов у меня появились совершенно иные увлечения. Еще год назад их не было и в помине. А поскольку настоящий математический талант у меня отсутствовал, а от чтения старинных романов вообще пользы мало, мне требовалось выбрать что-то более определенное. Но на самом деле мне не хотелось специализироваться: я хотела стать синтезатором, человеком, который знает обо всем неглубоко, но достаточно, чтобы уметь складывать разрозненные детали в единое целое. Именно такая работа меня привлекала, но я никому не рассказывала о своем желании, подозревая, что ума у меня для такой работы маловато. Мне нужен был плацдарм для отступления. На всякий случай.
   Иногда, в минуты депрессии, мне казалось, что только и плачет по мне местечко воспитательницы в интернате. А то и кое-что похуже.
   В один прекрасный день - где-то между четырнадцатью и двадцатью годами каждый человек заканчивает "среднее" образование. С этого момента, выбрав дисциплины, которые нравятся вам больше всего, вы должны изучать только их. Потом, после двадцати лет, если вы уже не ведете какие-нибудь исследования, можно взять отпуск для дальнейшей учебы или работать над своим проектом. Именно этим была занята моя мать.
   Вслед за мистером Куинсом я отправилась в класс, на первый урок. Никакого желания идти туда у меня не было, и я чувствовала себя и немного испуганно и чуть воинственно одновременно, не зная, какая сторона возьмет верх в следующий миг.
   Мы вошли, и по классу пронеслась буря стремительных перемещений. Но стоило всем занять свои места, как оказалось, что в классе всего четверо ребят, два мальчика и две девочки.
   - Что здесь происходит? - вопросил мистер Куинс.
   Ответом было молчание - никто, никогда и ничего не делает для директора, если может этого избежать. Таков закон.
   - Ты, Дентремонт, - обратился мистер Куинс к одному из мальчиков. -Что ты делал?
   - Ничего, сэр, - ответил тот.
   У мальчика были рыжие волосы и очень большие уши. Он казался совсем маленьким, хотя - вряд ли был младше меня, раз мы попали с ним в один класс.
   На мгновение пристально глянув на него, мистер Куинс допустил, что это возможно, и снизошел до того, что представил меня классу. В обратную сторону мне - он представлять никого не стал, рассудив, что скоро я сама узнаю все имена. Затем прозвучал звонок на первый урок, и мистер Куинс обронил на прощанье:
   - Ладно. Давайте заниматься делом.
   Он вышел, и рыжий мальчик сразу полез за одну из обучающих машин и занялся привинчиванием ее задней стенки.
   - В один прекрасный день мистер Куинс поймает тебя, Джимми, и тогда действительно будет беда, - заметила ближайшая ко мне девочка.
   - Я просто любопытен, - ответил Джимми.
   Ребята в меру сил игнорировали меня, вероятно зная о том, как относиться ко мне, не больше, чем я - как относиться к ним. Они наблюдали за мной, и я ничуть не сомневалась, что при первом же удобном случае они расскажут все и каждому - что, по их мнению, представляет собой эта новенькая с Четвертого Уровня. Я быстро поняла, что они смотрели на нас так же подозрительно, как мы на Четвертом смотрели на них. Но только в нашем случае это было оправдано, в их - нет.
   Мне совершенно не понравилось, что эти девчонки, поглядев на меня, потом наклонились друг к дружке и стали шептаться и хихикать, и будь я более уверена в себе, я бросила бы им вызов. Но пока я притворилась, что ничего не замечаю.
   После первого урока трое ребят ушли, остался только Джимми Дентремонт. Я тоже, поскольку в моем расписании значился и второй урок в классе. Джимми пристально меня разглядывал, и это мне не нравилось. Я совершенно не знала, что сказать. Впрочем, многие люди глазели на нас, тыкали в нас пальцами и даже подсматривали за нами с той минуты, как мы переехали в Гео-Куод.
   Нашу мебель перевезли в субботу утром - то, что мы хотели взять с собой, а мы с Папой прибыли в полдень, захватив, что полегче. У меня были четыре коробки, заполненные шкатулочками, одеждой и всякими мелочами. Еще там была спасенная мною старинная губная гармошка - примерно восьми дюймов в длину, с латунными торцами и дырочками для пальцев. Она нашлась, когда мы разбирали какую-то старую Папину коробку. Папа отложил ее в свою кучу "на выброс", но я ее оттуда сразу же забрала. Иногда я совсем не понимаю своего отца.
   Коробки прибыли в мою новую комнату. Она была просторней старой, и еще тут было гораздо больше книжных полок, чему я очень обрадовалась. Не люблю, когда книги свалены в кучу из-за отсутствия места. Мне нравится, когда они стоят аккуратно и ими удобно пользоваться.
   Я смотрела на коробки, набираясь решимости разом их разобрать, а пока что взялась за губную гармошку - почему-то захотелось посмотреть, какие звуки я смогу из нее извлечь. Три минуты - ровно столько прошло спокойно, а потом раздался звонок в дверь.
   Первыми были соседи. Они ввалились целой толпой.
   - О, мистер Хаверо! Это так волнующе, узнать, что вы здесь, в нашем коридоре, мы надеемся, вам здесь понравится, как и нам... И мы иногда собираемся вместе, знаете, на вечеринку, имейте это в виду... О! А это ваша дочь? Как она мила, как восхитительна, мистер Хаверо, я не шучу, поверьте, и вы знаете, мистер Хаверо, есть несколько вопросов, которые я намеревался обсудить с нашим представителем в Совете, но теперь, когда вы здесь, ну, я с таким же успехом могу сказать это прямо вам, ха-ха, так сказать, на самый верх...
   Потом пошли просто любопытствующие и просители, множество просителей. От соседей их отличало то, что меня они старались умаслить так же, как и Папу. Соседи обрабатывали только Папу.
   Уж не знаю, почему так, но обычно приятнее встречаться как раз с теми людьми, у которых хватает ума и такта остаться в таких случаях дома и никого не беспокоить. Но соотношение в количестве тех и других - грустная и, наверное, неразрешимая проблема.
   Через несколько минут Папа отступил в свой кабинет, и жаждущие с ним поговорить целиком заполнили гостиную. В новой квартире было два крыла, и между ними гостиная - как начинка в сэндвиче. В одном крыле находились две спальни, ванная и кухня со столовой, в другом - комнаты отца и его кабинет. К дальней стене кабинета примыкала еще одна, меньшая квартирка. Со временем там предполагалось устроить комнату ожидания или приемную для посетителей, но она была еще не готова.
   Некоторое время я наблюдала за публикой, потом протолкалась сквозь толпу и ушла в спальню. Оттуда я позвонила Мэри Карпантье.
   - Хелло, Миа, - сказала она. - Посмотришь на тебя по видику, и кажется, что ты еще дома.
   - А я и есть дома. Еще не переехала.
   - О, - произнесла Мэри, и лицо у нее вытянулось. Должно быть, она настроилась на звонок с большого расстояния.
   - Ха, - сказала я, - не волнуйся. Шутка! Я переехала.
   От этих слов лицо Мэри снова просветлело, и мы немного поболтали. Я рассказала ей о назойливых людях, захвативших нашу гостиную, и мы как сумасшедшие смеялись над воображаемыми поручениями, которые мы им придумывали. И еще мы вновь поклялись, что будем верными подругами на веки вечные.
   Поговорив с Мэри, я вышла в холл - и вдруг увидела выходящего из моей спальни грузного мужчину. Я точно знала, что раньше с ним не встречалась никогда.
   - Что вы тут делаете? - спросила я.
   Прежде чем ответить, он на мгновение сунул голову в соседнюю комнату. Любопытствую, - сказал он. - Как и ты.
   - Я не любопытствую, - возразила я спокойно. - Я здесь живу.
   Он понял, какую совершил ошибку, ничего не ответил, покраснел и поспешно шмыгнул мимо. И с тех пор так бывало частенько.
   Но вернемся в класс.
   Пристально глядя мне в лицо, Джимми Дентремонт спросил:
   - А что у тебя с глазом?
   Я вообще не считаю нужным отвечать на наводящие вопросы. Но даже без того у меня не было ни малейшего намерения рассказывать первому встречному мальчишке, "что у меня с глазом".
   - Тебе сколько лет? - спросила я ровным голосом.
   - Зачем тебе?
   - Если ты и в самом деле такой маленький, каким кажешься, то не пристало тебе ни о чем меня спрашивать. Детям полагается вести себя так, чтобы их видели, но не слышали.
   - Да ну, - сказал Джимми, - я постарше тебя. У меня день рождения 8 ноября 2185 года.
   Если он не врал, значит, он действительно был меня старше на три недели.
   - Откуда ты знаешь, сколько мне лет? - спросила я.
   - Поинтересовался, когда узнал, что вы сюда приезжаете, - откровенно признался он.
   Теперь вам понятно, что я имею в виду? Все глазеют и подсматривают.
   Прозвенел звонок на второй урок.
   - Это Первый Класс? - спросила я.
   - Не знаю, - ответил Джимми Дентремонт. - Об этом не говорят.
   Это я сама знала. Логика у взрослых проста: дети не должны чувствовать себя неловко или, наоборот, чересчур зазнаваться в зависимости от того, в каком классе они учатся. Хотя, проделав однажды элементарное сравнение табелей, каждый отлично знает, какого уровня его класс.
   Просто Джимми Дентремонт был упрямым мальчишкой. Пока что мы лишь прощупывали друг друга, и я, не имея никакого представления о том, как мне к нему относиться, не знала также, поладим мы или нет.
   После обеда меня снова вызвал к себе мистер Куинс. При виде синяка брови у него опять поднялись - мистер Куинс явно его не одобрял. А причиной вызова было то, что у меня меняется расписание.
   - Мистер Мбеле, - проговорил мистер Куинс и вручил мне бумажку с адресом.
   - Извините? - опять не поняла я.
   - Вашим опекуном теперь будет мистер Мбеле. Не мистер Уикершем, как я сказал утром, а мистер Мбеле. Ясно? Но все остальное, что я говорил утром, остается в силе. С мистером Мбеле вы встретитесь в среду в два часа, и помните, пожалуйста, насчет опозданий. Я не хочу, чтобы в подопечной мне школе опаздывали. Дурную репутацию заработать проще всего, а отговорки и оправдания я ненавижу.
   - А можно узнать, почему меня так быстро...
   Переключили? - спросила я.
   Мистер Куинс снова вскинул брови и довольно резко ответил:
   - Это вовсе не моя затея. Меня проинформировали об этой замене, а я информирую вас. Можете мне поверить - идея не моя. Мне теперь придется менять двух прикрепленных, а я не люблю причинять себе лишних хлопот. Так что не ждите от меня никаких объяснений. У меня их нет.
   Мне в самом деле показалось странным, что меня так быстро передали от одного опекуна другому. Даже прежде, чем мы успели познакомиться. Это почти легкомысленно.
   Но, неожиданно для себя, я была почти рада встретить в среду Джимми Дентремонта. Я долго не могла найти квартиру мистера Мбеле, и Джимми решил мне помочь.
   - Кстати, я тоже туда направляюсь, - сказал он. Стоя в коридоре с адресом в руке, он выглядел вполне дружелюбно. Наверное, потому, что вокруг не было других ребят. Друзей в Гео-Куоде я еще не успела завести, зато из-за острого своего языка уже нажила пару врагов. И я была не против, если бы кто-нибудь мне понравился. - Мистер Мбеле и твой учитель тоже?
   - Только со вчерашнего дня. Я позвонил мистеру Уикершему, хотел выяснить, почему меня перевели, но ему самому об этом совсем недавно сообщил мистер Куинс, лично.
   - Ты не просил, чтобы тебя перевели?
   - Нет.
   - Тогда это заба-авно, - протянула я.
   Мистер Мбеле сам открыл дверь на наш звонок.
   - Здравствуйте, - сказал он и улыбнулся. - Я как раз подумал, что вам уже пора появиться.
   Мистер Мбеле был сед и стар - ему наверняка уже давно перевалило за сотню лет, - но высок и строен для своего возраста. Лицо его было темным и морщинистым, с широким носом и белыми штрихами бровей.
   - Здравствуйте, сэр, - вежливо ответил Джимми.
   Я промолчала, потому что узнала его.
   На Корабле нет уникальных фамилий, и я слышала о многих Мбеле и о стольких же Хаверо. Но я совсем не ожидала, что моим учителем станет Джозеф Х.Мбеле.
   Когда он входил в Совет Корабля, у него с моим отцом постоянно и традиционно были разные точки зрения. Почти на все. Папа возглавлял оппозицию его излюбленному плану миниатюризации библиотек и распространения их во всех колониях. Потерпев тогда поражение, мистер Мбеле ушел в отставку.
   Еще в интернате я однажды поссорилась с одной девочкой; мы обзывали друг друга и таскали за волосы. Она заявляла, что если бы мистер Мбеле хотел чего-нибудь добиться, то ему надо было бы просто представить резолюцию "против" и сесть спокойно на место. Мой отец немедленно выступит "за" и сам проделает всю работу.
   Не думаю, чтобы эта девочка понимала, что означает сия шутка, и, совершенно точно, я сама тогда этого не знала, но шутка была грубой, и мне ничего не оставалось, как затеять драку. В то время я не очень хорошо знала Папу, но была до краев переполнена лояльностью к семье.
   Прикрепить меня ученицей к мистеру Мбеле казалось мне еще одной неудачной шуткой, и хотела бы я знать, кто ее придумал. Уж конечно, не мистер Куинс ему она доставила только лишние заботы.
   - Заходите, - пригласил мистер Мбеле. Джимми подтолкнул меня, и мы двинулись вперед. Мистер Мбеле нажал кнопку на двери, и створки сомкнулись за нами.
   Проведя нас в гостиную, он сказал:
   - Я думаю, сегодня мы просто познакомимся, договоримся, какое время нам лучше подходит для встреч, а потом сообразим чего-нибудь поесть. Начать работать мы сможем со следующего раза. Хорошо?
   Мы разместились в гостиной, и, хотя не было никаких сомнений - кто есть кто среди нас троих, все друг другу церемонно представились.
   - Да, по-моему, я встречал обоих твоих родителей, Джимми, - сказал мистер Мбеле. - И, разумеется, знал твоего деда. Но мне интересно, что ты думаешь по поводу своей специализации?
   Джимми отвел взгляд.
   - Я еще не решил.
   - Ну, а какие у тебя планы?
   Джимми долго молчал, а потом тихим, неуверенным голосом произнес:
   - Я хотел бы стать ординологом.
   Если представить известный нам мир как огромную многокомнатную квартиру, населенную множеством невероятно занятых, невероятно рассеянных близоруких людей, которые все до одного - эксцентричные затворники, тогда ординолог - это человек, который периодически заходит и убирает за каждым. Он поднимает валяющиеся по всей комнате книги и ставит их туда, где им полагается быть, он исправляет и чинит, выбрасывает барахло, которое затворники хранят и жалеют, но никогда не используют. А потом он наводит на комнату лоск, чтобы и другие люди могли посещать ее, пока он занят уборкой соседней такой же комнаты. Ординолог примерно так же похож на женщину среднего возраста, которая выдает книги в библиотеке Куода, как один из наших оргтехников похож на первобытного фермера-грязееда. Впрочем, с некоторой натяжкой его можно назвать и библиотекарем.
   Синтезатор, которым хотела стать я, - другое дело. Это человек, который, входя и восхищаясь аккуратно прибранной комнатой, отмечает, однако, что и в соседней комнате кое-какие предметы из здешней обстановки выглядели бы очень мило и даже - они были бы там полезны. Без ординологов синтезатор не мог бы работать вообще, но и без синтезаторов ординологам тоже не имело смысла браться за работу, потому что никому не было бы пользы от того, что они делают.
   Однако лишь немногие люди преуспели в каждом из этих занятий. Приведение в порядок, систематизация информации и сбор противоречивых обрывков всевозможных сведений требуют ума, памяти, интуиции и везения. Мало кто обладает всем этим вместе.
   - А что ты знаешь об ординологии? - спросил мистер Мбеле.
   - Вообще-то не очень многое, - признался Джимми. И затем с оттенком гордости добавил: - Мой дед был ординологом.
   - Да, в самом деле, и одним из лучших. Тебе не следует стесняться того, что ты пытаешься идти по его стопам, если ты, конечно, не потерпишь полный провал, а этого не должно быть, - сказал мистер Мбеле. - Я не люблю следовать обычной практике только потому, что так принято. Если ты не проговоришься об этом, мы поглядим, как сделать так, чтобы преподать тебе детальный обзор ординологии и ее основ. Тогда ты сам решишь, хочешь ты заниматься этим или нет. Хорошо?
   Да, мистер Мбеле не был ортодоксальным учителем. То, что он предлагал Джимми, обычно делали только после четырнадцати лет, после Испытания. Джимми расплылся в улыбке.
   - Да, - сказал он. - Спасибо!
   Мистер Мбеле повернулся ко мне.
   - Ну, как тебе нравится жизнь в Гео-Куоде?
   - Вряд ли она мне вообще когда-нибудь понравится, - сказала я.
   Джимми стрельнул в меня глазами. По-моему, он не ожидал, что я так отвечу.
   - А в чем дело? - спросил мистер Мбеле.
   - С тех пор, как мы приехали, ни одной минуты не было, чтобы в доме не толпились посторонние, - объяснила я. - У нас совсем не остается времени для своей жизни. Можете мне поверить, там, в Альфинг-Куоде, не было ничего подобного.
   Мистер Мбеле открыто улыбнулся.
   - В этом надо винить не Гео-Куод, - сказал он. - Так случается всегда, когда кто-то становится Председателем Совета. Вот увидишь, через несколько дней новизна сгладится, и все войдет в колею.
   Мы поговорили еще несколько минут, и миссис Мбеле принесла нам поесть. Эта приятная крупная женщина с широким лицом и светло-каштановыми волосами выглядела немного моложе своего мужа.
   Во время еды мы договорились, что будем встречаться в полдень по понедельникам и четвергам и в пятницу вечером, а если появится важная причина, то расписание можно будет изменить.
   Мистер Мбеле закончил первую встречу словами:
   - Я хочу, чтобы вам с самого начала стало ясно: ваша цель - учиться, моя помогать вам или заставлять вас, хотя я сомневаюсь, надо ли любого из вас заставлять. Меня очень мало волнуют записи в ваших табелях, и я не люблю заниматься диаграммами и прочими ненужными вещами, уводящими от основной цели. Если вы захотите чему-нибудь научиться и у вас окажется необходимая подготовка, чтобы с этим справиться, я готов вам помочь, независимо от того, входит ли это формально в программу вашего обучения. Если у вас не будет необходимых основ, я помогу вам их приобрести. Но в ответ я хочу, чтобы вы сделали кое-что и для меня. Прошло уже много лет с тех пор, как я в последний раз был учителем. И я надеюсь, вы подскажете мне, если я забуду соблюсти какой-нибудь ритуал, который мистер Куинс считает существенным. Ну как, это справедливо?
   Вопреки своей семейной лояльности я обнаружила, что мистер Мбеле мне нравится, и очень была довольна, что меня прикрепили к нему ученицей. Правда, я не могла признаться в этом публично.
   Когда мы снова оказались в коридорах и шли обратно домой, Джимми вдруг сказал:
   - Постой-ка...
   Мы остановились, и он повернулся лицом ко мне.
   - Я хочу, чтобы ты пообещала мне одну вещь, - произнес Джимми. -Обещай никому не рассказывать про моего деда и про то, что я хочу стать ординологом.
   - Это уже две вещи, - съехидничала я.
   - Не шути! - умоляюще сказал он. - Ребята устроят мне жуткую жизнь, если узнают, что я хочу заниматься таким странным делом.
   - Ничего, я ведь тоже хочу стать синтезатором, - утешила я его. -Ладно, я никому не скажу о тебе, если ты никому не скажешь обо мне.
   Мы приняли это как торжественное обещание, и с тех пор все, что когда-либо говорилось в квартире мистера Мбеле, оставалось между нами и никогда не выносилось на публику. Это был, если угодно, оазис в пустыне детского и взрослого невежества, где мы могли спокойно высказывать любые свои мысли, не опасаясь увидеть их опороченными, осмеянными и растоптанными, даже если они того заслуживали. Такие места очень ценны.
   - Знаешь, - говорил Джимми, - я рад, что меня перевели. Мне очень нравится учиться у мистера Мбеле.
   - Да, - осторожно кивала я, - надо признаться, он совсем не такой, как другие.
   Так мы отвечали, если кто-то спрашивал нас о нашем учителе.
   Папу я увидела лишь после того, как он закрыл свой кабинет. То есть он закрыл гостиную для новых визитеров в пять часов, но только в одиннадцать ушел последний из них.
   - Пап! - взволнованно сказала я. - Ты знаешь, мой новый учитель мистер Джозеф Мбеле!
   - М-м-м, да, знаю... - ответил Папа рассеянно, словно это было обычное житейское дело. Он поднялся и принялся складывать бумаги на столе. - Знаешь?! - удивленно переспросила я, усаживаясь на стул рядом.
   - Да. Он согласился взять тебя, оказывая мне личную услугу. Я попросил его об этом.
   - А я-то думала, что вы с ним враги, - протянула я изумленно. Как я уже говорила, иногда я совсем не понимаю своего отца. Моя душа не милосердна если я против кого-то, я действительно против него. А Папа, конфликтуя с мистером Мбеле, просит его стать моим учителем...
   - У нас с ним есть разногласия по некоторым пунктам, - сказал Папа. -Я лично считаю, что его позиция в отношении колоний в корне неверна. Но только то, что человек не соглашается со мной, не делает его злодеем или дураком, и я искренне сомневаюсь, что его знания как-то тебе повредят. Мне они не повредили, когда я изучал у него социальную философию шестьдесят лет назад.
   - Социальную философию? - переспросила я.
   - Да, - подтвердил Папа. - Я бы не допустил, чтобы ты занималась у человека, который ничему не может тебя научить. И я думаю, ты вполне выдержишь гомеопатическую дозу социальной философии.
   - О... - только и произнесла я.
   И еще одна вещь говорила в пользу мистера Мбеле: он не устраивал поднимания бровей при виде моего синяка. И его жена тоже, если на то пошло. Я это оценила.
   И все же я жалела, что Папа не предупредил меня заранее. Хотя мистер Мбеле мне понравился, это не уберегло меня от нескольких недобрых мыслей в начале нашего знакомства.
   Однажды, спустя две недели после нашего переезда, собираясь сообщить Папе, что обед уже приготовлен, я зашла в его кабинет. Папа разговаривал по видику с мистером Персоном, еще одним членом Совета.
   - Я знаю, знаю, - сказало со вздохом изображение мистера Персона. -Но мне не по душе делать из кого-либо показательный случай. Если она так сильно хотела еще одного ребенка, почему она не стала воспитательницей в интернате?..
   - Несколько поздновато убеждать ее, когда ребенок вот-вот родится, -сухо ответил Папа.