Катерина смолкла, погрузившись в какие-то невесёлые мысли.
   – Я так понимаю, случилось нечто неприятное? – осторожно спросил я.
   – Неприятное? – очнулась Катерина. – Если наезд асфальтового катка считать неприятностью, то да, неприятное.
   – Мужнина родня? – догадался я.
   – Они самые, притом по всем линиям: и по батюшке и по матушке. Началось всё с того, что на одной из позовушек – можешь называть это званым обедом – переплелись мы языками с одним из кузенов. Дёрг, подёрг, он мне и выложил: мол, скоро Люське – это они так Люсию кличут на русский манер, мать-то у неё была из местных, – восемнадцать стукнет. Мы её замуж выдадим, и муж её, как первый по прямой линии мужчина после Сергея, получит доступ к наследству Вяземских. А тебе и ублюдку твоему облом выйдет. Это он так про меня и сыночка моего Серёженьку сказал. У меня аж в глазах помутилось. Но в тот день скандалу разгореться не дали: подбежали, растащили, усмирили. А уже на следующий день прибыл ко мне с официальным визитом дядя Сергея, Михаил Сергеевич Вяземский, и от имени всей мужниной родни зачитал ультиматум. Мне было предложено написать письменное заявление об отказе на право обратиться в суд о пересмотре завещания Сергея.
   – А разве такое было возможно? – удивился я.
   – Представь себе, да. До начала процедуры выделения Люсии её доли наследства я могла потребовать включить в список наследников сына Сергея. В случае положительного решения мне Люсии и Серёже могло достаться по одной трети от наследства.
   – Понятно. И чем же они мотивировали своё требование?
   – Тем, что я родила Серёжу после того, как истекли девять месяцев со дня гибели его отца.
   – То есть, намекали на то, что ребёнок может быть не от твоего мужа, – понимающе кивнул я. – А как же генетическая экспертиза?
   – Её надо было делать сразу после рождения Серёженьки, когда ещё можно было найти материал для идентификации.
   – Ну, хорошо, а эксгумация?
   – Спустя восемь лет? Этого бы и родственники не позволили, да и я бы не решилась.
   – Погоди! – воскликнул я. – Можно ведь привлечь для анализа кого-либо из родственников твоего мужа.
   Катя грустно покачала головой.
   – Этот вариант они предусмотрели. Старший сын Михаила Сергеевича подтвердил бы под присягой, что утешил вдову сразу в день похорон.
   Я не выдержал и сматерился, после чего сразу же извинился перед Катей.
   – Не извиняйся, – отмахнулась она. – По крайней мере, это говорит о твоём искреннем сочувствии.
   – И как же ты поступила? – спросил я после непродолжительного молчания.
   – Подписала бумагу, чтобы уберечь сына от позорного разбирательства.
   – Так может, оно и к лучшему? – успокаивающе произнёс я.
   – Ты не понимаешь, – покачала головой Катя. – Своей подписью я фактически вывела Серёженьку за круг семейства Вяземских. И чёрт бы с ними, если бы не наследство.
   – О каком наследстве ты говоришь? – переспросил я. – Ведь если я всё понял правильно, половина всё равно остаётся за вами?
   – То Серёжино наследство, а то наследство Вяземских.
   – Стоп! – моё сознание штормило. – Будь любезна, поясни, в чём тут прикол?
   Екатерина посмотрела на меня, видимо тоже заметила приближение шторма и потому без лишних слов исполнила просьбу.
   – Когда я говорю про Серёжино наследство, я имею в виду наследство, оставшееся после моего покойного мужа. Когда я говорю о наследстве Вяземских, я имею в виду банковскую ячейку, ключ от которой хранится в нотариальной конторе.
   Катя замолчала. Похоже, мне предлагают поиграть в вопросы-ответы. Ладно, мы не гордые.
   – А подробнее нельзя: что за ячейка и какое отношение к ней имел твой покойный муж?
   И опять вздохи поперёд ответа. Спокойно, Ипполит, спокойно…
   – Шкатулка, вернее небольшой ларец, принадлежала прадеду мужа и его полному тёзке Сергею Сергеевичу Вяземскому. Дворянин по рождению и офицер по призванию, прадед Сергея воевал против большевиков в составе «Каппелевского» корпуса. Участник Великого Сибирского Ледяного похода. После перезахоронения гроба Каппеля в Харбине осенью 1920 года эмигрировал в Америку и в конечном итоге обосновался в Рагвае. Перед смертью передал ларец своему старшему сыну, деду Сергея. Воля умирающего в отношении ларца была, мягко говоря, странной, но исполняется и по сей день. Ларец запрещено открывать до определённой даты. Хранителями ларца назначались прямые потомки прадеда моего мужа. При этом в случае отсутствия у хранителя сыновей ларец передавался старшей дочери, которая обязательно должна быть замужем за потомком русского офицера. Волей первого хозяина ларца, открыть его может только мужчина. Дед Сергея поместил ларец в банковскую ячейку, а ключ передал на хранение в нотариальную контору. При каждой смене хранителя ячейка открывалась, сохранность ларца подтверждалась, и ячейка вновь запиралась. Последний раз ячейка открывалась после гибели Сергея в моём присутствии.
   – То есть, на данный момент хранительницей ларца являешься ты? – уточнил я.
   – Да, – кивнула головой Катя.
   Как-то само собой в разговоре возникла пауза. Я обнял Катю, она положила голову мне на плечо, и мы замерли, размышляя о плотском, но не о плоти. Сколько мы просидели в уютной для обеих позе, не скажу, но молчание точно прервал я.
   – Чем не подошла кандидатура твоего сына на роль хранителя наследства Вяземских, я спрашивать не буду – ответ очевиден. А тебе-то во всём этом, какая печаль?
   Катя легонько отстранилась. Видимо, говорить о великом в расслабленной позе считала неправильным.
   – Мой сын имеет больше прав открыть ларец, нежели будущий муж Люсии!
   Открыть? Так вот в чём дело! Если моя догадка верна – понятно, отчего все так всполошились.
   – Грядёт дата, когда можно будет отворить ларец, верно?
   – Верно, – подтвердила Катерина. – Десятое октября 2010 года.
   – 10.10.10, – протянул я. – Прям, мистика какая-то. Однако странный был прадед у твоего мужа.
   Катя неопределённо пожала плечами.
   – Видимо, не без того. Но меня волнует не это.
   – А что? – искренне удивился я. – Бумаги ты подписала, а значит, не только отказалась от части наследства, но и лишила сына возможности стать хранителем.
   – Ты так считаешь?
   То, как она произнесла эту фразу, настораживало, но ответ на неё уже вертелся на кончике языка, и я не смог его удержать.
   – Так считаю не я, так считают они, а я лишь констатирую факт. Или у тебя на этот случай припрятан туз в рукаве?
   Катя рассмеялась весело и звонко, и я понял, что дуром угодил в десятку.
   – Та-ак, а вот с этого места давай-ка поподробнее, – попросил я.
   – Охотно, – куда из её голоса подевалась прежняя печаль? – тем более что это может напрямую коснуться тебя.
   Меня? И каким же это, интересно, боком?
   – Есть у меня в Рагвае близкая подруга…
   – Вот это новость! А я-то считал, что там у тебя одни недруги.
   – Преимущественно да, но есть и исключения. И первой в списке исключений стоит Светлана Фернандес. Мы с ней подруги и по счастью, и по несчастью. Обе из России. Обе оказались в Рагвае, выйдя замуж за иностранца. Обе были любимы мужьями и отвергнуты их роднёй. Обе овдовели, правда, в разное время, и это сблизило нас ещё больше.
   – Прямо, двойняшки какие-то, – ухмыльнулся я.
   – И ничего не двойняшки, – возразила Катя. – Я, если ты заметил, шатенка, а Светка, она чёрненькая.
   Сегодня шатенка, завтра блондинка, послезавтра кикимора зеленоволосая… Видимо, мои крамольные мысли как-то сумели переползти на лицо, потому что Катерина спросила с вызовом:
   – Ты что, сомневаешься, что это мой естественный цвет?
   – Ни в коем разе, – поспешил заверить я, и чтобы слегка сбить её с толку, тут же добавил:
   – Так что там Светка?
   – Светка? – теряя опасное мне направление мысли, переспросила Катя, – Светка по отцу татарочка, а я русская. К тому же она бывшая чекистка.
   – Даже так? – удивился я.
   – Представь себе. До встречи с Филиппе Родригесом – так звали Светкиного мужа – она работала в спецслужбах, притом в этом самом городе, правда забавно?
   – Забавнее некуда, – подтвердил я. – И кем же она служила?
   – Служат собачки, – неожиданно обиделась за подругу Катерина.
   – А также большинство из тех, кто носит погоны, – возразил я. – Она ведь носила погоны?
   – Не знаю… – растерянно протянула Катя. Потом лицо её озарилось. – Точно! Она мне говорила, что была офицером.
   – Вот видишь, – забил я гвоздь по самую шляпку, – была офицером, значит служила. Рассказывай дальше.
   – А дальше, приставили Светку сопровождать иностранную делегацию, возглавлял которую как раз Филиппе Родригес Фернандес. И случилась меж ними большая любовь, и увёз он её с собой в качестве законной жены.
   – А то, что она агент спецслужб, ему было известно? – поинтересовался я.
   – Представь себе, да!
   – И всё-таки и женился, и увёз… Да, действительно, большая любовь.
   Катерина снова вздохнула.
   – Было это в прошлом году, а три месяца назад Филиппе умер.
   – Романтическая история с печальным концом, и действительно похожа чем-то на твою, – подвёл я черту под отступлением от основной темы Катиного рассказа. – Так что тебе твоя Светка посоветовала?
   – С чего ты решил, что она мне что-то посоветовала? – удивилась Катерина.
   Читать лекцию на тему отличия мужской логики от женской я посчитал несвоевременным, поэтому ограничился вопросом на вопрос:
   – А разве нет?
   – Да, – кивнула головой Катерина, – она посоветовала мне выйти замуж, притом раньше Люсии.
   – Постой, постой, – заинтересовался я. – Это для того, чтобы твой новый муж имел преимущество пред мужем Люсии в праве на вскрытие ларца – так, что ли?
   – Именно так! – торжествующе кивнула головой Катерина.
   – Мудро, – восхитился я. – Ай да Светлана! – И тут в моей голове начало формироваться жуткое подозрение. – А когда День рождения у Люсии?
   – Первого сентября.
   – То есть совсем скоро… И чего ж ты тогда делаешь в России. Или… – Я вопросительно посмотрел на Катерину.
   – Да какие там, в Рагвае, мужья, – уклонилась моя подруга от прямого ответа.
   – И ты решила найти мужа в России… – Я не столько спросил, сколько закончил за неё ответ.
   – Да, – Катя слегка зарделась и отвела взгляд.
   – И выбор пал на меня… – Я был беспощаден к кому-то одному из нас двоих, а может, к обоим сразу.
   – Дело в том, – осторожно начала Катя, – что мне нужен фиктивный брак. О таком я могу попросить только мужчину, которому могу безраздельно доверять. Ты кажешься мне именно таким.
   Вот тут она угадала. Именно таким я и был. Отказать симпатичному человеку было противно моему естеству, правда, с одной оговоркой: просьба должна быть мне по силам. В том, что Катя мне симпатична, я не сомневался. Оставалось понять: по плечу ли мне предлагаемая ноша?
   – Ну, допустим… – дипломатично начал я, но Катя тут же поломала весь протокол. Её лицо озарилось неподдельной радостью, которую она не преминула прокомментировать:
   – Спасибо! Я так боялась, что ты откажешься. Прямо гора с плеч!
   Сказала – как печать поставила. Вот только моей подписи под бумагой ещё не было. Я почувствовал, как гора переползает с её плеч на мои, и попытался увернуться.
   – Стопаньки, не так быстро, когда это я успел сказать «да»?
   Радость на Катином лице тут же сменилась недоумением.
   – А разве ты сказал «нет»?
   Я в который раз восхитился женской логикой. Умеют ведь, когда им надо, исключать полутона: раз не сказано «нет», то, значит, сказано «да». Отодвинувшись от горы – пусть себе постоит пока между мной и Катериной – я принялся посвящать подругу в секреты логики мужской:
   – Видишь ли, Катя. Открою тебе страшную тайну: между «да» и «нет» существует расстояние, порой очень значительное. Да, да, представь себе, существует. В настоящий момент я нахожусь примерно на полпути между крайними точками. И только от тебя зависит, к какой из них я направлюсь в следующую минуту.
   Катя посмотрела на меня с сожалением, однако усилием воли проглотила все те слова, которые хотела сказать сама, и произнесла те, которые хотел услышать я:
   – И что же я должна сделать?
   – Ничего особенного. Просто доходчиво объясни мне, во что я вляпаюсь… – Катя резко дёрнулась, и я поспешил поправиться: – Извини, «вляпаюсь» неправильное слово. Что я должен буду делать, помимо того, что поставлю подпись под брачным договором?
   – Да ничего особенного, – пожала плечами моя подруга. – По правде говоря, во все детали я хотела посвятить тебя после того, как…
   … – Нет, солнышко, – перебил я её, – только «до», иначе никакого «после» не будет.
   Катя, было, снова дёрнулась, но я уже исчерпал запас извинений, и она сдалась.
   – Полностью план выглядит следующим образом. Я под предлогом навестить родню улетаю с Серёжей в Россию…
   – Так твой сын здесь? – удивился я.
   – Да, не перебивай. Оставляю Серёжу в надёжном месте и ищу нормального мужика для фиктивного брака. Так я обеспечиваю безопасность для сына и получаю козырь в той борьбе, которую собираюсь вести по возвращению в Рагвай. Муж нужен мне исключительно для того, чтобы присматривал за Серёжей и прикрывал мой тыл, остальное я сделаю сама.
   – А что ты собираешься делать – про то мне знать не обязательно? – уточнил я после того, как в разговоре возникла очередная пауза.
   – Исключительно для твоей же пользы.
   С этим я готов согласиться. Крепкий сон здоровью не помеха.
   – Само собой, я беру на себя решение всех финансовых вопросов.
   Теперь, пожалуй, мне ясно всё.
   – Цифры озвучить сейчас?
   Как только речь зашла о деньгах, в голосе Кати появились хозяйские нотки. Начинаю испытывать дискомфорт. Я хоть и не богатый, но гордый.
   – С цифрами можно подождать до после того, как я скажу «да».
   Иностранца такая фраза сразу бы поставила в тупик. Но Катя была своя, и лишь слегка повела бровью.
   – Ты собираешься сказать «да»?
   – Собираюсь, только немного подумаю.
   – Как долго?
   – Уже подумал. Да!
   Всю жизнь знаю, что настроение женщины переменчиво, как питерская погода, и никак не могу к этому привыкнуть. Катя прильнула ко мне, уткнулась лицом в грудь и разрыдалась. Одной рукой я придерживал её спину, другой гладил волосы и смиренно ждал окончания паводка. Наконец всхлипывания утихли. Катя осторожно высвободилась из моих объятий, поднялась со скамьи, отошла в сторонку, повернулась спиной и стала приводить себя в порядок. Спросите, откуда у неё в руках появились все эти штучки – не отвечу, но я ещё не встречал ни одной женщины, у которой бы их при себе не было.
* * *
   Вот уже неделю я топчу родной московский асфальт. Если бы я знал заранее, какое хлопотное дело брак с иностранкой, может, с моих уст и не сорвалось бы то злополучное «да», подхваченное и унесённое свежим морским ветром. Самым сложным оказалось оправдаться перед детьми и бывшей женой. Боюсь, что желаемого результата я так и не достиг. Ну, да чего уж теперь. Дело сделано, и сегодня мы с Катей идём за документами. Во что всё это выразилось в денежном эквиваленте, не знаю и знать не желаю. Это Катина головная боль, от которой она к тому же и не страдает. Вон какая нарядная и счастливая – и впрямь невеста.
   После ЗАГСа был праздничный обед в ресторане, где заранее был заказан столик на двоих. Ужин нам подали в номер для молодожёнов, который Катя сняла в одной из лучших гостиниц Москвы. Никогда не был снобом, но в этот вечер я чувствовал себя на одной ноге с аристократами. Когда пришло время отходить ко сну, Катя лукаво спросила:
   – Что твой троян?
   – Молчит.
   – Ну, и ты помолчи.
   А я что? Я промолчал…
 
   Праздник никогда не бывает долгим, если он не совсем настоящий. Мне подарили ночь, я подарок принял, и, собственно, всё. Если завтрак ещё можно было считать продолжением банкета, то обед был уже сугубо деловым. Перед началом трапезы Катя передала мне конверт и пояснила:
   – Здесь реквизиты счёта, открытого на твоё имя, и пластиковая карта. Сейчас на счету сто пятьдесят тысяч евро. Это часть твоей доли за участие в проекте. Если всё пройдёт удачно, эта сумма увеличится вдвое, если нет, то на значительно большую сумму.
   – Ты меня пугаешь.
   – Сама боюсь, – призналась Катя.
   Я накрыл своей ладонью её ладошку.
   – Ты уверена, что не хочешь посвятить меня в свои планы?
   Катя благодарно улыбнулась.
   – Уверена. Я и так уже втянула тебя в свою войну, дальше, надеюсь, не придётся.
   Мне было жаль мою нечаянную жену, но себя было жаль чуточку больше, и я промолчал.
   Катя высвободила ладошку и предложила:
   – Давай приступим к еде, и уже по ходу я буду посвящать тебя в детали.
   Так мы и поступили. Я больше ел, она больше говорила.
   – Серёженьку я поместила в закрытый пансионат. Есть такой в Подмосковье, но ты про него вряд ли слышал, его особо не афишируют. Завтра мы туда съездим, и я познакомлю тебя с сыном. Руководству пансионата я тебя представлю, как своё доверенное лицо с самыми широкими полномочиями.
   Катя протянула мне ещё один довольно пухлый конверт.
   – Здесь все бумаги по пансионату, документы Серёжи – пусть они хранятся пока у тебя – и небольшая сума в валюте и рублях на непредвиденные расходы. У тебя есть машина?
   Странно, что она не поинтересовалась этим раньше.
   – Машины в настоящий момент нет, но есть права.
   – Отлично. Купи себе машину, – у тебя ведь теперь есть деньги? – желательно сегодня.
   Я кивнул в знак понимания:
   – В пансионат мы поедем на моей машине.
   Катя улыбнулась.
   – Люблю понятливых мужчин.
 
   Таксист доставил Катю к гостинице, а потом отвёз меня в автосалон. Раньше я о такой «тачке» даже не мечтал. По дороге домой я сделал ксерокопии переданных мне Катей документов, потом заехал в банк и арендовал ячейку.
* * *
   – Дядя Страх…
   Если я к чему-то подобному был готов, то мою фиктивную жену чуть не переклинило.
   – Господи, Серёженька, что ты говоришь? Не дядя Страх, а дядя Старх.
   – Погоди, – остановил я её. – Сергей, если для тебя непривычно произносить «дядя Старх», можешь называть меня «дядя Аристарх» или «Аристарх Игоревич». Тебе как удобнее?
   – Я буду называть вас дядя Аристарх, – подумав, ответил мальчик.
   – Будем считать, что это мы решили. Теперь говори: о чём ты хотел меня спросить?
   – Я хотел спросить, дядя Аристарх, почему у вас наша фамилия. Вы наш родственник?
   А парень вроде ничего: фигура спортивная, лицо симпатичное, да и умом, кажись, не обижен, вопрос задал по существу.
   – Нет, дружок, мы не родственники. Это у вас в Рагвае фамилия Вяземский редкость, а в России помимо меня у тебя сыщется ещё немало однофамильцев. Ясно?
   Серёжа кивнул.
   – Вот и хорошо. Скажи, дружок, у тебя есть здесь любимое место?
   – Да, возле озера, но одному мне туда нельзя.
   – Но с нами-то, наверное, можно, как ты думаешь?
   – Думаю, что можно, – поразмыслив, ответил мальчик.
   Я от души рассмеялся такой рассудительности.
   – Тогда вперёд?
   Катя хотела взять сына за руку, но тот выдернул ладошку. Катя беспомощно посмотрела на меня, но я лишь укоризненно покачал головой. Взрослого мужика, за руку, при посторонних?
* * *
   В Подмосковье есть немало прелестных уголков. Пансионат, в который Катя определила сына, располагался как раз в одном из таких мест. От шоссе к нему вела ухоженная асфальтированная дорога, при въезде на которую установили щит с надписью, рекомендующей не пользоваться дорогой без уважительной на то причины. Перед въездом в посёлок обустроили самый настоящий КПП со шлагбаумом и караульным помещением.
   Посёлок обрамлял пансионат по периметру и служил дополнительной преградой от злонамеренных проникновений. Это нам объяснили чуть позже, уже на территории самого пансионата. Мудрость его устроителей – а это было частное заведение – впечатлила ещё до попадания на территорию. Я имею в виду ограду, которая была выполнена в виде крепостной стены с башенками и воротами. Крепость выглядела скорее игрушечной, чем настоящей, наверное, для того, чтобы не походила на тюрьму.
   Машину нам пришлось оставить перед воротами и топать в крепость ножками. Комната для посетителей была уставлена творениями местных Самоделкиных и увешена картинами юных художников. Пока мы осматривали экспонаты, в комнате появился молодой человек, представившийся воспитателем Сергея. Он мягко пожурил нас за несвоевременный приезд. Теперь нам придётся подождать, пока у воспитанников не наступит свободное время. А пока молодой человек готов с радостью ответить на все наши вопросы, касающиеся пансионата, и, будь на то наша воля, стать гидом в небольшой экскурсии по местным достопримечательностям. Мы любезно приняли оба предложения, но только после приёма у ректора.
   Ректор производил правильное для такого заведения впечатление: этакий полупрофессор-полуминистр. Я был представлен как поверенный госпожи Вяземской в делах, касающихся пребывания в пансионате её сына, после чего скоренько покинул кабинет, оставив Катю и ректора наедине с их общими проблемами. Присев рядом с маявшимся в приёмной воспитателем, я учинил ему допрос касательно пребывания Сергея в пансионате.
   Малый держался молодцом. О воспитаннике отзывался исключительно положительно. И только когда я его уж очень сильно допёк, обмолвился, что проблемы есть у всех, но таких, которые бы не поддавались решению, у воспитанника Вяземского, к счастью, нет. Я снова открыл было рот, но тут же его затворил: из кабинета вышла Екатерина. Слегка увядший от общения со мной воспитатель вновь расцвёл и немедленно продекламировал Кате хвалебную оду её изумительному ребёнку. В отличие от меня, Катя осталась весьма довольна услышанным – спасибо, в ладоши не захлопала. Бросив на меня победный взгляд, воспитатель предложил перейти к экскурсии. И начал её с извинений. Хождение по территории родственников воспитанников во все дни, за исключением второй половины дня субботы, не приветствуется. Исключение делается лишь для зоны отдыха, куда мы с Серёжей в дальнейшем и проследуем. Но не стоит огорчаться. Не имея возможности походить по городку, мы можем осмотреть его сверху. Для этого на вышке, торчащей («торчащей» это моё слово) над административным корпусом, оборудована смотровая площадка.
   О лестнице, похожей на ту, что ведёт на вершину маяка, я мечтал зря. Если таковая и была, то не для дорогих гостей – лифт доставил нас на площадку. Небольшенькая, но симпатичная стекляшка. Не так уж и высоко над землёй, зато панорамный обзор. А гид уже просит обратить внимание. Что там у него на первое? Жилая зона. Симпатичные двухэтажные коттеджи. А чуть подальше что – казарма? Для кадетов? Каких ещё кадетов? Вон оно что… После седьмого класса воспитанники продолжают обучение на выбор: кадетский корпус или один из двух колледжей с гуманитарным либо техническим уклоном. Учебная зона с прекрасно оборудованными классами и кабинетами. Ну-ну… поверим на слово. Куда это гид потащил Катю? Подводит к телескопу – на площадке и телескоп есть! Предлагает найти сына среди вышедших на перемену школьников. А ведь нашла, и радуется, как ребёнок. Спортгородок впечатляет. Крытые и закрытые площадки, корты и манежи. Говоришь, бассейны? Странно, если бы их не было. И каток крытый? Это уже роскошь. Что, и манеж? А лошади откуда? Конюшня в посёлке… понятно: ездить на лошадях можно, а навоз нюхать… Что? Утрирую? Ну, извините – увлёкся. В наказание небольшая лекция о правилах общения воспитанников и обслуживающего персонала. Контакт воспитанников с техническим персоналом и охраной минимизирован. Даже кухня вынесена за территорию. Общение только с преподавателями. А что – разумно. Породистых щенков полагается выращивать в особых условиях. Господи, Вяземский, откуда столько цинизма? Самому в детстве такое не выпало? И что – обзавидовался? Ну вот, пропустил часть рассказа. Там зона отдыха – понятно…