За разговорами и смотринами время пролетело незаметно, и мать, наконец, смогла обнять сына. Теперь мы спускались к озеру, которое на поверку оказалось вовсе не озером. Средних размеров пруд абсолютно не мешал окружающей природе.
   Мы присели на скамью. Катя ворковала с сыном, а я с удовольствием дышал свежим воздухом, изредка принимая участие в разговоре. Потом было прощание, конечно, не без женских слёз и, подозреваю, не без детских тоже. Впрочем, слёз Серёжи я не видел, поэтому утверждать не берусь.
   На следующий день я стоял на открытой террасе аэропорта, обращённой в сторону лётного поля, и смотрел, как лайнер отрывается от земли и уносит в неведомую даль мою нечаянную жену.
* * *
   Известие о моём уходе на пенсию распространялось со скоростью телефонного разговора.
   – Какая пенсия? – удивлялся мой шеф и вроде как даже друг Коля Прялкин. – Тебе лет-то сколько?
   – Пенсию я, Николай Маркович, заслужил ещё в прошлом году в благодарность за непосильный и тяжкий труд.
   – Это как, досрочно что ли? Так бы и говорил. Что-то я не припомню, чтобы ты про это рассказывал.
   – А я не припомню, чтобы ты про это спрашивал.
   Шеф поморщился.
   – Тебя хрен переговоришь. Ладно. Почему сразу не вышел, чего год тянул?
   – Не хотел, – совершенно искренне ответил я.
   – А теперь чего, захотел? Ты же ещё молодой, на тебе пахать можно.
   – В обед расскажу.
   – Чего? – не понял начальник.
   – В обеденный перерыв, говорю, расскажу, а вернее, покажу.
   – Ладно, интриган, до обеда я потерплю, иди, работай.
   Как только стрелки на часах достигли определённого положения, оба враз, я и мой заинтригованный начальник, покинули здание и прошли на служебную стоянку. При виде автомобиля, который откликнулся на мой призыв, Николай вначале открыл рот, потом закрыл и надолго. Лишь за обедом, которым я угостил его в дорогом ресторане, Коля немного разговорился, но отвечал в основном односложно и невпопад. Уже выйдя из машины по возвращении на службу, шеф задал вполне осмысленный вопрос:
   – Это всерьёз и надолго?
   Я только кивнул.
   – Тогда, конечно… – Николай повернулся ко мне спиной и, не оборачиваясь, направился к входу в здание.
   В этот миг я испытал чувство глубокого удовлетворения. Мой час, хоть и с запозданием, но пришёл.
   Я никогда не любил толкотни ни в житейском смысле, ни в плане карьеры. Наступать одной ногой на пятки впереди идущему, а второй лягать под коленку идущего сзади было не в моих правилах. В бытность молодым специалистом я наивно полагал, что карьера зависит исключительно от знаний и навыков. Тем более что поначалу так оно и было. Наивность с годами прошла, а принципы остались. Издавать сигнал «я свой» я так и не научился. Потому и проработал много лет в вечных замах. А началось всё с того, что под моим первым шефом зашаталось кресло. Сверху намекнули: подтолкни товарища и сядешь на его место. Куда там! Не только не подтолкнул, но даже поддержал. Коллектив мною гордился. А что проку? Начальника всё одно сняли, а на его место посадили не меня. Новый шеф, который обскакал меня по служебной лестнице, даже извинялся передо мной тет-а-тет, мол, если бы я поступил так же, как ты, то нашли бы ещё кого-нибудь.
   Года три назад шеф пошёл на повышение, и на его место поставили Николая. Коля пришёл к нам с институтской скамьи и вырос на моих глазах в приличного специалиста. Сразу после назначения он вызвал меня в кабинет. Разговор получился прямым, неприятным, и начался со слов Николая:
   – Я прекрасно понимаю, что ты лучшая кандидатура на этот пост, чем я. Скажу честно: я отказывался, но мне прямо сказали, что тебе начальником не быть при любом раскладе. Ещё мне посоветовали от тебя избавиться. Я не хочу этого делать, потому что ты мне нужен как специалист и как друг. Ответь мне, но только честно: могу я на тебя рассчитывать? – После этих слов Николай посмотрел на меня в упор. Я не отвёл глаз и грустно усмехнувшись, произнёс:
   – Начальники по-своему правы, да и поезд мой ушёл. Поэтому можешь на меня положиться.
   Так началась наша странная дружба. Мы и далеко не разбегались и близко не сходились. И радовался я сегодня вовсе не тому, что как-то отомстил Николаю, но тому, что он признал: я его всё-таки обошёл.
* * *
   Пока оформлялась пенсия, жизнь моя не спеша перетекала в новое русло. И начал я с того, что восстановил нормальные отношения с родными людьми. Список ненароком обиженных мною родственников возглавляла Ирина – моя бывшая жена и нынешняя любовница. Когда-то мы сошлись на почве внутренней неустроенности: отчаявшийся девственник и брошенная жена с ребёнком на руках. Это был брак по расчёту и взаимной симпатии. Я расстался с девственностью и обзавёлся семьёй. Ирина восстановила статус замужней женщины. Вместе мы прожили шестнадцать лет. Начали с того, что скоренько обзавелись дочерью, чем увеличили семью до четырёх человек. До поры до времени совместная жизнь катилась по относительно гладкой дороге. Потом асфальт кончился, начались ямы да ухабы. Закончилось всё в канаве, откуда выбирались уже порознь. Оглядывая с нынешней колокольни то недалёкое, в общем-то, прошлое, я думаю, что наш брак был, скорее, случаен, чем закономерен. Он был сшит обоюдной тревогой перед начавшейся тогда эпохой перемен. Пройти в одной связке лихие перестроечные и постперестроечные годы оказалось легче для обоих. Я мотался по командировкам, зарабатывал деньги. С женой виделся нечасто. Мы просто не успевали примелькаться друг другу, что зачастую лишь укрепляет семейные узы. Постепенно жизнь в стране вошла в новое русло. Я осел в конторе. Денег стало чуть меньше, зато я постоянно был дома. Ирина, наоборот, обрела крылья. В ней открылся коммерческий дар. Она быстро упорхнула за облака, откуда стала неодобрительно поглядывать на подпрыгивающего над землёй мужа-лузера. Узелок, которым мы когда-то связали общую верёвочку, развязался, а завязать новый мы так и не удосужились. Но вот что интересно: семейные узы оказались намного прочнее брачных. И приёмный сын, и родная дочь категорически отказались разрывать со мной отношения. Ирина, встретив такое мощное сопротивление, была вынуждена уступить, и семья осталась в целости, хотя и разбрелась по разным квартирам. А потом пришёл черёд воссоединиться и нам с Ириной, теперь уже на иной почве. Как сговорившись, мы так и не обзавелись новыми сексуальными партнёрами. Стоит ли удивляться, что вскоре, исключительно здоровья для, мы вновь оказались в одной постели, уже в качестве любовников. Теперь я нарушил негласное соглашение, что и заставило близких сурово насупить брови.
   Каков должен быть первый шаг для восстановления отношений с близким человеком? Надо его уговорить тебя выслушать. Как уговорить выслушать тебя женщину, если она бизнес-вумен? Надо сделать ей предложение, от которого она не сможет отказаться. Предпринимателя средней руки Ирину Вяземскую – не стала менять фамилию, звучная фамилия! – я, не от своего, разумеется, имени, пригласил в ресторан обсудить за обедом очень выгодное для её бизнеса предложение…
 
   Столик на двоих накрыт по высшему разряду. Я до поры затаился в сторонке. Вот она вошла в зал. Всё ещё чертовски привлекательна! Метрдотель ведёт её к столику. Садится. В некотором недоумении оглядывает стол. Замечает перед собой коробочку. Колеблется. Ну же, давай, открывай! Не устояла, заглянула одним глазком и замерла. Время! Подхожу и сажусь напротив. Быстро захлопывает коробочку и поднимает взор.
   – Ты?!
   Сейчас главное, чтобы не встала и не ушла. Быстро произношу:
   – Я. И у меня действительно есть для тебя деловое предложение.
   В этой фразе ключевое слово «деловое». На бизнесменов действует безотказно. Колеблется. Надо усилить.
   – В конце концов, ты ничего не потеряешь, если меня выслушаешь.
   Здесь ключевым является слово «терять». Бизнесмен не любит терять. Остаётся. Но всё ещё на взводе.
   – Слушаю тебя.
   Сказала, как курок взвела – сухо и по-деловому. Начинаю торопливо, но без суеты излагать историю моей фиктивной женитьбы, опуская наиболее интимные места. По мере исповеди настроение моей визави меняется в благоприятном для меня направлении. Всё, рассказ окончен. Уходить не собирается, но всё ещё сердится.
   – Мог бы известить заранее, до того как согласился.
   Ну, всё понятно. Часто обижает не сам факт, а то, как нас перед ним ставят. Пробую оправдаться.
   – И как ты себе это представляешь? Решать надо было там, на месте. И что я мог сделать, сообщить тебе всю эту байду по телефону?
   – Ну, хотя бы.
   Прекрасно понимает, что говорит ерунду, но надо ведь последнее слово оставить за собой. Разумнее ей в этом уступить. Оценила, улыбнулась и расслабилась. Стучит ногтем по коробочке.
   – Это что?
   – Мой подарок, в знак уважения и любви.
   Вижу, что довольна, но кусает больно.
   – Дорогой подарок. Впрочем, твои услуги тоже щедро оплачены.
   Неприятно, но терпимо.
 
   Вечером, когда её голова уютно расположилась на моём плече, произношу, как бы вслух размышляю:
   – Надо будет ещё с Антоном и Настей поговорить…
   – О чём? – лениво интересуется Ирина.
   – Ну, как о чём? Они ведь тоже на меня обижены.
   – Ой, я тебя умоляю. Впрочем… Ты когда навещаешь Серёжу?
   – В эту субботу.
   – Забери его с собой – их ведь на выходные, наверное, отпускают? – и вези к нам на обед. Я приглашу Настю и Антона. Там с ними и помиришься, и познакомишь с новым родственником.
   Хоть и колючая, но родная. Как хорошо, что она у меня есть.
   – На обед не получится. До обеда он ещё учится.
   – Вези на ужин. Он ведь всё равно у тебя на воскресенье останется?
   – Скорее всего. По крайней мере, я планирую именно так.
   – Вот и славно. Вот и договорились.
   Через пять минут Ирина уже вовсю сопит, а я ещё долго пялюсь в темноту.
* * *
   Веду машину и слушаю сидящего рядом Серёжу. Парень в отличном настроении и оживлённо делится впечатлениями от недавно закончившегося званого ужина. Я поддакиваю ему, как могу, и тихо радуюсь нашей общей удаче.
   В какую сторону распрямится зажатая пружина, предсказать не трудно. А как поведёт себя зажатый человек после того, как раскрепостится? Это вопрос…
   Когда мы с Серёжей приехали в гости к Ирине, там находились уже и Настя, и Антон. Вначале мы все были слегка зажаты новизной ситуации, но раскрепостились быстро, и, слава богу, в одном направлении. Ужин, подразумевающий не столько поглощение пищи, сколько непринуждённую беседу был оценён мной на пять баллов. Серёжа обрёл в лице Антона, Насти и Ирины новых друзей, а я успел переговорить с детьми. По ходу мне не пришлось даже оправдываться. Как я понимаю, за меня это сделала Ирина. К началу встречи Настя и Антон были настроены на самую позитивную волну. Это означало, что в ресторане мне удалось одним выстрелом перестрелять всех зайцев. Ну, какой я, право, молодец!
   Во время разговора Антон сказал одну фразу, которая мне потом часто вспоминалась. Он сказал: «Старх… – он никогда не называл меня отцом, а, повзрослев, стал называть именно так – Старх, хочу тебя поздравить: тебе удалось угадать пять номеров из шести». Я сразу понял, что он имеет в виду и весело переспросил: «Почему пять, а не шесть из шести?». И тогда мой приёмный сын с лёгкой грустинкой в голосе пояснил: «За шестым номером, боюсь, придётся ещё побегать».
   Не думаю, что он тогда понимал, насколько точно предсказал моё ближайшее будущее…
* * *
   Слух о том, что Вяземский, оказывается, не так-то прост, как о нём полагалось думать, дошёл-таки до ушей высокого начальства. Иначе чем объяснить пышные проводы на пенсию, коими я был удостоен? Если бы каждая хвалебная речь, произнесённая сегодня в мой адрес, не заканчивалась здравицей, вполне резонно было подумать, что я умер. Вершиной моего запоздалого триумфа стало сообщение о присвоении мне звания Засраба (Заслуженного работника) той отрасли, где я столько лет безуспешно таранил лбом стену. Господи, откуда во мне столько желчи? Или шальные деньги способствуют её усиленному выделению? Надо срочно тормозить, пока не захлебнулся. И чего я, в самом деле? Ну, не двигали меня по служебной лестнице, зато как специалиста всегда ценили и не уставали это подчёркивать. Да и представление на «Заслуженного» наверняка оформили задолго до моего нечаянного обогащения. А то, что Указ подоспел как раз к проводинам, так это уж точно счастливая случайность – и такое, представьте, бывает! Мог, кстати, и припоздать. Так что кончай, Старх, смотреть на мир глазами старого циника, расслабься и принимай заслуженные поздравления без сомнения в их искренности.
   Банкетный зал оказался достаточно прямоугольным, чтобы вместить весь зоопарк. Нет, я нисколько не ёрничаю, называя этим словом родной, безо всяких кавычек, коллектив. Скорее, добродушно подшучиваю. Не с моей лёгкой руки это слово прозвучало впервые, прижилось, и уже много лет произносилось от случая к случаю не всегда шёпотом, но по разным поводам. Не мне, стало быть, выводить его из обихода, тем более что произнёс я его – заметьте, про себя! – очевидно, в последний раз.
   Никакого фуршета. Нормальное русское застолье. Столы заставлены разномастными бутылками и столь же разномастными закусками. И никаких суши-пуши – всё привычное, понятное, знакомое. Хотя, вру. Попадаются и затейливые штучки. Я съел парочку – ничего, вкусно. Есть ли на столе лобстеры? Знать бы, на что они похожи, чтобы проверить, но надеюсь, что нет. А вот бутерброды с красной икрой есть, точно. Да не отдёргивай ты руку. Ну и что, что последний? Ещё принесут. Что хотите про меня думайте, но я был рад тому, что удалось уйти красиво и не вбухать в эту красоту все сбережения, а то и банковскую ссуду.
   Эх, Катя, Катя, жёнушка моя нечаянная. Не знаю, во что ты меня втравила, но сейчас я тебе искренне благодарен. Будь здорова! Почему вдруг кольнуло сердце, откуда налетела тревога? Но уж точно не из Рагвая. С Катей я разговаривал буквально вчера. Она была бодра, хотя и не весела – так она всегда такая. По обыкновению больше спрашивала, чем рассказывала о своём. В основном, конечно, о Серёже – но это и понятно. Что же не так? Или всё-таки Катя? Обещала сегодня позвонить, может, я в замоте не услышал? Пропущенных звонков нет. Мало ли какая может быть причина. А кошки скребутся. Брысь! Тем более вот он, звонок.
   – Я говорю с Аристархом Игоревичем Вяземским?
   Голос женский, но это не Катя… Кошки совсем распоясались.
   – Да, это я.
   – Здравствуйте, Старх, это Светлана Фернандес подруга Кати… Старх, Катя погибла.
   Весь хмель разом вон из головы. Взамен лёд прозрачный и звенящий. Говорить не могу, челюсти свело. Видимо, на том конце разговора это поняли.
   – Её убили… Старх, вы нужны здесь, срочно нужны!
   Говорю и сам удивляюсь спокойствию своего голоса:
   – Я вас понял, Светлана, вылечу, как только смогу. Только скажите, куда?
   – Идите в рагвайское посольство. Там спросите господина Рамоса. Он объяснит вам маршрут и поможет с визой. Когда оформите вылет, сообщите Рамосу координаты рейса. На месте вас встретят. И умоляю, поторопитесь!
   – Хорошо, Светлана, я понял. До скорой встречи.
   Цвета потускнели. Звуки обтекают голову. Знакомые, увы, ощущения. Так бывает всякий раз, когда узнаю об очередной потере. Сознание пытается отгородиться от мира, остаться наедине с горем. Трясу головой. Сейчас не время. Эти люди вокруг – они здесь ради меня. Они ни в чём не виноваты. Они хотят уйти домой довольными и весёлыми, и они таковыми уйдут, чего бы мне это ни стоило. Тем более, уже почти ночь. Мудрить начну с утра, а пока, как сумею, подыграю гостям…
 
   «Так вы, Аристарх Вяземский, никогда не купались ночью? И не хотите составить мне компанию? Жаль…». Катя идёт к воде, как есть в сарафане. Я хочу пойти за ней, но ноги словно приросли к месту. Хочу её окликнуть, но издаю лишь какой-то невнятный писк. А она уже в воде, и уходит всё дальше и дальше, пока очередная волна не накрывает её с головой. Тихо и темно. Не сразу соображаю, что это я только что проснулся среди ночи в своей московской квартире. Спустя мгновение, чужая смерть лишь свистом косы, но очень больно, полосует по сердцу. Прости меня, Катя, за то, что не пошёл с тобой на войну, за то, что остался дома присматривать за дитём. А ты полезла в драку и тебя убили. Думала ли ты о том, что я могу и не откликнуться на призыв, который от твоего имени передала мне Светлана? Надеюсь, что нет. Не знаю, как, но ты угадала главное – я своих слов назад не беру. Я полечу на край света, чтобы узнать, как смогу исполнить твою волю – будь покойна!
* * *
   В иллюминатор лучше не смотреть: вверху небо без облаков, внизу океан без краёв. До этого была пересадка в Лондоне, с московского рейса на рейс в Сан-Паулу. Это где-то в Бразилии – нет? Без разницы. Там всего лишь очередная пересадка на самолёт до столицы Рагвая. О Кате стараюсь не думать. Господи, да кому я вру?! Только о ней и думаю, с той самой минуты, как услышал в трубке голос Светланы. Другое дело, загнал эмоции в дальнюю клетку и запер там до времени. Оставил только ноющую боль в груди, она мне всё одно неподчинна: пришла без спросу и уйдёт, когда пожелает. Коли не сам, то и не поверил бы: с делами поперёд отъезда справился за один день. Весьма помог Рамос с оформлением визы и путевыми советами. Хотя, было видно, что делает он это исключительно долга ради, без охоты, да мне-то в том какая печаль? Главное, что ещё до вечера я отзвонился Рамосу касательно полёта, заказал такси в аэропорт к ночному рейсу на Лондон, после чего позвонил Ирине.
   – Привет, солнышко!
   – Привет, Старх! У тебя что-то случилось?
   – С чего ты взяла?
   – Голос у тебя какой-то не такой.
   Разве? Хотя она, конечно, права: с чего ему быть таким?
   – Ира, я сегодня ночью улетаю в Рагвай.
   Молчит. Переваривает услышанное.
   – Катя погибла.
   Мой голос предательски дрогнул, а та сторона откликнулась криком умирающей чайки:
   – Как?!
   Не уверен, что ещё в каком-нибудь языке есть столь многогранный отклик на ошеломляющее известие. Это и «как же так?», и «как это случилось?», и «горе-то какое!», и много ещё чего. Я из всего предложенного многообразия выбрал одно.
   – Не знаю. Потому и лечу, чтобы во всём разобраться.
   В возникшей паузе легко читался незаданный вопрос. Отвечу как есть:
   – Конечно, помчался бы!
   – Ты о чём?
   – Ты ведь думаешь, помчался бы я на край света, случись что с тобой – нет?
   – Нет… То есть да… Старх, не надо угадывать мысли.
   Значит, всё-таки угадал, хотя в данном случае это было совсем не трудно.
   – Хорошо, не буду. А попросить тебя присмотреть за Сергеем можно?
   – Конечно, о чём ты говоришь!
   Искренность в её голосе – бальзам моей душе. Всё сделает, как надо. Теперь за Сергея можно не волноваться. Без внимания его не оставят.
   – Ребятам о случившемся сообщи сама, и насчёт Сергея тоже. Моя просьба и их касается.
   – Всё сделаю, не беспокойся.
   – Уже перестал. Из пансионата Сергея с вами, конечно, не отпустят, но на территории пообщаться дадут. И не говорите никому о смерти Кати, ни Сергею, ни руководству пансионата. Насчёт денег…
   – Забудь! Мы с ребятами, слава богу, не бедные.
   Вот и всё. Можно собирать чемоданы.
   – Спасибо, солнышко, до встречи, целую!
   – И я тебя. Береги себя, Старх.
* * *
   Почти сутки в воздухе. Никогда не считал себя слабаком, а тут, поди ж ты, подустал изрядно. Нет худа без добра – я не про Катю, про усталость – посмотрю, как она выглядит, обратная сторона Земли. По аэропортам шиш что определишь: та же хрень, что и по нашу сторону экватора. Хочется на улицу. Покидаю зону контроля и устремляюсь к толпе встречающих. Насчёт толпы я, пожалуй, загнул. Стоят несколько господ и чинно ожидают своей порции прилетевших. Среди них одна одиноко стоящая дама. Не знаю, почему, но стрелка внутреннего компаса сразу указала на неё. Не спеша приближаюсь, краем глаза отслеживая обстановку: вдруг не она, вдруг кто другой? Под лёгким деловым костюмом изящество фигуры не скроешь, и под тёмными очками в пол-лица красоты не спрячешь. Делает шаг навстречу, руку протягивает по-мужски.
   – Здравствуйте, Старх!
   Осторожно пожимаю протянутую длань и так, на всякий случай, отмечаю: ладошка-то крепкая.
   – Здравствуйте, Светлана!
   – Это все ваши вещи? – кивает на пристроившийся за мной чемодан на колёсиках.
   – Все.
   – Тогда пошли. – Поворачивается и направляется, надо полагать, в сторону выхода. Я и чемодан следуем за ней.
   В такой последовательности мы вскоре дотопали до авто. Хорошая тачка. Представительский седан в комплекте с шофёром. Располагаемся с комфортом: я и Светлана на заднем сидении, чемодан в багажнике.
   – Сейчас в гостиницу, я сняла для вас номер. Завтра утром выезжаем в Рансьон.
   – Как скажете.
   Возможно, ответ излишне лаконичен, но что я могу к нему добавить? Хотел спросить, что есть Рансьон, но вовремя вспомнил, что в этом городе жила Катя. Жила… Приутихшая боль вновь сдавила грудь. Говорить о пустяках не хочется. Говорить о важном моя спутница считает несвоевременным, иначе почему она тоже молчит? От нечего делать смотрю в окно. Город как город… хотя появись я в нём при других обстоятельствах, может, считал бы иначе. И номер в гостинице как номер. И не угодишь на меня никак. Так никто вроде и не пытается, да и я здесь не за тем. Время позднее… может сходить поужинать? Стук в дверь. Открываю. Это ужин сам ко мне пришёл. Официант вкатывает столик на колёсиках, следом в номер входит Светлана. Стою в сторонке – чего путаться под ногами? Столик к дивану, халдею чаевые, судя по его довольному лицу, щедрые, мне улыбка.
   – Вы не возражаете? – кивает на столик.
   А если возражу, то что, укатишь? Но говорю, конечно, иное:
   – Не возражаю. Спасибо за заботу и… сколько я вам должен за ужин и гостиницу?
   Опускается в кресло, небрежным жестом отмахивается от вопроса.
   – Не сейчас. У нас ещё столько общих дел впереди. Покончим со всеми, тогда и посчитаемся.
   А вот это уже интересно. Какие такие у нас общие дела? В мысли врывается слегка насмешливый голосок:
   – Так и будете стоять? Присаживайтесь, в ногах правды нет.
   Спохватываюсь и прикасаюсь к дивану тем местом, где, по мнению гостьи, правды предостаточно. Беру со столика бутылку, разливаю по бокалам вино, предлагаю:
   – Пьём не чокаясь.
   Разливаю по второй.
   – А теперь можно и за знакомство.
   Не знаю, как еда на вкус, но пахнет аппетитно. Хмм… Да и на вкус ничего. В отличие от меня, Светлана клюёт, как птичка, и как она же щебечет. Слушаю внимательно. Отбрасываю лишнее и уже известное, остальное впитываю как губка. Кончили синхронно, я – есть и слушать, она – говорить. Промокаю салфеткой губы.
   – Спасибо за ужин. Всё было очень вкусно.
   Смотрю на гостью. Кивает головой в ответ на благодарность, но явно ждёт ещё чего-то. Не сегодня.
   – Извините, Светлана, но сейчас я к разговору не готов. Мне надо обдумать услышанное.
   Понимающе кивает, встаёт.
   – Спокойной ночи, Старх.
   – Спокойной ночи, Светлана.
   С чего бы ему быть – покою-то? Кто это сказал: «Покой нам только снится!»? Тютчев – нет? Нет, это сказал Блок. Насколько это действует в отношении меня, узнаю, когда засну. А пока воссоединю то, что узнал от Светланы, с тем, что знал до этого. Выходит, конечно, хреново, но не до такой степени, чтобы убивать. Эрго: либо Светлана что-то от меня скрыла, либо сама не всё знает. А не попробовать ли мне заснуть? Смотри-ка ты, получилось…
* * *
   Никакой покой мне, конечно, не приснился, но, всё равно, с утра чувствовал я себя значительно лучше, чем прошедшим днём. Когда мы вновь расположились на заднем сидении, Светлана, одним движением изящного пальчика, создала между нами и водилой преграду в виде стеклянной перегородки. Ну и правильно: парню надо за дорогой следить, а не чужие разговоры слушать. Ну-с, пожалуй, начнём!
   – Светлана, вы, давеча, говорили, что Рансьон отсюда километрах в трёхстах. Полагаю, этот монстр нас часа за четыре домчит – нет?
   – Нет, часов за пять с небольшим.
   – Что так?
   – Тут не везде асфальт. Нам треть пути по грунтовке пылить.
   «Чудеса, да и только! Стоило лететь на край света, чтобы наступить на те же грабли», – это я про вторую российскую беду. Мысль показалась мне настолько удачной, что я не преминул поделиться ей со Светланой. Моя спутница грустно усмехнулась:
   – Дороги здесь пусть и не везде асфальтированные, зато достаточно ровные. На них хоть и не разгонишься, но и колдобины пересчитывать не приходится. – Видимо, заметив на моём челе тень разочарования, Светлана поспешила меня успокоить: – Зато тут первой беды с избытком.
   – Дураков что ли? – догадался я.
   – Их, родимых…
   Сказано это было с такой глубокой интонацией, что у меня невольно вырвалось:
   – Эк они вас достали!
   – Да меня тут всё достало! – всплеск энергии едва не отбросил меня к дверке салона. – Никак не могу избавиться от ощущения, что хожу вниз головой. Постоянно юбку придержать хочется. Вы знаете, Старх, а у нас тут сейчас весна! В сентябре – весна. Господи, зачем мне в сентябре весна? Мне листики опавшие поворошить хочется, тонкими льдинками с утра похрустеть. Старх, голубчик, как я соскучилась по снегу!